Текст книги "Золото и мишура"
Автор книги: Фред Стюарт
Жанры:
Семейная сага
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 43 страниц)
Annotation
Пять поколений гордого и честолюбивого калифорнийского семейства Коллингвуд предстают перед нами на страницах романа, охватывающего полтора столетия, начиная с 1848 года и вплоть до новейшего времени. Богатство – благословение и проклятие этой семьи.
В престижном Принстонском университете Фред Стюарт изучал историю, и она стала не просто фоном его неподражаемых саг – документальные события неотделимы в них от событий вымышленных, а «правда жизни» дополняет богатое воображение писателя, автора популярных бестселлеров «Век» и «Остров Эллис».
Фред Стюарт
Пролог
Часть I
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава Десятая
Часть II
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Часть III
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Часть IV
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Часть V
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Эпилог
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
Фред Стюарт
Золото и мишура
Моей любимой жене Джоан, которую никогда не покидала надежда, а также моей прабабушке Эмме Буш, которая в прошлом веке приехала в Америку из Германии.
Хотел бы поблагодарить замечательных сотрудников Нью-Йоркской общественной библиотеки, которые очень помогли мне в процессе работы над этой книгой.
Пролог
Золото глупцов – цена всего на свете
– Звонили Пасселтвэйты, приглашают приехать завтра в Марбеллу, – сказал Ги де Ламбер, входя в ванную комнату апартаментов парижского отеля «Ритц». – Я им сказал, что мы с удовольствием приедем.
Его жена, американка Клаудиа Коллингвуд де Ламбер, уставилась из ванны на мужа:
– Но ты ведь терпеть не можешь Марбеллу, – сказала она, – и как будто не очень-то жалуешь Пасселтвэйтов. Сам всегда говорил, что этот Родни – настоящий зануда.
– Это так, но ведь Марго тебе нравится. И кроме того, ты давно уже не покидала замок, а у нас ведь годовщина. Вот я и подумал, что можно будет несколько дней поразвлечься. Марго говорит, есть десятичасовой рейс из Орли в Малагу, она встретит нас в аэропорту.
– Прежде чем давать согласие, не худо было бы и со мной посоветоваться, – сказала Клаудиа, в приятном голосе которой сейчас прозвучали металлические нотки.
Ее муж посмотрел на часы.
– Тебе следует поторопиться. Столик заказан на восемь, – напомнил он, выходя из ванной.
– Ги!
– Что?
Клаудиа была раздражена его странным спокойствием, однако раздражения еще недостаточно, чтобы начать ссору.
– Ничего, – вздохнула она.
Он улыбнулся жене:
– Знаешь, ты все такая же красивая, как и два года назад, в тот день, когда я тебя встретил.
«Да и ты все так же привлекателен, черт бы тебя побрал!» – подумала Клаудиа, когда муж вышел из ванной. Она явно была ему для чего-то нужна, но для чего? То, что Ги принял приглашение в Марбеллу, было столь же необычно, как и то, что он снял для себя и жены апартаменты в «Ритце» стоимостью тысяча долларов в сутки. Происходило что-то странное, но Клаудиа решительно не понимала что именно. Она даже подумала над тем, не суждено ли второй годовщине их свадьбы стать также и последней. Хотя ее все еще чертовски привлекал этот красивый француз, но в глубине души она знала, что любовь уходит из ее сердца почти так же быстро, как и пришла. Клаудиа провела мыльной губкой по рукам, ощутила запах пены фирмы «Эрмес» и припомнила тот восхитительный день двухлетней давности.
Она тогда ездила по западной Франции – фотографировала замки в департаменте Приморская Шаранта – и однажды наткнулась на крошечное изящное строение, фасадом обращенное в сторону реки Шаранты. То был поистине замок из сказки – с настоящей круглой башенкой, увенчанной крышей в виде ведьминого колпака. Перед фасадом размещался огороженный стеной дворик, ворота которого были открыты. Отъехав немного, Клаудиа припарковала под каштаном взятый напрокат «пежо», повесила на плечо свой верный «Никон» и направилась к воротам. Во дворе замка садовник пропалывал на клумбе бархатцы, ослепительно пылавшие в лучах августовского солнца.
– Извините, пожалуйста, – сказала на своем вполне сносном французском Клаудиа, остановившись за спиной садовника. – Не скажете ли мне название этого замка?
Когда садовник распрямился и повернулся к ней, она почувствовала, как у нее екнуло сердце и зачастил пульс. Мужчина выглядел точно так, как подобает выглядеть голливудскому красавчику-герою.
– Вы американка? – спросил он по-английски, чем немало ее удивил, поскольку в этой сельской глуши умеющие говорить по-английски французы встречались не чаще, чем иностранные туристы.
– Да…
Его загорелое лицо расплылось в улыбке.
– Мне нравятся американцы.
– А мне нравятся французы. Не могли бы вы сказать мне название этого замка? – повторила она свой вопрос.
– Шато де Субиз.
– А владельца здесь нет поблизости? Я делаю снимки для книги по французской архитектуре, а замок мне так понравился, что я хотела бы получить разрешение сфотографировать его.
Садовник, волосы которого были иссиня-черными и густыми, улыбнулся:
– Я даю вам разрешение. А кроме того, приглашаю вас на ланч.
– Это очень любезно с вашей стороны, однако мне действительно хотелось бы спросить владельца…
– Позвольте представиться. Я Ги Октав де Ламбер, граф де Субиз.
– Ох, Боже мой! Я-то подумала, что вы садовник.
– А я и есть садовник, кроме всего прочего. Итак, как насчет ланча? Извините за банальность, но когда я вижу прекрасную блондинку-американку, то обычно думаю: «Ага, она, должно быть, из Флориды».
– А вот и нет, я из Калифорнии.
– Видите, сам не знаю, что говорю…
Клаудиа вылезла из ванны и надела белый махровый купальный халат.
Все было так необыкновенно романтично: она, как девчонка, втюрилась в него с первого взгляда. Они прошли внутрь замка, где Мари-Клод, полная пожилая женщина, которая прислуживала «мсье графу» с первого дня его рождения, приготовила и подала им ланч. Все было простым и чрезвычайно восхитительным: мидии в сладком масляном соусе с луком-шалот, шафраном и белым вином; какой-то хитро приготовленный салат, а также бутылочка «грав». Обедали они в прохладной столовой, где были высокие потолки и старинная мебель, причем отдельные предметы мебели, как заметила Клаудиа, имели весьма неказистый вид. Стрельчатые окна выходили на задний дворик и берег Шаранты, где росли ивы и лесные цветы. Граф рассказывал о своих виноградниках и коньяке, которыми особенно гордился. Клаудиа слушала его мягкий голос с приятным французским акцентом – граф целый год проучился в Рагби, одной из девяти старейших и наиболее привилегированных мужских частных школ Великобритании, – и потягивала вино, чувствуя блаженство и легкую дремоту. Когда он предложил Клаудии провести несколько дней в замке, чтобы «получше узнать регион», она без колебаний приняла предложение.
Неделю спустя Клаудиа позвонила в Калифорнию своему отцу, Спенсеру Коллингвуду.
– Папочка, как говорят в самолетах, пристегни ремень.
– А что случилось?
– Я решила сделаться французской графиней.
– Кем?!
– Он самый потрясающий парень на свете! Его зовут Ги, он граф де Субиз. У него коньячный завод, и вообще я прямо-таки с ума по нему схожу. Мы женимся через неделю, так что тебе нужно будет вылететь не мешкая…
– Погоди, – обогнув половину земного шара, долетел до нее мощный отцовский голос. – Он что же, гоняется за твоими деньгами?
– Он даже и не догадывается о том, что они у меня вообще имеются.
– А кем же ты ему представилась?
– Дочкой фермера.
– Фермера?! Но ты хоть сказала ему, что «ферма» – не больше не меньше, как «Калафия Ранч», самое, черт побери, большое частное ранчо в целой Калифорнии?
– Нет, не сказала. Ведь в кои-то веки кто-то влюбился именно в меня, старую дурнушку Клаудиу, а вовсе не в Клаудиу де Мейер Коллингвуд.
– И вовсе ты не «старая дурнушка Клаудиа», во всяком случае, ты таковая ничуть не больше, чем я – «старый дурак Спенсер». И ради Бога, когда же ты наконец повзрослеешь? У тебя есть определенные обязанности передо мной и ранчо.
– Папуля! – Она хотела закричать, однако заставила себя сохранять спокойствие. Спенсер Коллингвуд был отшельником и жил один на сотнях квадратных миль ранчо «Калафия», что в округе Ориндж; единственной его настоящей страстью были гонки спортивных автомобилей. Он был эксцентричным, с тяжелым характером человеком, который в штыки принимал все новое и норовил спрятаться от него в своих холмах. – Ты ведь знаешь, папуля, что я человек ответственный и люблю ранчо. Но мне очень важно найти человека, который бы полюбил меня, а не наследство Коллингвудов. Как только церемония бракосочетания закончится, ты сможешь ему сказать все, что хочешь.
– Клаудиа, детка, я люблю тебя, но, поверь, ты рассуждаешь совсем как маленькая девочка. Ну хорошо, выходи за этого своего чертова француза. В конце концов, это твое личное дело. Но если он вдруг окажется прохиндеем, после не приходи ко мне плакаться в жилетку. Сколько хоть у него земли?
– Акров сорок примерно. И это одна из лучших земель в коньячной провинции.
– Что?! Паршивые сорок акров? Боже праведный! Ты должна будешь унаследовать в Калифорнии целое королевство, а выходишь замуж за какого-то жалкого винодела с сорока акрами! Господи, я совершенно тебя не понимаю. Моя дочь – и вдруг ведет себя как какая-то хиппи! Тебе остается надеть лишь на себя пластмассовую бижутерию и начать лаять на луну.
– Но, папуля, это же так легко понять: я влю-би-лась!
– Влюби-илась… – с непередаваемой интонацией протянул он. – Отсюда как раз все семейные проблемы: бабы никак не могут без того, чтобы не влюбляться, черт их побери!
Любовь… Усевшись перед ванной на высокий стул, Клаудиа принялась расчесывать и сушить волосы. Она хорошо помнила венчание в небольшой, грубой кладки часовне в Субизе. Затем был медовый месяц на Ривьере, в «Вуаль д'Ор», что в Сен-Жан Кап Ферра, – целая неделя, в течение которой они занимались только любовью, греблей, теннисом и много купались. В первую неделю сентября они вернулись в замок, чтобы дождаться исключительно важного для виноделов сбора урожая винограда.
Именно тогда волшебная сказка оказалась впервые омрачена грубой реальностью. Ги совсем не вдохновило известие, что его молодая жена, оказывается, наследница миллионного состояния. Он возмутился и даже обиделся. Именно из-за денег произошел их первый скандал. Клаудиа хотела приобрести для себя «мерседес», однако Ги воспротивился, сказав, что эти автомобили слишком дорогие. Когда Клаудиа продолжала настаивать, он взорвался и обругал ее «чертовски испорченной богатой американкой», и она не забыла это ругательство. А кроме того оказалось, что Ги – типичный фаллократ – так французы называют мужчин-шовинистов, не считающих женщин людьми. Сама Клаудиа не была радикальной феминисткой, но ведь как-никак она родилась и выросла в Калифорнии, а значит, привыкла к тому, что ее воспринимают наравне с мужчинами. Но скоро Клаудиа выяснила, что в глазах Ги жена была чем угодно, только не ровней своему мужу. Она вышла замуж за человека, у которого, оказывается, были взгляды столетней давности – если не еще более отдаленных исторических времен.
Хуже того было то, что с некоторых пор Клаудиа начала подозревать, что свой виноград и свои вина муж любит едва ли не больше, чем собственную жену. Виноградарство было страстью Ги де Ламбера, а жизнь в крошечном замке по веками заведенному распорядку полностью поглощала его. Для Клаудии подобная жизнь была тоской смертной. Возможно, было бы лучше, если бы у нее были дети, однако Ги сказал, что пока не хочет ничего подобного. В итоге у Клаудии не было никакой цели в жизни. Она начала даже задумываться, а не был ли в конечном счете прав ее папаша, не получилось ли так, что она отказалась от королевства в Калифорнии ради сорока затрапезных акров в зачуханном уголке Бордо? Она частенько думала о своей семье, вся история которой была столь тесно связана с историей Калифорнии, особенно часто думала она о своей прапрабабушке – легендарной Эмме де Мейер. Эмма без ума влюбилась в Арчера Коллингвуда – так же как Клаудиа влюбилась в Ги, – однако Эмма никогда и ни за что бы не согласилась играть у винодела вторую скрипку.
Тряхнув взъерошенными кудряшками, Клаудиа с ненавистью взглянула на безобразную гримасу, отраженную зеркалом. Неделю назад что-то случилось, что-то загадочное и довольно-таки пугающее. Вернувшись домой со своего винного заводика, Ги сообщил ей, что прошлой ночью какие-то вандалы вломились туда и уничтожили пятьдесят огромных емкостей с коньяком. Не украли, а именно уничтожили: разбили бутылки о цементный пол подвала. Полиция не имела ни малейшего представления, кто бы мог сотворить подобное, столь бессмысленное и грубое. Не знал этого и Ги… Во всяком случае, он вел себя так, словно не имел ни малейшего понятия на сей счет. Однако же Клаудиа заметила, что чуть ли не в одночасье муж изменился. За ужином его руки дрожали, а когда она попыталась завести с ним об этом разговор, Ги демонстративно сменил тему. Клаудиа была абсолютно уверена, что муж всерьез чем-то напуган. Еще более укрепилась она в этой мысли, когда он предложил отметить годовщину их свадьбы в отеле «Ритц», что было совершенно непохоже на Ги, который был отменным жмотом. А теперь еще и эта поездка в Марбеллу…
– Дорогая, нам следует поторопиться, – сказал он, сунув голову в ванную комнату. – Я не хочу опаздывать.
– Иду, иду. – Клаудиа поднялась из ванны, вытерлась и стала одеваться. Нет, все-таки явно за кулисами что-то происходило, что-то зловещее и непонятное.
И прекрасная блондинка, она же наследница крупнейшего калифорнийского состояния, внезапно почувствовала угрозу, исходившую от этой неопределенности.
– Только не думай, будто Марбелла состоит сплошь из солнца и наслаждений, – сказала Марго Пасселтвэйт. – Тут немало всякого рода подводных течений, есть и большая проблема с наркотиками, – продолжала она, легко управляя своим белым «феррари», который летел в курортный городок, расположенный на южном побережье Испании. – Однако в целом здесь прямо-таки восхитительно. Около четырех миллионов одних только помешанных на сексе туристов разбредаются по ночам в различные дискотеки. Сексуально озабоченные европейские знаменитости и арабские миллиардеры еще более электризуют здешнюю атмосферу. Сегодня вечером мы с Родни отвезем вас в «Марбелла-клуб», и вы сами все увидите. По сравнению с этим падение Римской империи – детская забава.
– Погляди-ка на эти отвратительные туши! – вечером того же дня воскликнула Марго, когда вместе с Родни помогала Клаудии и ее мужу протиснуться через толпу в «Марбелла-клубе». Было сильно накурено, а музыка гремела оглушительно, как у парней в негритянских кварталах; загорелые блондинки с драгоценностями на шее, мужчины с золотыми цепочками на груди тусовались меж небольших круглых столиков, уставленных бутылками диетической кока-колы и шотландского виски. – Сейчас тут полный набор знаменитостей: поистине рай для европейской швали. Ох, прости, Клаудиа, я совсем забыла, что после замужества ты сделалась частью этого мира.
– Не думаю, что «европейская шваль» – подходящее определение для моей жены и для меня, кстати, тоже, – сказал Ги, чье отвращение к чете Пасселтвэйтов в эту самую минуту стало еще более очевидным.
– Ги, миленький, я же так люблю тебя, – сказала Марго, – но, право же, у тебя чувства юмора нет ни капли. В титулах нет ничего плохого, даже напротив. Я, например, обожаю титулы!
– Весомый титул может даже обеспечить скидку в дорогом магазине, – сказал Родни, раздавшийся мужчина с песочными волосами и розовыми щеками, который в настоящее время служил в Марбелле представителем одной из крупнейших лондонских биржевых фирм. – А в писчебумажном магазине так и вообще всякий титул звучит бесподобно.
– Родни очень глубокомыслен, – заметила Марго. – Он в жизни всегда пытается отыскать глубинную правду.
С противоположной стороны зала на них смотрели двое мужчин. Один из них – высокий и сухощавый, с выразительным лицом и седыми, зачесанными назад волосами. Он был одет в блейзер, на нагрудном кармане которого был вышит миниатюрный флажок с цветами его яхты; на нем была также хлопчатобумажная с распахнутым воротником спортивного покроя рубашка белого цвета и белые слаксы, на ногах – белые матерчатые туфли без носков. Второй мужчина – с черной, мефистофельского типа бородкой и длинными усами, концы которых были закручены вверх. В глазнице у него был зажат монокль, а из расстегнутого воротника рубашки выглядывали две золотые цепи; в петлицу белого костюма был вдет красный цветок. Второго мужчину звали дон Хайме де Мора-и-Арагон, он приходился братом бельгийской королеве и был в курсе всех сплетен, которые ходили по Марбелле.
– Графиня де Субиз, – сказал он, показывая на Клаудиу. – Она наследница огромного калифорнийского ранчо.
– Да, я в курсе… – ответил Найджел Синклер, виконт Нортфилд.
К удивлению дона Хайме, Найджел тотчас двинулся через весь зал. Неужели он оказался столь же осведомлен, как и сам дон Хайме?
– Во-он там – видишь? – Гунилла фон Бисмарк, – говорила тем временем Марго, обращаясь к Клаудии и указывая на только что вошедшую в зал золотоволосую красавицу в блестящем, плотно облегающем платье. – Она бывает решительно во всех местах, достойных того, чтобы там бывать. Брат ее, принц Фердинанд, владеет клубом «Марбелла Хилл»… О Боже, лорд Нортфилд идет сюда!
– Что за лорд Нортфилд?
– Вот что значит похоронить себя в дремучем лесу, дорогая, и не высовывать оттуда носа. Лорд Нортфилд не больше не меньше как третий по богатству человек в мире, у него вторая по размерам яхта, или, может быть, наоборот: второй и третья? Я вечно путаю. Ладно, потом… – прошептала она, видя, что Найджел приближается к их столику.
Родни вскочил со стула и протянул руку, обнажив в улыбке отвратительные зубы.
– Найджел, старина, – сказал он, пользуясь тем, что был знаком с Нортфилдом еще с оксфордских студенческих времен. – Ты знаком с четой де Субиз?
– Ну разумеется. Здравствуйте, Ги.
Клаудиа была несколько удивлена, увидев, что муж пожимает руку англичанину. Выдавив улыбку, Ги вежливо ответил на приветствие, после чего лорд Нортфилд был представлен Клаудии. Седовласый виконт поцеловал ей руку и своими голубыми глазами пронзительно глянул в ее зеленые глаза.
– Давно мечтал познакомиться с вами, – сказал он. – Я слышал, что вы самая прекрасная графиня в Шаранте-Маритим, а теперь, увидев вас воочию, могу свидетельствовать, что это воистину так. Ги, вы позволите мне потанцевать с вашей супругой?
– Разумеется, нет.
– А вы, Клаудиа?
– Буду весьма рада.
Лорд Нортфилд прошел с нею к отведенному для танцев битком забитому месту, обнял ее и притянул к себе – главным образом из-за тесноты. Множество глаз устремились на них. Найджел был на полголовы выше Клаудии, и они очень хорошо смотрелись вместе. Клаудиа была одета в короткое черное платье от Мартина Ситбо, молодого парижского модельера, который ей очень нравился. Светлые волосы щекотали ей обнаженную спину, когда они медленно кружились под музыку. Единственной драгоценностью на Клаудии были золотые клипсы в виде морских раковин.
– Вы в курсе, что я рос на ранчо «Калафия»? – спросил он.
– В самом деле? Странно, однако, поскольку именно там росла и я, но никогда вас там не видела.
– Я рос там в мечтах, – улыбнулся он. – Еще мальчишкой я вместе с отцом одна за другой поменял около полудюжины стран. Его вечно выгоняли то с одной работы, то с другой, а иногда он и сам становился банкротом. Как бы то ни было, я рос с ощущением бездомности, а когда пришло время и я начал читать книги про американский Запад – в особенности про Калифорнию, – впечатление, произведенное на меня этими рассказами, оказалось настолько сильным, что мысленно я именно там и поселился. Ну, а поскольку вашей семье не понаслышке известно многое – и «золотая лихорадка», и стычки между старателями, – можете считать, что я читал именно о семействах де Мейеров и Коллингвудов. Это так захватывающе!
– Я польщена, спасибо. А где вы познакомились с моим мужем?
– С Ги? Так я же вкладываю деньги и в производство коньяка. Кроме того, у меня сеть отелей в различных курортных местах, и для своих отелей я собственноручно отбираю сорта вин – исключительно самые лучшие. Я закупил большую партию коньяка «Субиз» и встретился с вашим мужем на его винном заводе.
– Жаль, что он никогда не приглашал вас в замок.
– Да, и мне тоже жаль, особенно теперь, когда я познакомился с вами. Однако все эти упущения прошлых времен могут быть исправлены. Завтра я на яхте отправлюсь в трехдневный круиз. Мы пойдем в Танжер, затем пройдем немного вдоль африканского побережья. На борту будут интересные люди. Вы не хотели бы вместе с Ги составить нам компанию?
Клаудиа услышала сигнал опасности: было во всем этом нечто странное. Хотя, с другой стороны, ей нравилось учтивое обхождение лорда, нравилась твердость его руки, которую Клаудиа ощущала на спине, приятен был и неброский запах одеколона «Пеналигон». Но она чувствовала также, что у Найджела натура хищника, тигра. Хотя, разумеется, один из богатейших людей в мире не может быть размазней.
– Видите ли, мы остановились у Пасселтвэйтов… – задумчиво сказала она.
– О, Родни и Марго тоже поедут с нами. Ведь Родни – мой биржевой маклер, да будет вам известно. Один из маклеров, правильнее сказать. Мы – старинные школьные приятели.
– Если только Ги согласится, я буду в восторге.
– Отлично. Будем считать, что все решено. Мы шикарно проведем время.
– Но я же сказала: если Ги согласится…
– Да, я слышал.
Ее еще тогда удивил тот факт, что почему-то с самого начала он был уверен, что Ги согласится.
На следующий день на виллу приехал белый «роллс-ройс» Найджела, в котором они и отправились в Пуэрто-Банус, соседний с Марбеллой залив. Когда автомобиль остановился возле белой, немыслимых размеров яхты, Клаудиа, выйдя из «роллса», задрала голову, чтобы как следует оглядеть эту громадную игрушку. Богатством ее, конечно, не удивишь, но даже ее отец никогда и мечтать не мог о столь экстравагантном способе вложения капитала. Четверо членов экипажа яхты поспешили по трапу вниз, чтобы поднять на борт багаж. Солнце, висевшее над Средиземным морем, нещадно жгло пассажиров, которые взбирались на безупречно чистую, сделанную из тикового дерева главную палубу, где светловолосый офицер в белой униформе приветственно отсалютовал гостям.
– Добро пожаловать на «Калисту», – сказал он с явным немецким акцентом. – Я покажу вам ваши каюты.
Он повел их на корму мимо белоснежной сверкающей крыши навеса. Залив был густо усеян различными яхтами, многие из которых имели более сотни футов в длину, однако и на их фоне «Калиста» казалась настолько большой, что как бы принадлежала уже к другому, нежели яхты, классу судов. Клаудиа прикинула, что длина ее никак не меньше двухсот футов. Над головой, на верхней палубе, стоял закрепленный вертолет, а палубная надстройка ощетинилась самым современным радаром и навигационным спутниковым устройством «Ком-Сат». Одна только эта электроника должна была стоить целое состояние.
Послышался отдаленный шум, который быстро нарастал. Марго показала в море на мужскую фигурку, которая стремительно неслась в направлении яхты на «реактивных лыжах».
– Наш хозяин, – сказала она. – На завтрак Найджел ест специальные высокоактивные сорта хлопьев, чтобы увеличивалась спортивная потенция. Кроме всего прочего, он очень увлекается игрой в теннис и как-то раз заплатил Бьёрну Боргу пятьдесят тысяч долларов, чтобы сразиться с маэстро на корте, причем тогда же он выделил еще пятьдесят тысяч – на благотворительные нужды.
– И что же, он победил? – спросила Клаудиа.
– Нет, разумеется, однако получил возможность говорить, что был побежден самим Бьёрном Боргом. В наши дни имеет значение, с кем именно ты играешь на корте.
«Реактивные лыжи» рокотали, словно мощная циркулярная пила. Подплыв поближе, Найджел помахал гостям рукой.
– Скажи, а откуда у него деньги? – спросила Клаудиа.
– Себя он величает предпринимателем, – ответил Родни, который против желания был потрясен окружавшей его роскошью и потому чувствовал себя несколько скованно, – хотя другие зачастую называют его пиратом. Он покупает компании задешево…
– А продает втридорога?
– Поначалу он именно так и поступал. Однако со временем начал модернизировать купленные предприятия, делая их более прибыльными. Через его руки столько разных компаний прошло! Конечно, многие его терпеть не могут, однако едва ли кто может отказать ему в коммерческом таланте. Он дает кучу денег тори, вот, собственно, почему миссис Тэтчер устроила ему титул. Но деньги – еще не все, она вообще обожает его.
– А он женат?
– Трижды, – сказала Марго. – Нынешняя его жена – леди Калиста Гасконь, дочь маркиза Шалфона.
– А как ты познакомился с ним, Ги? – как бы между прочим поинтересовалась Клаудиа.
– Мы познакомились еще в Рагби, – ответил он.
«Врет, – подумала она, – они даже не догадались скоординировать свои ответы: Найджел сказал, будто они встретились на винном заводе. Почему же тогда он врет мне, своей жене?»
– Что происходит? – спросила Клаудиа мужа в тот же вечер, когда они шли по палубе, направляясь в главный салон яхты. Судно отчалило от берега вскоре после ланча, взяв курс на африканское побережье; Клаудиа могла видеть, как изящный нос яхты разрезает волны.
– Что ты имеешь в виду под этим «что происходит»? – вопросом на вопрос ответил Ги.
– Почему мы здесь? Ведь совершенно очевидно, что тебе ненавистна Марбелла, ты терпеть не можешь Пасселтвэйтов, и тем не менее мы приехали к ним. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется Найджел и приглашает нас к себе на яхту. Не могу поверить, будто все это лишь цепь случайностей. Что же в таком случае происходит?
– Понятия не имею, о чем это ты говоришь?
– Неправда, ты все прекрасно понимаешь! Ты лжешь мне, Ги, я нутром чувствую это! И этой ложью я сыта уже по горло, черт побери!
Тут она увидела еще нескольких человек, также приглашенных Найджелом в круиз, которые направлялись в ее сторону. Билли Чинга с супругой они уже видели за обеденным столом. Билли был восточного облика мужчиной из Гонконга, занимавшим пост президента Южно-Китайского банка. Жена его, красавица по имени Перфюм, была одной из ведущих китайских кинозвезд. Во время ланча Перфюм, как бы между прочим, обмолвилась, что в год на одни только тряпки у нее уходит до полумиллиона долларов.
– Из-за того что Средиземное море загрязняется все больше, – сказал Найджел, когда все расселись в столовой, где был кондиционированный воздух, – рыбакам все труднее становится ловить зубатку. Но, на мой взгляд, их усилия все-таки окупаются сторицей. Думаю, лучше этой рыбы в целом свете не сыщешь.
– Лучшая рыба – это акула, – заявила Перфюм, сидевшая по левую руку от Найджела, если, разумеется, тут можно употребить глагол «сидела», ибо пышное черно-красное с воздушной юбкой платье от Лакруа более соответствовало бы, применительно к Перфюм, слову «восседала». На женщине было потрясающе красивое бриллиантовое колье с изумрудами и в тон этому колье сережки, которые ярко вспыхивали в свете свечей. Черная челка закрывала лоб и заканчивалась у миндалевидных глаз красавицы, которые смотрели сейчас через стол на Клаудиу. Английский, на котором объяснялась китаянка, несколько раздражал. – Мне нравится ваше платье, – сказала она. – Это от Армани, так ведь?
– Да.
– Хорошенькое. И вы сами хорошенькая. Как много вы платите для платье?
Марго сдержанно прыснула, отчего Клаудиа почувствовала некоторое неудобство.
– Могу лишь сказать, что оно вовсе не дешевое.
– Могу спорить, вы платите, может быть, даже три тысячи, – как ни в чем не бывало продолжала Перфюм. – Вы знаете, сколько я заплатило за это от Лакруа? Двадцать пять тысяч баксов. А тут вот кое-кто говорит, что такие пышные юбки уже не носят. Но не думайте, будто бы у меня крыша съехала. Не думаете?
– Вы, должно быть, очень богаты? – спросила Марго.
– Ну конечно! Я много богатая, но не очень. Вот Билли, богатейший человек в Гонконге, вот уж кто действительно много богатый.
Сидевший справа от Клаудии Билли что-то пробурчал по-китайски, в ответ на что Перфюм лишь пожала плечами.
– Билли сейчас сказать мне, что говорить о деньгах за столом – это есть дурной тон, – сказала она так, будто переведенное на английский это замечание никакого отношения к ней самой не имеет. – Билли сам очень вульгарен, потому как только про деньги и говорит. Сколько стоит тот, сколько стоит это, сколько заколачивает в год такой-то и так далее. Деньги правят миром, так почему же не поговорить про них? Деньги – самая интересная тема для беседы, за исключением, может быть, секса. А может, даже более интересная, чем секс, как знать.
Одетые в белые кители официанты-камбоджийцы внесли серебряные подносы, на которых лежало поджаренное филе зубатки, пересыпанное сладким фенхелем. Положив несколько кусочков себе на тарелку, Билли улыбнулся жене.
– А знаешь, Перфюм, ты становишься утомительной.
Во время ланча Клаудиу удивил его безукоризненный английский, на котором говорят разве что представители высших слоев. Она также обратила внимание на его умение держаться за столом, на его безупречно сшитый пиджак и запонки, изготовленные из золота и ляпис-лазури.
Перфюм пожала плечами.
– Это ты так думаешь, хотя я уверена, что всем остальным очень даже нравится. Пятьдесят лет назад никто не говорить о сексе, а сейчас всякий норовить обсуждать разное такое. Почему бы не поступать в отношении денег подобным образом? Когда я бывать в Нью-Йорк, они там все ни о чем ином и не разговаривать.
– Разговор этот мне напоминает определение Оскара Уайльда, кто такой «циник», – заметила Клаудиа.
– Вот именно, – согласилась леди Калиста, жена Найджела. Это была высокая, привлекательная блондинка, одетая в черное платье, которое при свете свечей разбрызгивало вокруг радужные переливы. – Циник знает цену всему и ничего не ценит. Я совершенно согласна с вами, графиня. Если уж мы не можем держать некоторыевещи при себе, то ничто не препятствует тому, чтобы все мы, подобно друидам, начали танцевать голыми при луне. Если, конечно, друиды танцевали голыми.
