Текст книги "Золото и мишура"

Автор книги: Фред Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 43 страниц)

Глава пятая

Закончив чистить зубы у себя дома на Рексфорд-Драйв, что в Беверли-Хиллз, Джил Амстер пошел в спальню и забрался в постель, где уже лежала его жена, Венди Фэрфакс, которая сохранила девичью фамилию для своих колонок городских сплетен в «Клэрион».

– Боже, как я устал, – сказал Джил. – Три ночи слежки за Джоэлом Коллингвудом вымотали меня до предела.

– И что ты намерен делать, Джил? – нервно спросила Венди.

– Девушку звали Эллен Басби, убийство, скорее всего, произошло сегодня около четырех утра. Между прочим, она тоже представлялась всем как кинозвезда. Поскольку Джоэл выехал из дома в три часа, так что вполне возможно, что именно он убил эту девушку. Кроме того, он собирает маски, Ни первое, ни второе не доказывает, что именно он – убийца, но все же утром я непременно расскажу обо всем полиции.

– Нет! – едва не закричала Венди.

– Дорогая, я ведь не могу один следить за Джоэлом Коллингвудом. У меня своя работа, так что пускай полиция сама наблюдает за его домом.

– Я так и знала, что это случится. Теперь я готова вырвать себе язык за то, что рассказала тебе про эти маски у него в доме!

– Что ты имеешь в виду?

– После того как я тебе рассказала, то поняла, что ты ничего не сможешь сообщить полиции о Джоэле Коллингвуде. Во-первых, возможно, убийца не он. Но главное – он наследник Кертиса Коллингвуда, а когда Кертис Коллингвуд узнает, что именно ты сообщил полиции о его сыночке – а он рано или поздно это узнает, – то выгонит с работы нас обоих. Но еще хуже то, что он наверняка позаботится о том, чтобы нас с тобой не взяли ни в одну другую газету. Поверь, Коллингвуд может быть очень безжалостным. И ни ты, ни я не сумеем найти себе работу.

Джил недоуменно уставился на нее.

– Детка, мы же говорим о том, что совершено убийство!Так что забудь о том, что может случиться с нашей работой…

– Нет! Я не собираюсь забывать о работе! Я у Кертиса Коллингвуда на хорошем счету, он платит мне тридцать пять тысяч в год, а это чертовски хорошие деньги! И кроме того, со мной начинают считаться в этом городе. И я вовсе не намерена ставить все это под угрозу, распространяя слухи о его сынке.

– Но Венди, я же репортер!

– А кроме того муж и отец! Главная наша обязанность – наши дети. Так что позабудь, пожалуйста, все, что я рассказала тебе о масках Джоэла Коллингвуда. Вообще позабудь, что есть такой Джоэл Коллингвуд. И держись подальше от полиции…

– Ушам своим не верю…

– А ты поверь.

– Ты просишь меня наплевать на принципы, которые я всегда исповедовал как репортер и как гражданин.

– Забудь о них! Джил, нам с тобой удалось неплохо устроиться в этой жизни. У нас работа, которая кормит и доставляет нам удовольствие, у нас великолепный дом, две красивые дочери. Нам не по зубам тягаться с Коллингвудами! Они слишком могущественны. – Она выключила ночник. – И закончим этот разговор. – Венди повернулась к мужу спиной.

– Нет же, мы не закончим разговор.

– Джил, ты любишь меня?

– Конечно люблю.

– А наших детей ты любишь?

– Конечно, но…

– Вот поэтому и закончим разговор. Ни в какую полицию ты завтра не пойдешь.

– Такие, как ты, и губят эту страну, – сердито воскликнул муж. – Вы позволяете таким семействам, как Коллингвуды, всегда и всюду выходить сухими из воды, даже если речь идет об убийстве. В данном случае – буквально. И все потому, что вы их чертовски боитесь.

– Да, черт тебя подери, ты прав, я их боюсь. А если эта страна тебе не по нраву, нечего голосовать за Гувера.

– Я скорее проголосую за Ленина, чем за Гувера!

– Ну и голосуй за Ленина, но только выключи свой ночник.

Джил смерил ее взглядом, хотел было сказать что-то, но передумал и, протянув руку, выключил ночник со своей стороны. Однако он настолько устал, что не смог сразу заснуть. Он понимал, что по-своему Венди права, но в этом деле были затронуты его принципы, а отказаться от этих принципов он не мог.

Или мог?

Дикси Давенпорт сидела на кожаном диване в приемной Джоэла Коллингвуда и размышляла о том, не пришло ли время разразиться той самой судьбоносной молнии, о которой она мечтала еще с тех пор, когда, будучи десятилетней девчонкой, увидела свой первый в жизни кинофильм. Когда Уиллард Корнелл сказал ей, что Джоэл рассматривает ее кандидатуру на роль Жанны д'Арк, поначалу она решила, что это какая-то глупая шутка. Но позднее со студии «Коллингвуд» по телефону ей сообщили, чтобы Дикси была на следующий день в десять утра в приемной Коллингвуда. Был ли то сон, тот самый сон, о котором мечтали чуть ли не все смазливые девушки во всей Америке, или она и вправду сидит в приемной голливудского продюсера?

– Мистер Коллингвуд ждет вас, – сказала высокая секретарша в юбке «в горошек», появившись из-за двери шефа. Дикси поднялась, нервно одернула юбку своего белого платья. Какой-то внутренний голос сказал ей, что обязательно следует на эту встречу надеть белое. Белое – это цвет невесты, цвет девственности, возможно, даже цвет французских святых.

Дикси ступила в кабинет Джоэла, окна которого выходили на бульвар Санта-Моника. Студия, выстроенная в ублюдочном миссионерском стиле, как и многие другие здания Лос-Анджелеса, имела оштукатуренные стены с внешней стороны, однако изнутри эти стены были украшены грубой тяжеловесной лепниной. На этих стенах висели в рамках большие фотографии кинозвезд, которые снимались в предыдущих фильмах Джоэла. Но Дикси сейчас даже и не взглянула на эти фотографии. Она смотрела только на продюсера. Джоэл обошел свой большой стол, устремив срой взгляд на блондинку в белом платье.

– Мисс Давенпорт? Меня зовут Джоэл Коллингвуд.

– Привет.

Он пожал ей руку.

– Присаживайтесь, пожалуйста, Дикси. Чашечку кофе?

– Нет, спасибо. Я бы выпила коки, если у вас есть такая.

Джоэл сделал знак секретарше, которая безмолвно удалилась. Затем он усадил Дикси на стул перед столом, после чего вновь возвратился на свое место, глядя на нее.

– Расскажите мне о себе, Дикси. Между прочим, это ваше настоящее имя?

– Нет, я его придумала.

– А ваше настоящее имя?

– Оно такое ужасное.

– И все же мне хотелось бы узнать его.

– Беула Снодграсс. Теперь убедились?

– Гм… Я понимаю, почему вы сменили его. А родом вы откуда?

– Кентукки. Отец владеет бензозаправочной станцией в небольшом городишке под названием Пайн-Гроув. Это недалеко от Луисвилля. Он…

– Да?

Дикси закусила губу.

– Он пьяница и… Впрочем, я не должна так о нем говорить.

– Почему?

– Когда мне позвонили от вас, я решила срочно придумать себе приличную биографию, чтобы вы не подумали, будто имеете дело с какой-нибудь дешевкой. Ведь у вас такая семья…

– И в моей семье были всякие люди. Например, был грабитель банка, проститутка была, а уж про убийц я и не говорю. Так что не стыдитесь своей семьи, Дикси. Она не может быть много хуже моей.

Она удивленно взглянула на него.

– Забавно, – сказала она. – Я думала, предстоит разговор с большущей «шишкой», а вы совсем не такой.

Джоэл едва заметно улыбнулся.

– А я не хочу быть «большущей шишкой».

Мисс Берд принесла кока-колу и подала ее Дикси, после чего сразу же вышла.

– Да, так вы начали рассказывать о своем отце, Дикси.

– Мы очень бедствовали. Ужасно. Мама умерла, когда мне было десять лет, и тогда отец… словом, каждый раз, когда он напивался, то становился прямо-таки невозможным и бил меня почем зря. Он проделывал со мною и другие штуки.

– Какие, например?

Она нахмурилась.

– Я бы не хотела говорить об этом. Как бы там ни было, но все было так безобразно, что с тех самых пор, как помню себя, я всегда спрашивала себя: «Почему именно я? За что мне выпало такое наказание? Почему в моей жизни нет ничего хорошего? Ни красивого платья, вообще ничего». Затем я открыла для себя кино, и вдруг в моей жизни появилось нечто прекрасное.

– И тогда вы решили приехать в Голливуд?

Она глотнула кока-колы.

– О, не сразу. Но всякий раз, глядя на себя в зеркало, я говорила: «Ты хорошенькая, так почему бы тебе не поехать туда, где столько много хорошеньких женщин и симпатичных мужчин?» И вот наконец… – И снова она остановилась как бы в нерешительности.

– Наконец – что?

– Ох, мистер Коллингвуд, я не должна рассказывать вам такое! Вы подумаете…

– Подумаю, что вы честная девушка, которая сумела рассказать мне всю правду о себе. Дикси, это может быть очень важным для нас обоих.

В ее голубых глазах появились слезы, когда она взглянула на Джоэла.

– Однажды ночью отец напился, завалился ко мне в спальню и… в общем, он попытался заняться со мной любовью. Мой собственный отец! Именно тогда я и решила уйти из дома.

«Врет как по-писаному, – подумал Джоэл. – К ее сексуальным достоинствам следует, таким образом, приплюсовать и незаурядную способность вживаться в образ…»

Раскрыв сумочку, она вытащила платок и промокнула глаза.

– Ну вот, теперь вы знаете, какая я, а это не очень-то приятно. Но я так хочу, мистер Коллингвуд, чтобы в моей жизни были красивые вещи: красивые наряды, красивые авто, красивые дома, потому что все в моей прежней жизни было исключительно безобразным.

– Вы можете сейчас не поверить, Дикси, – тихо сказал он, – но мое детство тоже было безобразным, и я часто так же вот мечтал о красивом. Так что, может быть, мы с вами сможем вместе творить эту красоту.

Он поднялся.

– Первое, что я хочу сделать, это получить несколько ваших первоклассных фотографий. Я передам вас моему главному специалисту по макияжу, Эрни Лоусону, и моему костюмеру Берту Карновски. Они подготовят вас для фотосъемки сегодня же. Все приготовления и сама съемка займут много времени, и вы можете подумать, что все это напрасная суета, но, поверьте мне, хорошие, профессионально сделанные фотографии значат очень много. У меня есть лучший в этом городе фотограф, он придет фотографировать вас. Его зовут Джордж Эванс, и…

Дальше она уже не слышала. Ей хотелось взвыть. Она-то, дура, сидела тут, расписывала свое детство, стараясь придерживаться некоторой правды. Сейчас у нее было такое ощущение, что вокруг сверкают молнии, и каждая может ударить со страшной силой. Дикси могла бы сказать, что произвела на Джоэла Коллингвуда благоприятное впечатление – и вот…

Теперь все может рухнуть, потому что из всех лос-анджелесских фотографов Джоэл выбрал именно того человека, который снимал ее нагишом.

В жизни не доводилось ей видеть таких прекрасных нарядов. Почти час Эрни Лоусон делал ей макияж, и Эрни сказал ей, что нечасто ему доводилось работать с лицами, которые требовали столь небольшого его участия. Еще час – и волосы ее приобрели такой вид, какого она и представить себе не могла: с пробором посредине, расчесанные на стороны, концы загнуты внутрь, что сделало ее поистине пленительной. В костюмерной Берт Карновски вместе с костюмершей перебрали не одну дюжину платьев, пока нашли расшитое серебром светлосерое вечернее платье с широкой юбкой и глубоким декольте. Платье отлично подошло к фигуре, но все же Бренда стянула его тесьмой на спине.

А потом Дикси предстала перед Джорджем Эвансом.

Высокий сухопарый мужчина с добродушным лицом и каштановыми волосами, он смотрел, как само совершенство приближалось к объективу его фотокамеры, и думал: «Где же видел ее?»

– Джордж, это Дикси Давенпорт, – представил ее Берт. – Джоэлу нужны ее первоклассные снимки.

Фотограф и модель уставились друг на друга. Теперь он знал, кто перед ним.

– Как поживаете, мисс Давенпорт?

Дикси многозначительно улыбнулась ему.

– Отлично.

– Это платье совершенно преобразило вас. Ну и ну. Берт, тебе не хочется оставить нас одних?

– Ухожу, ухожу…

– Ну-с, Трикси…

– Дикси.

– О, да, прошу меня простить, конечно же, Дикси. Я не хочу использовать никакую бутафорию, – он чуть заметно улыбнулся, – виноградные гроздья, например. – Глаза ее расширились от ужаса. – Я просто хочу сосредоточиться на вашем лице. Не зря ведь в Голливуде бытует поговорка, что лицо – это главный капитал. Хотя, случается, фотографируют и другие части тела… – Он сделал паузу и дождался, когда Берт убрался наконец из комнаты. – Итак, Дикси, с тех пор, как мы виделись в последний раз, ты проделала длинный путь. Сам Джоэл Коллингвуд! Ты вполне можешь сорвать большой куш.

– У тебя до сих пор хранятся те фотки? – прошептала она.

– О да. Мне они так нравятся, что я запрошу за них очень высокую цену. Очень высокую. И я даже думаю, что теперь цена на них поднимется еще выше.

– Сколько?

– Если тебе нужны негативы, они обойдутся в целое состояние.

– Но у меня нет больше денег.

– Знаю. Но они есть у Джоэла Коллингвуда. Так что давай пока не будем говорить о цене. В конце концов, если он не даст тебе роль, фотографии не будут стоить дорого, так ведь? Но если он даст тебе роль – если Дикси Давенпорт сыграет Жанну д'Арк, – ну и смеху же будет! Тогда фотографии будут стоить целое состояние. Так что подождем. А пока что в наших же с тобой интересах сделать шикарные снимки. Так что постарайся. Очень постарайся. Это тебе уже не фотки с виноградом.

Когда на следующий день Джоэл разглядывал принесенные ему фотографии, сердце его отчаянно колотилось. Она была ослепительна. Ему было все равно, откуда она родом, какое у нее было в действительности детство. Тот факт, что она вышла из грязи и что ее папаша пытался изнасиловать ее, лишь оттенял красоту этой девушку. Ведь и Жанна д'Арк была крестьянкой, и она ходила босиком по грязи в Домреми, а ее уши слышали голоса ангелов. Босые же ножки Дикси шлепали по мазуту бензозаправочной станции небольшого городка. Дикси Давенпорт – нужно непременно сменить это идиотское имя – должна быть превращена им в символ красоты. У него достанет денег и влияния для того, чтобы сотворить идеальную женщину, безусловную кинозвезду.

Наконец-то у Джоэла Коллингвуда появилась живая кукла, с которой он мог играть.

Красавица Шарлотта Коллингвуд, сестра Джоэла по отцу, аккуратнейшим образом срезала верхушку яйца, которое варилось ровно три минуты.

– Кто такая эта Лаура Лорд, которую Джоэл привел с собой на церемонию моего обручения? – спросила она родителей. Все они сейчас сидели в столовой особняка в Берлингаме.

– А я знаю, – хихикнула младшая сестра Шарлотты Фиона. – Я читала о ней в колонке, что ведет Венди Фэрфакс. Это счастливая находка Джоэла, актриса, которую нашли на роль Жанны д'Арк. Я и фотографию ее видела. Она такая сексуальная!

– Фиона! Что еще за ужасное слово! – сказала мать.

– Да, мамусик, но это именно так. А ты все еще пребываешь в каменном веке. Ничего плохого в слове «сексуальная» нет. Все вокруг произносят его.

– Ты – не «все», дорогая.

– Понимаю. – Фиона тяжело вздохнула. – Я – Коллингвуд. Скука, скука и скука.

– Фиона, – сказал отец, – если тебе так уж наскучила твоя семья, я буду счастлив перестать содержать тебя.

Фиона, красавица-брюнетка, красотой пошедшая в мать, закатила глаза.

– О черт… Беру свои слова обратно. Все равно, как вы думаете, эта самая Лаура Лорд – подружка Джоэла.

– Венди Фэрфакс сказала Дексу Грею, – сообщил Кертис, намазывая на тост поверх масла джем «Оксфорд», в то время как слуга наливал ему кофе, – что прежде ее звали Дикси Давенпорт.

Фиона взвизгнула от смеха.

– Ой, не могу! Просто чудо! Дик-си Да-вен-порт! Такая дешевка, невероятно!

– Мамуля, она будет вести себя так и на моем вечере? – спросила Шарлотта.

Алисия бросила на мужа озабоченный взгляд.

– Я очень надеюсь, что такого не произойдет.

– Джоэл тратит на нее кучу денег, – сказал Кертис. – Нанял ей преподавателя по вокалу, преподавателя по дикции. Он даже нанял старую актрису-англичанку, которая обучает эту женщину светским манерам. Так что в один прекрасный день все мы сможем удивиться.

– О, она непременно будет настоящей ле-э-ди, – хихикнула Фиона.

– Уж этот мне Голливуд, – презрительно сказала Алисия, помешивая кофе. – Все сходят с ума по фильмам, но, если хотите знать мое мнение, эти фильмы губят мораль этой страны.

– Ой, мамуля, ты такая старомодная! – сказала Фиона. – Мне тоже хотелось бы стать кинозвездой. Как ты думаешь, Джоэл дал бы мне роль в каком-нибудь из своих фильмов?

– Только через мой труп! – отрезал Кертис. – Достаточно и того, что один ребенок в нашей семье уже пошел в этот киношный бизнес.

– А как ты думаешь, этот новый фильм Джоэла окажется сексуальным?

– О Жанне д'Арк? – уточнила мать. – Едва ли.

– Беда фильмов Джоэла в том, что они недостаточно сексуальны, – продолжала Фиона. – Эта Флоренс Найтингейл и картина про нее! Скука, и скука.

– Беда фильмов Джоэла в том, – вздохнул отец, – что это пустая трата денег.

Глава шестая

В свои шестьдесят два миссис Белгрейв представляла собой импозантную даму старой школы. Ей доводилось играть на лондонской сцене с сэром Генри Ирвингом, первым актером за всю историю английского театра, получившим титул баронета. Миссис Белгрейв по сей день носила платья до колен в стиле Королевы Марий и, как и ее британская монархия, держала себя с подчеркнутым достоинством.

– Ну так вот, моя дорогая, – сказала она новоявленной Лауре Лорд, – когда поднимаете чашечку с чаем, поднимайте также и блюдечко. Вот так.

Они сидели в звукозаписывающей студии «В» на студии «Коллингвуд», а перед ними на ящике из-под апельсинов стоял чайный поднос. Когда миссис Белгрейв приподнимала свою чашку и блюдце, Лаура (которая так для себя и не определила, нравится ли ей классическое имя «Лаура» больше, нежели «Дикси», и это несмотря на то, что новое имя для нее придумал сам Джоэл) в точности повторяла все движения своей наставницы.

– Очень хорошо. И мы будем помнить о том, что ни в коем случае нельзя отставлять пальчик в сторону. Это считается ужасно вульгарным и показывает, что как бы мы там ни притворялись, а вышли мы вовсе не из лучших слоев общества.

– Миссис Белгрейв, но и я вовсе не из лучших слоев, – со вздохом произнесла Лаура, которую занятия по этикету утомляли сверх всякой меры. – У моего отца бензозаправочная станция.

– Это не имеет никакого значения, дорогая моя. Мистер Коллингвуд хочет сделать так, чтобы вы чувствовали себя свободно в любой обстановке, и именно поэтому он обратился за помощью ко мне. Я научу вас таким вещам, которые люди из высших слоев впитывают с молоком матери. А теперь повторим утреннее задание. Мы с вами находимся на званом обеде. Лакей – или официант, что также может быть – приносит рыбное блюдо. Благодарим ли мы лакея?

– Мм… н-нет.

– А почему нет, прошу объяснить.

– Потому что его услуги нужно принимать как само собой разумеющееся, а хорошие слуги должны быть невидимыми. Знаете, это для вас может прозвучать отвратительно, миссис Белгрейв, но, по-моему, ужасно ничего не сказать, а просто принять во внимание, будто бедняги вовсе не существует. Не слишком-то это демократично.

– Знаете, моя дорогая, демократия не имеет ничего общего с удачными зваными обедами. И опять же: должны ли мы употреблять такое словечко, как «бедняга»? Это весьма непривлекательное слово.

Лаура вздохнула, подавив в себе желание громко сказать: «Дерьмо!» – слово, которое наверняка повергнет миссис Белгрейв в глубокий нокаут.

И занятие продолжалось.

Она продолжала изучать и запоминать все, чему Джоэл хотел научить ее. Она сознавала, что он пытался сделать из нее кого-то, какую-то леди, каковой Лаура вовсе не была. Но она понимала, что для нее это было бы весьма неплохо, если, конечно, она действительно станет кинозвездой. Она прочитала достаточно журналов для кинозрителей, чтобы знать, что кинозвезды с их мировой популярностью и умопомрачительными гонорарами вне зависимости от того, откуда они родом, делались новой элитой Лос-Анджелеса. По мере того как век двадцатый приближался к четвертому своему десятилетию, индустрия развлечений становилась все более важной в жизни людей; кинозвезды приобретали такой престиж, который лет пятьдесят назад был прерогативой титанов индустрии.

Но Лаура еще не была кинозвездой, и эти уроки этикета были похожи на сани, едущие впереди лошади. И тем не менее Джоэл настаивал на том, чтобы она продолжала брать эти уроки. Но зачем и почему – она на самом деле не понимала.

Она размышляла также над тем, начнет ли Джоэл когда-нибудь приставать к ней или не начнет. Ей бы этого весьма хотелось. К ее собственному удивлению, она теперь находила костлявого, похожего в очках на сову Джоэла Коллингвуда необычайно привлекательным…

– Я так нервничаю, – говорила она три дня спустя, усаживаясь рядом с Джоэлом в его голубой «мерседес». Они собрались ехать по автостраде «Пасифик Коуст» в Сан-Франциско.

– А вот это совершенно незачем, – сказал он, обеими руками берясь за рулевое колесо. – Моя семья – немного старомодная, но все они милые люди. Сама увидишь. Сейчас давай-ка просмотрим список действующих лиц. Имя моей приемной матери?..

– Алисия. Урожденная Алисия Лопес, она кузина вашего отца.

– Совершенно верно. А отец?

– Кертис Коллингвуд. Его отцом был Арчер Коллингвуд, погибший во время землетрясения вместе с вашими дедом и бабкой.

– Великолепно. А мои две наполовину родные сестры?

– Шарлотте двадцать два, она обручена с ее кузеном Алистером Бреттом. Фионе девятнадцать, учится в Вассаре.

– Браво. Остается еще мать Алистер, которая?..

– Это ваша тетушка Альма.

– Ты прекрасно разучила свою роль.

– А что, у богатых всегда женятся на кузинах?

Джоэл улыбнулся. Многие из тех замечаний, которые походя делала Лаура, казались ему весьма проницательными.

– Полагаю, что богатые люди предпочитают вращаться только в кругу себе подобных.

– А бедные вращаются в кругу себе подобных, потому что у них не очень-то большой выбор. Но когда бедняк женится на кузине, то у них появляются психически нездоровые дети.

– Что ж, много таких полудурков и в семьях богатых.

Некоторое время они ехали в тишине.

– Мистер Коллингвуд, можно вас спросить?

– Конечно. Только почему бы тебе не называть меня просто Джоэл.

– О'кей, Джоэл. Зачем ты везешь меня в такую даль, чтобы я познакомилась с твоей семьей?

– Мой отец никогда не испытывал особого энтузиазма по поводу того, что я кинопродюсер. Он договорился с редакторами своих газет, чтобы те писали обо мне так, словно я вовсе и не Коллингвуд. Это потому, что отец не желает слышать обвинений в фаворитизме, чтобы не было так, как у Уильяма Рэндолфа, газеты которого расхваливают все картины Мэрион Девис только потому, что она – его любовница. Признаюсь, что большинство рецензентов в отцовских газетах писали о моих фильмах более или менее положительно, но, думаю, это потому, что журналисты боятся быть выгнанными с работы, если напишут обо мне неодобрительно. Как бы там ни было, но Барри Маршалл намеревается организовать крупную рекламную кампанию с целью сделать тебя знаменитой по всей стране в качестве той девушки, которая будет играть Жанну д'Арк.

– Что?

– Я сказал, ты будешь играть Жанну д'Арк.

– О Господи! Это правда? Ты, наверное, меня разыгрываешь? Роль – моя?

– Да.

– О, у меня такое чувство, что я либо закричу, либо упаду в обморок, либо сделаю еще что-нибудь в этом роде. Но почему ты не рассказал мне об этом раньше?

– Я только что сделал это.

Она протянула руки, обняла его и расцеловала в обе щеки.

– Спасибо, спасибо, спасибо!!!

– Осторожнее, я ведь за рулем.

Она разжала объятия.

– В любом случае я хочу, чтобы отец познакомился с тобой и полюбил тебя, потому что надеюсь, что тогда он откажется от своей политики равного отношения к моим и чужим фильмам. Тогда нашу кампанию по раскрутке фильма поддержат все его двадцать девять газет, которые превратят имя Лауры Лорд в наиболее часто упоминаемое имя Америки после, разве что, Чарльза Линдберга.

– О, мистер Коллингвуд, это звучит так волнующе…

– Джоэл.

– Я и хотела сказать «Джоэл». – Она чарующе улыбнулась ему. – Ты единственный человек, который сделал мне столько добра, честно. Все прочие мужчины, которых мне доводилось знать, всего лишь пытались использовать меня, как используют вещь.

– Я тоже использую тебя, правда, на свой лад.

– И лад этот великолепен. О, Джоэл, ты самое замечательное, что когда-либо происходило в моей жизни.

И снова он замолчал, хотя она обратила внимание, что лицо его странным образом напряглось, как если бы в душе Джоэла разыгрывался некий шторм. Затем в своей обычной, мягкой манере он сказал:

– Я хочу познакомить тебя с семьей также потому, что когда-нибудь ты можешь стать членом нашей семьи.

Ее переполнила радость, что Джоэл дал ей роль Жанны д'Арк. Однако эта радость была ничто по сравнению с ураганом чувств, нахлынувших на нее от предположения, что в один прекрасный день она может стать миссис Джоэл Коллингвуд, одной из богатейших в Америке женщин. Так вот для чего понадобились занятия этикетом, постановка голоса, бесконечные усилия сделать Лауру во всех отношениях безупречной, для чего визажисты и парикмахеры часами держали ее в кресле? Неужели Джоэл делал из нее не только кинозвезду, но и свою будущую жену? Жену, которую он представлял в своих мечтах?

– Не знаю, что и сказать, – прошептала она.

– Ничего и не нужно говорить.

Беула Снодграсс из Пайн-Гроув, штат Кентукки, смотрела на пролетающую мимо береговую линию Калифорнии.

Но не видела ни берега, ни воды; перед глазами мелькали галактики звезд… Самый затаенный сон, самая невероятная мечта начинали сбываться.

Оркестр Реда Чартера исполнял «Он любит – она любит», новый хит из последнего мюзикла Гершвина «Смешная мордашка», в котором главные роли исполняли Фред и Адель Асторы. Под эту музыку изысканнейшая публика Сан-Франциско скользила в танце на импровизированной танцплощадке, устроенной в огромном палаточном павильоне в желтую и белую полосу; сам же павильон был установлен на задней лужайке коллингвудского поместья. Для освещения вокруг павильона были установлены двенадцать высоких столбов со светильниками; наверху каждого были огромные бело-пурпурные цветы, выращенные на десяти акрах разбитого Алисией сада. На столах, покрытых белоснежными скатертями, в специальных лампах горели свечи. Около столов стояли в полной готовности полсотни официантов, чтобы ровно в десять часов начать накрывать ужин из семи блюд. Был мягкий осенний вечер, месяц висел над заливом Сан-Франциско, являясь как бы завершающим штрихом этого романтического вечера.

– Как замечательно жить в наше время. – Шарлотта Коллингвуд вздохнула, опустив голову на грудь жениха, и они продолжали танцевать под мечтательную музыку. – Похоже, я самая счастливая девушка в мире.

– А я самый счастливый в мире парень, – сказал Алистер Бретт, старший сын Альмы и Себастьяна Бретта. – Ты сегодня восхитительно выглядишь, Шарлотта.

– Как же тут не выглядеть восхитительно, если ты влюблен в меня, а я в тебя? И мне так нравится колечко!

Она вновь взглянула на полученное по случаю помолвки кольцо с бирманским рубином в окружении бриллиантов, которое Алистер купил в ювелирном магазине «Феликс де Мейер»: семье до сих пор принадлежал этот магазин. Невеста была в бледно-голубом платье от «Шанель». Это платье также было приобретено в крупнейшем универсальном магазине «Де Мейер и Кинсолвинг», который по-прежнему располагался на Юнион-сквер, хотя полвека минуло с тех пор, когда Эмма выстроила его.

Алистер, приятной наружности молодой человек с типично англо-саксонской длинной челюстью, заметил, как из дома на террасу вышла какая-то пара.

– А вот и мамочка, – с выражением легкого неудовольствия в голосе сказал он. – Она и Филипп. Боже, как все это неловко!

– Дорогуша, ты не должен испытывать никакой неловкости. Тетя Альма любит молоденьких мужчин, и всем это давно известно.

– Да, но кто же заставляет ее выходить за них замуж? Это отвратительно, такое чувство, что она покупает их. Ему двадцать четыре, тогда как ей уже практически шестьдесят.

– Не дай Бог она услышит тебя. Все равно, он такой симпатичный, и, кроме того, у него есть какой-то французский титул. Так что тут не из-за чего испытывать неловкость. Если уж непременно хочешь почувствовать себя неловко, подожди, пока приедет Лаура Лорд, в девичестве Дикси Давенпорт.

– Знаешь, а мне хочется увидеть ее. Вот только где они?

– Она и Джоэл остановились в городе в «Марке Хопкинсе», так что могут немного и припоздниться.

– Если она такая же красивая, как на фотографиях, то она действительно сногсшибательная.

Шарлотта подозрительно посмотрела на жениха.

– Не слишком-то интересуйся ею. Сегодня я – единственная твоя девушка, помнишь?

– Мне нравится, когда ты ревнуешь, – улыбнулся он.

Маркиза де Рошфор, прежде известная как Альма Коллингвуд Бретт, курила папиросу через длинный тонкий черный мундштук и с террасы обозревала прием. Альма, говорившая, что ей пятьдесят (истинный ее возраст держался в строжайшем секрете), была одета сейчас в платье от Вионне с косым декольте; этот свой наряд она приобрела во время ежегодного наезда в Париж. На шее у нее красовались четыре нитки розового бирманского жемчуга и еще одна нитка настоящего черного жемчуга с острова Таити. Все они были скреплены застежкой с бриллиантами и изумрудом; этот изумруд-кабошон, бывший ее любимым камнем, удалось извлечь из-под развалин на Ноб-Хилл после землетрясения. Из всех драгоценностей Эммы после разрушительного землетрясения 1906 года уцелели только украшения, находившиеся в стальном сейфе. Вместе с половиной бабушкиных ювелирных украшений Альма унаследовала от бабки и пылкую любовь к драгоценностям. У Альмы в настоящее время была одна из лучших в Америке коллекций ювелирных изделий, которую для пущей безопасности при оформлении страховки оценили в пятьдесят миллионов долларов. Шестью бриллиантовыми браслетами, сделанными в стиле «арт-деко», которые были сейчас на одной руке, и четырьмя браслетами на другой, Альма демонстрировала всем и каждому свою глубокую страсть к драгоценностям.

– Великолепный выдался вечер, как раз для гостей, – сказала она, когда к ней на террасу поднялись Кертис и Алисия. Алисия была одета в хорошенькое красное шелковое платье от Лавена, на ней было ожерелье из бриллиантов и рубинов – то самое, которое Кертис подарил ей на десятилетие их свадьбы. – И Шарлотта выглядит великолепно.

– Да, они – очень симпатичная молодая пара, – согласилась Алисия, – Мы так рады.

– А где же Джоэл со своей девкой? – спросила Альма, в то время как ее пятый супруг Филипп, маркиз де Рошфор, пришел с двумя бокалами шампанского в руках.

– Должны прибыть с минуты на минуту, – сказал Кертис.

– Думаю, что это moche ^[44]со стороны Джоэла привозить сюда всяких голливудских бродяжек, зная, что у нас прием по случаю обручения его сестры. Благодарю тебя, дорогой мой… – Взяв у Филиппа шампанское, Альма не заметила, как муж поморщился при его французском слове, употребленном вместо сленгового английского «мерзко». – Хотя Джоэл у нас мастер по части удивительных выходок, что и говорить. Про таких людей говорят «марширует под собственный барабан».