Текст книги "Персидские юмористические и сатирические рассказы"
Автор книги: Феридун Тонкабони
Соавторы: Аббас Пахлаван,Голамхосейн Саэди
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)
Хосроу ШАХАНИ
Ураган
Как и большинство наших областей, каждая из которых имеет свои специфические особенности и приметы – плодородная, нефтеносная, золотоносная, нищенская, набожная и т. д.,– наш город был ветроносным.
Почти ежедневно с самого раннего утра над городом бушевал страшный ураган, налетавший с севера. К середине дня направление ветра менялось и на нас обрушивался настоящий смерч пыли, песка и всякой всячины. Круглый год проклятые ураганы неистовствовали в нашем городе, и естественно, что ни кустика, ни деревца здесь и в помине не было. Согласитесь, что жизнь в такой дыре была сущим адом.
Как-то вечером, спасаясь дома от очередного урагана, я решил написать письмо своему дорогому старому другу, живущему в Тегеране (любимое занятие большинства жителей провинции– переписка с друзьями и родными). В этом письме, в частности, я писал, что и врагу своему не пожелаю жить в городе, где царит беспросветный мрак и нечем дышать! Из-за этого проклятого урагана никто не решается приоткрыть глаза и посмотреть вокруг или раскрыть рот и промолвить что-нибудь… На другой же день я опустил письмо в ящик.
Прошло около недели. Как-то днем, когда я не решался выбраться из дому из-за урагана, ко мне зашёл один из моих приятелей. Я сразу же заметил, что он чем-то взволнован и расстроен.
Не дав мне и слова вымолвить, он набросился на меня:
– Ей-богу, за всю свою жизнь я не встречал человека более легкомысленного и беспечного, чем ты. Заперся в своей квартире и в ус не дуешь!
– А ты бы хотел, чтобы в этот ураган я стоял посреди площади?
– Вот когда запрут тебя в каталажку, тогда поймёшь, как здорово было бы стоять посреди площади! – возмущённо сказал он.
– Ну ладно, шутки в сторону, чай пить будешь? – не придавая значения его словам, спросил я.
– Да иди ты к дьяволу со своим чаем! – взорвался он.– Тысячу раз предупреждал тебя: прикуси свой болтливый язык! Держи его за зубами! Не болтай ерунды! Не послушался меня. Теперь пойди погляди, сколько шуму из-за тебя в городе!
– Из-за меня?
– А из-за кого же? Из-за меня, что ли?
Его возбуждение передалось мне. Видимо, действительно, что-то произошло, не зря же он так сильно взволнован. Но, с другой стороны, я ведь ничего предосудительного не делаю. Сижу себе тихо дома, заперев от страха перед ураганом окна и двери.
– А что же все-таки случилось? – спросил я.
– Что случилось?! Уполномоченные губернатора ходят по базару, собирают среди торговцев подписи и стряпают на тебя дело!
– Дело… на меня? А что я такого сделал?
– Подумай сам! Пораскинь мозгами! Что тебе, болван, за дело до того, какая погода в этом городе – беспросветный мрак кругом или яркое солнце?
Он произносил какие-то знакомые фразы. Где я слышал все это? Что бы это все могло значить?
– В чем, собственно, меня обвиняют?
– Знай, что составлена длиннющая петиция и все твои сограждане подписываются под ней. В ней говорится, что в нашем городе вообще никогда не дует ветер, что благодаря неустанным заботам господ губернатора, председателя муниципалитета и уважаемых начальников отделов наш город по своей чистоте и порядку не имеет себе равных. И тот, кто утверждает обратное,– предатель и враг. И все подписавшиеся требуют его немедленного привлечения к суду.
– То есть ты хочешь сказать, что все жители города требуют моего наказания?
– А что им остаётся делать? Мне самому тоже пришлось подписаться – другого выхода не было.
Я схватился за голову и стал мучительно думать, как найти выход из создавшегося положения.
– Ты где-нибудь о чем-нибудь болтал? – спросил мой друг.
– Нет! Разве в этом городе можно что-то болтать? Здесь от страха перед ураганом никто не решается рот раскрыть.
– Не писал ли ты кому-нибудь писем или открыток?
– Я постоянно пишу,– ответил я.– Но какое отношение имеет моя переписка к этим событиям?
– Не писал ли ты в этих письмах, что в городе свирепствует ураган, что жители задыхаются от пыли и песка?
– Да, в одном письме другу писал.
– Вот дурачок! Теперь сам расхлёбывай кашу, которую заварил. Это письмо как раз и попало в руки соответствующих органов, потом было переслано господину губернатору с требованием немедленного принятия мер. Теперь ты понимаешь, почему против тебя возбуждается дело?
– Что же ты мне посоветуешь? – дрожащим голосом спросил я.
– Не знаю, сам решай!
– Ну что же,– сказал я,– выходит, что, когда дует ветер, надо говорить, что ветра нет. Так, что ли?
На следующее утро за мной пришли двое в штатском и отвели к губернатору. Господин губернатор восседал во главе стола, по обе стороны от него разместились господа начальники полиции, жандармерии, отделов юстиции, финансов, просвещения, почты и телеграфа. Остальные руководители учреждений расположились здесь же, несколько поодаль от них… Присутствовали также наиболее уважаемые жители города. В комнате стояла гробовая тишина.
Господин губернатор жестом пригласил меня подойти поближе, вынул из папки какой-то листок и, протянув его мне, скомандовал:
– Возьми это письмо и прочитай его вслух!
Я узнал свой почерк. Это было письмо, посланное мной недавно другу. Как оно попало в руки соответствующих органов, для меня до сих пор остаётся загадкой. Я начал дрожащим голосом читать письмо и наконец дошёл до места, где было написано: «Не пожелаю и врагу своему жить в этом городе. Из-за этого проклятого урагана все ходят, зажмурив глаза, и никто не решается посмотреть вокруг или раскрыть рот и что-либо промолвить».
Тут господин губернатор подскочил и неистово закричал:
– Эй ты, такой-сякой! Скажи нам, кто только что читал вслух это письмо?
– Ваш покорный слуга,– ответил я.
– Как же ты смел, негодяй, утверждать, что в этом городе якобы никто не решается раскрыть рот?!
– Простите, господин.
– Что значит «простите»?! Скажи, ты видишь перед собой своих сограждан или ты слепой?!
– Вижу, господин.
– Как же ты смел, дурак, писать, что в этом городе никто не решается открыть глаза?!
– Простите, господин.
– Скажи на милость, здесь ветрено?
– Нет, господин… но…
– Что «но»?!
Я взглянул в окно. С улицы доносилось страшное завывание ветра, из-за пыли не было видно ни зги. Но в это время взгляд мой упал на начальника полиции, который от злости грыз свой длинный ус.
– Ну… говори же, что «но»?!
– Ничего, ваше превосходительство.
– Так ветрено или нет?!
– Нет, господин.
– Почему же ты написал, что у нас всегда бушует ветер?!
– Простите, ваше превосходительство. Больше никогда не буду писать никаких писем, господин… На этот раз простите меня, извините.
– Что?! После того как ты оклеветал всех нас, свёл на нет все наши заслуги, подорвал наш авторитет в глазах начальника, после всего этого изволишь просить прощения?!
Головы присутствующих закачались, словно у марионеток, подтверждая своё согласие с высказываниями господина губернатора.
– Ты видишь эту карту? – спросил губернатор, повернув свою короткую жирную шею в сторону висящей на стене карты.
– Вижу, господин.
– Как ты думаешь, что это за карта?
– Мне кажется, что это карта нашего города.
– Посмотри на неё внимательно и скажи, что ты там видишь по краям?
– По краям её нарисованы сосны, ели и другая растительность.
– А знаешь ли ты, что все это значит?
– Нет… Откуда же мне знать, ваше превосходительство?
– Это карта запланированных лесонасаждений. Они и должны будут преградить дорогу урагану. Понял ли ты это, дурак?
– Да, ваше превосходительство, понял.
– Ну а если ты все так хорошо понял, зачем же написал это письмо?
– По глупости, ваше превосходительство. Это я писал до разработки плана лесонасаждений.
Господин губернатор положил передо мной перо и бумагу.
– Изложи все это письменно! – скомандовал он.– «Наш город в результате неустанных забот господина губернатора и других ответственных лиц,– диктовал господин губернатор,– стал самым чистым, самым красивым городом земного шара. Благодаря усилиям вышеупомянутых господ вокруг города произведены зелёные насаждения и созданы специальные ветроотводные туннели. Поэтому здесь, кроме приятного весеннего дуновения, никаких ветров и ураганов не бывает».
– Написал?
– Да, господин.
– Теперь подпиши!
– Слушаюсь, господин!
– А теперь в присутствии всех господ и сограждан громким голосом повторяй за мной: «Долой предателей и подлых наймитов!»
– Долой предателей и подлых наймитов!
– Да здравствуют истинные попечители и отцы нашего города!
– …истинные попечители и отцы нашего города!
Затем господин губернатор, обратясь к секретарю собрания, продиктовал ему следующее решение собрания: «Поскольку обвиняемый при свидетелях признался в том, что письмо было написано им специально, чтобы опорочить перед лицом компетентных органов истинных благодетелей города, то в соответствии с пунктом «б» параграфа двенадцатого статьи 247 966 закона об ответственности за злостную клевету… но, учитывая чистосердечное раскаяние обвиняемого и применяя к нему максимум снисхождения, господа судьи постановили: обвиняемый в течение шести месяцев, три раза в день по часу, должен выкрикивать на центральной площади города лозунг: «Долой предателей!»
Меня охватило отчаяние. Комок подступил к горлу, и я не мог ни говорить, ни плакать. Судейская коллегия, а вслед за ней и я в сопровождении судебного представителя покинули зал. Оказавшись на улице, мы сразу же попали в такую песчано-пыльную бурю, что потеряли из виду друг друга. Ветер свистел и выл, не позволяя открыть веки и оглядеться вокруг. Мне хотелось кричать: «Господин губернатор, уважаемые судьи! Если это не ураган, что же это?»
Попутчик
…Не скажу точно, весной прошлого или позапрошлого года я ездил в священный город Мешхед, а когда собирался обратно, четверо моих друзей, у которых были дела в Тегеране, устроили так, что мы вместе отправились туда поездом… И вот впятером мы заняли шестиместное купе в надежде, что если к нам и подсядет шестой пассажир, то он тоже окажется человеком свойским и мы с ним поладим. От Аллаха не скроешь – не скрою я и от вас,– мои друзья в приятной, располагающей обстановке не откажутся пропустить рюмочку-другую. И вот поэтому накануне путешествия, чтобы не скучать в дороге, они купили две колоды карт и несколько бутылок водки. Как я ни увещевал их, что в общем купе пить не стоит, ведь шестой попутчик может вымазать неудовольствие, они не послушали меня. «Одно ясно,– сказали они,– шестым человеком не может оказаться женщина! Поскольку в железнодорожных кассах записывают, кому продают билеты, то уж они-то сообразят, что к пятерым мужчинам нельзя сажать женщину».
– А вдруг шестым окажется мулла в абе [57]57
Аба– верхняя одежда из грубой шерсти, род плаща или бурки.
[Закрыть]и тюрбане? – пытаясь наставить их на праведный путь, предостерёг я.– Плохи тогда наши дела.
– Не накличь беды,– ответили они.– Будем надеяться, что и шестой окажется своим парнем.
Короче говоря, за час до отправления поезда мы забросили в купе свои вещички и расположились в ожидании шестого пассажира.
Когда оставалось всего пять минут, в купе вошёл чистенький, аккуратненький хаджи-ага [58]58
Хаджи– почётный титул человека, совершившего паломничество (хадж) к мусульманским святыням; ставится перед собственным именем. Здесь – духовное лицо.
[Закрыть], с бритой головой и пышной бородой, в наинской [59]59
Наин– город в центре Ирана, славится своими тканями.
[Закрыть]абе, в башмаках с загнутыми носами, с чётками в руках. На нем была длинная белая рубашка навыпуск и чесучовые брюки. Глаза моих попутчиков округлились, а я злорадно усмехнулся.
– Моё вам почтение!– обратился вдруг Хасан к Резе. Реза, который был инициатором нашей затеи и до сих пор суетился больше всех, сразу как-то сник и обмяк, словно известь, на которую брызнули водой. Он мог предположить все что угодно, но уж никак не ожидал, что нашим попутчиком окажется такой аккуратненький, гладенький хаджи-ага. Реза, потеряв дар речи, впившись взглядом в святого старца, беспокойно ёрзал на кожаном сиденье. Он поклонился вошедшему, но тот, занятый размещением своих узелков под лавкой, не поднимая головы, очень сухо пробормотал что-то невнятное. Свернув вчетверо одеяло, он подложил его под себя и поудобнее устроился на сиденье. Через две-три минуты раздался звонок, и поезд медленно отошёл от станции.
Приятели поняли, что появление хаджи-аги разрушило все их планы. Каждый из них размышлял, как же выйти из неожиданной ситуации. Предстояло целые сутки провести со святошей, не смея взять в руки карты или промочить горло! Я-то отлично понимал, какая это будет пытка для моих друзей.
Поезд набрал скорость, и город остался позади. За все это время никто из нас не проронил ни слова.
Реза, затягиваясь сигаретой и поглядывая на хаджи, хотел было заговорить с ним и выяснить, что это за тип и есть ли надежда как-то расшевелить его, но физиономия хаджи была так угрюма и неприветлива, что Реза не осмелился раскрыть рот. В конце концов не выдержав, он протянул хаджи свой портсигар. Перебирая чётки, бормоча себе под нос молитву, хаджи отрицательно покачал головой. Ну и ну! Если в присутствии хаджи нельзя уж курить, то выпивать и играть в карты – тем более! Снова в нашем купе воцарилось молчание, и снова ага Реза нервно заёрзал на месте.
– Почтенный господин изволит направляться в Тегеран?– полюбопытствовал было Реза.
– Нет,– прозвучал сухой ответ.
Я понял, что хаджи не расположен к разговору, и подмигнул другу, чтобы тот оставил его в покое. При попутчике с таким лицом и геморроидальным характером из нашей-затеи ничего не выйдет, но Реза не сдавался.
– Как вас величают, горбан [60]60
Горбан– вежливая форма обращения к старшему.
[Закрыть]?
– Хаджи Сейид [61]61
Сейид– букв. «Потомок Пророка».
[Закрыть]Саадатолла [62]62
Саадатолла– букв. «Счастье Аллаха».
[Закрыть]. Разумеется, я несколько раз посетил священную Кербелу [63]63
Кербела– город в Ираке, место паломничества шиитов, представитетелей одного из основных направлений в мусульманстве. Посетивший Кербелу получает титул Кербелаи.
[Закрыть].
Реза взглянул на меня и повёл бровью, словно говоря: «Ну уж если ага не только хаджи, но и Потомок Пророка, и Счастье Аллаха и к тому же удостаивался чести быть в священных владениях Аллаха – все бесполезно». На сей раз воцарилось столь тягостное молчание, что до развилки Нишапур-Торбат [64]64
Нишапур и Торбат– города в провинции Хорасан на северо-востоке Ирана.
[Закрыть]никто не проронил ни слова. Когда подъехали к Нишапуру, Реза снова прервал молчание.
– Ага!..– обратился он ко мне.– Клянусь вашей головой, человеку простому не понять деяний великих людей! Наш Хайям каким был знаменитым учёным, прославленным поэтом, известным философом и несравненным математиком, но, увы, этого человека, несмотря на его гениальность, славу и величие, подвела слабость к вину. Не знаю, если бы Хайям не пил вина и не осквернял своего рта проклятым зельем, много бы он потерял?
Хаджи уставился на Резу, а тот, заметив, что святоша следит 1Л ним, начал ещё яростнее поносить Хайяма, заключая каждую фразу обращением к хаджи:
– Не так ли, уважаемый ага?
И уважаемый ага всякий раз согласно кивал головой. Реза наговорил столько дурного о вине и пьяницах, об Авиценне, Хайяме, Хафизе и других великих грешниках, что хаджи пришёл наконец в хорошее расположение духа и у него развязался язык, а Реза, улучив момент, начал превозносить хаджи до небес:
– Клянусь всеми святыми, что, когда вы вошли в наше купе, мы ожили. Вы даже не представляете себе, какое сияние исходит от вас и какое благородство таится в чертах вашего открытого лица.
Господин блаженно улыбнулся и скромно промолвил:
– Что вы, что вы… Не надо забывать, что это сияние исходит от веры и освещает лица истинных почитателей Аллаха.
Благосклонно приняв лесть, хаджи дал Резе хороший повод проявить своё искреннее расположение к нему.
– Извините, уважаемый ага, вы сказали, что едете не в Тегеран?
– Я еду в Шахруд [65]65
Шахруд– город на северо-востоке Ирана.
[Закрыть]. Четыре месяца назад я ездил на поклонение святым местам, а на обратном пути, поскольку у меня было дело в Мешхеде, я решил заглянуть в Хорасан, чтобы одновременно и совершить паломничество, и уладить свои дела, и…
Али, который с момента прихода хаджи молча сидел в углу купе и смотрел в окно, неожиданно вмешался в разговор:
– Это замечательно, уважаемый ага, когда можно одновременно убить двух зайцев!
– А сейчас я еду в Шахруд,– продолжил Хаджи,– и мои друзья и родственники, а также уважаемые жители города придут встретить меня.
После долгих усилий нам удалось выяснить необходимые данные об аге. Воздавая хвалу то бритой голове хаджи, то его светлому лику, то широкой груди, то наинской абе, Реза совсем расположил нашего набожного попутчика.
Господин погадал на чётках и вкратце рассказал о своих впечатлениях от путешествия к святым местам.
– Извините, ага, как вы проводите свой досуг? – скромно и стыдливо спросил Реза.
– Молюсь, читаю, пишу, сплю, а что?
– Это все естественно, но чем вы рассеиваете скуку во время длинных вояжей?
– Гадаю на Коране, читаю молитвы, иногда сплю, но никогда не докучаю попутчикам.
Реза вздохнул так, как будто после недельного пребывания на дне тёмной, затхлой, глубокой ямы наконец вырвался на свежий воздух. Казалось, он хотел вобрать в себя весь воздух в купе.
– Извините, уважаемый ага…– наклонившись поближе к хаджи, с лукавой улыбкой спросил Реза.– Как вы относитесь к игре в варак [66]66
Варак– карты.
[Закрыть]?
– Вы изволите сказать «арак» [67]67
Арак– водка.
[Закрыть]? – удивлённо округлив глаза, спросил хаджи.
– Нет, нет…– испуганно произнёс Реза.– Будь проклято это зелье и все собаки-пьяницы!.. Я спросил про игру в карты… Причём я имел в виду не то, чтобы играли вы. Я хотел узнать, не будете ли вы возражать, если мы немножко развлечёмся?
– Ничего не имею против,– кивнул в знак согласия хаджи.– Конечно, если это будет не азартная игра, а дружеская. Играйте во что хотите.
– Если уважаемый ага соизволит сыграть с нами,– подмигнув нам, сказал Реза,– то мы включим в игру «пятёрки» и все вместе сыграем в маленький покер. А если у хаджи нет такого желания, мы будем играть впятером.
– Я не играю в покер, вы уж играйте одни, а я понаблюдаю,– сказал хаджи, вынув из своего узла тюбетейку и надев её на голову.
Первая плотина отчуждения была прорвана, дела шли на лад. Чтобы господин вдруг не передумал, Реза быстро поднялся, вынул из портфеля колоду карт, запер купе, и игра началась. Со второго кона игра так захватила хаджи, сидевшего рядом со мной, что, не в силах сдержаться, он время от времени восклицал:
– Подбери «карэ» из тузов! Сбрось две «семёрки»!
На третьем или четвёртом коне Реза обратился к Хасану:
– Достань-ка, друг, огурчиков, что-то в горле пересохло. Хасан выложил из сумки несколько огурцов, солонку и ножик. Реза очистил огурец, смачно надкусил его и проговорил:
– Огурец без маcта [68]68
Маcт– специально приготовленное кислое молоко.
[Закрыть] – все равно что кятэ [69]69
Кятэ– варёный рис.
[Закрыть]без соли.
– У меня как раз есть немного маста, хотите? – предложил хаджи, срезая кожуру с крупного огурца.
– А почему бы и нет, ага? Из ваших святых рук мы и яд охотно приняли бы.
Хаджи вынул из своего мешка целлофановый пакетик с мастом, Реза обмакнул огурец в кислое молоко, положил в рот и сказал:
– Пах-пах, какой огурец, какой маст! Жаль, жаль, жаль… К такому масту и к такому огурцу только одного не хватает…
Хаджи понимающе взглянул на Резу, склонил голову и пробормотал себе под нос:
– Да убережёт нас Аллах от греха… Мы затаили дыхание.
– Продолжайте вашу игру, ребята! Не попадайтесь в сети к шайтану,– добавил он.
– Уважаемый хаджи,– сказал Реза, широко, до ушей, улыбаясь,– вы, конечно, нас простите; ведь издавна сказано: «Пей вино, жги амвон, но не терзай людей [70]70
Несколько свободная интерпретация стихов, приписываемых Хайяму.
[Закрыть]».
– Раз так, то уж ладно,– кивнул головой хаджи в знак полусогласия,– но беда в том, что вы, молодёжь, делаете и то, и другое, и третье.
Тут Реза, не дослушав до конца фетву [71]71
Фетва– основанное на шариате разрешение высшего духовного лица на совершение какого-либо действия.
[Закрыть], громко ударил в ладоши и радостно воскликнул:
– Ребята, хаджи разрешил! Да падут все болезни и несчастья нашего хаджи – этой светлой головы – на жалких ханжей.
С этими словами он полез в портфель, достал оттуда бутылку, и все сразу позабыли о картах.
– Итак, господа,– поёрзав на сиденье, сказал хаджи,– пока вы будете заняты своим делом, я немного пройдусь.
– Что вы,– прервал его Реза,–если это вам неприятно, мы сейчас же уберём. Мы не посмеем вызвать ваше неудовольствие.
И, схватив бутылку, он попытался запихнуть её в портфель. Но хаджи вдруг запротестовал:
– Нет, нет! Не хочу быть вам помехой – занимайтесь своим делом. А карты вам не нужны?
– Нет,– ответили мы.
– Тогда дайте их мне, чтобы я тоже не скучал. Я хочу погадать.
Я поставил один чемодан на другой в центре купе, прямо перед хаджи, и тот принялся раскладывать такие мудрёные, «наполеоновские», пасьянсы, каких я в жизни своей не видывал.
Рюмки были подняты во здравие хаджи.
– Будьте и вы здоровы,– поблагодарил он нас.
Когда полбутылки было выпито, Реза предложил хаджи одну рюмочку.
– Нет, я не хочу вам мешать,– ответил хаджи, нахмурив брови.– Я этим не увлекаюсь, пейте сами, а то вам не хватит.
Реза проворно засунул руку в портфель и радостно проговорил:
– Нет, горбан, что вы! У нас ещё есть. Продолжая перекладывать карты, хаджи добавил:
– И к тому же я простужен.
– Так это ж лучшее средство от простуды,– поспешил я его заверить.
– А если мне будет хуже? – улыбнулся хаджи.– Я ведь никогда не пил, поэтому боюсь, что мне станет совсем плохо.
– Нет, не беспокойтесь, все будет прекрасно.
И хаджи сначала с отвращением, а потом с таким удовольствием стал опрокидывать рюмку за рюмкой, что дай бог ему здоровья. Ах, какой славный попутчик попался нам!
После третьей рюмки господин снял тюбетейку, после пятой– абу, после шестой он расстегнул рубашку, а после седьмой мы запели хором:
А хаджи начал в такт мелодии прищёлкивать пальцами… До двух часов ночи мы ели, пили и веселились. Хаджи рассказывал нам такие смешные истории и анекдоты, что мы чуть не лопались от смеха. И под конец он так разошёлся, что станцевал в нашем маленьком купе «танец живота». Одним словом, я не помню в своей жизни другой такой разгульной ночи.
Обычно поезд Мешхед – Тегеран подходит к Шахруду на рассвете. Оставалось не более одной станции до Шахруда, как вдруг хаджи спросил:
– У вас больше не найдётся выпить?
– Нет, горбан, было пять бутылок и все пять пусты.
– Ничего,– успокоил нас хаджи.– У меня есть бутылка коньяка. Будете пить?
– Отчего не выпить? Премного вам благодарны. Когда и эта бутылка была опустошена, хаджи сказал:
– Прекрасная была ночь. Бог даст – завтра у нас не будет болеть голова.
В это время вдали показались огни Шахруда.
– Уважаемый хаджи, похоже на то, что мы приближаемся к вашей станции,– сказал Реза.
– Вижу, вижу,– ответил тот, огладив рукой бороду.
– Как вы изволили сказать, вас будут встречать на вокзале,– проговорил Реза.– Не будет ли вам неловко оттого, что от вас пахнет водкой?
– Да, конечно, но думаю, они не почувствуют этого,– сказал хаджи, собирая свои вещи.
– Как же так, ага? Ведь после четырёх месяцев разлуки вас будут обнимать и целовать.
– Что-нибудь придумаем,– с улыбкой ответил хаджи, продолжая спокойно укладывать свои пожитки.
…А нам не давала покоя мысль, как же ага выйдет из положения. Ведь запах водки очень стоек.
Когда поезд прибыл в Шахруд, мы увидели, что около трёхсот человек, держа в руках газовые лампы, поджидают хаджи на платформе. Ага сошёл с поезда, и мы последовали за ним, чтобы посмотреть, какую сцену разыграет он и как выпутается из этой истории. Может, и нам будет чему поучиться у хаджи?
Как только хаджи-ага приблизился к толпе на расстояние пятнадцати метров и встречающие бросились к нему навстречу, он натянул абу на голову и, уткнувшись в неё лицом, произнёс:
– Господа, отойдите! Я не хочу брать греха на душу – у меня грипп. Прошу вас, отойдите. Грипп – болезнь заразная, господа. Очень благодарен вам за встречу.
И толпа, почтительно внимая словам хаджи, желая сохранить своё здоровье и не дать возможности аге совершить великий грех, расступилась. Несколько человек, которые знали, сколь опасен грипп, поспешно усадили хаджи в такси. Пока другие подбежали, чтобы отвести хаджи к встречавшей его машине, такси рванулось с места.
Через четверть часа над полутёмной станцией просвистел гудок, и паровоз с шумом сдвинул с места металлическую громаду вагонов.
