Текст книги "Персидские юмористические и сатирические рассказы"

Автор книги: Феридун Тонкабони

Соавторы: Аббас Пахлаван,Голамхосейн Саэди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 42 страниц)

Механическое существование

Призадумаешься над бессмысленностью суеты и гонки нашего механизированного века и невольно позавидуешь отцам и дедам. Безмятежно жили люди! Времени у человека было предостаточно, забот никаких. Порхал он как вольная пташка.

Обедали тогда за домашним столом. Абгушт ели, эшкенэ, аш с кяшком, куфтэ [83]83
  Абгушт, эшкенэ, аш с кяшком, куфтэ,– блюда персидской национальной кухни (абгушт – мясной суп с горохом и фасолью, эшкенэ – суп, заправленный мукой, луком и яйцом, аш с кяшком – похлёбка с сушёным кислым молоком, куфтэ – кушанье типа тефтелей из рубленого мяса и риса).


[Закрыть] – и все приготовленное руками любящей жены. После обеда, не торопясь, расстилали коврик где-нибудь на траве у ручейка, листали книжечки, стихи почитывали, баловались терьячком [84]84
  Терьяк – опиум.


[Закрыть], прихлёбывая крепкий, ароматный чай с кунжутной халвой или с шоколадом. Порой заколют молодого барашка да поджарят кебаб на вертеле, позволив себе запить его глотком-другим доброго вина. Одним словом, умели тогда покейфовать, жили в своё удовольствие. Что такое нервный срыв или там душевная депрессия, знать не знали. Каждый был здоров, весел и благодушен, никто не вмешивался в чужую жизнь, никто никому не завидовал…

А теперь, ради того, чтобы набить брюхо, изволь крутиться целый день, выслушивать грубые окрики, подлаживаться черт знает к кому, унижаться, заискивать. Нет тебе ни еды путной, ни нормального отдыха.

Вскакиваешь рано утром, впопыхах, на ходу проглатываешь стакан какой-то мутной бурды для того лишь, чтобы, как говорится, не идти на службу натощак. Одну пуговицу застёгиваешь на пороге спальни, вторую – в коридоре, третью – на улице.

– Что приготовить на обед! – несётся тебе вдогонку голос жены.

– Да все равно… что угодно…

– Ждать тебя к обеду?

Прикинуть, удастся ли выкроить часок, чтобы забежать домой пообедать, нет времени. Уклончиво бросаешь в ответ: «Не знаю, как получится» – либо притворяешься, что не слышал вопроса. Стремглав летишь к автобусной остановке. И тут, как всегда, не везёт – у билетной кассы переминается с ноги на ногу длиннющая очередь. Стоишь, нервничаешь. Наконец покупаешь талон и бегом в конец другой очереди – на автобус. Автобуса нет и нет. Опять волнуешься: как гусь, тянешь шею, высматривая его. Но вот автобус подходит. Начинается давка. Кто поближе – втискивается. Очередь доходит до тебя, ты уже висишь на подножке, и тут раздаётся голос кондуктора:

– Автобус переполнен, ага! Сойдите!

Бросаешь взгляд на часы: время подпирает, ты уже опаздываешь. Но делать нечего. Снова топчешься на месте и тянешь шею. Наконец подходит следующий автобус, и ты приезжаешь на службу.

Работа у тебя не ахти какая сложная, но волнений и нервотрёпки хватает.

Подходит час обеда. Ты проголодался, но как быть, не знаешь. Ехать домой? На дорогу туда и обратно уйдёт минимум два часа. Взять такси? Придётся выложить четыре-пять туманов, а ты с утра ещё и не заработал таких денег. Остаётся одно – перекусить где-нибудь поблизости. Где? Идти в ресторан – слишком накладно. Сворачиваешь в первую попавшуюся забегаловку, у буфетной стойки просишь бутерброд с мясом.

– С чем именно желаете, ага?

– Да все равно, безразлично!

Хозяин протягивает тебе бутерброд черт знает с чем, не разберёшь, то ли это медвежатина, то ли дикий кабан, то ли ишак, то ли ещё какой зверь.

Во рту у тебя пересохло, есть хочется, но этот проклятый бутерброд словно резиновый – никак его не прожуёшь, на зубах скрипит, застревает в горле, как кляп. Кое-как жестами даёшь хозяину понять, чтобы дал тебе чем-нибудь запить еду. Получаешь бутылку с неизвестной жидкостью ядовитого цвета и наконец проглатываешь кусок, который застрял в глотке. Наспех расплачиваешься, смотришь на часы. Через час ты должен быть на второй своей работе. Опять очередь на автобус, опять все повторяется заново.

Кое-как заканчиваешь дела и на этой службе, смотришь на часы – уже полпятого. А в пять тебе надо быть в третьем месте.

Ведь только суммы трёх зарплат и хватает, чтобы кое-как свести концы с концами.

Выходишь на улицу. Жара невыносимая, ты изнываешь от жажды. Бредёшь как пьяный в многолюдной толпе. Кто-то тебя толкает, кого-то ты толкаешь. Вот фруктовый павильон. На прилавке бутылки с различными соками. Но тебе некогда, тебе все равно.

– Дайте-ка стакан сока!

– Какого?

– Безразлично… Любого…

– Хотите морковного?

– Давайте!

Залпом осушаешь стакан.

– Сколько я вам должен?

– Двенадцать риалов [85]85
  Риал– основная денежная единица Ирана.


[Закрыть].

И ты даже не спрашиваешь, почему это стакан морковного сока стоит двенадцать риалов,– нет времени. Протягиваешь продавцу деньги и несёшься дальше. Автобус туда, куда тебе надо, не ходит, нужно брать такси. Останавливаешься на краю тротуара, поднимаешь руку. Такси, как назло, либо не хотят останавливаться, либо заняты, либо идут в другом направлении. Каждая минута кажется тебе вечностью. Ты переминаешься с ноги на ногу, злишься, бранишься, проклинаешь, умоляешь. Наконец садишься в машину. Не успели тронуться – красный свет. Глаза твои наливаются кровью, ты в ярости сжимаешь зубы, ёрзаешь на сиденье, извиваешься как уж. А ведь этих проклятых светофоров впереди не один и не два! Прежде чем доберёшься до места, половину здоровья потеряешь!

Доехали… Протягиваешь водителю десятитумановую ассигнацию, и он ошарашивает тебя вопросом:

– А помельче у вас не найдётся, ага?

– Нет!

– И у меня нет.

– Черт побери, что же делать?

– Разменяйте в магазине напротив.

На часах уже четверть шестого. Все равно опоздал. С десятитумановой ассигнацией входишь в обувной магазин.

– Ага, будьте добры, не разменяете ли?..

– Нет у меня ничего! – рявкает в ответ хозяин. Он не в духе– никак не подберёт туфли придирчивому покупателю.

– А у вас не будет, ага?

Покупатель ставит очередную пару туфель на прилавок, роется в карманах, извлекая оттуда кучу мелких и крупных купюр, и в конце концов сообщает:

– Нет, ага… К сожалению, не смогу вам помочь. Мелочью у меня всего семь с половиной туманов.

Лишь в пятом по счету магазине тебе удаётся разменять деньги, да и то ценою приобретения совсем сейчас ненужной пачки сигарет. Отдаёшь водителю два тумана и бегом к подъезду. Тебе надо на пятый этаж, а лифт, конечно, застрял на самом верху. Кряхтя и задыхаясь, поднимаешься по лестнице. Как тебя встречает начальство, лучше не вспоминать.

Десять часов вечера. Измученный, злой, полубольной, ты выходишь из конторы. Ноги подкашиваются, ты весь провонял табаком, во рту горечь. Но ты машинально закуриваешь ещё одну сигарету и, еле волоча ноги, плетёшься по тротуару. Подходишь к закусочной. На вывеске изображён толстопузый весельчак, опустошающий пивную бочку. На животе у него надпись: «Добро пожаловать!» В закусочной полно народу, гул голосов, звон стаканов и кружек. Зайти, что ли?.. Нет, пожалуй, лучше скорее домой. Твой взгляд снова останавливается на приглашении: «Добро пожаловать!» Ты снисходительно улыбаешься. «Нашёл дурака! Не так-то легко нас околпачить!..» А между тем рука непроизвольно тянется к двери, толкает её. Дверь со скрипом подаётся. «Может, выпить рюмочку? До каких же пор – все работай да работай! Ведь не железный я! А завтра что будет! Помрёшь – дадут тебе два метра земли и больше ничего!»

Так, сам себя обманывая, заходишь в пивную якобы для того, чтобы перекусить. Резкий винный дух вперемешку с табачным дымом ударяет тебе в нос. У тебя уже нет сил смотреть в меню, что-то выбирать… Жестом требуешь водки. Подручный хозяина наливает тебе стаканчик благодатного нектара. Ты разом опрокидываешь его, закусываешь солёным огурцом, колбасой, ещё чем-то непонятным. Горечь во рту проходит, ты согреваешься, веселеешь. Усталость забыта, деньги потеряли свою значимость– как говорится, Хатем [86]86
  Хатем– фольклорный персонаж, воплощение щедрости.


[Закрыть]прошёл мимо дома отца твоего. «Черт побери все ценности земные! – говоришь ты себе.– Все это прах, гроша ломаного не стоящий!»– А ну-ка, Айюб, дай ещё полстаканчика.

Ночь. Пора возвращаться к семье. Стараясь не шуметь, ты отпираешь дверь. Прошло пятнадцать или шестнадцать часов с тех пор, как ты вышел из дому. У тебя уже нет сил о чем-либо говорить с женой и сонными детьми. (Не будем вдаваться в подробности, как встретит тебя жена, будет ворчать или нет.) Ты стаскиваешь пиджак и брюки, кидаешь их куда попало и трупом валишься на тахту. Тебя мучает жажда, внутри все пылает, сердце учащённо бьётся. Но встать и выпить стакан воды ты уже не в силах. Ладно, думаешь, обойдусь, утром попью… И вот ты уже спишь мёртвым сном.

А завтра все то же, все сызнова…

Казённый мусор

Дом, в котором я жил, был расположен в тёмном узеньком переулке. В нем ютилось четырнадцать-пятнадцать семей. Не знаю, из каких соображений, видимо, ещё задолго до моего переезда центр переулка был превращён в огромную помойку, куда каждое утро, как по уговору, соседи вёдрами сносили накопившиеся за день мусор и отбросы.

Дворник нашего квартала также облюбовал это место и ежедневно опорожнял там полную мусора тачку.

– Почему вы сваливаете мусор прямо посреди улицы? – пытался я выяснить у соседей.

– Все высыпают, вот и мы высыпаем! – отвечали они.

– Почему всю дрянь с других улиц вы сваливаете к нам? – спрашивал я у дворника.

– Такова наша обязанность. Мы должны свозить все отбросы в одно место, пока не придёт машина из муниципалитета и не увезёт их.

Я направился в районный муниципалитет.

– Наш переулок превращён в настоящую клоаку,– объяснял я там.– Жизнь и здоровье людей в опасности. Распорядитесь, чтобы эту помойку убрали, и объявите, пожалуйста, чтобы жители больше не высыпали здесь мусор.

– У нас свои порядки,– ответили мне,– и не надо заниматься самоуправством. Для того чтобы мусор убрали, мы должны трижды поместить в газете объявление о его продаже. Как только появятся покупатели, мусор будет продан тому, кто больше за него заплатит.

Мне стало не по себе от таких слов, и я сказал:

– Ну по крайней мере, пока не напечатано объявление, сделайте так, чтобы свалка не разрасталась!

– Мы не имеем права лишать государство прибыли,– ответили мне.

Я ушёл и несколько дней скрепя сердце хранил молчание.

К несчастью, мой дом стоял в конце переулка и мне приходилось по нескольку раз в день проходить мимо помойки. Я затыкал нос и почти терял сознание от тошноты и головокружения.

Наконец я не выдержал, купил кисть и краску и на стене возле кучи написал: «Да будут прокляты предки того негодяя, который станет бросать здесь мусор или оправляться!»

Не помогло и это. Ночью какие-то хулиганы переставили точку под буквой «б» снизу вверх и вместо «станет» получилось «не станет бросать».

А между тем и жители близлежащих кварталов повадились свозить мусор в нашу кучу, внося и свою лепту в это «благородное дело».

Несколько раз я собирал соседей и читал им лекции об опасности антисанитарии и о значении гигиены. Но все это не дало результатов – с каждым днем размеры свалки увеличивались.

– У меня есть идея,– сказал я как-то наиболее уважаемым жителям переулка,– давайте сложимся, наймём самосвал и рабочих и отвезём весь этот мусор за город. Таким образом с этой помойкой будет покончено.

Соседи переглянулись. Один, не удостоив меня ни словом, удалился по своим делам, другой покачал головой и, немного подумав, сказал:

– Мы не можем вмешиваться в чужие дела. Этот мусор принадлежит государству, а мы не должны покушаться на казённое имущество.

– С каких это пор мусор стал казённым имуществом и предметом торговли? – спросил я.– Эта помойка отравляет нам жизнь. Если муниципалитет не удосуживается выгрести отсюда навоз, мы не будем сидеть сложа руки и попробуем сделать это сами. Нам только спасибо скажут за это.

– Если голова не болит – её не перевязывают,– ответили мне.– У нас нет охоты бегать по разным учреждениям и вступать в препирательство с правительственными чиновниками. Если у тебя чешутся руки, сделай все сам.

Чувствую, что моих соседей все равно ничем нельзя пронять.

– Ладно! – говорю.– Если я организую вывоз этой помойки, вы можете дать слово, что больше не будете бросать сюда мусор?

– Можем! – обещали они.– Если все дадут слово, то и мы дадим.

За сто туманов я нанял самосвал и рабочих. В течение двух часов они убрали весь мусор, и переулок принял совершенно другой вид. Соседи были довольны, благодарили меня и, надо отдать им должное, сдержали слово и больше не валили мусор посреди улицы.

Прошло дней двадцать. Как-то утром, выйдя из дому на работу, я услышал, как неизвестный господин расспрашивает соседскую девочку:

– Ну а кто же все-таки его убрал?

– Откуда я знаю? – отвечала девочка.

Любопытство заставило меня остановиться. В это время в дверях показалась мать девочки и, обратясь к господину, сказала:

– Ей-богу, мы не виноваты, господин уполномоченный. Сколько раз мы просили его не делать этого, но ничто не помогло, и этот человек не послушался нас.

– А где он живёт? – сердито спросил уполномоченный.

– Вон там, в конце переулка,– ответила мать девочки и высунулась из двери, показывая незнакомцу на мой дом. Завидя меня, она радостно воскликнула:

– Да вот и он сам!

– Это вы вывезли отсюда мусор? – повернувшись ко мне, строго спросил незнакомец.

– Да, я.

– Кто вам это позволил? – измерив меня взглядом с головы до ног, спросил он.

– А кто должен позволить, господин уполномоченный? Целая куча мусора лежала посреди улицы… вот я и распорядился, чтобы его убрали.

– Куда убрали?

– Не знаю, господин уполномоченный.

– То есть как это не знаешь?.. Куда же все-таки дели мусор?

– Откуда мне знать, господин. Шофёр куда-то отвёз.

– Ты над кем издеваешься? – рявкнул уполномоченный.– Это расхищение казённого имущества! Продал казённый мусор, положил деньги себе в карман да ещё дерзишь!

Чувствую, что либо в голове господина уполномоченного не все в порядке, либо я сошёл с ума.

– Дорогой начальник,– сказал я,– что вы изволите говорить? Что значит «казённый мусор»? Что значит «продал»? Я уплатил сто туманов наличными, чтобы стало чисто в переулке!

Уполномоченный вынул из кармана книжечку, спросил мою фамилию и имя, что-то записал и ушёл.

На следующее утро господин явился ко мне домой и отвёл меня в районное отделение городской управы к господину начальнику. Начальник, не поднимая головы, долго рассматривал какие-то письма и, бросив наконец на меня пытливый взгляд, спросил:

– Это тот самый негодяй, который слопал казённый мусор?

– Что вы изволите говорить, господин начальник? – не дожидаясь ответа уполномоченного, возразил я.– Кто слопал казённый мусор? По-вашему, я похож на человека, который способен съесть мусор?

– Конечно, мусор слопать нельзя,– с благосклонной улыбкой разъяснил он,– но деньги, вырученные от его продажи, слопать можно… Садитесь, пожалуйста!

Я присел на краешек стула перед столом господина начальника.

– Ну-ка давай по порядку выкладывай, куда ты дел мусор.

– Я уже вчера докладывал вашему уполномоченному, что не знаю, куда его увезли. Я только уплатил шофёру сто туманов и больше не интересовался судьбой мусора.

– Вы же знали, что мусор принадлежал государству? – затянувшись сигарой, произнёс он.– По подсчётам наших экономистов, вы без всякого на то разрешения продали мусору более чем на семь тысяч туманов…– И, не дожидаясь моего ответа, вдруг, как из пушки, выпалил: – Это называется расхищением государственной собственности! Это называется присвоением казённых денег! Это называется казнокрадством! Понятно?

Я почувствовал, что у меня раскалывается голова, стучит в висках, распух язык… Что же это такое?.. Что я натворил? Теперь ещё, чего доброго, отдадут меня под суд по обвинению в грабеже, в расхищении государственного имущества. Вот ведь как обернулось дело!

– Что же теперь со мной будет, господин начальник? – едва пролепетал я.

– У нас есть на это законы, статьи, параграфы.

– Это я знаю…

– Соответственно пункту «б» параграфа 3 статьи 247856 к вам будет применён закон, предусматривающий наказание за присвоение государственного имущества…

Ну и ну! Что же теперь мне делать? Как мне быть?

– Господин начальник…– робко начал я,– из этих 247856 статей, о которых вы изволили говорить, только одна статья будет касаться меня или ещё и другие?

– И одной этой статьи хватит тебе на семь поколений вперёд,– с раздражением ответил он.– Ну-ка, молодой человек, возьми «дело» этого господина и направь его в прокуратуру.

Вот так штука! Что такого я натворил? Зачем мне было связываться с казённым имуществом? Этот проклятый мусор годами лежал на одном месте. Что я, районный судья или начальник полиции, чтобы ввязываться в дело, которое ко мне не имеет отношения?

– Не можете ли вы, господин начальник, дать мне время, чтобы я мог где-нибудь раздобыть мусор и высыпать его на то же место? – спросил я.

– Не каждый мусор будет казённый! Государственное дело– это тебе не шутка!

– Что вы придираетесь, господин начальник. Мусор есть мусор, какая разница, какой он?

– Разница огромная! Короче говоря, если ты сможешь за сутки найти тот самый мусор и вернуть его на своё место – твоё счастье. Если нет – твоё дело перейдёт в прокуратуру.

Я вышел из городской управы, закурил сигарету и едва живой побрёл но улице, размышляя о случившемся и лихорадочно придумывая выход из положения. Если бы я только мог предположить, что у мусора есть такой хозяин… Я наивно думал, что чем-то смогу быть полезным людям, как-то помогу муниципалитету навести чистоту в городе. Я и представить себе не мог, что за это мне же ещё придётся расплачиваться…

Когда начальник городской управы сказал мне, что мусор должен быть продан с аукциона, я решил, что он шутит. Оказывается, государственные дела не терпят шуток.

Я направился к гаражу, где брал самосвал, надеясь найти шофёра и узнать, куда он отвёз мусор. Но там мне сообщили, что на прошлой неделе шофёр повздорил с начальником гаража и уволился. Кажется, сказали мне, он работает где-то на южных линиях, но адреса никто не знает.

Придя домой, я решил обратиться к соседям, поскольку теперь только они могли бы мне помочь.

– Помните,– сказал я им,– дней двадцать назад я пошёл вам навстречу и за свой счёт убрал эту помойку?

– Весьма вам благодарны,– ответили они.– И мы, как вам и обещали, больше не бросали туда мусор.

– Я также вам признателен за это. Но дело в том, что сейчас у меня неприятности – государство требует обратно свой мусор. Помогите мне и одолжите каждый по паре вёдер мусора, чтобы я мог высыпать его на прежнее место и таким образом избежать наказания.

– Мы дали слово и отступиться от него не можем.

– Хорошо! – сказал я.– Ваше слово я уважаю и действительно восхищаюсь вами. Но государство, помимо того, что требует с меня семь тысяч туманов за мусор, собирается арестовать меня по обвинению в хищении государственного имущества. Ради старой дружбы и давнего соседства, ради Аллаха одолжите мне по два ведра мусора. Через неделю я вам его верну.

– У нас нет лишнего мусора,– сказали соседи, закрыв передо мною дверь.

Я направился к другим жильцам и взмолился, чтобы в память об услуге, которую я им оказал в тот злополучный день, они помогли мне.

– Сам виноват,– ответили они.– Не надо было совать нос в чужие дела! Что, разве мы были слепыми и не видели этой помойки? Или ты нас принимаешь за дураков? Мы все предвидели и знали, чем это может обернуться. Теперь поздно, сам заварил кашу – сам и расхлёбывай!

О Аллах! Что же мне делать? Где достать эту кучу мусора?

Я отправился за город и с большим трудом уговорил какого-то крестьянина продать мне немного предназначенных для удобрения отбросов. Погрузив покупку на осла и уплатив хозяину сорок туманов, я пригнал скотину в свой переулок и высыпал груз на то место, где раньше лежал казённый мусор.

Но не успела ещё улечься пыль, а хозяин осла отойти, как передо мной выросла фигура какого-то господина в очках и с портфелем.

– Что это ты тут высыпал? – сердито спросил он.

– Не беспокойтесь, господин, ничего страшного. Это я возвращаю похищенный мною казённый мусор.

– Какой ещё казённый мусор?! – раздражённо крикнул господин в очках, подкрепив слова выражением, которое я не решаюсь воспроизвести.– Ты вздумал отравить людей! Покушаешься на их жизнь! И хочешь ещё обтяпать свои грязные делишки за счёт государства?

Я опешил от этих слов и возмущённо крикнул:

– А кто ты, собственно, такой, чтобы так со мной разговаривать!

– Я главный инспектор министерства здравоохранения,– ответил он.– Я обязан задерживать и штрафовать тех, кто мусорит на улицах!

«Ну и ну,– подумал я,– получается уже два „дела”…»

– Чего же вы от меня хотите? – поинтересовался я.

– Прежде всего грузи обратно весь этот мусор и пусть его отвезут туда, где взяли. После этого пойдёшь со мною в главное управление по здравоохранению, и там мы выясним твои истинные цели и намерения!

У меня от отчаяния комок подступил к горлу, слезы навернулись на глаза, и я жалобно пролепетал:

– Господин, умоляю вас, сжальтесь надо мною… Дайте мне двадцать четыре часа сроку… Я должен за это время вернуть похищенный казённый мусор… Я добыл его с огромным трудом… обошёлся он мне в сорок туманов.

– Ты давай мне зубы не заговаривай! По твоему виду я сразу определил, кто ты и откуда! Ты – член вредительской организации и имеешь задание заразить жителей города смертоносными бактериями. Я обязан передать тебя в руки соответствующих органов как агента «пятой колонны»!

Сколько я ни увещевал его, не помогло. Инспектор насыпал в платок немного мусора для пробы, чтобы в специальной лаборатории установить вид бактерий, которыми я собирался погубить жителей города. Весь остальной мусор он приказал вновь погрузить на осла и отвезти на прежнее место. Мне же велел следовать за ним.

В управлении с меня сняли допрос на шестнадцати листах и оштрафовали на пятьсот туманов за «загрязнение общественных мест и антисанитарную деятельность». Затем моё «дело» вместе с «пробой» почвы было отправлено в соответствующие органы для изучения и выяснения вопроса о том, по заданию какой организации или иностранной державы я работал, а с меня была взята подписка о невыезде из города до окончания следствия.

После всего этого мне оставалось только предоставить все воле Аллаха и смиренно ждать своей участи.

Прошло три мучительных месяца… Я не стану описывать их, скажу только, что в конце концов за расхищение казённого мусора с меня содрали семь тысяч туманов, не считая налогов,– и все моё имущество пошло с молотка. Кроме того, я ещё должен уплатить в рассрочку три тысячи туманов штрафа.

Так окончилось первое «дело». Но остались ещё два: одно – обвинение во вмешательстве в дело, не имеющее ко мне никакого отношения, и второе – обвинение в принадлежности к вредительской организации и бактериологической диверсии. Когда закроют эти «дела», один Аллах ведает!

Но обиднее всего то, что соседи при моем появлении на улице показывают на меня пальцами и громко сообщают другим:

– Видите этого типа? Пройдоха, каких мало! Стибрил пятьдесят тысяч казённых денег и в ус не дует! Ходит, задравши нос, и никто не смеет сказать ему правду в глаза! Вот это ловкач… С виду такой тихий, скромный, но палец ему в рот не клади – откусит и не моргнёт!