Текст книги "Персидские юмористические и сатирические рассказы"

Автор книги: Феридун Тонкабони

Соавторы: Аббас Пахлаван,Голамхосейн Саэди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 42 страниц)

Жертвы наводнения

В этом году зима была суровой и, как водится, тяжелее всех пришлось беднякам.

В месяце бахман [117]117
  Бахман– одиннадцатый месяц в иранском календаре (приходится на 21 января —19 февраля).


[Закрыть] – какого числа, сейчас уже не скажу точно – разразился сильнейший ливень, а вслед за ним на город обрушилось страшное наводнение. Из четырёх тысяч домов около двухсот, главным образом в бедняцких кварталах, было разрушено или повреждено, около трёх тысяч жителей осталось без крова, пятнадцать или двадцать человек погибло и пропало без вести.

Прослышав об этом трагическом событии, в город нахлынули многочисленные специальные корреспонденты столичных газет, чтобы с места бедствия передать в Тегеран сводки и репортажи. Но почему-то появившиеся в газетах сообщения резко расходились с тем, что знали мы. По словам газет, в городе было разрушено целых две тысячи зданий, без крыши над головой осталось тридцать – сорок тысяч человек, а утонуло и пропало без вести чуть не сто пятьдесят и даже двести человек!

Разумеется, отцы города – составители официальных сводок – были умнее и опытнее нас. И ни у кого не возникало никаких сомнений в том, что их данные были основаны на всестороннем и самом тщательном изучении последствий катастрофы.

На следующий день после наводнения босой и оборванный люд, лишившийся жилья и средств к существованию, собрался возле здания губернаторства, взывая о помощи. Что же ещё оставалось делать несчастным? Ведь единственными нашими защитниками были господин губернатор, господин председатель муниципалитета и его заместители.

Да благословит Аллах господина губернатора: как только он узнал, что пострадавшие собрались и ждут его выхода, он тут же распорядился поставить перед главными воротами стол, на стол – табурет и со скорбным видом и траурной повязкой на рукаве поднялся на этот табурет. По обе стороны от него встали господин председатель муниципалитета и господа заместители, которые тоже нацепили чёрные повязки в знак общего траура, объявленного в городе.

Руководители различных ведомств – почты, финансов, водоснабжения, просвещения – в качестве сочувствующих встали позади председателя муниципалитета и его заместителей. Но так как им, видимо, не хватило чёрных повязок, они, чтобы хоть как-нибудь выразить сочувствие пострадавшим, пристегнули к своим белоснежным рубашкам чёрные бабочки.

Господин губернатор отвесил поклон, и это вызвало взрыв аплодисментов со стороны благодарных жителей. Ведь в тот день мы впервые увидели, как наш губернатор кланялся. Понятно, что ответом на такой знак расположения и внимания должны были быть именно бурные аплодисменты.

Прежде чем начать речь, господин губернатор вынул платок из кармана забрызганных грязью брюк и, тихонько всхлипывая, стал утирать им слезы. Ну а уж коли сам губернатор плакал, что же оставалось делать нам? Конечно, и мы заревели! Со всех сторон послышались вопли и стенания.

– …Мои братья… и… сестры,– с трудом выговаривая слова сквозь душившие его рыдания, произнёс губернатор,– я потрясён несчастьем, обрушившимся на вас… моих дорогих… мужественных… отважных… все… выносящих… соотечественников…

Стоявший рядом с ним председатель муниципалитета, толкнув его в бок, прошептал: «И про нас скажи… Ну… что мы тоже потрясены!»

– И не только я,– продолжал губернатор,– но и господа председатель муниципалитета и его уважаемые заместители тоже потрясены до глубины души.

В это время начальник отдела народного образования, стоявший за спиной председателя муниципалитета, тоже толкнул губернатора и прошептал: «Скажи, что и мы потрясены… Смотри, как мы все расстроены!»

Всхлипывая, губернатор продолжал:

– Не только я и господин председатель муниципалитета и его заместители огорчены происшедшим… Господа начальники отделов народного образования, финансов, земледелия и… и… и… тоже потрясены. (Господин губернатор был очень чувствительный человек.)

– Я всю ночь не спал,– продолжал губернатор,– осматривал пострадавшие кварталы города. (Конечно, если бы господин губернатор спал, то, безусловно, наводнением разрушило бы гораздо больше домов.) Вот смотрите!

Он приподнял ногу и, вытянув её в сторону толпы, показал приставшие к брюкам комки грязи. В ответ раздался взрыв аплодисментов. (У нас в городе народ вежливый, а поскольку господин губернатор впервые показывал нам свою ногу, мы не могли не отреагировать на это соответствующим образом.)

– И не только я,– продолжал губернатор,– но и остальные уважаемые начальники учреждений тоже до утра не сомкнули глаз… (Чувствовалось, что господина губернатора вовремя подтолкнули.) По самым последним уточнённым данным, вчерашним наводнением разрушено около четырёх тысяч домов, тридцать или сорок тысяч человек остались без крова, и примерно триста человек погибли под обломками и были унесены водой!

Всхлипывания господина губернатора, которым вторили подвывания его коллег, причитания и вопли пострадавших, создавали невообразимый шум.

– Мы клятвенно заверяем вас,– закончил свою речь господин губернатор,– что в течение месяца выстроим вам дома, гораздо лучше тех, которые были у вас раньше. Сегодня же на самолётах к нам прибудет помощь, и каждый пострадавший получит необходимые вещи и продукты.

Краткая, но весьма обнадёживающая речь господина губернатора была закончена, и мы, вознося за него молитву, стали расходиться, дрожа от холода. По пути мы с восторгом и благодарностью обсуждали удивительную речь губернатора. Озадачивали только ошеломляющие цифры погибших и оставшихся без крова людей. Ведь население нашего города никогда не достигало сорока тысяч. Так что вряд ли сорок тысяч человек осталось без крыши над головой… И никогда в нашем городе не было столько домов, чтобы считать разрушенными три-четыре тысячи…

Но цифры эти были произнесены самим господином губернатором, а он, как известно, цифры с потолка не берет.

Во второй половине того же дня самолёты, нагруженные сахаром, чаем, рисом, одеялами, мукой, пшеницей, палатками, подобно стаям аистов, начали приземляться в нашем городе. Склады при губернаторстве и муниципалитете были переполнены. А поскольку продукты и тёплые вещи нельзя оставлять на улице, одну половину присланного переправили в кладовые господина губернатора, а вторую – в кладовые председателя муниципалитета и его заместителей. Что ни говори, так было надёжнее и сохраннее.

На следующий день были получены центральные газеты и журналы. Первые полосы пестрели фотографиями и сообщениями о происшедшей в нашем городе трагедии. Оказывается, дело обстояло гораздо серьёзнее, чем мы предполагали, и наводнение было намного страшнее, чем нам казалось. (По данным газет, в нашем городе было разрушено уже шесть-семь тысяч домов и погибло семьсот – восемьсот человек!) А поскольку газеты никогда не врут, значит, действительно так и было!

Как только солнце зашло за горы, ударил мороз. Бездомные и голодные, мы пристроились на мокрых и скользких крышах бань и пекарен, тряслись, как собаки, и жались друг к другу, пытаясь хоть немного согреться. Будучи вежливыми и дисциплинированными людьми, мы понимали, что присланные из центра одеяла должны быть розданы торжественно, организованным порядком. Это же не шутка! И когда наиболее ретивые из нас решили пойти к губернатору и попросить одеял, остальные стали горячо отговаривать их, доказывая, что в любом деле требуется порядок и выдержка.

В ту же ночь иностранные радиостанции в своих передачах довели число разрушенных в нашем городе домов до десяти– двенадцати тысяч, число бездомных подскочило уже до ста двадцати – ста тридцати тысяч, а погибших – до трёх-четырёх тысяч человек!

Ну и ну!.. До наводнения мы и не предполагали, в каком огромном городе живём. Посудите сами: в городе, где разрушено двенадцать тысяч домов, где наводнение унесло три-четыре тысячи человек, по крайней мере должно было быть тридцать – сорок тысяч домов и четыреста – пятьсот тысяч душ населения! И хотя по прошлогодней переписи мы знали, что в нашем городе насчитывается всего около четырёх тысяч человек, нам ничего не оставалось как принять на веру все эти сообщения. Ведь эти данные передавало радио! А оно никогда не ошибается и никогда не врёт! Видимо, у радиокорреспондентов сведения намного точнее наших, и мы сами виноваты в том, что до сих пор не знали, в каком огромном городе обитаем.

Вслед за сообщениями иностранных агентств в наш городок потекла иностранная помощь. Красный Крест Венесуэлы пожертвовал пятьдесят тысяч тонн пшеницы и четыре тысячи одеял верблюжьей шерсти; Красный Крест Норвегии – сорок тысяч тонн сахарного песку, двенадцать тысяч одеял и пятнадцать тысяч банок сгущённого молока; Красный Крест Гватемалы – пятьсот тысяч туманов наличными деньгами, двенадцать тысяч тонн муки и пятьсот палаток; Общество английских нудистов – тысячу двести паласов, двести пятьдесят палаток, пятьсот мешков сахару; Международное общество покровительства животным – миллион долларов наличными, десять тысяч тонн муки высшего качества и восемь тысяч пледов, большое количество мужской и женской одежды, обуви, шляп и т. д. и т. п.

Но ведь в нашем городе было разрушено двенадцать тысяч домов, осталось без крова сто двадцать тысяч человек и три-четыре тысячи погибло! Шутка ли сказать? Разве эта помощь могла удовлетворить всех?

Склады и кладовые господина губернатора, председателя муниципалитета и его заместителей были уже переполнены. Где же ещё можно разместить продукты и вещи? Понятно, что самым надёжным хранилищем были амбары руководителей отделов финансов, народного образования, земледелия и юстиции.

Да благословит Аллах этих людей! Без них вся помощь пропала бы зря. Ведь нам, жертвам наводнения, негде было бы хранить все это добро!

Первая после наводнения ночь с горем пополам прошла. На следующий день рано утром дрожащий, как в лихорадке, народ опять собрался перед зданием губернаторства. Снова принесли стол и поставили его перед воротами. Но на этот раз обошлись без табурета. А поскольку господин губернатор заседал в комиссии по оказанию помощи жертвам наводнения, то поговорить с пострадавшими было поручено господину председателю муниципалитета.

Председатель муниципалитета взобрался на стол. Он был намного веселее, чем вчера. Да благословит его Аллах, какое самообладание! Ведь душа его обливалась кровью от жалости к нам, но, чтобы вселить в нас бодрость и уверенность в будущем, ему приходилось улыбаться! Ну и мы, естественно, приободрились.

Председатель муниципалитета извинился за то, что господин губернатор не смог выйти к нам лично. Дело в том, объяснил он, что господин губернатор всю ночь был занят подсчётом нанесённого нашему городу ущерба. Вопрос о раздаче одеял и продуктов жертвам наводнения вскоре будет решён. Надо только набраться терпения и, главное, сохранять спокойствие и порядок. На этом он и закончил свою короткую речь.

В эту ночь несколько человек погибло – закоченели от холода бедняги.

На следующий день, поскольку господин губернатор и председатель муниципалитета были заняты делами комиссии, перед собравшимися выступил начальник канцелярии муниципалитета– маленький щуплый мужчина. (Ни стола, ни табурета на этот раз не было и в помине.)

Начальник канцелярии тоже пообещал, что вскоре комиссия закончит свою работу, и тогда дорогим согражданам будет оказана необходимая помощь.

Народ опять разошёлся, а на следующий день снова собрался перед зданием губернаторства. На этот раз перед нашими взорами предстал главный дворник муниципалитета.

– Ваше присутствие здесь,– сказал он,– мешает нормальной работе господ членов комиссии; господин председатель муниципалитета приказали своему заместителю, который, в свою очередь, приказали начальнику отдела, а начальник отдела приказал мне сказать вам, что не следует проявлять такого нетерпения. Когда наступит время, соответствующая помощь будет вам оказана.

И мы снова ушли ни с чем. Жители нашего города очень доверчивы, простодушны и благонадёжны.

Прошло десять дней, и, кроме двухсот – трёхсот одеял, каждое из которых было выдано на десять – двенадцать человек, пострадавшие никакой помощи не получили.

Наконец в одно прекрасное утро наше терпение лопнуло, и мы вновь выстроились перед зданием губернаторства, требуя самого господина губернатора.

После долгих препирательств он показался наконец в сопровождении небольшой свиты. На этот раз на его рукаве никакой чёрной повязки не было, чему мы очень обрадовались,– значит, все в порядке и траур кончился.

Народ встретил губернатора аплодисментами и криками «ура!». Когда восторги приутихли, господин губернатор взошёл на ступеньки и, обратившись к толпе, спросил:

– Чего это вы здесь собрались?

– Вы знаете, господин губернатор,– начали наиболее смелые, стоявшие в первых рядах,– что наводнение оставило нас без крова. Мы пришли, чтобы получить обещанную нам помощь.

Господин губернатор почесал свою красную мясистую шею и удивлённо произнёс:

– А разве до сих пор вы не получили помощи?

– Нет, кроме одеял – одно на десятерых,– ничего не получили…

Господин губернатор побагровел от гнева и вдруг завопил диким голосом:

– Сволочи! Сколько же, по вашему мнению, мы должны были выдать вам одеял?! Постыдились бы, бессовестные вымогатели! Мерзавцы!

И Абдолкадер, начальник городской управы, с помощью нескольких десятков здоровенных дворников разогнал народ. Тех, кто пытался оказать малейшее сопротивление, скрутили и, обвинив в нарушении общественного порядка, выслали в отдалённые районы.

На следующий день выглянуло солнце, стало теплее, и страсти поутихли. Страшась закрученных усов Абдолкадера и палок его подручных, никто не смел даже проходить перед зданием губернаторства.

А ещё через несколько дней в центральной прессе мы прочитали, что многочисленные благотворительные общества и различные организации почти всего земного шара оказали значительную помощь жертвам наводнения нашего города. Что каждому пострадавшему было выдано по брезентовой палатке, по четыре одеяла из верблюжьей шерсти, по пять мешков муки двойного помола, по сто килограммов сахару и от пятидесяти до ста тысяч риалов наличными. Кроме того, комиссией по оказанию помощи жертвам наводнения был разработан проект строительства шести тысяч двухэтажных пятикомнатных квартир с холлами, ванными и всеми удобствами. И наконец, уже через пятнадцать дней после наводнения благодаря усилиям и стараниям членов указанной комиссии во главе с господином губернатором две тысячи таких квартир построены и на будущей неделе будут торжественно переданы населению. Строительство остальных четырёх тысяч квартир идёт быстрыми темпами и в ближайшее время также будет завершено.

…Жертвы наводнения в своих многочисленных телеграммах искренне благодарят господ руководителей учреждений и членов комиссии за безупречную организацию помощи и чуткое отношение…

Злоключения Боруджали

Наш город разделён на семь районов, в каждом – своё муниципальное управление. И председатели их в целях быстрейшего прохождения дел все вопросы решают самостоятельно.

…Как-то утром Боруджали, бакалейщик первого района, купил по поручению жены у мясника Машади Аббаса пять сиров [118]118
  Сир– мера веса, равная приблизительно 75 г.


[Закрыть]мяса, завязал его в клетчатый йездский [119]119
  Йезд– город в центре Ирана, славящийся своими кустарными изделиями.


[Закрыть]платок и отправился домой. Поскольку он сам уже не первый год держал бакалейную лавку и, стало быть, наловчился на глазок, прикидывать вес товара, он сразу же заподозрил, что его надули. Как ни пытался он внушить себе, что его обвесить не могли, что любой, самый жуликоватый лавочник не станет обманывать своего собрата, он не мог отделаться от преследовавшей его мысли. Через каждые несколько шагов он прикидывал вес узелка и каждый раз чувствовал, что семи-восьми мискалей [120]120
  Мискаль– мера веса, приблизительно 5 г.


[Закрыть]не хватает.

Наконец, чтобы отогнать это наваждение, успокоиться и убедиться в том, что свой своего околпачивать не будет, он зашёл в первую попавшуюся лавку и взвесил мясо. Оказалось, чутье не подвело – восьми-девяти мискалей не хватало.

– Тьфу, пропади ты пропадом! – проворчал Боруджали.– Я же говорю, что руки и глаза мои лучше всяких весов!

И Боруджали твёрдым шагом направился прямо в муниципальное управление первого района. Поднялся на второй этаж и уже взялся было за ручку, как перед ним вырос рассыльный:

– Тебе кого?

– Господина председателя!

– Зачем?

– Купил пять сиров мяса, на восемь мискалей обвесили.

– Ступай к заместителю.

– В какую комнату?

– В конце коридора, последняя дверь налево. Боруджали пошёл в конец коридора. Там ещё один рассыльный – заместителя:

– Господин заместитель этими вопросами не занимается!

– А кто же занимается?

– Председатель главного комитета по борьбе с дороговизной.

– Где его кабинет?

– Третий этаж, по коридору направо!

Боруджали, тяжело дыша, поднялся на третий этаж, нашёл нужный кабинет, хотел открыть дверь – снова рассыльный, от которого Боруджали узнал, что ему нужно идти к тамошнему заместителю. Оттуда его направили в отдел по расследованию, а из этого отдела – в следственный отдел.

Здесь Боруджали наконец удалось попасть к начальнику. Тот выслушал его и велел написать заявление. Уплатив пять риалов письмоводителю, сидящему у входа в управление, Боруджали изложил свою жалобу на бумаге и снова пошёл к начальнику следственного отдела. Узелок с мясом опечатали, и начальник следственного отдела препроводил Боруджали с узелком и заявлением к своему заместителю. После долгих путешествий по кабинетам заявление попало на стол председателя муниципального управления первого района, который передал его вместе с опечатанным узелком в отдел таксации недвижимого имущества, дабы после определения точного местонахождения лавки мясника Машади Аббаса и соответствующего её обследования, приступить к разбору поступившей жалобы.

День уже подходил к концу, и Боруджали отправился домой. Назавтра поутру он снова был в районном управлении муниципалитета. После долгой беготни по кабинетам к одиннадцати часам в отделе таксации недвижимого имущества ему было вручено отношение следующего содержания: «После тщательного расследования и изучения местоположения лавки мясника Машади Аббаса выяснено, что вышеозначенная лавка находится во втором районе города, а посему и расследование жалобы Боруджали надлежит отнести к компетенции второго района».

Через час Боруджали вместе с заявлением, отношением и опечатанным мясом в сопровождении должностного исполнителя был отправлен в муниципальное управление второго района. Здесь снова началось хождение по всем этапам, которые Боруджали уже прошёл в первом районе. В час дня с него взяли расписку с обязательством явиться в управление второго района на следующий день к восьми утра.

Усталый и разбитый, Боруджали поплёлся домой. На следующее утро задолго до начала рабочего дня он уже сидел у дверей кабинета председателя муниципального управления второго района.

Через час ему объявили результаты обследования отдела таксации недвижимого имущества второго района. Выяснилось, что, поскольку восточная стена лавки мясника Машади Аббаса проходит по границе второго и третьего районов, разбирать его жалобу должно муниципальное управление третьего района.

В десять часов утра Боруджали получил предписание отправиться по месту прохождения жалобы вкупе с заявлением, опечатанным узелком и двумя отношениями. В сопровождение ему откомандировали здоровенного верзилу – должностного исполнителя.

– Куда ты ведёшь меня, браток? – хлопнув верзилу по плечу, поинтересовался Боруджали.

– В третий район.

– Почему это в третий?

– А потому, что жалобу твою должны разбирать в управлении третьего района.

– Прошу тебя, дорогой, отпусти меня! – осознав наконец, в чем дело и куда его ведут, взмолился Боруджали.– Я отказываюсь от своих претензий!

– Ха!..– хмыкнул должностной исполнитель.– Отказываешься от претензий… Ну и что? Все равно муниципалитет не может пройти мимо таких безобразий! Если попустительствовать этим негодяям, они с несчастного народа три шкуры сдерут! Эта вот ваша беспринципность все и портит!

– Ну хоть на первый раз прости меня! Сглупил я, не представлял себе всех последствий! Клянусь твоей жизнью, некогда мне, дела запустил,– продолжал упрашивать Боруджали.

– Нет, и не проси! Шагай быстрей, а не то опоздаем! С государственными делами шутки плохи!

Боруджали замолк и до самых дверей муниципального управления не раскрыл рта.

Должностной исполнитель действовал точно по инструкции: передал Боруджали опечатанный платок с мясом, документы и сопроводительное письмо в канцелярию третьего отделения, получил расписку и ушёл. Поскольку рабочий день был уже на исходе, Боруджали предложили за ответом прийти завтра.

На следующий день с самого утра Боруджали явился в управление и через час в сопровождении двух исполнителей, отдела таксации недвижимого имущества третьего района был отправлен к лавке мясника Машади Аббаса, чтобы на месте уточнить её местоположение. А поскольку истцом выступал он, то в соответствии с параграфами внутреннего устава дорогу туда и обратно на такси надлежало оплачивать ему. Все по закону, ничего не попишешь…

Исполнители изучили положение на месте, и на заявление Боруджали была наложена резолюция следующего содержания: «После проверки и уточнения относящихся к делу данных касательно лавки мясника Машади Аббаса нами установлено, что вышеуказанная лавка территориально расположена в третьем районе, но, если смотреть на неё с крыши соседнего дома, выясняется, что она приходится как раз на продолжение улицы четвёртого района, в связи с чем и должна быть отнесена к четвёртому району».

Поскольку дело Боруджали в соответствии с циркуляром о борьбе с бюрократией и волокитой был придан молниеносный ход, его сразу же, без всякого промедления, вместе с истцом, платком с мясом и ещё одним отношением в сопровождении очередного должностного исполнителя переправили в четвёртый район.

…Мясо в платке уже успело протухнуть и источало зловоние. Заявление обросло бесчисленным множеством всяких сопроводительных писем, отношений и докладных записок, так что дело о недовесе превратилось в увесистую папку. Держа в одной руке её, а в другой платок с протухшим мясом, несчастный Боруджали в сопровождении очередного исполнителя отправился в четвёртый район, где его в придачу к документам передали соответствующему председателю.

Естественно, что для получения ответа на своё заявление он должен был явиться в управление на следующее утро.

После осмотра лавки мясника Машади Аббаса двумя исполнителями отдела таксации недвижимого имущества четвёртого района выяснилось, что «вышеозначенная лавка получает электроэнергию из пятого района, от электростанции, расположенной на его территории, из чего следует, что разбирательство по делу о заявлении Боруджали входит в компетенцию пятого района».

Когда Боруджали понял, что ему предстоит с вонючим мясом и толстой папкой отправиться в пятый район, а там снова брать за свой счёт такси, его терпение лопнуло. Он воздел руки к небу и завопил на весь коридор:

– Клянусь Аллахом, его пророком и двенадцатью имамами, клянусь всеми святыми, я идиот, болван! Простите меня, господин председатель! Во имя святого имама Али оставьте меня в покое! Я отказываюсь от своей жалобы! Во всеуслышание заявляю, что в этом куске мяса было на целых восемь мискалей больше! Я соврал! Сжальтесь надо мной!

Но было уже поздно. Когда делу дан ход, остановить его никто не в силах. Если даже Боруджали по доброте души своей готов отступиться, это ещё не повод, чтобы муниципалитет прекратил следствие. Закон есть закон. Это вам не шутки. Разве можно допустить, чтобы государственные дела зависели от настроений какого-то Боруджали и ему подобных?!

Два здоровенных верзилы получили предписание препроводить истца вместе с соответствующими материалами и документами в муниципальное управление пятого района.

Зажав двумя пальцами нос, чтобы не чувствовать вони от протухшего мяса, Боруджали явился по месту назначения. А через два дня, после тщательного обследования местоположения лавки мясника Машади Аббаса, ему объявили, что, хотя вышеуказанная лавка, по всей видимости, действительно относится к пятому району, но, поскольку дом самого Машади Аббаса находится в шестом районе, означенный шестой район и должен разбирать жалобу.

И в соответствии с внутренним уставом муниципалитета Боруджали вместе с опечатанным зловонным узелком и папкой в сопровождении должностного исполнителя был переправлен в шестой район.

Когда Боруджали вошёл в кабинет председателя муниципального управления, вся комната мгновенно наполнилась тяжким зловонием.

– Ах ты сукин сын, ах ты нахал! Ты что же это, туалет с кабинетом спутал? Постыдился бы своей седой бороды! – в дикой ярости набросился на Боруджали председатель, у которого от подобной наглости глаза на лоб полезли.

Боруджали остолбенел от неожиданности. Может, господин начальник вчера вечером в карты проигрался или с утра с женой повздорил и теперь в нервном расстройстве? С чего он взбесился?

в седьмой район без всяких оскорблений,– попросил он, не повышая голоса.

– ещё и дерзит, наглец! Чтоб на могиле твоего отца так воняло!..

Такого оскорбления Боруджали снести не мог. Двадцать дней бессмысленного хождения туда и сюда, бестолковщины и нервотрёпки дали себя знать. Вне себя от ярости он в мгновение ока очутился у стола председателя и со всего размаху закатил ему увесистую пощёчину и сунул к самому носу опечатанный платок с протухшим мясом. Господин председатель коротко вскрикнул и рухнул головой на стол.

На шум сбежались чиновники, клерки, рассыльные.

Боруджали скрутили руки и, не успел он опомниться, как предстал перед судом по обвинению в оскорблении действием официального лица, находившегося при исполнении служебных обязанностей, и был приговорён к шести месяцам исправительных работ и штрафу в размере тысячи пятисот риалов.

Через полгода, вернувшись из тюрьмы, Боруджали увидел печальную картину. За невзнос квартплаты в срок домохозяин выгнал его жену на улицу, а все имущество конфисковал в счёт долга. В лавке пусто. Товар растащили мыши и кредиторы. В полной растерянности опустился Боруджали на колченогий табурет у конторки, сжал руками голову и предался печальным думам. И тут на его плечо опустилась чья-то рука. Подняв взор, он увидел должностного исполнителя из муниципалитета.

– Ты – Боруджали?

– Я. А что?

– Поставь на этом бланке отпечаток пальца под текстом.

– А что там написано?

Исполнитель прочитал повестку: «Боруджали сын Аруджали бакалейщик первого района! По получении данной повестки вам надлежит в течение двадцати четырёх часов явиться в исполнительный комитет муниципалитета седьмого района для дачи разъяснений и показаний относительно жалобы, поданной вами семь месяцев назад по поводу предъявления иска мяснику Машади Аббасу. Председатель исполнительного комитета…»

Боруджали медленно привстал с табуретки и вдруг, оттолкнув ошеломлённого исполнителя, одним прыжком выскочил из лавки на мостовую и неистово завопил:

– Виноват! Прошу прощения! Свалял дурака, не знал, не ведал! О люди, честные, порядочные люди! Люди всех наций и вероисповеданий! Самым дорогим, что у вас есть, заклинаю во имя отцов, дедов и прадедов ваших, не пишите ни на кого жалоб, не ищите справедливости в правительственных учреждениях! О люди, призываю вас на помощь! Перед всем миром каюсь! Сделал глупость! Свалял дурака! Больше не буду! И что это я, глупец этакий, болтал, будто в моем мясе не хватает восьми мискалей! Чепуха! Там целых восемь мискалей лишку.

От натужного крика шнурок в гашнике шаровар Боруджали лопнул. Но он и не замечал, что его нагота неприкрыта, и продолжал стенать:

– Свалял дурака! В пяти сирах мяса на восемь мискалей больше! Кто не верит – пусть взвесит! О люди, клянусь Аллахом, никогда больше жаловаться не буду! Даю обет, зарекаюсь!

…Душераздирающие вопли, бессвязная речь и весь вызывающий, бесстыжий вид Боруджали были ужасны. Прохожие шарахались от него в сторону, местные торговцы соболезнующе качали головами. Наконец явились полицейские и поволокли несчастного в сумасшедший дом.

Бедный Боруджали…