Текст книги "Персидские юмористические и сатирические рассказы"

Автор книги: Феридун Тонкабони

Соавторы: Аббас Пахлаван,Голамхосейн Саэди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)

Как ухаживать за мужем

Если бы вы встретили Хабиба, вы бы его не узнали. Но мы с ним водим дружбу не первый год, и я все же узнал его, хотя он очень переменился.

Прежде это был бойкий, энергичный, компанейский парень, любитель поесть, повеселиться, пошутить – что называется, душа общества. Он много зарабатывал и много тратил. Всегда прекрасно выглядел: щеки розовые, лицо круглое, походка твёрдая. Поглядели бы на него теперь! Точно лихорадкой болен: щеки впали, лицо бледное, походка – нога за ногу заплетается. Короче говоря, Хабиба не узнать.

Встретил я его и, хоть не очень-то люблю вмешиваться в дела друзей и докучать им излишним любопытством, не удержался и спросил:

– Что с тобой, Хабиб-джан? Тебя не узнать, как будто подменили!

И услышал в ответ:

– Да проклянёт Аллах всех социологов, этих специалистов в области супружеской жизни, любителей давать советы!

Чувствуя, что задел друга за живое, я принялся его успокаивать:

– Не расстраивайся, Хабиб-джан! Расскажи, в чем дело?

– Сто раз я ей говорил, чтобы не покупала и не читала этих журналов для женщин! «Я сам их никогда не покупаю, и ты не покупай!» Нет, не послушала и вот довела меня до такого состояния!

– Какое отношение имеют к твоему состоянию женские журналы?

Хабиб бросил на меня взгляд, полный тоски:

– В них-то все и дело, но тебе этого не понять! Давай-ка зайдём в кафе, я расскажу подробнее.

– Ты ведь меня хорошо знаешь,– начал Хабиб, когда мы уселись за столик. – Помнишь, каким я был жизнерадостным, неугомонным?

– Помню, как же!

– А теперь?.. И кто виноват, как ты думаешь?

– Почём же я знаю!

– Доктор виноват, этот окаянный доктор Хильдер Гавзер, будь он трижды проклят!

– Ничего не понимаю, говори яснее!

– Полгода назад моя жена подписалась на один из женских журналов. Все, что в них пишут, она заучивает наизусть, а потом пробует на мне, как на подопытном кролике. Понял?

– Нет, ничего не понимаю!

Хабиб раздражённо погасил сигарету и, пристально глядя на меня, продолжал:

– Месяцев шесть назад этот доктор – пусть у него борода не растёт! – разразился целой серией статей (с которыми – я это точно знаю – ни он сам, ни его жена не согласны) под заголовком: «Женщины! Жизнь мужа – в ваших руках. Если хотите, чтобы он был здоров, пользуйтесь этими советами!»

– Ну и что?

– Пять месяцев назад, придя домой, я увидел в коридоре медицинские весы.

– Что это такое? – спросил я у Мины.

– Встань на них, я хочу тебя взвесить! – улыбаясь, отвечала

она.

– Меня?

– Да, тебя!

– Зачем?

– Доктор Хильдер Гавзер пишет: «Один из признаков здоровья вашего мужа – постоянство в весе».

С тех пор эта женщина шесть раз в день: утром, в обед, вечером, перед сном, до еды, после еды взвешивает меня, как мешок со свёклой. Если вес уменьшился – сажает меня снова за стол и пичкает насильно, если увеличился – заставляет, следуя советам этого проклятого доктора Хильдера Гавзера, обежать вокруг дома в трусах на виду у соседей семьдесят – восемьдесят раз.

– Но почему в трусах, Хабиб-джан?

– Потому что доктор Хильдер Гавзер учит, что при этой процедуре весь организм должен свободно дышать.

– Ну и что?

– Ещё этот доктор пишет, что жене необходимо раз в месяц показывать своего мужа врачу на предмет полного медицинского обследования и, если, не дай бог, врач заметит какое-нибудь отклонение, он вовремя примет меры. И вот уже шесть месяцев эта женщина ради моего здоровья…

– Значит, очень любит тебя, Хабиб-джан!– вставил я.

– …водит меня в поликлинику,– не обращая внимания на мои слова, продолжал он. – Один день – к окулисту, второй – к отоларингологу, третий, четвёртый, пятый дни – к стоматологу, хирургу, терапевту, черт знает ещё к кому!.. Мне уже все это осточертело, я измучился!

– Не раздражайся, Хабиб-джан! – примирительно сказал я. – Значит, Мина-ханум тебя любит, беспокоится, как бы не ослабло твоё зрение или не стал хуже работать желудок.

– А ещё этот доктор Хильдер Гавзер советует жёнам заставлять мужей утром и вечером заниматься гимнастикой, чтобы подольше сохранить трудоспособность!.. И моя жена купила мне две огромные гири по восемь килограммов! Купила штангу, которая переломит хребет здоровенному быку. Завела гантели, поднимая которые, клянусь тебе, я каждый раз думаю, как бы не надорваться! У меня не осталось больше ни сил, ни терпения!

– Ну а как с работой, Хабиб-джан?

– Какая работа? Все в прошлом! Каждый вечер в восемь часов она укладывает детей, а меня запирает в отдельную комнату. Оставляет мне кипу книг и журналов и говорит: «Читай, отдыхай».

– Почему?

– Как «почему»? Говорит, что это рекомендует доктор Хильдер Гавзер. Дескать, ты (то есть я) нуждаешься в отдыхе, тебе необходимо тихое, спокойное место, чтобы читать и спать.

Я говорю ей, что с ума сойду от одиночества, что я не каторжник и не прокажённый. Она отвечает, что так советует доктор Хильдер Гавзер и что я ничего не понимаю! Не иначе как этот доктор Хильдер Гавзер позавидовал моей спокойной и счастливой жизни. Раньше вечерами после работы я вместе с детьми смотрел телевизор, мы возились, рассказывали сказки, играли, смеялись. Часов в двенадцать я ложился спать, и, бывало, до восьми утра пушкой меня не разбудишь, а теперь я каждый раз вскакиваю.

– Почему, Хабиб-джан?

– Вечером, по совету благодетеля нашей семьи, доктора Хильдера Гавзера,– да ниспошлёт ему Аллах все муки ада! – я ем супчик из протёртой морковки с сухариками, чтобы не чувствовать тяжести в желудке, спать спокойно и не видеть снов, в то время как раньше, ты сам знаешь, я съедал пару бараньих языков да четыре ножки с двумя лепёшками хлеба только в качестве закуски. Кроме того, теперь жена за ночь десять раз либо укрывает меня одеялом, либо снимает его.

– Зачем, Хабиб-джан?

– Все доктор… Так рекомендует доктор Хильдер Гавзер. Понимаешь? «Следите за своим мужем, чтобы во время сна одеяло не сползло с него и он не простудился или чтобы одеяло не мешало ему дышать и он не задохнулся». Теперь понимаешь?

– Кое-что начинаю понимать! Давай дальше!

– Стоит мне прийти с работы домой, переодеться ещё не успею, Мина подступает ко мне с расспросами:

– Ну как, не устал, Хабиб-джан?

– Да нет!

– Не ссорился сегодня с начальником?

– Нет!

– Наверное, все-таки поссорился, скажи мне правду.

– Говорю тебе, не ссорился!

– Может, с кем-нибудь поскандалил?

– Да нет, зачем мне скандалить!

– Я же знаю, что скандалил, только не хочешь сказать. А вот доктор Хильдер Гавзер советует мужьям ради их же собственного спокойствия всем делиться с женой! Поэтому, душечка, скажи мне правду, ты с кем-нибудь поскандалил?

– Клянусь твоей душой, нет!

– Наверное, полицейский придрался к тебе из-за пустяка?

– Да нет!

– Может, получил взыскание от начальства?..

Тут Хабиб воздел руки к небесам и, обращаясь ко мне, будто я был не я, а его жена Мина, воскликнул:

– Клянусь киблой, нет! Нет! Нет! Ни с кем я не ругался, ни с кем не скандалил! От начальства не получал взыскания! Полицейский не придрался ко мне! Оставь меня в покое, надоела, измучила!

Услышав крики Хабиба, официант насторожился и подошёл поближе:

– Что случилось, ага? Прошу потише.

– Ничего, ничего. Это мы так, откровенничаем,– вместо Хабиба ответил я.

– И после всего этого, знаешь, что она делает? – не обращая на официанта внимания, продолжал Хабиб. – Говорит, что у меня пошаливают нервы и доктор Хильдер Гавзер советует в таких случаях предупредить срыв и… Стыдно даже говорить!

– Говори, говори, Хабиб-джан,– не стесняйся.

– Или ставит мне клизму, или заставляет пить микстуру, или впихивает в рот пилюлю! До того как в нашем доме стал всем заправлять этот проклятый доктор Хильдер Гавзер, я утром, если не было срочного дела, вставал, когда захочется: в семь, в восемь, в девять… Теперь же она будит меня в шесть часов: «Вставай, а то не успеешь позавтракать, не успеешь сделать зарядку, принять микстуру и пилюли, поставить клизму!» Я уже не могу понять, это моя жена или жена доктора Хильдера Гавзера? С чего она вздумала загнать меня в могилу?

– Конечно же, Хабиб-джан, это твоя жена! – возразил я.

– Почему же тогда она довела меня до такого состояния?

– Наверное, любит тебя!

Он так заскрежетал зубами, что мне показалось, будто подломилась ножка у стула.

– Меня она любит или себя?

– Конечно, тебя, Хабиб-джан, именно поэтому ей хочется… Официант принёс счёт и не дал мне возможности договорить.

Званый обед

С самого утра Насролла-хан был со мною особенно любезен. Он несколько раз подходил к моему столу, угощал сигаретами, предлагал чаю…

Мы с ним уже давно были в приятельских отношениях, одалживали друг у друга деньги и раз в два-три месяца, случалось, вместе проводили где-нибудь вечерок или заглядывали в кино. Но сегодня Насролла проявлял к моей особе повышенное внимание. Он то и дело улыбался мне, ловил мой взгляд и наконец сел рядом:

– Давай, братец, сегодня пообедаем у меня!

– Право, не знаю,– растерялся я. – Я немного простужен, да и жену просил приготовить к обеду мой любимый аш [124]124
  Аш– похлебка.


[Закрыть]. Так что, может быть, лучше в другой раз?

– А мне очень хотелось бы, чтоб мы именно сегодня пообедали вместе.

Он так настаивал, что я вынужден был сдаться. В обеденный перерыв мы поехали к нему. Это был мой первый визит в дом Насроллы-хана, и я не хотел являться туда с пустыми руками, а поэтому, сойдя с автобуса, сказал, что надо бы купить букет цветов или коробку конфет.

– Во-первых, здесь поблизости нет цветочных магазинов,– ласково взяв меня за руку и потянув за собой, сказал он,– а во-вторых, разве ты чужой в нашем доме? Я столько о тебе рассказывал, что все тебя хорошо знают,– не хватает только личного знакомства. Пошли, пошли, дети заждались – они в восторге от твоих книг!

Я не стал сопротивляться, и мы направились к его дому. Открыв дверь своим ключом, Насролла позвал жену:

– Марьям, Марьям! Это господин Шахани. Я его пригласил к обеду.

Ответа не последовало. Уста Марьям-ханум безмолвствовали, как и весь дом. А я-то думал, что, едва услышав мою фамилию, вся семья сбежится меня приветствовать. Похоже было, что в квартире вообще нет ни души.

Насролла провёл меня в пустую холодную гостиную.

– Марьям, Марьям! – снова позвал он. – Я привёл к нам господина Шахани. Что у нас сегодня на обед?

– Змеиный яд! – донёсся голос Марьям-ханум, видимо, из кухни, так как вслед за тем послышался звон падающей посуды.

«Ай да Насролла-хан! – подумал я. – Вовремя меня пригласил– вкуснее обеда не бывает».

Озадаченный столь «тёплым» приёмом, я в нерешительности стоял посреди комнаты.

– Что же ты не раздеваешься? – снимая плащ, обратился ко мне Насролла. – Присаживайся, братец! Здесь, кажется, холодновато?

– Да нет, ничего,– ответил я. – Но все-таки разреши мне откланяться. Кажется, твоя жена сегодня не в настроении?

– Да нет, ничего особенного,– громко смеясь, ответил он. – Тебя, наверно, смутил её ответ?

– Нет… но…

– Не обращай внимания, братец, Марьям шутит. Это её обычная манера… Раздевайся же!

Я подумал: люди разные бывают. Может быть, в этом доме действительно привыкли выражать свою любовь именно таким образом?

Я снял пальто и сел в кожаное кресло возле печки. Оно было ледяное!

– Какая холодина! – сказал Насролла. – Сейчас, сейчас. – Он посмотрел, сколько в печке керосина.

– Марьям, Марьям! – крикнул он. – В печке нет ни капли керосина.

Ответом было гробовое молчание.

– Где бидон с керосином? – спросил Насролла.

– На могиле твоего отца! – любезно ответила Марьям-ханум…

«Ну и ну,– подумал я,– вот это называется выбрался наконец в гости!»

Однако Насролла-хан лишь улыбнулся и покачал головой.

– Ну сходи же и принеси бидон с керосином,– посоветовал я.

– А где я его найду?

– По тому адресу, который указала тебе супруга!

– Да нет, братец, это не моё дело. Она сама должна затопить!

В это время в комнату вошёл пятилетний мальчик в белом передничке и направился к низенькому столику с хрустальной вазой, стоявшему передо мной. Задев рукой за вазу, он уронил её на пол. Ваза упала и разбилась вдребезги. Я наклонился, чтобы собрать осколки, и вдруг возле меня прозвучал голос Марьям-ханум:

– Черт с ней!

Я поднял голову. Жена Насроллы-хана стояла на пороге и косо смотрела на меня. Я в растерянности положил собранные осколки на стол, встал с кресла и поздоровался.

Марьям-ханум, очень сухо ответив на моё приветствие, взяла ребёнка за руку и увела. Чувствую, атмосфера накаляется, дела плохи.

– Насролла-хан,– сказал я,– мне нездоровится. И я уже говорил тебе, что дома меня ждут к обеду. Разреши, я пойду.

– Клянусь тобой, не пущу! – отвечал он. – Пообедать мы должны вместе. Потом, если захочешь, иди.

Сказав это, Насролла-хан вышел из комнаты. Я встал и начал разглядывать фотографии, висевшие по стенам, размышляя, как бы это скорее пообедать и убраться подобру-поздорову.

Меж тем из коридора доносился какой-то разговор, несколько раз помянули моё имя. Я прислушался.

– Клянусь твоей жизнью, Марьям,– говорил Насролла-хан. – Я вчера был с Шахани. Вот же он сам здесь, можешь спросить…

– Катись туда же, где пропадал вчера! – ответила Марьям-ханум. – Мало тебе ночей, теперь и днем стал с ним возжаться!

– Ну ладно, хватит ворчать, приготовь-ка нам лучше яичницу, потом поговорим.

Вижу, никакого обеда и в помине нет. Супруги сводят свои счёты, им вовсе не до меня. Я хотел было незаметно, по-английски, уйти, но потом подумал: «Неудобно. И вдруг, не дай бог, у них что-нибудь пропадёт – подумают на меня».

В нерешительности и сомнении я расхаживал по холодной комнате, когда появился Насролла-хан с медным подносом, на котором была пиала с кислым молоком, немного луку, укропу, петрушки, два-три лаваша [125]125
  Лаваш– тонко раскатанный пресный хлеб.


[Закрыть]и солонка.

– Дорогой Шахани,– сказал он, ставя поднос на стол,– мне очень совестно, извини – Марьям сегодня чувствовала себя неважно и не приготовила обед. Но ты ведь любишь яичницу?

– Конечно, люблю,– ответил я,– но разреши…

– Клянусь своей жизнью, не разрешу!..

– Но ведь…

– Никаких «но»! Ничего страшного. По правде говоря, вчера я пришёл домой поздновато. И вот сегодня Марьям с утра сердится на меня. Она, конечно, у тебя ничего не спросит – ты ведь знаешь, как она тебя уважает,– но если спросит, скажи, что Насролла, мол, вчера был со мной.

В это время Марьям-ханум внесла сковороду с яичницей и, со злостью швырнув её на стол, уселась в кресло.

– Мама! – крикнула она.– Принесите Фери!

– Еда остынет, кушай,– с улыбкой повернулся ко мне Насролла-хан.

Выхода не было. Чем раньше все будет съедено, тем скорее наступит желанный момент, когда я получу возможность улизнуть.

Я отломил кусок лаваша, завернул в него зелень, обмакнул в кислое молоко и отправил в рот, но едва начал жевать, как дверь отворилась, и мать Марьям-ханум, то есть тёща Насроллы-хана, держа на руках Фери, вошла в комнату.

– Иди к дяде,– язвительно сказала она, указывая ребёнку на меня. – Твой папочка вчера утром ушёл и вот только что вернулся с подарочком для тебя…

Кусок застрял у меня в горле. Несмотря на холод, царивший в комнате, я весь покрылся испариной. Медленно подняв глаза от тарелки, я увидел, что бабушка сидит в кресле, а ребёнок ковыляет ко мне. Подойдя к столу, он схватился за поднос и потянул его на себя. Я испугался, как бы тарелка с яичницей и пиала с кислым молоком не разделили судьбу хрустальной вазы, и тоже ухватился за поднос двумя руками, но в это время услышал отчётливый голос Марьям-ханум:

– Господин Шахани!

Я как будто онемел. В голове гудело. Пульс бился так, что если бы в этот момент его пощупал врач, он бы заранее выписал мне свидетельство о смерти.

– Я вас слушаю, ханум,– через силу произнёс я, положив на тарелку надкушенный кусок.

– Скажите Насролле, чтобы дал мне развод и женился на вас,– тем же ледяным тоном продолжала она.

– На мне?

– Да, да, на вас!

Что это значит? Я ничего не мог понять и уставился на Насроллу-хана, ища у него спасения. Вижу, на его лице появилась

еле заметная улыбка и он слегка подмигнул мне, что должно было означать: «Молчи!» Ничего не оставалось, как улыбнуться и сказать:

– Вы очень любезны, ханум… Благодарю… но… ведь… нет… не знаю, что и ответить…

Тёща Насроллы-хана громогласно поддержала дочку:

– Марьям права! Вы совсем не думаете о том, что Насролла женат, что у него семья, дети, служебные обязанности! Что вам нужно от этого несчастного? Чего ради вы прицепились к нему? Отпустите его, дайте ему заняться своими делами, дайте возможность подумать о жене и детях! Ведь надо и совесть знать! Каждый вечер, каждый вечер, каждый вечер!.. Найдите себе другую дойную корову!

Я собрался было возразить: ведь по вечерам я с Насроллой и раз в месяц не вижусь, что я сам страшно занят, что у меня тоже жена, дети, домашние заботы… Но в глазах Насроллы была отчаянная мольба, и я замешкался с ответом. Пока я соображал, что сказать, Марьям-ханум оглушила меня вопросом:

– Вот, объясните, пожалуйста, где он пропадал всю ночь?

«Так-так,– понял я.– Значит, Насролла-хан сегодня не ночевал дома. И все его знаки внимания и это приглашение к обеду неспроста!» Я хотел было сказать: «Откуда мне знать, дорогая ханум, где всю ночь пропадал ваш муж? Разве я его телохранитель?» Но мой взгляд упал на перекошенное от ужаса лицо Насроллы-хана…

– Ей-богу, вчера вечером он был у меня,– соврал я, не моргнув глазом. – То есть мы были с ним в гостях у наших друзей и засиделись допоздна, а погода была плохая, да и транспорта не было, так хозяин уговорил нас остаться ночевать.

Смотрю: Насролла просиял.

– Видите, мамаша,– повернулся он к тёще,– видите, я не соврал! Вот вам и свидетель!

– Лису спросили: «Кто твой свидетель?» – ответила: «Хвост»,– проворчала тёща.– Ну ладно, положим, так! А с кем же в таком случае ты был позавчера, когда вернулся в четыре часа утра?

– С кем он был, спрашиваешь? – вступила Марьям-ханум.– Вот с этим же господином, который сидит перед тобой!

– Подтверди, Шахани, что это действительно так,– умоляюще простонал Насролла-хан.

– Право, не знаю, что и сказать. Да… Конечно… Знаете, как бывает: человек заговорится и…

– В таком случае, что вы скажете о позапозавчерашней ночи и о той, что перед ней? – прервала меня Марьям-ханум на полуслове.– Тоже засиделись? Заговорились?

– Клянусь твоей драгоценной жизнью, Марьям,– заторопился Насролла, не дав мне возможности ответить,– клянусь твоей матерью, что я был с господином Шахани. В десять часов вечера, когда мы закончили свои дела в типографии и сверили последнюю вёрстку, главный редактор пригласил нас в кабачок поужинать. Ты не представляешь себе, что за милый и очаровательный человек наш редактор. Ей-богу, если…

– Ну ладно, хватит! – перебила его Марьям-ханум.– Какое мне дело до вашего редактора? Я хочу поговорить с этим господином и понять, что он за человек, зачем ему нужно мучить несчастных женщин, портить им жизнь. У всех нас он отнял мужей, совратил их с пути истинного, сделал своими послушными рабами…

И, повернувшись ко мне, она завопила:

– Ты думаешь, что ведёшь честную, порядочную жизнь? Все ночи напролёт несчастные жены и невинные дети в ожидании своих мужей и отцов ежеминутно проклинают тебя! Понял, уважаемый? Мама, позови-ка Эшрат-ханум. Пусть придёт и полюбуется!

Мать Марьям-ханум встала с места и отправилась за Эшрат-ханум, оставив меня гадать, кто она такая, чем занимается и какое отношение имеет к званому обеду у Насроллы-хана, а Марьям-ханум с тем же жаром продолжала допрашивать и упрекать меня. Мне в пору было заплакать. Комок подступал к горлу. Но едва я открывал рот, собираясь защитить себя, как Насролла-хан под столом толкал меня ногой или останавливал умоляющими взглядами.

Между тем его тёща вернулась вместе с совершенно незнакомой мне женщиной средних лет и злобно прошипела:

– Заходи, Эшрат-ханум… Полюбуйся. Вот он, наш голубчик!

– Я вас до сих пор никогда не видела, господин Шахани,– сказала та,– но очень много хорошего слышала о вас от Махмуда. И пришла лишь попросить об одном: оставьте, пожалуйста, нашего Махмуда в покое!..

У меня глаза вылезли из орбит. Только было я собрался спросить: «Что за Махмуд? Кто он такой?» – как Насролла, словно прочитав мои мысли, заговорил, жалко улыбаясь:

– Госпожа Эшрат-ханум – жена нашего Махмуда. Она так много слышала о тебе хорошего! До сих пор она считала, что Махмуд посещает злачные места и общается с подонками.

«Боже мой, что же такое творится? – в отчаянии соображал я.– Какой ещё Махмуд?» Но Насролла не дал мне рта раскрыть.

– Клянусь твоей дорогой душой, Шахани, Махмуд во сне и наяву славит тебя! Ты не представляешь себе, как он тебя любит! Ты сам, наверное, помнишь, как третьего дня он тебе об этом говорил.

– Да, господин Шахани!– закричала Эшрат-ханум, разом выйдя из себя.– Тот самый ваш Махмуд! Тот самый Махмуд, который продал вам душу, оставив мне лишь тело! Карман его принадлежит вам, а дырка от кармана – мне! Если Фариде узнает, что вы здесь, она такое сделает, что вам и во сне не снилось.

– Ну эта самая Фариде,– вмешался Насролла-хан,– жена Джахангир-хана! (Он говорил о ней, словно о моей двоюродной сестре!) Неужели не помнишь? Наш друг Джахангир, с которым в праздники три дня мы провели на море! Помнишь, были я, ты, Джахангир, Махмуд и Ирадж?!

Ну и молодец же, оказывается, я!

Эшрат-ханум, не дожидаясь моего желания лично познакомиться с Фариде-ханум, вылетела из дома и закричала на всю улицу:

– Фариде! Фариде… Фари!.. Фариде-ханум!

Я был в полнейшей растерянности и уже не слушал, что мне говорят Насролла-хан, его жена и тёща. Все моё внимание было приковано к Эшрат-ханум. Что ещё она собирается выкинуть?

Из окна двухэтажного дома напротив высунулась женщина:

– В чем дело, Эшрат-ханум?

– Иди сюда! Скорее спускайся вниз! Хочу тебе показать нечто такое, чего ты больше никогда не увидишь.

– А что случилось?.. Приехал кто-нибудь?

– Не спрашивай… Спускайся скорей!

– Да не тяни же, говори, кто приехал? Неужели двоюродная сестра Марьям из Ахваза [126]126
  Ахваз– город на юге Ирана.


[Закрыть].

– Да нет же, господин Шахани здесь.

– Шахани??!!!

– Да, я клянусь тобой!.. Спускайся! Никогда ещё он не попадал в такой переплёт! Умоляю тебя, беги скорее!

– Бегу… Не выпускайте его, я сейчас!

– По дороге прихвати и Шахлу!

– Ладно!

Окно захлопнулось, и Эшрат-ханум в радостном возбуждении вбежала в комнату:

– Так, так. Очень интересно! Продолжайте, господин Шахани!

– Да я, право, молчу. Это вы говорили.

Дверь распахнулась, и в комнату ввалились восемь женщин разных возрастов во главе с той, которую я только что видел в окне. Ткнув в меня пальцем, она спросила: «Это он?»

– Да, Фариде-ханум,– предупреждая ответ Эшрат-ханум, сказал я.– А кто же, разрешите узнать, остальные?

Фариде-ханум, как раненый тигр, набросилась на меня.

– А кого бы ты хотел видеть? Это те несчастные жены, у которых ты отнял мужей!

– Я!

– А кто же? Я, что ли?

Сердце моё разрывалось, в висках стучало, в горле пересохло. Казалось, язык навечно приклеился к нёбу.

– Позвольте вам представить, господин Шахани,– язвительно начала Фариде-ханум,– это Мари – жена Рахима-аги! – Она показала на высокую женщину, стоявшую рядом с ней.

– Она имеет в виду нашего Рахима-агу! – пояснил Насролла-хан.

Я. Очень приятно, ханум!

Фариде. Знакомлю дальше. Шахла-ханум – жена Тахера-аги!

Насролла-хан. Она имеет в виду нашего Тахера-агу! Я. Бесконечно счастлив!

Фариде. Это Лейла-ханум, жена Абдуллы-хана! Насролла-хан. Она имеет в виду нашего Абдуллу! Я. Польщён таким знакомством!

Фариде. Гелин-ханум – мать Лейлы и тёща Абдуллы-хана. Я. Какое счастье!

Фариде. Махназ-ханум – жена Абутораба-хана! Насролла. Она имеет в виду нашего Абутораба! Я. Высокая честь!

Короче говоря, когда я выходил из дома Насроллы-хана, все соседки выстроились у дверей в два ряда, чтобы поглядеть на человека, сбившего с толку их мужей.

Насролла-хан тоже оделся и вышел вместе со мной.

– Насролла-хан, а ты куда? Опять закатываешься? Надолго? – спросила Марьям-ханум.

– Да нет, только провожу господина Шахани до остановки.