Текст книги "Персидские юмористические и сатирические рассказы"

Автор книги: Феридун Тонкабони

Соавторы: Аббас Пахлаван,Голамхосейн Саэди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц)

Пластическая операция

Когда скончался, благослови его Аллах, губернатор, нас охватила невообразимая скорбь. За все те годы, что покойный был нашим губернатором, никто не сказал о нем худого слова. Ведь он по-отечески заботился о своих подданных и по мере возможности помогал беднякам.

Чтя заслуги усопшего, гроб несли на руках до самого кладбища. Траурной процессии с чёрными флагами и множеством венков не видно было конца.

А на следующий день в соборной мечети состоялось поминовение, на котором вместе со всеми жителями города присутствовал и ваш покорный слуга.

На молебен были приглашены фото– и кинокорреспонденты, дабы увековечить всю эту церемонию, которая ярко демонстрировала, что народ разбирается в своих правителях и всегда отличит честного от подлеца.

Во время службы я сидел напротив кафедры. Два чтеца нараспев читали Коран. Присутствующие бубнили молитвы, шушукались, воздавая должное высоким нравственным качествам покойного. С их лиц не сходило выражение скорби – утрата опечалила всех.

И надо же было случиться: в самый разгар службы мне вдруг вспомнился анекдот, рассказанный накануне приятелем. Ужасно смешной анекдот. Сплетя пальцы и судорожно сжимая их, я старался воскресить в памяти образ покойного, чтобы придать лицу скорбное выражение. Но чем больше я подавлял смех, тем сильнее меня распирало. Тогда я стал думать обо всех известных мне страшных вещах: об инквизиции, мучениях ада, о побоище в пустыне возле Кербелы… Но и это не помогло. Казалось, кто-то нарочно решил смешить меня, нашёптывая на ухо то забавнейшие истории о мулле Насреддине, то анекдоты об Обейде [87]87
  Обейд Закани(ум. в 1370 г.) – известный иранский поэт-сатирик.


[Закрыть]. Я буквально умирал от смеха.

Правда, я смеялся беззвучно, но как было скрыть скривившую мой рот улыбку? Боже, что будет, если под сводами мечети раздастся мой гомерический хохот? Как на это посмотрит оратор? А уважаемые, достопочтенные отцы города? Что сделают со мной родственники усопшего? Обругают? Выгонят вон? Я отчётливо представил себе, как, спасаясь от них, бегаю вокруг мечети. А они гурьбой преследуют меня…

Короче говоря, один Аллах ведает, какие муки я претерпел в тот день из-за этого проклятого смеха. Но стоило мне после молебна выйти на улицу, как веселье моё испарилось…

Прошло дней десять – двенадцать. Как-то раз в служебное время в комнату к нам вошёл неизвестный господин и что-то спросил у моих сослуживцев. Они кивнули в мою сторону. Незнакомец приблизился ко мне и шепнул на ухо:

– Следуйте за мной, я из седьмого отделения.

– С кем имею честь? – поинтересовался я.

– Я уполномоченный,– ответил он.

– А что случилось? Почему я должен идти с вами?

– Не знаю. Моя обязанность – отыскать вас и доставить по назначению.

Поскольку совесть моя была чиста, я спокойно встал и вместе с незнакомцем направился в седьмое отделение.

Когда я вошёл, начальник пригласил меня сесть. Я сел. Начальник закрыл лежащую перед ним папку и раскрыл новую. Уточнив мои биографические данные, он спросил:

– Какие у вас были отношения с покойным губернатором?

– Никаких отношений, ваше превосходительство,– ответил я.– Куда мне до губернатора… Но он – милейший человек! Я, как и все, расстроен его смертью.

– Зачем ты потащился на молебен?

– То есть как зачем? Странный вопрос, господин начальник! – удивился я, а сам подумал: видимо, покойник в чем-то провинился, а я, ничего не зная об этом, пошёл на службу по нем. Не расценили бы это теперь как свидетельство моей с ним близости!

Я проглотил слюну, собрался с мыслями и, чтобы не попасть впросак, уклончиво ответил:

– Все пошли, ваше превосходительство, ну и я пошёл. Начальник понимающе улыбнулся:

– Я знаю, что все пошли. Но все пошли, чтобы разделить горе близких покойного. А ты зачем потащился?

– Ну и я для этого же пошёл,– неуверенно ответил я.– Мне непонятно, что вы имеете в виду.

– Ничего, сейчас поймёшь,– затянувшись сигаретой, ответил начальник.

Он достал из ящика две объёмистые картонные коробки и спросил:

– Ты что был противником губернатора?

– Противником? Что вы! Да если бы я был противником губернатора, разве я провожал бы его гроб пешком до самого кладбища?

– Ну а если ты не был его врагом, почему ты радовался его смерти?

– Кто, господин начальник, я?

– А кто же ещё?

Ну и дела! Похоже, что разговор принимает дурной оборот. Во рту у меня пересохло, кровь стучала в висках, но в то же время я был рад, что покойник по крайней мере ничем не запятнал себя. К тому же чувствовалось, что и начальник седьмого отделения– один из его почитателей…

– Господин начальник! – воскликнул я.– Что вы изволите говорить? Как я мог радоваться кончине губернатора? Как вообще можно радоваться чьей-либо смерти?!

Тогда его превосходительство раскрыл картонную коробку, достал из пачки фотографий одну и протянул мне:

– А ну-ка, посмотри. Узнаешь, кто это?

Я взглянул на фотографию. На ней была запечатлена служба по умершему, на которой весь город, все наши именитые граждане сидят мрачные, печальные, будто отца родного потеряли. И лишь один человек улыбается – это я.

– Да, узнаю,– отвечаю.– Вон тот слева – ваш покорный слуга.

Начальник положил фотографию на стол и протянул мне другую. И на этом снимке у меня улыбка до ушей!

Одним словом, на всех трёхстах снимках я улыбаюсь во весь рот, в то время как все остальные плачут.

Показав снимки, господин начальник решительным тоном сказал:

– Ну, какие ещё тебе нужны доказательства? Неужели опять будешь упираться? Если бы ты не был врагом покойного, что бы заставило тебя радоваться его смерти? А бот тут пять кинолент, на них ещё ясней видно, как ты торжествовал и злорадствовал!

Боже мой, попробуй-ка теперь выкрутись! Как я ни унижался, как ни призывал Аллаха в свидетели, начальник так и не поверил, что смеялся я просто оттого, что смешинка в рот попала.

Прошло два года. В один прекрасный день по городу прокатился слух, что новый губернатор выдаёт дочь замуж за своего заместителя. Вскоре этот слух подтвердился, и многим были разосланы пригласительные билеты на свадьбу. Среди приглашённых оказался и ваш покорный слуга.

Получив приглашение, я сразу же вспомнил оказию, приключившуюся со мной два года назад в мечети на поминальной церемонии по умершему губернатору, и меня охватило сомнение. Идти на свадьбу или нет?

Не пойдёшь, думаю, мои недоброжелатели могут сообщить господину губернатору, что такой-то не уважает его и потому не явился на свадьбу. Пойдёшь – а вдруг повторится что-либо в том же роде?

До самого последнего момента я колебался. Наконец решил все-таки пойти.

В назначенный вечер я постригся, побрился, приоделся и отправился на свадьбу. Что это была за свадьба! Какие были цветы, какая иллюминация! Какие фрукты, сладости, шербеты! Какие роскошные дамы и господа! Шутка ли сказать – сам губернатор дочь замуж выдавал!

Я присел в дальнем углу возле торшера со свечами и огляделся по сторонам. Смотрю, все смеются и я тоже стал следить за тем, чтобы улыбка не сходила с моего лица.

После шербета ко мне подошёл официант с подносом, уставленным высокими фужерами:

– Не желаете выпить?

Думаю, отказаться нельзя: донесёт губернатору, что на свадьбе его дочери такой-то не захотел выпить за её здоровье… Снова начнутся неприятности.

– С удовольствием,– говорю.

Осушил залпом бокал и не успел ещё поставить его на место, как передо мной словно из-под земли вырос второй официант с подносом:

– Не желаете?

– Благодарю, с удовольствием.

Выпив второй бокал, я сразу же почувствовал, как по всему телу разливается приятное тепло. Все поплыло перед глазами. В ушах гудело. Вокруг сновали фотографы и, как положено на таких торжествах, щёлкали затворами направо и налево.

Постепенно меня совсем разморило. Я меланхолически уставился на мерцающий язычок свечи и на мотылька, обгоревшего на огне. Его опалённые крылышки расстроили меня до слез: «Несчастный мотылёк, влюблённый в огонь! За что ты сгорел?» И я стал нашёптывать знакомые стихи про влюблённого в пламя свечи мотылька… Я упивался нахлынувшей на меня грустью. Перед внутренним взором моим вставали разные печальные картины. Я вспомнил о трагической смерти двоюродного брата, и слезы градом покатились по моим щекам. Одним словом, я витал в другом мире и не в силах был вернуться на землю…

Уже за полночь, когда гости стали расходиться, я вышел на улицу в глубокой печали.

Не прошло и недели, как тот же самый уполномоченный снова свалился на мою голову.

– А что случилось теперь?

– Я не в курсе дела, мне лишь поручено доставить вас в седьмое отделение.

Ох, по-видимому, это отделение существовало специально для меня.

Войдя в кабинет, я увидел уже знакомого мне господина. Он сидел за столом и перелистывал страницы очередного дела. При моем появлении господин буквально взвился:

– Негодяй! Что прикажешь теперь с тобой делать?! – завопил он.

– Что случилось, ваше превосходительство? Разве я опять, не дай бог, смеялся?

– Если бы ты смеялся! – завопил он.– Да ты просто вероломный изменник! Понимаешь: изменник!

– Что вы? Кому я изменил? Что я за персона, чтобы оказаться изменником?

– Ты враг любой власти, любого губернатора, любого правительства! Понял?

– Понял, понял… Но почему, ваше превосходительство? Откуда вы это взяли? Да поразит меня небо, если я враг губернатора! Клянусь Аллахом, я исправно плачу налоги, беспрекословно подчиняюсь всем указам. Какие у вас доказательства, что я его враг?

Его превосходительство выхватил из стола картонную коробку с фотографиями и, взяв оттуда наугад снимок, протянул мне.

Свадьба дочери губернатора. Гости сияют радостными улыбками. Только я, несчастный, с выражением скорби на лице, с глазами, полными слез, уставился в одну точку. На второй фотографии то же самое: все улыбаются, а у меня вид круглого сироты, только что потерявшего последнего из близких.

– Что, ты и теперь будешь отрицать своё предательство? Ты враг господина губернатора, поэтому и не можешь спокойно глядеть на счастье его дочери. Знай, что эти фотографии показали ему и он распорядился, чтобы мы следили за тобой в оба.

Я снова клялся Аллахом и объяснял, что причина моих слез – жалость к сгоревшему мотыльку и воспоминание о погибшем брате, что я вовсе не враг губернатору… Но переубедить начальника было невозможно.

Выйдя от него, я предался размышлениям: в нашем городе я живу всю жизнь. Значит, в любой день можно ожидать приглашения или на панихиду, или на свадьбу… Если из каждых десяти церемоний я буду присутствовать всего на двух, то у меня все равно не хватит терпения таскаться по этим отделениям и оправдываться, почему я там улыбался, а здесь хмурился?! Как же быть, где найти выход? И нашёл…

Два года назад я посетил хирурга, и он сделал мне пластическую операцию. Теперь одна половина моего лица всегда улыбается, а другая – безутешно скорбит.

Комедия представления

Впервые в жизни довелось мне присутствовать на столь торжественной церемонии. Это случилось вскоре после назначения нового губернатора. Я получил пригласительный билет следующего содержания: «Многоуважаемый господин… Для знакомства с новым губернатором господином Баниноу [88]88
  Баниноу– букв: альтруист.


[Закрыть]и его супругой просим Вас пожаловать на приём в губернаторство. Форма одежды – свободная».

Поскольку в нашем маленьком городке все осведомлены о жизни друг друга до мельчайших подробностей, то, войдя в зал, я не почувствовал себя чужим. Стекались гости, многих из которых я хорошо знал. Это был большой приём, была приглашена самая разная публика, начиная от начальников учреждений и кончая учителями школ и даже купцами и торговцами базара.

Вскоре господин Садакатпише [89]89
  Садакатпише– букв: честный.


[Закрыть] – бессменный помощник всех губернаторов, который, насколько мне не изменяет память, всю жизнь находился на этой должности и успел подсидеть восьмерых начальников,– во всеуслышание объявил:

– Уважаемые дамы и господа! Сейчас прибудет наш новый губернатор господин Баниноу со своей супругой. Прошу гостей для удобства представления выстроиться в одну шеренгу.

Гости, давно привыкшие к подобным церемониям, сразу же заняли места соответственно своему общественному положению и служебному рангу. Естественно, ваш покорный слуга оказался самым последним в этом длиннющем ряду. Вскоре показался и сам господин Баниноу со своей супругой. Словно пшеничные колосья под напором ветра, весь ряд в едином порыве наклонился вперёд. Казалось, все соединены друг с другом не видимыми простому глазу винтами и шарнирами. Волей-неволей вашему покорному слуге пришлось последовать их примеру и вместе со всеми застыть в общем поклоне.

Когда церемония коллективного поклонения была завершена и вся шеренга выпрямилась и застыла по стойке «смирно», я невольно призадумался над тем, чем же, собственно говоря, так знаменит этот господин и почему все мы перед ним унижаемся.

Посмотришь – в общем, ничего выдающегося, самый обыкновенный человек, среднего роста, ничем не примечательнее всех остальных. Рядом же с главным имамом нашего города, этим здоровенным детиной, который стоял, вытянувшись, во главе шеренги, губернатор вообще выглядел пигалицей. Что же до его супруги, то, клянусь Аллахом, подавляющее большинство женщин нашего города и даже присутствующих на этом приёме были намного интереснее и привлекательнее её.

Губернатор вместе с супругой подошёл к выстроившемуся ряду и остановился перед главным имамом. Господин Садакатпише, имевший огромный опыт в церемониях представления и знавший родословную всех гостей, приступил к исполнению своих обязанностей:

– Господин Ходжат ол-фолан Оуладабади [90]90
  Оуладабади– букв: богатый детьми.


[Закрыть] – знаменитейший богослов и прославленнейший учёный нашего города. Он же – главное духовное лицо, возглавляющее совершение намаза в мечети. Благодаря его усердию и заботам у нас теперь царит полнейшее спокойствие и блаженство.

«Значит, наш главный имам и вправду такое заслуженное лицо,– подумал я,– раз господин Садакатпише так его расхваливает».

– Как вы назвали его фамилию? – переспросил губернатор.

– Оуладабади, ваше превосходительство!

– Видимо, у него большое потомство, раз он выбрал себе такую многозначительную фамилию? – пошутил губернатор.

– Да, ваше превосходительство,– ответил Садакатпише.– Как вы изволили заметить, у нашего духовного наставника огромная семья: две жены и четыре сиге [91]91
  Сиге– женщина, взятая в жены на определённый срок, временная жена.


[Закрыть]. Кстати, замечу, что все они из знатных и аристократических семей. Помимо этого, у господина Оуладабади шестнадцать сыновей, семь дочерей и множество невесток и внуков.

«Оказывается,– подумал я,– наш главный имам – владелец инкубатора».

– На вас,– обращаясь к нему с улыбкой, сказал губернатор,– ложится тяжелейшая задача. Перед лицом всего общества вы должны подойти к ней со всей ответственностью и добросовестностью.

В ответ наш главный имам, низко поклонясь, заверил господина губернатора, что будет неукоснительно и чётко выполнять возложенную на него Аллахом духовную миссию.

Подошла очередь следующего, и господин Садакатпише объявил во всеуслышание:

– Господин Пакфамиль [92]92
  Пакфамиль– букв: чистофамильный.


[Закрыть] – уважаемый начальник финансового управления. Как красноречиво сама за себя говорит его фамилия, это один из честнейших и бескорыстнейших государственных служащих. Господин Пакфамиль работает на этом попроще вот уже много лет и…

Услыхав эту фамилию, я вытянулся посмотреть, не тот ли это палач, от страха перед которым жители города десятки раз садились в бест и каждый раз по его приказу полицейские выдворяли их оттуда и подвергали пыткам. Да, так и есть… оказывается, он самый! Собственной персоной! Как же все это прикажете понимать? Этот кровопийца, имя которого стало синонимом жестокости и безжалостности, этот тип вдруг, видите ли, превратился в честного и бескорыстного человека, ничем не запятнавшего свою фамилию!

Я почувствовал, как кровь ударила мне в голову. Меня бросало то в жар, то в дрожь! Я готов был уже выкрикнуть: «Господин губернатор, все это ложь! Клянусь вашей честью, этого типа зовут Наджесфамиль [93]93
  Наджесфамиль– букв: поганофамильный.


[Закрыть], а не Пакфамиль! Это один из отъявленных негодяев и прохвостов нашего времени!» Но я вовремя взял себя в руки и подумал: «А тебе-то что за дело? Хочешь опять попасть в какую-нибудь историю, чтобы на этот раз как следует занялись тобой? Видимо, ты просто ошибся, и этот Пакфамиль не имеет никакого отношения к тому грязному типу, о котором ты думаешь!»

Закончив знакомство с господином Пакфамилем и крепко пожав ему руку, губернатор подошёл к третьему гостю.

– Господин Ятимнаваз [94]94
  Ятимнаваз– букв: ласкатель сирот.


[Закрыть],– услышал я зычный голос Садакатпише,– один из справедливейших и гуманнейших купцов города. Вот уже много лет этот господин прилагает все усилия для благоустройства нашего города. Многие земли, доставшиеся ему по наследству, он безвозмездно передал государству для постройки школ, больниц и детских садов. Еженедельно господин Ятимнаваз угощает за своим столом бедных и обездоленных, он дарит им свои вещи.

Я все ещё находился под впечатлением от того, что услышал о Пакфамиле, и продолжал успокаивать себя, когда до меня донеслась фамилия Ятимнаваза. «Как! Разве этот Хаджи Ятимнаваз не тот самый знаменитый ростовщик и спекулянт, которого мы прозвали Хаджи Дозари [95]95
  Дозари– букв: дешёвый торговец; так называют торговца, продающего товары по высоким ценам.


[Закрыть]? Смотрю – конечно, он самый! Что бы это могло значить? Почему это Садакатпише так нахально врёт? Откуда он взял, что этот Хаджи Ятимнаваз свои земли, полученные по наследству, безвозмездно передал государству для строительства школ, больниц и детских домов? Ведь его «дело» о подлоге документов на покупку земель до сих пор ещё не закрыто и находится в стадии расследования. Ведь не кто иной, как этот господин, два года назад был членом городской управы и с помощью начальника отдела юстиции приписал себе и присвоил все возделанные и невозделанные вакуфные земли, прихватив в придачу дома многих несчастных вдов и сирот. Каким же образом могла произойти такая метаморфоза, что этот уголовник вдруг стал, с позволения сказать, справедливейшим и гуманнейшим человеком? Этот благочестивый ханжа, хвастающийся тем, что совершил якобы паломничество в Мекку, наживается теперь на спекуляции, берет по два риала за каждый предоставленный в кредит туман. Эта пиявка, сосущая кровь несчастных, вдруг перекрасилась в альтруиста и филантропа и занялась благотворительной деятельностью! Разве Садакатпише не знает, что из себя представляет этот тип?»

Снова я чуть было не закричал во всеуслышание, что, клянусь всеми святыми, Садакатпише лжёт. Но тут до меня донёсся голос губернатора, который просил Ятимнаваза продолжать и дальше действовать сообразно предписаниям Корана, и мой язык присох к губам. Я словно остолбенел.

Тем временем очередь дошла до следующего гостя, и голос Садакатпише, подобно удару колокола, отдался у меня в мозг:

– Его превосходительство господин Синэпахн [96]96
  Синэпахн– букв: широкогрудый.


[Закрыть] – один из достойнейших молодых спортсменов нашего города. Это наша гордость, слава нашего государства. По своим моральным качествам этот благородный человек занимает в нашей стране одно из первых мест. Его щедрость, великодушие, гуманность не имеют себе равных. На свои трудовые доходы он уже построил у нас три спортивных клуба.

«Ну и ну! Это же известный головорез, поножовщик и вымогатель, которого знает весь город. Он же владелец трёх притонов! При чем тут спортивные клубы? За поножовщину и убийства этот Синэпахн уже четырежды ссылался на острова Кешм и Харк и в Бендер-Аббас и столько же раз бежал оттуда и возвращался обратно в наш город. Этому бандюге гуманизм и во сне не снился. Откуда у него взялись щедрость, великодушие и другие качества? Жители города, встретив его на улице, разбегаются в разные стороны, подобно стаду овец при виде голодного волка. Каким образом этот разбойник стал гордостью и славой нашего государства?!»

Я стиснул зубы, собрал все силы и сделал было шаг вперёд, чтобы крикнуть: «Господин губернатор! Клянусь честью вашей супруги, Садакатпише все врёт! Он мелет несусветную чушь!» Но в это время я увидел, как супруга господина губернатора пожала руку Синэпахну и с улыбкой, источающей любовь и восхищение, ласковым и нежным голоском, никак не соответствовавшим её внешности, обращаясь к нему, пролепетала:

– Наша родина, наш народ нуждаются в таких людях, как вы! Наша нация не может не гордиться такими прославленнейшими спортсменами и чемпионами! В нашу эпоху только то общество может рассчитывать на прогресс и всемирное признание, в котором молодёжь будет обладать физической выносливостью и даст возможность на мировых спортивных аренах развеваться нашему славному знамени. Когда я вижу, что наши молодые люди сильны, крепки и здоровы, то испытываю истинное удовольствие. Я надеюсь, что смогу из центра получить необходимые ассигнования на расширение ваших спортивных клубов, чтобы вы могли и дальше служить примером для наших юношей и нашей молодой поросли.

Мне показалось, что на меня вылили ушат ледяной воды. Я раскис и расклеился.

Подошла очередь знакомства с шестым человеком. Точно так же Садакатпише правой рукой указал на грудь Пачевармалидэ [97]97
  Пачевармалидэ– букв: пройдоха, ловкач, проныра.


[Закрыть], внештатного агента управления по сбору информации, и сказал:

– Господин Пачевармалидэ – один из знаменитейших литераторов, учёных и тонких поэтов. Несмотря на свою славу, он ведёт очень скромный образ жизни и редко появляется в обществе, не любит саморекламы. Прекрасные и задушевные стихи господина Пачевармалидэ переходят из уст в уста, а он сам пользуется в городе всеобщим признанием и уважением. Еженедельно в его доме устраиваются литературные вечера, на которых выступают поэты и писатели города. И сейчас мы попросим господина Пачевармалидэ прочитать нам касыду, написанную специально в честь приезда в наш город господина губернатора и его супруги.

Господин губернатор и его супруга любезно улыбнулись, дав тем самым согласие на то, чтобы Пачевармалидэ показал своё поэтическое дарование.

Пачевармалидэ, внештатный агент управления по сбору информации и маклер по всяким законным и незаконным сделкам, дом которого служил притоном для начальников различных учреждений города и который обладал довольно солидным недвижимым состоянием как в центре, так и за чертой города, сделал шаг вперёд, поклонился и громким голосом нараспев продекламировал касыду, написанную в честь губернатора и его супруги.

«Ну и ну! Что за нахальство! – подумал я.– Что общего у этого подонка с поэзией и вообще с литературой? Этого пройдоху в городе все прекрасно знают. Он прошёл школу мошенничества и обмана. Это известный аферист и провокатор. Он полный невежда. Он настолько безграмотен, что не умеет даже расписаться. И вот этого негодяя представляют как крупнейшего литератора и знатока поэзии. В нашем городе действительно есть прекрасные поэты, чьи стихи могут соперничать с творениями великого Низами, но они осуждены влачить жалкое существование и еле-еле сводят концы с концами. Кто распорядился, чтобы этого пройдоху представили в качестве поэта губернатору и его супруге?»

Мои размышления были прерваны аплодисментами присутствующих и возгласами: «Браво! Браво!» Господин губернатор и его супруга, высоко оценив рифмоплётство этого болвана, стали знакомиться со следующим гостем.

Короче говоря, во всех случаях господин Садакатпише каменщика выдавал за горного инженера, могильщика – за археолога, маляра – за художника-импрессиониста, гадальщика и предсказателя– за суфия и мудреца, погонщика мулов – за опытного наездника, почтового письмоводителя – за писателя и литературоведа, профессионального голубятника – за учёного-биолога. Наконец очередь дошла до меня.

Тем же манером, как и остальных, Садакатпише стал представлять меня:

– Этот господин – один из пылких молодых людей, патриот, храбрый, отважный, мыслящий, доброжелательный, покорный, скромный, умный, мудрый и т. д. и т. п.

Терпеть дальше всю эту комедию у меня не было сил. Если относительно других я ещё как-то мог сдерживаться, то, когда в таком же духе заговорили обо мне, я потерял над собой всякий контроль. Сделав шаг вперёд, я вышел из шеренги и громким голосом произнёс:

– Господин губернатор, клянусь вашей честью, этот человек лжёт! Клянусь всем святым, это чушь! Я вовсе не храбр! Если бы я был храбрым, то занимал бы сейчас место господина Садакатпише, который способен с такой отвагой и с таким нахальством вот уже десять лет втирать всем очки! Я не отважный, иначе, подобно Синэпахну, открыл бы в городе три притона и ежемесячно выручал в них от десяти до пятнадцати тысяч туманов! Я не мыслитель, а не то бы сейчас занимал место господина Ятимнаваза и купался бы в золоте! Если бы я был умным и имел голову на плечах, то давно, подобно этому Пачевармалидэ, поступил бы внештатным агентом управления по сбору информации и, так же как он, превратил бы свой дом в центр разврата и место сборищ аморальных типов, то есть влиятельных отцов этого города! Я не патриот, а не то бы по крайней мере половина этих земель была бы моей вотчиной. Если бы я был покорным и скромным, то все бы меня холили и лелеяли…

Не могу сейчас точно вспомнить, чего я ещё такого наговорил! Помню только, я что-то выкрикивал, а гости с грустью и жалостью поглядывали на меня и в знак согласия покачивали головами. Господин же губернатор и его супруга все время подбадривали и подзадоривали меня. Они говорили: «Ну и молодец! Ну и смельчак! Ну и храбрец! Вот настоящий патриот! Вот бескорыстный и честный человек! Вот у кого нам надо поучиться говорить правду в глаза! Молодец, парень, молодец! Говори, парень, не бойся! Если бы не вы – наша славная молодёжь, мы никогда бы и не узнали правды, не узнали бы, где и какие происходят безобразия! Мы ведь для того и приехали к вам, чтобы здесь, на месте, разобраться в ваших делах, познакомиться с трудностями, наболевшими вопросами, вскрыть язвы. Мы ведь всех людей знать не можем. А вот так, постепенно, и узнаем. Говори, сынок, говори, выкладывай все, что наболело! Выкладывай начистоту! Не бойся, мы разберёмся и поможем тебе! Наша страна гордится такой молодёжью, мы нуждаемся в…»

Хотите знать, чем все кончилось? Извольте! Через неделю господин губернатор в своём секретном отчёте в центр указал: «Этот тип (то есть ваш покорный слуга) – смутьян, интриган и авантюрист! Что прикажете с ним делать?»

…Я думаю, нет нужды излагать вам содержание полученного ответа.