Текст книги "Персидские юмористические и сатирические рассказы"

Автор книги: Феридун Тонкабони

Соавторы: Аббас Пахлаван,Голамхосейн Саэди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 42 страниц)

– Совершенно верно, господин доктор,– вставил один из психиатров,– сама внешность этого юноши говорит о том, что он страдает комплексом неполноценности, а из-за того, что он был лишён жизненных благ и не имел работы, он потерял рассудок и дошёл до совершенно плачевного состояния.

– Итак,– потирая руки, подытожил председатель собрания,– как я уже говорил, я многие годы веду исследования в этой области и потому могу смело сказать, что девяносто восемь процентов наших душевнобольных – и тех, кто находится в клиниках, и тех, кто пока разгуливает на свободе, – личности того же склада, той же породы, что и Хамдолла. Все они разделят его судьбу. Комплекс неполноценности приведёт их в дом умалишённых.

…Последние слова доктора Диванэшенаса потонули в бурной овации, в которой дали выход своим чувствам его коллеги, специалисты по душевным заболеваниям. Продолжение дебатов по диагностике психических расстройств было отложено на следующее заседание.

Мой племянник

Больше полугода околачивался я в одном двадцатиэтажном государственном учреждении в ожидании обещанной мне работы. За это время я так намозолил глаза сотрудникам, что они уже принимали меня за своего.

Как-то раз недалеко от подъезда этого учреждения нагнал меня незнакомый молодой человек лет двадцати и сунул незапечатанный конверт с какой-то запиской. Подумав, что это один из обычных профессиональных вымогателей, я собрался было, не читая, дать ему пару тумаков, но, присмотревшись к его опрятному виду и скромной внешности, понял, что ошибся, вынул из конверта записку и прочёл: «Уважаемый господин директор! Разрешите довести до Вашего сведения, что Ваш покорный слуга уже давно и тщетно ищет работу. Куда бы я ни обращался, я встречал неизменный отказ. Вчера, увидев Вас, я понял, что именно Вы являетесь тем человеком, который может помочь мне. Вы мне показались великодушным и добрым. Поэтому-то я и решился обратиться к Вам с просьбой взять меня к себе на работу. С искренним уважением Али».

Я взглянул на молодого человека, потом на записку, затем снова на беднягу и перечитал: «Уважаемый господин директор! Разрешите довести до Вашего сведения, что Ваш покорный слуга…» Пощипывая усы, я стал размышлять: «Что же делать? Если сказать ему прямо, что я не только не начальник, но даже и не служащий этого учреждения, что вот уже много месяцев подряд я днем и ночью слоняюсь по всем этим этажам в поисках работы, а меня все водят за нос, предлагая прийти за ответом то завтра, то послезавтра, тогда рухнет у него последняя надежда. Если же выдать себя за того, за кого он меня принял благодаря моей импозантной внешности и ежедневным визитам в это учреждение, то рано или поздно я все равно буду разоблачён как лжец. Задача была нелёгкой, и, пока я лихорадочно прикидывал в уме, как же мне поступить, с языка невольно сорвалось:

– А как тебя зовут?

– Под заявлением стоит моё имя.

– Ах да… вспомнил… Али. Чем же ты занимаешься?

– Если бы я чем-нибудь занимался, то не писал бы вам заявление.

– Ага, понял! Ты безработный?

– Да, господин.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать два.

– Военную службу проходил? (Сам не знаю, зачем я задавал вопросы, которые меня совсем не касались!)

– Я освобождён от военной службы как единственный кормилец.

– У тебя старые родители?

– Если бы они были молодые, я не был бы их кормильцем!

– Понял, понял! Так как, говоришь, тебя зовут?

– Ваш покорный слуга Али!

– Какое у тебя образование?

– Высшее.

– Чего же ты хочешь?

– Работы,– тихо ответил он.

Я поправил галстук, пожал плечами и уставился на расположенное напротив здание, делая вид, что размышляю, какую же работу ему предложить. В это время мне бросилась в глаза киноафиша. шёл фильм «Тайна Вселенной» с участием Джины Лоллобриджиды, Элизабет Тейлор, Берта Ланкастера… Прекрасный, должно быть, фильм – ведь участвует целое созвездие моих любимых актёров. Если бы у меня были деньги, я непременно сходил бы в кино. Ну да ладно, ничего, схожу в следующий раз, ведь картина будет идти долго.

– Кажется, я вас очень огорчил? – прервал нить моих размышлений звонкий голос юноши.– Извините меня, господин.

– Нет, нет, пустяки! Так вы говорили, что…

– У меня есть высшее образование, я освобождён от военной службы и попросил бы вас устроить меня на работу в это учреждение.

Я хотел было выложить начистоту, что я такой же, как он, безработный и ничем не могу помочь ему, но словно какой-то бес держал меня за глотку и не давал открыть всю правду.

– Хорошо, приходите сюда завтра около полудня,– наконец выговорил я.– А я постараюсь что-нибудь для вас придумать. Только скажите, пожалуйста, какая все же у вас профессия?

– Я имею дело с кистью и красками,– улыбаясь, ответил он. – Значит, вы маляр?

– Нет, я художник. Пишу пейзажи, портреты, занимаюсь графикой. Кроме того, я прекрасный каллиграф. Да, если у вас есть немного времени, я могу тут же на этом камне набросать ваш портрет!

– Нет, спасибо, благодарю,– перебил я его.– Идите-ка лучше домой и встретимся завтра.

Когда юноша ушёл, я подумал: «Что же я наделал? Зачем ни с того ни с сего обнадёжил его? Зачем скрыл, что сам целых шесть месяцев обиваю пороги этого проклятого учреждения?»

Всю ночь я не сомкнул глаз, поглощённый мыслями о судьбе несчастного молодого человека. Мне виделся бедный безработный художник, бесцельно слоняющийся, подобно мне, по коридорам этого злосчастного здания. Нет, во что бы то ни стало надо помочь ему!

Рано утром я отправился в учреждение и рассказал о вчерашней встрече одному мелкому чиновнику, с которым за время моих мытарств успел сблизиться.

– Поверь, братец,– сказал я,– я готов уступить обещанное мне место этому юноше, ведь он больше меня нуждается в работе.

По лицу моего собеседника пробежала лёгкая улыбка, которая должна была значить: «Не дари непойманную синицу». Все же он спросил:

– А кем этот юноша приходится тебе?

– Он мой племянник,– неожиданно соврал я.– Мы очень близки, и к тому же он отличный художник!

– Может ли он нарисовать чей-нибудь портрет или же он просто маляр?

– Да нет же, он настоящий художник! В одно мгновение может написать любой портрет и каллиграфически подписать, кто на нем изображён.

– Я, пожалуй, мог бы кое-что сделать для него! – подумав, сказал мой приятель.

– Что именно, говори же скорей!

– Понимаешь, дело в том, что наш главный шеф страдает безумным самомнением. Если бы твой племянник действительно смог сделать его портрет, я, возможно, добился бы зачисления юноши в штат. Но одно условие: об этом должны знать только ты да я.

– Ладно, согласен.

– Может быть, благодаря ему устроятся и твои дела,– дружески улыбаясь, сказал чиновник.

Эти обнадёживающие слова совсем подбодрили меня. Я, радостный, вскочил с места и поспешил к выходу, чтобы поскорее сообщить юноше приятную весть. Но, переступив порог кабинета, вспомнил, что мой молодой друг, хоть и неплохой художник и может, по его словам, в одно мгновение написать портрет любого человека, должен же с чего-то писать!

– Извини, пожалуйста, братец,– вернувшись к приятелю, сказал я,– но чтобы мой племянник смог сделать портрет директора, надо либо познакомить его с ним, либо дать ему какую-нибудь фотографию.

– Это уже сложнее,– задумался он.– Ну хорошо, приходи послезавтра, я постараюсь где-нибудь – хоть из-под земли – достать фотографию шефа. Но, повторяю, не дай бог, чтобы кто-нибудь пронюхал про это, тогда все пропало.

– Ладно, не волнуйся,– ответил я и, попрощавшись, пошёл к выходу.

Я рассказал юноше обо всем, и мы договорились, что господин директор будет изображён во весь рост масляными красками. На следующий день я передал художнику фотографию шефа, невесть каким образом раздобытую моим приятелем, а через три дня юноша приволок к дверям учреждения готовый – три на четыре метра – портрет. Но как внести такое громоздкое полотно в здание незаметно? Мы решили купить белой ткани и обтянуть ею картину, как это делают уличные актёры, пряча до поры до времени от любопытных взоров портреты святых имамов.

Поскольку картина в лифт не умещалась, нам пришлось вдвоём на руках тащить её по лестнице.

Нетрудно догадаться, что наше шествие по лестнице с огромной, завёрнутой в белое покрывало картиной не осталось ни для кого тайной. Весть о нашем прибытии с быстротой молнии облетела учреждение, и не успели мы ещё втащить картину в кабинет моего приятеля, как нас окружила плотная толпа сотрудников, которые, не дав нам опомниться, содрали полотно, скрывавшее картину, и она предстала перед ними во всей своей красе.

Начальник отдела кадров сразу же был оповещён обо всем. Он тут же выбежал в коридор, а за ним и начальник отдела финансов, потом первый, а затем и второй заместители директора, заведующий канцелярией и особо секретным отделом. Поднялась страшная суматоха. Смысл происходящего был всем ясен. Спор шёл лишь о том, кому выпадет честь внести картину в кабинет шефа. Несчастный же клерк, которому принадлежала вся эта идея и который надеялся единолично этот ценный подарок преподнести господину главному директору, был оттеснён и смят в этой толчее.

Начальник отдела кадров считал, что именно по роду своей работы– он один имеет право на такую честь (шутка ли сказать – в его подчинении находятся все кадры). Начальник финансового отдела настаивал, что вручить портрет главному директору должен он, поскольку ведает всеми финансами учреждения. Заведующий канцелярией не уступал, доказывая, что это его долг лично поднести картину его превосходительству, да и как же иначе, если в его руках были все секретные дела и тайная переписка господина директора.

Первый заместитель утверждал, что его высокое положение просто обязывает взять на себя эту миссию, в то время как второй заместитель заявлял, что это он – самое близкое и доверенное лицо господина директора и поэтому никто другой не вправе помешать ему в осуществлении этого дела.

Заведующие отделами, секторами и остальные служащие, помельче, настаивали на том, что, поскольку это общее мероприятие, все в одинаковой степени должны принять в нем участие.

Короче говоря, между начальниками и подчинёнными разгорелась такая схватка за честь вручения картины его превосходительству, в которой уже никто не взирал на должность, звание, возраст и т. п. Казалось, стая голодных волков, рыча, раздирает свою добычу на части. В этой неразберихе на нас никто не обращал внимания, и мы со стороны наблюдали за воюющими сторонами.

В конце концов противники договорились, что картину отнесут в кабинет господина директора все вместе и в следующем порядке: два заместителя директора, заведующий канцелярией и секретным отделом, на плечи которых ляжет основная тяжесть перенесения картины, встанут по обе стороны. Остальные же начальники во главе с заведующими отделами и секретарями займут места соответственно своему рангу и положению. Все же прочие мелкие служащие и обслуживающий персонал выстроятся за ними.

Наконец толпа с картиной впереди двинулась к кабинету директора. Сзади всех поплелись мы с автором. Когда двери кабинета раскрылись и господин директор увидел такое столпотворение, он побледнел как смерть, весь затрясся и онемел от страха – ему показалось, что сотрудники, объединившись, устроили против него заговор. (Тут я подумал, что теперь нечего и мечтать о том, что меня и «моего племянника» возьмут на работу.) Но когда первый заместитель коротко доложил: «Это произведение искусства, являющееся портретом нашего многоуважаемого господина главного директора, выполнено одним из потомков Леонардо да Винчи, а честь вручения его вашему превосходительству досталась нам – верным и преданным вашим слугам», директор, хотя ещё не вполне оправившись от шока, все же заулыбался, приподнялся с места и произнёс дрожащим голосом:

– Заходите, пожалуйста, прошу вас, подойдите поближе! Полотно было установлено в углу комнаты, напротив стола

господина директора. Все стояли вокруг, подобострастно скрестив на груди руки.

– Отличная картина! – криво улыбаясь, произнёс директор.

– Ваше превосходительство,– начал первый заместитель,– как я уже осмелился доложить, хотя родословная автора картины недостаточно прослежена, но его мастерство и талант говорят о том, что он по меньшей мере является внуком Леонардо да Винчи.

– Обратите внимание, ваше превосходительство,– вступил второй заместитель,– как точно схвачена красота и выразительность вашего взгляда.

– Всмотритесь повнимательней, ваше превосходительство, как переданы блеск ума и одухотворённость, излучаемые вашим лицом,– добавил начальник канцелярии и секретного отдела.

– Какой стройный стан, какое изящество фигуры – тополь позавидовал бы! – вставил заведующий отделом.

Не желая отстать от него, заведующий сектором воскликнул:

– Ваше превосходительство, мощь и красота, которая исходит от всей вашей фигуры, невольно напоминают нам…

– …Зевса – бога Греции! – уточнил заместитель начальника отдела.

– А почему не Венеру – богиню красоты?! – воскликнул начальник отдела.

В общем, лестные сравнения, эпитеты и метафоры сыпались как из рога изобилия. Наконец очередь дошла до мелких служащих и обслуживающего персонала.

Главный директор, упоённый струящимся отовсюду фимиамом, находился на верху блаженства и, казалось, вот-вот лопнет от распиравшего его счастья. Насладившись наконец изъявлениями любви и преданности своих подчинённых, снисходительно улыбнувшись, он спросил у своего первого заместителя:

– А где же сам художник?

Молодой человек, стоявший позади всех, услыхав, что господин главный директор спрашивает о нем, рассёк толпу и направился к столу.

Я последовал за ним.

– Вот, ваше превосходительство, это он! – сказал первый заместитель.

Директор бросил на нас благосклонный взгляд, и мы поклонились.

– Ты кем ему приходишься? – спросил директор.

– Это мой племянник, ваше превосходительство.

– Ага, понял. Что ты можешь сказать про эту картину? Я посмотрел на полотно, затем на рябое, мясистое лицо

и лысую голову господина директора и невольно улыбнулся:

– Портрет намного красивее, ваше превосходительство! Он взорвался, вскочил с места и заорал:

– Красивее кого?

– Меня, ваше превосходительство,– рассеянно ответил я.

Вот уже несколько месяцев молодой человек, то есть так называемый мой племянник, работает в этом учреждении. Говорят, он пошёл в гору. Ему поручено протирать и передвигать с места на место знаменитый портрет. Одним словом, он стал сам себе начальником и имеет большое влияние. Некоторые старые сотрудники, по навету молодого человека обвинённые в непочтительном отношении к портрету, были либо уволены с работы, либо переведены в филиалы учреждения в другие города.

Дважды я пытался вручить ему заявление, надеясь, что, может быть, теперь, когда молодой человек достиг желаемого, он подумает и обо мне. Но мне всякий раз отвечали, что господин художник заявлений не принимает, а в аудиенции всем отказывает.

Секрет успеха

Много лет я мечтал увидеть хоть краешком глаза нашу знаменитость – Машхур оз-Замана [111]111
  Машхур оз-Заман– букв: «знаменитость эпохи».


[Закрыть]. Это был прославленный поэт и прозаик, известный философ со своей оригинальной школой, признанный авторитет в области точных наук, буквально не имевший здесь себе равных. Рассказывали также, что он свободно владел множеством языков, отлично разбирался в живописи и сам был прекрасным художником. Короче говоря, все сходились на том, что это гений, какие рождаются раз в сто или даже двести лет.

Что же касается моральных принципов Машхур оз-Замана, то о них ходили настоящие легенды. Всех буквально потрясало полнейшее пренебрежение этого человека к мирским благам. Было известно, что ему неоднократно предлагали весьма важные и заманчивые государственные посты, но он неизменно отвергал их, заявляя: «Человек должен стоять выше всех этих эфемерных званий и должностей». Говорили, что господин Машхур оз-Заман действительно ни разу не склонил головы перед недостойными и низкими людьми, никогда не терял чувства собственного достоинства и в настоящее время он, профессор кафедры по изучению атомного ядра, живёт скромно на своё небольшое жалованье, снимает комнату в бедном квартале города и отказывается от какой-либо помощи государства.

Мы все прекрасно понимали, что такие люди не так уж часто встречаются в наше время, и немудрено, что нас обуревало желание хоть разок взглянуть на него.

Как-то вечером, когда я сидел у своего телевизора, диктор объявил, что завтра в это же время в специальной программе примет участие наш прославленный учёный, профессор Машхур оз-Заман.

Не скрою, я чуть не задохнулся от восторга. Подумать только, завтра мы сможем собственными глазами увидеть этого знаменитого учёного, этого мыслителя, и он будет беседовать с нами как равный с равными! Наверное, думал я, он совершил новое научное открытие и ему не терпится поделиться с нами. Чем же ещё можно было объяснить его выступление?

Я и мои друзья едва дождались следующего вечера. Отложив всё дела, в назначенный час мы уселись у своих экранов. Как раз к этому времени закончился фильм и началась торговая реклама. Сперва на экране крупным планом появилась электрическая плита.

– Эдисоновская электроплита – варит, но не обжигает! – хрипловатым голосом прокомментировал диктор. Затем дали следующий кадр, и перед нами появились два человека – молодой и пожилой.

– Как мы вам и обещали вчера,– начал молодой, обращаясь к зрителям,– его превосходительство господин Машхур оз-Заман, крупнейший учёный, знаток литературы и искусства, дал своё согласие участвовать сегодня в нашей передаче, которая называется «Эдисоновская электроплита». (По наивности я сперва подумал, что упомянутая плита – изобретение самого господина Машхур оз-Замана.)

– Извините, господин профессор,– обратился молодой человек к Машхур оз-Заману.– Как вы знаете, компания «Иран-оборудование» в последнее время закупила за границей партию предметов домашнего обихода и ширпотреба. Все это делается ради удобства и благополучия наших дорогих сограждан. А поскольку все мы знаем вас как известнейшего деятеля науки, литературы и искусства, то решили пригласить вас в телестудию, чтобы наши зрители могли узнать ваше мнение по поводу этого мероприятия.

– Да,– начал после небольшой паузы профессор,– я счастлив, что компания «Иран-оборудование», одна из наших весьма уважаемых компаний, желая создать для наших дорогих сограждан максимальные удобства и заботясь об их благополучии, приняла решение закупить партию новейших электроприборов за границей.

После этого краткого заявления профессора молодой человек достал из-под стола электрическую плиту размером со старинный жестяной мангал, включил её в розетку и произнёс:

– А сейчас господин профессор лично продемонстрирует вам её качество.

Маститый учёный встал, направился к плитке и, осклабившись до ушей, сел на неё, как на ночной горшок.

– Теперь вы убедились, дорогие зрители,– обратился он к нам с той же улыбкой,– что эдисоновская электроплита действительно варит, но не обжигает.

После этих слов профессор хотел было встать, но молодой человек рукой слегка надавил ему на плечо.

– Одну минутку, не спешите! – И, обратясь к нам, спросил:

– Вы удостоверились?

Профессор, сидевший на электроплите, начал поёживаться. На лице его появилось страдальческое выражение.

– Ну что? Правда, не обжигает? – с улыбкой задал вопрос молодой человек.

– Д-д-да, п-п-пр-а-а-в-да. В-ва-варит, н-н-но н-н-не об-ж-ж-иг-гает,– выдавил из себя профессор, делая ещё одну попытку встать.

– Минуточку, не спешите, профессор! – не снимая руки с его плеча, произнёс молодой человек.– Это самая последняя модель электроплит,– добавил он, обращаясь к зрителям.

Тут мы заметили, что снизу от плиты стал подниматься лёгкий дымок. Профессор заёрзал ещё сильнее, пытаясь высвободиться из рук молодого человека. Меня стал разбирать смех, хотя и жаль было почтенного профессора.

Наконец знакомство с электроплитой закончилось, профессор вскочил и быстро исчез. Вскоре, однако, он появился. На сей раз молодой человек дал ему в руки электрическую бритву.

– Я попрошу вас, профессор, лично продемонстрировать нашим зрителям эту продукцию.

– Эта электробритва,– уныло начал учёный, рукой потирая зад и кисло улыбаясь,– которую фирма «Иран-оборудование» недавно закупила за границей, самая последняя и совершенная модель. Она бреет быстро и чисто. Это настоящее чудо техники!

– А сейчас мы проверим её качество на профессоре,– сказал молодой человек, выхватывая из рук знаменитости бритву и включая в штепсель.

Не успели мы ещё понять, что происходит, как густые усы и роскошная борода нашего корифея науки исчезли. Но молодой человек этим не ограничился: он быстро провёл бритвой по голове профессора – сначала от виска к виску, затем ото лба к затылку– и выстриг на ней ровный крест.

– Вы убедились, – обратился к нам с вымученной улыбкой профессор,– как быстро, безболезненно и чисто она бреет?

Я не знал, смеяться или плакать. Как это все понять? Почему так глумятся над нашей знаменитостью? И почему он позволяет так издеваться над собой? Неужели это тот самый человек– предмет нашей гордости и славы,– о котором мы столько слышали и которого так жаждали увидеть?

А в это время на экране снова появился молодой человек, на сей раз с комплектом женской одежды – прозрачной кофточкой и мини-юбкой.

– Это самая последняя модель Христиана Диора, – объяснил он.– Сейчас уважаемый профессор примерит её и покажет вам её достоинства.

И что же? Знаменитость, похвалив качество материала и фасон костюма, на глазах почтенных зрителей разделся и остался в одних шортах. Чтобы кофточка лучше облегала фигуру, принесли бюстгальтер и надели его на волосатую грудь Машхур оз-Замана. Затем с преогромным трудом натянули на него юбку. Можете себе представить, как выглядел знаменитый учёный – начисто сбритые усы и борода, выстриженные крест-накрест волосы, прозрачная блузка и мини-юбка!

Сделав вызывающее движение животом, профессор Машхур оз-Заман, как заправская манекенщица, прошёлся по сцене.

– А этот шиньон,– произнёс молодой человек непонятное мне слово,– один из лучших в мире. Его невозможно отличить от естественных волос. Сейчас вы в этом сами убедитесь,– и, не долго думая, напялил шиньон на голову знаменитости.

– Совсем как свои, не правда ли? – обратился профессор к зрителям, кокетливо улыбаясь.

Но это было ещё не все!

Молодой человек снова исчез и вернулся с какой-то коробкой и в сопровождении неизвестной дамы. Она вынула из коробки содержимое и быстро принялась раскрашивать физиономию почтенного учёного, приговаривая:

– Перед вами помада фирмы такой-то, а это румяна фирмы такой-то. Вот лучшие в мире искусственные ресницы, а это уникальный лак для волос…

Короче говоря, за считанные минуты дама успела так разукрасить лицо бедного профессора, что, если бы не его волосатые ноги, можно было бы подумать, что сама Элизабет Тейлор появилась перед нами.

В свою очередь, профессор так ломался и кривлялся перед зрителями, словно всю жизнь только и делал, что исполнял женские роли.

– Если хотите нравиться мужьям и быть привлекательными, всегда пользуйтесь косметикой» фирмы «Иран-оборудование»,– произнёс наш кумир, даря нам самую обворожительную улыбку.

Мы сидели у своих телевизоров, потрясённые всем увиденным, и думали: что же ещё собираются проделать над гордостью и славой страны – уважаемым нашим профессором?

Молодой человек не заставил долго ждать и появился на экране с парой прозрачных нейлоновых чулок и туфельками на высоких каблуках. Поразглагольствовав о прочности и красоте этих предметов, он натянул чулки и туфли на ноги Машхур оз-Замана. Профессор проковылял по сцене взад и вперёд, сделал кокетливое движение бёдрами и направился к кровати, расположенной в углу сцены.

– Кровати фирмы «Иран-оборудование»,– комментировал в это время диктор,– самые лучшие, удобные и мягкие кровати в мире.

– Хороший сон обеспечивается только кроватями «Иран-оборудование»,– подхватил профессор и разлёгся на рекламируемой кровати в такой кокетливой и жеманной позе, что можно было подумать, будто это Софи Лорен готовится к съёмке любовной сцены.

Через неделю мы с другом встретили Машхур оз-Замана на улице. Он ехал, развалившись на заднем сиденье роскошного лимузина последней марки.

– Видно, разбогатеть не так уж трудно,– подмигнув мне, с улыбкой промолвил друг.– Немножко терпимости и беспринципности– вот в чем секрет успеха!