Текст книги "Персидские юмористические и сатирические рассказы"
Автор книги: Феридун Тонкабони
Соавторы: Аббас Пахлаван,Голамхосейн Саэди
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 42 страниц)
Пурдженаб не выдержал и снова вставил фразу:
– Чтобы таланты погибали, а бездари лакомились вместо них халвой…– Деликатно перебив, таким образом, оратора, он взял слово и продолжал: – Все высказывания господ имеют серьёзную научную основу, за ними чувствуется большая школа. Ваш же покорный слуга школу не кончал и вообще не вправе вмешиваться в ваши философствования. Претензии на учёность я тоже не имею. Я только слышал, что англичане, считающиеся неглупыми людьми, верят в особое чувство, которое они называют «инстинктом лошади», а мы зовём «здравым смыслом». Не в обиду лошади будет сказано, я тоже не лишён этого инстинкта. И как там ни говори, а годы и жизненный опыт кое-чему меня научили. Вот этот инстинкт подсказывает мне, что с вашими умными речами и научными изысканиями далеко не уедешь, а из логических доказательств, извините за грубость, штанов не сошьёшь. Если приложить ухо к земле этой несчастной страны, то услышишь вопль: «Мы голодны!» И ответом голодному может быть только кусок хлеба. Жаждущий человек и выжженная земля нуждаются в воде, а не в комиссиях, делегациях, лекциях, программах, уставах, решениях и сотнях других подобных мероприятий. Умирающему, как говорится, мёдом не поможешь. Согласитесь сами, что ваши выступления в основном состоят из слов «если бы» да «кабы». А вы сами знаете: как поженили «если бы» с «кабы», так и родилось у них дитя по имени «хорошо бы»!..
Мы приехали сюда, господа, чтобы выяснить, чем мы можем быть полезны этим людям. Надо посмотреть, в чем они больше всего нуждаются, и постараться помочь им. Я, конечно, преклоняюсь перед вашими мудрыми советами, но не кажется ли вам, что прежде всего надо подумать о хлебе насущном. Люди, которых вы сегодня видели, голодны и нуждаются в пище, раздеты и нуждаются в одежде, больны и требуют лекарств. Правда, наша страна имеет большие прибыли, и к тому же у нас появилось много добрых дядюшек, которые не жалеют средств. Однако, чтобы прокормить пятнадцать миллионов людей, одеть их, дать им жилье, требуется время и большие, регулярные и постоянные доходы,– за один-два года ничего не сделаешь. Говорят, английский посол Малькольм, приезжавший в Иран при Фатх Али-ша-хе, написал в своей книге, что объездил весь свет и не видел нигде так мало нищих, как в Иране. Жаль, его нет в живых,– теперь бы он написал обратное: нигде в мире нет столько нищих и голодных!
– Но надо быть все-таки объективным! – воскликнул Гамхар.– Не все наши деревни в столь плачевном состоянии, как Шурабад. У нас немало и благоустроенных, цветущих деревень…
– Ах, дорогой мой,– возразил Пурдженаб,– недавно я вычитал, как политический представитель Франции при шахе Наср эд-дине, Гобино, описывая губернию Фарс, отмечал, что почти по всей этой губернии земли не возделаны и что можно целыми днями ехать, не встретив ни одного человека или даже листочка зелени. Сами подумайте, что бы он написал, коли побывал бы здесь?
– Таким образом,– не выдержав, вступил в разговор доктор,– вы полагаете, что наша страна нуждается только в хлебе? Возможно ли это? В наше время это невероятно! А развитие культуры? А образование, просвещение?..
– Разве, дорогой мой, я говорю, что всего остального не нужно? – возразил Пурдженаб.– Конечно, нужно! Я говорю лишь о том, что для большинства иранского народа в настоящее время хлеб, одежда и жилье нужнее всего остального.
– Вы правы, господин Пурдженаб,– вздохнул Гамхар.– Я тоже думаю, что как только люди получат еду, первое, что они сделают,– это наладят обучение собственных детей. Тогда появится учитель и школы, учебники, тетради и карандаши, а потом уже и все остальное…
– При том условии, что будут господствовать свобода и справедливость,– высокопарно добавил доктор.
– Золотые слова! – поддержал Пурдженаб. – Свобода и справедливость нужны человечеству, как свежий воздух!
– Да, да! – сказал доктор.– Однако мне кажется, мы преувеличиваем наши трудности. Давайте ближе к делу. Наша задача– помочь ликвидировать безграмотность в этой деревне.
Пурдженаб закурил папиросу, затянулся и стал медленно выпускать изо рта и носа клубы дыма.
– Представим себе,– отчеканивая каждое слово, начал Пурдженаб,– что все жители этой деревни, все без исключения, станут мало-мальски грамотны, то есть смогут отличить «а» от «б», будут знать, что «б» с «а» – «ба», а «в» с «а» – «ва». Ну и что тогда? Зачем им все это нужно? Неужели это облегчит их страдания? У этих людей нет ни ручек, ни бумаги, ни книг, ни газет, нет даже ламп. Они еле живы. У них нет кладбища, чтобы читать надписи на камнях. Что может им дать такая грамотность?
– Увы,– тяжело вздохнул Гамхар,– тысячи сожалений достоин тот факт, что мы, народ, ранее собиравший дань с других народов, сегодня, как нищие, сами просим подаяния и не в силах наполнить животы своих братьев. Да, вся эта наша деятельность яйца выеденного не стоит. Я теперь ясно слышу вздохи несчастной земли, которая как бы говорит:
Сделай так, чтобы сердце моё не обливалось собственной кровью, Что с того, что ты всего лишь вытираешь мне слезы?
Доктор, все ещё пытавшийся напустить на себя английское спокойствие и скрыться за разговорами о свободе и справедливости, вдруг выказал признаки взволнованности.
– Да, да,– сказал он,– вы меня убедили. Народ лишь тогда перестанет быть рабом, когда голод не будет довлеть над ним. В Париже на памятнике одному из вождей Великой французской революции написано: «Сначала хлеб, затем уже обучение и воспитание». Но у нас свои задачи, и поэтому мы не должны поддаваться лишь чувствам. Не следует забывать о том, ради чего нас направили сюда. Поскольку мы все трое пришли к общему выводу, я предлагаю разделить выданные нам деньги между жителями деревни и, не теряя времени, написать отчёт.
– Зачем им эти деньги? – ответил Пурдженаб.– Что они с ними будут делать? Деньгами желудок не набьёшь! Ведь в деревне нет ни магазина, ни лавки, а кругом – одна лишь пустыня. Не лучше ли нам поскорее сняться с этого места и отправиться подальше, туда, где можно смочить горло и написать отчёт…
Друзья, занятые спором, не сразу услышали грозный шум, доносившийся со стороны деревни. Было непонятно: то ли вспыхнул пожар, то ли нагрянули монгольские орды. Толпа вооружённых палками и камнями людей с воплями и руганью приближалась к ним. На борцов за народное счастье градом посыпались брань и проклятия. Безобидные существа, час назад казавшиеся такими слабосильными, лишёнными даже признаков жизни – дунь на них, и они отдадут богу душу,– выделывали какие-то странные, уму непостижимые движения, подобно эпилептикам или сумасшедшим. На их лицах, в их жестах было столько гнева, ненависти и злобы, что невольный ужас проник в сердца учёных деятелей.
– А ну-ка убирайтесь отсюда! Чтоб духу вашего здесь не было! Катитесь к черту, а не то мы за себя не ручаемся! Мигом вон отсюда!..
Несколько молодых людей, вооружённых палками, пытались броситься на них, но староста, выступив вперёд, остановил драчунов.
После двухсторонних переговоров выяснилось, что одна беременная женщина, находившаяся к тому же в дальнем родстве с пророком, видела во сне, что из чрева её выползли три чёрных рогатых змея. И старуха Хаджийе, считавшаяся в Шурабаде гадалкой и предсказательницей, с удивительной точностью определила, что рогатые змеи как раз и есть три незнакомца, прибывшие в их деревню по наущению бесноватого Зафара [29]29
Бесноватый Зафар– по шиитскому преданию, Зафар, в которого вселился джинн, пришёл на помощь войскам имама Хосейна после его смерти.
[Закрыть]. Появление в деревне чужестранцев принесёт чуму, проказу и прочие беды, поэтому необходимо как можно быстрей избавиться от пришельцев. Если же они не уйдут добровольно, то не будет грехом пролить их кровь…
В великой растерянности и испуге учёные мужи с грехом пополам погрузились на своих мулов и в тот же миг покинули Шурабад и его негостеприимных жителей. Только на третий день удалось им добраться до деревни, в которой можно было найти хлеб и воду. Там друзья сделали привал, написали отчёт, втроём подписали его и снова двинулись в путь.
Через одиннадцать дней с превеликим трудом и несказанными мучениями доехали они до Тегерана. Но когда друзья, чистые и бритые после бани и парикмахерской, явились в Общество борцов за народное счастье, дабы вручить свой отчёт, выяснилось, что от общества остались рожки да ножки. За время их путешествия в Шурабад в столице сменилось правительство и общество распалось.
Однако уже поступили сведения, что новый кабинет министров собирается создать новое общество, куда более солидное…
Браки бывают разные
I
В жизни нашего общества, широко подверженного новым веяниям, особняком стоит проблема женитьбы. Здесь дела порою оборачиваются самым непредвиденным образом.
У меня в Исфахане есть знакомая семья Хомреи. Предки их были красильщиками, но со временем разбогатели, и теперь это одно из самых уважаемых семейств города.
Её младший представитель Хамзе Хомреи – красивый, интеллигентный, неглупый молодой человек, которого, как говорится, перехвалить трудно.
После окончания средней школы в своём родном городе он отправился в Америку и целых десять лет изучал в одном из бесчисленных тамошних университетов психоанализ, в чем и преуспел необыкновенно.
– Американцы предлагали мне остаться и заняться преподаванием психоанализа,– рассказывал Хамзе,– но я очень тосковал по Ирану, особенно по родному своему Исфахану. Сел в самолёт и через два дня снова очутился в городе своего детства.
Не успел я прийти в себя после дороги, как родители и многочисленная родня приступили ко мне с уговорами, что пора, мол, и жениться.
– Я давно уже лелею мечту,– говорила мать со слезами на глазах,– понянчить на старости лет внуков, побаюкать их в колыбелях.
В Америке у меня, конечно, были знакомые девушки, но я головы не терял и жениться на них не собирался. Однако теперь родители настаивали, и мне пришлось уступить. «Будь что будет,– подумал я,– ведь в конце концов даже в самом важном деле зачастую все решает случай, но главное – не торопиться». Прояви я хоть малейшую слабость, меня тут же свели бы с первой попавшейся девушкой. Однако я твёрдо заявил, что мне необходимо оглядеться.
Моя мать, сестра и тётка принялись подыскивать мне подходящую невесту и вошли в тесный контакт со свахами, взяли на учёт каждый дом, где были девушки на выданье, и наконец облюбовали дюжину невест, одна другой лучше – все красивые, стройные, благовоспитанные, с хорошими манерами.
По вечерам в кругу семьи в ожидании ужина обсуждались дневные новости. Говорили только о девушках, расписывая их прелести так, что у меня слюнки текли… Сам великий Низами [30]30
Низами(1141 – 1209) – великий персоязычный поэт Азербайджана.
[Закрыть]не мог быть красноречивее. Выходило, что каждая из красавиц затмевала солнце и луну четырнадцатой ночи [31]31
Луна четырнадцатой ночи– полная луна. В Иране красавиц сравнивают с луной четырнадцатой ночи.
[Закрыть].
А что касается образования, воспитания и начитанности – это само собой разумелось. Но, как говорится, «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». И мои родители начали устраивать приёмы, пускались на всякие хитрости и уловки, чтобы я смог лично ознакомиться с результатами их розысков.
Иные из девушек ещё не успели окунуться в омут современной морали, и святые обычаи старины были им милее модной европомании. С такими трудно было завязывать знакомство и находить общий язык. В разговоре они то краснели, то бледнели и на все вопросы отвечали однозначно: «да», «нет». Женская эмансипация, отмена чадры их словно не касались. Они по-прежнему прятали лицо и даже с позволения родителей не решались снять с головы покрывало. И хотя, бесспорно, в тринадцатый день Ноуруза [32]32
Ноуруз – иранский Новый год. Празднуется в течение двух недель начиная с 21 марта, дня весеннего равноденствия. По обычаю, в тринадцатый день Нового года горожане выезжают на лоно природы.
[Закрыть]каждая из них завязывала на траве узелки [33]33
Согласно обычаю, девушки в Иране завязывают траву узлом, чтобы скорее выйти замуж.
[Закрыть], мечтая поскорее выйти замуж и родить ребёнка, они страшились подать мужчине руку и ограничивались простым поклоном. Короче говоря, эти девушки ещё пребывали в оковах традиционных предрассудков. Я сразу понял, что они не для меня, человека многоопытного, повидавшего мир, и вычеркнул их из списка кандидатур, предоставив воле Аллаха.
Другие девицы, считавшие себя современными, просвещёнными и образованными, выступающими против всяческих предрассудков и суеверий (одна из них хвасталась тем, что собственноручно отрубила курице голову), с меньшим смущением (а вернее сказать – с большей бесцеремонностью) встречались с предполагаемым женихом. Они нюхом чуяли, что дело пахнет свадьбой, и являлись передо мною не только без покрывала, но частенько в вечерних туалетах с весьма откровенным декольте, непомерно накрашенные, с распущенными волосами и весьма умело и соблазнительно кокетничали. Такие с первой же встречи вели себя непринуждённо, будто мы знакомы многие годы и находимся чуть ли не в интимных отношениях. Они называли меня Хам-зе-джан и заставляли пить за дружбу из своего бокала, на котором оставались следы помады. Их взгляды и речи были полны страсти и такого откровенного признания в любви, что даже их родители от изумления разевали рты.
Теперь вы не станете отрицать, что выбор подруги жизни– дело нелёгкое. Короче говоря, я утратил сон и аппетит.
В конце концов после долгих сомнений я сделал выбор. Родители поздравили нас и стали готовиться к помолвке. Однако внутренний голос не давал мне покоя: «Смотри, парень, не оступись, не дай себя околпачить! А то ведь потом поздно будет!» Я не спал ночи напролёт, мучаясь кошмарами. «Что ни говори,– размышлял я,– я ведь совсем не знаю эту – бесспорно прелестную– девушку, которая должна стать спутницей моей жизни».
Наконец я решил прибегнуть к помощи научно-технических средств как отечественных, так и зарубежных, тем более что последние были предметом моего пристального изучения в течение долгих лет. С этой целью я отправился к местному ахунду [34]34
Ахунд– у мусульман духовное лицо, мулла, учитель начальной школы (обычно духовной) или медресе.
[Закрыть]и попросил его погадать, стоит ли мне жениться. Он погадал и сказал, что ответ получился положительный. Тогда я попросил его погадать, расстанемся мы с невестой или нет. Ответ и на этот раз оказался положительный. Удивлённый и растерянный, я вернулся домой, заперся в своей комнате, взял диван Хафиза [35]35
Диван– поэтический сборник. Диван Хафиза – сборник стихов знаменитого персидского лирика (1300—1390), по которому в Иране принято гадать.
[Закрыть]и, поклявшись, как принято, что действую с «чистыми помыслами», попросил его открыть мне истину. Я зажмурился и указательным пальцем правой руки раскрыл книгу на сотой странице. Газель [36]36
Газель– небольшое лирическое стихотворение, состоящее из нескольких двустиший с одной рифмовкой по схеме: аа, ба, ва и т. п. Газели иногда поют под аккомпанемент струнного инструмента.
[Закрыть]начиналась следующим бейтом:
Я воздал должное поэтическому дару автора, но, как ни ломал голову, не мог понять, какое отношение имеет это двустишие к моим заботам. Переведя взгляд на первые строки следующей газели, я прочёл:
Мой скудный жребий тяжек, подъем дороги крут,
Унижен я пред теми, кто гордостью надут.
Скудный жребий, крутая дорога, унижения… Как ни пытался я найти подходящее толкование этому откровению, ничего не получилось.
Наверное, мои помыслы были недостаточно чистыми!
Осталось уповать на виденные мною в Америке замечательные машины, считающиеся чудом нашего века. По своей чувствительности они подобны человеческому мозгу, но вместо сосудов и нервов у них провода. Называются эти машины счётно-вычислительными. Они выполняют самые разнообразные операции и в кратчайшие сроки решают сложнейшие научно-технические проблемы. Говоря словами поэта, «за одну ночь они проделывают путь в сто лет», отвечая на любой вопрос, каким бы головоломным он ни был. В том самом университете, где я многие годы учился, тоже была такая машина. Со всех концов мира в университет поступали вопросы из области политики, экономики и даже военной стратегии, и машина незамедлительно давала каждому клиенту полный, исчерпывающий ответ. Так почему бы мне самому не воспользоваться этой возможностью?
Я заперся в своей комнате, закурил сигарету и приступил к делу. Метод работы мне был знаком. Я достал металлическую коробочку с разноцветными карточками, которые захватил с собой из Америки, и, усевшись за письменный стол, начал заполнять их так, как меня учили в университете. Я изложил данные о своей внешности и характере, а также о внешнем и внутреннем облике той девушки, на которой собирался жениться. Не упустил ни единой мелочи: рост, объем груди и бёдер, длину шеи, ширину лба, художественный вкус и т. д. и т. п. вплоть до таких тонкостей, что я люблю баклажанную икру и шербет, а девушка отдаёт предпочтение картофельному пюре и яблочному соку. Ясным и чётким почерком на английском языке я описал все скрытые и явные комплексы как свои, так и моей нареченной (естественно, те, которые мне удалось заметить). Затем пронумеровал все карточки, рассортировал их, вложил в полотняный пакет, прошил суровой ниткой, запечатал сургучом и отправил заказным письмом авиапочтой в адрес университета с просьбой заложить вопросы в чудо-машину и как можно скорее прислать мне ответ и счёт за услуги.
Вскоре я получил ответ с сердечными поздравлениями по случаю моей помолвки и будущей свадьбы. Плата за услуги вместе с почтовыми расходами достигала пятисот пятидесяти долларов, которые я и перевёл в США через Иранский национальный банк.
Снова заперся я в своей комнате, уселся в углу, скрестив ноги, как индийский йог, и с трепетом сердечным стал изучать ответ, решавший мою судьбу. Предначертание рока представляло собою тонкую картонную карточку, испещрённую, наподобие мелкого сита, многочисленными круглыми, треугольными и квадратными отверстиями, вертикальными и горизонтальными линиями и математическими знаками сложения, вычитания, умножения и деления. Все это весьма походило на заклинания против нечистой силы, составленные ахундом. Я умел разбирать эти загадочные письмена и хорошо знал значение каждого кодового знака. И все же прошло немало времени, пока наконец текст был расшифрован. Вот примерный перевод этой абракадабры: «Синонимичный горизонт достоин частоты, и птицы Даниила убеждены и целенаправленны. Стрелки поверхности перегорожены силой левой руки с предсказанием выше сказанного бесконечного голубого изумруда революционной связи и похвалы».
Все мои старания понять, что это означает, оказались безрезультатными. Тут я вспомнил, что у меня в библиотеке есть большой американский трёхтомный толковый словарь по психоанализу. Я достал его и снова засел за расшифровку. Каждое слово имело настолько несовместимые, противоположные значения, что, несмотря на довольно значительный опыт в этой области, мне пришлось сдаться. Я попробовал было обратиться к книгам основателя психоанализа Фрейда, но мысли его оказались столь запутаны и сложны, что я побоялся окончательно потерять рассудок.
В растерянности я несколько дней бродил молча по дому, не разговаривая даже с родителями. В конце концов, разочаровавшись во всех научных и ненаучных способах, я прибег к нашему излюбленному верному методу «орёл или решка». Я достал из кошелька новенькую двухриаловую монету и сказал себе: «Выпадет «решка», будь что будет, но останусь холостым; выпадет «орёл», так и быть – женюсь!»
Монета взлетела в воздух и, перевернувшись несколько раз, упала на землю. «Орёл!» Я воздал хвалу Аллаху за то, что его волею наконец освободился от мучительных сомнений, направился к матери и сказал, чтобы как можно быстрее готовили свадьбу.
Мать подскочила от радости, осыпала меня поцелуями и поспешила к отцу сообщить ему эту радостную весть.
И вот уже закончены все приготовления и в соответствии с гороскопом выбран день свадьбы. Свадьба была пышная. Невесту я брал богатую, поэтому, помимо огромных расходов непосредственно на свадьбу, пришлось согласиться на махр [39]39
Махр– денежная сумма, которую муж должен выплатить жене в случае развода; определяется при помолвке.
[Закрыть], в результате долгих переговоров сниженный до шестидесяти пяти тысяч. На следующий день после торжественного бракосочетания мы отправились в собственном автомобиле в десятидневное свадебное путешествие на берег Каспийского моря.
Ах, упоительные дни! У меня не хватает слов, чтобы описать радости нашего медового месяца. Жена моя была покорной, ласковой, нежной. Она получала истинное наслаждение, любуясь красотами природы, цветами, звёздами. Щебетанье птиц, шум морского прибоя, песни местных рыбаков доводили её до экстаза, и она в полном забытьи падала ко мне в объятия. Я тоже был порядком увлечён и, утопив в пучине Каспия все премудрости, которым обучался в Америке, забыл и думать о каких-либо рационалистических материях. Я будто вновь родился. Ежеминутно я повторял своей молодой жене то, что говорят все молодожёны: «Мой ангел. Обожаю тебя!» Она же, как и положено, услаждала моё сердце и душу ласковыми ответами. Когда наши взгляды останавливались на белокрылых морских чайках, реющих над нами с протяжным криком, нам казалось, что мы вместе с ними парим в бескрайних просторах неба. Я мечтал о том, чтобы эти десять дней продолжались тысячу лет, никогда не кончались!..
К сожалению, пора бездумного блаженства, как и все прекрасное на свете, оказалась преходящей. Мало-помалу я начал замечать, что мы повторяем одни и те же банальности и что все это достаточно пошло.
Я полагал, что Зина (так звали мою жену) хорошо знает английскую и французскую литературу. В первые дни нашего знакомства она заводила речь о писателях, поэтах и даже о философах и мыслителях Запада, любила цитировать их афоризмы. Позже, когда мы познакомились ближе, я понял, что она черпала свою эрудицию отнюдь не из первоисточников, что знания её ограниченнее, чем кажется поначалу, и она лишь пускала мне пыль в глаза. Правда, нельзя не признать, что Зина знала много заграничных, особенно американских, песенок и непрестанно их напевала. Содержание их глубиной не отличалось: страсти, поцелуи, пламенная любовь. Голосок у Зины был фальшивый.
Короче говоря, мы с удовольствием вернулись в Исфахан, чтобы начать супружескую жизнь в квартире, которая была для нас приготовлена.
Зина была девушкой из богатой семьи, а все богачи в нашей стране, как правило, живут одинаково. Жизнь их состоит из забот об приумножении богатства и приобретении новых должностей, общения с сильными мира сего, развлечений, хождения по гостям, пиров и забав, карточной игры, любовных интриг и т. д.
В первый же вечер после приезда в нашу новую квартиру, богато убранную и обставленную для нас родителями, когда мы отужинали и прислуга убрала со стола, моя молодая жена, закурив сигарету, спросила:
– Что мы будем делать?
– Что ты имеешь в виду?
– Не станем же мы весь вечер сидеть дома! Так можно с ума сойти!
– А чем плохо побыть дома? – возразил я.
– Мы не арестанты, чтобы сидеть взаперти. Да это и не принято!
– Что ты предлагаешь?
– Не знаю. Решай сам.
– Я ничего не могу придумать. А чего бы тебе хотелось?
– Пойдём в кино!
– Пойдём.
Фильм оказался плохой, и мы с испорченным настроением, злясь друг на друга, в мрачном молчании вернулись домой.
– Ты во всем виноват! – вдруг заявила Зина.
– Я?! Но почему?!
– Не надо было вести меня на этот дурацкий фильм! Чувствуя, что мы вот-вот поссоримся, я не стал отвечать.
– Что ты молчишь? – обиженно спросила она.
Так начались разногласия. Ссоры и примирения следовали чередой.
На следующий вечер после ужина Зина завела вчерашнюю песню.
– Что мы делаем вечером? – сердитым и недовольным тоном осведомилась она.
– А что бы ты хотела? Побудем дома,– как можно спокойнее ответил я.
– Что значит «побудем дома»? – с притворным удивлением переспросила Зина.
– Ну разве все наши друзья, такие же, как мы, молодожёны, каждый вечер отправляются куда-нибудь?
– Ты их не трогай! Они другое дело! Между нами большая разница!
– Какая же разница?
– Если ты имеешь в виду молодых Фархадианов, так они оба учителя, весь день проводят в школе, с детьми, а вечером усталые и разбитые возвращаются домой с единственной мыслью отдохнуть и посидеть в тишине.
– Все люди, как правило, днем работают, а вечером отдыхают дома,– заметил я.
– Ты просто издеваешься надо мной! – возмутилась Зина.– Тебе, видно, хочется, как в старые времена, держать жену взаперти. Не думала я, что ты можешь так грубо и жестоко обращаться с женщиной!
Постепенно мне стало ясно, что Зину ни истинно иранской, ни современной европейской девушкой не назовёшь. Так, если я ей говорил: «Зина-джан, у меня на рубашке оторвалась пуговица, пришей, пожалуйста»,– она принималась ворчать: «Ну вот ещё, домашнюю портниху себе нашёл! Я женщина двадцатого века, и рабыни из меня не получится! Я вышла замуж не для того, чтобы обшивать мужа и латать его одежду!» Но когда я просил поиграть её на фортепьяно, в ответ раздавалось: «Ещё чего! Мосье полагает, что привёл к себе в дом европейскую девицу! Нет, ошиблись! Я, слава богу, воспитана как подобает иранской девушке и горжусь тем, что мои соотечественницы своим призванием всегда считали стряпню, шитье, стирку, домоводство и уход за детьми!»
День ото дня Зина становилась все придирчивее и капризнее. Всякий разговор у нас сводился к спорам и препирательствам. Одним словом, жизнь наша превратилась в сущий ад!
Психоаналитики учат, что, когда супруги в своих отношениях доходят до взаимных оскорблений и ругани, хорошего не жди. Я знал это. Известно мне было и старое житейское правило: горе тому мужчине, который спасует перед женщиной. И вот теперь я думал сокрушённо: «Не зря говорится: «Голову кошке следует отрубать на пороге спальни невесты!» [40]40
Пословица, аналогичная русской: «Кошку бьют, невесте знак подают».
[Закрыть]Теперь уже поздно, я упустил момент! Она раскусила меня и поняла, что я не способен взять верх над нею!»
Наступал вечер, и жена спрашивала:
– Что, снова ага [41]41
Ага– господин.
[Закрыть]собирается отсиживаться дома? Терпение моё лопнуло! За какие грехи Аллах наградил меня таким мужем!
И мы снова шли к кому-нибудь в гости, и жена моя сразу усаживалась за карточный стол. (Она была отчаянной картёжницей.) Однажды, когда в два часа ночи мы вернулись домой, выяснилось, что моя супруга проиграла две с половиной тысячи туманов.
Тут уж я заупрямился и несколько вечеров подряд категорически отказывался ходить по гостям и возвращаться домой с пустым кошельком. Но на Зину это не произвело ни малейшего впечатления. Она уходила из дома одна, и я не знал, когда она возвращается.
Каждый раз при мысли о том, что, едва прислуга уберёт после ужина со стола, Зина спросит: «Что мы будем делать сегодня?» – и снова начнутся упрёки, я чувствовал себя совершенно несчастным и беспомощным. Препираться с нею было бесполезно, это лишь раздражало её.
Я не знал, как быть. Иногда внутренний голос подсказывал мне: «В конце концов мужчина ты или нет? Задай ей хорошую трёпку, авось образумится!» Но это было не в моих правилах. Я твёрдо запомнил ещё со школьной скамьи, что самый верный показатель культуры народа – отношение к женщине, степень её свободы, и понимал, что избить жену все равно не смогу – я просто перестану себя уважать.
Наконец наступил вечер, когда я сказал себе: «Будь что будет, но я должен проявить твёрдость характера!» – и на обычный Зинин вопрос: «Что будем делать вечером?» – решительно ответил: «Я остаюсь дома!»
– И чем же ты собираешься заниматься? – поинтересовалась она.
– Буду возносить хвалу всевышнему! – ответил я.
– Шутки в сторону! В самом деле, что ты собираешься делать?
– Хочу почитать книгу.
– Книги читают в школе! – поучительно сказала Зина.
– Нет, в школу ходят затем, чтобы научиться читать книги! – пояснил я.
– Но разве чтение – занятие? – удивилась она.
– А как же! И притом самое моё любимое! Оставайся и ты, почитаем вместе. Я уверен, что тебе будет интересно. Вот увидишь, ты потом сама пристрастишься к чтению!
Зина раздражённо швырнула сумку на стол и, плюхнувшись в кресло, протянула:
– Ну что ж, давай попробуем…
Сначала я решил взять хрестоматию и прочесть стихи каких-нибудь великих средневековых поэтов или поучения знаменитых суфиев [42]42
Суфий– последователь суфизма, мистического течения в исламе.
[Закрыть], но, поразмыслив, подумал, что это все равно что читать молитвы ослу. Лучше взять книгу, которая с первой же главы заинтересует её. И я достал из шкафа роман Виктора Гюго «Отверженные» и спросил:
– Ты читала это?
– Одно название тоску нагоняет! – презрительно заявила жена, поджав губки.– Сразу видно, что это о голодных, раздетых, несчастных людях. Только нам, молодожёнам, её и читать!
– Хочешь, почитаю тебе анекдоты муллы Насреддина? – предложил я.
– Шутить изволите? – пожав плечами, ответила она. – Эти анекдоты давно уже всем набили оскомину. Мы их слышим чаще, чем проклятия шайтану!
– Могу прочесть главу из «Психоанализа», которую я перевёл на персидский язык.
– Психоанализом занимаются больные и сумасшедшие. А я, слава богу, при всех своих недостатках, не принадлежу к таковым.
– Если не возражаешь, почитаем отрывки из «Божественной комедии».
– Комедия – это что-то смешное, да? А разве смешное может быть божественным? Боюсь, это какая-нибудь антирелигиозная книга и читать её – грех!
– Да это произведение крупнейшего итальянского поэта, шедевр мировой литературы!
– У нас у самих масса знаменитых поэтов и шедевров! – с саркастической улыбкой отвечала Зина. – К чему тратить время на какого-то иностранного?
– Тогда возьмём «Историю Бейхаки» [43]43
«История Бейхаки»– написанная в средние века история Ирана.
[Закрыть].
Это моё предложение было встречено громким смехом.
– Лучше не говори о ней! Мне совершенно непонятна эта тарабарщина, и, кроме того, я терпеть не могу историю!
– Может быть, почитать тебе газели Хафиза?
– Ну и придумал! Хафиз хорош для гадания. А читать? Кто же его читает?
– Так что же нам почитать?
– В конце концов мы с тобой молодожёны, нам сам бог велел читать про любовь.
– Дорогая, хочешь в таком случае я тебе почитаю «Семь красавиц» Низами о любовных похождениях Бахрама [44]44
Бахрам– герой поэмы Низами «Семь красавиц».
[Закрыть].
– Что тут читать? Знаменитый правитель каждую ночь проводил с одной из семи своих жён. Все это слишком банально. Такая любовь не задевает душу!
– Ну, назови мне сама какую-нибудь книгу.
– Я слышала, у одного английского писателя есть роман о том, как аристократка занималась любовью со своим садовником. Вот об этом почитать стоит!
– Ты, наверное, имеешь в виду «Любовника леди Чатерлей» Лоуренса? [45]45
Лоуренс Д.Г.(1885 – 1930) – английский писатель, уделявший особое внимание в своём творчестве проблемам пола. В 1960 г. в Англии состоялся шумный процесс по поводу реабилитации его романа «Любовник леди Чатерлей», и своё время запрещённого как порнографический.
[Закрыть]Кстати, эта книга переведена на персидский язык, и у нас она есть. Это неплохая мысль, сейчас я тебе её почитаю!
Я достал книгу и сказал:
– Теперь усаживайся поудобнее и слушай!
Зина закурила сигарету, забралась с ногами на диван и свернулась клубочком, как избалованная кошечка.
– Я слушаю. Только читай помедленнее.
Я раскрыл книгу. Перевод был неудачный, некоторые фразы я совсем не понимал, но не подавал виду и продолжал чтение. Через некоторое время я заметил, что Зина меня совсем не слушает, и, взглянув на неё, увидел, что бедняжка уснула.
– Ты уже видишь седьмой сон,– ласково разбудив её, сказал я. – Отложим чтение на другой раз. Ложись-ка ты в постель.
– Мне наскучили разглагольствования этого героя. Когда же будут интересные подробности? Вообще все это скучно. Ты прав, пойду лучше спать. Спокойной ночи!
На следующее утро за завтраком она сидела надутая и недовольная. По опыту я знал уже, что в таких случаях ни ласка, ни шутка не подействуют, все кончится истерикой и ссорой. Лучше уж молчать и делать вид, что ничего не замечаешь.
