Текст книги "Персидские юмористические и сатирические рассказы"

Автор книги: Феридун Тонкабони

Соавторы: Аббас Пахлаван,Голамхосейн Саэди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 42 страниц)

Не докончив еду, она встала и сердито бросила:

– Мы давно не виделись с мамочкой! Я по ней соскучилась. Поеду навещу её. Если к обеду не вернусь, не жди меня, обедай один.

Через четверть часа взревел мотор автомобиля, и я понял, что она уехала.

В полдень зазвонил телефон. Говорил отец:

– Приезжай, пообедаем вместе! Твоя мать приготовила стамбульский плов и хочет угостить тебя.

Я поехал к родителям. Встретили меня очень холодно, и я понял, что они чем-то недовольны. Выяснять причину мне не хотелось. Я хорошо изучил своих стариков и знал, что они раздражаются по пустякам, но скоро отходят. Наконец отец не выдержал и сам заговорил:

– Скажи нам, пожалуйста, что там у вас происходит? Почему ты мучаешь бедную женщину?

– Если говорить откровенно, так она слишком много капризничает, и я не знаю, что тут можно сделать,– ответил я.

Моя мать, сидевшая в углу комнаты за кальяном [46]46
  Кальян– курительный прибор.


[Закрыть], так и подскочила:

– Что за глупости! Да будет проклято это европейское образование! До чего дошло! Даже от родителей у него секреты!

– Не понимаю, о чем речь. Чего вы сердитесь.

– То есть как не понимаешь? Не прикидывайся идиотом! Мы все знаем! Её родители приходили к нам жаловаться на тебя. Они считают, что ты обращаешься с их единственной дочерью как со своим заклятым врагом! Мы, говорят, выдали дочку замуж, надеясь, что она будет жить счастливо и беззаботно, а ваш сын решил, что бедная девочка отдана ему на воспитание. Нечего сказать, нашёл себе покорную ученицу! Стоит над ней с плёткой в руках! Кроме как о книгах и о чтении, ни о чем другом и слышать не хочет! Совсем измучил нашу дорогую дочурку!

И родители наперебой стали излагать мне свои претензии и корить за проступки. Отец взялся подсчитывать, сколько он потратил средств на моё образование, и, кажется, собирался тут же с карандашом в руках произвести точные расчёты. Едва он умолкал, вступала мать:

– Аллах свидетель,– жалобно причитала она. – Эти бедняги правы. За какие грехи им достался такой зять? У молодёжи в нашем городе тысячи способов развлечься. Веселись, кути, пируй ночи напролёт, смейся, наслаждайся жизнью, молодостью. А ты? Превратил жизнь бедной девочки в сущий ад! Всё книги да книги. Днем книги, ночью книги! Проклятие на все эти книги, которые отнимают у человека покой и разрушают семью! Главное в доме – спальня с супружеской постелью, а не библиотека! Книги хороши для мышей и червей, а не для современной молодой женщины, которая всем сердцем жаждет радости и веселья!

Родители рта не давали мне открыть в своё оправдание. Я хотел было улизнуть – не тут-то было. Оба увлеклись ролью адвокатов своей невестки, говорили о богатстве и знатности её семьи, обвиняли меня во всех грехах и ничего не хотели слушать.

А я между тем задумался о своих сокурсниках, которые, с великим трудом получив образование, собирались жениться. Но поскольку они были из бедных семей, знатные и богатые родители не желали выдавать за них своих образованных и воспитанных дочерей. А бедных и необразованных девушек они сами не брали в жены, считая, что те им не пара. Эти же девушки не хотели – и тоже по-своему были правы – выходить замуж за молодых людей, у которых в кармане пусто. Да, женитьба для бедняков – дело не простое. Тут я подумал, что у меня, слава богу, все склады пилось иначе. Я не был бедным неудачником, мне посчастливилось получить хорошее образование и воспитание. Моя жена также имела кое-какое состояние… В чем же загвоздка, почему мы никак не можем найти общий язык? В чем причина? И тут родители наконец дали мне слово.

– Наши отношения с Зиной зашли в тупик. Единственный выход – положить им конец! – заговорил я.

– В тупик ты сам себя завёл, сам из него и выбирайся! – хором ответили они. – Девушка тебе досталась воспитанная, образованная, нечего издеваться над нею!

– Да, теперь в нашей стране, слава богу, девушки учатся наравне с юношами и ни в чем им не уступают. Они сейчас являются полноправными членами общества. Я сам считал Зину образованной, умной, воспитанной и думал, что она будет мне достойной женой. Как выяснилось, я ошибся, она обманула мои ожидания. Но теперь-то к чему оставаться жертвой своей собственной ошибки?

– Ну и ну!– усмехнулся отец. – «Ошибка»… Зачем же в таком случае было семнадцать лет учиться? На что потрачено столько средств? Ты утверждаешь, что стал доктором психологии, у тебя столько претензий, ты докопался до тайных глубин человеческой души, не признаешь никаких авторитетов, сыплешь направо и налево самыми смелыми, рискованными высказываниями и после всего этого ещё смеешь утверждать, что молоденькая девушка, можно сказать, цыплёночек, только что вылупившийся из яйца, обманула тебя, взяла над тобой верх. И ты не в силах с нею справиться, подобно слепому котёнку, только мяукаешь и беспомощно бродишь в потёмках? Браво! Браво!

– Я никогда не верил в судьбу, счастье, предопределение и не оперировал этими ненаучными категориями,– оправдывался я. – Но теперь у меня раскрылись глаза, и я вижу, что между теорией и практикой – огромная пропасть! Несмотря на множество толстых, объёмистых книг, трактующих проблемы брака, в целом супружество – это лотерея или, как ещё говорят, «случай»! Боюсь, что все умные рассуждения – голая теория, порождение сухой логики и при отсутствии достаточной практики они не имеют под собой никакой основы.

Родители пристально смотрели на меня, и я чувствовал, что им непонятны мои речи и смешна моя горячность. Тут я ещё раз убедился в разобщённости поколений. Все ветви на древе жизни растут в разные, стороны, хотя корни у них общие. Отцы и дети не понимают друг друга, и никто из них в этом не виноват.

Мне жалко было своих родителей, и, хотя я сам нуждался в сочувствии, я пытался оградить их от неприятностей и волнений. Но они не желали понять меня. Мать расплакалась, а слезы матери – страшная вещь! Верно говорят, что это самое сильное оружие женщины. Не в силах сопротивляться, я сдался. Размяк, расчувствовался, пообещал выполнять любое желание Зины. Родители были довольны.

– Ты должен пойти к ним! – радостно воскликнули они. – Извинись, уговори её вернуться домой!

Я и на это дал согласие и, поборов в себе чувства, именуемые гордостью, достоинством и самолюбием, отправился с покаянием в дом свёкра.

Через несколько дней все пошло по-старому. Зина продолжала своевольничать, я тоже не хотел ей уступать – возобладало упрямство. Мы продолжали мучить друг друга. Теперь, по прошествии стольких лет, я понимаю, что никто из нас не был виноват в этом. Настоящими виновниками были среда, традиции, воспитание и различие наших характеров и привычек. Мы оба оказались их жертвами.

Терпение у нас обоих лопнуло. Наша супружеская жизнь превратилась в вынужденное сожительство двух заклятых врагов, и ничье вмешательство не могло ничего изменить. Дни и ночи, которые мы поневоле проводили вместе, лишь увеличивали нашу отчуждённость. Как сказал поэт: «Мы были похожи на два глаза, соседствующие друг с другом, но никогда друг друга не видящие». Мы ели за одним столом, для всех считались супругами, на людях старались сохранить внешнюю благопристойность, делая вид, что нежно любим друг друга, но мало кто верил в это. Как только мы оказывались наедине, все менялось, и мы отдалялись друг от друга на целые фарсахи [47]47
  Фарсах(фарсанг) – мера длины, равная шести-семи километрам.


[Закрыть]и становились совсем не такими, какими хотели казаться при посторонних. Одним словом, наши отношения не походили на отношения двух молодых людей, намеревающихся создать семью и воспитать достойных детей.

И вот настал день, которого оба мы с нетерпением ожидали. Под предлогом того, что она соскучилась по своей мамочке, Зина снова села в автомобиль и уехала – уехала, чтобы больше не возвращаться. Ни её, ни автомобиля я больше в глаза не видел. Тут и наши родители наконец поняли, что гнилой зуб надо выдирать с корнем, и заговорили о разводе. После долгой волокиты все кончилось обоюдным согласием, хотя развод – вещь достаточно неприятная, и я не пожелаю ни одному честному, порядочному молодому человеку познакомиться с этой процедурой. Тем не менее я получил его, уплатив оговорённые при помолвке шестьдесят пять тысяч туманов.

В тот день исполнилось четыре месяца и тринадцать дней со времени нашей свадьбы, с той поры, когда мы опрометчиво обещали друг другу пройти по жизни рука об руку до самой могилы, вместе жить, вместе умереть и вместе быть похороненными. Мы разошлись и так быстро обо всем забыли, что, казалось, никогда и знакомы не были. Теперь, вспоминая то время, я благодарю аллаха и говорю себе: «Близка была беда, да, слава богу, миновала!»

Впрочем, пережитое пошло мне на пользу, обогатив мои знания в области психоанализа. Я твёрдо уяснил себе, что женитьба – самая важная и самая сложная проблема в жизни человека. Ч ещё раз убедился в том, сколь велика разница в отношениях между мужчиной и женщиной до и после свадьбы. Я поверил и справедливость старой истины, гласящей, что женатый мужчина обязательно когда-нибудь пожалеет о том, что обзавёлся семьёй, а холостой – о том, что остался холост. Я понял, почему мужчину сравнивают с рыбой, которая хватает наживку, а потом бьётся на крючке и помышляет лишь о том, как бы обрести прежнюю свободу. И счастлив тот, кому неведомо все это.

II

Я рассказал вам правдивую историю о двух влюблённых– Хамзе и Зине, окончившуюся так печально. Теперь послушайте рассказ о другой молодой паре.

В том же Исфахане, где жили Хамзе и Зина, где они поженились, а потом разошлись, я знавал две семьи, которые были связаны узами родства и очень походили одна на другую. Оба семейства были богаты, знатного происхождения и жили по соседству. Я с детства дружил с отцами этих семейств, и в письмах своих они называют меня братом.

В первой семье – Ахмадабади – был сын двадцати трёх лет по имени Мортаза. Окончив среднюю школу и изучив английский язык и финансовое дело, он работал в конторе своего отца, и семья питала надежду, что впоследствии, набравшись опыта, он будет достойным преемником отца и не оставит без куска хлеба многочисленных домочадцев.

Вторая семья – Магазеи – не только занималась торговлей, по и владела земельными участками. Во всем городе и в окрестностях Исфахана она пользовалась уважением. В этой семье была восемнадцатилетняя дочь Амене. После окончания девяти классов ей наняли учителя, который давал ей уроки истории, географии, математики и литературы, привил девушке любовь к чтению, а мать и другие родственницы научили её шить, вышивать, стряпать и присматривать за прислугой – одним словом, всему, что необходимо знать хорошей хозяйке. Следует добавить, что Амене понимала по-английски и, если, например, кто-нибудь говорил ей: «Good afternoon!» [48]48
  Добрый день (англ.).


[Закрыть],– могла ответить: «Thank you!» [49]49
  Спасибо! (англ.).


[Закрыть]

Обе семьи жили душа в душу. Амене с самого рождения прочили в жены её двоюродному брату Мортазе. Само собой разумелось, что в будущем они поженятся.

Я, как сказано, был давним другом обеих семей – мы знали друг друга лет тридцать пять,– и потому, когда я приехал в свой родной Исфахан, они приняли меня с радушием, которого я никогда не забуду.

В этот свой приезд я близко сошёлся и с молодёжью, то есть Мортазой и Амене. Они по нескольку раз на дню забегали ко мне, считая своим долгом развлекать прибывшего издалека гостя. Каждый стремился превзойти другого в радушии и гостеприимстве. Я же, в свою очередь, как только выдавалась свободная минутка, шёл к ним, рассказывал о Европе – не без того, естественно, чтобы кое-что приукрасить и прибавить.

И тут я стал замечать, что эти двое нареченных очень холодно, без малейшей симпатии, относятся друг к другу. Я подумал: они молоды, а молодёжь часто по пустякам ссорится. Все это своего рода кокетство, и как сказал поэт: «Они разрывают узы любви, чтобы, связав их снова, стать ещё ближе друг к другу!» В такого рода дела лучше постороннему не вмешиваться.

Но однажды Мортаза пришёл ко мне один. Он был чем-то расстроен и сказал, что хотел бы поговорить со мной, но не решается.

– Ты мне как сын,– успокоил я его,– и не должен ничего скрывать. Скажи откровенно, чем ты так огорчён? Можешь положиться на меня как на самого искреннего друга.

– Так я и сделаю,– ответил он. – Только прошу вас – пусть этот разговор останется между нами!

– Не беспокойся! Уверяю тебя, никто ни о чем не узнает, как говорится, «ни один стежок в этом шве не разойдётся»!

– Вы, наверное, знаете,– нерешительно начал Мортаза,– что наши родители с детства помолвили меня с Амене и на днях собираются устроить пышную свадьбу.

– Что же может быть лучше? Поздравляю! Вы оба словно созданы друг для друга. Прекрасная пара! Не зря говорится, что двоюродного брата и сестру само небо соединяет. Очень рад, очень рад. Ни тебе, ни ей лучшей пары не найти!

– По правде говоря,– краснея и смущаясь, промолвил Мортаза,– мы росли вместе и привыкли друг к другу, как брат и сестра. Но тех чувств, о которых говорят влюблённые, между нами нет. А, как известно, в супружестве без любви счастья не бывает. Кому нужен такой брак?

Я подумал, что он, пожалуй, прав, но разобраться сразу во всем было сложно, и начал успокаивать его.

– Ты ведь не станешь отрицать, что твои родители очень любят тебя? Ты их единственный сын, и они всей душой желают тебе добра, только о твоём счастье и пекутся.

– Я согласен с вами,– ответил он,– но тут, похоже, они мне не счастья, а горя желают! Все знают, что браки между близкими родственниками к хорошему не ведут. Говорят даже, что дети от таких браков рождаются уродами.

– Ну, не совсем так. И потом, где ты найдёшь такую девушку, как Амене? Это же бесценный жемчуг! Она совсем не похожа на современных развязных девиц. Амене будет прекрасной женой тебе и заботливой матерью твоим детям, будет умело вести твой дом, помогать тебе во всех твоих делах.

– Вы говорите о бесценном жемчуге, а мне нужна женщина, которую я любил бы и которая любила бы меня. Зачем мне тот жемчуг, я ведь не собираюсь открывать ювелирный магазин!

– Сейчас ты ещё не представляешь себе, насколько ты привязан к Амене,– уговаривал я его. – И можешь быть уверен, она тоже очень любит тебя. А все эти сомнения – пустое. Как только вы поженитесь, вы поймёте, что родители поступили так во имя вашего же блага.

– Любовь и привязанность, о которой ни та, ни другая сторона не имеют ни малейшего представления… Да это все равно что сунуть перец в кувшин, полить его уксусом и ждать, когда он замаринуется! – в запальчивости воскликнул Мортаза.

– А я бы не прочь был отведать такого перчика! – рассмеялся я. – Послушай меня, человека, которому нельзя отказать в кое-каком жизненном опыте. Говорю тебе, что вы любите друг друга и созданы один для другого. Оба вы сейчас неопытны и ещё сами не можете судить о своих чувствах и привязанностях.

– Да услышит Аллах эти слова из ваших уст! – перебил он меня. – Но если вам удастся за время пребывания в Исфахане отговорить наших родителей от их замысла, и я и Амене до конца жизни будем молиться за вас.

Слезы заблестели на его глазах, он вскочил и выбежал из комнаты.

«Молодой человек прав,– снова подумал я. – Разве мало в этом городе девушек? Почему он должен обязательно жениться па своей двоюродной сестре? Правда, такие браки всегда были традицией в нашей стране, и многие наши соотечественники не задумываются о порочности этого старого обычая. Но, пожалуй, пора нам отвыкать от старины и приобщаться к требованиям современной мировой культуры».

Вот такого рода мысли занимали меня, когда в комнату вошла Амене, грустная, с поникшей головой. Казалось, она чем-то огорчена, но застенчивость и стыд не позволяют ей рассказать о своём горе. Я сразу догадался, в чем дело, но не подал виду.

– Что нового, Амене-ханум? Почему ты сегодня такая печальная? Что-нибудь случилось?

Слезы хлынули из её глаз.

– Разве я рабыня, чтобы меня продавали кому вздумается? – с плачем заговорила она. – Не нужна мне эта свадьба! Умоляю вас, сделайте что-нибудь. Помогите мне! За что мне такое наказание?

Как ни пытался я успокоить её, она продолжала плакать и совершенно меня не слушала. Кончилось тем, что вся в слезах она убежала прочь, накинув на голову платок.

Расстроенный и огорчённый, я вышел из дому и побрёл в сторону Заяндеруда [50]50
  Заяндеруд– река, протекающая через Исфахан.


[Закрыть].

Пройдя несколько улиц и переулков, я оказался на берегу реки, спустился к самой воде и сел, погрузившись в мрачные раздумья. Я вспомнил историю Хамзе и Зины и покачал головой: «Где же в этом мире счастье?!» Сколько я ни ломал себе голову, как помочь Мортазе и Амене, так ничего и не придумал. Наконец я решил, что обязан поговорить с их родителями и постараться как-то внушить им, что многое теперь изменилось, что живём мы не в средние века и пора им менять свои взгляды и представления.

Одним словом, судьба двух молодых людей, близких и дорогих мне, очень тревожила меня, но я был в растерянности и не знал, как подступиться к их родителям. Вдруг подумают: «Этот человек ничего толком не знает, приехал неведомо откуда, собственных детей не имеет, а нас учить вздумал! Какое он имеет право вмешиваться в нашу жизнь?!»

Вечером того же дня Мортаза снова пришёл ко мне.

– Ну, как дела? Какие новости принёс? – поинтересовался я.

Он изменился в лице, схватился за голову и срывающимся голосом закричал:

– Аллах свидетель, я покончу с собой! Мы называем себя цивилизованными людьми, толкуем о правах человека!.. А что в результате? Словно рабам, нам надевают на шею ярмо и живыми закапывают в могилу! Даю вам слово, я пущу себе пулю в лоб!

– Лучше дай мне слово, что оставишь эти безумные мысли,– сказал я, обняв его. – Я же, в свою очередь, клянусь завтра же сделать все от меня зависящее, чтобы помочь тебе!

Но назавтра началась вторая мировая война. Меня разбудили раньше, чем обычно, и сообщили, что Гитлер напал на Польшу. Я стал торопливо собирать вещи, чтобы срочно вернуться обратно в Швейцарию. Однако перед тем как сесть в самолёт, я отозвал в сторону отца Мортазы и отца Амене и, набравшись храбрости, высказал им то, что считал должным сказать.

– Помните, нельзя играть судьбой детей. Сегодня молодые люди не те, что вчера, и в таком важном для каждого человека деле, как женитьба, нельзя прибегать к насилию!

Оба рассмеялись, и на сладостном моему уху исфаханском диалекте ответили мне:

– Не тревожься, брат, все будет в порядке! Мы вырастили наших детей и знаем их лучше, чем они себя. У них ещё молоко на губах не обсохло, как же могут они судить о том, что для них лучше, а что хуже, тем более в таком деле, как любовь и брак?! Они что-то где-то слышали, читали о Лейли и Меджнуне, посмотрели несколько фильмов о любви – и потеряли рассудок. А у нас бороды побелели не на мельнице, мы отдаём себе отчёт в каждом своём шаге, хорошо понимаем, что делается в мире, и, подобно опытному погонщику, знаем, где следует уложить верблюда. Мы уверены, что они будут счастливы. А пока они ещё дети, и мы обязаны думать за них. Уезжай спокойно и знай: мы не сделаем ничего такого, о чем бы потом пришлось жалеть.

Я попрощался с ними, сел в самолёт, и война на долгие годы разлучила нас.

Все это время мир был залит кровью, охвачен огнём. В нем царили жестокость и голод. Человечность, справедливость, доброта– всему этому не было места в отношениях между людьми. «Друзья не только позабыли, что такое любовь» [51]51
  Друзья забыли, что такое любовь– строка из сборника великого персидского поэта Саади (1203 —1292) «Бустан». Целиком бейт звучит так:
Такой в Дамаске наступил голод,Что друзья забыли, что значит любовь.

[Закрыть], но, казалось, заодно вычеркнули из памяти всякое представление о добрых отношениях. Каждый думал только о себе, позабыв всех и вся. Но поскольку в этом страшном мире все рано или поздно кончается, пришёл конец и войне.

Заброшенный судьбою в центр Европы, я так же, как и все человечество, облегчённо вздохнул, огляделся по сторонам и, осознав, что жив и здоров, подумал о своих близких. Как говорится, слон вспомнил об Индии [52]52
  Слон вспомнил об Индии– т. е. героем овладели приятные воспоминания.


[Закрыть]и, как только были открыты границы, поехал в Иран.

Если Шираз [53]53
  Шираз– город на юге Ирана, славится своими историческими достопримечательностями.


[Закрыть]именуют «родинкой на губах семи стран», то Исфахан с его Заяндерудом, бесспорно,– «свет очей Ирана». И если кто-нибудь, побывав в Иране, не посетит Исфахан, его можно сравнить лишь с тем, кто съездил в Мекку и не увидел Каабы [54]54
  Кааба– храм в Мекке, главная святыня мусульман, место паломничества многочисленных верующих.


[Закрыть]. Он будет проклят и в этом и в том мире! А потому, закончив дела в Тегеране, я помчался в родной Исфахан.

Узнав о моем приезде, друзья выехали мне навстречу. Ах, слезы радости после долгой разлуки – бесценный дар! Ласковые улыбки привета – отрада для взора!

Сердце моё билось, несказанная радость охватила все моё существо. Я походил на ребёнка, мне хотелось кричать, прыгать от восторга. ещё раз я убедился в том, что любовь к родине – чувство ни с чем не сравнимое и присуще самой человеческой натуре.

И – что больше всего обрадовало и поразило меня – среди друзей, пришедших меня встретить, я увидел Мортазу и Амене. Они стояли улыбающиеся и счастливые. Мортаза держал за руку кудрявую девочку лет шести, пухленькую и румяную, а к Амене прижимался четырёхлетний мальчик и, вытянув тонкую шейку, смотрел на всех огромными сияющими глазами. Вы сами можете представить себе, что я испытал при этом зрелище! Мы подбежали друг к другу, обнялись и расцеловались. Их лица без слов сказали мне, что жизнь у них полна радости и счастья.

Мортаза возмужал, стал представительным. Отцовство ему очень шло. А Амене, которая и всегда была очаровательна, расцвела и превратилась в прекрасную молодую женщину. Вся она светилась любовью и радостью. Она была словно распустившийся дивный цветок. Даже шрамик от пендинки [55]55
  Пендинка(кожный лейшманиоз) – распространённая в Иране болезнь. Аналогично малярии, вызывается простейшими одноклеточными паразитами, размножающимися в организме человека.


[Закрыть]на губе не портил её, а придавал ей особое очарование. Мне даже показалось, что она стала выше ростом. Эта молодая пара с двумя прелестными детьми была, в полном смысле слова, воплощением счастья.

Друзья сразу повезли меня к себе домой и отвели мне ту же самую комнату с большим айваном [56]56
  Айван– открытая галерея, веранда, терраса.


[Закрыть], выходящим в сад. Мы шутили, вспоминали остроумные исфаханские анекдоты – это был один из лучших дней в моей жизни. Наконец после ужина, когда мы всласть наговорились, я, выкурив кальян, отправился в свою комнату. Все в доме стихло, я вышел на айван, сел в кресло и погрузился в воспоминания о минувшем. Как странно, думал я, Хамзе – человек образованный, много повидавший, обладающий глубокими познаниями в области психоанализа и социальных проблем, женившийся после стольких сомнений и раздумий, обращавшийся даже к гаданию и американским чудодейственным машинам, был несчастлив в браке. Он оплатил этот ложный шаг ценою долгих и мучительных душевных переживаний, не говоря уж об огромной сумме выкупа. Он собственными руками похоронил свои сладкие мечты. Теперь он кусает локти и, боюсь, никогда больше не пожелает даже во сне помышлять о свадьбе и супружестве. И в то же время Мортаза и Амене, неопытные, наивные, не знавшие даже азов любви, не имевшие никакого представления о психоанализе, грозившие покончить с собой, если свершится то, что задумали их родители, сегодня предстают перед нами радостными и счастливыми супругами. Они смеются над всей этой наукой, над социологией и психоанализом, и жизнь даёт им право смеяться и радуется вместе с ними.

И мне пришло на ум, что может быть, следовало бы добавить в современные учёные книги о проблемах брака ещё одну главу о том, что в этом мире все относительно и каждое научное правило, каким бы точным и категоричным оно ни представлялось, имеет исключения. Недаром говорят учёные: «Случайность есть форма проявления закономерности».

С такими мыслями я отправился спать, а когда проснулся, солнце уже стояло высоко над головой.