Текст книги "Не женское дело (Тетралогия)"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 93 (всего у книги 99 страниц)

– Здорово, Харменсон, – вот паразит, легок на помине.

– Здорово, Причард, – вяло отозвался Харменсон. – Как поживаешь?

– Неплохо. – Причард сел рядышком, взял тлевший пушечный фитиль, чудом не затоптанный в бою, и прикурил свою старую трубку. – А ты все в море ходишь?

– Кому что, – Харменсон, попытался пошевелиться и скривился: скрутили его надежно, веревки больно врезались в запястья. – Бой закончился?

– Как видишь.

– Где наши?

– Ушли, кто смог.

– Как – ушли?

– Вот так. Им тут не очень понравилось, – страшная рожа Причарда перекосилась в едкой усмешке.

Харменсон только сейчас окончательно пришел в себя… и понял, что его жизни настал конец. Вполне логичный конец, надо сказать. Весь Мэйн знал, что Алина-Воробушек слов на ветер не бросает, и раз пообещала его прикончить – сделает.

– Отпустил бы ты меня, – с шумом вздохнул он, глядя на Причарда снизу вверх. – Я тебе зла не сделал.

– У меня тут доходное дельце, Джонни, – Причард пыхнул трубкой. – Хороший уютный трактир. Если б ты зашел ко мне в гости как друг, я бы тебя пивом угостил. А ты пришел сгонять меня со стоянки… Нехорошо.

«Вот и все, – мысль промелькнула, задев его душу самым кончиком крыла. Почему-то все вдруг стало безразлично. – Как глупо получилось».

Если бы Причард мог слышать, о чем он думает, то несомненно бы согласился.

7

Рана не смертельная, но дьявольски болезненная: пуля угодила в кость голени, раздробив ее на мелкие осколки. По тем временам – гарантированная ампутация. Каньо напоил боцмана каким-то отваром, и тот лежал на палубе, безучастно глядя в синее-пресинее небо. Два матроса готовили носилки из двух весел, куска парусины и канатов, чтобы спустить Хайме в шлюпку.

Галка присела рядышком на бухту каната и положила ладонь на его покрытый испариной лоб.

– Капитан… – Хайме с трудом открыл глаза и попытался улыбнуться.

– Молчи, – устало проговорила Галка. – Береги силы, брат.

– Отвоевался я, капитан, – едва слышно, но с горьким сожалением сказал метис. – Ногу отпилят, деревяшку приставят… А с деревяшкой мне на борт ходу нет, не то удачи не будет…

– Не горюй, братец, и на суше тебе дело найдется, – невесело улыбнулась капитан. – Или ты из тех, что без моря жить не могут?

– Я… – Хайме, как показалось Галке, собирался с силами, чтобы говорить. – Я никогда не говорил тебе, как попал… на Ямайку… Я присоединился к Моргану в Порто-Белло… Если бы ты знала, что я там творил… ты бы выгнала меня ко всем чертям… Наверное… это было бы правильно…

– Сейчас уже неважно, кем ты был, братец. Важно, кем ты стал. – Галка только сейчас поняла: Хайме собирался не с силами, а с духом, чтобы сделать это неожиданное признание. – Ты давай поправляйся скорее. С деревяшкой или без, ты нам всем нужен. Понял?

Боцман ответил ей слабой улыбкой. А потом матросы осторожно положили его в самодельные носилки, закрепили канаты и так же осторожно спустили в шлюпку.

«Эх, братец, – думала Галка, с переменным успехом борясь со своей головной болью. – То, что ты творил в Порто-Белло – детские игры по сравнению с тем, что творю сейчас я…»

Из более чем трех сотен человек с «Сент-Джеймса», сумевших сесть в шлюпки или рискнувших вплавь добираться до берега, после картечного залпа «Гардарики» в живых осталось меньше трети. Расстояние было убойное, а увернуться или спрятаться англичане не могли. Потому эти жалкие остатки некогда грозной силы без боя сдались отряду ополчения – местным рыбакам и лодочникам, ходившим под командованием старого пирата. Когда Галка наконец сошла на берег и отправилась с братвой к месту высадки англичан, те уже были разоружены и стояли мрачной толпой на пирсе. Адмирал, где-то потерявший свой красивый лондонский парик, тем не менее старался сохранить хорошую мину при плохой игре. Один из матросов даже держал в руках его походный сундучок! «Нет, ну надо же! Там люди пачками гибли, а он о вещичках не забыл озаботиться!» – зло подумала Галка. У супругов Эшби душа была не на месте: что в соборе? Живы ли дети? А ведь там были семьи многих капитанов. Потому Галка положила себе не затягивать представление молодому Модифорду. Ее глаза и так хищно сузились при виде желанной добычи – мистера Хиггинса. Уж этот-то ответит за все «хорошее», пусть не сомневается.

– Матросов – в крепость. Под замок, – недолго думая, распорядилась мадам генерал, едва подойдя к пирсу. – А с господами офицерами у меня будет отдельный разговор.

– Миледи, я вынужден заявить протест, – надменно произнес Чарльз Модифорд.

– Протест? – изумилась Галка.

– В нарушение законов войны, миледи, вы приказали открыть огонь по спасавшимся с тонущего корабля.

– Да? А я думала, что стреляю по вражескому десанту, – едко ответила женщина. Она кое-как умылась забортной водой, и сейчас ее лицо уже не напоминало страшноватую маску.

– Как бы то ни было, вы отдали бесчеловечный приказ, миледи. В связи с чем я и заявляю протест.

– Бесчеловечный приказ… – задумчиво повторила Галка. А потом вдруг обожгла адмирала ледяным взглядом. – Идите за мной, господа, я вам покажу разницу между военной необходимостью и бесчеловечными приказами.

«Если на детях будет хоть царапина, я его своими руками удавлю».

Одинаковых людей не бывает, что бы ни говорили. Даже близнецы порой в аналогичных ситуациях ведут себя по разному. Но иногда случается, что и разные люди могут одновременно думать об одном и том же. Даже одними и теми же словами. У Джеймса и Галки сейчас был именно такой момент. С того мига, как линкор открыл огонь по городу, они не могли не думать об оставленных там сыновьях. Если бы не шедшая за ними компания, они давно уже сорвались бы на бег. Торговая улица вывела их на Пласа де Колон, в центре которой стоял памятник Колумбу. На южной стороне площади и располагался собор Санта-Мария-де-Энкарнасион, пострадавший и от взрыва Турели, и от обстрела. Но если камни взлетевшей на воздух башни не причинили особого вреда, лишь повредив восточный и южный фронтоны – один крупный обломок упал у самой Двери Прощения, – то целенаправленный обстрел наделал беды… «Сент-Джеймс» стрелял не фугасами, а тяжелыми болванками, как раз и предназначенными ломать каменные кладки. Они продырявливали крышу и разбивали перекрытия. Сводчатые готические потолки пошли трещинами, на головы укрывавшихся в соборе мирных людей посыпались камни. Возникла паника, многие бросились к дверям… Словом, когда Галка, Эшби и компания появились на площади, там уже был форменный госпиталь под открытым небом. Падавшими камнями убило человек двадцать, еще с десяток погибло в неизбежной давке, когда все разом попытались выскочить из собора. Но раненых было очень много. Переломы, ушибы, сотрясения… Врачей здесь оказалось меньше, чем хотелось бы, им помогали сердобольные женщины. Девочки-подростки, сами глотавшие слезы, старались успокоить ревущих от страха малышей… Вот одна из девочек, совсем уже барышня, с плачем бросилась к рыбаку, конвоировавшему пленных англичан. Галка напрягла память и вспомнила – семейство басков, отец и дочь. Они, помнится, привезли рекомендательное письмо от Жана Гасконца… На глазах у всей честной компании доктор пытался наложить лубки на сломанную ногу молодой красивой женщины. Та кричала от боли и вырывалась, но ее крепко держали две дюжие прачки, помогавшие доктору. Около них, съежившись, сидела на камне перепуганная девочка лет шести, а в ее юбочку вцепилась двухлетняя сестренка. Галка с трудом признала в пострадавшей донью Инес. Будь это в иной обстановке, она бы уже постаралась успокоить несчастную испанку, но помимо воли взгляд искал Жано и Робина.

«Где же они?»

– Мама! Папа!

Жано нашел их скорее, чем они его, и по старой привычке с радостным криком бросился к родителям. За ним спешила нянька-негритянка с малышом на руках. У Галки и Джеймса одновременно вырвался вздох облегчения. А Жано за пять шагов от мамы с папой, вдруг вспомнил, что он уже большой. И не просто большой, а самый настоящий юнга. Мальчишка состроил серьезную рожицу и, вытянувшись, как солдатик на плацу, громко объявил:

– Капитан, ваше приказание выполнено!

– Отлично, юнга, – Галка поддержала его игру, хотя больше всего ей хотелось обнять детей и расцеловать. – Отведите всех домой, мы скоро вернемся.

И, улыбнувшись, заговорщически подмигнула. Пацаненок переглянулся с Джеймсом, хитро улыбнулся и, кивнув домочадцам, уверенно повел их в Алькасар де Колон.

– Все, трогательная сцена кончилась, – Галка, обернувшись к пленным, смерила англичан суровым взглядом. – Теперь пойдут крутые разборки. Вот это и есть последствия бесчеловечных приказов, господа. – Она кивнула на раненых и сложенные у стены тела погибших. – Одно дело убивать вооруженного противника, ежеминутно рискуя оказаться на его месте, и совсем другое – стрелять по беззащитным. Которые ответить не могут. Разницу чувствуете, или вам объяснить еще и на пальцах?

– Кто отдал приказ? – холодным тоном поинтересовался Джеймс.

Раненый в обе руки Грин потупился. Адмирал смотрел куда-то в пространство. И только мистер Хиггинс – ах, долгожданный мистер Хиггинс! – не отвел взгляд. Впрочем, на его счет никаких подозрений и не возникало. Этот был способен подкупить агента, чтобы устроить взрыв на военном объекте, но для прямого убийства женщин и детей он не годился. Совесть бы заела. Грин – верный служака, исполнитель. А адмирал… Что ж, каждому человеку отмерена его доля дерьма. Кому-то больше, кому-то меньше…

– Я, – наконец выцедил Модифорд-младший. – Надеюсь, не стоит объяснять, почему я это сделал?

– Объяснять, сэр, вы это будете не мне, а прокурору, – заявила Галка. Ее взгляд зацепился за женщину, с совершенно безумным лицом бродившую по площади и певшую колыбельную. На руках у нее был мальчик примерно одного с Жано возраста, и ребенок этот, судя по всему, был мертв. Мадам генерал, глядя на них, с огромным трудом поборола желание достать револьвер и пристрелить обоих ублюдков – инициатора и исполнителя – на месте. – Да, вы не ослышались: вас будут судить.

– Миледи, мы были взяты в плен во время сражения и имеем статус военнопленных, – возразил адмирал. – Мы не подпадаем под юрисдикцию ваших законов. Выдайте нас Англии и потребуйте суда.

– Судить вас будут здесь. Но не как обычных уголовников, – криво усмехнулась Галка. – Для таких, как вы, сэры, в нашем кодексе прописана иная статья: военные преступления. И я клянусь, на вашем примере мы объясним кое-кому в Европе, каково это – отдавать преступные приказы и исполнять их.

– Но мы подданные Английской короны!

– А нам плевать, – пожала плечами Галка. Галка-пиратка, а не генерал Сен-Доменга. – Наши законы просты, как медяк: натворил – отвечай. Все, разговор окончен… Эй, парни! Этих двоих красавцев – в тюрьму. Их документы – прокурору. А мистера Хиггинса – в Каса де Овандо. К Этьену. Для приватной беседы.

Не успел мистер Хиггинс даже побледнеть, услышав о приватной беседе с изобретательным Бретонцем, как со стороны Торговой послышался какой-то шум. Затем Галка разобрала что-то вроде криков «Ура!», а несколько секунд спустя на площади появились несколько человек в измятых и изорванных камзолах. А среди них…

– Влад!!! – не своим голосом заорала Галка, бросаясь к нему и чувствуя, как с души свалился огромных размеров камень. – Влад, чтоб тебе ни дна ни покрышки, засранец! Еще раз так меня напугаешь, я тебя сама прикончу!

А что мог ответить Влад? Только рассмеяться. Сквозь тщательно скрываемые слезы.

Капитан Фолкингем приказал отступать, как только окончательно стало ясно, что в город прорваться не удастся.

Пиратов сен-доменгцы либо перебили, либо взяли в плен. А ведь их пришло сюда ни много ни мало около шести сотен. Потому Фолкингем, прикинув обстановку, решил не рисковать. Из двух с половиной сотен его солдат пятую часть выбила картечь из фугасов, будь они прокляты, а с двумястами бойцами, какими бы хорошими они ни были, город не поштурмуешь. Ну кто мог подумать, что эта миссис сумеет так подготовиться к наземной операции? Наверное, учла опыт своих прежних набегов и ошибки, допущенные испанцами. А они… Они действовали по старинке. За что и поплатились.

Времена прежней «благородной войны» закончились.

Отступление? Да. А что делать? Сражаться есть смысл тогда, когда либо можно победить, либо нет другого выхода. Бросив пушки, негров, даже часть оружия, англичане задали такой темп, что уже через два с половиной часа подходили к Бахос де Ална. Там, где их ждали шлюпки и быстроходные кораблики, оставленные под немногочисленной охраной. Все к черту, сейчас лишь бы ноги унести… Когда садились в шлюпки, солнце уже почти скрылось за горизонтом. Еще немного – и наступит черная тропическая ночь. Тогда им уже будут не страшны даже знаменитые сен-доменгские сторожевики-«барракуды»… Шлюпок было всего двенадцать, и королевские морские пехотинцы, коих осталось меньше двух сотен, разместились в них достаточно комфортно. Теперь остается лишь преодолеть эту пару кабельтовых, и все. Считай, выскочили.

Не повезло им сегодня. Что ж, бывает.

Капитан Фолкингем уже мысленно возносил хвалу Господу, когда вдруг рявкнула пушчонка ближайшего к ним шлюпа. Визг картечи, крики, проклятия… Гребцы от неожиданности перестали грести. И тут рявкнула вторая пушка. Еще одна. И еще… Словом, когда капитан Фолкингем оказался в воде – таким нехитрым образом спасались многие, не он один – уже все стало ясно. Противник сумел захватить корабли еще до того, как десант вернулся к месту высадки. То-то рожи охранявших шлюпки матросиков показались капитану незнакомыми. Ну так мало ли – всех мерзавцев в лицо не упомнишь. Где они, кстати? На бережку остались, голову на отсечение… Выжившие после обстрела и умевшие плавать морпехи погребли к берегу. И капитан Фолкингем нисколечки не удивился, когда на песчаном пляжике их встретили. Кто с ружьями наперевес, а кто уже и с веревками – вязать пленных.

Да, если уже не везет, так не везет.

Влад, его штурман-голландец и человек пятнадцать матросов – вот все, кто уцелел из команды «Бесстрашного». Их спасло не только то, что в момент взрыва они находились на мостике и шканцах, но и близость «Сварога». Черный линкор и сам вышел из боя, но сумел подобрать выживших. И с борта «Сварога» они имели возможность наблюдать драку в бухте.

– Здорово ты в них въехала, – Влад прокомментировал эпизод с тараном. – Билли чуть зад себе не отбил, когда с ног падал, а парни за головы хватались. Такого тут еще никто никогда не делал.

– Вот потому-то мы до сих пор живы, что умеем удивлять противника, – ответила Галка. После целого дня грандиозной нервомотки хотелось только одного – завалиться и спать трое суток. Джеймсу сейчас перевязали простреленную руку. Жано не отлипает от мамы. А нужно еще кучу дел разгрести…

«Да гори они все синим пламенем! Завтра! Все завтра!»

Влад прекрасно видел, в каком она состоянии, и собирался было уже сказать, что идет домой. Исабель с детьми заждались своего героя – а он действительно был одним из героев этого дня. Но тут в коридоре послышался какой-то шум. Потом кто-то рассмеялся. А пару секунд спустя в комнату ввалились юнги – Хосе-Рыжий и Хосе-Индеец – тащившие какие-то большие мокрые тряпки и сами мокрые чуть не с ног до головы.

– Это как изволите понимать, господа? – поинтересовалась Галка, изобразив из себя суровую мать-командиршу.

– Вот! – Хосе-Индеец, улыбнувшись во все тридцать два зуба, развернул свою ношу. Которая на поверку оказалась адмиральским вымпелом с английского флагмана. Рыжий похвастался собственно британским флагом – белым полотнищем с поперечным красным крестом. – Вы ведь говорили, что захват знамени противника – один из признаков, по которому определяется победитель. Ну мы и решили в бухту сходить…

– Сперли ялик… – Галку так и подмывало рассмеяться. Влад вообще давно уже скис от беззвучного смеха.

– Мы его уже вернули, – обиженно засопел Рыжий. Пятнадцатый год парню, а по всему видать – растет роковой красавец, погибель всех столичных девчонок.

– Молодцы, что вернули, – не выдержав, мадам генерал все же хихикнула. – А главное, не побоялись после боя в бухту на дырявой лодчонке сунуться.

– Ну… – помялся Рыжий. – Там и правда покойники всплывают. Страшновато, это верно. Только их течением из бухты выносит.

– Что с трофеями вернулись – вы опять-таки молодцы. А вот что в самоволку отправились…

– Это не самоволка, капитан, – лукаво прищурился Хосе-Индеец. – Это разумная инициатива, вот!

– Да, ты прав, – согласилась Галка. – От правильной формулировки зависит очень многое.

Влад, уже не в силах сдерживаться, рассмеялся во весь голос.

Рана в плече была не очень серьезной – прострелена мышца, – но болезненной. За время службы на флоте и хождения с пиратами Джеймс не раз и не два получал раны. Не смертельные, но на пару недель лишавшие его нормальной жизни. Потому что боль он переносил на редкость плохо, хоть никому, даже любимой женщине, в том не признавался. Все же Галка о чем-то таком догадывалась. Вот и сейчас она молча накладывала на чистую тряпочку обезболивающую мазь – последнее изобретение доктора Леклерка, успевшего с помощью Каньо досконально изучить кое-какие местные травы. Джеймс так же молча стерпел перевязку: без обезболивающего он точно не заснет, проверено на собственном опыте. Негритянка Сюзанна, напуганная сегодняшними событиями – она тоже была в соборе во время обстрела, – украдкой смахивала слезинки и подавала госпоже чистые полотняные полосы.

– Идите к себе, Сюзанна, – глухим, предельно усталым голосом произнесла Галка.

Служанка, подхватив тазик с розовой от крови водой и грязные бинты, ушла. А Галка – генерал Сен-Доменга, признанная предводительница пиратов Мэйна – вдруг, мелко задрожав, уткнулась лицом в рубашку мужа и разрыдалась.

– Все будет хорошо, Эли, – Джеймс с бесконечной нежностью гладил жену по растрепанной голове, мысленно радуясь ее слезам. Ибо если человек способен без единого душевного содрогания пережить такойдень – все равно, война там или не война, – то невольно возникает сомнение в его принадлежности к роду человеческому. – Мы победили, а значит, те, по ком ты плачешь, погибли не напрасно.

Галка громко всхлипнула, но сказать ничего так и не смогла. Все, что не было выплакано за последние десять лет жизни, наконец нашло выход.

8

– Две недели? – ахнул старый плотник. – Да ты что, кэп? Тут всей верфи работы самое меньшее на месяц!

«Гардарику» и другие поврежденные в бою корабли отбуксировали к новой верфи, способной капитально ремонтировать линкоры. Если «Дюнуа» или, скажем, «Сварог» отделались поврежденными бортами, румпелями и потерянными в бою реями, то на носовую часть флагмана страшно было смотреть. Создавалось полное впечатление, будто «Гардарика» на полной скорости врезалась в скалу. Ну… почти так и было. Англичане строили свои линкоры из хорошо просушенного дуба. По полвека дерево сушили! Не скала, конечно, но приятного маловато. Форштевень корабля представлял собой месиво из поломанных досок и погнутых, порванных, зверски перекрученных медных листов. Плюс – потеряны две мачты. Плюс – развороченная обшивка правого борта. Словом, скепсис плотника Чарли был вполне понятен: в две недели осилить такой ремонт – это выше человеческих сил. А ведь нужно ремонтировать не один флагман – почти всю эскадру!

– Две недели, Чарли, – настаивала Галка. – Дерева мало? Вон, пожалуйста, в бухте дров сколько хочешь. Два почти целых, но слегка потопленных английских линкора. Все равно фарватер расчищать.

– Будто в дереве закавыка! – всплеснул руками плотник. – Чтоб уложиться в две недели, мы должны работать без сна и отдыха, днем и ночью! Ну днем-то ладно, а в темноте как прикажешь топорами махать?

– Освещение я тебе гарантирую, – холодно усмехнулась мадам генерал. – А уж как организовать работы, ты сам придумай. Кто из нас корабельный плотник – ты или я?

– Тьфу! Чтоб тебе на ровном месте споткнуться, кэп! – возмутился Чарли. – Вот как втемяшится тебе что-то в голову – так хоть грот-мачта на нее свались, и то не выбьет! Разве ж по силам из кучи дров за две недели сварганить боеспособный корабль?

– А ты проверь, – совершенно серьезно ответила Галка. У нее болело сердце при виде разгромленной «Гардарики». «Прости, родная. Прости…» – Собери всех корабельных плотников с помощниками, всех плотников с верфи, всех мастеров. Работайте в три смены. Все военные склады в твоем распоряжении, бери все, что пожелаешь. Освещение, как я уже сказала, будет. Пожрать принесут. Остальное твое дело. И вот что… Справишься с задачей – получишь полное прощение. Нет – извини, будешь махать топором до самой смерти.

Чарли в сердцах выругался, но, понимая бесполезность дальнейших споров, махнул рукой. А Галка, решив все дела в порту и на верфи, отправилась в Алькасар де Колон. Совет капитанов собрался для того, чтобы устроить «разбор полетов» – провести тактический анализ прошедшей битвы. Вовсе не лишнее занятие, если учесть, что Сен-Доменг наконец-то стали воспринимать всерьез. А раз так, то и противника тоже стоит воспринимать соответственно… Галка пошла не по улице Лас Дамас, южная часть которой все еще была завалена обломками Турели, а по Торговой. Заглянула в собор, поинтересовалась самочувствием епископа Пабло – старик за эти дни сильно сдал из-за переживаний. Потом свернула на Эль Конде, все-таки вышла на Лас Дамас около Каса де Овандо, а там всего квартал до площади Независимости, на восточной стороне которой, возвышаясь над Авенида дель Пуэрто, и стоял Алькасар де Колон. Когда пираты отняли Санто-Доминго у Испании, кто-то из капитанов предлагал переименовать все улицы и снести все испанские памятники. Начать историю с чистого листа, так сказать. Галка решительно воспротивилась. «Пусть все остается как есть, – говорила она. – Чтобы создать что-то новое, совсем не обязательно уничтожать то, что было создано до нас». Так и сделали. Новые улицы и кварталы, населенные иммигрантами, уже носили французские, немецкие и голландские названия. А исторический центр как был, так и остался испанским. Только площадь Эспанья переименовали в площадь Независимости. Но посреди этой площади все так же стоял памятник Николасу де Овандо, знаменитому испанскому губернатору. «Ну что, сеньор де Овандо, – Галка с долей иронии мысленно обратилась к бронзовому испанцу в коротком, по моде шестнадцатого века, плаще, неподвижно взиравшему на происходящее. – Прав был одноногий пират Джон Сильвер? Главное – не добыть, а сберечь». Памятник, как и следовало ожидать, промолчал. А Галка преспокойно отправилась в свою резиденцию.

– М-да… – протянул Влад, когда господа капитаны свели воедино свои наблюдения, картина прошедшего боя стала целостной и были прикинуты возможные варианты, которые почему-то никто не задействовал. – Как говорится, все мы задним умом крепки.

– Что сказать-то? – развел руками Билли. – Где были мозги англичан – догадываюсь. Но где были наши?..

– Как бы не в том же месте, – съязвила Галка. – Только с другой стороны.

На пару секунд в кабинете воцарилась тишина… взорвавшаяся затем такими хохотом, что в оконных рамах задрожали стекла.

– Будет вам смеяться, господа, – проговорил капитан Дюплесси. – Насколько я понимаю, нам предстоит ответный визит в Порт-Ройял?

– Да, и мы не должны второй раз наступить на те же грабли, – согласилась Галка. – Предлагайте варианты, братцы. У нас еще есть две недели, пока Мартин со товарищи наделают новые снаряды, а Чарли отремонтирует корабли.

– А он управится за две недели? – хмыкнул Жером. Хоть он и не признавался, но переживал за пострадавшую при обстреле донью Инес куда сильнее, чем хотел показать. – Мыслимо ли – все линкоры повреждены, а флагман и вовсе чуть не заново строить нужно.

– Все мыслимо, если приложить к делу не только руки, но и голову, – сказал Гранден. – Лично я бы не отказался еще раз навестить этот милый английский городок. Там еще столько добра осталось!

Руис, заслуживший полное прощение, конечно же не забыл навестить красивый домик на Эль Конде – домик, где прошло его детство. Он помнил тот страшный день, когда его арестовали. Почти три года назад он покинул его под конвоем, как преступник. А вернулся как солдат, с войны… Мать рыдала от счастья, обнимая сына. Отец тоже не скрывал слез. А младший брат смотрел на старшего с нескрываемым восхищением. Еще бы: герой, победитель, настоящий мужчина! Сеньор Эскобар-старший тут же распорядился насчет праздничного застолья. Забегали слуги, накрывая стол всем, что Бог послал. Но увидев, что служанка ставит на чистейшую скатерть четыре прибора, Руис сперва помрачнел, а потом решительно сказал:

– Погодите, я скоро приду.

– Куда ты? – удивился отец.

– Я друга приглашу.

– Какого еще друга? Сынок, ты ведь только что вернулся! Это семейное дело!

– Отец, если бы не он, я бы вовсе не вернулся.

– Ну, раз так, то… я буду рад пригласить твоего друга.

И Руис привел. Огюста.

Добропорядочное испанское семейство ожидало чего угодно, но только не этого. Пират самой что ни на есть типичной разбойничьей наружности. Но слово «приглашение» уже сказано, назад не заберешь… А потом сеньор Эскобар-старший подумал: не все ли равно, в конце концов, кому он обязан сохраненной во всех передрягах жизнью сына? Руис наверняка не пожелает заниматься торговлей. Но и военная карьера тоже неплохо. А в том, что его первенец способен достичь многого, он даже не сомневался.

Родители везде одинаковы. Если они хорошие родители, конечно.