Текст книги "Не женское дело (Тетралогия)"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 99 страниц)

9

«Матка бозка, заступница небесная, на тебя уповаю. Защити. Закрой своим покровом, отведи глаза еретиков, пока дело не будет сделано…»

Богуш, кривясь от боли, поднялся с колен. Перекрестился, отвесил ещё один поклон статуе Девы Марии. Вот теперь он готов. Ксёндз Винцент уже исповедовал и причастил его, остаётся лишь одно: выполнить свою миссию. Еретичка в городе. Если верно то, что он успел вызнать, она сегодня обязательно явится к епископу Павлу. «Странно. Почему епископ, святой человек, не обратит её в истинную веру? Или она так нагрешила, что даже епископ не надеется спасти её душу обращением? Тогда… тогда сам Господь сегодня будет ей судьёй».

У него были все причины поторопиться с исполнением воли Божьей. Стража медленно, но верно разматывала запутанную нить, протянувшуюся от задушенной блудницы в келью, где святые монахи доминиканцы поселили приезжего поляка. Если не совершить суд Господень сегодня, завтра его могут потащить в тюрьму, и не спасут даже стены монастыря. Отец Винцент… он уже отпустил ему грехи – вольные и невольные. А убийство еретички будет искуплено мученической смертью. После чего Богуш наверняка окажется в царстве небесном, где нет ни боли, ни греха…

Разбойница появилась в соборе вскоре после службы, когда епископ уже снял облачение, оставшись в скромной повседневной ризе. Богуш решил прислушаться к их разговору. А вдруг святому человеку удастся уговорить упрямую еретичку принять свет истинной веры? Тогда кинжал будет ни к чему. Ведь раскаявшийся еретик лучше заблудшего единоверца. Так говорил ксёндз Ежи, настоятель костёла в его родном Чарнове… К сожалению, беседа шла на испанском языке, которого Богуш не знал. Но раз еретичка не поцеловала святому человеку руку и не пошла в исповедальню, значит, дьявол крепко держит её душу в своих когтях.

«Может ли быть, что подобная смерть искупит её грехи? – вдруг подумал Богуш. – Если так, то ещё одна душа будет спасена пред лицом Господа. Спасена моей верой!»

Последний аргумент оказался решающим. Богуш и без того неотрывно смотрел на женщину в мужской одежде, а сейчас просто впился в неё взглядом. Всё. Сейчас – или никогда.

– Ясновельможна пани! – воскликнул он, словно только в этот миг узнав её. – Ясновельможна пани, прошу вашей защиты и покровительства!..

С польским языком у Галки отношения были никакими. То есть знала несколько слов, подцепленных у старой польки, ещё в молодости сбежавшей от террора бандеровцев со Збруча аж на Днепр и жившей по соседству. Но чтобы стопроцентно всё понимать – нет. Хотя родственные славянские корни были узнаваемы даже за большим количеством шипящих звуков.

– Поляк? – спросила она, от неожиданности сбившись на русский язык.

– Поляк! – радостно закивал незнакомец, подходя поближе. – То есть правда, пани!

– А пана не смущает, что я… Ах, чёрт!

Поляк был уже в двух шагах, и клинок мелькнул так быстро, что Галке даже с её абордажным опытом едва удалось уклониться влево. Мадам генерал краем глаза увидела, какой ужас отразился на добром лице отца Пабло. Старик сделал движение – ни дать ни взять, сейчас кинется самолично пресекать непотребство, чинимое в святом храме. И напорется на кинжал. Галка, недолго думая, вырубила поляка, сильно ударив основанием ладони ему в челюсть. Убийца-неудачник бесформенным мешком повалился на каменный пол.

Галка сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула, избавляясь от последствий мгновенной мобилизации всех сил организма.

– Вот так, – сказала она по-испански. – Всё-таки искусство боя без оружия имеет некие преимущества, отец Пабло, – добавила она, заметив, что старый епископ тоже облегчённо перевёл дух. – Его можно спокойно применять для самозащиты даже в святом месте.

И принялась вязать бесчувственного поляка его же собственным поясом.

– Увы, сеньора, в наше страшное время даже храм не может служить надёжным укрытием, – искренне огорчился епископ, мысленно сокрушаясь, что не сумел предотвратить насилие. – Как я не разглядел!..

– Сама хороша… Ладно. Вы не будете возражать, если я позову парней? А то как-то неохота самолично тащить этого типа на своём горбу.

– Вы станете применять пытки, дабы он сознался?

– Нет, – холодно усмехнулась Галка, заметив, что связанный приходит в себя. – Я думаю, наш друг сам всё по-хорошему расскажет.

– Схизматичка! – в полнейшей, но бессильной ярости процедил поляк. На хорошем русском языке, между прочим. – Холопка московская! Мы вас давили при Сигизмунде и ещё подавим!

– Та годі тобі, – Галка в кои-то веки заговорила на своём втором родном языке – украинском. – Сидів би в своєму Ченстохові, чи де таких дурнів народжують, та не ганьбив свою Речь Посполиту на весь світ. А я родом з Запорізької Вкраїни… Отака нині твоя вдача, хлопче. [135]

Судя по тому, как округлились, а затем отразили неподдельный страх светлые глаза поляка, этот язык он если и не знал как русский, то понимал в достаточной степени. И впал в грех уныния. Ибо те, кто родом с Запорожской Украины, поляков жаловали ещё меньше, чем московиты. Не забыли там ещё «подвиги» Иеремии Вишневецкого, ох, не забыли…

– Моя вина! – Этьен разве только бороду на себе не рвал. – Я столько внимания уделил тем трём мальчишкам, что не сообщил вам о поляке! Меня же предупреждали! Я же следил за ним!.. Никогда себе не прощу!

– Ну, хватит, Этьен, что было, то прошло, – постаралась успокоить его Галка. – Я тоже лажанулась на всю катушку. Представляешь, когда он со мной по-польски заговорил, я сразу расслабилась. Родные слова, ностальгия и всё такое прочее… Моё счастье, что он дурак. Умный бы сразу сообразил, что сухопутной крысе с нами в одиночку не справиться.

– Твоё счастье в том, что сегодня дьявол оказался сильнее! – Богуш гневно сверкнул глазами. – Но настанет день расплаты!

– Ещё один пророк, мать его так, – Галка ругнулась по-французски, чтобы все присутствующие поняли. – Ну что ж, Этьен, он твой… А ты, парень, даже не представляешь, во что влип, – это уже поляку. – Не надейся умереть. Эти ребята так хорошо знают своё дело, что ты не покинешь этот мир, пока не выложишь им всё.

– На дыбу, – Этьен кивнул двоим подчинённым, и те моментально завернули поляку руки за спину.

– Стойте! – взвыл Малецкий. – Не надо, я всё скажу!

Этьен слышал про людей, которым нестерпима даже наималейшая боль, но видеть не доводилось. Впрочем, это всегда можно проверить. А пока что он сделал палачам знак повременить, пододвинул к себе письменный прибор и обмакнул перо в чернильницу.

– Ну давай, парень, выкладывай, – недобро усмехнулся Бретонец. – Дыба никуда не убежит. И ты – тоже.

Отец Висенте писал письмо в Мехико. Очередной отчёт, только и всего. Но сколько в нём было горечи! «Серебряный флот», который сейчас необходим Испании как воздух, захвачен пиратами! Знатные гранды и богатейшие купцы Новой Испании, бежавшие от зверств, учиняемых дикарями майя, сейчас сидят в крепости Санто-Доминго и ждут, когда родственники внесут за них выкуп! И это при том, что пираты отняли у них все перевозимые ценности!.. Зверьё, еретики проклятые… Ну, ничего. Скоро им будет нанесен такой удар, что они не оправятся!

Письмо было уже отправлено, когда фра [136]Эстебан сообщил об аресте трёх молодых испанцев, купеческих сыновей, обвинённых в покушении на убийство, и предстоящем суде над ними. Услышав фамилии арестованных, отец Висенте так и обмер: это же сыновья тех самых купцов, которых он вовлёк в заговор против пиратов! Что если мальчишки знают о замыслах отцов и захотят купить себе жизни, рассказав об этом следователю? Здесь полицейское дело поставлено отменно, и следователь обязательно уцепится за возможность раскрыть заговор! А купцы, чтобы снять с себя хоть часть вины, обязательно назовут имя инициатора! Егоимя!

– Фра Эстебан, сообщите отцу настоятелю, что мне необходимо срочно отбыть в Мехико, – сказал отец Висенте. – У меня есть сведения, которые я не могу доверить бумаге.

Монах поклонился и вышел.

«Бежать. И как можно скорее!»

Голландских кораблей в порту было предостаточно, и – какое счастье! – один из них как раз собирался идти в Веракрус. Отец Висенте договорился с его капитаном («Еретик-протестант, а ради денег повезёт хоть католика, хоть самого чёрта!») и сразу поинтересовался, когда отплывает его бригантина.

– Через пять склянок, – последовал ответ. – Пассажиров начинаем принимать на борт через три склянки. Вы уж не опаздывайте, святой отец, ждать вас никто не будет.

– Не раньше? – на всякий случай поинтересовался иезуит. – Не хотелось бы явиться в порт ровно через полтора часа и увидеть ваши паруса на горизонте.

– Если я сказал – через три склянки – значит, так и будет, – процедил голландец.

– Может, мне сейчас подняться на борт?

– Ещё чего? Там погрузка идёт полным ходом. Ваше преосвященство, чего доброго, мешком придавит, – заржал нечестивец.

– Ну, через три так через три…

Если бы отец Висенте изволил поинтересоваться порядками в порту Сен-Доменга, то нисколько бы не удивился неуступчивости голландца. По местным правилам пассажиров положено было принимать на борт не ранее, чем за час до отплытия. И таможенники за этим тщательно следили: несанкционированный пассажир на борту более, чем за две склянки до поднятия якоря – это как минимум штраф, как максимум подозрение в шпионаже. Пиратам есть что охранять… Походный сундучок при нём, можно было бы и сразу погрузиться в лодку и плыть на голландскую бригантину. Но еретик упёрся, а настаивать – значит, навлечь на себя подозрения. Можно скоротать время в какой-нибудь более-менее приличной таверне, несмотря на их богохульные названия. То «Красотка» какая-нибудь, то «Пивная кружка», то «Бутылка рома», то вот эта, «Старый пират». Сие заведение, кстати, оказалось ближе всех к пирсу, и отец Висенте, мысленно положив попросить монсеньора архиепископа отпустить ему этот невольный грех, проследовал туда.

Хозяин таверны был под стать вывеске: такой же грубый. И наверняка бывший пират, наживший своё состояние грабежом испанцев. Заметив католического священника, трактирщик послал к нему одного из слуг.

– Что вам угодно, сеньор? – звонко спросил мальчишка-мулат. Спросил по-испански.

– Стакан воды, – самым умиротворённым тоном, на какой он был способен, сказал отец Висенте.

Мальчишке, видать, не впервой было обслуживать постящихся священников, и он умчался на кухню за водой. Вскоре требуемое было доставлено, и отец Висенте с благодарностью выпил воду. Свежую, холодную, словно только что из источника. Наградив мальчика медной монеткой, он достал из кармана Библию формата in octavo [137]и углубился в чтение.

– Не помешаю, святой отец?

За чтением отец Висенте и не заметил, как к нему за стол подсел сам хозяин таверны.

– Нет, сын мой, – хоть этот пират наверняка еретик, отец Висенте счёл нужным обратиться к нему как к единоверцу. – Чем могу быть вам полезен?

– Я вот хотел прояснить для себя одну закавыку, – ухмыльнулся трактирщик. Его страшная рожа сделалась при этом совсем зверской, но отец Висенте сразу распознал в нём очень умного человека. – Вы уж простите, святой отец, я не католик. Но вы, католические попы, лучше всех в мире разбираетесь в подобных тонкостях. Потому я и решил обратиться за разъяснениями именно к вам.

– Спрашивайте, сын мой, я всегда готов услужить любому христианину, к какой бы конфессии он ни принадлежал.

– Скажите мне, святой отец, – ухмылочка трактирщика стала ещё страшнее, отчего отцу Висенте сделалось не по себе, – вот если бы я был священником, даже протестантским, и в то же время шпионил для своей страны, то есть служил бы светским властям – это было бы благим делом?

– Сложно сказать, – отец Висенте уже понял: провал. Но смутная тень надежды не оставляла его. Вдруг удастся вывернуться? – Если вы не преступали бы заповедей Господних, это безусловно было бы благим делом.

– А как насчёт подстрекательства к убийству?

Удар за ударом… Значит, это не испанцы его выдали, а чёртов поляк попался! И если в порту всё спокойно, то пиратка жива!

– Простите, сын мой, я не могу понять, к чему вы клоните. – Выучка тем не менее брала своё: отец Висенте был спокоен, как ясное небо. – Я всего лишь скромный служитель церкви, прибыл сюда по церковным делам, и должен отбыть в Мехико тоже как служитель церкви. Ни в одной цивилизованной стране не задерживают слуг Божьих под надуманными предлогами…

– Слуг Божьих – может быть. А вот испанских шпионов задерживать иногда очень полезно, – хмыкнул пират. – Кстати, это вы первым заговорили о задержании, не я… Не советую дёргаться, святой отец. У меня пистолет, он заряжен, и стреляю я без промаха.

«Где я допустил ошибку? – это была единственная мысль, которая в данный момент волновала отца Висенте. – Где была осечка?..»

Господь молчал. А пираты, скорее всего, не станут отвечать на этот вопрос.

Эпилог

Граммон завалился в Алькасар де Колон словно в очередной кабак: пьяным и грязным. Впрочем, другим его в последнее время почти и не видели, даже его друг де Графф. Но взгляд у шевалье был совершенно трезвый и на редкость мрачный.

– Ждёшь испанцев? – процедил он, упав на первый попавшийся стул. – Мир подписать хочешь?

– Хочу, – кивнула Галка. – А ты против?

– Если бы только я! – воскликнул Граммон. – Я знаю, тут уже больше половины парней семьями обзавелись, корни пустили. Когда жена с детишками под боком, война ни к чему, это верно. А ты подумала о тех, кто не знает иного занятия, кроме как грабить испанцев? Если ты заключишь мир с донами, те парни тебе этого в жизни не простят!

Галка давно обдумывала этот вопрос. И вариант, недавно предложенный Владом, показался ей действительно привлекательным.

– Знаешь что, шевалье, приходи-ка сегодня вечерком, – сказала она. – Перетрём проблему, а заодно поужинаем.

– Добро, зайду, – Граммон обмахнулся засаленной шляпой. Что она ещё там напридумывала?

К вечеру шевалье изволил побриться, помыться и одеться поприличнее. Всё-таки дама пригласила, хоть и в генеральском чине. Втихомолку он надеялся на ужин вдвоём, а там, глядишь, мадам разомлеет от выпитого и станет поуступчивее. Мало ли чего она там наговорила на борту флагмана… Надежды развеялись утренним туманом, стоило ему переступить порог столовой. Эшби и Вальдемар. Её муж и её брат. Семейный ужин, так сказать. Шевалье покривился, но спокойно занял своё место за столом. Гостям прислуживали двое – англичанин Джордж и негритянка Сюзанна, дочь кухарки. Разложив снедь по тарелочкам и разлив вино в бокалы, они удалились.

– Ну, что вы на меня уставились, будто видите в первый раз? – шевалье де Граммон, как обычно, был образцом невежливости. – Позвали утрясать проблему – давайте утрясать.

– Правильно, – хихикнула Галка. – Раньше сядешь – раньше выйдешь.

– Ты о чём? – не понял Граммон.

– Не обращай внимания, это просто шутка. Неудачная, – поспешила успокоить его мадам генерал. – Не думай, будто мы не предвидели, что дело может обернуться таким образом, – уже гораздо серьёзнее проговорила она. – Мы давно прикидывали, как решить эту проблему, и, кажется, у нас появилась дельная мысль.

– «У нас», – хмыкнул француз.

– Да, у нас, – подтвердил Влад. – Мы, понимаешь ли, собираемся жить на этом острове ещё довольно долго и относительно мирно. Потому полных два года только тем и занимались, что улучшали демографическую обстановку в Сен-Доменге. Грубо говоря, всячески поощряли парней заводить семьи. Сам понимаешь, что на это повелись не все. На себя хоть посмотри, – хмыкнул капитан «Бесстрашного». – Вот мы и подумали…

– За нас подумали, – едко уточнил Граммон.

– Ты не дослушал, – Влад холодно усмехнулся, но продолжал: – На земле ещё столько интересных мест, что всем нам хватит места под солнцем. Если тебе не нравится, что Сен-Доменг собирается ближайшие лет десять-пятнадцать жить в мире, езжай в Европу, там идёт война.

– Парень, я создан для того, чтобы всем мешать, – хмыкнул шевалье. – Если мне взбредёт в голову помешать заключению мира между Сен-Доменгом и Испанией – я это сделаю.

– Приятель, если тебе придёт столь неудачная мысль, мне тоже может чего-нибудь не того в голову брякнуть, – Галка отхлебнула глоточек вина. – Не забывай: по части неприятных сюрпризов мы с тобой равные соперники.

– Я помню.

– Тогда давай не нарываться на конфликт, приятель. Мне ссора с тобой нужна как зайцу тормоз. Да и тебе тоже она ни к чему. Но если ты останешься в Сен-Доменге и будешь совать мне палки в колёса, драка между нами неизбежна. И ещё неизвестно, кто победит.

– Тогда давай решим дело миром, – вынужденно согласился Граммон. – Ваше предложение я слышал. Не хотите послушать моё?..

– Там, в Алжире, были свои законы, а здесь свои, – настаивала Галка. – Вставай, прогуляемся. А то сидишь тут, как канарейка в клетке!

Мариам сдалась. В конце концов, если женщина одета по-мужски, вооружена и опасна, то вполне можно выйти на улицу в её сопровождении, как если бы это был мужчина. И обе дамы пошли гулять на набережную. Мариам завернулась в цветное покрывало и закрыла лицо чадрой, являя миру лишь чудесные глаза – даже живя среди христиан она не осмеливалась нарушать законы шариата.

– Тебе не тяжело? – спросила Галка.

– Нет, – сквозь тонкую ткань чадры угадывалась улыбка Мариам, а в её непроницаемо-чёрных глазах появилось странное выражение – смесь лукавства и нежности. Египтянка погладила живот, заметный даже под мешковатым покрывалом. – Он непоседа, как и его отец, но это совсем меня не беспокоит.

– Уверена, что будет мальчишка? – рассмеялась Галка. – А вдруг девочка? Что тогда?

– Пусть будет девочка, – согласилась Мариам. – Господин сказал, что одинаково обрадуется и сыну, и дочери. И что это наверняка не последний наш ребёнок.

«Билли не рассказал ей, как когда-то клялся не жениться даже под угрозой расстрела на месте, – мысленно похихикивала Галка, – зато меня сватал за каждого встречного капитана!»

– Господин очень добрый, – продолжала Мариам. – За всё время ни разу не ударил меня, не накричал… Мой прежний господин за три месяца побил меня трижды: он призывал меня на ложе, а я была нечиста. Потом… Я никому не говорила, а тебе скажу. Когда вы напали на Алжир, я подумала: вот воля Аллаха. Либо меня убьют, либо я стану свободной. Я думала так: рано или поздно я потеряю стройность и красоту, и господин выгонит меня из дому, как выгнал свою предыдущую любимую жену, когда купил меня. Пусть лучше Аллах пошлёт мне смерть или сделает женой христианина. У вас же положено иметь только одну жену.

– Значит, ты считаешь, что с Билли стала свободной, – философия юной мусульманки казалась Галке несколько диковатой. Как на её собственный характер, прежний муженёк Мариам, имей он несчастье привести в свой дом такое стихийное бедствие, прожил бы очень недолго. – А что бы сказали на это ваши муллы?

– Ничего хорошего, – вздохнула Мариам. – Но я живу так, как подсказывает мне сердце, и рада столь щедрому дару Аллаха.

Мариам была вдвое моложе Галки – действительно, ещё пятнадцати не исполнилось! – но её мудрости хватило бы на полдюжины женщин.

– И я живу так, как подсказывает мне сердце. В этом мы с тобой похожи, Мэри, – сказала Галка, наблюдая, как над какой-то лавкой подвешивают свежевыкрашенную вывеску. Навстречу обеим женщинам шли несколько молодых людей в камзолах военного покроя. Поклонились. Мадам генерал поклонилась в ответ. – Но если бы я могла выбирать судьбу, то была бы далеко отсюда.

– Омар Хайям однажды написал о таких, как ты, – мягко проговорила Мариам.

– Правда? – улыбнулась мадам генерал.

– Он наверняка имел в виду мужчин, но ты… ты ничем не хуже.

 
Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
Чем в число блюдолизов презренных попасть.
Лучше кости глодать, чем прельститься сластями
За столом у мерзавцев, имеющих власть.
 

Мариам продекламировала эти стихи нараспев, по-французски. Видимо, сама перевела, чем втихомолку гордилась. Пять языков, умение петь, танцевать, играть на лютне, сочинять стихи… Чем лучше образована невольница, тем дороже её можно продать. И неважно, что хозяином её может оказаться как поклонник красоты и поэзии, так и какой-нибудь ублюдок, способный избивать женщину только за то, что она женщина.

– Не всё так просто, Мариам, – Галке невольно вспомнилась её поездка в Версаль. Последствия отравления давно прошли и забылись, а рана в душе не зажила до сих пор. – Если бы ты знала, какая это мерзкая профессия – политик…

Женщины посидели в «Старом пирате», где Причард, мысленно усмехаясь над предрассудками мусульманки, выделил им отдельный кабинетик. Таверна гудела: все обсуждали вчерашнее событие – уход «Ле Арди» капитана Граммона и нескольких кораблей его единомышленников. Мадагаскар! Далёкий остров у восточного берега Африки! Зачем ему понадобилось отправляться так далеко?.. Лёгкий перекус – и обе дамы снова вышли на свежий воздух. Теперь – на пирс, к зданию портового управления. Здание было новое, только построенное. Из кирпича: город Сен-Доменг рос как на дрожжах, два кирпичных заводика едва справлялись с заказами подрядчиков. Маляры ещё красили двери и ставни – ураганы здесь проносятся часто, без ставен не сохранишь окна – каменщики заканчивали вымостку площадки у крыльца. А над дверью уже укрепляли герб Сен-Доменга: так полагалось отмечать все административные здания… Ещё недавно герб был «немым» – без девиза. Но сейчас решением всех трёх советов республики был утверждён новый его вариант. Всё тот же кораблик, всё те же скрещённые под корабликом крюк и сабля. Но над кораблём теперь сияли несколько звёзд, а под гербом располагалась лента с девизом на латыни:

PER ASPERA AD ASTRA

– «Per aspera ad astra», – вслух прочла Галка. – В самом деле, хороший девиз для такой сумасшедшей страны, как наша.

– Что он означает? – спросила Мариам. – Прости, я не знаю латыни.

– «Через тернии к звёздам», – охотно перевела мадам генерал. Она тоже не знала латыни, но это выражение встречала ещё в своём мире. – Да, к звёздам… Далеко, но чертовски заманчиво!

«К звёздам, – думала Галка, проводив Мариам домой и вернувшись в Алькасар де Колон. – К тем самым звёздам, украденным у нас и ловко подмененным на пресловутые сто сортов колбасы. Которую, кстати, далеко не каждый может купить. Да, мы разбойники. Мы воруем серебряные флоты и берём выкуп за пленных донов. Но если именно отсюда будет начат путь, который приведёт нас к звёздам… Да ради такого шанса я готова подохнуть какой угодно смертью, драться с кем угодно, портить жизнь всем, до кого только дотянусь, воевать и заключать мир! Я готова на всё!»

До звёзд было ещё далеко. Пару сотен лет так уж точно, да и то – при самом благоприятном стечении обстоятельств. И идти к ним придётся через такие тернии!..

Но звёзды того стоят!