Текст книги "Не женское дело (Тетралогия)"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 92 (всего у книги 99 страниц)

– Что они творят, уроды!!!

Галкин крик, полный неописуемой, вполне берсерковской ярости, потонул в не менее яростных ругательствах команды. У большинства матросов «Гардарики» в городе были семьи. И большинство женщин с детьми действительно по обычаю тех времен укрылись в церквях – католических и протестантских. А уж в соборе-то народу, наверное, было… Галку захватило сильнейшее желание немедленно отловить английского адмирала и устроить ему очень долгий и мучительный переход в мир иной. Она едва не отдала приказ заходить на абордаж, предварительно разрядив бронзовые пушки левого борта в противника. Но вовремя остановилась, едва прикинув примерную численность англичан и своей команды. Семь сотен против четырех. Даже с учетом потерь обеих сторон численный перевес все равно у англичан. Легко раненые, едва доктор накладывал повязки, поднимались на верхнюю палубу и брались за ружья… Словом, рассудок на сей раз победил ярость.

План оставался прежним. А до «Сент-Джеймса», огрызавшегося стрельбой из пушек, оставалось около кабельтова. При такой скорости – спасибо медной обшивке днища и форштевня – меньше минуты ходу.

– Вот так-то лучше!

Бенедетти снова было двадцать лет. И, несмотря на раннюю седину, он словно вернулся в те благословенные времена, когда весь мир был ему другом («Если не считать французов, конечно… и еще испанцев… и австрияков… и, чего греха таить, своим тоже насолил…»), все женщины были прекрасны, а жизнь представлялась ему широкой дорогой без конца. С тех пор много воды утекло. Но безбашенная удаль, заставившая его пойти на военную службу, никуда, оказывается, не делась. А всего-то для этого потребовалось – увидеть вражеский корабль и навести на него пушку.

– Огонь! – скомандовал он, первым дернув за толстую длинную веревку, привязанную к рычагу спускового механизма.

Три тяжелые пушки оглушительно громыхнули одна за одной и неспешно откатились назад. Три разрывных снаряда – их было маловато, но для дорогих гостей ничего не жалко – врезались в близкий борт «Ирландии». Расстояние меньше кабельтова, тут не промахнулся бы и новичок. А Бенедетти не был новичком… Один снаряд разорвался слишком высоко, чтобы нанести англичанам какой-то существенный урон, разбив только часть фальшборта. Но два других буквально вскрыли обшивку чуть повыше ватерлинии. Англичане ответили огнем из всех орудий левого борта. Мощная каменная кладка выдержала. Только старой башне Торре дель Оменахе, где когда-то жил основатель города Диего Колон с семейством, крепко досталось: один из снарядов, пролетев над головами канониров, разворотил верхний угол ее зубчатой верхушки.

– Заряжай!

Канониры, вытащив из стволов отработанные гильзы, снова зарядили пушки разрывными. Гулять так гулять. Линкор надо топить как можно скорее. Но ни в коем случае не взрывать! Если такая посудина со всем своим боезапасом рванет в непосредственной близости от города, взрывная волна и разлетающиеся горящие обломки наделают много беды. И без того английский флагман начал обстрел жилых кварталов. «А еще называют себя цивилизованными людьми… Тьфу! Вот потопим второго, чтоб не мешал, и тут же первому вломим по зубам!»

– По ватерлинии – целься!

– Готовы!

– Огонь!

Все повторилось. С той лишь разницей, что один из канониров – вот криворукий! – все-таки промазал. Второй снаряд снова побил англичанам часть фальшборта и палубы, но третий ушел вглубь корпуса, прямо в дыру, проделанную предыдущим залпом («Случается же такое! Хотя в былые времена я мог без особых ухищрений положить два ядра в одну цель!»). Внутри линкора произошла вспышка, донесся приглушенный взрыв. А затем начавшийся было локальный пожар быстро затух. Потому что снаряд пробил корпус изнутри, гораздо ниже ватерлинии, и в пробоину хлынула вода.

– Заряжай!

«Если уж за что-то взялся, то, клянусь Мадонной, я доведу дело до конца!»

«Насколько я успел изучить эту даму, она не настолько безумна, чтобы очертя голову бросаться на верную гибель, – думал Хиггинс, мрачнея. – У нее явно какой-то хитрый план, которого я, сухопутный человек, не могу пока разгадать… Ах, почему я не выбрал морскую службу!»

Он перевел взгляд с приближавшегося красно-белого республиканского флагмана на палубу «Сент-Джеймса». Матросы зарядили ружья и натянули вдоль борта абордажную сеть, дабы максимально осложнить пиратам остаток жизни. Посланная на смерть «Ирландия» начинает крениться, но все еще сражается с фортом. Лишь бы они продержались полчаса, а там все будет кончено… Затем взгляд одного из лучших агентов секретной службы его величества снова вернулся к красно-белому кораблю. Форштевень странной формы – острый, как клинок, обшитый медью – явно был одним из секретов высокой скорости кораблей новейшего типа. На английских верфях уже пытались воспроизвести нечто подобное. Пока не очень-то получалось: как сделают корабль с острым форштевнем, так он носом под воду и уходит. Со временем, конечно, секрет будет разгадан, и английские корабли сравняются в скорости с сен-доменгскими. Может быть, секрет еще и в том, что нос новейших кораблей вытянут, а фок-мачта поставлена дальше от бушприта? Надо будет спросить у Грина.

«Клинок, – подумал Хиггинс, глядя, как пиратский корабль преодолевает последний разделявший их кабельтов. – И в самом деле – он сейчас похож на острый тяжелый топор, предназначенный для рубки дров… Топор… Дрова… Черт бы меня подрал, никакой это не абордаж!!!»

Дельные мысли умных людей посещают, как правило, одновременно. Вон и Грин побледнел, словно привидение увидел.

– Ставить все паруса! – срывая голос, заорал старший помощник – ибо от адмирала в данный момент толку было как от козла молока. – Право руля! Разворачиваемся!.. Канониры – все орудия правого борта – огонь!

Легко сказать – ставить все паруса и разворачиваться. Это же не какой-то там дрянной фрегатик, это королевский линкор! Одна только постановка парусов – не меньше десяти минут, и то в самом лучшем случае. Матросы на реях и так делали все возможное, чтобы выполнить приказ как можно скорее: никому не хотелось попадать пиратам на зуб… Корпус флагмана сотрясся: все уцелевшие пушки правого борта дали залп по пиратскому кораблю. Однако были целых две причины, по которым «Гардарика» не только осталась на плаву, но и отделалась всего лишь незначительными повреждениями бака. Во-первых, сейчас она, развернутая к ним носом, представляла собой очень плохую мишень, а во-вторых, английские канониры и впрямь были из тех, что умеют попадать в движущуюся цель по большей части случайно. [175]Если бы стреляли французы, голландцы или хотя бы испанцы, пиратам пришлось бы очень туго… На «Сент-Джеймсе» еще не успели закрепить шкоты фока и грота, а «Гардарика», продолжавшая набирать скорость, приближалась ошеломляюще быстро. Тяжелый линкор, напротив, двигался ошеломляюще медленно, словно в страшном сне…

– Расчистить бак!.. Пушки закрепили?.. Эй, на реях и на баке – всем убраться на шкафут! Приготовиться к удару!

Таран! Приемчик, которого в морских боях не применяли уже очень давно. Галка помнила один из главных устоев рукопашного боя: если перед тобой враг, а ты безоружен – сам сделайся оружием. «Гардарика» больше не могла стрелять. По крайней мере, из стальных пушек: нечем. Бронзовые снарядили только пороховыми ракетами да картечью. Зачем брать на борт ядра, лишнюю тяжесть? Ракеты давно кончились. Зато картечи было – хоть засыпься. Но еще рановато было стрелять. Сначала «Гардарика» продемонстрирует гордым британцам, в каких ситуациях Галкины соотечественники-летчики во время неизвестной в этом мире Второй мировой войны шли на таран.

«Гардарика» – и сама оружие, да еще какое!

Джеймс приобнял жену за плечи, Галка обхватила его правой рукой за торс, и они намертво вцепились свободными руками в поручни квартердека. Миссис Эшби чувствовала каждое содрогание своего корабля. Ей казалось, что «Гардарика» живая, и способна отвечать добром на добро. Почти десять лет Галка заботилась о ней так, как мало кто из капитанов заботился о своих посудинах. И все это время «Гардарика» служила Галке верой и правдой.

«Давай, родная! Не подведи!»

Огромный, изуродованный дырами борт английского линкора приближался с фантастической скоростью – так казалось Галке, так же казалось матросам на палубе. Англичане палили из своих скорострельных ружей. Пираты пока прятались за фальшбортом, не отвечая: пусть постреляют, коль пороха не жалко. Цыплят-то по осени считают… Вот бушприт «Гардарики» пересек линию борта, разрывая абордажную сеть. Еще через мгновение – удар! Всех швырнуло вперед, Галка с Джеймсом едва не вылетели с мостика. Оглушительный треск ломаемой обшивки, стон меди, крики, разноязычные ругательства… Обшитый медными листами форштевень врубился в борт линкора словно колун в деревяшку. Оба корабля по инерции протащило по ходу «Гардарики» на несколько метров, и наконец они остановились…

– Огонь! Огонь! Не жалеть патронов! – звонко выкрикнула Галка, выхватывая из-за пояса револьвер и целясь в фигуры на полуюте линкора.

Вот тут пираты с ревом повскакали с палубы и – кто, встав на одно колено, кто, уложив ствол ружья на планшир, кто вообще стоя – открыли ураганный огонь по палубе противника. Высокий бак «Гардарики», наследие ее «галеонистого» прошлого, позволял пиратским стрелкам буквально подметать полуют и шканцы англичан свинцовой метлой. Сыны туманного Альбиона в долгу не оставались, яростно отстреливаясь из своих ружей новой конструкции. Но снайперы из них были примерно такие же, как и канониры, а за что пираты особо ценились на всех флотах мира, так именно за меткость. Жизнь научила. Плюс у англичан не было картечных патронов. А что мог наделать один такой патрончик, снаряженный девятью мелкими картечинками, джентльмены удачи знали очень хорошо. Проверили в Алжире на охране тюрьмы, где мусульмане держали рабов… Галка и Джеймс, вооружившись револьверами, тщательно целясь, вели огонь по мостику линкора. Они давно приметили там знакомую фигуру – мистера Хиггинса. Тот, повалив адмирала на палубу – жизнь командующего следовало спасать прежде всего! – стрелял из пистолета. Но поскольку это был обычный кремневый пистолет, то по скорострельности он на порядок уступал новейшим оружейным разработкам мастера Ламбре. Затем мистер Хиггинс разжился у кого-то, не иначе у погибшего матроса, скорострельным ружьем и принялся палить уже из него. При этом так же тщательно целясь по двум фигурам на мостике «Гардарики»…

5

– Джон, ты слышишь?

– Ничего не слышу, Ричард. В чем дело?

– В том-то и дело, что ничего не слышно. Канонада стихает. Видать, линкоры срыли форты к черту и добивают флот.

– Ага… – Харменсон быстро произвел в уме некие подсчеты. – Выходит, они высадят десант на набережную аккурат, когда мы выйдем на позиции… Дьявол! Эдак они успеют распотрошить городишко раньше нас!

Они и так потеряли время, отыскивая ямы-ловушки на дороге. Отстрелялись от нескольких засад, устроенных какими-то индейцами («А говорили – испанцы их тут всех перебили… Враки!»), при попытке обойти скопление выявленных ямок дважды нарывались на «сюрпризы» – протянутые в траве тонкие веревочки, приводившие в действие полулегендарный сен-доменгский «холодный запал», в свою очередь подрывавший привязанный к кофейному кусту небольшой картечный фугас. Результат – десяток трупов. И это они еще к окраинам не вышли, хотя по наезженной дороге должны были давно уже быть там. В одном месте, заметив какое-то движение в кустах, принялись палить в ту сторону. Харменсон мог поклясться, что слышал приглушенный вскрик. Оттуда не ответили, и несколько парней сдуру кинулись туда – догнать и хорошенько порасспросить… Капитан Харменсон всякое видел. Но чтобы земля под ногами без всякого запала или фитиля взрывалась – такого еще не бывало. Заряд был, правда, не очень сильный. Одному из парней оторвало ногу. Другой, сгоряча не разобравшись, в чем дело, ринулся к нему на помощь… и наступил на вторую такую же мину А в том, что это именно мины новейшей конструкции, Харменсон уже не сомневался. Сен-Доменг – та еще штучка. Остальные, застыв на месте, – боялись ступить в сторону, черти – принялись стрелять по кустам… Снова примчался капитан Фолкингем: «Что у вас опять случилось, черт бы вас побрал?» Чуть не присоветовал господину капитану поменьше времени проводить в арьергарде. Парни тем временем осторожно вернулись по собственным следам, а раненые… Этих оставалось только пристрелить, чтоб не мучились. Все равно не жильцы, а пока их вытащишь, еще кто-нибудь подорвется… Словом, приключений хватало. Теперь приходилось расходовать пули, время от времени постреливая по дороге. Пару раз это сработало: мины взорвались, и ямайцы спокойно прошли по образовавшейся «тропинке». Но в итоге они все-таки опоздали.

– Прибавить ходу, – скомандовал Харменсон.

– А мины? – покривился капитан Пауэлл.

– Пусти вперед кого не жалко, – хмыкнул Харменсон. – Ладно, шучу. Пусть твои парни идут впереди, простреливая дорогу. Если есть мины – они взорвутся, и мы проскочим. Потратим порох, зато целее будем.

Так и сделали, пожалев, что не нашли по дороге стада свиней или коз. Так бы прогнали скотинку по дороге. А так приходилось расходовать боеприпасы. Но и правда – целее останутся.

Наличие баррикад на окраинных улицах Сен-Доменга никого не удивило. Помнится, испанцы в Панаме использовали ту же тактику. Ну так ведь их там и побили. Сама же Алина-Воробушек и применила против баррикад отбитую у донов артиллерию, да еще поддала жару «адским ромом», секрет которого оказалось разгадать мудрено, но возможно. Здесь англичане прихватили с собой четыре корабельные пушки. Пупки бы надорвали, да очень кстати оказались мобилизованные в добровольно-принудительном порядке ямайские негры.

– Пушки вперед! – скомандовал Харменсон. – Щиты вперед! Стрелки – в две линии!.. Залп!

Иные пираты, и не только на Сен-Доменге, умудрялись попадать с двухсот шагов в бутылку. Но для защитников баррикад, укрывшихся за телегами и мешками с землей, этот первый залп прошел без последствий. Ямайские братки преследовали чисто психологические цели – по возможности запугать ополченцев. Следующие залпы производились уже с совсем другой целью – не дать защитникам высунуться, пока канониры заряжают пушки. И под прикрытием щитов стрелки постепенно продвигались к баррикадам…

– Готово, кэп! Сейчас наведем – и дадим им жару!

Омерзительный понижающийся вой заставил ямайцев укрываться за щитами: они хорошо помнили осаду Картахены и дальнобойные пушки, стоявшие на линкорах «стервы». Если это разрывные, то сейчас полетят осколки. А деревянные щиты – самое то, что при этом нужно. Однако, молодцы, придумали стрелять навесным огнем с закрытой позиции, как из мортир. Из пушек, на которых есть пороховые полки, так не постреляешь. А жаль… Ямайцы ждали взрывов на земле, но снаряды взорвались… у них над головами. И осыпали дождем смертоносной картечи. Харменсону такая картечина – проклятые сен-доменгцы догадались зарядить не свинцовыми пульками, а щебнем! – располосовала предплечье. Пауэлл вообще сел на землю, тупо глядя перед собой, и завалился лишь спустя пару мгновений. Харменсон не сразу понял, в чем дело, а потом догадался взглянуть Ричарду на темя. Так и есть: камешек вошел точно сверху и – все…

– Черт бы их побрал! – заорал Харменсон, морщась от боли. – Где Фолкингем, мать его так? Где его чертовы вояки? Надо или срочно отступать, или пробиваться к баррикадам, пока нас тут не перебили!

Отчаянные ямайские братки склонились ко второму варианту: отступать, а потом снова идти по простреливаемому месту? Они и так потеряли слишком много людей. И, пока воцарилось короткое затишье, канониры оперативно выстрелили по баррикадам. Только в одном случае из четырех ядро попало довольно точно, разметав верхний слой мешков. Но и это Харменсон посчитал удачей – надо было ближе подбираться, чтобы разбомбить баррикады с полной уверенностью в их дальнейшей небоеспособности. Воробушек в Панаме приказывала стрелять с тридцати шагов… Пираты, бросив пушки и прикрываясь щитами, подобрались как можно ближе. Снова услышав знакомый вой снарядов, они немедленно вскинули эти щиты над головами и столпились под ними как смогли… Словом, кто не успел, тот опоздал. А затем, переждав разрывы картечных фугасов, ямайцы побросали щиты и ринулись в атаку. В знаменитую пиратскую атаку, сметавшую на своем пути все живое.

И вот тут защитники города изволили высунуться из-за баррикад. В их арсенале оказались старые корабельные пушки, заряженные картечью. А скорострельные ружья Сен-Доменга были не менее знамениты, чем пиратская атака…

Перестрелка шла жесточайшая. На борту «Гардарики» уже было около трех десятков убитых. Но сколько трупов лежало на палубе «Сент-Джеймса», определить было крайне затруднительно. Единственное слово, которое напрашивалось – тьма. Потери как минимум шесть к одному, если не больше, ибо точность и эффективность пиратского огня были просто убийственны. К тому же пираты были обучены сразу выбивать офицеров и лучших стрелков противника. Так что в первую же минуту на борту английского флагмана из офицерского состава остались в живых только старший помощник Грин, Оливер Хиггинс (хоть он и не служил на флоте, но имел офицерский чин), старший канонир, ну и, само собой, господин адмирал. Пираты целенаправленно, методично выстреливали всех, кто пытался командовать на палубе, а лишенные командиров матросы уже не могли действовать слаженно, командой… Фок-мачта «Гардарики» при ударе треснула, фор-брам-рея сорвалась и повисла на вантах линкора вместе с фор-брамселем. Несколько человек под прикрытием огня обрубили ванты, обрезали шкоты, и фок-мачта, обрывая стяжки, начала под тяжестью собственного веса неотвратимо заваливаться вперед.

Пока противники яростно обстреливали друг друга, случилось то, что должно было случиться. Матросы на реях линкора все-таки успели поставить два паруса – грот и фок. Даже перестрелка не помешала. Скорее, наоборот: не получая приказов от командиров, матросы решили проявить инициативу и подсуетились. Кроме того, ветер был достаточно крепким, чтобы высокий борт линкора и сам прекрасно «парусил»… «Сент-Джеймс» мало-помалу начал разворачиваться по ветру. Поначалу из-за бешеной перестрелки на это не обратили внимания. Но когда на баке «Гардарики» затрещала и без того поврежденная обшивка, застонала рвущаяся медь, а доски палубного настила в носовой части начали лопаться, все сразу стало ясно. Линкор разворачивало, и врезавшийся в него сен-доменгский флагман начал буквально выламываться из его корпуса. Теперь Галке оставалось только дождаться, пока ее верный корабль освободится, и… отходить подальше от обреченного линкора. Ведь острый, обитый металлом форштевень «Гардарики» прорубил ему борт в районе шканцев сверху донизу, до самой ватерлинии. И ниже.

Оливер Хиггинс крайне редко попадал в ситуации, когда при всем своем уме и опыте ничего не мог поделать. Но сегодня оказался как раз тот самый редкий случай. Грин ранен, от адмирала адекватного приказа не дождешься – он чиновник, а не военный, – прочие офицеры либо перебиты, либо изранены до такой степени, что не в состоянии руководить. От команды за несколько минут остались окровавленные, дезорганизованные, озлобленные ошметки. Корабль почти неуправляем. В дыру, оставшуюся в борту после нежданного визита «Гардарики», сразу пошла вода. А мистер Хиггинс скрипел зубами от бессилия. Сейчас ничего, ничегошеньки от него не зависело…

Свалившаяся фок-мачта «Гардарики» повисла на грот-стень-фордунах «Сент-Джеймса», и избавиться от нее было мудрено. А красно-белый флагман с изуродованной носовой частью осторожно отворачивал к северо-востоку. Ему тоже досталось. Но он хотя бы не так активно хлебал воду своими пробоинами. То есть, если бы дело происходило в открытом море, оба корабля погибли бы наверняка. Но в ста метрах от берега у обоих был шанс выброситься на отмель. И оба наверняка постараются не только использовать этот шанс, но и активно помешать противнику сделать то же самое.

Галка не могла знать, о чем сейчас думал старший канонир «Сент-Джеймса». А мысли у него были чернее некуда. Пиратский флагман на расстоянии пистолетного выстрела! Пиратский флагман поврежден, и любой массированный залп станет для него последним! Но из-за чертовой пробоины линкор начинает крениться на правый борт. Адмирал – сухопутная крыса. А старпом, смоленый фал ему в кормовую часть и сто акул в печенку, верещит благим матом: пушки за борт! Да пусть бы и за борт, лишь бы можно было хоть один раз пальнуть!.. Старший канонир злился, но прекрасно понимал: от залпа линкор сейчас просто рассыплется на куски. Даже на ходовых испытаниях новой боевой единицы, спущенной на воду год назад, от полного бортового залпа кое-где расходилась обшивка, и это считалось нормальным. Но сейчас при залпе у получившего огромную пробоину «Сент-Джеймса» на радость проклятым разбойникам просто отвалится корма.

– Пушки за борт! – крикнул он своим подчиненным. – Все пушки к чертовой матери!

– Это им уже не поможет, – зло процедила Галка, перезаряжая свой револьвер. Из тридцати сделанных ею выстрелов случилось четыре осечки. Многовато. Впрочем, для револьвера это как раз не страшно. – Пару минут форы, не больше. И нам – тоже.

– Ты ранена, – Джеймс и сам не обращал внимания на красное пятно, широко расползавшееся по его левому рукаву.

– И ты ранен, Джек. – Вся левая половина ее лица была залита кровью. – Но бой еще не окончен.

Фортуна, вдоволь наигравшаяся сегодня с обеими сторонами, очень своеобразно пошутила с «генералом Мэйна». Четыре пули лишь чиркнули по коже, не причинив особого вреда, но пустив немало крови. Со стороны могло показаться, что Галку в самый раз отправлять к доктору Леклерку. Она плевать хотела на любые раны, тяжелые они или легкие. Потом. Если повезет довершить начатое до конца. Но не сейчас.

Сбрасываемые с линкора пушки шлепались в воду. Два корабля шли впритирку, и команды продолжали обмениваться любезностями из ружей и пистолетов. Но стрельба с «Сент-Джеймса» постепенно стихала. Нет, у англичан не кончился порох. Просто крен корабля стал уже опасен, и люди бросились к шлюпкам, пришвартованным с левого борта. Не зря же их запасли в Порт-Ройяле в количестве десяти штук и приготовили для высадки десанта? В самый раз. А кому не хватит шлюпок… Парадокс: большинство моряков эпохи парусников почему-то не умело плавать. Что ж, никогда не поздно научиться.

А «Гардарика», рискуя лишиться еще и грот-мачты, снова забирала ближе к ветру. Бак начинал постепенно погружаться. Береговая отмель совсем близко, сейчас стоило бы по примеру англичанина сбросить за борт пушки, но – еще не время. Еще не поставлена точка в этой дуэли флагманов… Когда «Гардарика» миновала побитый еще самыми первыми залпами нос «Сент-Джеймса», грот-мачта линкора, не выдержав нагрузки и крена, с треском и деревянным скрежетом рухнула в воду. Громадный корабль все сильнее и быстрее заваливался набок. Пиратский же флагман, продолжая движение к берегу, оказался аккурат левым бортом к шлюпкам со спасавшейся с линкора командой, Вернее, с тем, что от нее осталось.

– Шлюпка с адмиралом, кажется, уже у берега, – мрачно сказала Галка. Адреналин схлынул. Сейчас навалится все – усталость, саднящая боль в неопасных, но обидных ранах, нервное напряжение опять даст о себе знать, в очередной раз «ударив по голове». – Что ж, тем лучше для нас. Живым возьмут красавчика… Алоиз! – окликнула она первого помощника погибшего Пьера. – Левый борт, картечью – огонь!..

– Браво, синьора генерал! – запальчиво воскликнул Бенедетти, наблюдавший таран «Гардарики» из бойницы. – Снимаю шляпу!

«Ирландия» с развороченным бортом уже завалилась набок, а спасавшиеся с нее английские моряки – кто умел плавать, конечно – понемногу выбирались на набережную. Где их, мокрых и дрожащих от бессильной злости, ополченцы сразу сгоняли в кучу и заставляли садиться на землю. «Сент-Джеймс» к тому времени уже касался нижней шкаториной [176]фока поверхности воды. «Гардарика» же, с развороченным носом, лишившаяся фок-мачты и чудом еще не потерявшая две остальные, медленно приближалась к пирсу. Бак флагмана возвышался над водой всего на пять или шесть футов и продолжал погружаться. Матросы старались укрепить треснувшую от основания до салинга грот-мачту хотя бы канатами, лишь бы дотянуть до берега. И вскоре обитое медью днище «Гардарики» заскребло по песчаной отмели.

Грот-мачта, не выдержавшая всех сегодняшних издевательств, со звуком, напоминавшим стон, завалилась направо. Но корабль… Да, корабль был спасен.

Франческо Бенедетти, взобравшись на стену, все это прекрасно видел. Видел на мостике флагмана синьору генерала, заметил, что ее лицо залито кровью, и, казалось, даже различал отдельные слова, доносившиеся с палубы. Безграничная усталость чувствовалась в каждом движении людей на борту «Гардарики». Что ж, они победили. Они предотвратили высадку вооруженного десанта и утопили огромный линкор. Но чего им это стоило?.. Капитан Бенедетти решил не быть голословным – снял свою щегольскую шляпу с перьями, сейчас изрядно помятую и запыленную, и под радостные возгласы канониров форта поклонился даме на мостике флагмана. Синьор Франческо умел ценить мужество, кто бы его ни проявил.

Генерал, заметив это, поклонилась в ответ. Она тоже умела ценить храбрецов.

6

Гибель двух самых мощных линкоров окончательно переломила ход событий в пользу Сен-Доменга. «Перун» и «Жанна», потопив «Эссекс», сумели вывезти на шлюпках немного снарядов с вышедшего из строя «Дюнуа», забрали ветер всеми уцелевшими парусами и двинулись к бою фрегатов. «Вермандуа» и «Берриец» уже давно были там. Командор Невилл, командовавший второй линией англичан, огнем своего «Драчуна» сумел утопить две сен-доменгские канонерки, так досаждавшие вверенным ему судам. Однако перелом, наступивший в битве после событий в бухте, заставил его крепко задуматься. Если бы часть сен-доменгских кораблей была скована прорвавшимися в бухту линкорами, он бы под прикрытием четырех фрегатов высадил десант прямиком под разрушенный форт Либертэ. И тогда все усилия пиратов оказались бы напрасны: город в любом случае был бы взят. Но делать это сейчас, когда ветер потихоньку меняется с юго-восточного на восточный-юго-восточный? Когда к линии фрегатов вот-вот присоединятся два хорошо вооруженных, хоть и потрепанных линкора? Когда три оставшиеся на плаву канонерки исправно портят англичанам жизнь, а пять уцелевших скоростных сторожевиков уже зашли в тыл и начинают портить румпели арьергарду? Нет, командор Невилл не самоубийца. Битва проиграна. Сухопутный десант без поддержки с моря обречен, да и кто там? Почти сплошь пираты и негры, коих вовсе не жаль. Жаль разве что двести пятьдесят морских пехотинцев, отправившихся в этот поход, ну так ведь на утонувших линкорах больше погибло. Проигрыш спишут на ошибки адмирала, наверняка либо убитого, либо попавшего в плен, а он их наделал бессчетно. Зато командору Невиллу, если ему удастся спасти хотя бы шесть-семь фрегатов, глядишь, и получится избежать неприглядного черного пятна в послужном списке.

– Поворот фордевинд! – скомандовал он. – Ставить все паруса! Курс вест!.. Уходим!

И английские фрегаты, огрызаясь огнем, легли на новый курс. На запад.

Англия впервые в Новом Свете потерпела столь сокрушительное военное поражение. И от кого! От пиратов! От тех, кому еще десять лет назад гнушались подать руку!

Куда катится мир?..

– Преследуем, капитан?

– Черта с два мы их на линкоре догоним, – старый капитан Дюплесси, в отсутствие генерала и адмирала Роулинга принявший на себя командование боем, умел моментально оценивать обстановку и принимать адекватные решения. – Подними сигнал – «Беррийцу» и «Вермандуа» идти в Бахос де Ална. Они там найдут себе работу. А мы со сторожевиками и канонирскими галеотами останемся здесь.

Харменсон пришел в себя от ведра воды, выплеснутой в лицо.

На голову словно церковный колокол надели и колотили по нему камнями. Руки связаны. Харменсон, откашлявшись и промигавшись, начал вспоминать, почему, собственно, находится в таком плачевном состоянии. И, поднатужившись, все-таки припомнил… Из-за заграждения высунулось жерло бронзовой пушки, тут же выплюнувшее порцию картечи, а затем защитники баррикады (почему-то половина из них отличалась смуглыми носатыми индейскими физиономиями, а половина другой половины вообще оказалась черномазыми) открыли ураганный огонь из своих дьявольских ружей. Пираты, не раз ходившие на абордаж, уже пришли в боевую ярость и видели цель, им было наплевать, сколько там их погибнет. Зато выжившие смогут купаться в роскоши до конца дней своих. Но когда до баррикад оставалось шагов двадцать-тридцать, защитники вдруг вынули из-за поясов какие-то странные пистолеты, и… Словно картечью в упор – подумал тогда Харменсон. Впрочем, он оказался одним из немногих флибустьеров, сумевших добежать до баррикады и схватиться с проклятыми сен-доменгцами на саблях. Два индейца – кажется, это не береговые москито, а юкатанцы, майя – орудовали своими палашами почти так же хорошо, как пираты. Чувствовалась выучка, были узнаваемые приемчики. Однако и Харменсон последние пятнадцать лет брал свою саблю в руки не только для регулярных упражнений в фехтовании. Разделался сперва с одним краснокожим, затем с другим. И вот тут судьба подкинула ему большую подлянку.

Причард. Отрядом ополчения командовал бывший пиратский капитан Джон Причард. Поседевший, малость погрузневший, но нисколько не разучившийся владеть клинком. И все с той же ехидной усмешечкой, скотина… Поединок двух капитанов, не случись он посреди кипевшей рукопашной схватки, мог бы стать воистину эпической картиной. Но в пылу боя этой эпики никто не заметил. Сзади захлопали хорошо уже знакомые взрывы картечных фугасов. Харменсон не обернулся: и так ясно, что в дело вступили морпехи, а сен-доменгцы пальнули из своих пушек по пристрелянным позициям… Кто знает, на чьей стороне сегодня была бы удача, если бы за спиной Харменсона не раздался странный шум. В какое-то мгновение, уходя от косого рубящего удара, он бросил взгляд на пройденное пиратами поле перед окраинами. И у опытного пиратского капитана глаза на лоб полезли.

Конница! Испанская конница, вклинившаяся между пиратами и пошедшими в атаку королевскими морскими пехотинцами! «Будь прокляты здешние братья, если имеют дело с донами!..» Харменсону тогда и в голову не пришло, что это местные, сен-доменгские испанцы. Конный отряд в две сотни человек пришел из Сантьяго-де-лос-Кабальерос в столицу всего за сутки до сражения. И оказался как нельзя кстати. Комендант Реми сразу нашел ему применение. Конница исправно выполнила свою задачу, не позволив английским отрядам соединиться и пустив кровь морпехам, тут же перестроившимся в каре. Но Харменсону тогда было не до того. Миг промедлил – и тяжелая сабля Причарда плашмя опустилась ему на голову…