Текст книги "Не женское дело (Тетралогия)"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 99 страниц)

– Вот как. – Причард нахмурился. – Насколько я тебя знаю, ты не раздаешь такие обещания, если не можешь их выполнить… Значит, дело стоящее?

– Более чем.

– Ладно. Так и быть, пойду с тобой в свой последний поход, – хмыкнул англичанин. – Ну а вдруг дело не выгорит? Что тогда?

Галка задумчиво улыбнулась.

– В Японии, – сказала она, – если самурай не может выполнить данное им обещание, он выпускает себе кишки. Я не японка и потому предпочту застрелиться.

Услышь Причард подобные слова от другого пирата, только посмеялся бы. Если не убили сразу, то жизнь любой ценой – вот принцип, по которому жили эти люди. Стреляться, если что-то там не сложилось, никто бы из них не стал. Даже и в мыслях не допустил бы. Однако Воробушек славилась не только своей оригинальностью, но и собственными представлениями о чести и долге.

– Черт бы тебя побрал с твоими принципами, – буркнул он. – Я уже серьезно подумывал в Московию податься. Но если у вас все такие, как ты, мне там делать точно нечего.

– Там не все такие, как я, и потому я здесь, – без какого-либо намека на юмор ответила Галка. – Это все или ты еще о чем-то хотел побазарить?

– Пока все.

– Тогда приходи сегодня вечером. Будет совет.

Матросы все грузили бочонки с солониной, и Причард прикинул в уме: если грузятся сейчас, то когда же выходить в море? Разведка или собственно рейд?

– Приду, – пообещал он.

Жозе больше не пьет. Я не знаю, что именно из моей исповеди на него так подействовало, но пьяным его никто больше не видел. Он снова стал прежним собой… То есть не совсем прежним: такие переживания оставляют рубцы на всю жизнь. Но это снова тот самый Жозе Дуарте, в которого я когда-то была влюблена… Джек, не ревнуй!

Ладно, шучу. Джек прекрасно знает, что это все в прошлом и нас с Жозе связывает только старая дружба, не более. Зато как раскричался Требютор! «На кой черт ты с ним возишься?!! Хотел утопиться в роме – пусть бы утопился, тебе какое дело!» И так далее в том же духе. Нет, я знала, что Франсуа не любит португальцев (почему, кстати?), [65]но не знала, что до такой степени… Короче, кое-как уладили этот вопрос, и Франсуа, уже мылившийся свалить вместе с линкором, передумал. То ли сам вовремя притормозил, то ли братва на него наехала, то ли д'Ожерон тонко намекнул на возможные последствия. Но факт: Франсуа остался. Целых три дня потом на меня злился, материл по-всякому, а затем мы благополучно придавили пару ящичков вина на всю нескучную компанию, и – мир, дружба, жвачка…

…Я встала на путь, ведущий прямиком к цели. Но путь этот может занять годы, и свернуть с него уже не удастся. Хотя разве не к этому я стремилась? Лечь на собственный курс и наконец-то не чувствовать себя пешкой в чужой шахматной партии…

А прокладывать свой курс куда труднее, чем катиться по лыжне. Владик прав на двести процентов.

Санто-Доминго. Не многие знают, что на самом деле значит это географическое название. Не многие в Европе даже представляют, где находится этот город. Но если все пойдет по НАШЕМУ плану, то вскоре о нем заговорят при всех дворах и двориках Старого Света. Достойная замена Маракайбо, не правда ли? С врагом можно воевать двумя способами: либо пойти и тупо набить морду, либо расстроить его планы. Можно было соблазниться на Маракайбо. Братва собрала бы там хорошую добычу, а я наконец познакомилась бы с «доброжелателями». Но при этом был бы безвозвратно утерян шанс построить свое будущее. Собственное, а не предписанное каким-то моральным уродом с компьютером вместо мозгов и куском льда вместо души. Поэтому – Санто-Доминго. Остров, способный прокормить довольно большое количество народу и дать нам то будущее, какое мы хотим.

Если сможем отстоять свое право на это будущее.

Часть V
Terra incognita

1

Что ни говори, а англичане все-таки меркантильные сволочи. Не все, далеко не все, но правительство-то уж точно. А некоторые из упомянутых сэров сим обстоятельством даже изволят гордиться. Что же до французской разведки, то они бы лучше за союзниками повнимательнее присматривали. Больше было бы пользы для страны.

Мир – это, конечно, очень хорошо. Местами даже замечательно. Но не тогда, когда переговоры идут за спиной союзника, кто бы он ни был. Помнится, Штирлиц тоже был против подобной коллизии. Представьте, что было бы, заключи Германия в начале сорок пятого сепаратный мир с Англией и Штатами? Я задала этот вопрос Мартину, и его ответ меня ни капельки не удивил: в таком случае немцы все высвободившиеся силы направили бы на Восточный фронт. При этом еще извинился и добавил: «Таковы законы войны, фрау капитан. В конце концов, мы с англосаксами представляем фактически единую западную культуру». Я не удержалась, рассказала Мартину, что эти представители «западной культуры» сделали с его родным Дрезденом. [66]И как бы выглядел мирный договор с ними на таком фоне… Одним словом, Англия попросту сделала выбор между союзническим долгом и бубновыми интересами в пользу последних. [67]А Джек был так расстроен, что мне пришлось его долго успокаивать. На его месте я бы так не комплексовала: политике плевать на чувства, она всегда требует жертв. В данном случае ее жертвой стала порядочность.

Итак, Англия вышла из войны.

Я пишу эти строки, сидя в Алькасар де Колон – резиденции алькальда города. Города, который больше не называется Санто-Доминго. Во многом, по моей вине. Помнится, капитан Блад предлагал французам операцию по захвату испанской части Эспаньолы, однако барон де Ривароль предпочел ограбить Картахену. Но перед капитаном Бладом не было такой задачи, которую я поставила перед собой. Благородный литературный персонаж весьма терзался по поводу своего вынужденного занятия морским разбоем и при первой же возможности сменил профессию «вора и пирата» на более благовидную губернаторскую должность… Да уж, задачка у нас не из простых. И еще французы… Сюрприз для них будет малоприятный. Но теперь подлость – прошу прощения, политическая целесообразность – Англии сыграла нам на руку. Франция осталась фактически один на один против коалиции Голландии, Испании, Австрии и Дании. Шведы, союзники, помогать не особо рвутся, что для Франции означает практически полную изоляцию на континенте. Германская мелочь не в счет, они могут только декларировать поддержку да послать горсточку наемников. Теперь Версаль будет рад любому союзнику, который сможет реально что-то сделать…

Осады, штурмы… Все на фиг. Мы не стали терять время на откупоривание испанских крепостиц, где сотня солдат может надолго отвлечь на себя целую армию. Мы показали испанцам, что такое немецкий блицкриг, помноженный на русскую непредсказуемость и пиратскую наглость. То есть плюнули на эти блиндажи, блокировав их гарнизоны небольшими отрядами буканьеров, а сами двинулись вперед. Французы-охотники не дадут испанцам и носа высунуть за ворота… Дороги тут не ахти, в сезон дождей так вообще родина вспоминается. Но нам повезло с погодой. В горы мы тоже не полезли, ну их на фиг. И протопала наша армия пешим ходом вдоль побережья до самого Санто-Доминго, не увязнув по пути. Во всех смыслах. Испанцы сосредоточили почти все свои силы в крепостях и паре прибрежных городов. Что же до мелких поселений внутри острова, то там они, понадеявшись, что мы пойдем воевать по старинке, не позаботились создать даже отряды милиции из местных жителей. Что ж, я их не виню. Сейчас тактика маневренной войны образца двадцатого века еще попросту не известна. Тут принято штурмовать крепости, положив под их стенами в десять раз больше народу, чем ее защищало. Или идти вперед большой колонной все истребляющей саранчи.

Итак, мы осадили Санто-Доминго. А случилось это 17 октября 1673 года. Аккурат через месяц после того, как узнали, что Испания объявила Франции войну. Картахена и впрямь стала последней каплей…

Мы прошли от непризнанных Испанией границ Французской Эспаньолы до самого Санто-Доминго, как сабля через мешок с соломой. А братва на небольших кораблях тем временем устроила масштабный террор побережья, в результате чего испанцы начали гурьбой сбегаться под защиту крепостей. Испанская береговая охрана попросту не успевала затыкать все дыры: никогда еще на побережье Эспаньолы не нападало столько пиратов одновременно. Мы тоже шли не скрываясь, вступали в бой с мелкими отрядами испанцев, сторожившими дороги. Что заставляло мирных жителей очень быстро убегать все туда же, под защиту ближайшей крепости. Ха! Вы думаете, они тут каменные? Как бы не так. Деревянный частокол, наблюдательная вышка, блокгауз, еще пара строений. Три или четыре мелкокалиберные пушки. Все. Словом, глушь несусветная. Впрочем, не так уж и много их было. В смысле, и жителей, и крепостей. Опять-таки глушь. Тем более нас тут не ждали. Или ждали не так скоро… Ну ладно – мужиков испанцы сразу под ружье. А старики, женщины, дети? Их ведь и кормить чем-то надо, и где-то размещать. Да еще это мирное население почти сплошь негры, чьи-то рабы. А вояки из них, прошу прощения, как из меня послушная жена-домохозяйка. За редким исключением. Собственно испанцы тут либо плантаторы, либо рыбаки на побережье, либо солдаты. Или богатенькие купцы в городах. А местных индейцев они перебили. Каньо однажды разговорился, рассказал как. До сих пор руки чешутся поймать парочку испанцев – желательно, офицеров – и проделать с ними все то же самое… Словом, у осажденных сразу начались проблемы с продовольствием, и это коснулось всех… гм… опорных пунктов. Санто-Доминго исключением не стал. Около трех тысяч беженцев, среди которых большинство – богатые плантаторы с семьями и прислугой. Со всей испанской части острова. Это на трехтысячный гарнизон, еще сколько-то там тысяч горожан и убежавших из континентальных городов богачей. Наши пушки, в три дня поставившие на колени Картахену, их в самом деле здорово перепугали. В общем, не успели мы еще как следует перекрыть все дороги, связывавшие Санто-Доминго с глубинкой, как в городе начался форменный бардак. Ситуация, как описывали наши разведчики, была еще та, а мне так и вовсе напомнила бегство остатков белой армии из Крыма: богатенькие испанцы набивались на корабли, как шпроты в банку. Алькальд и губернатор – дон Педро Колон, между прочим, карьеру ему не загубила даже наша встреча у мыса Гальинас – наверняка были бы только рады избавиться от такой обузы, да вот облом: аккурат в самый интересный момент нарисовалась наша эскадра… Естественно, испанским военным пришлось в спешном порядке сгружать сухопутных крыс и их багаж на берег – представляю, что там при этом творилось! – чтобы достойно принять бой. Они приняли его и впрямь достойно. Только не очень удачно. Билли и Франсуа поработали так хорошо, что «Гардарике» под командованием Джека и остальным кораблям эскадры даже не пришлось как следует подраться.

В общем, испанцы, очень быстро лишившись последней надежды связаться с внешним миром, принялись обороняться. Теперь война шла по привычным для них правилам – с осадой, орудийной перестрелкой и ночными вылазками. Среди французов были толковые саперы, которые провели несколько удачных подкопов и подрывов. В результате чего парочки бастионов испанцы лишились начисто, а еще несколько были сильно повреждены. К тому же мы сняли с «Гардарики» четыре нарезные пушки. Повозились с ними изрядно, но дело того стоило… В общем, испанцы продержались ровно неделю. И утром 24 октября прислали парламентеров с предложением о переговорах. На правах командующего я заявила: либо полная капитуляция, либо мы продолжаем обстрел. Испанцы принялись бить на жалость: мол, в городе полно беженцев (будто мы этого не знали), и дальнейшие обстрелы будут означать жертвы среди невинных. Я не удержалась, спросила – мы ведь обстреливаем только укрепления, а не жилые кварталы, откуда же могут взяться жертвы среди невинных? Неужели вы догадались разместить беженцев в форте?.. Сеньор офицер обиделся так, будто я нанесла ему личное оскорбление. Напыжился, принял героическую позу и начал с гордым презрением к «проклятым ворам» вещать, что никто из нас не войдет в город, пока будет жив хотя бы один испанец. В общем, нормальная ура-патриотическая лабуда. Я выслушала его браваду, потом спокойненько пожала плечами и сказала: мол, видимо у вас есть еще провиант. Но мы подождем с недельку, пока он закончится, а затем снова с вами поговорим. Если бастионы Санто-Доминго не рухнут раньше. Испанец быстро сдулся: видимо, у них там действительно с питанием не очень. То-то он был весь какой-то осунувшийся, а на двух его солдат и вовсе жалко было смотреть. Я даже распорядилась покормить этих бедолаг. По тому, как они наворачивали наш походный паек, и полному лоху в военном деле стало бы понятно: Санто-Доминго скоро падет. Ведь только Ленинграду, кажется, удалось в условиях блокады, голода и постоянных бомбежек с обстрелами продержаться девятьсот дней. И выстоять. Может, еще кому, но на ум приходит один Ленинград.

Тутошним испанцам такое не под силу. Вцепились в золото и камушки и профукали свою империю. А с учетом наличия в Эскуриале таких особ, как слишком юный король Карлос и его матушка-интриганка, я, вообще удивляюсь, что Испания еще обладает каким-то весом, в Европе и колониями за океаном. И на обломках этой империи по всем законам должна образоваться новая. В нашей истории появилась Британская. Здесь, вполне возможно, появится Французская. Но это еще, как говорится, вилами по воде… Еще все возможно, в том числе и самые неожиданные комбинации.

А ведь как бы в нашем мире было спокойнее, если бы «великие державы» всех мастей не плодили «локальные конфликты» с «горячими точками», не разводили бы стаи «маленьких, но гордых» мосек, гавкающих на противников, а решали собственные проблемы, коих и без того до фига…

Но вернемся к нашим испанцам. Вернее, к их проблемам. Офицер, пообедав нашим НЗ, немножко подобрел и даже пообещал, что постарается убедить дона Педро капитулировать на почетных условиях. Я заверила его, что огонь будет прекращен до четырех часов пополудни. Если до того времени испанцы не выбросят белый флаг, обстрел будет продолжен. Офицер ушел. А мы взялись за свои припасы и как следует подкрепились. Война войной, а обед по расписанию.

Естественно, белый флаг над фортами Санто-Доминго появился. В без пяти четыре. Пунктуальные ребята.

Надо было видеть нашу встречу с доном Педро… Потомок Христофора Колумба не о Санто-Доминго, не о вверенной ему колонии говорил! Он возмущался по поводу моего пренебрежения правилами благородной войны! Как я посмела вести бой после спуска флага! Он, видите ли, знал, что пираты бесчестные негодяи, но не знал, что настолько бесчестные. И далее все в том же духе. Дала ему выпустить пар, а потом ответила по пунктам. Первое: война благородной не бывает. Ибо там убивают, а в Писании сказано – не убий. Второе: не много чести флотоводцу, который нападает с четырьмя мощными кораблями на один потрепанный бурей галеон, хоть бы он был трижды военным и сто раз пиратским. Как это сообразуется с вашими понятиями о «благородной войне», дон Педро? Или все средства хороши, пока никто не видит? Дона Педро так перекосило, что я уже подумала вызывать доктора Леклерка. Ничего, обошлось. Но выслушала я немало интересного как о себе, так и о Франции, которая сделалась столь неразборчива в средствах, что не стесняется идти на союз с разбойниками. Только после этого мы, собственно, перешли к Санто-Доминго и его сдаче французам. И напоследок дон Педро накаркал мне повторение судьбы Жанны д'Арк: мол, когда Франции туго, она ставит на женщину и побеждает. Принося затем эту женщину в жертву. Я же тогда подумала, что, в отличие от бедной верующей девушки из Лотарингии, умею удивлять до смерти не только противника. Но сказать не сказала. Дону Педро незачем знать, о чем я думаю. Он умный, хоть и чванливый.

Итак, этот город уже не называется Санто-Доминго. Теперь он заделался столицей французской колонии Сен-Доменг и носит имя… вы угадали: Сен-Доменг. Правда, д'Ожерон так и сидит на Тортуге, а меня тут оставил на хозяйстве – в качестве и. о. вице-губернатора и адмирала Антильской эскадры. Весело. Оригинально до потери пульса. Особенно с учетом того, как разобиделись испанцы. По слухам, узнав о потере Эспаньолы, королева-мать устроила в присутствии послов грандиознейшую показательную истерику – с криками, рыданиями, разламыванием драгоценного веера и разрыванием в клочья своей королевской мантильи. Как после взятия Панамы. Может, эта истерика и подтолкнула Англию к выходу из войны: инглезам крайне невыгодно усиление Франции на континенте, а их правительство, как я уже и говорила, сплошняком состоит из меркантильных сволочей. Но, как совершенно справедливо заметил Джек, когда страна бросает союзника ради лишнего мешка золота, это в конце концов ударит по ней самой. Пусть не сразу, но в обязательном порядке и с весьма неожиданной стороны.

Месяц назад мы получили еще одну партию нарезных пушек из Франции. Теперь бастионы Сен-Доменга взять будет очень и очень непросто. Пушечки эти влетают в такую копеечку, что за голову хватаешься. Но они по нынешним временам стоят таких денег. Потратили миллион-два – получили богатый город или целую страну… А Мартин пытается наладить здесь экспериментальное производство пироксилина. Селитра, серная кислота, древесные опилки. Всего-навсего. Но если применить их как должно, то через небольшое время у нас появится оружие невиданной здесь мощности. По словам Мартина, пироксилин довольно опасен в производстве, если не придерживаться определенной технологии, и капризен в хранении. Однако нам в скором времени придется драться так интенсивно, что он у нас не залежится. Мы уже пустили на дно или взяли на абордаж посланную из Ла Гуайры [68]эскадру: испанцы пришли вертать свою бывшую колонию взад. Не получилось. И теперь в нашей эскадре двумя линкорами больше, а в Сен-Доменг, из которого мы по уговору выпустили всех желающих уехать испанцев (предварительно отобрав у них ценностей миллионов на пятьдесят, выгребали у уезжающих все подчистую), валом валит братва со всех островов Мэйна.

Де Баас кривится, д'Ожерон хитро усмехается, Томас Линч рвет и мечет, но поделать ничего не может. Нейтралитет, однако. А дон Антонио Себастьян де Толедо лишился должности. Еще бы: после таких-то провалов. И по идее испанцы должны были поставить во главе своих владений человека военного. Пусть даже того же дона Педро, хоть он и сторонник избирательного применения правил «благородной войны». Но вице-королем назначили… знаете, кого? Архиепископа Мехико. [69]Я как узнала, чуть не треснула от хохота: они никак всерьез почитают нас за нечисть, если собрались воевать не пушками, а крестом и четками! Джек тоже долго смеялся и выдвинул предположение, что идея, видать, исходила от королевы-матери. Больше не от кого… Ну да ладно, шутки в сторону. Архиепископ тоже верноподданный испанец и тоже не в восторге от наших успехов. Повоевать все равно придется.

Да что это я все о политике да о политике?

У Влада и Исабель скоро будет ребенок. Как они там в Кайонне поживают? Братва базарит, что очень даже неплохо: Влад – один из доверенных офицеров д'Ожерона. Что автоматически означает регулярную выплату недурного офицерского жалованья и весомые денежные поощрения за отличную службу. Правда, почта тут ходит хреново, и за все время, проведенное в Сен-Доменге, я получила от них всего три письма. Хотелось бы увидеться, на «Гардарике» недели за три смоталась бы туда-обратно плюс погостить. Но держит меня здесь не только возможность явления новой испанской эскадры. По свежим сведениям от месье д'Ожерона, к нам собирается в гости эскадра голландская, и во главе не кто-нибудь, а сам Михаэль Адриансзон Рюйтер. Придет попробовать на зуб французские владения за океаном. Так что придется отложить поездку, пока не познакомимся с этим прославленным голландцем. А может, и Владу удастся с ним поручкаться? Если, конечно, д'Ожерон рискнет присоединиться к нам в этом походе.

А кстати, зачем Рюйтера отправляют в Мэйн? Это ведь все равно, как если бы в самый разгар операции «Багратион» засовывать Рокоссовского на Карельский фронт. Голландия, пользуясь купленным нейтралитетом Англии, хочет оторвать себе жирный кусочек?

Поживем – увидим.

2

– Мадам, вы не вправе отправлять этих людей обратно!

– Месье д'Ожерон, если я не отправлю этих людей обратно, мне придется отправить их на виселицу! – бушевала Галка. – Вы хоть видели, кого там прислали? Вор на воре сидит и взяточником погоняет! Это как изволите понимать? В Бастилии устроили день открытых дверей или его величество таким элегантным способом избавляет метрополию от чиновного ворья?

– Мадам, успокойтесь, – ледяным тоном проговорил д'Ожерон. – Ваше негодование понятно, я и сам не в восторге от происходящего. Но воля его величества…

– Скажите лучше – месье Кольбера!

– Меня вызывают во Францию. – Месье Бертран понял, что эту даму не переубедить. – Отплываем послезавтра. И не далее как через семь или восемь недель я смогу передать месье Кольберу ваши соображения относительно благоустройства Сен-Доменга. Я также не исключаю возможной аудиенции у его величества. Но, сами понимаете, я не уверен в том, что к моему мнению прислушаются.

– А вы будьте чуть поубедительнее. – Галка немного сбавила тон, но в глазах по-прежнему горели опасные огоньки. – Тогда и прислушаются. Сен-Доменг ни в коем случае нельзя превращать в место ссылки! Тут и так хватает проблем с законом – это я о себе и о братве, между прочим – а уж если начнут из Франции этапы слать… Короче, мы не для того отсюда испанцев выжили, чтобы создавать в Мэйне пороховой погреб, способный взорваться от любой искры. Если уж на что и нужна эта земля, то для того чтобы быть форпостом Франции, а не ее выгребной ямой. Будьте добры, изложите это месье Кольберу как можно доходчивее.

– Но если все же он не пожелает внять?

– Что ж, я искренне хотела как лучше…

…Солнце, просвечивавшее сквозь церковный витраж, разбрасывало по полу цветные блики. Галка нарочно выбрала время между службами, чтобы послушать тишинуи полюбоваться на этот цветной полумрак. К тому же нужно было успокоиться после утреннего скандала. Новоприбывших «колонистов» с ручонками, жадными до чужих денег, она так и не выпустила с кораблей. Пусть катятся обратно. Они – враги всего, о чем она мечтала… Галка не знала и знать не желала, кто проводил в соборе службы до вторжения. Из Франции уже пришло письмо, что скоро в Сен-Доменг назначат епископа, но мадам капитан знала: для французов, как и для ее соотечественников, понятие «скоро» тоже растяжимо до бесконечности. Могут торжественно объявить новое владение епархией, но епископа прислать лет через десять. Потому в соборе Санта-Мария-де-ла-Энкарнасион распоряжался старый отец Пабло. Один из немногих испанцев, решившихся остаться в захваченном французами городе. Не потому, что он надеялся на доблесть испанского флота и решимость сеньора архиепископа вернуть потерянную колонию. А просто потому, что уже не мыслил своей жизни без этого собора. К тому же старик читал не только Библию и канонические тексты, знал пять языков помимо испанского и латыни, умел поддерживать не только богословские беседы. Общение с ним для Галки и Джеймса было истинным удовольствием: по-настоящему образованных людей в Мэйне все-таки маловато. А наезды со стороны прибывших из метрополии французских чиновников… На этих Галка быстро нашла управу: самых ретивых отметелили в темных переулках ее пираты, а прочие, убоявшись за свои ребра и физиономии, притихли. Хоть и затаили злобу.

– Донья Алина. – Старик любезно поприветствовал эту даму, хотя присутствие в католическом соборе иноверки, да еще в мужской одежде, было вопиющим нарушением всех мыслимых церковных правил.

– Добрый день, отец Пабло. – Женщина учтиво поклонилась в ответ. – Зашла спросить, все ли в порядке и не нуждаетесь ли вы в чем-либо.

– Благодарю за заботу, сеньора, у меня есть все необходимое и для содержания собора в порядке, и для проведения служб, и для поддержания своего бренного существования, – с добродушной иронией ответил священник. – Вы сегодня пришли одна.

– Мой муж занят. – Галка решила не уточнять, что Джеймс был занят укреплением береговых батарей. – А я, собственно, хотела бы узнать ваше мнение по поводу парочки вопросов… если вы не против, конечно.

– О, донья Алина, вы можете спрашивать меня о чем угодно, я с удовольствием отвечу.

«Симпатичный старик, – подумала Галка. – И совершенно открытый, никаких фиг в кармане и камней за пазухой. Если бы все отцы церкви – причем не только католической – были такими же, скольких проблем можно было бы избежать?..»

– Отец Пабло! – Она старалась как можно точнее сформулировать свою мысль на чужом языке. – Мне сегодня задали вопрос: если расхождение между православной и католической церквами не такое уж сильное – пара слов в «Символе веры» и разночтение относительно того, исходит ли Святой Дух от Сына, – то почему я не приму католичество?

– И что же вы ответили, сеньора? – лукаво прищурился старик.

– Я сказала, что подумаю и дам ответ вечером, – не менее лукаво улыбнулась Галка. – А сама пришла спросить вашего совета.

– Видите ли… – Отец Пабло замялся. – Как католический священник я обязан был бы разрешить это сомнение в пользу перехода в лоно матери нашей святой церкви. Но как человек… Как давно ваш народ исповедует христианство? Простите, историю восточной церкви я изучал лишь отрывочно.

– Официально с девятьсот восемьдесят восьмого года. – Уж что-что, а историю своей страны Галка, в отличие от многих ее современников, знала хорошо. – Неофициально – гораздо раньше. Во всяком случае, есть даже легенда, будто апостол Андрей проповедовал среди скифов, а они наши предки.

– Следовательно, ваша страна имеет многовековые традиции, – кивнул старик. – И отречься от них для вас равносильно предательству. Ведь если вы откажетесь от веры предков ради избавления от преследования, ради общественного положения или материальной выгоды, то кто даст гарантию, что вы однажды не откажетесь от обязательств перед вашими людьми?

– Лучше, чем вы сейчас сказали, мне не сказать никогда. – Галка склонила голову в знак уважения. – Это действительно странный для католического священника совет, и потому я никому не расскажу, что подали его именно вы. Но есть еще один вопрос. Более глобальный, так сказать…

– Вы приняли какое-то решение, но не знаете, насколько оно верно, – догадался старик.

– Можно сказать и так, – произнесла Галка. – Скорее, я приняла решение, но боюсь о нем говорить.

– Вы суеверны?

– Нет. Боюсь, что если я проговорюсь, мне не дадут совершить задуманное.

– Речь идет о… военном походе на владения Испании?

– В том-то и дело, что нет… – вздохнула Галка. – Я не могу пока вам сказать, в чем именно заключается моя идея, но одно могу утверждать точно: если мне удастся ее реализовать и я неверно поставлю дело, то врагов у меня будет – весь мир.

– Я смог бы дать вам дельный совет, если бы знал все тонкости, – задумчиво сказал отец Пабло. – Но раз вы не желаете посвящать меня в эти тонкости, то дело, наверное, того стоит. – Он усмехнулся. И, выдержав небольшую паузу, добавил: – За то небольшое время, что я вас знаю, сеньора, я сделал кое-какие выводы. Вы странный человек. С одной стороны, вы умеете быть предельно жестокой как к себе, так и к своим людям, и к противнику. Если это необходимо. С другой – вы последовательно искореняете насилие над беззащитными, используя в качестве инструмента не только убеждение, но и приказ, и все ту же жестокость, если ваш приказ нарушен. Я слышал о том, как вы казнили английского капитана и его команду за бессмысленное уничтожение двух наших поселений. Кажется, вы также казнили испанского и французского капитанов?

– Да, чтоб никому не было обидно, – мрачновато усмехнулась Галка. – Вы осуждаете меня за эти убийства?

– Кажется, вы сами себя за них осуждаете, сеньора. И это в какой-то мере хорошо. Пятая заповедь гласит: не убий. Но раз вы понимаете греховность своих поступков, то путь к спасению для вас не закрыт. Хуже обстоит с теми, кто пытается оправдать свои грехи служением некоей высшей цели. Жизнь – бесценный дар Господа. И отнятие ее противно его замыслу, какими бы благими целями люди ни прикрывались…

– Отец Пабло, со мной вы можете говорить свободно, я не донесу, – сдержанно улыбнулась женщина, правильно истолковав его оглядку по сторонам. – А если кто рискнет это сделать, – добавила она чуть громче – на всякий случай, вдруг все-таки подслушивают, – то я боюсь, что в очередной раз нарушу пятую заповедь. Причем весьма нехристианским способом.

Невеселая усмешка священника больше была похожа на гримасу печали. Отец Пабло не фанатик, но вынужден чуть не ежедневно с таковыми общаться. А значит – скрывать свои истинные убеждения.

– Вы вольнодумны, сеньора, – сказал он. – В наше время это большая редкость.

– Я понимаю почему. – Галка позволила себе нотку иронии. – Но я уже не изменюсь. Может быть, к старости. Если доживу, в чем у меня есть большие сомнения.

– Но вы уже сейчас видите свет, сеньора. Что же до прочих, то я не устаю молиться за их прозрение.

– Прозрение… Жизнь, вы говорите, бесценный дар Господа? А как же быть с теми, кто ее отнимает просто потому, что им это нравится? Ведь есть же такие… особи. И проповедь с молитвой против этого зла, увы, бессильны. Значит, такое зло нужно останавливать теми средствами, которые будут более эффективны в данный момент времени. Скажем, петлей или пулей.

– Возможно, это и так, но, поступая так, вы губите свою душу, – покачал головой священник. – Убивая даже ради искоренения зла, вы становитесь на одну доску с теми, кого убиваете.

– Вот именно, – согласилась Галка. – В том-то и дело, что кто-то должен взять на себя такой грех. Иначе все эти, прошу прощения, нечистоты придется разгребать еще очень долго – вашим методом. Он даст результат. Через сотни лет. Но скольких жизней будет стоить этот долгий путь? И сколько всякого – не буду выражаться в святом месте – еще пожирует за счет добрых людей? Нет. Осуждая меня, вы правильно делаете. Но я из тех, кто расчищает дорогу для таких, как вы, – милосердных проповедников. Моя душа будет погублена? Пусть. Невеликая цена за избавление от отморозков. Или хотя бы за начало такового процесса.

– И вы готовы заплатить столь кошмарную цену за то, чтобы мы могли безбоязненно нести свет Божий в души людей? – Отец Пабло, если Галке не изменяло зрение, был неприятно удивлен. Или даже напуган, но хорошо это скрывал.