Текст книги "Не женское дело (Тетралогия)"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 99 страниц)

Подумав о Хосе – а оба мальчика сейчас ехали в одной карете с Хайме, который взялся их опекать, словно младших братьев, – Галка грустно улыбнулась. Как они глазели на великолепие королевских апартаментов! С каким восхищением рассматривали и даже украдкой трогали прекрасную мебель, не веря, что эту красоту создали человеческие руки! Как захлёбывались от восторга, рассказывая своему капитану, что вот прямо сейчас с ними заговорил сам король, и назвал их обоих «юными идальго»!.. А теперь… Теперь роскошь дворцов у них прочно ассоциируется со смертью. Как и у неё.

– Ты грустишь, Эли. – Джеймс был, как всегда, предельно внимателен к супруге. – Почему? Мы уже почти на месте.

Галка молча погладила его руку. Чувство вины не проходило. Ведь только случай с отравлением спас её от прямого попадания в королевскую постель. Если бы не шевалье де Лесаж, посчитавший себя умнее всех, быть бы ей очередным экспонатом донжуанской коллекции Людовика Четырнадцатого. Впрочем, спасение от королевского алькова было не единственным плюсом, который генералу Сен-Доменга удалось выжать из злонамеренного отравления. Король, тоже чувствуя себя в какой-то степени виновным, без разговоров подписал четыре весьма выгодных для Сен-Доменга документа. Хотя до того полный месяц тянул кота за хвост, стараясь выторговать условия, куда более прибыльные для Франции, чем для заморского острова. Испанский посол дон Антонио примчался к постели пострадавшей одним из первых, стараясь заверить сеньору генерала, что он никоим образом не причастен к свалившемуся на неё несчастью. Галка верила ему на все сто: во-первых, испанец не самоубийца, а во-вторых, меньше всего на свете он желал срыва переговоров. А в качестве доказательства своих добрых намерений тут же отписал в Мадрид письмецо с изложением всех пунктов будущего мирного договора. Правда, он не ручался, что её величество королева-мать согласится их обсуждать, но положительный сдвиг налицо… Галка погладила крышку резного лакированного ларца, в котором хранились везомые ею документы.

– Не было бы счастья, да несчастье помогло, – сказала она по-русски. – Знаешь, Джек, а я ведь… Я ведь капитулировала. Я… согласилась…

– Я знаю, милая, – Джеймс ласково поцеловал её в висок. – Когда мы ели эти чёртовы сладости, я уже знал.

– Ты… слышал?

– Нет. Мне передали записку. Я потом проверил: это был почерк маркизы де Монтеспан.

– Вот сучка! – вспылила Галка. – Не дай бог встретимся ещё раз – обрею налысо! [126]

– Её можно понять: не в силах предотвратить то, что ей казалось неизбежным, она решила отомстить тебе чисто по-женски.

– Прости меня, Джек.

– За что, Эли? Разве должна просить прощения женщина, которую принуждали к близости весьма нешуточными угрозами?

– Ты и это знал?

– Догадался. Я слишком хорошо знаю тебя. – Джеймс улыбнулся. – Ты бы никогда по доброй воле не легла в постель с таким надменным и себялюбивым типом.

– Джек. – Галка уткнулась лицом ему в плечо. – Если бы ты был в курсе, какой ты чудесный человек, то никогда бы на мне не женился.

– Милая моя, – Эшби погладил её по голове, словно маленькую девочку. – Никто из нас не застрахован от ошибок и слабостей. Я вовсе не так идеален, как ты думаешь. Но обвинять любимую женщину в измене после изнасилования – а ведь то, что король собирался сделать, ничем от изнасилования не отличается – ни за что не стал бы.

– Зато ты наверняка пошёл бы бить ему морду.

– Это верно. И попал бы на плаху – за оскорбление величества.

– Вот за это я и прошу у тебя прощения, Джек…

– Вы моя гостья, мадам, вам здесь ничего не грозит.

«Как там писал Иван Ефремов? „Слишком много заверений в безопасности“. – „Следовательно, её нет“» – подумала Галка, вспоминая читанный ещё в той жизни «Час Быка»…

…Карета остановилась.

– Мадам, мы прибыли. – Капитан де Жовель склонился к окошку.

Занавеска откинулась.

– Благодарю вас, господин капитан. Передайте также его величеству мою искреннюю благодарность за его заботу.

Капитан чуть склонил голову. Не так, как в первый раз – с облегчением, что наконец-то сбыл с рук малоприятных гостей, – а уже с некоей долей уважения. Как военный военному…

– …Вам приходилось убивать, мадам?

– Да, ваше величество.

– Вы убивали только в бою, по необходимости, или всё же бывали случаи убийства по иным мотивам?

– Да. Я без пощады казню насильников и живодёров.

– Потому что они нарушают установленный вами закон? Я по сути делаю то же самое.

– Не в законе дело. Совершая насилие над теми, кто не может дать сдачи, они теряют право называться людьми…

…Мгновения, когда капитан де Жовель отъехал от кареты, оказалось достаточно.

Галка успела заметить тень на занавеске. Затем дверца резко распахнулась, проём загородила высокая худощавая фигура – высокий рост незнакомца скрадывался тем, что он уже сгибался, чтобы без препятствий проникнуть в карету. И в руке у него был кинжал… Семь лет она ходила на абордажи и до сих пор жива. Тот, кто послал обормота с кинжалом, явно не принял в расчёт этот интересный факт.

– Во имя Святой Матери це… А-а-а-йы-ы-ы!!!

Удар ногой в грудную клетку унёс неудавшегося киллера на мостовую, где его тут же повязали опомнившиеся мушкетёры. Галка готова была поспорить, что сломала «шахиду» пару рёбер… Испугаться она попросту не успела. Просто заметила, что в какой-то момент всё происходящее стало напоминать замедленную съёмку. Потому и реакция оказалась такой… адекватной. И – как показалось окружающим – молниеносной.

– Эли! – вскрикнул Джеймс, запоздало пытаясь прикрыть её собой – он сидел с другой стороны.

– Всё в порядке, Джек, всё в порядке, – Галка с потрясшим даже её саму космическим спокойствием, словно наблюдала всё происходящее со стороны: предельное усилие тела и разума не прошло даром. – Всё уже… закончилось.

– Тебе не уйти от гнева Господнего! – вопил «шахид», которого мушкетёры «спеленали» по всем правилам искусства. А из-за угла уже выбегали стражники во главе с офицером. – Разверзнутся небеса, и дождь огненный прольётся над твоим Вавилоном! Поднимутся воды морские и поглотят его! Содрогнётся земля, и…

– Да ты бы уже определился, чем нас истреблять, что ли? Больше одного раза казнить всё равно не получится.

Галка с Джеймсом, уже выбравшиеся из кареты, обернулись на этот знакомый насмешливый голос. Так и есть: из второй кареты вылез зевающий шевалье де Граммон, успевший задолго до этого прославиться требованиями показать ему Бога и чёрта, а иначе он в них не поверит. [127]«Шахид», голосивший с вдохновением пророка, ведомого на казнь, заткнулся, словно его выключили. А точнее – как подумалось Галке – богохульные словечки Граммона сбили у него внушённую программу. Когда происходил такой сбой, подобные недалёкие фанатики, как правило, на какое-то время лишались дара речи, в том числе и пророческой.

– Мадам, вы не пострадали? – капитан де Жовель даже спешился, дабы удостовериться, что с его подопечной ничего страшного не произошло.

– Я же пиратка, капитан, – Галка устало пожала плечами. – Если не убили в первый же год, потом это сделать очень трудно.

При слове «пиратка» подбежавший капрал-стражник, у которого хватательный рефлекс явно срабатывал намного раньше мозгов, сделал было радостное лицо («Вот, сама призналась! Теперь только отвести её в тюрьму и получить награду!»), но, во-первых, угрюмый вид капитана личной гвардии его величества мог отрезвить кого угодно, а во-вторых, с пирса уже подбегали десятка два матросиков слегка разбойного вида. Наверняка увидели, что что-то произошло с их адмиральшей, и торопятся на помощь. Какая уж тут награда. Как бы ещё не заработать головной боли с этим убийцей – да помилует его Господь. А уж что месье комендант скажет… Словом, не стоит нарываться. Себе дороже.

– Это испанцы, Эли. Их работа.

– Скорее, иезуиты. Чую знакомую по Картахене вонь.

– Я знаю, ты не боишься. Но я за тебя боюсь.

– Джек, я за этот месяц словно постарела лет на десять.

– Нет, милая. Ты просто стала мудрее…

…Июньское солнце, стоявшее чуть не над самыми головами, вызолотило своими лучами воды бухты. В каждом блике чувствовалась та неповторимая радость, которую так хорошо впитал в себя и отразил характер итальянцев и провансальцев. Но Галкина радость сейчас была с горьким привкусом.

– Якорь чист! – крикнул вахтенный.

– Ставить фок и грот! Лево на борт, три румба к югу!

Три пиратских корабля осторожно, стараясь не задеть плотно набившиеся в бухту суда, выходили с рейда. И только когда опасность кого-нибудь зацепить миновала, они подняли все паруса… С форта показались дымки, а затем докатился грохот залпа: Франция орудийным салютом провожала героев Алжира, направлявшихся домой.

– Правый борт – холостыми – огонь!

Фрегаты-сторожевики салютовали флагману Сен-Доменга, как и форт. Пришлось отвечать. Галка удивилась: с чего бы вдруг столько шума? Пираты Мэйна ограбили пиратов Алжира, только и всего.

– Ты недооцениваешь вред, который причиняли алжирцы, Эли, – ответил Джеймс, когда жёнушка высказала ему своё мнение. Сейчас они оба старательно обходили тему покушения. – Это было истинное проклятие Средиземного моря.

– Как и мы – были и остались проклятием моря Испанского, – грустно улыбнулась Галка.

– Как ты сама сказала, осмотрев покорённый Алжир: «Мы с ними настолько не похожи, что просто ужас», – Джеймс намеренно процитировал выражение своей драгоценной половины по-русски, даже скопировав её интонации. – Теперь многие страны Европы могут несколько лет не опасаться их набегов. Есть ещё Тунис и Триполи, но думаю, их быстро задавят.

– Ещё бы…

– Дюкен? – кажется, его величество был неприятно удивлён вопросом мадам генерала. – Он слишком стар для войны.

– Рюйтер старше, и одерживает победы, сир. Будь командор Дюкен моим адмиралом, я бы без колебаний доверила ему командование нашим флотом во время генерального сражения.

– Возможно, будь он вашим адмиралом, мадам, для Сен-Доменга это могло бы обернуться большими неприятностями.

– А… в чём дело?

– Дело в том, что какой-то высокопоставленный гугенот передал голландцам документы, которые позволят им в ближайшее время создать такую же артиллерию, как у нас с вами, – раздражённо проговорил король. – Среди высших офицеров нашего флота был только один гугенот, мадам – командор Дюкен. У нас не было прямых и бесспорных доказательств его измены, лишь свидетельства, что он в тот день находился в Гавре, где происходила передача бумаг. Потому я повелел ему уйти в отставку. Но уверяю вас, если бы доказательства нашлись!..

– Сир, – лицо Галки не выражало ничего, кроме разочарования. Пожалуй, и самый проницательный человек сейчас не догадался бы, что многоходовая комбинация, провёрнутая на свой страх и риск через английскую разведку – дело её рук. – Не знаю, кто и как вас информировал, но сдаётся мне, тут не обошлось без англичан. А они, как вам хорошо известно, втайне желают поражения Франции на море.

– Говорите, – его величество впился в неё холодным взглядом.

– Англичане всё время вертелись вокруг моих верфей и арсенала. У меня есть твёрдая уверенность, что им удалось украсть пару бумажек: их шпион был найден убитым неподалёку от того места, где передавал краденое посланцам с Ямайки. Это следовало из записки, найденной в его кармане. Очевидно, англичане заметали следы, дабы этот человек, за которым мы уже послеживали, их не выдал. Так что стальные пушки сейчас наверняка полным ходом осваивают не столько голландцы, сколько англичане.

– Но вас это прискорбное обстоятельство, как я вижу, вовсе не беспокоит.

– Пустое. Они украли чертежи устаревших, не самых надёжных образцов. А Дюкен, как я думаю, вовсе ни при чём.

– Вполне надёжные свидетели уверяли, что видели в тот вечер в Гавре человека, похожего на него!

– Сир, вот я однажды сбегу в Париж, завернусь в простыню и пойду в полночь гулять по Лувру. А наутро вполне надёжные свидетели вам доложат, будто видели призрак Белой Дамы. Ночью-то все на одно лицо, а англичане большие мастера на подобные подставы.

– Хорошо. Чего вы хотите?

– Верните Дюкена, сир.

– Он – гугенот, мадам.

– Как сказал сам командор Дюкен, когда вы изволили отправить его в отставку – он гугенот, но его заслуги перед Францией истинно католические… [128]

– Да, Дюкен их быстро на ноль помножит, – проговорила Галка, примерно прикинув, сколько кораблей мусульманские пираты выставят против французского флота после разгрома Алжира. – А потом – испанцев с голландцами. Или наоборот: сперва Рюйтера, потом мусульман. А я при всём желании никогда не смогу извиниться перед ним. Он даже не знает, кто на самом деле виноват в его отставке.

– И последующем возвращении, – добавил Джеймс.

– Но его отсутствие на флоте сыграло нам на руку, Джек… Чёрт, вот за что я ненавижу политику, хоть и занимаюсь ею!

– Эй, Воробушек! – из люка вылез сияющий, словно новый луидор, Пьер. – Поди сюда, я тебе кой-чего покажу!

– Опять новую загогулину к пушке приделал? – подцепила его Галка.

– Да ты не болтай, а иди сюда.

Галка, посмеиваясь, спустилась с мостика и полезла в люк. Идеальный порядок на батарейной палубе её нисколько не удивлял: всё на местах, настил выкрашен свежей красной краской, ещё даже запах не выветрился. Пьер был очень ревнив, когда речь шла о порядках в его «царстве». А на пушках – просто помешан. Галка нисколько не удивилась бы, обнаружив на его стальных любимицах оптические прицелы или что-нибудь в этом роде. В общем-то, она почти угадала: первым делом Пьер продемонстрировал ей подзорную трубу, на первый взгляд не отличавшуюся от обычной.

– А ты погляди в неё, – заговорщически подмигнул Пьер. – Сразу поймёшь, в чём разница.

– Чёрт! – Галка, посмотрев в окуляр и увидев тонкие ровные деления, так и подпрыгнула. – Дальномер!

– Ну, что-то в этом роде, – согласился канонир. – При таких пушках, как у нас, надо очень точно определять расстояние. Не то все снаряды мимо пойдут. Я тут даже кой-какие расчёты проделал, табличку бы теперь составить. Так всё равно нужны снаряды, мишени и время.

– Дома этого у тебя будет выше крыши. И отличный математик в придачу. Придём – спросишь немца по фамилии Лейбниц, его туда Влад должен был доставить.

– Дело того стоит, можешь мне поверить, Воробушек… Но это ещё не всё, – тут Пьер состроил хитрую рожу. – Пушки видишь?

– Вижу. Пушки как пушки, тяжёлые, под чёрный порох. Дома надо будет стволы перелить…

– Ага. Только это не те пушки, с которыми мы сюда пришли.

– Как это – не те? – опешила Галка.

– Вот так. Не те. Те, которые с отработанными стволами, сейчас на марсельском форте стоят. А эти только по десятку контрольных полигонных выстрелов сделали. – Пьер, улыбаясь во все тридцать два великолепных зуба, погладил одну из пушек по стволу – словно любимого котёнка.

– Эй, Пьер, ты кого тут без меня ограбил? – Галка начала понимать, к чему он клонит, и тоже заулыбалась.

– А, – Пьер махнул рукой. – Восемь новеньких стволов по две тысячи ливров за штуку – это ж просто даром. А старые благополучно заняли их место на бастионах… Понимаешь, Воробушек, комендант тутошний такой жмот! За каждый су торговался до обморока, ворюга!.. Чего ты ржёшь? Можно подумать, тебе каждый день попадаются стальные пушки по две тысячи! Переливка и протачивание ствола дороже обойдутся. А я у этого висельника ещё тысячу снарядов к ним по дешёвке взял. Ты не поверишь: у него вместо пороха в половине бочонков зола – тоже украл, скотина, и до сих пор не попался. Еле удержался от соблазна отправить на прощанье письмецо куда следует! Ведь если Рюйтер прознает, каково они тут форты содержат, от Марселя камня на камне не останется!

– И эти люди… называют нас… пи… пиратами!.. – еле выдавила из себя Галка, задыхаясь от одолевшего её безудержного хохота.

Если бы Пьер знал, какие воспоминания навеяли его снабженческие подвиги мадам генералу, он бы был весьма удивлён. А Галка смеялась, держась за живот, и, не в состоянии устоять на ногах, потихоньку сползала на снарядный ящик. Смеялась сквозь слёзы, вспоминая свою несчастную родину. Которую подобные марсельскому коменданту высокопоставленные воры распродавали точно так же – по дешёвке…

3

– Говорят, в порту нашли задушенную женщину, – бородатый англичанин-трактирщик – рожа страшная, вот уж действительно пособник нечистого! – пыхнул своей адской трубкой. – Ещё говорят, стража землю носом роет, ищут душегуба. Ну, я думаю, отыщут.

– Точно отыщут? – как можно равнодушнее поинтересовался Богуш, потягивая крепкое и кислое английское пиво. Не чета пражскому, ну да бог с ним. И таким можно жажду утолить.

– Эти – да. Они всегда находят.

– А если невиновного кто оговорит?

– Э, парень, – осклабился трактирщик. – Ты, я вижу, тут новичок. Так послушай, что я тебе скажу, и на ус намотай: у нас, бывает, и без суда казнят. Но только если на горячем застукают. Если нет, засадят в крепость и будут пару месяцев выяснять, насколько ты виновен. Не бойся. Не было ещё случая, чтобы безвинного казнили. Это дело тоже верёвкой пахнет, вот парни из стражи и берегутся. Сто раз перепроверят. А ежели кто-то невиновного оговорил, сам в ад отправится. Потому если и доносят, то стараются по делу. Чтоб самому не влипнуть.

– Сурово у вас, – к мрачному Богушу подсел бородатый кряжистый голландец – один из тех, кто ехал с ним через этот проклятый океан на этот проклятый остров. – Чуть что – сразу петля.

– А ты как думал? – ухмыльнулся трактирщик. – Тут свои законы. Или соблюдай их и живи в своё удовольствие, или пошёл к чёрту.

– Не поминал бы ты нечистого, – опасливо перекрестился Богуш. – Грех это.

– Я своим грехам сам счёт веду, парень, – с этой гнусной пиратской рожи не сходила ухмылка, казавшаяся Малецкому сатанинской гримасой. – Когда срок придёт – сам за них и отвечу. А ты никак решил за меня похлопотать? Свои грехи уже отмолил, что ли?

Богуш резко поставил кружку на стол – даже пиво выплеснулось.

– Не богохульствуй, – буркнул он, мрачно глядя на трактирщика.

– Не разливай пиво, – старый пират, назвавший трактир, видать, в свою честь, не остался в долгу. – Будешь буянить – заставлю разлитое языком слизать.

Голландец расхохотался.

– Молодец, – он подмигнул трактирщику. – Сразу видать – ещё недавно был грозой морей… Михаэль Янсзон, корабельный плотник, – представился он, мотнув крупной головой.

– Джон Причард, – ответил трактирщик. – Уже третий год как содержу это заведение. До того полных семь лет пускал испанцев на дно. А до того служил на английском королевском флоте и занимался тем же самым – пускал испанцев на дно.

– Очень приятно, – весело рассмеялся голландец. – Плесни-ка ещё пива, гроза морей, выпьем за знакомство!

«Прости, матка бозка, несчастных богохульников, ибо не ведают, что творят». Богуш даже подобрал слова, дабы достойно ответить обоим нечестивцам, один из которых признался, что убивал добрых католиков, а другой этим нисколько не возмутился, но прикусил язык. Трактирщик – еретик, бывший пират. С него станется достать нож и выпотрошить верного сына святой матери церкви, если тот ему ещё хоть слово поперёк скажет… Расплатившись, Богуш покинул негостеприимный трактир.

«Нельзя более терпеть эту еретическую мерзость, этих разбойников, – подумал он, перекрестившись на церковь. – Пойду сейчас к ксендзу Винценту. Предамся в руки Господа, дабы исполнить волю его…»

– Слышь, приятель, а этого богослова недоделанного, что мне всё про грехи толковал, ты знаешь? – как бы между делом поинтересовался Причард.

– Да поляк какой-то, – Янсзон достал из кармана глиняную трубку, набил табаком и запалил от свечки. – Я об его имечко чуть язык не сломал. Кожевничал в Лионе. Потом к вам за море подался. То ли на деньгу польстился, то ли чего натворил… А ты что на него взъелся? Тут пиво по столам разливают и без этого чёртового поляка, – весело улыбнулся он. – Не по нутру пришёлся, а?

– Я терпеть не могу, когда мне начинают указывать все кому не лень, – проговорил Причард.

– Ну конечно, ты ведь капитаном был. Верно?

– Верно.

– И ходил в эскадре этой вашей дамочки?

– «Дамочки», – криво усмехнулся «старый пират». – Приятель, мне сорок пять, и я за всю свою жизнь подчинялся без разговоров только троим. Отцу, Мингсу и этой «дамочке». Объяснить, почему?

– Я догадливый, – голландец был весельчак и болтун, но зла не держал. – А поляк и впрямь странный какой-то. Пока мы сюда ехали, все перезнакомились. Друг дружке о родных местах рассказывали, радовались, что будет достойная плата за работу, что детишки выучатся, в люди выйдут. А этот как воды в рот набрал. Каждое слово клещами тянуть приходилось, хоть по-французски говорит лучше меня. Чуть что – сразу крестится… Э, приятель, а у тебя нюх на людей, – снова рассмеялся Михаэль. – Сразу гнильцу почуял, да?

– Я не был бы пиратским капитаном и не дожил бы до этой вот стоянки на берегу, если бы не имел нюха на людей…

– Отче, что мне делать? Слаб я.

– Молитва укрепит дух твой, – по-отечески мягко проговорил ксёндз Винцент. Говорили они по-французски – ибо святой отец не знал польского, а Богуш – испанского. – Тело – всего лишь обуза для души праведной. Недаром оно терзает её болями: это нечистый, чьё царство и есть плоть, стремится совратить тебя с пути истинного.

– Значит, истинно праведный путь – избавление от греховной плоти, отче?

– Рано или поздно через это проходят все. Но лишь немногим, твёрдым в истинной вере, дано вознестись после смерти в царство Божие. Разве не замечал ты, как грешники цепляются за жизнь, стараются любой ценой отсрочить неизбежное?

– Замечал, отче! – просиял Богуш: один к одному его собственные мысли! – Их души отягощены грехами и обречены попасть в ад, а тело удерживает их в этом мире! И они, одержимые страхом перед вечными муками, стремятся задержаться на земле!

– Ты истинный христианин, Богуслав Малецкий, – отец Висенте постарался как можно правильнее произнести странное для него славянское имя. – Ты достоин царства Божьего.

– Укажи путь, отче. Я готов.

– Мученическая смерть за истинную веру – вот путь святого. И твой.

– Я готов, – повторил Богуш. – Что мне делать, отче? Скажи, всё исполню.

– Убийство – смертный грех, сын мой. Но если ты пожертвуешь своей земной жизнью ради избавления мира от еретички, превратившей форпост католической веры в разбойничий вертеп, гибель от руки её приспешников искупит все твои грехи. И ты войдёшь в царство небесное.

– Благослови, отче.

«Второго такого безумца до прихода эскадры мне всё равно не найти, – думал отец Висенте, благословив и отпустив поляка. – А значит, нужно убрать первоочередную цель. Если, конечно, люди ордена не убрали её в Марселе, но лишняя страховка не помешает. Старик епископ скоро сам вознесётся в царство небесное, святым только туда и дорога – да простит меня Матерь Божья за такие мысли. А мы, грешные, расчищаем дорогу для всемирного триумфа католичества, как умеем… О, как много ещё работы!»

– Больно?

– Ещё как… Ведь не тебя, а меня этот проклятый разбойник кулаком в челюсть… У-у-у! Встречу – зарежу мерзавца!

– Да, чтобы украсить своей персоной городскую виселицу, – съязвил Педро. – Больно много чести для пиратского быдла, чтоб из-за него купеческого сына повесили.

– А что ты предлагаешь? Утереться и простить?

– Нет, – Педро загадочно улыбнулся. – Есть идея получше.

Педро и впрямь был заводилой в их компании. Не все его идеи бывали удачны, но по большей части Диего нравились его авантюры. Кроме последней, разумеется… Интересно, во что он его снова втянет?

– Выкладывай, – Диего понизил голос до шёпота, зыркнув на дверь. Матушка и так едва согласилась пустить к нему друга, а если узнает, что они опять что-то затевают – Педро отправят домой, а его запрут на замок. Хорошо ещё, если опять не приставят сторожем эту черномазую дубину Пабло.

Минут пять Педро шёпотом, на ухо, рассказывал Диего о своей идее. Тот поначалу не поверил. Затем испугался. А потом… Потом понял, что Педро прав: это и впрямь отличная идея.

4

 
Штиль. Ветер молчит.
Упал белой чайкой на дно.
Штиль. Наш корабль забыт,
Один в мире, скованном сном… [129]
 

Столько лет прошло, а строчки из песни некогда любимой группы «Ария» всё-таки не стёрлись из памяти. И вспомнились в самый раз, к месту… Милях в трёхстах к югу от Азорских островов «Гардарика», «Амазонка» и «Ле Арди» попали в полосу мёртвого штиля. Море стало похоже на огромное мутноватое зеркало, воздух буквально стоял на месте, солнышко припекало – над палубами натянули парусину – матросы от нечего делать дрыхли в кубрике, играли в карты и кости, травили байки. Новобранцев, навербованных в Марселе, давным-давно проинструктировали и поднатаскали в «азиатском бое». На Галкин взгляд, то, чему сейчас обучали салаг на её кораблях, уже мало напоминало классическое айкидо. Пиратская жизнь внесла в это благородное искусство свои коррективы, и теперь это был уже некий своеобразный стиль, не похожий ни на какой другой. Вернее, похожий сразу на многие. Что-то от испанской дестрезы, [130]что-то от французского боя на палках, что-то от английского кулачного боя, хотя основа и теоретическая часть всё равно оставались японскими. Получилось нечто странное, но очень эффективное. Новички после первых занятий волками выли, но после втягивались… и уже не представляли своей жизни без этого убойного искусства. Сейчас, когда воздух над палубой стал вязким от тяжёлого смоляного запаха, не было никакого желания даже шевелиться, не то что заниматься рукопашным боем… Хорошо в трюмах полно продуктов и воды, можно хоть три недели спокойно болтаться посреди уснувшего океана и не волноваться насчёт пути до Сен-Доменга. Пираты не раз и не два встречали в море «корабли-призраки» – посудины с несвежими трупами на борту. Эти невезучие наверняка попали в штиль, и им из-за крыс и неистребимой экономии кэпов на продуктах элементарно не хватило еды. Почти на каждом обнаруживались следы того, что озверевшие от голода матросы поедали своих товарищей. Должно быть, соломинки тянули, определяя, кто станет обедом для остальных. А может, и не тянули… Когда на такой «призрак» наткнулась «Гардарика» – а было это задолго до похода на Картахену, – Галка долго молчала. А потом объявила, что если перед выходом в море на борту не будет двойного запаса продуктов, квартирмейстер и кок повиснут на рее. И с тех пор это правило на флагмане соблюдалось неукоснительно.

В каюте было душно, несмотря на открытое окно. Потому мистер и миссис Эшби почти всё светлое время суток проводили на палубе, в тени парусиновых тентов. Вот и сейчас Галка, пользуясь вынужденным бездельем, сидела на планшире и записывала всё случившееся после Алжира в свой дневник. Джеймс дремал, умостившись на большой бухте каната, и потому не видел, как Хайме – сам, между прочим, выучившийся грамоте всего пару лет назад и делавший две ошибки в собственном имени – учил уже заметно окрепшего Хосе-Индейца «разбираться в буковках». Хосе-Рыжий буквы знал как бы не лучше боцмана, но тот сразу пресёк попытки вмешаться в учебный процесс: «Яйца курицу не учат, парень!» Потому мальчишка то и дело тихонечко прыскал в кулак, наблюдая этот бесплатный балаган…

– Шлюпка от «Ле Арди» отвалила! – крикнул вахтенный, радуясь хоть какому-то сдвигу в этом однообразии.

Его крик разбудил Джеймса. Сонный штурман, быстро «включившись», переглянулся с женой.

– Опять… – вздохнули оба.

– Да пошли ты его подальше, Воробушек, – посоветовал Хайме, оторвавшись от дощечки, на которой он рисовал обожжённой палочкой буквы для своего ученика. – Надоел хуже солонины.

– Послать я кого хошь могу, и далеко. Только этот пойдёт по указанному адресу не один, а со своим фрегатом, – ответила Галка. И обратилась к мужу: – Джек, когда он явится, оставь нас одних минут на пять.

– Будешь его отшивать? – криво усмехнулся Джеймс, потягиваясь. – Давно пора.

Минут через пять шлюпка с «Ле Арди» пришвартовалась к флагману, и на борт пожаловал шевалье де Граммон собственной персоной. В который уже раз за эти четыре дня. Если в Версале он не рисковал конкурировать с самим королём, то сейчас будто навёрстывал упущенное, решив наконец штурмовать крепость по имени Алина-Воробушек. Его не смущали даже присутствие Джеймса и кривые усмешки братвы. Его вообще ничего не смущало. А от применения силы удерживало, пожалуй, лишь одно: Галкина репутация непредсказуемоопасной дамы… Шевалье кивком поприветствовал супругов Эшби, встретивших его на квартердеке.

– Твои матросы, должно быть, устали возить тебя туда-сюда, – весело прокомментировала Галка его появление. Краем глаза она видела, как гребцы поднялись на борт и присоединились к матросам «Гардарики», игравшим в кости на днище бочки. Игра на ценности здесь была запрещена, потому играли на вахты. Но раз парни не остались в шлюпке, значит, шевалье тут надолго.

– Я на «Ле Арди» сдохну от скуки, – признался Граммон, тут же усаживаясь на планшир и обмахиваясь шляпой. – Здесь хоть есть образованные люди, с которыми можно словом перемолвиться.

– Предлагай тему, – Галка закрыла записную книжку и сунула в карман.

– Веракрус.

– Заманчиво, – согласился Джеймс. – Особенно после восстания индейцев Юкатана.

– Вот именно, – хмыкнул Граммон, беспардонно раздевая взглядом его жёнушку, отчего Эшби еле поборол искушение чуток подтолкнуть его. Падать тут невысоко, не расшибётся небось. Но хотя бы вымоется и малость поостынет. – Богатенькие доны сейчас сбегаются под защиту этой крепости, самое время будет их там навестить. К тому же – я абсолютно уверен – там скопилось много золота и серебра. Ты ведь, Воробушек, так дело поставила, что они полных два года вообще не отправляли слитки в Испанию. Боялись, что ты уведёшь у них эти грузы, как увела пару конвоев с зерном.

– Испанцы не идиоты, они наверняка знают, что мы ушли в Европу, – Галка упорно делала вид, будто не замечает наглых взглядов шевалье.

– Ха! Будто ты не в курсе, как они умеют зады чесать, когда действовать надо! – Граммон темпераментно взмахнул шляпой. – Пока они узнали, что мы вышли из Сен-Доменга, пока до них дошли слухи, что нас видели у Гибралтара, пока проснулись и начали собирать лоханки со всего Мэйна!.. Спорю, они сейчас ещё даже якоря не подняли.

– Идея дельная, – усмехнулась Галка. – Ведь если верить нашим примерным подсчётам, за два года доны могли накопить слитков и камушков на сумму от восьмидесяти до ста двадцати миллионов песо… Ага… – она вдруг оживилась, словно ей в голову пришла какая-то очень интересная мысль. – Вот оно что… Нет, это не просто дельная идея – это отличная идея, шевалье!

– Знаешь, Воробушек, я бы предпочёл, чтобы ты называла меня по имени, – не преминул уточнить Граммон.