Текст книги "Не женское дело (Тетралогия)"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 99 страниц)

Рассмеялся и Этьен, явно с облегчением. Он оценил иронию: Франция явно не в том положении, чтобы посылать прославленного флотоводца против пиратов. Аккуратно отжал курок, вернув его в исходное положение, и засунул пистолет за пояс. Галка медленным движением положила костяной ножик на стол – только рукоятка легонько стукнула по дереву. На лице Этьена отражалась отчаянная внутренняя борьба. Наконец он посмотрел на Галку и сказал:

– Теперь назад мне ходу нет, сами понимаете. Провалившихся шпионов убирают безжалостно. – Галка понимающе кивнула, и Этьен продолжал: – Ренегатов тоже не жалуют. Так что отныне не будет у вас более преданного слуги, чем я. – И поклонился Галке с почтительностью: – Мой генерал.

– Принимаю твою присягу, – хмыкнула она. – Но слуги мне не нужны. Мне нужны друзья.

Этьен невесело улыбнулся, и в этот момент в дверь каюты постучали.

– Подходим к рейду Сен-Доменга, – сообщил вахтенный из коридора. Видимо, Эшби не велел ему заходить в каюту. Ну и слава богу – вопросов меньше.

– Спасибо, сейчас иду, – откликнулась Галка, надевая камзол. Потом поднесла руку ко лбу, провела по волосам.

Голова не болела.

17

На фортах Сен-Доменга были установлены восемь нарезных орудий, точно таких же, как на трех кораблях пиратской флотилии. Но стрелять с качающейся палубы или с каменной стены – это, как говорят в одном причерноморском городе, две большие разницы. Еще при установке орудия хорошенько пристреляли, и теперь ближе чем на полторы мили к форту подходить рискованно. «Гардарика», «Сварог» и «Перун» эту невидимую границу пересекли спокойно. Зная, что ни одна пушка крепости не выстрелит, если никто не начнет стрелять с кораблей. Следом в кильватерном строю шли «Жанна» и «Дюнуа», еще не оснащенные нарезными орудиями, но в ближнем бою очень опасные – они были быстрее и маневреннее прочих линкоров эскадры, а по огневой мощи почти им не уступали. Фрегаты выстроились второй линией вслед за «Амазонкой».

Корабли, свернув паруса, остановились в восьми кабельтовых от форта. Вполне достаточно, чтобы открыть огонь по бастионам. И получить от них адекватный ответ. Теперь преимущества по вооружению не было. Было преимущество в маневренности, но это мадам адмирала как будто не волновало вовсе.

– Она словно думает, стрелять или нет, – проворчал д'Ожерон, стараясь не пропустить самое интересное.

Он сказал только это, но подумал куда больше. Впрочем, он был слишком умен, чтобы говорить вслух все, о чем думал.

– Если она промедлит с атакой еще хотя бы полчаса, у вас будут все основания отдать ее под суд, – не слишком довольно проговорил де Баас.

Д'Ожерон невесело усмехнулся. «Смешно, – подумал господин губернатор. – Каким образом де Баас теперь собирается отдавать ее под суд?» Он уже понял, что сделал большую глупость. Если мадам Спарроу решит пойти с колонистами на переговоры – кто сможет ей помешать? Если решит к бунтовщикам присоединиться – кто сумеет ее остановить? Хотя… А кто, собственно, может дать гарантию, что вся эта каша с бунтом не заварена ею самой? Если так, то для чего?..

– Я вам говорил, что мы влипли в прескверную историю? – Усмешка д'Ожерона сделалась едкой. – Я ошибся. Мы с вами, месье де Баас, сейчас угодили в такую… – И он назвал точный адрес места, в которое они, по его мнению, угодили.

В те времена, если поблизости не было дамы, и на самых высших уровнях могли ввернуть в разговор непристойность, крепкое словцо. Но сейчас де Баас смотрел на своего коллегу с Тортуги с нескрываемым изумлением.

– Будьте любезны пояснить ваши слова, – сказал он.

– А вы еще не поняли? – Д'Ожерон уже откровенно издевался. – Вы ведь неглупый человек. Можете попробовать просчитать наши шансы против пиратской эскадры, а потом уже заговаривать о каком-то суде. Или вы думаете, эта дама испугается вашего грозного окрика и сама наденет на себя цепи?

– На этот случай у меня есть страховка, сударь, – проговорил де Баас. – Мой человек на борту галеона. В случае, если мадам выйдет из подчинения, ему приказано ее убить.

– Надеюсь, вы понимаете, насколько это сейчас опасно? – нахмурился д'Ожерон.

– Как бы там ни было, а отозвать своего человека или отменить приказ я уже не могу.

– О, в таком случае я буду молиться, чтобы у вашего человека благоразумие одержало верх над инструкцией, – буркнул д'Ожерон. При всем желании он тоже уже ничего не мог сделать. Разве что действительно помолиться.

Ожидание грозило затянуться. Нервы у обоих губернаторов были на пределе: д'Ожерон теребил манжету, де Баас расхаживал по мостику, и оба молчали. О чем еще говорить? Они здорово прокололись, и дай бог, чтобы опасения месье Бертрана оказались напрасными… А если нет? Тогда им обоим предстоят долгие и тошнотворные объяснения с месье Кольбером, директорами компании, а возможно, и с его величеством. Бунты и во Франции не редкость, но во время войны улаживать еще и эту проблему – увольте. Испания ведь не упустит момент, чтобы воспользоваться этой брешью. Маракайбо-то ужепридется отложить на неопределенное время. А там, глядишь, будет готова к выходу в море эскадра, стоящая сейчас на рейде Сантьяго…

– Что это? – Де Баас вскинул подзорную трубу, и, убедившись, что зрение его не обмануло: – Что она делает, черт бы ее побрал?!!

Д'Ожерону и без трубы было видно, как с клотиков пиратских кораблей спускают французские флаги. Плохо знавший мадам Спарроу человек мог бы подумать, что она таким манером пытается уломать бунтовщиков на мирные переговоры. Но уж кто-кто, а месье Бертран хорошо знал эту женщину. Она за все время только раз спустила флаг. Чтобы тут же поднять на клотик красный вымпел и вступить в неравный бой с испанцами. Но сейчас порты ее кораблей закрыты. Стало быть, сражаться она и не думает. Зачем же тогда?..

«Ах, черт, я ее недооценил!..»

Не красные вымпелы, а точно такие же, как на форте Сен-Доменга, трехцветные флаги поднялись над пиратской флотилией. Черная полоса, белая, красная.

– Вы… вы это видите? – вскричал де Баас.

– Вижу, – пожал плечами д'Ожерон, всем своим видом демонстрируя олимпийское спокойствие.

– Это же заговор! – бушевал де Баас. Он крайне редко впадал в такое бешенство, а тут было отчего рвать и метать. – Голову даю на отсечение: это все – и бунт в том числе – ее рук дело!

– Незачем так кричать: я об этом уже догадался, сударь, – невозмутимо ответил д'Ожерон. – Будьте любезны, успокойтесь, вас может удар хватить – на такой-то жаре. Все равно мы ничего не можем с этим поделать.

Де Баас выдернул из кармана камзола тонкий батистовый платочек и вытер взмокшее лицо.

– Господи! – простонал он, закрыв глаза. – Д'Ожерон, вы хоть представляете, чтодля Франции означает потеря Сен-Доменга?

– Еще ничего толком не известно, сударь, – осадил его месье Бертран. – Шлюпку на воду! – крикнул он боцману. – Месье Вальдемар, – это уже офицеру, стоявшему за его спиной и прилагавшему немалые усилия, чтобы сдержать улыбку, – вы едете со мной.

Де Баас явно хотел сказать что-то насчет заложников и благоразумия, но промолчал, наткнувшись на холодный взгляд своего коллеги. Что ж, д'Ожерон всю сознательную жизнь водился с пиратами, ему виднее, как поступать.

– Я тоже поеду с вами. – Это единственное, что он еще мог сделать ради спасения своего тонущего престижа.

Имей он дело с другим пиратом – поостерегся бы. Взять в заложники богатого и влиятельного господина для этих разбойников как раз плюнуть. Но эта дама… До сих пор она брала в заложники только испанцев, да и то – не в пример иным джентльменам удачи обращалась с ними предельно гуманно. А сейчас ей придется удариться в политику, да и реальной опасности со стороны французов пока не было никакой, так что с этой стороны все должно быть в порядке. При одном условии, конечно.

Если он сам сумеет сдержаться. Франция далеко. Слишком далеко…

18

– Представляете, какие рожи они сейчас скорчили? – посмеивались пираты, глядя на «Экюель». Говорили они, понятное дело, о господах губернаторах, наверняка сделавших уже выводы из всего увиденного. – Сто чертей им куда не надо… А если сдуру палить начнут – потопим к дьяволу.

– Не начнут, не дураки же они, в самом-то деле, – проговорил Хайме, знавший, что его капитан никогда ничего не делает, не прикинув последствия. – О, глядите! Шлюпка!

– Встретим дорогих гостей как положено, – усмехнулась Галка. – С берега, я вижу, вышел кто-то под парусом.

– Это ял, – сказал Джеймс. – Ветер ему не попутный, но будет здесь раньше шлюпки.

– Замечательно.

Пока все шло четко по плану, без сюрпризов. Пока… Если же де Баас сумеет переломить д'Ожерона и Влад останется на «Экюеле» в качестве заложника, то ситуация может стать весьма интересной, малопредсказуемой… и опасной. Но губернатор Тортуги и Сен-Доменга слишком умен, чтобы пойти сейчас на такой риск. Все, чем он располагал на данный момент, – пара фрегатов и шесть штук кораблей помельче. Но его сила была не здесь, в Мэйне, а в Версале. И если вопрос поставить не тем ребром и не в той плоскости, то ссора с Версалем обеспечена. Тогда рано или поздно их задавят. А нет на свете ничего горше мимолетного успеха…

…Когда шлюпка с «Экюеля» пришвартовалась к борту «Гардарики», Галка встретила гостей во всеоружии. Она еще за пару кабельтовых высмотрела, что едут оба губернатора в сопровождении трех офицеров. В числе коих был и Влад. Разум возобладал над вполне понятными чувствами, и теперь на пути странной республики – полупиратской, полуторговой, с зачатками высоких технологий – могут возникнуть только два препятствия. Враги – понятно. Испанцы, узнав о случившемся, форсируют подготовку своей эскадры. Если опять губернатор с вице-адмиралом не разругаются в пух и перья. Англичане тоже любители прибрать к рукам чего плохо лежит и могут прозондировать почву на предмет халявы. Халявы, понятно, не предвидится, но попытки урвать кусок будут непременно. И это не могли не понимать оба губернатора. Потому Галка крепко надеялась на их здравый смысл. Ну и кое-что интересное – в качестве вкусной приманки…

– Господа, рада вас видеть на борту «Гардарики», – спокойно и вежливо произнесла Галка. Пираты тем временем ненавязчиво взяли прибывших в плотное кольцо. – Нам с вами есть что обсудить.

Де Баас зыркнул на нее, на месье Аллена – недавно прибывшего с берега на том самом яле, – но с ним говорили вполне корректно. А это означало, что еще не все потеряно. В общем-то д'Ожерон был прав: хорошо, что Бретонец пока не убил ее. Он вполне может сделать это и позже, когда окончательно станет ясно, кто есть кто.

– Мадам, я полагал, что вы окончательно отошли от пиратства, но увы, мои надежды оказались напрасны. – Де Баас, однако, позволил себе начать разговор с выпада в адрес этой дамы. Если она играет в мужские игры, то пусть не обижается, если с ней и разговаривать станут по-мужски. – Имя вашему поступку – измена.

– Ни в коем случае, – проговорила женщина. – Будь все это изменой, по вашим кораблям открыли бы огонь. Кое-кто из капитанов даже выдвигал подобную идею. Но я ее отклонила, и знаете почему? Во-первых, я не хочу, чтобы французы стреляли по французам. Во-вторых, вы еще не оценили всей политической выгоды, которую Франция может получить от этой коллизии. И наконец, у вас на борту был мой брат. – Тут Галка весело улыбнулась и подмигнула Владу.

Д'Ожерон обмахнулся надушенным платочком. Так получилось, что он стоял на самом солнцепеке. От палубы поднимался смоляной душок, из камбуза доносился запах жареной рыбы, пиратам, окружившим делегацию, тоже было жарко. И эту неудобоваримую смесь – а ведь на пиратском флагмане вообще было куда чище, чем на прочих судах – не мог побороть даже окрепший ветер.

– Нас безусловно радует ваше желание уладить дело мирным путем, мадам, – произнес он. – Но зачем же было доводить до крайностей? И кто этот месье? – Он кивнул в сторону гостя с берега.

– Робер Аллен, – учтиво, но с достоинством, поклонился «месье». – Я в свое время выкупил верфь Сен-Доменга, господин губернатор, если вы помните. Но в данный момент я говорю с вами не как владелец верфи. Я уполномочен заявить, что если король Франции не может или не желает обеспечить благополучие своих подданных в Сен-Доменге, то Сен-Доменг выходит из подчинения королю Франции. Декларацию о независимости, принятую вчера на совете, я привез с собой – дабы мадам Спарроу имела возможность либо поставить свою подпись, либо отвергнуть ее положения.

– И мадам подписала. – Д'Ожерон уколол Галку ледяным взглядом.

– Конечно, подписала, – усмехнулась та. – Сьер де Шаверни кое в чем был прав. Что же это за армия и флот без страны? И что за страна без армии и флота? Курам на смех.

Мрачные губернаторы переглянулись… и помрачнели еще больше.

– У вас был чудесный шанс послужить Франции, мадам, – не без скрытой язвительности сказал де Баас. – Де Шаверни был прав еще кое в чем: это великая честь. Но вы, к сожалению, предпочли ее отвергнуть.

– Отвергнуть? – В серых глазах пиратки загорелся опасный огонек. – Здесь вы правы. Я действительно кое-что отвергла. К примеру, эту унизительную зависимость от деляг из Вест-Индской компании. Как бы я ни сопротивлялась, они все равно убили бы все мои замыслы и дела. В зародыше. Эдакий политико-экономический аборт, прошу прощения. Еще я отвергла это ожидание у моря погоды… пардон – ценных указаний из Версаля. Пока напишешь письмо, пока оно дойдет – если вообще дойдет; пока король изволит его прочесть – если изволит… А будет ли еще реакция – бог его знает… Мы не можем позволить себе немыслимую роскошь жить задним числом, господа. Мэйн – это такое место на земном шаре, где нужно жить своим умом.

– Мы не отвергнем дружеских отношений с Францией, господа, – добавил Аллен. – В случае, если Франция сочтет нужным их предложить. Но мадам Спарроу права: если Франция согласится с тем, что мы будем жить по своему разумению, то ничего, кроме чистой выгоды, она не получит.

– Вот как. – Д'Ожерон обладал удивительным чутьем на выгоду, какова бы она ни была. Слова месье Алена действительно могли обернуться немалой прибылью. Если повести себя должным образом. – Вы желаете вести переговоры по всей форме, господа?

– Именно, – ответил Аллен.

– Не удобнее ли это будет делать в кают-компании?

– А зачем? – Галка пожала плечами и добавила под смешки пиратов: – Здесь все свои, чего стесняться-то? Впрочем, если вам тяжело стоять, сейчас вынесут стулья и натянут парусину.

– Я помню ваш спор с господином де Шаверни по поводу всеобщего обсуждения важных вопросов, – криво усмехнулся де Баас. – Что ж, если ваша команда желает присутствовать при историческом событии, – тут его усмешка сделалась язвительной, – я не имею ничего против.

– Не только присутствовать, но и участвовать, – уточнила мадам капитан. – И уверяю вас, сударь, ирония здесь неуместна. Это действительно историческое событие. Но вот какого масштаба – судить уже не нам с вами…

…Оба губернатора были политиками по профессии, а пиратка – по призванию. А когда политики начинают «перетягивание каната» – кто, кому и за какую выгоду должен что-то уступить – это, как правило, надолго и всерьез. Обе стороны вымотались до предела. Помнится, пираты предлагали Галке заставить губернаторов вести переговоры в присутствии совета капитанов. Только Билли был против этой затеи: мол, не будем давить на них еще и полным составом совета, они и так будут очень сильно расстроены. Пусть думают, будто представляют из себя что-то важное, все равно решение принимать не им, а королю. Мы так или иначе получим свою гавань, свою страну, но вот надолго ли – зависит от того, насколько д'Ожерон и де Баас поверят в наше дружелюбие…

Когда солнце стало подбираться к западному горизонту – переговоры и впрямь затянулись – стороны пришли к некоему соглашению. Закрепив его на бумаге, отметили это дело праздничным ужином – на все двести пятьдесят человек…

Солнце зашло, и на бархат тропического неба кто-то щедрой рукой высыпал пригоршню звезд-бриллиантов. Губернаторы, вежливо отказавшись от приглашения остаться на борту «Гардарики» или переночевать в городе, отправились на «Экюель». А Галка, сидя на планшире и держась рукой за вантину, смотрела на звезды.

Помнится, едва ли не самым первым ее впечатлением от этогомира был торжественно сияющий Млечный Путь. Пять с лишним лет не жизни, а выживания из кого угодно выбьют романтическую пыль. Но Галка так и не разучилась восхищаться великолепием этого зрелища. В общем-то, не сохрани она в себе эту способность восхищаться красотой мира и мечтать, ничего бы этого не было. Ни ограбления Картахены на двадцать с лишним лет раньше, ни захвата Сен-Доменга, ни, тем более, провозглашения его независимым государством. В Мэйне на какое-то – и весьма недолгое – время появилась бы женщина-пиратка. И закончила бы она свои дни в лучшем случае в бою. А в худшем – не стоит описывать. Но эта мечта превратила обыкновенную, в общем-то, бандитку в сильного руководителя, за которым пошли никогда не признававшие ничьей власти пираты.

Галка не только нашла свой курс. Она обрела и свою гавань.

Надолго ли?

19

– Что, трудно быть демиургом?

Влад, ни дать ни взять, думал о том же: надолго ли? И у него были целых две причины для волнения: Исабель и дочка. Пропадет он – им тоже не выжить.

– Демиургом… – хмыкнула Галка, не без сожаления отрываясь от зрелища Млечного Пути – на него она могла бы смотреть хоть вечность. – Скорее щенком, брошенным в воду и не желающим тонуть.

– А что, есть разница? – усмехнулся Влад. – Лично для меня – нет.

– Тогда что же тебе не нравится, братан? – Галка хитро прищурилась. В скудном свете кормового фонаря ее лицо казалось отлитым из светлой бронзы. Тропический загар тогда был не в моде, но во всем, что касалось внешности, она плевала на условности, сохраняя право быть собой.

– Я не уверен, что французы согласятся принять твое предложение.

– Ну… Я в этом тоже не на сто пудов уверена, но все-таки… Ты бы отказался пригрести чужими руками такой шикарный островок, как Куба? И за компанию получить весь технологический цикл по производству нарезных пушек – в обмен на признание независимости и поставки лотарингской руды? Или на целых двадцать лет поиметь нехилые торговые льготы?

– Вряд ли, – с улыбкой ответил Влад. – А ты бы смирилась, если бы у тебя из-под носа увели такой жирный кусок, как Гаити, да еще условия при этом ставили?

– При большом желании и адекватной замене – пожалуй, смирилась бы.

– Ну ты, блин, политик, – хмыкнул Влад. – Честное слово, сколько тебя знаю, до сих пор привыкнуть не могу. Откуда в тебе это?

– Что – это?

– Умение убедить человека в своей правоте, даже если ты врешь.

– Ну, брат, это и есть самый главный компонент для успешной карьеры политика, – негромко рассмеялась Галка. И тут же, прекратив смеяться, призналась: – А ты в курсе, как меня сегодня перетрясло? Причем не один раз. Месье Бертран… Удивляюсь, как он раньше нас не раскусил.

– Он до последнего не верил, что ты решишься, – сказал Влад. – Да тут никто на твоем месте не решился бы. Вице-губернаторство в кармане, чего еще надо?

– А у меня запросы чуть побольше, чем у Моргана.

– У тебя… Ведь это Билли настаивал на варианте с независимым государством, а не ты.

– Я предпочитаю не столько говорить, сколько делать. Ну а Билли – он же вне себя от счастья. – Галка улыбнулась. – Сбылась его – и не только его – давняя мечта. Не зависеть больше от капризов левой пятки дяди за океаном, а строить жизнь по своему усмотрению… Правда, Причард предупредил, что не всем капитанам это придется по душе…

– А чего ты хотела? Мало кто из братвы захочет ради своей гавани пожертвовать хоть каплей своей вольницы.

– Насчет «мало кто» ты чуток погорячился, но все равно этого не миновать… А, ладно! – Галка махнула рукой. – Можно подумать, это единственная проблема, которая нам светит в ближайшем будущем. А своя гавань… Многие парни прямо говорят: вот это именно то, за что и сдохнуть не стыдно.

– Парни – понятно. А за что готова умереть ты?

– Блин, и ты тоже взял моду задавать неудобные вопросы, – рассмеялась Галка. – Научила на свою голову!.. За что я готова умереть, спрашиваешь? – совершенно серьезно сказала она пару секунд спустя. – За будущее для Жано, для твоей Кати, для других детей. За то, чтобы страна, в которой им предстоит жить, не стала для них диким лесом, где каждый шаг – это борьба за выживание. За то, чтобы они могли учиться, чтобы стали по-настоящему знающими людьми, и тогда им не будет страшна никакая лапша на уши. Помнишь, как Ефремов в «Часе быка» писал? «Нельзя быть свободными и невежественными». Тысячу раз прав был старик. А если нам удастся воплотить этот девиз в жизнь и не погибнуть, то тогда можно будет сказать, что мы жили не напрасно.

– Как говорил герой другой известной книги: «Не слишком ли сильно сказано?» [76]– Влад еще в своем родном двадцать первом веке устал от «сильных фраз» с нулевым содержанием, сыпавшихся из уст разного рода деятелей.

– Знаешь, братец, – проговорила Галка, – бывают ситуации, когда пафос уместен. Просто подзатаскали его, используя по делу и без дела.

– А, – протянул Влад, уже с юмором. – Прости, я, грешным делом, подумал, будто ты заболела профессиональной болезнью наших политиков.

– У меня иммунитет на этот вирус. – Галка хихикнула, вспомнив родину. И тут же мотнула головой: кажется, подступает очередной приступ мигрени, и пора на боковую. А то так совсем сгореть недолго. – Ладно, брат, пошла я баиньки. Тебе тоже советую выспаться – завтра денек будет ничем не лучше этого.

– Да уж, выпроваживать из города всю контору Вест-Индской компании… Не завидую, – искренне посочувствовал Влад. – Ну все, спокойной ночи… сестренка.

Самый лучший способ для политика-ничтожества доказать свою значимость и незаменимость – убедить народ, что при его власти люди живут в сущем раю. А раз для построения рая в отдельно взятой стране клепок в голове не хватает, то существует один испытанный метод: показывать людям всяческие ужастики. Там что-то взорвалось, упало, затонуло, а там вообще стреляют. В общем, пипл, живите и радуйтесь, что у вас всего этого нет. Поканет.

Я еще в своем времени задавала ярым либералам один вопрос. Ответа, который не вызывал бы у меня дикий хохот, я так и не услышала. А вопрос таков: почему при тоталитарной советской власти, под тяжелой пятой «кровавой гэбни», население росло, а при суперположительных демократах и «свободе слова» – народ попросту вымирает? И ведь не только в Украине. Сказки про то, что аборты в Союзе не делали вообще, чуть ли не под страхом смертной казни, – полная фигня. У моей матери могло бы быть четверо братьев или сестер, но бабушка решила, что ей достаточно одного ребенка. И никто ее за это в КГБ за шиворот не тащил… А биологи давно дали бы ответ: популяция вида уменьшается при изменении условий проживания этого самого вида к худшему… Надеюсь, дальше пояснять не надо?

Здесь, в семнадцатом веке, кстати, мораль еще иная, религиозная в полном смысле. Количество детей не зависит ни от материального, ни от социального положения, а только от здоровья женщины. Со мной, наверное, что-то не то, раз за четыре года у нас с Джеком получились только два выкидыша на ранних сроках. Братва даже и не знала, что я вообще была беременна. Но речь о другом. Речь о том, что в моем времени родители имеют возможность выбора – рожать или не рожать. Когда они не знают, какая напасть ждет завтра их самих, то как они могут быть уверены, что их ребенок получит нормальное образование, хорошую работу, возможность самому иметь детей? И какое решение они в большинстве случаев примут?..

Страх и неуверенность в завтрашнем дне убивают нас в прямом и переносном смысле. Нельзя бояться. Страх – это бессилие, поражение и смерть. Он – наш самый главный враг.

20

– Они ушли, экселенц.

– Вам не удалось их задержать?

– Увы, их кто-то предупредил. Они покинули свой дом еще ночью.

– А обыск?

– Мои люди нашли только это.

На стол лег обрывок какой-то черной веревки. Или того, что могло показаться веревкой: на месте обрыва явственно виднелись тонкие прожилки меди.

– Это обнаружили на крыше, экселенц. Больше ничего найдено не было: они увезли все.

– Стало быть, они ушли на второй каравелле. Что сказал начальник порта?

– Они объявили, что идут в Сантьяго. По сведениям моего наблюдателя в порту, на борт каравеллы были погружены оба разыскиваемых нами плоских ящикаи один весьма тяжелый сундук, окованный железом.

– Что ж, значит, они окончательно отказались от сотрудничества с нами… Будьте любезны отписать сеньору архиепископу. Если ониотказались от нас, мы отказываемся от них.

21

…Каравелла слегка покачивалась на малой волне.

Рангоут был неполон, обшивка кое-где разошлась, краска с бортов местами облезла, но судно вполне могло пройти еще сотню миль. Если бы на борту еще имелась команда. Но шторм и ямайские пираты, покружившие вокруг ошметков эскадры, сделали свое черное дело.

Ураган был просто жуткий, за пять с лишним лет пребывания в Мэйне Галка такое видела впервые. Все двенадцать баллов, легендарная «Катрина» отдыхает. Да еще не в сезон: начало мая на дворе. Город Сен-Доменг зацепило лишь его краем – и то на многих домах снесло кровлю, а в Алькасар де Колон вообще пришлось закрывать окна деревянными ставнями. Четыре небольших корабля в бухте сорвало с якоря и выбросило на берег. Галка – генерал Сен-Доменга – и месье Аллен – глава торгового совета – уже прикидывали, сколько денег придется выложить из казны на ремонт зданий и помощь пострадавшим. А вот северо-западную оконечность острова и Тортугу измочалило капитально. Явившиеся оттуда капитаны рассказали, каких бед натворил ураган… Но, как говорится, нет худа без добра. Этот же ураган практически полностью уничтожил испанскую эскадру, предназначенную для нападения на пока еще никем не признанную республику.

– Пять линкоров, одиннадцать фрегатов. – Джеймс вместе с женушкой читал письмо одного из капитанов, подобравшего пару десятков испанцев на шлюпке. – Не считая мелких судов… Мы могли бы отбиться, дорогая. С потерями, но могли бы.

Галка ласково провела ладонью по его плечу. Так и есть: мышцы как каменные. Опять, небось, весь день провозился с навигационной программой в ноутбуке. «Вот интересно, – подумала она, с улыбкой вставая с места и начиная потихоньку разминать мужу занемевшие плечи и шею. – Почему Джек так легко научился пользоваться компьютером? И не только как юзер: уже программы потихоньку пишет!»

– Тут, как видишь, обошлось и без наших потерь, и без нашего участия, – негромко сказала она, массируя пальцами его лопатки. – Камикадзе.

– Ками… Прости, Эли, что ты сказала?

– Это японское слово, Джек. – Галка задумалась. – Во времена Мартина в Японии были такие летчики-самоубийцы. Их самолеты затаривали бомбами под завязку и горючим в одну сторону – только до цели долететь. И они разбивались о палубы американских авианосцев во славу своего императора. Но происхождение слова гораздо древнее. Когда монголы покорили Китай и Корею, они решили не останавливаться на достигнутом. Собрали сильный флот для вторжения в Японию, погрузили на него войска. Но налетел ураган, и от флота остались одни воспоминания. А японцы, сочтя это прямым подтверждением, что их острова находятся под покровительством богов, назвали тот ураган «камикадзе» – «божественный ветер».

– Дорогая, уж не хочешь ли ты сказать, что у нас тоже завелся небесный покровитель? – не без иронии проговорил Джеймс. Улучив момент, поймал руку жены и прижался к ней щекой.

– Да бог его знает. – Галка пожала плечами. – Знаешь, что меня вообще навело на мысль о «божественном ветре»? Мы с Мигелем облазили эту трофейную каравеллу от киля до клотика. Она – точная копия «Гвадалахары», на которой он ходил. Во всех смыслах.

– А ее груз? – встрепенулся Джеймс.

– На дне. Капитан Беннет с Ямайки, который ее захватил, сказал, что перед абордажем испанцы кое-что выкинули за борт. А именно – два широких плоских ящика и один большой сундук. Беннет предложил им сдаться, но они отказались и погибли все до единого при абордаже… И знаешь, дорогой, я Беннету верю. Хотя бы потому, что немножко в курсе, с кем он имел дело.

Джеймс мягко, но настойчиво потянул женушку за руку, и та послушно села на соседний стул.

– Эли, если так, то наши недруги – или их союзники-иезуиты – теперь либо решатся на какую-нибудь отчаянную акцию, либо… уйдут в сторону, – сказал он, не скрывая тревоги. – Я боюсь за тебя.

– Не стоит, солнце, – нежно улыбнулась Галка – она очень редко так делала. – Когда я увидела каравеллу, возникло странное чувство. Будто отпустило что-то, державшее меня все эти пять лет.

– И все же будь осторожна, Эли. – Джеймс имел все основания доверять чутью супруги, но лишняя страховка не помешает. – Может быть, мои страхи напрасны, но больше всего на свете я боюсь тебя потерять.

– Я знаю, милый. – Галка с улыбкой погладила его по руке.

Ураган, который она так для себя и назвала – «Камикадзе», – давно обрушил свою ярость на Кубу и Флориду и наверняка уже выдыхался где-то над континентом. А здесь очистившееся от туч и удушающей белесой пелены небо и избавленная от нестерпимого зноя земля словно говорили людям: после грозы рано или поздно из-за туч выйдет солнце… Лишившиеся крыш дома уже перекрывали заново. Вырванные с корнем деревья порубили на дрова и убрали. Поврежденные бурей корабли отвели в доки или вытащили на берег. Торговцы изучали свои склады на предмет материального ущерба. Эти хитрецы опять попытаются выдавить из казны лишнюю денежку, но здесь их ждет малоприятный сюрприз. Торговый совет располагал весьма точными данными относительно размеров состояния едва ли не каждого купца в городе. Тактика экономической разведки, не раз оправдавшая себя при захвате испанских городов, оказалась небесполезной и здесь…

…Затишье. С тех пор, как над Мэйном пронесся тот ураган, прошло четыре месяца. Четыре месяца полной неизвестности.

То есть в Сен-Доменг спокойно заходили торговые суда под флагами Британии, Франции, Португалии и даже Голландии. Торговля в те времена не так сильно зависела от политики, как в наш век. Не заходили только испанцы, и вполне понятно почему… Уже вернулись из Бреста «Сварог» и «Жанна», миссией которых было прорекламировать «свободные земли» и привезти хотя бы пару сотен поселенцев. Билли имел на руках инструкции отдавать предпочтение мастеровым и военным. С семьями. И хотя французские власти еще не получили никаких указаний относительно строптивой республики, это не мешало им распространять жутковатые слухи о «разбойничьем острове». Впрочем, несмотря на подобные подлянки, в желавших бесплатно пересечь океан, получить неплохие подъемные, дом и кусок земли недостатка не было. Военным была обещана быстрая карьера – если заслужат. Торговцам и ремесленникам – немалые льготы… Два немаленьких линкора были чуть не под завязку забиты пассажирами, до Сен-Доменга едва-едва хватило провианта. Но эти люди были довольны не столько тем, что переехали в теплые края, сколько тем, что их не обманули.