Текст книги "Не женское дело (Тетралогия)"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 87 (всего у книги 99 страниц)

«Не должность, а бочка дерьма, – мысленно ругался Жан, вынося приговор капитану Блезуа: штраф в размере тысячи ливров. – Черт, и почему некоторые так рвутся „наверх“? Тут же свихнуться недолго!»

– Послушай, парень, – когда все начали расходиться, Жан тихонечко придержал рыбака, – останься на пару слов, разговор есть.

Ариета удивился: чтобы сам сеньор губернатор с ним заговорил? Впрочем, этот, кажись, из пиратов, а пираты люди простые, не склонные к пышным церемониям и дворянской спеси. Если среди них и есть дворяне, то пиратский быт быстренько эту самую спесь из их голов выбивает. Но что нужно губернатору от простого рыбака-баска?

– Хосефа, подожди в приемной. – Ариета подтолкнул все еще хлюпавшую носом дочь к двери.

– Не стоит этого делать, приятель, – Жан недобро усмехнулся. – Не ровен час, выйдешь – а девочки нет.

– Вы же в нашу пользу все решили! – опешил Ариета. – Что этот капитан теперь может сделать?

– Да много чего, парень. Ты не шуми, а слушай. – Жан перестал ухмыляться и сделался совершенно серьезным. Пожалуй, даже мрачным. – Суд ты выиграл, это верно. Только ты Блезуа плохо знаешь. А я с ним два года по одной палубе ходил, пока он своим кораблем не разжился. Ему ж до сих пор никто не отказывал! А тут какая-то сопливка «нет» сказала, разве Анри такое простит? Он темноты дождется, тебя прирежет, а дочку твою к себе в дом заберет. И хорошо, если только в дом, а не на сторожевик. Поиграется с ней сам, потом команде отдаст, а там концы в воду, чтоб ни свидетелей, ни трупа. Оно тебе надо? Нет. Оно и мне не надо. Потому послушай, что я тебе скажу: сейчас же иди домой, собирай манатки, грузись в лодку и мотай в Сен-Доменг. Сейчас же, не дожидаясь темноты!

– В столицу? – ахнул Ариета. – Да что я там делать-то буду? Там же никого знакомых у меня нет и не было!

– Будто тут у тебя были знакомые, когда вы сюда явились на своей обглоданной скорлупке, – фыркнул Жан, покосившись сперва на бледную, дрожащую Хосефу, а затем на закрытую дверь. – Я письмо напишу, отдашь или коменданту Сен-Доменга месье Реми, или капитану Жерому, или генералу.

– Ох! – испуганно выдохнул Ариета. – Генералу!

– Да, генералу, ты не ослышался. Ее трудно назвать доброй бабой, но свой угол у вас точно будет. А там уж… Ты мужик работящий, не пропадешь. И девчонку пристроишь. Понял?

– Понял, – обреченно кивнул Ариета. Опять бегство. Опять судьба, словно насмехаясь, дает пинка под зад, когда все вроде налаживаться начало…

– Я сейчас с тобой двоих парней пошлю, так, на всякий случай, – продолжал Гасконец. – Небось, Блезуа поостережется с вами связываться, пока они будут при вас. Но я ж не могу выделить тебе пожизненную охрану, согласись. А Анри злопамятный. Так что давай, не тяни время.

Антонио запоздало сообразил, что господин губернатор сейчас делает для него доброе дело. А за добро не грех и поблагодарить.

– Спасибо вам, – с тяжелым вздохом проговорил он.

– Не за что, приятель, – Жан сощурил глаза, словно прицеливался. – Я не столько о тебе, сколько о себе думаю. Ты-то уедешь, а мне тут с этими… красавцами еще жить. Короче, вали отсюда скорее. Если задержишься до ночи, сам будешь виноват.

Жан оказался прав: не прошло и часа с того момента, когда лодка баска в сумерках отчалила от пирса Кайонны, унося и Антонио, и его дочь, и двоих работников, как оставленный в спешке дом рыбака подвергся нападению. Не застав там семейство Ариета, капитан Блезуа все понял и в полнейшей ярости бросился в порт. Но там ему популярно объяснили, что «Индеанка» еще не получила разрешение на выход в море. А попробуешь, мол, выйти без разрешения – пеняй на себя. Пушки в Горном форте стоят не только для защиты города от нападения, но и для отстрела всяких там дезертиров и самовольщиков. Весь фарватер простреливается, канониры и ночью не промахнутся… Блезуа, сообразив, от кого исходила подобная идея, тут же ломанулся в дом губернатора. В прежнюю резиденцию д'Ожерона…

– Ты что себе позволяешь?!! – орал он, бегая по комнате, будто курица с отрубленной головой. – Черт бы тебя подрал, Гасконец, я думал, ты настоящий рыцарь удачи, а ты вступаешься за этих… этих!..

– Заткнись, – ровным, но достаточно жестким тоном проговорил Жан. Словно команду «К бою!» отдал. И сразу все встало на свои места: у Блезуа сработал навык моряка – подчинение старшему по рангу. – Заткнись и слушай. Эти рыбаки признали наш закон и платят нам за защиту, стало быть, они свои. А своих обижать как-то не того, брат. Нехорошо.

– Свои! – вспылил Блезуа, взмахнув шляпой – дорогой парижской шляпой с перьями, купленной вместе с красивым камзолом специально ради сватовства. – Да кто они такие, Жан? Рыбой насквозь провонялись! Тьфу! Этот чертов баск и его дура доченька за счастье должны были считать, что я к ним честно посватался, а не задрал девке подол при первой же встрече! Да я для Сен-Доменга в тысячу раз больше сделал, чем они все!

– С этим никто не спорит. Только ведешь ты себя сейчас как последний дурак, – немного язвительно проговорил Жан. – Что ты к этой соплячке прикипел? Она еще в куклы, небось, играется. Тоже мне, нашел невесту бравый капитан! Жениться охота? Я ж не против. Найди себе купеческую дочку или вдову, а малолеток оставь в покое, это тебя до добра не доведет.

– Ты, что ли, в мою постель заглядывать будешь? – ощерился Блезуа.

– Если надо – буду, – жестко проговорил – как припечатал – Гасконец. – Я тут губернатором поставлен, и мне нужен порядок в Кайонне. Будешь его соблюдать – живи в свое удовольствие. А станешь нарушать – повешу, как собаку. Ясно?

– Ясно, – выцедил сквозь зубы Блезуа. Что ж, капитан есть капитан, даже если ты сам давно уже капитанствуешь на другом корабле…

– Отец, что с нами теперь будет?

– Ничего плохого, Хосефа. Теперь уже ничего…

– Но мы опять убегаем.

– Я надеюсь, больше нам убегать не придется. Помолись Пресвятой Деве, доченька. Она всегда прислушивается к молитвам безгрешных.

Хосефа, потупив взгляд, вдруг всхлипнула.

– Ты что, доченька? – удивился Ариета.

– Я вовсе не безгрешная… Я… я обманывала вас, отец… – заплакала девочка. – Те деньги, что вы давали мне на обеды… Я их не тратила, я собирала… Хотела книжку купить… Басни господина Лафонтена-а-а… – Тут она совсем раскисла и заревела в голос.

Антонио, никак не ожидавший такого признания (честно говоря, при первых словах дочери он даже испугался – что девчонка могла такого натворить?), обнял дочь и рассмеялся с явным облегчением. Базиль и Симон, управлявшиеся с парусом и рулем, тоже не выдержали, прыснули.

– Не плачь, девочка, – Антонио, все еще смеясь, погладил Хосефу по голове. – Приедем – я сам тебе эту книжку куплю. Честное слово!

4

Шторм, налетевший на Сен-Доменг, не отличался какой-то особенной силой: так, что-то средненькое, в июле-августе бывают куда похуже. Обычно сезон штормов приносил затишье в торговле. Прибыль прибылью, а когда риск потерять корабль со всем грузом возрастает в десять раз, невольно подумаешь об отдыхе. Сезон вроде прошел, но даже под этим явно последним в году штормом Сен-Доменгу было неуютно. Ветер пригибал пальмы и ветви деревьев к земле, торговые ряды опустели. Лавки закрылись, работа прекратилась, добрые граждане попрятались по домам, плотно закрывая двери и ставни. В припортовых трактирах тоже особенного оживления не наблюдалось: матросня да мастеровые, либо припозднившиеся на работе и укрывшиеся от непогоды в первой попавшейся забегаловке, либо закоренелые холостяки, для которых таверна – второй дом… Кое-кто из завсегдатаев клялся, что восхищается завыванием ветра и стуком тяжелых капель по навесу и ставням. Причард только усмехался в бороду: он искренне не понимал, что тут может быть восхитительного. Ну завывает, ну стучит. Крыша не течет – и слава богу. Но не пристало трактирщику сообщать свое мнение подобным поэтичным натурам. Платит за съеденное-выпитое? Очень хорошо. Вот если бы не платил, тогда другое дело. А этот чертов голландец Янсзон, чтоб ему провалиться, видит его насквозь, до самых потрохов…

– Неужто тебя вовсе за душу не берет этот ветер? – хмыкал плотник, заказав свою излюбленную свинину с капустой и пиво. – Тебя, бывшего капитана? Не верится мне что-то.

– Твое дело, – пожал плечами Причард.

– Что ж ты тогда стол накрыл? Опять твоя прежняя команда тут соберется?

– Может, и соберется, тебе-то что? – хмуро буркнул хозяин «Старого пирата». – Заведено у нас так.

– Другие-то не собираются.

– То их дело – собираться или нет. И вообще, чего пристал?

– А я поглядеть хочу, – заулыбался Янсзон. – Слухи ходят, будто почти все нынешние капитаны когда-то под твоим началом были. Вот и посмотрю, любопытно же: притащатся они сюда в такую погодку или нет?

– Все притащатся, будь уверен, – криво усмехнулся Причард. – А вот и первые.

В зал, плотно прикрыв за собой дверь, вошли двое в непромокаемых плащах-дождевиках. С плащей, само собой, тут же натекло, но Причард даже не подумал рявкнуть на новоприбывших – мол, могли бы и под навесом подождать… Билли и Пьер. Причард даже изволил удивленно поднять бровь: до сего дня Пьер ни разу не присоединялся к ним на этой традиционной октябрьской посиделке. На других – сколько угодно, но только не на этой. Что ж, все когда-нибудь случается в первый раз… Не успели эти двое поприветствовать хозяина – своего бывшего кэпа – и усесться за столом, как явились еще двое. Жером и Хайме. Эти тоже были из команды «Орфея» и тоже входили в большую компанию друзей, но их не было десять лет назад на том клятом островке, с которого все началось. Впрочем, их пригласили, и они пришли… Влад заявился один, без сопровождения. Дуарте находился в Гаване, но на днях прислал письмо, его уже читала вся компания. И напоследок пришли Галка с Джеймсом.

Развесили мокрые плащи на гвоздиках в углу, сели за стол, наполнили кружки. Снова, как повелось в последние годы, молча сдвинули их. Выпили.

Десять лет прошло. Они живы. Чем не повод?

– А как там твоя донья Инес? – Билли, за десять лет не растерявший ни грамма своего ехидства, не удержался, подцепил Меченого. – Я слышал, будто она собралась жаловаться – что ты не хочешь жить с ней в законном браке.

– Вот ведь муха назойливая! – отмахнулся Жером. – Детей я признал, всех одеваю-обуваю, кормлю, живем в богатом доме, а она все ноет. Чего ей еще надо?

– Возьми и спроси, – не отставал Билли. – Только не у меня, а у нее.

– Возьму и спрошу. При тебе, – хмыкнул Жером. – Сам-то уже подсуетился, или пора магометанского священника из Стамбула выписывать, чтоб он тебя с женой повенчал?

– Стамбул далеко, а мэрия близко, – рассмеялся Билли.

Этой фразой он напомнил всем присутствующим недавно введенный в Сен-Доменге закон. Если жених и невеста принадлежали к разным конфессиям, то брак мог быть заключен по любому из двух обрядов, по договоренности, и признавался республикой. Если же по каким-то причинам священнослужители и семьи молодоженов не находили общий язык насчет того, по какому из обрядов следует венчаться, то можно было спокойно пожениться в мэрии. И этот «государственный брак» признавался республикой наравне с церковным. Пока случаи заключения таких браков можно было пересчитать по пальцам, но, к примеру, Билли и Мариам этот закон здорово выручил: протестантский священник отказывался венчать англичанина с мусульманкой, а случись тут мулла, решительный отказ и проклятия на голову получил бы уже бравый адмирал. Кстати, на днях весь город только и говорил, что о свадьбе Фелипе Муньоса, сына одного из богатейших хлеботорговцев Сен-Доменга, с Анной Рамбаль, старшей дочерью «бумажного барона» Жана-Батиста Рамбаля. Даже в газете о том написали. Католик женился на гугенотке! Галка и Джеймс были приглашены в качестве почетных гостей. Им, как и большинству прочих, сразу бросилась в глаза немаловажная деталь: ни жених, ни невеста не блистали красотой. Правда, по отзывам месье Аллена, они оба отличались завидным умом. Фелипе Муньос был мал ростом, худ и бледноват для испанца, прихрамывал на левую ногу. Мадемуазель Рамбаль оказалась на полголовы его выше, была чуток сутуловата и близоруко щурилась. Но оба едва ли не в буквальном смысле светились от счастья. Галка сразу почувствовала: эти двое будут вместе до гробовой доски, и ни единой минуты не пожалеют о своем решении… А если бы не закон о государственном браке? Кто знает, как бы все обернулось?

– Ладно, остряк доморощенный, я тебе все припомню, – Меченый скорчил страшную рожу. – Вот погоди, придет твой сынок к моим девкам свататься, я на нем за тебя отыграюсь.

– Ух, какой ты злопамятный! – хихикнула Галка. Билли и Жером – взрослые мужики, женатые, сами детей имеют, а ведут себя как мальчишки. – Неужели столько лет ждать будешь?

– Да будет вам, – Жером, не выдержав фасона, весело фыркнул. – Уже и пошутить нельзя. Налейте-ка мне еще кружечку.

– Я бы на твоем месте так не веселился, – процедил Причард, выколотив трубку в щербатую плошку, на которой и так уже красовалась впечатляющая куча табачного пепла.

– Да ну, – отмахнулся Меченый. – Сам знаю, что скоро война. Так что? Рвать на себе последние волосы с горя? Хрен, не дождутся!

– Война может быть скорее, чем ты думаешь, – мрачно проговорил Пьер, задумчиво разглядывая дно своей опустевшей кружки. – Я последние полгода послеживаю за купчишками. И знаешь, что заметил? Французы, голландцы, испанцы, даже юкатанские торговцы уже объявились – все ведут себя как раньше. Бродят по лавкам, выбирают, где что лучше, торгуются. Потом грузятся и уходят, чтобы скоро вернуться за новым товаром. А английские купцы как с ума посходили. Последний месяц как придет англичанин с Ямайки, так бегает по лавкам будто угорелый, скупает товар большими партиями и почти не торгуется. Притом сахар и ром они не берут, хватают новые штучки вроде плащей, ламп, зеркал, цветных бус и этой горючей вонючки, что в лампы заправляют. Даже бумагу скупают. Если бы не последний запрет на вывоз оружия, они бы и оружейные лавки опустошили. Вот так набьет трюм – и уходит.

– Что ж тут странного? – хмыкнул Хайме. – Я, конечно, не дока в торговом деле, но и за тобой, приятель, такого таланта тоже не замечал.

– Все очень просто, – Влад не зря учился на экономиста. Хоть и закончил соответствующий факультет не с отличием, но кое-что из полученных знаний ему все-таки тут пригодилось. – Англичане хорошо умеют считать денежки. И если платят не торгуясь, то уверены, что скоро получат хороший навар.

– Это в свою очередь ничего хорошего для нас не значит, – Галка продолжила развивать его мысль. – Английские купцы попросту знают,что скоро наших товаров днем с огнем не сыщешь. Во всяком случае, им так сказали. Потому и гребут все что видят.

– Вот ведь ублюдки… – буркнул Пьер. – А я тут размечтался. Написал сестре, чтоб уговорила мужа сюда приехать…

– А ты сделай так, чтобы это все было не напрасно, – жестко проговорил Билли. Он всегда был самым ярым сторонником «своей гавани», и когда эта идея, хорошо ли, плохо ли, но воплотилась в жизнь, воспринимал выпады разных иноземцев в адрес Сен-Доменга как личное оскорбление. – Сколько мы своей и чужой крови пролили? Многовато, чтобы за здорово живешь отдать чертовым милордам этот милый островок, не так ли? Планы они насчет него настроили, понимаешь… А не пошли бы они на … со своими планами! Мы тоже люди, ничем не хуже них, и хотим жить так, как нам нравится!

– Поверь, Билли, именно это и есть главная причина того, что нас так не любят, – невесело улыбнулся Джеймс. – Кое-кому очень не по нраву то, что мы смеем считать себя ничем не хуже.

– Ну это их проблемы, – в Галкиной усмешке было больше яда, чем в Париже со всеми его отравительницами и черными аббатами. – Тут все свои, потому, братцы, выскажусь откровенно. Люди Этьена кое-что вызнали. Против нас пошлют эскадру из Портсмута. В ее составе, по разным сведениям, от шести до девяти восьмидесятипушечников, а сколько фрегатов и мелочи – того пока никто не знает.

– То есть на нас наедут не как на пиратов, а как на цивилизованное государство, – не менее ядовито проговорил Влад. – Хоть это радует.

– Они что, последние мозги растеряли? – недоверчиво фыркнул Причард. – Да их со свету сживут, если Англия окажется зачинщиком войны без всякой видимой причины! Что? Драка у Серебряной банки? Фрегаты первыми напали, это признали даже сами англичане!

– А ты думаешь, что повода к войне придется долго ждать? – хохотнул Билли. – Это ж самое плевое дело, сам знаешь. Из-за мышиного чиха, если надо, войну объявят.

– А что это им даст? Ну придут, ну разорят тут все к чертям собачьим – на радость королю Людовику, который наверняка сдал нас своему английскому братцу, гнида, – продолжал Причард, набивая трубку новой порцией кубинского табака. – И что получат? Остров да развалины. Да злых испанцев. Никакого тебе белого пороха, никаких пистолетиков… Зачем тогда им рисковать кораблями? Мы же просто так не уйдем. Даже если милорды нас и задавят, то сами надорвутся.

– Кто знает, может, французский король этого и хочет – чтобы мы подохли, а англичане надорвались.

– Да кто знает, что вообще в королевских башках варится? – хмыкнул Хайме. – Вот побывал я в Версале, и только одно могу сказать: честным людям там делать нечего. Сожрут.

– Лично мне не хочется становиться чьим-то обедом, – Джеймс позволил себе едкую иронию.

– Мне тоже, – Галка, в отличие от мужа, сказала это совершенно серьезно. – Я ошиблась, думая, что нам дадут хотя бы два года передышки. Фиг с маслом, и года не дали. А сейчас счет уже идет на недели. Если не на дни.

– Ага, море после шторма уляжется – и начнется, – скривился Жером. – Вот черт… Только соберешься пожить спокойно – нате вам, являются.

«Как говорят у меня на родине – не то жалко, что своя корова сдохла, а то, что у соседа жива, – не без горечи подумала Галка. – Завидки берут, что они там чубы друг другу рвут, а мы пока еще нет. Карл Стюарт может и недалекий в политике человек, но окружают его и более компетентные товарищи, способные дать хороший совет. Правда, он их далеко не всегда слушает. Король ведь, а не какой-нибудь там „прэзыдэнт“. Но иногда… Плоховато я помню зарубежную историю этих времен. Кажется, только при этом Карле английский военный флот сидел в большой заднице. Ему веселиться хотелось, вот и экономил на чем только мог. При Кромвеле нас бы в порошок стерли. Да и Вильгельм Оранский в качестве короля Англии тоже крутой противник, он бы просто не дал нам подняться. А это значит, что нам крупно повезло. И с местом, и с временем. Ну что ж, если так, то шанс у нас есть. И я жизни не пожалею ради этого шанса».

– Что-то не так?

– Нет, пока все в порядке, Причард. Задумалась вот…

– Больно много ты думаешь, детка. Состаришься раньше времени.

– Плевать. Я перед зеркалом не верчусь, как некоторые. – Сегодня на Галку напал приступ язвительности. Друзья разошлись по домам и кораблям, а она задержалась на пять минут.

Нужно было утрясти с Причардом один важный вопрос.

– Счет пошел на недели, если не на дни, говоришь? – Причард без лишних слов понимал, зачем она тут осталась. – Здорово ты им хвост отдавила.

– Знаешь, о чем я сейчас думала? – спросила Галка.

– Ну?

– Вспоминала бой у крепости Чагрес. Тот самый, где ты так красиво кинул сэра Генри.

– Хм… Тебе что-то не нравится? Не кинь я его тогда, валялись бы мои кости где-нибудь на дне. Причем неважно, кто бы там победил – ты или Морган. Я свой выбор сделал, и вот результат: я жив.

– Тебе снова придется делать выбор, Причард.

– Даже так? – недобро прищурился старый пират.

– Именно так.

Разговор людей с сильными характерами всегда непрост. Причард – флибустьер старой закалки, хитрый жук, за милю чуявший любую перемену. И Галка. Которая просто хотела выжить в беспощадном мире и остаться человеком. Они понимали друг друга без лишних разговоров. Зачем слова? И так ведь все понятно.

– Я подумаю, – проговорил Причард, дымя своей неизменной, уже заметно обгрызенной трубкой.

5

– Что скажете, лейтенант?

– Потрясающая вещь, сир. – Лейтенант де Мопертюи все вертел в руках подарок из Сен-Доменга, и, когда король сделал знак положить «игрушку» обратно в шкатулку, сделал это с явным сожалением. – Шесть выстрелов подряд. Пистолет меньше и легче обычного, заряжать его также куда проще… Если бы обе наши роты были вооружены такими пистолетами, сир!

«Наши оружейники легко наделали бы и тысячу подобных пистолей, – с некоей долей ревности подумал король, разглядывая подарочек. – Но секрет этого оружия не в его устройстве, а в рецепте белого пороха и запала, который мадам Эшби охраняет еще более ревностно, чем свою честь. Надо будет отдать несколько патронов для изучения. Возможно, господам ученым удастся разгадать эту загадку».

А Сен-Доменг и впрямь был щедр на загадки. Когда Мансар завершил строительство Зеркальной галереи, и король принимал там иностранных послов, у его величества был повод гордиться: огромные прекрасные зеркала были изготовлены во Франции, а не куплены в Венеции, как водилось ранее. Но вскоре ему преподнесли в подарок дивную вазу из стекла необычайной прозрачности, сверкавшую гранями, словно она была выточена из драгоценного камня. Вазу привезли из Сен-Доменга. Как и яркий светильник, заправляемый очищенным «земляным маслом». Король уже приказал отыскать в пределах Франции и в недавно обретенных землях месторождения этого масла, а когда найдут, провести опыты по его очистке до нужного состояния. Ибо возить этот «керосин» за тридевять земель было чертовски накладно… Ладно – стекло и керосин. Если вложить кое-какие деньги и дать ученым время, то же самое можно будет делать и во Франции. Но как прикажете повторить непромокаемые плащи для моряков, если и рецепт неизвестен, и сырье для них все равно придется возить из Нового Света? Взять-то его больше негде. Сен-доменгские мастера в последнее время научились добавлять в «стойкий каучук» краски – красные, синие или желтые – и делать плащи более тонкими, изящными. А интерес короля к загадочной заморской республике немедленно сказался на версальской моде: теперь среди придворных дам считалось особенным шиком погулять под дождиком в таком плащике. Даже несмотря на странный запах, шедший от этих новомодных одежек. Впрочем, на фоне версальской нелюбви к мытью и повального использования парфюмерии это было уже неважно.

«А теперь еще и этот пистолет, – его величество провел рукой, затянутой в алую шелковую перчатку, по барабану и деревянным, ничем не украшенным накладкам рукояти. – Испробовать его в действии? Одно дело, когда стреляет лейтенант мушкетеров, и другое – выстрелить самому».

Не устоял перед искушением. Что значит – хорошее оружие!

Собственно патроны его величество не удивили: бумажные «свертки» были известны давно. Правда, этиоказались свернуты из очень плотной бумаги, вытянутые свинцовые пульки со скругленными кончиками выглядывали из «свертков», а донышки были медными. Заправив шесть штук в открытый барабан, он защелкнул рамку, как и было описано в сопроводительном письме. Курок взводить не стал: ведь написано же – может стрелять и так. Разумеется, пришлось приложить некое усилие, нажимая на спусковой крючок, но курок благодаря упрятанному внутри хитрому механизму начал взводиться сам.

«До чего дошли эти чертовы оружейники!»

Выстрел был каким-то не слишком впечатляющим – ни оглушительного хлопка, ни дыма. Правда, пуля пробивала доску-мишень почти насквозь, как засвидетельствовал де Мопертюи, да вороны, испугавшись резких хлопков, поспешили убраться с парковых деревьев, с которых уже почти облетела осенняя листва. Его величество тонко усмехнулся и надавил на спусковой крючок еще раз, еще… Шесть выстрелов без перезарядки. Ствол при выстреле немного задирает вверх, но это беда любого огнестрельного оружия. В самом деле, если такими пистолетами вооружить его гвардию, противнику очень сильно не поздоровится. И в то же время королю кое-что не понравилось. Во-первых, пока не разгадан секрет патронов, покупать их придется в Сен-Доменге. А во-вторых… Говорят, белым порохом снабжены и заряды корабельной артиллерии господ флибустьеров. Теперь при боевом столкновении с республиканским флотом туго придется любомупротивнику. Можно, конечно, превзойти в навигации и задавить числом, но потери у врагов республики в любом случае будут страшные.

«Жаль мадам Эшби, – подумал Людовик, освобождая барабан от стреляных гильз согласно приложенной к револьверу инструкции. – Я в самом деле любил ее, это не было притворством. К счастью, сие чувство владело мной недолго. Жаль Сен-Доменг. Он действительно мог бы преподнести миру еще немало полезных загадок. Но ради блага Франции я должен ими пожертвовать».

И все же какое-то смутное сомнение не давало его величеству покоя. Он то и дело возвращался к мыслям о револьвере. Все время сравнивал заморскую новинку с тем великолепным ювелирным изделием – ибо пистолем его подарок сен-доменгской даме назвать было трудно. Но за делами и разговорами он никак не мог сосредоточиться на своем сомнении. И только поздним вечером, читая доклад месье де Ла Рейни насчет положения в Англии – весьма интересно, герцог Йоркский, кажется, возглавляет тайный заговор против родного брата – король понял, что его смущало.

«Шесть выстрелов против одного, – думал он. – Картечные фугасы, поражающие вражескую команду на куда большем расстоянии, чем обычная картечь. Теперь эти „револьверы“. Уверен, нам известно еще далеко не все… А у этих господ есть шанс. Маленький, но есть… Что ж, вряд ли это что-то изменит. Разве только игроки в моем раскладе поменяются местами».

Где-то очень далеко от Версаля, мало-помалу превращавшегося в сказку, в образец для подражания и предмет зависти всех дворов Европы, стихал последний в этом году сезонный шторм. Наступало затишье. То самое, которое перед бурей. Только буря эта исходила не от стихийных сил природы, а от подлой натуры человека. Вернее было бы сказать – некоторых конкретных людей.

6

Началось все именно так, как и задумывалось: с атаки ямайских каперов на побережье Сен-Доменга в конце октября. Только продолжение получилось… э-э-э… не совсем тем, на котором строился дальнейший расчет. А ведь Хиггинс предупреждал…

Одним словом, сидя в Порт-Ройяле и читая доставленные из Европы английские, голландские и французские газеты, Оливер чувствовал себя до крайности хреново. «Подлое нападение на островную республику!» «Англия презрела законы божеские и человеческие!» И так далее в том же духе. Это голландцы расстарались, их газеты словно соревновались в том, кто смачнее плюнет в Англию. Чьи уши торчали из этих статеек, угадать нетрудно: миссис Эшби, кажется, никогда не экономила на нужных ей направлениях… И у кого она эту моду взяла? Кажется, дон Хуан в Испании так же вел свою войну с королевой-матерью, еще до совершеннолетия короля. Но здесь голландские щелкоперы постарались на славу. Плевый пиратский наскок на богатые кофейные плантации Сен-Доменга – вернее, на их хозяев и население прибрежных поселений – умудрились раздуть чуть ли не до полномасштабной военной операции против «свободолюбивой республики»! И что ведь удумала эта стерва: отправила в Европу парочку своих скоростных «барракуд», так что новости достигли Старого Света не через пять, а через три недели!.. А ведь с юридической точки зрения тут все чисто, не подкопаешься. Каперы «догадались» атаковать с английскими флагами на клотиках. Высадились, пограбили, порезали, порезвились в поселках. А пока они были заняты столь прибыльным делом, на сигнал – зажженную при виде атакующих пиратов солому на вышке – явился «отряд самообороны» из Эль Кафе. То есть ополченцы из местных под руководством наемных офицеров, приехавших из Европы. Нагруженные добычей, ямайцы решили не ввязываться в драку, а отступить на корабли и дать деру. Но не тут-то было: пока они перестреливались с весьма обозленными аборигенами и грузились на борта, подошли ставшие уже знаменитыми сторожевики-«барракуды». В результате два каперских судна пошли на дно, один сел на мель, а флагман, лишившись румпеля и мачты, предпочел сдаться. Заодно, пытаясь спасти свою шею от веревки, его капитан сдал сен-доменгцам все свои бумаги. Включая комиссию, в которой ясно и четко были прописаны цели означенного капера: Эль Кафе и прилегающие к нему поселения… Правосудие Сен-Доменга, как выяснилось, действительно основано на пиратских законах. А эти законы были крайне суровы к тем, кто нападал на своих.Состоялся суд. Но и из него проклятая пиратка ухитрилась сделать громкое и красочное зрелище. Открытый судебный процесс был описан в голландских газетах настолько подробно, что стало ясно: миссис Эшби и ее верные офицеры из службы месье Ле Бретона явно были готовы к такому обороту событий. Они отреагировали на удивление быстро, и вовсе не так, как рассчитывал этот напыщенный болван сэр Чарльз.

«Ну и чего мы в итоге добились? – Хиггинс пролистывал газеты уже без особого интереса: и так все ясно. – Каперов судили и повесили – к вящему удовольствию жителей пострадавших селений. А миссис Эшби выставила Англию подлым агрессором, и я не удивлюсь, если теперь в Европе случится нечто весьма неприятное для его величества».

Мистер Хиггинс был прекрасным аналитиком и очень редко ошибался. Но сейчас он все-таки ошибся в одной детали.

Неприятности для его величества начались не в Европе…

– Считаешь, что нужно поторопить события? – скептически хмыкнул Билли, когда Совет капитанов снова собрался в своем «милитаристском» составе: без гражданских. – Чтобы затеять войну, много ума не надо. Вот чтобы остановить ее – тут да, нужны кой-какие клепки в голове. Нет, Воробушек, я не говорю, что у тебя этих самых клепок не хватает, – тут он едко хмыкнул. – Просто хрень какая-то получается. То ты катишь бочку на Англию – дескать, бесподобные подлецы и так далее, – то сама начинаешь вытворять то же самое.

– Слушай, Билл, вот от кого я точно не ждала чтения моралей, так от тебя, – Галка, несмотря на серьезность обстановки и важность обсуждаемого вопроса, весело улыбнулась. – Когда мы кинули французов, у тебя не было никаких возражений относительно моих подлых методов.

– Французы сами напросились, – ответил Билли.

– А эти, по-твоему, к поселянам с гостинцами явились? – покривился Жером. – Нас же попросту хотели втянуть в бойню, да еще выставить… как бишь это заумное слово… агро… агресурами, что ли? Мы не повелись – хорошо. Сумели выставить англичан… ну этими самыми, ты понял – еще лучше. Но теперь-то что? Сидеть и ждать, пока они придумают еще одну пакость, чтоб был повод эскадру прислать? Нет, Воробушек верно сказала: рубить этот… черт, забыл как называется… в общем, запутанный узел.