Текст книги "Не женское дело (Тетралогия)"

Автор книги: Елена Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 99 страниц)

– Вы несправедливы к себе, Джеймс.

– О, мисс капитан, если бы это было не так, то наверняка избрали бы меня… Вы думаете отплывать немедленно?

– Да.

– Повремените немного. Нужно написать письмо Причарду.

– Если вы не против, я в этом благом деле немножко поучаствую, – невесело усмехнулась Галка.

«Причард… Старый морской волк, подлец ты эдакий, я тебя недооценила. Я выкинула тебя с корабля – правда, по делу – я тебя унизила, уведя добычу из-под носа и посмеявшись. А ты сумел упрятать подальше свою уязвленную гордость и пойти на сотрудничество со мной, когда это было необходимо. Правда, Моргана ты кинул по-взрослому, но я не могу тебя осуждать. Ворон ворону глаз не выклюет…»

…Только за полночь они наконец пришли в себя. И к Галке вернулась способность мыслить трезво. Даже она, совершенно неискушенная в любви, и то поняла одну простую вещь…

– Джек, – тихонечко проговорила она, наслаждаясь теплом, шедшим от его тела. – Можно тебя спросить?

– Спрашивай, птичка. – Джеймс легонько, едва касаясь, гладил ее по спине.

– Как давно ты не был с женщиной?

Галка отчетливо ощутила, как дрогнула его рука.

– Четыре года, – тем не менее ответил он. И тут же перевел дело в шутку: – Потому, моя дорогая миссис Эшби, пощады не жди.

Галка ответила на его поцелуй. Улыбнулась.

– Не надо ничего говорить, милый, – сказала она, заметив, что Джеймса сейчас понесет откровенничать. – Если это причиняет тебе боль…

– У нас не должно быть тайн друг от друга, Эли.

– Да, Джек, но я, по-моему, застала тебя своим вопросиком врасплох. Поговорим, когда ты будешь к этому готов, хорошо?

– Как скажешь, дорогая. Пооткровенничаем позже, когда мы оба действительно будем к этому готовы. – Эшби вдохнул запах ее волос. – И тогда я, наверное, наконец узнаю, с какой звезды пришла моя любимая… Не пугайся, Эли. – Он прижал жену к себе. – Ты настолько чужда этому миру, что я с первого же дня невольно задавался вопросом, откуда ты взялась.

– Что ж, милый, – вздохнула Галка, – будь по-твоему. Я расскажу. Когда вернемся в Чагрес.

– Ты не в обиде на меня, солнышко?

– Что ты, Джек? – Галка улыбнулась. – Ты прав: между нами не должно быть никаких тайн…

«Дура эта его бывшая невеста, Маргарет. Такому человеку отказать! Я, когда узнала его поближе, вцепилась обеими руками и до сих пор держусь, не отпускаю… Джек, милый Джек… Наполовину рыцарь, наполовину авантюрист… С какой же звезды ты сам свалился?»

– Эй, Воробушек, это уже не смешно! Мы же спустили флаг, как ты и требовала!

Галка улыбнулась – ледяной усмешкой. И капитан Джонсон понял: все, не вырваться.

– Ты, помнится, не так давно имел наглость хвастаться, как это круто – любоваться на мучения человека с зажженными фитилями между пальцев. – От того, как она это сказала – певучим, прямо-таки медовым голоском – бывалым морским волкам становилось не по себе. Воробушек – баба серьезная, но иногда бывает просто страшна. – Даже рассказывал, будто не так давно производил эту процедуру над испанцами, дабы выведать, где зарыто их золото. Я проверила. Действительно, производил. Над испанскими рыбаками, у которых отродясь золота не водилось. Я уже помолчу, что твоя братва сделала с их женами и дочерьми… Вот я и подумала – а почему бы тебе самому не испытать на себе всю крутизну процесса, только с другой стороны? А, Роберт? Что скажешь?

– Ты просто чокнутая! – Джонсон было дернулся, но его держали крепко. – Благодари Бога, что Моргана нет! Он бы тебе быстро мозги на место вправил!

– Как говорил один аббат, сумасшествие – это отклонение от нормы, но не всегда в худшую сторону, [59]– усмехнулась Галка. – Про Моргана, покойника, ты вовремя вспомнил. К месту. Среди моей братвы есть люди, ходившие с ним. Они еще не забыли, что и как следует делать. И ты будешь ловить кайф еще о-о-очень долго, прежде чем отдашь концы. Хочешь?.. По глазам вижу, что нет.

– Воробушек, да что ты возишься с этим куском дерьма? – недовольно процедил Билли. – На нок-рею его, и дело с концом!

– Ты прав, Билли, – согласилась капитан Спарроу. – Нечего сопли по столу размазывать. Джонсона и офицеров – повесить. Остальным – надрез, и за борт. Живыми. Акулы любят свежатинку…

«Справедливость в извращенной форме. Но Джонсона мне не жаль ни капли. Отморозков буду истреблять, пока живу…»

Странный запах. Как будто даже немного знакомый. Галка никак не могла вспомнить, где она его слышала. Но он подернул дымкой ее еще более странные, удивительно реалистичные сны, отодвинул их куда-то, заставил растечься клочьями тумана… Качка прекратилась. И Галка впервые за все это время ощутила боль. Реальную, не призрачную. Боль в правом плече… «Ну конечно, меня же продырявило…» Она будто вынырнула на поверхность с большой глубины… и увидела прямо над собой бледное, осунувшееся лицо мужа.

– Джек…

– Ничего не говори, Эли. – Голос мужа прозвучал словно из туннеля, но даже эхо не сумело исказить прозвучавшую в нем нежность. – Ты еще слишком слаба.

Галка попыталась улыбнуться, и снова провалилась в глубину…

8

– Что за черт?

– Нет, это не ошибка. – Дождь, серым туманом застилавший горизонт, наконец выдохся, и из-за этой «занавески» показалась земля. Хорошо знакомая земля. – Это мыс Гальинас.

Иными словами, бывают новости хуже этой, но нечасто. Мыс Гальинас. Отсюда рукой подать до Маракайбо. Сверни к юго-востоку – и вот он, мыс Эспада. Преддверие города, в котором именно сейчас базировалась испанская эскадра под командованием оскорбленного до глубины души дона Педро Колона. Вряд ли он забыл два украденных у него линкора. Вряд ли это забыл вице-король Новой Испании, дон Антонио Себастьян де Толедо, [60]давший ему возможность рассчитаться с проклятой пираткой. А это означало лишь одно: пока «Гардарика» в таком незавидном состоянии, с испанцами лучше не встречаться.

– Право на борт, – скомандовал Эшби. – Курс зюйд-вест… И ветер нам в помощь, как раз попутный.

Это верно: ветер был попутный. Но штурвала корабль слушался по-прежнему из рук вон плохо. На ходу отремонтировать не получалось, тут нужны были хорошие мастера из Фор-де-Франс. «Гардарика» пыталась повернуть, но пока безуспешно… Тем временем серая «занавесь» окончательно растаяла под лучами выглянувшего солнца, и Эшби едва ли не впервые в жизни по-настоящему испугался.

– Испанцы, – мрачно буркнул кто-то на палубе.

Пессимизм команды был понятен без лишних комментариев: подсвеченные взошедшим солнышком паруса сосчитать было не слишком сложно. Как минимум два линкора, не уступавших по размеру и огневой мощи «Генриху», и еще один или два корабля поменьше. Видимо, испанцы наконец всерьез взялись решать проблемы своих заморских территорий. Будь рядом «Сварог» с «Перуном», шансы донов были бы куда скромнее. Но сейчас «Гардарика» шла одна…

– Право на борт, – мрачно повторил свой приказ Эшби.

Галеоны вообще сами по себе не очень быстрые суда, но, во-первых, над конструкцией «Гардарики» действительно поработали, а во-вторых, она и до того была быстрее любого тяжеловеса-линкора. Но только не сейчас, когда после боя и шторма ее трюмы на четверть залило водой – еле успевали откачивать – и корабль никак не мог повернуть к ветру, несмотря на титанические усилия рулевого. Тот, видя, что испанцы слишком близко, сперва ядрено выругался, а затем вознес короткую, но вполне искреннюю молитву небесам. Неизвестно, что именно из этого набора подействовало, но штурвал наконец подался. Где-то внутри корабля что-то проскрежетало, и «Гардарика» наконец начала медленно поворачивать к юго-западу.

«Поздно, – думал Джеймс, разглядывая приближавшиеся линкоры. – Нам не уйти без боя. И не победить… Эли, прости, но живой я тебя в руки испанцев не отдам…»

Когда «Гардарика» наконец легла на нужный курс, линкоры уже возвышались двумя громадами в двух кабельтовых за ее кормой, и расстояние это сокращалось. Ветерок северо-восточный, но не настолько сильный, чтобы «Гардарика» могла набрать нужную скорость. Да и паруса у нее уцелели не все…

– Орудия к бою, – скомандовал Эшби.

– Мы не сможем драться, штурман, – мрачно отозвался Хайме. – Это верная смерть, нас не спасут даже новые пушки.

Эшби вообще-то не привык, чтобы его приказы обсуждались, но ситуация сейчас была, мягко говоря, нештатная. Никогда еще «Гардарика» не попадала в такой переплет. Если бы они могли хотя бы маневрировать! Но – вот она, та самая роковая случайность, о которой он говорил жене на Мартинике. Все один к одному, черт подери…

– Если мы сдадимся, это отсрочит нашу смерть лишь на несколько дней. Может быть, недель. – Эшби сурово воззрился на боцмана. – Мы должны драться. Так у нас будет хоть какой-то шанс.

В ответ на его слова рявкнула одна из пушек испанского флагмана, и ядро плюхнулось в воду перед самым бушпритом галеона. Сигнал лечь в дрейф.

– Убрать паруса, – выкрикнул Хайме.

– С каких пор ты командуешь на этом корабле, приятель? – Эшби нешуточно рассердился. – Тебя выбрали боцманом, а не капитаном.

– Вы тоже не капитан. – Хайме вернул ему «комплимент». – Будь здесь Воробушек, и она бы при таком раскладе порешила лечь в дрейф. Она – французский адмирал. Испанец лопнет от злости, но не посмеет никого из нас вздернуть без суда.

– Испания и Франция сейчас не воюют между собой, а мы только что взяли Картахену! – Джеймс уже забыл, когда в последний раз пребывал в такой ярости. – По всем законам нас должны повесить даже французы, если этот испанец пожелает нас им выдать! Ты этого хочешь?.. Пьер, орудия к бою!

– Не спеши, Пьер, – нехорошо усмехнулся Хайме. Его рука как бы невзначай легла на рукоять пистолета, торчавшую из-за пояса.

Эшби отчетливо осознавал: если он будет и дальше стоять на своем, не миновать драки на палубе. Он видел, что мнение Хайме разделяет большая часть команды. Пьер был бы рад выполнить приказ, да, видно, боится того же. И вопросительно смотрит на него, штурмана: что же делать?

– Убрать паруса. – Джеймс выцедил ненавистные ему сейчас слова сквозь зубы. Его бы воля – он бы дрался до последнего вздоха.

«Гардарика», убрав паруса, остановилась. И ее тут же зажали с двух сторон два испанских восьмидесятипушечника, эдакие плавучие форты. Не прошло и четверти часа, как от флагмана отвалила шлюпка. Испанский офицер – довольный, как кот, наевшийся сметаны – передал хмурым пиратам условия адмирала, дона Педро Колона де Португаль. Учитывая то, что адмирал имеет дело с дамой, которая к тому же всегда была великодушна по отношению к пленным, дон Педро предлагает следующее: полчаса на размышления, после чего либо спускаете флаг и получаете статус военнопленных, либо отправляетесь на дно в статусе покойников. Отсчет времени пойдет с момента возвращения парламентера, и каждые десять минут будут отмечены холостым выстрелом. Передав эти условия и получив заверения в том, что благородство дона Педро оценено по достоинству, напыщенный испанец погрузился в шлюпку и был таков.

– Надо принять его предложение, – проговорил Хайме. – Да, черт побери, мне оно тоже не нравится! Но если мы начнем брыкаться, то огребем восемьдесят ядер с обеих сторон! А так хоть какой-то шанс выжить!

– Ну, и что будет? – озлился Пьер. – Нас закуют в железо, посадят в трюм, отвезут в это чертово Маракайбо и, может быть, помилуют, заставив рубить тростник вместо перетаскивания камней? Знаешь что, Хайме, я уже был в испанском плену и не горю желанием туда возвращаться!

– Думаешь, нас спасут твои стальные пушки, Пьер? – взвился метис. – Может, ты и успеешь сделать один залп. Да только пушки испанцев после этого мигом отправят нас на дно! Я там тоже оказаться не хочу!

– Черт побери, вы сами хоть послушайте, что несете! – Джеймс, когда хотел, умел крикнуть так, что затихали все. – « Ябыл в плену и не горю желанием…» « Яне хочу оказаться на дне…» Каждый из вас старается свою шкуру сберечь! А о ней вы подумали? – Он гневно и резко мотнул головой в сторону капитанской каюты. Где лежала Галка, провалившаяся на рассвете в глубокий целительный сон после двух дней лихорадки и бреда. – Что ее ждет, если мы сдадимся? Тюрьма? Петля? Или, может быть, костер инквизиции – как закоренелую еретичку?.. Если это ваша благодарность в ее адрес, то я проклинаю тот день, когда вообще согласился ходить с вами по одной палубе!

Шлюпка с испанским офицером причалила к борту линкора. Оттуда почти сразу прозвучал холостой выстрел: отсчет времени пошел.

…Этот выстрел и разбудил Галку. И на миг ей показалось, будто он пришел из странного сна, вторгшегося под конец в туманные воспоминания о прожитой ею жизни – кривой дорожке со странными поворотами и ухабами. Ей почему-то приснился прадед. Она знала его лишь по выцветшей фронтовой фотографии. Он погиб под Прохоровкой, успев сфотографироваться на фоне своего танка и перед самым боем выслать эту фотографию эвакуированной на Урал семье. Но во сне прадед был жив, здоров и прикатил на своем танке. «Нехай воны там лизуть, доню. – Прадед Иван пригладил свои „козацкие“ усы и весело подмигнул правнучке. – А мы бронебойным, та в гусень, бронебойным, та й по башне – вогонь! Забудуть, як до нас суватысь!» Другой прадед, Александр, появившись буквально из тумана, окружавшего ее, куда-то смотрел в трофейный цейссовский бинокль. Ярко горели майорские звездочки на погонах. «Подпусти их поближе, девочка. И не жалей огня. Пусть они тебя боятся, а не ты их». Не успела Галка присмотреться к нему внимательнее – все-таки прадеда по материнской линии она не видела даже на фотографиях, его репрессировали после войны, – как появился еще один человек. Ее дед-пожарник с усталым вздохом снимал начищенный шлем: «Самое главное в нашем деле – не поддаваться страху». Отец… Галка не помнила отца таким молодым, красивым, в парадной форме внутренних войск. А батя улыбнулся: «Все будет хорошо, Галя. Даже если все вокруг плохо, нельзя терять веру». Галка все никак не могла понять, к чему это родственники завели такие разговоры, но потом почувствовала… Что-то надвигалось на нее. Большое и пугающее. Что-то, собиравшееся раз и навсегда покончить с непокорной девчонкой, возжелавшей изменить любовно прописанный ими сценарий… «Огонь!» – скомандовал прадед Александр. «Тридцатьчетверка» прадеда Ивана буквально подпрыгнула от выстрела, и где-то совсем рядом заговорила скрытая туманом батарея тяжелых гаубиц…

«Что-то случилось», – это была первая мысль после пробуждения.

Галка чувствовала такую слабость, что с трудом заставила себя пошевелить здоровой левой рукой. В ушах тоненькими, на грани слуха, голосами звенели невидимые колокольчики. Рана сильно болела, уже тупой болью, обещавшей пусть долгое, но выздоровление. Хорошо еще, что она мелких габаритов. Пробило навылет, даже не по-женски крепкая мускулатура не задержала эту чертову французскую картечину. Иначе доктору Леклерку пришлось бы ко всему компоту еще кусок металла вырезать. И без того инфекцию занесло, сколько-то дней в отключке провалялась. Два или три? А доктор, помнится, объяснял, как ей неслыханно повезло, что картечь не сломала ее косточки и не задела крупную вену, только второстепенные сосуды… Но что это был за звук? Галка готова была поспорить – близкий пушечный выстрел.

Гам на палубе, на который она поначалу не обратила внимания, усиливался. Галка напрягла слух… «Спорят? О чем, интересно узнать? Ох, не нравится мне сочетание подобных споров с пушечными выстрелами…» Правая рука была туго примотана к телу поверх рубашки. Тряпки свежие, сама рубашка и простыня – тоже. Значит, Джеймс смотрит за ней как за маленьким ребенком. «Бедный Джек, – мелькнула мысль. – Насколько мне повезло с ним, насколько же ему не повезло со мной». Галка не без труда откинула тонкое одеяло. Потом с минуту собиралась духом… и села. Это усилие отозвалось острой болью в правом плече, темнотой перед глазами и проступило обильной испариной на висках. Кое-как переждав этот приступ тошнотворной слабости, Галка протянула руку к крышке сундука, где хранилась ее походная одежда…

…Второй выстрел – напоминание, десять минут до срока – вот-вот должен был прозвучать, а спор на палубе «Гардарики», изредка перемежавшийся короткими периодами гнетущей тишины, продолжался. Хайме видел, что за ним большинство, и гнул свое.

– Сдадимся! – напирал он. – Мы ведь сейчас на французской службе, и испанцы должны будут обращаться с нами как с военнопленными! Я знаю, мне объясняли!

– Плохо объясняли! – Пьер еще не схватил его и не начал бить морду только потому, что тогда точно на палубе начался бы ад кромешный. – Это в Европе ты был бы «военнопленный», а здесь испанцы любого чужака считают подлым разбойником и вешают на рее при первом удобном случае! Да ты и сам это знаешь! Сдаваться? Кому? Этим донам? Да чтоб я сдох!

– Это кто тут собрался сдаваться?

Голос Галки был еще слаб. Но она воспользовалась мгновением тишины, наступившим после эмоциональной речи Пьера, и ее услышали. И разом обернулись… М-да, капитан «Гардарики» действительно переживала не лучшие времена, хотя до того уже бывала дважды ранена. Исхудавшее, бледное до пергаментной желтизны лицо с темными кругами под глазами. Тусклые растрепанные волосы, разметавшиеся по плечам. Рука на повязке. И стоит скособочившись, прислонившись здоровым плечом к косяку двери.

– Эли, ты с ума сошла, – первым отреагировал на ее появление Джеймс. Подскочил к ней и подхватил под здоровую руку, не давая упасть. – Возвращайся в каюту, тебе нельзя вставать!

– В такой ситуации, Джек, я бы и из могилы встала, – мрачно ответила Галка. – Ведь, если мне не изменяет слух, тут кто-то всерьез говорил о сдаче в плен.

– А вы против? – недовольно спросил Хайме. Орать не стал, тем более что на палубе теперь тихо: все хотели услышать мнение капитана. – На нас сейчас с двух бортов наведены восемьдесят пушек, и до них меньше кабельтова. Знаете, кэп, я не герой и не хочу сдохнуть смертью героя. Лучше плантации и шанс оттуда сбежать, чем вот так сразу в ад!

Галка холодно усмехнулась. Она многое сейчас могла сказать Хайме, и это «многое» было бы до крайности обидным для метиса. Но не в такой момент. Выяснять отношения, когда и так ясно – каждая секунда на счету? Именно этого испанец и добивается. Она видела осунувшегося, хмуро молчавшего д'Ожерона, не решавшегося встревать в перепалку пиратов. Но сейчас он смотрел на Галку с надеждой: в плен ему тоже попадать не хотелось.

– Видите? – Хайме кивнул на высокий красный борт адмиральского линкора, ощетинившийся пушками. И на такой же высокий желто-белый борт с другой стороны. – Хотите с ними драться? Поймите, кэп, это невозможно!

– Невозможно спать на потолке, Хайме. Одеяло все время падает, – на удивление спокойно, даже с ноткой иронии сказала Галка. – А на войне не бывает ничего невозможного. Вот об этом наш испанский друг и забыл. Что самое плохое, кое-кто из вас не только грешит такой же забывчивостью, но и потерял веру.

Галка, крепко держась за мужа, старалась не подать и виду, что у нее от слабости дрожат и подгибаются колени. Только Джеймс чувствовал эту дрожь и слышал, как она тяжело дышит… «Корабль потрепан, кругом враги, команда на грани бунта, полудохлый капитан. Ситуация – просто сказка», – думала Галка. Сейчас ни один, даже самый толковый ее приказ не будет выполнен: когда на борту разброд и шагание, это уже не команда, а черт знает что. А ей предстояло за короткий срок – сколько там еще испанцы отвели времени на размышления? – совершить обратное превращение. Сделать из этого черт знает чего команду.

«Ну нет. Мы еще покусаемся!»

– Ты собираешься прочесть проповедь. Воробушек? – хмыкнул один из матросов, что поддерживал идею Хайме сдаться на милость врага. – В самый раз. Против такой силы переть – это верная смерть. А если решить дело миром, то мы выживем. И ты тоже. Я за то, чтобы сдаться. Ты же французский адмирал, этот испанец перед тобой еще расшаркиваться станет.

«Ага, будто адмиралов не вешают, – язвительно подумала Галка. – Про матросов я вообще помолчу. Нет, братцы. Что угодно, только не плен».

– Сдаться. – Она изобразила холодную усмешку. – Замечательная идея. Может, нам до кучи еще дружно повеситься, чтобы сэкономить благородным сеньорам расходы на веревки?.. Не смотри на меня так, Ранье. Во-первых, я невкусная. Во-вторых, если вы собрались сделать донам приятное, сдавшись в плен, то почему бы не оказать им еще и такую любезность? Если что-то делаете, то не останавливайтесь на полпути, доводите уже до конца… Я тут не зря завела разговор о вере. Только имела в виду не веру в Бога, а веру в свои силы, которую некоторые из вас, кажется, где-то потеряли.

– Черт… – Хайме аж застонал. – На одной вере мы далеко не уедем. У нас сто семнадцать человек вместе с губернатором и доктором. В бортах полно дыр. Течь в трюме еле заделали, все равно вода сочится. Нет грот-брамселя и фока, руль почти не работает. Капитан, неужели вы и правда верите, что мы при таких делах можем в одиночку драться с линкорами? Один их залп – и от нас даже щепок не останется!

– Козырные посудины, согласна, – кивнула Галка. Движение тут же аукнулось темными пятнами перед глазами, шумом в ушах и ручейками пота по вискам. – Пушек и правда многовато. Только на мостике у них стоит даже не Генри Морган, а испанский вельможа. Если не ошибаюсь, наш старый знакомец дон Педро Колон? Этот… дон Педро, насколько я вижу, допустил пару ма-а-аленьких таких ошибочек. Если мы ими не воспользуемся…

Громыхнул близкий одиночный выстрел.

– Что он этим хотел сказать? – поинтересовалась мадам капитан, когда ее столь невежливо прервали.

– У нас еще десять минут, чтобы принять решение, – сказал Джеймс.

– Немного, но и это больше, чем ничего, – ответила Галка, стараясь говорить как можно более спокойно. – Во-первых, смотрите сами: этот испанский болван позволил «Гардарике» развернуться по ветру. Во-вторых, у нас такие пушки, рядом с которыми его артиллерия – куча балласта. В-третьих, у нас целы все мачты и почти все паруса. И наконец у нас на борту такая братва, до которой испанцам как до Луны пешком. Во всяком случае, я в это верю. Почему же вы не верите в самих себя? – Галка вцепилась в Хайме холодным взглядом. Сделала паузу, перевела дух и продолжала уже в более жестком тоне: – Почему, как только припекло, кое-кто вдруг вспомнил о своей заднице и забыл, что он тут вообще-то не один?.. Нет ответа. Вы правы в том, что никогда еще нам не было так хреново, как сейчас. Но не потому нам хреново, что у нас меньше людей, пушек и корабль плохо слушается штурвала. А потому, что на этой палубе кое-кто кое-кого испугался и кое-что кое-куда наложил. Да, братва, это так! – В ее голосе зазвенела сталь, а глазах сверкнул огонек гнева. – Кто-то из вас сказал себе: это невозможно. И уже проиграл. А вы в курсе, почему мы три года – три полных года! – не знали поражений? Да потому, что вы все эти три года верили в победу и даже мысли не допускали о том, чтобы уступить врагу!

– Тебе легко говорить, при твоей удаче, – вздохнул другой матрос, англичанин Роджер.

– Моя удача – это и есть ваша вера в свои силы! – Галка заговорила почти таким же, как раньше, твердым командным голосом. Да. Она снова была капитаном Спарроу, Алиной-Воробушком, которая без тени страха вела своих пиратов в бой. – Вот вы сомневаетесь, а я точно знаю: мы можем уделать этого дона так, что он долго еще будет чесать побитые места. И гадать, как это мы ему так здорово навешали. Страх – союзник испанца. Дон Педро и рассчитывает, что мы сейчас начнем метаться, вымаливать себе пару месяцев паршивой жизни на каких-нибудь плантациях, лишь бы не на стройку. А мы не будем делать ни того, ни другого. Мы не будем и бой принимать. Мы сами навяжем его испанцам, да еще по нашим правилам!.. Ну вы верите мне?

– Верим! Верим! – раздались голоса. И, что Галку обрадовало, хмуро молчавших сторонников сдачи в плен после ее речи сделалось меньше. Что совсем не радовало Хайме.

– Тогда советую исполнять мои приказы без лишних вопросов и немедленно. – Вот теперь капитан Спарроу была уверена, что перед ней команда, а не сброд. – У нас шанс невелик, но он есть. И если мы им не воспользуемся, то какие мы, к чертовой бабушке, морские волки?.. Если кому страшно, – добавила она без тени иронии, – пусть запрется в кубрике и переждет бой там. А я буду дальше разговаривать с теми, кому не страшно.

– Приказывай, Воробушек, сделаем все как нужно. – Пьер был воодушевлен тем, что капитан разделяет его мнение.

– Тридцать человек на паруса, остальные – к орудиям, – скомандовала Галка, обводя свою братву жестким взглядом. – По моей команде поднимать все паруса, какие у нас еще есть. Порты до моего приказа не открывать, на ванты не лезть – не фиг из себя мишени корчить. Пьер, сосредоточь огонь на батарейных палубах, нам нужно с ходу уменьшить их преимущество в пушках. Ядрами – по ватерлинии. Как только они там на своих реях зашевелятся, с верхней палубы – зажигательными по такелажу. Нехай доны повоюют с горящими парусами, я посмотрю, как это у них получится. После залпа испанца восемь пушек с нижней деки – за борт. Сам решишь, какие, но учти, нам нужен быстрый ход. Зарядить все ружья. Джеймс, становись к штурвалу. Держи курс строго по ветру, ни румба в сторону без моего приказа.

– Вы с ума сошли, – процедил Хайме. Оставшись в подавляющем меньшинстве, он был теперь вынужден подчиняться приказам, как бы ему ни хотелось сделать по-другому. Не хотел же он показать при всей братве, что ему страшно.

– Ага, – усмехнулась Галка. – И я собираюсь доказать это всем, в том числе и испанскому адмиралу. По местам, братва, времени в обрез.

– Есть, капитан…

– Эли, я тебя когда-нибудь сам убью, не стану ждать, пока кто-то сделает это за меня. – Эшби, доставляя жену на квартердек, думал только об одном – лишь бы поскорее это все окончилось. Неважно как, но – окончилось.

– Джек, дорогой, давай подеремся сначала с испанцами, а потом уже друг с другом. – Галка вымучила улыбку. Оперлась здоровой рукой о поручень. – Прошу тебя, какой бы приказ я ни отдала, ничему не удивляйся. Просто выполняй.

«Даже тебе, мой любимый, я не расскажу, насколько мне сейчас страшно…»

Время истекало. Работа кипела. Пираты торопились сделать все, что приказала капитан: от этого, во-первых, зависела их жизнь, а во-вторых, они поверили, что кэп точно знает, как надо… Ко всеобщему удивлению, д'Ожерон тоже взялся за ружье. Когда-то он был буканьером – охотником на быков и немножечко пиратом. С тех пор прошло больше двадцати лет, но сейчас это обстоятельство нисколько месье Бертрана не волновало. Помирать, так с музыкой… С борта испанского флагмана, скромно и со вкусом названного «Сан-Педро», уже замахали флагом – мол, пора, ребятки, пошла последняя минута. Сдавайтесь, пока не поздно.

– Черт! – рычал Пьер. – Мы не успеваем, кэп!

– Сколько времени тебе нужно? – тут же отозвалась Галка. Она уже как-то притерпелась к боли и могла хотя бы говорить в полный голос.

– Еще минут пять, не меньше!

– У тебя будет пять минут. – Эта мелкая вредина наверняка придумала какую-то каверзу: во всяком случае, ухмылочка на ее мокром и бледном лице была редкостно ехидная. – Сейчас пущу в ход свои женские чары. Хайме!

Боцман, бросив недозаряженное ружье, подскочил на шканцы. Сказано же было – выполнять приказы капитана в точности и немедленно.

– Слушаю, – мрачно сказал он.

– Спустить флаг.

– ЧТО?!!

– Выполняй, выполняй. – Галка усмехнулась еще хитрее. – Обрадуем дона Педро… ненадолго.

Хайме открыл было рот, чтобы высказать свое отношение к слишком уж мудреному плану капитана, но вдруг отчего-то передумал.

– Кэп, ну ты и дрянь. – До метиса, кажется, дошел ее замысел, и он впервые за эти дни улыбнулся. И даже не заметил, как назвал Галку на «ты».

– Будто ты раньше этого не знал. – Галка не могла смеяться – больно.

Когда с клотика «Гардарики» соскользнул французский флаг, с испанских линкоров донесся шум. Голоса, смех. Пираты не различали отдельных слов, но не сомневались, что гордые кастильцы отпускают в их адрес всякие обидные словечки и даже придумывают способы казни для «грязных собак». Галка кое-как, не без помощи зубов, раскрыла «подозрительную» трубу, одолженную у Джеймса, и теперь, присев на поручень, наблюдала, как к борту флагмана подтянули шлюпки. Испанцы собрались высадить призовую команду. Она даже видела на квартердеке «Сан-Педро» некоего сеньора в богатом испанском камзоле. Сеньор важно прохаживался по мостику и – Галка готова была поспорить на тысячу песо – довольно ухмылялся, радуясь, что в его руки попала такая добыча. Капитан Спарроу, пиратка и еретичка. Пятьдесят тысяч песо, назначенные за ее поимку, на дороге не валяются… Но именно этого она и добивалась. Пока испанцы были наготове, любое неосторожное движение со стороны пиратского корабля могло спровоцировать их залп. Сейчас, уже празднуя победу, доны расслабились, что, как выяснилось чуть позже, было несколько преждевременно. И когда Пьер доложил о полной готовности, а три десятка матросов готовились в любой момент поднимать паруса, испанские лодки еще даже не были полностью загружены людьми.

– Теперь ждем, – сказала Галка, получив отчет о полной готовности.

Шлюпки наконец отвалили от линкоров. А над палубой «Гардарики» воцарилась тишина, нарушаемая только плеском волн да скрипом рангоута… Галка так впилась взглядом в эти шлюпки, что совсем забыла о своей ране. Только шепотом повторяла: «Ближе! Ближе, гады!» Где-то на грани сознания всплыла фразочка: «Подпусти их ближе и не жалей огня». Только Галка все никак не могла вспомнить, где она это слышала… Наконец передняя испанская шлюпка миновала дистанцию полукабельтова – той границы, которую она себе наметила для «точки невозвращения».

«Как же мне страшно-то, Господи!..»

– Оба борта – огонь!!!

На «Гардарике» открылись порты, и пиратский флагман, к изумлению, возмущению и страху испанцев, будто взорвался изнутри. Ядра врезались в корпуса обоих линкоров в опасной близости от ватерлинии. Разрывные снаряды, легко пробив толстую обшивку «испанцев», «сыграли» на батарейных палубах, наведя там хороший беспорядок. Одновременно на реях «Гардарики» начали подниматься паруса, а на клотике вместо отсутствовавшего французского флага взмыл, заплескался по ветру алый вымпел. Но сейчас он означал не «Смерть врагам!», а «Бьемся до последнего!» И испанцы это быстро поняли.

– Стрелять по готовности! – крикнула Галка. – Джек, держать курс, что бы ни случилось!

«Только бы они нам мачту не срубили. Все равно какую. Если срубят – кранты».

Она ждала полновесного залпа с двух сторон и дождалась. Только не полновесного и не с двух. Адмиральский «Сан-Педро» огрызнулся тяжелыми ядрами, но нестройным, растянутым залпом вполсилы, а второй линкор, «Фелисидад», отхватив разрывной снаряд в опасной близости от крюйт-камеры, вообще припоздал с этим делом. Пока тамошние канониры справились с пожаром и наконец дали залп, снова загрохотали нарезные орудия «Гардарики». Дружно плюнули огнем бронзовые пушки верхней палубы, и на поднимавшихся парусах испанцев повисли горящие шары «зажигалок»… Пиратский галеон получил много лишних дырок в корпусе, в щепки побило грот-марса-рей, царапнуло бизань-мачту (у Галки чуть не случился сердечный приступ при виде борозды, оставленной испанским ядром), и опять снесло бушприт (не имея сил ругаться вслух, она только зубами скрипнула). Не говоря уже об убитых и раненых пиратах, заливавших палубу своей кровью – человек десять точно пора отпевать. Но галеон продолжал набирать скорость. С мидель-дека выбросили восемь отличных бронзовых пушек, и корабль, избавившись от изрядной тяжести, пошел чуть быстрее. Зато испанцы, спешно срывавшие горящие паруса, почти не могли двигаться. Призовая команда, вдруг оказавшаяся между молотом и наковальней, в спешке развернулась и погребла на своих шлюпках обратно. «Гардарика» продолжала огрызаться огнем и теперь безнаказанно обстреливала беззащитные борта линкоров. Оттуда только щепки летели. Те из канониров, кто не был занят у нарезных орудий и не возился с «зажигалками», поднялись на палубу и взялись за ружья. Вот тогда испанцам в шлюпках пришлось очень плохо… Третий линкор, шестидесятипушечная «Гранада», вместе с фрегатом тоже собирался вступить в бой и постоять за честь испанского флота, которую так подло унизили сейчас «проклятые воры». Случись это – и у «Гардарики», и так с трудом державшей курс, тоже начались бы серьезные проблемы. Но Пьер умудрился «положить» один из тяжелых снарядов прямо в основание грот-мачты испанского флагмана, начинавшего маневр для залпа с правого борта. Громадная мачта рухнула, обрывая ванты и роняя клочья парусов. «Сан-Педро» вовсе потерял ход, его закрутило в неуправляемом развороте, и увесистый товарищ с оглушительным треском врезался бушпритом ему прямо в высокую кормовую надстройку.