Текст книги "Фабрика драконов"

Автор книги: Джонатан Мэйберри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц)

Глава 22

Друид Хилл Парк, Балтимор, Мэриленд.

Суббота, 28 августа, 10.41.

Остаток времени на Часах вымирания:

97 часов 27 минут.

Машина остановилась у тротуара, и я нагнулся через пассажирское стекло рассмотреть человека за рулем.

Ба-а, Руди Санчес – сидит и нервно скалится.

– Что, морячок, выбросило в незнакомом краю?

– Гуляем, – сказал я, втискиваясь на сиденье.

Руди приземистее и круглее меня и обычно катается на просторном «кадиллаке», а тут выбрал – специально, наверное, – двадцатилетнюю «хелику», где даже ноги некуда уткнуть.

– Что это за хрень?

– Шеф велел смотреться неброско, вот я и занял машинешку у Китти, секретарши. Сказал ей, что по срочному делу, а у меня, как назло, машина в ремонте. Теперь вот думаю, чем рассчитываться.

Не машинка, а пыльная елочная игрушка, золотистая с серым. К тому же, судя по запаху, купе для курящих: дезодоратор в виде елочки, беспомощно болтающийся на зеркальце, никак не выручал.

– Да-а, Руд. Смотри не оплошай с оплатой. У меня бы даже бабушка в такую не села.

– Бабушка у тебя умерла.

– И все равно бы воспротивилась садиться в такую колымагу.

– А зря. Машина что надо и опять же неброская. К тому же беглецу звездой смотреться не к лицу.

– Рули давай, – буркнул я.

Руди в ответ проворчал что-то на своем гортанном испанском, поднимаясь по уклону к магистрали. Дорогу он, похоже, знал. Первые несколько минут Руди молчал, потея под работающим на всю свою хилую мощь кондиционером.

– А как тебя вообще заарканили на роль шофера?

– Я не был в Ангаре в тот момент, когда каша заварилась. Затем позвонил Эль Джеффе и велел съездить – тебя забрать.

– Ты много знаешь?

– Много не много, но вполне достаточно, чтобы понять: мы в дерьме по уши. Ненавижу политиканов, – добавил он минуту спустя.

Спорить было не с чем, и мы продолжали ехать в молчании.

Немного погодя Руди сказал:

– Поверить не могу, что вот сейчас, сию минуту, я соучастник, способствующий кому-то, кто разыскивается Департаментом внутренней безопасности. И что этот кто-то – мой лучший друг. И что вице-президент Соединенных Штатов фабрикует обвинения лишь для того, чтобы потрафить своим политическим целям. Нет, – покачал он головой через полмили, – решительно не могу этому поверить. Просто расплеваться готов с такой правдой!

– Я и сам не очень этому рад. Понятно, Руд, обвинения не такие уж и беспочвенные.

Руди шумно вдохнул и выдохнул через нос.

– Вот что мне действительно поперек души: ты понимаешь, мы оба считаем, что Черч – нормальный мужик. Может, он и есть тот самый «правильный парень». Если имеется у кого-то сила воли и нравственный стержень, чтобы не использовать такую штуку, как «Ясновидец», себе на благо и другим во зло – то есть с корыстным умыслом, – так именно у него. Я вот лично не уверен, что устоял бы перед таким соблазном. И надо же, насколько безумен наш мир: приходится давить на самого президента и членов конгресса, дабы мы могли беспрепятственно делать свою работу, в которую помимо прочего входит и борьба с самыми что ни на есть оголтелыми террористами, оперативное слежение и предотвращение терактов! Ты вот сам скажи, Джо, разве такой мир можно назвать разумным?

– Ты у нас знаток душ человеческих, вот сам и скажи.

– Если бы я мог вычислить логику, движущую умом политика, я бы уже издал бестселлер и годами не вылезал из ток-шоу с лекционными турне.

– Пони бегают по кругу, дрессировщики – от них?

– Это еще посмотреть, кто за кем бегает. Ты сам-то как, Ковбой?

– Я? Не нравится мне то, как события набирают оборот. И насчет Большого Боба переживаю.

– Мы можем как-то связаться с больницей и навести о нем справки?

– Не следует. Он там под чужим именем, чтобы ДВБ не нашло. За ним присматривает Черч. Будет нас информировать.

У Руди побелели костяшки стиснутых на руле пальцев; через каждые несколько кварталов он на меня озирался.

– Да, – произнес я в конце концов.

– Насчет чего? – якобы не понял он.

– Насчет Большого Боба. И Департамента безопасников. Именно так я себя и ощущаю.

– Ты можешь все выплеснуть. Это нормально.

– В нужное время, – кивнул я. – И в нужном месте.

– А сейчас как бы… не время?

– Нет.

– Даже со мной?

– Руд, – сказал я, – ты мой лучший друг и душевный целитель, поэтому перед тобой я, в отличие от других, как на ладони. Ты можешь меня о чем угодно расспрашивать, и, возможно, когда-нибудь я сам тебе все выложу. Но только не сейчас.

– Тебя сегодня здорово прессует, Ковбой. Ты уверен, что должен все в себе ворошить?

Я в ответ кивнул.

– Когда солдат возвращается с фронта, первым делом на него наседают специалисты-психологи и выведывают все точки излома. Там щупают, сям; выспрашивают, пробуют разговорить, чтобы отделить его от стресса боя, оградить от гула сражения.

– Ага, – сказал он, слегка нахмурясь. – Получается, мы все еще в бою?

– Типа того.

– То есть еще не ясно, кто кого?

– Пока нет.

– Тут что-то большее задействовано, чем ДВБ? Какие-то там русские и иже с ними?

– Иже с ними.

– Ах вон как. И пока не время разбирать полеты?

– Точно.

Он кивнул. Руди вообще лучший из попутчиков. Он знает, когда надо прекратить перетирать тему и как дать человеку свободно дышать даже в тесноте малолитражки. Остаток пути мы ехали молча. От главной автострады свернули на запад, а затем к северу; проехали, словно наугад, паутиной ничем не примечательных дорог, пока Руди не вывернул на какую-то окольную сельскую грунтовку, по которой мы в конце концов и выбрались к возвышенности с небольшим частным аэродромом. После череды поворотов машина выкатилась гуда, где метрах в тридцати стоял изящный «лир джет» – судя по всему, из новых.

Трап был уже спущен, а на его верхней ступеньке сидел пилот, прихлебывая кофе из бумажного стаканчика и почитывая при этом «Форбс». Когда мы припарковались, он свернул журнал в трубку и спустился к нам.

– Капитан Леджер? – Пилот протянул руку. – Марти Ханлер.

– Марти, извините, как? Ханлер? – улыбнувшись, удивленно спросил я. – Уж не писатель ли?

– Он самый.

Руди присвистнул. Шпионские детективы Ханлера неизменно возглавляли списки бестселлеров. Четыре романа были экранизированы; ДВД с тем из них, где играет Мэтт Дэймон, я держал у себя дома.

– Вы как, с нами? – не поверил я.

– Так надежнее, – пояснил он. – Я сам поведу эту птичку.

Руди ошарашенно моргнул.

Ханлера, судя по всему, забавляла наша реакция.

– Мне тут позвонил давний приятель, попросил, чтобы я вас подкинул.

– Приятель? – все так же ошарашенно переспросил я.

– Ну да, ваш босс, Дьякон.

– А он… вы с ним в друзьях?

Ханлеру было под шестьдесят – редеющие седые волосы, кирпичный загар, пронзительно-голубые глаза, безупречные зубы.

– Ребята, – он залихватски подмигнул, – не всегда же я книжки писал.

– A-а, – только и протянул я.

Рукопожатие оказалось крепким, как железо. И вообще выправка у Ханлера была такая, какую я видел лишь у профи старой закалки. Типа «был там-то, делал то-то, схоронил тех-то». Удалая, стало быть, выправка.

– Грузимся, – кивнул он решительно, – Дьякон просил добросить вас до Денвера.

– Ну, удачи, Джо, – произнес Руди.

Я ошеломленно обернулся.

– Как, а ты разве не со мной?

Тот покачал головой.

– Шеф говорит, я ему нужен здесь – помогать разгребать текучку.

– А кто же поможет разгребаться тебе?

– Мой добрый друг Хосе Куэрво.

– Что ж, – вздохнул я. Мы крепко стиснули друг другу руки. – Смотри не высовывайся попусту и стерегись хвостов.

– А ты береги спину, Ковбой.

– Всегда.

– Ребята, быстрее с сантиментами, – поторопил Ханлер. – А то птичку пора поднимать на крыло.

Я в ответ изобразил мах крыльями; тот понимающе улыбнулся. Через три минуты мы уже были в воздухе, держа курс на запад, к Денверу.

Глава 23

Завод по розливу «Макнейл-Гандерсон уотер»,

Ашвилл, Северная Каролина.

Две недели назад.

Эстер Николс была женщиной нервной. Двадцать лет она отвечала за линию розлива на крупном заводе под Ашвиллом. Она служила здесь и тогда, когда Макнейл выкупил завод у обанкротившейся газировочной фирмы, которая построила цех в пятидесятые; и когда «Гандерсон груп» выкупила у предприятия половину акций во время бума девяностых на минеральную воду. К той поре, как ее из контролера линии повысили до зав производством, она пережила уже три проверки Управления по контролю за продуктами, два аудита и одну забастовку профсоюза транспортников. Все это, разумеется, сказывалось на нервах, но работа есть работа, и производственные шторма лишь закаляли ее характер.

Теперь же она была не на шутку напугана.

И дело не в неулыбчивости инспекторов по контролю за качеством, нагрянувших вдруг от Гендерсона и буквально нависающих над линией на каждом этапе бутилирования. И не в страхе, что налоговая, не ровен час, проведает о новом оффшорном счете, который открыл ей Отто Вирц.

Беспокоило Эстер незнание того, что находится в той воде. Отто вроде говорил, будто все в порядке, но при этом на его изуродованном шрамом лице играла такая улыбка, что Эстер невольно насторожилась. Эта картина теперь преследовала ее день и ночь.

Стоя на металлических мостках, она, вцепившись в поручень, смотрела вниз на разливочный цех.

«Макнейл-Гандерсон» принадлежало три завода – два в Северной Каролине и один в Вермонте. Этот был самый крупный – масштабное предприятие, второе по производству бутилированной воды на всем Юге. Под руководством Эстер выходило и отгружалось тысяча двести бутылок в минуту. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Пускай и капля в ста семидесяти миллиардах литров воды по мировой индустрии розлива, но зато высокорентабельно.

Собственно, минеральной водой ее завод не занимался. Он осваивал куда более прибыльный рынок очищенной воды. Эстер лично отслеживала установку самых передовых систем очистки обратным осмосом, а также оборудования по усилению вкуса и устранению привкусов через активированный уголь. Вода стерилизовалась озоном, затем проходила через реминерализацию и уже после этого наконец жидким золотом стекала в пластиковые бутылки. Производство было полностью автоматизировано; всем циклом управляла лишь горстка механиков и контролеров качества.

Чем компактнее персонал, тем проще им управлять, а при нынешнем режиме экономии никто из сотрудников и пикнуть не рисковал. Если не считать службы отгрузки, «Макнейл-Гандерсон» не соприкасалась с профсоюзами, и это тоже было на руку. Прежде чем четыре месяца назад к Эстер на парковке супермаркета подошел Отто, единственной ее заботой являлось разве что пиарить перед прессой способы очистки воды на их предприятии. Местная газета вбросила согласованный миф: дескать, нынешние заводы по розливу не пренебрегают на входе никакой водой – водопроводной ли, морской, солончаковой, железистой, а то и вовсе сточной. Газета подчеркивала, что ключ к качеству воды лежит исключительно в подобающей очистке, а вода у них на заводе была действительно безупречной – по крайней мере, насколько того требовало Управление по контролю за продуктами. И все это до тех пор, пока не появился Отто Вирц.

Он предложил Эстер неимоверную – можно даже сказать, абсурдную – сумму денег. Такую, от которой буквально подкашиваются ноги и занимается дыхание. Больше, чем Эстер получила бы за двадцать лет безупречной работы менеджером. Вирц предъявил ей удостоверение исполнительного директора «Гандерсон груп». Он мог ее в два счета уволить, но даже не намекнул на это. Напротив, он предложил ей деньги и тем купил ее благосклонность. А может, и душу (Эстер точно не знала). От нее он хотел всего две вещи: дать допуск на предприятие экспертам по качеству – это раз; и не смотреть, какие добавки они примешивают к воде, – это два.

– На вкусе и запахе они не отразятся, – заверил ее Вирц и добавил с лукавинкой: – Только… вы уж ее не пейте, дорогуша.

Когда Эстер было заколебалась, он запросто прибавил к сумме вознаграждения еще один нолик. Она чуть не упала в обморок.

Совесть Эстер яростно сопротивлялась, но не больше отведенной минуты.

То было в начале мая; теперь близился к концу август. Семьсот двадцать тысяч бутылок в час. Миллион семьсот двадцать восемь бутылок в день. На протяжении четырех месяцев.

Так что же было в тех бутылках? Этот вопрос грыз ее каждый день, и ежедневно же, понемногу, убывали деньги на том оффшорном счету. Сама же Эсгер изо дня в день напряженно размышляла: не продешевила ли она с продажей души?

Пальцы сжимали поручень так крепко, что побелели суставы. Эстер озирала громаду цеха, который, будто кулаками, бил ее своим немолчным машинным рокотом.

Так что же было в тех бутылках?

«Господи боже, – изнывала она от саднящей мысли, – что же в той проклятущей воде?»

Глава 24

Близ Барауэ, Сомали.

Восемь дней назад (пятница, 17 августа).

На двенадцатом кругу Нтабо остановился и зажег сигарету. Он выкуривал по одной через каждую дюжину оборотов вокруг объекта, награждая себя за четыре протопанных километра американским «Мальборо». Особенно ему нравились с ментолом.

Месяц был как изогнутый белый клык, вспоровший непроглядную черноту неба. Звезд виднелось раз, два – и обчелся: свет остальных терялся за фонарями ограждения. Впрочем, Нтабо это не волновало: что он, звезд не видел?

Он глубоко затянулся сигаретой, с наслаждением чувствуя, как дым, першистым комком пройдя через горло, холодком оседает в легких. Жена упрекает: дескать, курит он много. А у нее зато задница плоская. Никто не совершенен.

Ох и тяжелый же этот АКМ – подарок боссы, вот уже десять лет он его исправно таскает. Лягается, как корова, а ремень протер все плечо от лопатки до соска. Ни подкладка, ни алоэ не помогают уберечься от этой борозды. Неужто с такой отметиной и подыхать придется? Собственно, Нтабо больше тридцати себе на этом свете и не отмерял. Подручные боссы – младшие военачальники, как они себя величают – точно пристрелят его со скуки или из-за того, что поссал не под тем деревом, а то и просто потому, что он здесь шляется. Они такие. За шесть лет уже трое товарищей Нтабо полегли ни за что – потехи ради или за нарушение каких-то их самозваных правил. Уж хоть бы американцы вернулись.

Отец и двое дядьев Нтабо хоть погибли не просто так: в настоящей схватке, под Могадишо. Аллах награждает гибелью в бою. А вот смерть из-за чьей-то скуки?

Сигарета дотлела почти до фильтра. Нтабо вздохнул. Буквально под поверхностью черепа, где теплятся мысли, свербило: ну хоть бы что-нибудь – что угодно – произошло, дабы как-то скрасить эту тягучую, изнурительную скуку. Мысль обретала осязаемую плотность, уже без малого оформляясь в слова, когда Нтабо вдруг услышал… звук.

Часовой застыл, не донеся руки до зажатого меж губ окурка. Он действительно это услышал или его попросту морочит доносящийся шум джунглей? Такое ведь не раз бывало. Он попытался мысленно воспроизвести звук: что-то вроде негромкого хрюка, какой бывает, если кто-нибудь на что-то натыкается в темноте.

Выплюнув окурок, Нтабо рывком обернулся, одновременно вскинув автомат: руки сами собой легли куда положено. Он весь обратился в слух.

Нет, тихо. Охранник инстинктивно вслушался в привычные звуки густого леса и окружающей его пустыни. Звук донесся откуда-то с запада, ближе к рукаву джунглей, что отделяет объект от тамошнего городка. Нтабо подождал, не рискуя окликнуть, кто идет. За ложную тревогу полагается самое малое порка цепью. Двоих на той неделе уже отмолотили. Один помер, у другого вся спина стала сплошной язвой рваной плоти, лохмами свисающей с переломанных ребер, так что Нтабо стоял, направив автомат в черную стену непроницаемой тьмы, и ждал, ждал.

Десять секунд. Двадцать.

Черепахой проползла минута. Единственное, что улавливал слух, это жестяной звук марокканской радиостанции на объекте да приглушенный смех сидящих за покером младших военачальников в бараке, где у них лежбище.

А из леса ничего.

Нтабо облизнул губы и моргнул, пытаясь таким образом избавиться от щиплющего глаза пота.

Он подождал еще минуту-другую, после чего, постепенно расслабляя онемевшие мышцы, перевел дух. И тут – негромкий голос. Низкий, горловой. Сзади.

– Эй, там.

Слов Нтабо не разобрал. Он понимал четыре языка: сомалийский, суахили, арабский и английский; но этот голос говорил на африкаанс, [9]9
  Диалект голландского языка, на котором говорят жители ЮАР. (Прим. ред.)


[Закрыть]которого он никогда не слышал.

Но не в этом дело. Нтабо развернулся в прыжке, и, пока это длилось, произошли разом три вещи. Во-первых, он увидел говорившего – странный нескладный силуэт на слепящем фоне освещенного фонарями забора. Во-вторых, открыл рот, чтобы поднять тревогу, на что фигура (это в-третьих), выхлестнув вперед ручищу, перемкнула ему горло. И еще три вещи произошли во мгновение ока. Нтабо попытался крикнуть, но рука оказалась чересчур, просто безумно сильной, и из-под ее удушающей хватки не вырвалось ничего, кроме сипения. В ответ на попытку выстрелить неизвестный вырвал автомат так резко и мощно, что вместе с ним перчаткой отлетела кисть Нтабо с веером хрящей и сухожилий. Боль была адская, но даже выплеснуть воплем свою муку оказалось невозможно: пальцы, крепкие, словно прутья арматуры, круша, сдавили горло; слышно было, как хрустнули шейные позвонки. Огненным шаром рвался запертый в легких воздух. Сжав другую руку в кулак, Нтабо изо всех оставшихся сил колотил образину по плечам, по руке, по морде. Нападавший не шевельнулся. С таким же успехом можно было лупить статую; он лишь размозжил кисть о каменную скулу своего истязателя.

Непроницаемая тьма начала поглощать Нтабо, черными маками разрастаясь в глазах. Последнее, что он различил, прежде чем она сомкнулась окончательно, это волну прянувших из теней мощных фигур. Нескладные, разлапистые, они с нереальной легкостью, как бывает только во сне, подскакивали на несколько метров от земли, хватаясь за гофрированное железо забора в четырех метрах над спрессованным песком. Один за другим темные силуэты, переваливаясь через верхотуру, скрывались за стеной. Кровь шумела в ушах Нтабо, но он расслышал заполошную стрельбу и вопли людского страдания.

Затем с глухим хряском лопнули его шейные позвонки. Нтабо отчетливо расслышал звук собственной смерти, вслед за чем его не стало.

Глава 25

В полете.

Суббота, 28 августа, 10.47.

Остаток времени на Часах вымирания:

97 часов 13 минут (время местное).

Самолет был в моем распоряжении, и я блаженно развалился на подушках крутящегося кожаного кресла, вволю угощаясь из встроенного бара, который пережил за эти часы не одно вторжение. Черный кофе с бурбоном мешать не рекомендуется ни с тактической, ни с медицинской точки зрения, особенно учитывая все уже случившееся и то, что мне еще, вероятно, предстояло. Ну да и черт с ним. Кинжальная порция виски пошла превосходно, и, чтобы ей не было одиноко в желудке, я дослал еще одну и заел все это шестью пакетиками соленого арахиса. Скажите мне: почему встроенные бары обычно располагают приличной выпивкой, но никак не закуской? И почему вместо одного нормального пакета арахиса тебе всегда предлагают несколько, но мелких?

Когда самолет набрал высоту, Ханлер поставил борт на автопилот и вышел показать, как у него здесь работает скайп, после чего опять уединился в кабине, врубив там CD Боба Сигера. Видимо, не хотел вникать в конфиденциальную информацию, или же его договоренность с Черчом не включала проникновение в секреты ОВН.

Я поработал кнопками на пульте, и на экране возникла панорама лаборатории в Ангаре. Секунд десять картинка пустовала, затем там появился доктор Кто и, подойдя, сел в кресло. Из-под нестиранного, похоже, еще с зимы белого халата выглядывали джинсы и рэперская майка. Вместо имени на нагрудном кармане значилось: «Безумный ученый». Кто, американец китайского происхождения, был в ОВН замом по науке. До гения ему и вправду не хватало буквально нескольких нейронов, но козлом он при этом был преизрядным. Если б здание у них горело, а у меня был выбор, спасать из огня Кто или мои любимые носки, этот засранец давно бы изжарился. Он относился ко мне почти так же, поэтому у нас был паритет.

– Капитан, – рашпильным голосом сказал он.

– Доктор, – в тон ему отозвался я.

– Мистер Черч говорил вам про видео? – спросил он.

– Только то, что оно из анонимного источника и связано с какой-то кашей.

– Как раз из-за этого видео Хэк Петерсон и отбыл на спецзадание со своей командой, – сказал Кто. – Запись мы получили два дня назад. Лица фигурирующих на ней людей мы прогнали через программу распознавания и кое-что зацепили. У мистера Черча будет с нами совещание по этому вопросу, после чего он свяжется с вами. Суть в том, что одно из установленных лиц – это человек, в годы холодной войны уличенный в создании организации экстремистского толка. О деталях не спрашивайте: Лорд Вейдер пока не уполномочивал меня разглашать их.

«Холодная война», – подумалось мне. Права все же Грейс.

– А вы знаете, – заметил я, – что Черч может прослушивать наш разговор?

Это я брякнул лишь для того, чтобы как-то уязвить Кто; тот, на секунду напрягшись, строптиво тряхнул головой, адресуясь больше к себе, чем ко мне.

– Так вот, мистер Черч прочесал историю этого человека «Ясновидцем» и выяснил, что почти все о его деятельности каким-то образом удалено из правительственных баз данных. Восстановить их «Ясновидец» не способен, но он смог обнаружить отпечатки.

– Отпечатки?

– Да. Вроде шрамов от хирургического вмешательства, в виде принудительного удаления файлов с жестких носителей. По аналогии с дактилоскопией. Всякий контакт оставляет соответствующий след.

– Кроме «Ясновидца».

– Э-э… ну да, кроме «Ясновидца». Думаю, босса беспокоит в том числе и то, что для подобного удаления информации, да еще в таких объемах, требуется программа, во многом схожая с «Ясновидцем». Как мы говорили, «Ясновидец» не оставляет следов, поэтому данная система все же не аналогична нашей, но некоторым образом очень к ней близка.

– Не уверен, что мне это нравится.

– Да и мы все такого же мнения. В общем, с помощью «Ясновидца» мы провели обширный структурный поиск и вышли на родственников некоего Хекеля – человека, запечатленного на видео. Источников программы взлома – надо сказать, составленной с умом – мы проследить не смогли. Справки пришлось наводить через семейные архивы и материалы судебных тяжб. Единственным родственником у Хекеля значился дядя, который, кстати сказать, умер в семьдесят восьмом году.

– И?..

– Все, чем располагал тот дядя, хранится в месте, именуемом «Глубокое железо», – частный, тщательно охраняемый объект в миле под Четфилдским парком, что в отрогах Скалистых гор, юго-западнее Денвера. Сегодня на рассвете мистер Черч послал на этот объект Петерсона с командой. Но сообщений от них так и не поступало.

– Что же там такое хранится?

– Мы не знаем. В системе «Глубокого железа» объект поиска фигурирует лишь как «записи». Насколько нам известно, это старые дискеты. А вообще в «Глубоком железе» лежит все подряд. Кто-то держит там законсервированные яхты; кинокомпании хранят архивные ленты, да мало ли что еще? А уж архивных бумаг с микрофильмами – миллионы тонн.

– И мы не знаем, как это соотносится с видео?

– Да. То есть нет. Поэтому мистер Черч хочет, чтобы вы добыли нам какие-то ответы. Этот ваш малый по фамилии Симс уже находится в Колорадо.

– Назовите Старшего еще раз малым – и рискуете под конец дня поменять пол.

– Ну, я не из желания обидеть, – насупился Кто, – это так, по-свойски. Вы же в команде «Эхо» по-всякому их называете.

– Док, как я их там называю – мое дело.

Он для вида поправил очки на переносице, причем нарочито средним пальцем. В общем, идиллия двух любящих друг друга людей.

– Видеозапись, – намекнул я. – Мне ее когда-нибудь покажут?

Кто, прокашлявшись, заметно посерьезнел и вместо ответа спросил:

– Вы что-нибудь слышали насчет криптозоологии?

– Крипто чего? – переспросил я.

– Криптозоологии, – на этот раз медленнее произнес он. – В зависимости от того, каких убеждений придерживается зоолог, это или побочный раздел биологии, или лженаука. Но в любом случае она связана с поиском криптидов – животных, не принадлежащих общепринятому перечню ныне живущих или вымерших представителей фауны.

– Вот тут вы меня запутали.

Кто тускло улыбнулся.

– Это просто. Криптиды – животные, в существование которых люди верят, но… бездоказательно.

– Это как? Что-то типа лох-несского чудовища, что ли? Или йети?

«Гляди-ка, соображает, – ехидно мелькнуло в раскосых глазах. – А говорили, неандерталец».

– Ну да. – Он кивнул. – Снежный человек, русалки, птицелюди и тому подобное.

– Только умоляю, не говорите, что мне предстоит рисковать жопой перед ДВБ из-за поиска снежного человека! Я-то уж было подумал, что опять начинаю вас любить, а тут получается, что любить вас мне придется в прямом, то есть в сексуально-извращенном смысле.

Он улыбнулся так, будто во рту у него лежал нарезанный ломтями лимон.

– Да нет же, – с подчеркнутой вежливостью сказал он, – никакого снежного человека мы не ищем. Хотя справедливости ради надо заметить, что подобных мифических существ люди уже обнаруживали, и не раз. Взять хоть гигантского кальмара – разве не воплощенная выдумка? А тех естествоиспытателей, что двести лет назад впервые заявили об обнаружении яйцекладущего млекопитающего с перепончатыми лапами, утиным носом и ядовитым жалом, люди однозначно заклеймили как лжецов. Теперь же о существовании утконоса известно всем.

– А что, утконосы разве ядовитые? – удивился я.

– Мужские особи – да! – с победоносной улыбкой возгласил Кто. – Некоторые из таких существ относятся к категории НЗЖ – неустановленных загадочных животных, – которые из-за нехватки наглядных свидетельств, следов или ДНК не вписываются в научную классификацию академической биологии. Есть и реликты – выжившие экземпляры видов, считавшихся вымершими или так близкими к вымиранию, что живых особей уже днем с огнем не сыскать.

– Вау! – с деланым восхищением выдохнул я. – Прямо в кино ходить не надо. А вам, кстати, кто-нибудь говорил, что вице-президент гребаных Соединенных Штатов хочет нас всех переловить?

– Гм, – на миг призадумался он. – Вот как? Еще более экзотичный пример – этоцелакант, или латимерия, – крупная рыба, считавшаяся вымершей как минимум шестьдесят с лишним миллионов лет назад. И вдруг ее в декабре 1938 года вылавливает южноафриканский траулер! Причем с той поры обнаружены целые ее популяции, и она периодически попадается в сети возле Индонезии и Южной Африки.

– Как же, – хмыкнул я. – Читывал, читывал про то в научном альманахе.

– Обычно криптозоологов больше занимают волнующие случаи с мегафауной – взять того же йети, – чем разные там новые разновидности жуков или бабочек. Предвидя ваш вопрос насчет мегафауны, отвечу: это значит «большие животные». В биологии данный термин применяется к особям весом свыше сорока килограммов. Так что порой нам и впрямь попадаются и реликты, и НЗЖ. Получается, они в самом деле существуют.

– Что ж, вижу, для научных фриков вроде вас это все равно что интернет-порнуха – такой же кайф по ней шариться, – но если вы хотите, чтобы я все еще сидел и слушал, то, ради бога, давайте ближе к делу.

– Я хотел, чтобы у вас это отложилось в голове, прежде чем я включу видеозапись.

– Черч говорил, чтобы для формирования непредвзятого мнения я смотрел запись без предубеждений.

Судя по взгляду Кто, он оценивал мои интеллектуальные способности как не слишком превышающие порог второй сигнальной системы. Доктор поиграл клавишами.

– Это видео было выслано нам имейлом. Можно сказать, вслепую. Кто-то залогинился в интернет-кафе в Сан-Пауло, создал на Yahoo акаунт и выслал, а затем акаунт обнулил. Мы влезли в Yahoo, но вся информация, связанная с созданием и автором акаунта, оказалась липой. Так что на руках у нас исключительно сам файл.

– Высланный куда?

– На старый имейл мистера Черча. Об этом почтовом ящике не спрашивайте: он мне сам ничего не рассказывал. Объяснил только, что давно уже его активно не использует; иногда заглядывает по старой памяти. Для проформы.

Кто потер руки примерно так, как это делают кинозлодеи в дурацких фильмах.

– Ну что, смотрите! Гарантирую: крыша от увиденного у вас поедет существенно.

Он не ошибся.