Текст книги "Фабрика драконов"

Автор книги: Джонатан Мэйберри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)

Джонатан Мэйберри
«ФАБРИКА ДРАКОНОВ»

Посвящается Рэнди и Фрэн Кирш, Чарли и Джине Миллер, Франку и Мэри Лy Сесса и моему брату по крови Артуру Меншу.

И неизменно моей возлюбленной Саре Джо.

Слово признательности

В исследовательской работе и создании этой книги мне помогала целая плеяда сердечных и истинно талантливых людей, каждый из которых заслуживает благодарности. Это мой агент из «Харви Клингер» Сара Кроу; мой редактор Майкл Хомлер, так же как и я помешанный на поп-культуре; все в «Сен-Мартинс пресс»; Юлия Кац, оказавшая помощь с русским языком, и Алоис Лон – с немецким; члены Международной группы писателей-детективщиков, Ассоциации авторов ужастиков и американских писателей детективных романов, которых я благодарю за неустанную моральную и прочую поддержку; Майк Вицгалл с его пространными консультациями по оружию и приемам рукопашного боя; моя спетая компания по «Клубу выдумщиков» в лице Грегори Фроста, Джона Маккоргана, Денниса Тафойи, Кита Странка, Дона Лафферти, Келли Симмонс, Уильяма Лашнера, Мери Джонс, Мери Ламбры, Эдда Петита, Лоры Шрок и Л. А. Бэкнса; Мишель Сицилия из Департамента внутренней безопасности; Тифф и Шмидт, Нэнси Кайм-Комли и Рэйчел Лавин (редакторская помощь); кафе «Старбакс» в Верхнем Саутгемтоне, штат Пасадена, где я написал почти всю эту книгу, и Аксель Алонсо из «Чудо-комиксов».

Неоценимо важную техническую информацию для данной книги предоставил целый ряд генетиков мирового уровня (любые ошибки здесь – исключительно вина автора); доктор Янру Чен-Цай, директор «Трансгеник ресерч фасилити» и замдиректора Стэнфордского онкологического центра; доктор Яннис Драгастис, доцент кафедры физиологии университета Теннесси; доктор Лоренс Бужон из отделения клеточно-молекулярной биологии (модель CMMI) факультета естественных наук лондонского Империал-колледжа; доктор Г. Томас Кальтажироне, президент компании «Аптаген»; доктор Аурора Бердс Коннор, директор центра изучения трансгенных мутаций «Риппель Маус» и директор по предклиническим исследованиям мышей для института Коха по совокупному изучению раковых опухолей МТИ.

ПРОЛОГ

1
НЕДЕЛЮ НАЗАД

Можно сказать, что Отто Вирц – второй по значимости массовый убийца в мировой истории. В сравнении с ним Гитлер, Сталин, гунн Аттила и даже Александр Македонский – жалкие шалопаи и позеры, недостойные держать возле Отто свечку для подсчета оставленных им мертвых тел.

Уступал он, пожалуй, только Сайрусу Джекоби.

Это имя – псевдоним, а настоящего у него, по сути, и не было. Как и Отто, Сайрус был чудаковат. Как и Отто, Сайрус являлся монстром.

С неделю назад я о них и не слышал, как, собственно, и все остальное человечество. Тогда они не значились в списках Интерпола, их не разыскивали мировые правительства, их имена не звучали в бросаемых наспех проклятиях и гневливых молитвах нигде на планете Земля.

Тем не менее вместе они сотворили больше злодеяний, чем кто-либо за всю историю. Сообща они неброско и тихо истребили десятки миллионов людей.

Усаживаясь поздним вечером за ужин, эта парочка не размышляла о прошлых достижениях: истинный атлет и чемпион не думает о том, как он пришел к финишу. Для них суть всегда составляло дальнейшее, то, что случится вскоре. Неделю назад – за семь дней до того, как я впервые о них услышал, – Отто Вирц поместил на стену большие электронные часы, прямо над причудливого вида рабочей станцией, перед которой они с Сайрусом засели с утра пораньше. Часы установили на обратный отсчет времени. Отто выставил цифру 10 080. Десять тысяч восемьдесят минут. Сто шестьдесят восемь часов. Семь дней. Одна неделя.

После нажатия кнопки «пуск» Отто с Сайрусом звонко чокнулись фужерами с «Перье Жуэ» – самым дорогим в мире шампанским, шесть с лишним тысяч долларов за бутылку.

Неспешно смакуя искристый напиток, они улыбчиво наблюдали, как истекают первые шестьдесят секунд, затем еще и еще.

Часы вымирания были запущены.

2
СЕЙЧАС

Я стоял скорчась в темноте, весь в крови, внутри что-то явно сломано. А может, и в голове.

Вход был загорожен тем, что попало под руку. У меня осталось три патрона. Три пули и еще нож.

Дверь содрогалась под громовыми ударами – понятно, что долго не продержится. И тогда ворвутся они.

Где-то дотикивают свое Часы вымирания.

Если я все еще буду находиться в этой комнате, когда стрелка остановится на овальчике нуля, людей погибнет больше, чем во время Великой чумы и всех пандемий, вместе взятых.

Я рассчитывал, что смогу их остановить. Я должен их остановить. Или я, или никто.

В том, что я оказался здесь так поздно, моей вины нет.

Они нас преследовали, морочили голову, заставляли бегать по кругу – и к тому моменту, когда мы поняли, что нам грозит, часы уже заканчивали обратный отсчет.

А мы старались. За истекшую неделю след из тел протянулся за мной из Денвера в Коста-Рику и на Багамы. Некоторые из них выглядели как люди, другие… черт, мне даже в голову не приходит, как их назвать.

Грохот становился все сильнее. Дверь уже шаталась, гнулись ригеля. Интересно, что не выдержит первым, замок или петли, прежде чем они с воем ворвутся сюда? И тогда я окажусь с ними наедине, лицом к лицу.

Как же больно, и кровь идет не переставая.

У меня три пули и нож.

Выпрямившись, я повернулся лицом к двери – пистолет в левой руке, клинок в правой – и улыбнулся.

Что ж, пусть заходят.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОХОТНИКИ

Ничто не сравнится с охотой на человека; те, кто долгое время занимался охотой на вооруженных людей и вошел во вкус, с той поры ни о чем ином уже не помышляют.

Эрнест Хемингуэй. На голубой струе.

«Эсквайр», апрель 1936 г.

Глава 1

Кладбище Святого Искупителя, Балтимор, Мэриленд.

Суббота, 28 августа, 8.04.

Остаток времени на Часах вымирания:

99 часов 56 минут.

– Детектив Леджер? – спросил он, предъявляя раскрытое удостоверение. – Департамент внутренней безопасности.

– А как оно пишется, через «а» или через «о»?

Гранитную глыбу лица не тронула даже тень улыбки. Ростом он был с меня (а я, надо сказать, не из мелких); трое же громил рядом с ним выглядели, пожалуй, еще крупнее. Все как один в темных очках, на груди звездно-полосатые значки. Ну почему подобное всегда происходит именно со мной?

– Прошу вас следовать с нами, – сказал Глыба.

– Зачем?

Мы стояли на парковке кладбища Святого Искупителя, в Балтиморе. Я держал в руках ярко-желтый букет нарциссов и бутылочку с водой. В заднем кармане джинсов под рубахой внапуск – пистолет. Раньше я никогда не брал с собой пушку на могилу к Хелен, но за последние несколько месяцев многое изменилось. Жизнь пошла сложная, так что не расставаться с оружием круглые сутки семь дней в неделю вошло в привычку. Даже здесь.

Взвод громил – трое праворуких, один левша – был определенно упакован: различались характерные вздутия под ладно сидящими костюмами. Левак в этой стае был, пожалуй, самым крупным – лось с накачанными плечами и носом, по которому в свое время хоть разок, да врезали под любым из возможных углов. Если встреча добром не кончится, самым ретивым определенно окажется он, а те двое, что от него по бокам, будут наседать, удерживая дистанцию, – вежливые ребятки. Сейчас они стояли метрах в пяти, все как один в расстегнутых пальто. На элеганте.

– Просим вас пройти с нами, – повторил Глыба.

– Вы же слышали, я спросил: зачем?

– Прошу вас, детектив…

– В общем-то, по званию я капитан, – с нарочитым холодком, хотя и улыбчиво, заметил я.

Он в ответ промолчал.

– Желаю приятно провести время, – сказал я, собираясь повернуться.

Тут на плечо мне легла рука стоявшего рядом с Глыбой Лося – того, с перебитым носом. Остановившись, я молча прошелся взглядом по его лапе, затем по физиономии. Руку он при этом не убрал. Их здесь четверо, я один. Возможно, Лось таким образом показывал свои опрятные манеры – у ребят из ДВБ принята эта нарочитая обходительность: демонстрация собственной крутизны; знак того, что любезность может превратиться в свою противоположность. На многих это производит впечатление. Не знаю, насколько тщательно они навели обо мне справки, но, судя по тому, как беспечно этот клоун возложил длань, знали меня плохо.

Я легонько постучал букетом по его запястью:

– Вы позволите?

Руку Лось убрал, но при этом угрожающе надвинулся:

– До вас, видно, не доходит?

– Что именно? – Я улыбнулся. – Что здесь непонятного?

– Внутренняя бе-зо-пас-ность, – чуть скривив в улыбке рот, выговорил он со значением.

– Вздор. Внутренняя безопасность – это как раз я. Обращайтесь по инстанции.

Глыба тронул Лося за плечо: дескать, отодвинься, дай-ка я потолкую с ним сам.

– У нас инструкция вас доставить.

– Кто подписывал ордер?

– Детектив…

– Вы опять?

– Ну ладно, капитан, – досадливо фыркнул Глыба. – Капитан Леджер, – повторил он намеренно едко, чтобы проняло.

– Представьтесь, – потребовал я.

В ответ он снова выставил удостоверение, но нарочито быстро спрятал, чтобы я не успел прочесть.

– Агент по особым делам Джон Эндрюс, – добавил он все же после паузы.

– Вот как мы все обставим, Эндрюс: я сейчас иду вон туда и кладу цветы на могилу своего самого давнего и дорогого друга – женщины, которая ужасно мучилась и умерла незаслуженной смертью. Какое-то время я планирую пробыть там; вы же, надеюсь, проявите достаточно воспитанности и такта, позволив нам с ней побыть наедине. Можете наблюдать, но так, чтобы я этого не видел. Если, когда я вернусь, вы все еще будете здесь, мы сможем снова обсудить тему «зачем» и я решу, идти ли мне с вами.

Чё он там? – не выдержал Лось.

Глыба сверлил меня взглядом.

Вот такая постановка задачи, Эндрюс, – вздохнул я. – Хотите вы того или нет.

Несмотря на инструкции и профессиональную крутизну, уверенность в нем, судя по всему, поколебалась. А это уже намек на то, что и сам агент считал свое задание несколько подозрительным и цели его толком не знал, так что скручивать меня силком оказался не готов. Как-никак, я федеральный служащий, связанный с национальной безопасностью, да еще и с воинским званием, поэтому, если что не так, ему и до служебного взыскания недалеко. Видно было, что Эндрюс напряженно размышляет.

– Десять минут, – бросил он наконец.

Я хотел было кивнуть и отправиться на могилу Хелен, но меня вывела из себя их откровенная демонстрация готовности к насилию.

– Да неужто? – ухмыльнулся я в ответ. – Когда десять минут пройдет, наберите воздуха и стойте не дыша.

Подмигнув ему напоследок, я ткнул указательным пальцем в сторону Лося (бутылка воды затрудняла движение), повернулся и двинулся между надгробиями, чувствуя спиной их взгляды, похожие на острия рапир.

Глава 2

Кладбище Святого Искупителя, Балтимор, Мэриленд.

Суббота, 28 августа, 8.06.

Остаток времени на Часах вымирания:

99 часов 54 минуты.

Могила Хелен находилась на дальнем конце кладбища, в новой зоне – участок плоский, как блин, но многочисленные стелы и памятники давали некоторое укрытие. Своим сторожевым псам я был виден, однако мог кое-что скрытно предпринять. Боковым зрением я различал Лося и еще одного – блондина с внешностью серфера, который обошел меня с фланга по кладбищенской дорожке. Я невольно улыбнулся. Вчетвером эта свора представляла для меня угрозу; порознь же они годились только наблюдать. Учитывая расстояние, возможным раскладом мог быть вариант «двое на одного»: Глыба со своим напарником или Лось с Серфером. Меня вполне устраивало и то и другое.

Дорогу к могиле я знал наизусть. Букет с бутылочкой переместился в левую руку, чтобы правую можно было сунуть в карман. Последнее время я здорово поднаторел в быстром наборе исподтишка и теперь одним лишь пальцем нажал на мобильнике нужную кнопку плюс три цифры: код ситуации.

Здесь, на могиле Хелен, у меня всякий раз саднило в душе; но сердце еще сильнее болело, если я не бывал здесь хотя бы неделю. За два года, минувшие после ее самоубийства, я позволил себе примерно сорок раз пропустить визит. Например, на той неделе штурмовали лабораторию в Вирджинии, где парочка безнадежно двинутых ученых пыталась создать свой вирус атипичной пневмонии, чтобы потом толкнуть террористам. Пришлось их разубеждать. Думаю, Хелен бы мне простила.

Как раз когда я возлагал цветы на пронзительно-зеленый дерн, в кармане зажужжал телефон.

– Извини, милая, – пробормотал я, легонько коснувшись холодного надгробия, – но деваться некуда.

Опустившись на колени (якобы молюсь), я украдкой вынул и раскрыл телефон так, что со стороны ничего не было видно. Имени на дисплее не высветилось, но я знал, что это шеф.

– Утро у меня интересное, – произнес я. «Интересное» означало условный сигнал тревоги.

– На линии, – раздался в трубке голос Черча. – Сообщи обстановку.

Я проработал с ним вот уже два месяца, но так и не уяснил, какое у него все-таки настоящее имя. Его звали кто Дьяконом, кто полковником Элдритчем, кто Пономарем – список можно продолжить, – мне же он представился как Черч, и я стал звать его так. Было ему, как говорится, «к северу от шестидесяти», но в каком именно месте, не проглядывало. Ребята бились меж собой об заклад: одни спорили, что он бывший спецназовец, другие считали его агентом ЦРУ, выбившимся в верховное руководство.

– Мы нынче прогневали кого-нибудь в Вашингтоне?

– Ну не с самого же утра, – хмыкнул он. – Что там у тебя?

– Я на кладбище. Пара хряков из ДВБ просят меня проследовать за ними – дескать, вопрос национальной безопасности, – а в чем суть дела, не говорят.

– Имена есть?

– Только одно: Джон Эндрюс. – Я описал шефу Глыбу и остальных. – Ордерами они не размахивают, но ясно и так, что долго упрашивать не станут.

– Надо кое с кем перемолвиться. Пока я не перезвоню, ничего не предпринимай.

– Эти гориллы меня дожидаются.

– Тебя это заботит?

– Да не особо.

– Ну и меня тоже.

Он повесил трубку. Минуту-другую я с улыбкой наблюдал за парой стрекоз, вертолетиками зависших над камнем Хелен. Между тем внутри меня колотило. Ведь я не сделал ничего такого, что могло бы вызвать подобную реакцию безопасников, и при этом все равно чувствовал себя виноватым. Вот уж не ожидал; неужели от одних копов это передается другим?

Черт знает что. Предыдущее задание у меня закрыто, ничего нового в «горячий цех» с той поры не поступало, с безопасниками я последний раз сталкивался месяц с лишним назад, и при этом все для всех закончилось благополучно. Никому не наступили на ногу и не накапали на мозги. Так с чего им сейчас на меня набрасываться?

Беспокойство во мне взыграло, когда в ворота въехали два полицейских «форда», остановившиеся по обе стороны от моего внедорожника. Из них выбрались еще четверо в штатском, без промедления заняв места на возможных путях к отступлению. Четыре выхода – четыре пары сотрудников. Глыба стоял у машин; Лось с напарником – между моим автомобилем и воротами. Вот и приплыли.

Зажужжал мобильник.

– Слушай сюда, – сказал в трубку Черч. – Похоже, мы в самом деле въехали на чей-то газон в высших сферах и не все идет гладко. Ты сам знаешь, что президента как раз сейчас оперируют на сердце, и, пока его нет, вся власть фактически находится в руках вице-президента. А тот, в свою очередь, никогда не жаловал Оборонную систему обмена информацией и заявлял об этом во всеуслышание. Так что, похоже, он от слов перешел к делу и пытается ее развалить.

– На каких основаниях?

– Он каким-то образом убедил генпрокурора, что я давлю на президента с целью добиться наделения Оборонной системы несвойственным объемом полномочий, сделав ее неподотчетной.

– А что, разве это не так?

– Знаешь, все не так просто. Скажу одно: теперь по его указке ДВБ может на законных основаниях задерживать всех особистов-оборонщиков, накладывать арест на нашу аппаратуру и тэ дэ и тэ пэ.

– Так уж прямо и может?

– Может, может. Де факто наш виц сейчас – верховный главнокомандующий. Когда президент очнется и займет свое место, ему, возможно, мало не покажется, но до этого еще несколько часов, в течение которых ох каких дров наломать можно. Тетушка Салли сообщает, что по указке вица на площадке «Флойд Беннет» только что приземлились два вертолета с безопасниками; разворачивают там свой контингент. Так что полномочия им дали, да еще какие.

Тетушка Салли была у Черча первым замом и начальником оперслужбы Ангара, штаба ОВН в Бруклине. Сам я с ней знаком не был, а вообще по отделу о ней ходили, можно сказать, легенды.

– А что?

«Ясновидец» – он же СМ, или Считыватель Мысли – это компьютерная система, которую Черч не то разработал, не то заказал (толком я так и не знаю) и которая способна проникать сквозь самую серьезную защиту, внедряться в любой накопитель, носитель и дисковод – была бы только с ним связь через Wi-Fi или по проводам; вживляться, а затем изникать, не оставляя следов. Аналогов в мире у нее, насколько мне известно, нет, за что, собственно, хвала Всевышнему. Именно благодаря «Ясновидцу» наша система обмена сообщениями на шаг опережает многочисленные террористические сети. Майор Грейс Кортленд, моя знакомая, как-то призналась в своем подозрении: уж не «Ясновидец» ли позволил Черчу сбросить со своего хребта и президента, и всяких прочих деятелей? Свобода действий давала нашей системе связи эффективность, поскольку помножала на ноль бюрократическую волокиту, донельзя замедляющую обмен оперативными данными во всей схеме национальной безопасности.

«Ясновидец» являлся крайне опасной игрушкой по целому ряду причин; нам оставалось лишь уповать, что шефу хватит осмотрительности и благоразумия использовать его лишь по достойным поводам. Если им завладеет виц – мы все спеклись. Сам Черч не допускал даже мысли, чтобы эта система попала в чужие руки. Насчет благородства, нравственности и ума политиканов он особо не обольщался. Действительно славный звонок.

– Майор Кортленд сообщает: у склада припаркованы три «хаммера» без номеров, – сказал он.

– Что у вица, по-твоему, на уме?

– Сложно сказать. Даже если он замещает действующего президента, я не вижу, с какой стати ему рисковать, применяя против нас силу. Могут же в ответ и локотком двинуть невзначай.

– Ну а я-то зачем ему понадобился? Я ведь доступа к «Ясновидцу» не имею, если только ты меня сам не залогинишь.

– А ему это невдомек. Тут сейчас безопасники целыми стаями шерстят наши оперативные площадки, четыре одновременно. Обнуляют и аппаратуру, и начальников групп. Чистка что надо. Но при этом все без крови. Потому, видно, агент Эндрюс и дал тебе минуту-другую повидаться с мисс Райан.

– Может, и дал, только вызвал подмогу. Тут еще две машины подтянулись. Так что команчей целое племя, а ковбой только один.

– Уйти можешь?

– Смотря как отпустят.

– Не давайся им, капитан: из их системы возврата нет. С полгода уйдет, чтобы тебя оттуда вызволить, а к той поре проку в тебе для меня уже не останется.

– Чую твою любовь.

Шутку Черч проигнорировал.

– Максимум осмотрительности, – предупредил он. – Первый же выстрел они используют для развала ОВН.

– Кусать мне их, что ли?

– Зачем кусать? Мни.

Он повесил трубку.

Пряча телефон, я краем глаза уловил движение. Десять минут истекли; вокруг смыкались Эндрюс с командой громил.

А сюда гориллам из ДВБ нельзя. К этому месту я их не подпущу.

«Ну что ж, потанцуем», – сказал я себе.

Глава 3

«Дека», юго-западнее Гиллы Бенд, Аризона.

Суббота, 28 августа, 8.07.

Остаток времени на Часах вымирания:

99 часов 53 минуты.

Как освежающе-приятно быть безумным. В сущности, раскрепощает уже само осознание собственной ненормальности.

Сайрусу Джекоби много лет было знакомо восхитительное чувство свободы и самодостаточности. Безумием он пользовался так же, как другие пользуются оружием. В его глазах оно ни в коем разе не являлось недостатком – во всяком случае, если тебе известны его форма и габариты.

А уж Сайрус знал их досконально, во всех подробностях; можно сказать, каждый дюйм и унцию.

– Ну как, мистер Сайрус? Удобно ли вам?

Вот он, Отто Вирц, давний помощник и компаньон: сучковатая гнилоглазая палка в белом халате; губа и левая ноздря располосованы ножевым шрамом. Эдакий зловещего вида богомол, говорящий с тяжелым немецким акцентом. Лишь ему одному было позволено называть Сайруса истинным именем, или, по крайней мере, тем, на котором они когда-то условились.

– Удобно, Отто, удобно, – умиротворенно проворчал Сайрус. – Благодарю.

Сайрус сидел, утопая спиной в груде расписных валиков и подушек, на каждой из которых яркой блескучей ниткой было вышито какое-нибудь мифическое животное. Перед ним, опять же на подушке, умещался поднос с недавно поданным ланчем (сервировка – серебро и ажурный хрусталь). От завтрака Сайрус категорически отказывался, поскольку, по его мнению, от яиц, в любом их виде, веяло непристойностью; а с постели принципиально поднимался не раньше часа дня. Этому был неукоснительно подчинен весь уклад «Деки» – сон, дела, отдых, – и Сайрусу отрадно было сознавать, что вся жизнь здесь построена сообразно его видению времени.

Пока Сайрус устраивался поудобнее, Отто возложил свежий букет под большим, писанным маслом портретом макаки-резуса, которую они меж собой издавна прозвали Гретель. Цветная ксерокопия портрета висела здесь в каждой комнате, равно как и во всех помещениях «Улья» – их секретной фабрики в Коста-Рике. Этому животному Сайрус, можно сказать, поклонялся и часто повторял, что обязан ему больше, чем всем людишкам, вместе взятым, ведь именно благодаря макаке удалась их кампания против чернокожих и голубых, увенчавшаяся небывалым успехом и жатвой, превзошедшей урожаем смертей Вторую мировую войну. Отто всецело с этим соглашался, хотя и полагал втайне, что столько ксерокопий повсюду – некоторый перебор.

На столике под портретом находился большой плексигласовый ящик с особой подсветкой, что сразу указывало: этот предмет пользуется не меньшим почитанием, чем картина. В ящике мельтешил рой мушек, а снаружи в него по специальным трубкам нагнетался воздух строго определенной влажности и температуры. Крохотные насекомые были первым подлинным успехом, достигнутым Сайрусом и Отто. Ученая братия из Эдинбургского института исследования стволовых клеток, небось, до сих пор кормится теорией так называемого гена бессмертия – главного гена в ДНК мыши, – понятия не имея, как использовать потенциал своей находки. Зато Отто и Сайрус совместно с бригадой коллег (которые, надо же, все как один перемерли) раскололи эту загадку еще сорок лет назад. А ключ к ней нашелся как раз в этих скромных мушках-подёнках. Даже не в дрозофилах.

– Ну, что у нас нынче по графику?

Отто жестом фокусника сноровисто заправил салфетку (ирландский лен) в клиновидный вырез застегнутой пижамы Сайруса.

– Вопреки вашим рекомендациям мистер Сандерленд поддался на уговоры близнецов и попытался завладеть компьютерной системой «Ясновидец». Видно, из «Пангеи» они уже выросли.

– Завладеть? Вздор! – Сайрус уничижительно махнул рукой. – Не выйдет.

– Конечно нет.

– Сандерленду об этом лучше знать.

– Он выйдет из строя задолго до того, как там сообразят, в чем дело, – бдительно перехватил упрек Отто. – Никуда они уже не сунутся, когда их систему обрушат наши русские друзья.

– Ох уж эти русские, – буркнул Сайрус. – Дались они тебе. Откуда такая нежность к ним?

– Нежность? – Отто вежливо хмыкнул. – Не самое подходящее слово, мистер Сайрус. Но надо признать, ретивости в них хоть отбавляй.

– Да уж. На то пошло, даже чересчур. А ведь раньше ты был разборчивей, Отто. Якшаться с красной мафией… Я прямо не знаю. – Он досадливо поморщился. – Клише какое-то. А это не по-нашему.

– Зато по средствам, и вложения окупаются – что ж тут такого? От нас не убудет. Да и кому в голову придет, что мы – и вдруг пользуемся услугами сорвиголов из бывшего КГБ? Неважно, насколько топорны их методы, – в нашу сторону никто и не глянет. Во всяком случае, пока не станет уже поздно.

Сайрус насупился.

– Эх, нам бы кого-нибудь из берсерков. Вот в этом, я вынужден признать, близнецы нас на шаг опережают.

– Может быть. Мои источники сообщают, что с берсерками у них кое-какие нестыковки в плане поведения, – Отто взглянул на часы. – Там внизу дожидаются покупатели из Северной Кореи. Хотят попрощаться.

– Да ну их, этих зануд, – отмахнулся Сайрус. – Отправь кого-нибудь из моих двойников. Пошли Мило: у него манеры хорошие.

– Мило? – Отто, вежливо воздев брови, поправил на подносе ножик с вилкой. – Вы ж его пару недель как пристрелили.

– Да ты что. А как?

– Так ведь вторник был.

– А-а.

Вторник у Сайруса традиционно считался самым что ни на есть пустым и бестолковым днем недели, и он, как мог, пытался его разнообразить чем-нибудь хоть чуточку экстравагантным.

– Жалко Мило, жалко, – задумчиво, нараспев протянул он, наливая в чашку чай. – Неплохой он, собственно, был. Да?

– Определенно. Ну да незаменимых людей нет, мистер Сайрус, – приободрил патрона Отто. – Можно хоть Кимбалла послать.

– А я его что, разве еще не шлепнул?

– Да нет пока.

Сайрус метнул острый взгляд, который Отто перехватил, учтиво, но бдительно удержавшись от улыбки. Лишь чуток моргнул.

– Может, в следующий вторник тебя пристрелить?

– Мм. Если дадите мне знать заранее, я, пожалуй, спрячусь под лестницей, в шкафу со швабрами.

– Что у нас еще на сегодня?

– Последняя партия Новых Людей отгружена в «Улей». Картерет со своей командой доводит их до ума. У нас заказы на шестьдесят женских особей и двести мужских. Текущей партией мы все заказы покрываем; однако, если спрос повысится, производительность придется поднять процентов на двадцать.

– Так и поступим. Кстати, о Новых Людях: этот идиот Ван дер Меер все так же пробовал рядиться за поштучную цену?

– Точно так.

– И?

– Сегодня на рынке диктует производитель.

Сайрус победоносно кивнул. Он уже зарезервировал деньги на новую исследовательскую линию – ту, в мыслях о которой проводил долгие часы в резервуаре для медитации. Там ему думалось лучше всего; в нем он мог общаться со всей вселенной, отпирать каждый отсек и ящик своего бесконечного, ничем не ограниченного разума.

Подняв увесистый купол, накрывающий блюдо с ланчем, Сайрус оглядел кушанье: четыре нежнейших ломтика белой грудки, распластанные веером, словно игральные карты, в густом кремовом соусе. Текстуру мяса он не распознал, а вот овощи были из более знакомой экзотики: молоденькие картофелинки, коронки карликового брокколи целиком, и пальчики гибридных шпинатных морковок. Крышку он подал готовно подхватившему ее Отто.

– Что-то новое? – полюбопытствовал Сайрус.

– Вообще-то старое.

– Вот как?

– Грудка додо в кремовом соусе на белом вине.

Сайрус захлопал в ладоши, радуясь как ребенок.

– Прелесть какая! – Но, потянувшись было к вилке, вдруг приостановился и бдительно спросил: – А пробу ты снял?

– А как же.

– Ну и?

– Курятиной и близко не отдает.

Сайрус довольно рассмеялся.

– Больше похоже на дичь, – с деловитой сосредоточенностью докладывал Отто. – Немного напоминает мясо белоголового орлана, но не такое жесткое.

Сайрус, закивав, взялся за вилку с ножом.

– Не хочу портить ваш аппетит, сэр, – продолжал Отто, – но вынужден напомнить, что сюда на очередную встречу направляются близнецы. И почти наверняка станут обсуждать вопрос по берсеркам. – Сайрус было вскинулся, но Отто упреждающе взметнул руку. – Не беспокойтесь, мы приняли обычные меры предосторожности: увидят и услышат они в точности то, что ожидают увидеть и услышать.

Сайрус, отрезав, сосредоточенно жевал кусочек грудки. Отто привычно соблюдал тишину.

– Надо, чтобы их перед каждым разговором сканировали на температуру.

– Уже предусмотрено. В стулья, что в приватном саду, вмонтированы и проверены термальные сенсоры. Доктор считает, что при новых сканерах плотности испарения в достоверности показаний можно быть уверенными на семьдесят – семьдесят пять процентов. Так что если они будут лгать, нам, возможно, удастся это уловить.

– Уж очень они ушлые, эти двое, – покачал головой Сайрус.

– Что есть, то есть, – кивнул Отто и с улыбкой добавил: – Нет-нет, сэр, я не из подхалимства так говорю. Я в самом деле испытываю к близнецам большое уважение.

– Постольку-поскольку, – одернул его Сайрус.

– Постольку-поскольку, – согласился Отто.

– Мои юные боги… – Какое-то время Сайрус с благодушной улыбкой отсутствующе смотрел куда-то вдаль; после чего, сморгнув, устремил острый взгляд на своего подручного.

– Что у нас по сигомам? [1]1
  Сигом – синтетический человек. Сигомы – фантастические, искусственно созданные существа, подобные людям во всем, но с заданными характеристиками. (Прим. ред.)


[Закрыть]

– Один-шестнадцать и Один-сорок четыре на подходе. Как раз сегодня четвертый раз проходят психологическую прогонку, и, если результаты нас устроят, можно будет вводить их в Семью. Девяносто Пятый получает высокие оценки в классе хирургии и, похоже, входит во вкус. Семейная черта. Остальные тоже в основном подтягиваются.

– Убедись, чтобы они никому не попались на глаза. Не хочу, чтобы Геката или Парис их увидели.

Отто кивнул.

– Как я уже сказал, на глаза им попадется лишь то, что нужно нам. Единственный, кого близнецы видели или когда-либо увидят из Детей, это Восемьдесят Второй, а он все еще в «Улье».

Сайрус раздумчиво помолчал.

– А… а что там Восемьдесят Второй? – встрепенулся вдруг он и, заметив, что Отто медлит с ответом, поспешно добавил: – Я по-прежнему имею на него виды. У меня к нему эдакое… родство, что ли. Больше, чем ко всем остальным.

– Я знаю, мистер Сайрус. Но вы же видели его психические показатели. И знаете, что о нем говорят доктора.

– Что? Что ему нельзя доверять? Что он дефективный? Не верю я этому, черт возьми! – взвился Сайрус с внезапной желчностью. – Не верю! И доктора со своими выводами мне не указ!

Его подручный, скрестив руки, чуть раскачивался, стоя в изножье кровати.

– Был уже третий по счету консилиум. Доктора все разные, а выводы такие же «ошибочные». Каково это, по-вашему?

Сайрус, раздув ноздри, отвернулся и какое-то время полыхал глазами на ни в чем не повинные цветы, высаженные в ряд вдоль одной из стен. Несколько раз он, прерывисто вдохнув, пытался что-то сказать, но, словно осекая сам себя, лишь резко взмахивал рукой. Это был старый – вот уж скоро три года – спор, который они постоянно вели с Отто. Гнев насчет Восемьдесят Второго вздымался в Сайрусе тяжелыми, убийственными волнами. В ярости он своими руками казнил предыдущих докторов. Всех шестерых удушил струной, сорванной в сердцах с виолончели, принадлежавшей его детищу.

– Пусть протестируют еще раз, – уже спокойнее, но с несгибаемой твердостью сказал он. – Чтоб каждый хренов пальчик был мне наперечет!

– Я уже распорядился, – заверил Отто. – В «Улей» послана новая команда специалистов: все проверят досконально, сколько бы сил и времени ни потребовалось.

Сайрус поглядел-поглядел и отвернулся.

– Вот что доставит вам удовольствие. – Отто на ходу сноровисто сменил тему. – Этот новый парень из Индии, Баннерджи… Ему все-таки удалось решить проблему с выветриванием газа в гибких сенсорах. Так что во время заправки можно будет нашпиговать ими самолет близнецов по самое «не могу».