Текст книги "Скитальцы Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 43 страниц)

45. Предложение золота

– Снимите капюшон с рабыни, – потребовал мужчина, которого, как мне показалось, я раньше где-то видел, возможно, мельком.

Дело было поздним вечером того же самого дня, когда я вернул Филомелу надсмотрщику.

– Думаешь было разумно после всего оставаться в этом лагере? – поинтересовался Марк, когда я поведал ему о результатах моего маленького эксперимента, в котором мне так помогла Филомела.

– Я думаю, что это самое безопасное для нас в настоящий момент место, – ответил я ему. – Попытка улететь, я уверен, предполагает преследование. Дороги и лагеря переполнены. И мы не знаем, кто наш враг.

Я надеялся, что на время мы избавлены навязчивого внимания, в конце концов, та группа охотников, с которой я столкнулся ранее, должна передать своему заказчику или заказчикам, что Ины у нас нет. Конечно, не стоило рассчитывать, на то, что их доклад не будет подвергнут сомнению или принят без подтверждения. Однако я не думал, что при данных обстоятельствах было бы разумно, оставить Ину в лагере временного содержания без присмотра, или просто избавиться от неё там же, по крайней мере, не немедленно. Если есть средства и желание, то даже тысячу цепей, клеток и ячеек вполне можно было бы проверить на предмет её присутствия. Но теперь я надеялся, что в силу того, что я сделал с ней в рабском лагере, она могла больше не представлять такого интереса для своих преследователей.

– А Ина знает, что её разыскивают? – спросил Марк.

– Нет, – кивнул я.

– То есть она не знает, что за неё назначена награда в сотню монет золотом? – уточнил он

– Нет, конечно, – ответил я.

– Снимите капюшон с рабыни, – потребовал мужчина, показавшийся мне смутно знакомым.

– Почему я должен это сделать? – осведомился я.

Насколько я мог судить, он был один.

– Вам не убежать, – предупредил он. – Я могу возвратиться с сотней своих людей.

– Убирайся отсюда, – прорычал Марк.

– Давай будем вести себя цивилизованно, мой друг, – предостерёг я Марка.

– Я вижу, что Вы – разумный человек, – заметил незнакомец.

– Возможно, Вы интересуетесь её приобретением, – предположил я.

– Возможно, – уклончиво ответил наш гость.

– Она довольно смазлива, – сообщил я, – но в целом, можно сказать, ещё не дрессирована. Вероятно, что в этом месте, её рыночная цена вряд ли вытянула бы больше, чем серебряный тарск.

– Я подумываю о чём-то ближе сотне золотых монет, – сказал он.

– Золотых? – переспросил я.

– Тарновые диски Ара, полного веса, – сообщил незнакомец.

– Ара? – уточнил я.

– Да.

– Большая сумма, – признал я.

– Задумайтесь об этом, – посоветовал он.

– И эта сумма у вас с собой? – поинтересовался я.

– Нет, конечно, – усмехнулся он.

– Однако, боюсь, что теперь она уже не представляет для вас такого интереса, – предположил я.

– Дайте мне посмотреть на неё, – предложил мужчина.

– Вы уверены, что интересуетесь ей не только как свободной женщиной? – уточнил я.

– Дайте мне посмотреть на неё, – повторил он.

– Не подскажете, кто готов заплатить за неё столько? – полюбопытствовал я.

– Я, – ответил незнакомец.

– Вы – агент, – хмыкнул я. – А я хочу знать, кого Вы представляете?

– Я могу принести деньги хоть завтра, – заявил он.

– Хорошо, я покажу вам её, – наконец, согласился я.

Поднявшись на ноги, я шагнул в темноту от нашего маленького костра. Рабыня находилась в нескольких ярдах к стороне. Она стояла на коленях, прижимаясь спиной к стволу небольшого молодого деревца. Её лодыжки были закованы в кандалы, цепь которых огибала дерево, руки также были скованы сзади, но над головой. Помимо Ины здесь хватало и других рабынь, тем или иным способом, каким это понравилось их владельцам, прикреплённых к деревьям. В этом лесу встало на ночёвку довольно много народа. Костры виднелись тут и там. Свет от пары таких костров до некоторой степени освещал кое-кого из прикованных здесь рабынь, включая и ту, которая так интересовала нашего ночного гостя.

– Хотите, чтобы я принес лампу? – предложил я.

– Нет, – нетерпеливо отмахнулся незнакомец и присел около женщины.

– Стандартное клеймо кейджеры, – заметил он.

– Конечно, – кивнул я.

На этот раз не возникло каких-либо трудностей в этом определении, ведь она была голой, за исключением её капюшона. Разумеется, мы подготовили для неё одежду, взяв прежнее длинное платье, и сделав его рабски коротким. Кроме того, я сделал по бокам разрезы до талии.

– Как Вы назвали её? – осведомился мужчина.

– Ина, – ответил я, пожав плечами.

– Пожалуйста, снимите капюшон, – попросил он, и я, расстегнув пряжку, сдёрнул с рабыни капюшон.

– Октантий! – воскликнула Ина.

– С вашего разрешения? – вежливо спросил тот кого звали Октантий.

– Конечно, – понимающе кивнул я.

Получив моё разрешение, мужчина несколько раз наотмашь хлестнул рабыню по щекам, чередуя удары ладонью и тыльной стороной кисти. Ина полными ужаса глазами уставилась на нас. Её взгляд дико метался с меня на него и обратно. Из глаз женщины брызнули слёзы, а на губах появилась кровь.

– Ты не можешь обращаться к свободным мужчинам по имени, – объяснил я.

– Да, Господин, – всхлипнула она.

– И Ты должна обращаться ко всем свободным мужчинам – «Господин», – добавил я, – а к любой свободной женщине – «Госпожа».

– Да, Господин! – произнесла рабыня.

– Спасибо за преподанный нерадивой рабыне урок, – поблагодарил я.

– Пустяк, – отмахнулся Октантий.

– Кажется, она узнала вас, – заметил я.

– Я Октантий из Ара, – представился мужчина. – Я был шкипером на её барже в дельте.

– Понятно, – кивнул я.

Вот значит, где я видел его прежде. Вероятно, это действительно была мимолётная встреча, когда я тянул промокший ренсовый плот с Плинием и его отрядом, а он, скорее всего, стоял на палубе баржи.

Октантий выпрямился и посмотрел сверху вниз на рабыню.

– Твоё имя – Ина? – уточнил он.

– Да, Господин, – ответила она.

– Именно так назвал тебя твой владелец?

– Да, Господин.

– Ты – новообращённая рабыня, – констатировал мужчина.

– Да, Господин, – подтвердила Ина.

– Ты хорошо выглядишь в ошейнике, – признал он.

– Спасибо, Господин, – поблагодарила рабыня.

Ошейник, который она теперь носила, не относился к обычным, которые носит большинство рабынь на севере, плотно прилегающим к горлу женщины, запирающимся на замок, плоским, блестящим ошейникам, про которые говорят: «легкий, но несгибаемый». Это была простая полоса железа, которая была согнута вокруг её шеи и закрыта заклёпкой, поставленной ударом молота. Такие ошейники часто служат в качестве временных во время транспортировки. Иногда также они используются в домах работорговцев как внутренние ошейники во время дрессировки рабынь. Многие из женщин во временном лагере, например, носили именно такие ошейники. Конечно, главное их преимущество – дешевизна.

– Ты давно должна была оказаться в таком, – усмехнулся Октантий.

– Да, Господин, – отозвалась Ина.

– Все женщины принадлежат ошейникам, – процитировал он известное гореанское изречение.

– Да, Господин, – согласилась рабыня.

– И твоё клеймо, – добавил мужчина, – получилось аккуратным, и превосходно отпечаталось в твоей плоти.

– Спасибо, Господин.

– Теперь тебя ни с кем не перепутать, – сказал он.

– Нет, Господин.

– Ты отлично отмечена.

– Да, Господин.

– Ого! – воскликнул мужчина, когда отбросил за спину её волосы, оголив бока её головы.

Ина вдруг разрыдалась не выдержав позора.

– Эх, – вздохнул Октантий, – как же Вы унизили и опозорили её!

– О-о? – протянул я.

– Девка с проколотыми ушами, – насмешливо сказал он Ине, и та опустила голову, рыдая от стыда.

– Что Вы сделали со мной! – кричала она тогда. – Зачем Вы это сделали со мной!

– На самом деле, всё не настолько плохо, – постарался я успокоить её.

Потом, в течение первого анна после обработки она была неутешна, но затем начала успокаиваться. Однако теперь, в результате осмотра новым мужчиной, она снова оказалась в состоянии тяжёлого унижения, будучи ещё раз эмоционально подавленной мыслями о том, что с ней было сделано, и какому потрясающе оскорбительному неуважению подвергнута тем, что её уши прокололи. Это было одной из тех надписей, которые я оставил на её теле жировым карандашом, отправляя на обработку. Другие отметки касались типа клейма, места клеймения и типа ошейника. Символы, указанные на доске, около начального пункта цепи обработки, где стояла очередь из женщин и девушек со скованными за спиной руками, позволяли закодировать инструкции для мастеров клейм и прочих дел, связанных с рабынями. Эти отметки на теле принято оставлять на видном месте, так, чтобы мастера точно знали, где искать и ни в коем случае не пропускать ни одной детали. Этим местом, в соответствии с соглашением работорговцев по временной маркировке женщин, является левая грудь.

– Вы, конечно, не одобряете, – понимающе улыбнулся я.

– Да что Вы, – отмахнулся Октантий. – Наоборот, всецело одобряю!

Ина пораженно уставилась на своего бывшего подчиненного.

– Теперь на тебя можно надеть серёжки, – сообщил ей мужчина, и взгляд рабыни наполнился ужасом.

– Сомневаюсь, что ваш заказчик, или заказчики, одобрят подобное, – заметил я.

– Не думаю, что это имеет для них какое-то значение, – усмехнулся он.

– О-о, – протянул я.

– В конце концов, это логично, – сказал он, – если уши рабыни должным образом подготовлены, то они вполне готовы принять закрепление в них подобающих украшений.

– Понятно, – кивнул я.

– Можно её снова упаковать в капюшон, – небрежно бросил Октантий.

– Значит, Вы были шкипером на её барже? – уточнил я.

– Да, – кивнул он.

– Могу я поинтересоваться, насколько большой была команда?

– Девять человек, включая меня самого, – ответил Октантий.

Получалось две вахты по четыре человека с шестами. А те кто были свободны от приведения в движение баржи, могли попарно вести наблюдение и охранять свою подопечную.

– А потом вас заманили в засаду ренсоводы, – сказал я.

– Да, – ответил мужчина.

– И скольким из вашего экипажа удалось выйти из дельты? – поинтересовался я.

– Всем девяти, – не стал скрывать он. – Они, похоже, не имели ничего против того, чтобы мы ушли.

– Понятно, – сказал я.

– Кажется, им была нужна только она, – усмехнулся Октантий.

– Это тоже можно понять, – признал я.

– Ты когда-то была важной персоной, не так ли, Ина? – спросил он.

– Возможно, Господин, – вздохнула женщина.

– Но теперь Ты не имеешь значения, правда?

– Никакого, Господин, – подтвердила она.

Конечно, она не могла иметь какого-либо значения как рабыня. И я готов был это признавать. Однако если был кто-то, кто готов был отдать за ней сто монет полновесного золота, то у неё имелась весьма немалая ценность для этого кого-то, в некотором измерении.

– Думаю, что им показалось забавным дать нам уйти, – пожал он плечами. – Они даже не попытались задержать нас или организовать преследование. Подозреваю, что они добивались нашего бегства, чтобы она осталась на барже, в одиночестве ждать рук похитителей на своих одеждах, и их верёвок на своём теле.

– И это я могу понять, – заверил его я.

– Пытаться сопротивляться было бесполезно, – словно оправдываясь, сказал Октантий. – Их там были сотни.

– Понимаю, – кивнул я.

– Не было никакого смысла отдавать жизни ради такой шлюхи в обреченной ситуации, – вздохнул мужчина. – Признаться, я часто думал о ней, представляя её в цепях, примерно вот как сейчас, – признался он, поднимая её подбородок своей рукой.

– Вас в экипаже было девять человек, – заметил я. – Как, по-вашему, кто ещё помимо вас самого, мог опознать её?

– Все девять, – усмехнулся Октантий.

– Но она же всё время была скрыта под вуалью, – удивился я.

– О-о, – протянул он, улыбнувшись, – она опускала свою вуаль время от времени, даже когда мужчины были вокруг. Она делала вид, что это случайность или неосторожность. То она поправляла её, то приподнимала, чтобы дать ветру охладить лицо, да мало ли какие ещё она придумывала поводы.

– Понятно, – рассмеялся я.

– Ей нравилось выставлять себя перед нами в выгодном свете, – зло сказал Октантий. – Она обожала мучить нас, возбуждать, зная, что всегда оставалась в безопасности и вне нашей досягаемости.

– Значит, Ты была тщеславной рабыней уже тогда, разве не так, Ина? – осведомился я.

– Да, Господин, – признала женщина.

– Но теперь Ты – рабыня на основании закона, – проговорил Октантий.

– Да, Господин.

– Надеюсь, теперь Ты не думаешь, что будешь продолжать оставаться в безопасности от мужчин, – спросил наш ночной гость, – или, что тебе удастся оставаться вне пределов их досягаемости?

– Нет, Господин, – испуганно заверила его Ина.

– Я думаю, Вы можете закрыть её капюшоном, – сказал Октантий, и я накинул капюшон по голову рабыни и снова застегнул пряжки.

– Девять человек, которые могли опознать её, – задумался я. – И сколько их в данный момент поблизости?

– Все, – ответил он.

– Понятно, – сказал я, и направился к костру в сопровождении нашего незваного гостя.

– Раз уж она теперь рабыня, рискну предположить, что вашего заказчика или заказчиков она больше не интересует, – предположил я.

– Напротив, – усмехнулся мужчина.

– Но она – девка с проколотыми ушами, – напомнил я.

– Это должно сделать её только желаннее, разве не так? – спросил он.

– Но только как рабыню, – добавил я.

– Верно, – кивнул мужчина.

– Каков же тогда интерес к ней? – попытался настаивать я.

– Вы хотели бы получить сто золотых монет? – осведомился Октантий.

– Скажем так, я не возражал бы иметь столько золота, – признал я.

– Тогда вам и не стоит так глубоко копаться в этих вопросах, – заметил он.

– И всё же мне любопытно, – сказал я.

– Возможно, некий благотворитель хочет спасти её от неволи, – выдал мужчина совершенно нелогичное объяснение.

– Никто, кто увидел бы её в ошейнике, даже рассматривать не будет вопрос её спасения от неволи, – усмехнулся я.

– Верно, – согласился со мной бывший шкипер.

– Тогда в чём заключается интерес к ней? – не отставал я.

– Завтра я вернусь с деньгами, – бросил Октантий.

– А что, если я не захочу продавать её? – поинтересовался я.

– Тогда я приведу с собой сотню мужчин, – предупредил он.

– Это кажется многовато, – заметил я.

– Наши ресурсы весьма значительны.

– Очевидно, – вынужден был признать я.

– До завтра, – попрощался наш гость, вставая на ноги.

– А как насчёт того, чтобы устроить личное состязание на мечах за неё прямо сейчас? – предложил я.

– Не надо создавать трудности себе и другим, – усмехнулся Октантий. – Завтра Вы можете передать её нам за деньги, или мы возьмем её у вас силой.

– Понятно, – кивнул я.

– И, между прочим, – добавил он, – даже не пытайтесь сбежать. Ваш лагерь находится под наблюдением нескольких из моих людей.

– Я понял, – заверил его я, и мужчина повернулся и направился в темноту.

– Кому Вы собираетесь передать её? – спросил я вслед.

– Я ожидаю, – ответил он, обернувшись, – что передать нужно только её голову.

– Ясно, – сказал я.

– Это должно быть интересно, – усмехнулся он, – предоставить голову бывшей Леди Ины, с проколотыми ушами.

– Несомненно, – пробормотал я вслед уходящему Октантию.

– Ты собираешься продать её ему? – поинтересовался у меня Марк.

– Нет, – ответил я ему.

Юноша удивлённо посмотрел на меня.

– Ты должен исчезнуть, до наступления утра, – предупредил я Марка.

– А что же насчёт тебя? – осведомился он.

– Мне придётся остаться, – развёл я руками.

Марк, не говоря ни слова, выжидающе смотрел на меня.

– Ты слышал нашу беседу? – уточнил я.

– Конечно, – кивнул он.

– Уходи, – приказал я.

– Она – всего лишь рабыня, – напомнил молодой воин.

– Всего тебе хорошего, – сказал я.

Тогда Марк поднялся и покинул лагерь.

46. Ина будет дежурить

– А где Марк? – удивлённо спросила Ина.

Это утро выдалось довольно холодным. Приближался рассвет, но ночная темень ещё не собиралась сдавать своих позиций.

Ночь я спал урывками. Прежде чем лечь спать я раскидал вокруг нашего бивака сухие листья ветки, которые сам же и сушил вчера вечером над огнём. Посмотрел бы я, как получилось бы у того, кто захотел бы приблизиться ко мне, если таковые, конечно будут, сделать это незаметно. В темноте леса, не зная о подготовленных мерах подойти не наступив на них и не поднять тревоги было просто невозможно. Шелест сухой листвы и подобный выстрелу треск ломающихся в ночной тишине веток должен был, предупредить меня о приходе незваных гостей, и моментально привести меня в боевую готовность.

Я посмотрел на женщину, сидевшую на одеяле в моих ногах. На этот раз она была одета в рабскую тунику, которую мы с Марком изготовили из коричневого платья свободной женщины. Под одеялом её лодыжки были перекрещены и скованы цепью. Я не хотел, чтобы этой ночью, пока я спал, она попыталась бы сбежать. Всё равно далеко ей было не уйти.

– Он ушел, – ответил я.

– Я не понимаю, – сказала Ина.

Я снял цепь с её щиколоток.

– Спасибо, – поблагодарила она меня, и я, подтянув её к себе, нежно поцеловал в губы.

– Почему Вы поцеловали меня так? – спросила рабыня.

– Как тебе понравилось спать в ногах мужчины? – вместо ответа, поинтересовался я.

– Это, то место, которому я принадлежу, – признала она, – там, или у бедра мужчины, или на полу прикованной цепью в ногах его постели, любому из таких мест. Но Вы не ответили, почему поцеловали меня, так странно.

– Уже утро, – снова ушёл я от ответа. – Сходи облегчись, рабыня.

– Да, Господин, – сказала она, вставая на ноги и отходя за кусты.

Поднялся и я, мне тоже следовало уделить внимание к подобным надобностям. Возвратившись в лагерь, я обнаружил, что Ина, стоя на коленях, разводила костёр. За время, проведённое в моём плену, особенно после выхода из дельты, она поднаторела в исполнении многих обязанностей и работ, подходящих для женщин. Заметив меня, женщина оторвалась от своего дела и подняла глаза в которых светилось счастье.

– Продолжай работу, рабыню, – бросил ей я.

– Да, Господин, – улыбнулась она.

Я осторожно осмотрелся. Вокруг места нашего бивака было несколько мужчин, но я предположил, что это были не те, кого я ожидал, а просто такие же люди как и я, поставившие свои палатки в лесу по соседству, чтобы провести ночь.

– Господин, – позвала меня Ина, готовя маленькую подставку и неглубокую сковородку для приготовления тарсковых отбивных.

– Что, – откликнулся я.

– А Вы, правда, думаете, что в серёжках я была бы симпатичнее?

– Да, – кивнул я.

– И соблазнительнее? – добавила она.

– Конечно, – заверил её я.

– Они ужасно чувственны, – вздохнула женщина.

– Они будут постоянно возбуждать тебя, – пояснил я, – и Ты будешь выглядеть в них ошеломляюще.

Ина вернулась к своей работе, напевая при этом незамысловатую мелодию, в которой я признал популярную в Аре частушку.

Я полюбовался на неё.

Сейчас её волосы были зачесаны назад, не скрывая её лица. Она выглядела необыкновенно привлекательно в своей импровизированной рабской тунике. Конечно, у этого предмета одежды не предполагалось никакого закрытия снизу. Такие элементы редки в большинстве вариантов одежд рабынь. Отсутствие такого закрытия усиливает их ощущение своей уязвимости, и по-своему является тонким напоминанием того, что они всегда и немедленно находятся во власти их владельцев.

– Почти готово, – сообщила Ина, и положила несколько ломтей хлеба в кастрюлю, поставив её на подставку, чтобы немного подогреть.

– Интересно, сколько высокопоставленных женщин в Аре умеет готовить? – улыбнулся я.

– Откуда бы им знать об этом, Господин, – засмеялась она, – ведь они же женщины такого положения!

– И то верно, – вынужден был согласиться я.

– Но теперь я не должна интересоваться такими женщинами, – вздохнула она. – Я должна уделять внимание только своим собственным обязанностям, тем же, что и у любой другой рабыни.

– И какие же у рабыни обязанности? – уточнил я.

– Она узнает их от своего господина, – улыбнулась Ина. – Как правило, она будет готовить для него, убираться в доме, ходить в магазин, стирать, шить и исполнять множество других таких обязанностей.

Я невольно улыбнулся. Ина, начиная с самого первого момента плена, и своего бескомпромиссного подчинения мужчинам, казалась стремящейся выполнять такие работы, стараясь добиться похвалы за их надлежащее исполнение. Похоже, в них она нашла удачное и желанное подтверждение её подчинения. Мне показалось достаточно интересным, что исполнение таких работ, чрезвычайно заряжало её в плане сексуального желания. Возможно, женская сексуальность имеет свойство пробуждаться в повиновении и служении. В конце концов, исполняя свои обязанности, она знает, что служит своему господину. Её день, таким образом, может быть проведён в пылу удовольствия.

– А как же другие обязанности? – осведомился я.

– Главная обязанность женщины, конечно, Господин, – улыбнулась Ина, состоит в том, чтобы её владелец был ей доволен.

– Каким образом? – уточнил я.

– Любым и каждым, конечно, Господин, – ответила женщина, застенчиво опустив глаза.

– Переверни хлеб, – подсказал я.

– Ой! – вскрикнула она, поворачиваясь к костру.

Вскоре, мы приступили к завтраку, к окончанию которого, только-только забрезжил рассвет. По старой привычке, я проверил, как выходить клинок из ножен. Скольжение было гладким и быстрым.

– Завтрак был удовлетворительным, Господин? – осведомилась рабыня.

– Да, – признал я.

Сегодня я даже позволил ей поесть без первого кусочка, который иногда, церемониально, подается рабыне с руки владельца, и она не имеет права касаться его руками.

Женщина озадаченно посмотрела на меня.

– Я – теперь рабыня, – напомнила она мне.

– Да, – кивнул я.

С самого момента её обращения, я ничего с ней не делал.

– Мои уши проколоты, – сообщила мне она, осторожно оттопыривая мочки ушей своими пальчиками.

– Да, – буркнул я.

Вид проколотых ушей, имеет тенденцию глубоко сексуально стимулировать многих гореанских мужчин. Вероятно, этому есть несколько причин, некоторые из которых, возможно, подсознательные и символичные, имеют отношение к мягкости, проникновению, беспомощности и неволе. Наверное, именно по этой причине многие работорговцы в последние несколько лет взяли за правило, при обработке своих товаров, не пропускать эту тонкую восхитительную операцию, имеющую столь важные последствия. Прокалывание ушей, или, по крайней мере, столь широкое его распространение, возможно, было поощрено в последнее время активным притоком на гореанские невольничьи рынки девушек, доставленных с Земли в качестве рабынь, у многих из которых уши были проколоты изначально.

Некоторые из этих девушек, несомненно, будучи испуганы и поражены величиной того желания, которое они вызвали, а также напором и восхищением, с которыми с ними обращались даже незнакомцы, возможно в течение многих месяцев даже не подозревали, что по большей мере в этом повинны столь очевидно невероятные для местных мужчин и совершенно невинные для них самих, их проколотые ушки. Из земных девушек, кстати, получаются превосходные рабыни. Несомненно, именно по этой причине рейсы работорговцев между Землей и Гором стали почты регулярными. Для гореанского рабовладельца в земной девушке имеется особый экзотический аромат. Для самих же девушек, приученных отрицать свой пол и своё отличие от мужчин, и которые до попадания на Гор сталкивались только с земными мужчинами, большинство из которых было сексуально унижено или повреждено системой образования и пропагандой отрицающими отличия по половым признакам, Гор стал настоящим открытием. Всё же здесь они находят мужчин, которые, по большей части, совершенно отличаются от тех, к которым они привыкли на Земле. Сильные, властные, свободные и бескомпромиссные, мужчины Гора, которые никогда не подвергались патологическим программам изменения сознания, нацеленным на приручение или подчинение самца и его инстинктов, мужчины, которые не дали себя обмануть и не сдали своего природного владычества, они сохранили свою независимость, свой могущественный суверенитет, предписанный им природой, без которого они не смогли бы считать себя мужчинами, и без которых женщины не могут быть женщинами. Оказавшись перед такими мужчинами земная женщина вдруг обнаруживает, что её без какого-либо компромисса принимают за ту, кем она является по своей природе, то есть за подлинную, настоящую женщину, и обращаются с ней соответственно. И тогда, оказавшись на своём месте в природе, и зная, что она будет оставаться на нём под угрозой палки и плети, которые в случае необходимости будут применены не задумываясь, она находит свои радость и удовольствие. Разумеется, через некоторое время землянку, уже становится трудно отличить от любой другой гореанской рабыни, разве что по таким нюансам, как пломбы в зубах или шрамы от прививок на руке. Это, кстати, совсем не означает, что землянки в чём-то лучше гореанок, или наоборот гореанки превосходят своих земных сестёр. В действительности, они, и те и другие, то же самое, захватывающие и изумительные создания. В конце концов, что же в этом удивительного, если все они, в конечном итоге имеют земное происхождение. А если смотреть глубже, то они все – женщины, с их женскими прелестями и потребностями.

– Рабыня Ина не приятна её господину? – спросила женщина.

– С тобой всё в порядке, – успокоил я её.

– Случилось что-то нехорошее, Господин? – поинтересовалась она.

– Нет, – ответил я.

– Господин кажется расстроенным, – заметила рабыня, и тут же съёжившись под моим резким взглядом, пробормотала: – Простите меня, Господин.

Я махнул рукой, давая ей понять, что она должна приблизиться ко мне. Испуганно глядя на меня она замерла подле меня. Думаю, что она опасалась того, что я мог бы избить её.

– Сядь здесь, – указал я. – Скрести лодыжки.

– Кажется настроение у господина внезапно улучшилось, – улыбнулась женщина.

– Ой! – пискнула она, когда её ноги, оказались плотно прикованы цепью одна к другой.

Убежать теперь она не могла.

– Что собирается сделать господин? – спросила меня рабыня.

– Спать, – буркнул я.

– Господин? – удивлённо захлопала глазами женщина.

– Если увидишь, что кто-то подойдёт ближе, чем на десять ярдов, немедленно буди меня. Если же никто так и не приблизится, просто разбуди меня в через ан.

– Конечно, Господин, – пообещала озадаченная моим поведением Ина.

Теперь я вдруг снова почувствовал себя сильным и довольным жизнью. Опрометчиво с моей стороны был провести всю предыдущую ночь без нормального сна. Это могло быть чревато нехорошими последствиями. Теперь у меня оставался целый ан для отдыха, если, конечно, его не прервут. Как это ни печально, но я был вынужден признать, что поступил глупо, предаваясь унынию. Это совсем не то настроение, с которым стоит идти в бой, даже в тот бой, о котором заранее известно, что в нём нельзя победить, даже если предстоит последняя битва, в которой предстоит пасть. Не надо грустить. Лучше встать на поле боя с весёлым смехом, с шуткой, со светлыми мыслями, с жизнерадостностью в сердце, а потом взорваться движением, яростью, ненавистью, пренебрежением к смерти и врагу и точным расчётом. Никогда нельзя начинать сражение с жалостью к себе и унынием. Гнать от себя такие мысли и эмоции! Воин не должен ни убивать себя, ни помогать сделать это другим. Этого нет в наших в кодексах!

– Мне кажется, что сейчас странное время, чтобы ложиться спать, Господин, – заметила Ина.

– Для меня вполне нормальное, – усмехнулся я. – Бди.

– Да, Господин, – кивнула женщина.