Текст книги "Скитальцы Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 43 страниц)

– А потом, когда найдётся свободное время, уже можно будет и заклеймить её, и ошейник надеть, – закончил я.

– Ну, это всенепременно, – согласился мужчина.

Рабские бусы обычно ничего не стоят. Делают их из дерева, стекла или какого-либо другого дешёвого материала. В конце концов, кому может прийти в голову, тратиться на дорогие бусы, золотые цепочки, жемчуг, драгоценные камни, и прочие дорогущие украшения, чтобы потом надеть их на домашнее животное? Тем не менее, они очень привлекательны, и рабыни будут лебезить перед вами, лишь бы выпросить их. В действительности, они даже будут отчаянно, рьяно, а зачастую и жёстко конкурировать друг с дружкой за эту привилегию. Что поделать, такие уж они необыкновенно тщеславные создания, зато и это самое главное, им хорошо известно, как надо использовать эти непритязательные бусы, украшая ими себя, усиливая таким образом свою красоту, делая себя ещё мучительнее желанными! Среди рабынь горсточка стеклянных или деревянных бусин по своему престижу может значить куда больше, чем среди свободных женщин ожерелье с бриллиантами. Так что, рабские бусы, впрочем, как и прочие аксессуары, такие же простые украшения, браслеты, сережки, косметика или рабские духи славятся за их способность разжигать страсть не только самих женщин, но также, и это надо признать, и их хозяев. Возможно именно поэтому, некоторые рабовладельцы склонны не позволять подобные украшения своим женщинам из опасений, что их рабыни могут стать слишком красивыми, слишком возбуждающими и желанными до такой степени, что результатом этого может стать искушение ослабить дисциплину. Правда, с моей точки зрения, подобные опасения практически не имеют под собой реальных оснований. В случае возникновения такого искушения, от владельца требуется всего лишь простая и элементарная корректировка. В результате, у него по-прежнему будет рабыня столь же прекрасная, как он того может пожелать, и столь же совершенная, как требуется от рабыни. Действительно, пусть женщина будет ещё красивее и ещё желаннее, чем была, оставаясь при этом в строжайшей неволе, в ошейнике её господина. Почему разрешение носить украшения может стать причиной послаблений, или хотя бы мыслей об этом, когда любую даже самую обычную рабыню держат в ежовых рукавицах? А если женщина думает, что рабовладелец может проявить слабость, надо просто показать ей, что она неправа. В действительности, иногда даже полезно позволить невольнице обнаружить, что её красота далека от того, чтобы стать причиной слабости хозяина, скорее она может вызвать у него желание продемонстрировать женщине гарантированную непоколебимость железной дисциплины, объектом которой она является. Будьте уверены, ей это понравится, она полюбит это!

– Итак, где его палатка? – осведомился я.

– Вон там, – указал наёмник на палатку, установленную у самого подножия холма, на котором высилась штабная палатка Артемидория. Кстати, то, что это была его штабная палатка, вовсе не означало, что сам капитан обязательно будет находиться там, пользоваться ей для сна, отдыха или чего-то подобного. Причина понятна, именно это место будет мишенью диверсантов, или, к примеру, взбесившегося тарна, ситуация редкая, но возможная.

– Благодарю, дружище, – бросил я на прощание и, махнув рукой услужливому товарищу, направился к указанной палатке, оказавшейся несколько большей и броской, на мой взгляд, чем подобало бы простому курьеру.

Как и большинство гореанских воинских палаток, по крайней мере, тех, что устанавливают в крупных, стационарных лагерях, эта была круглой, с коническим верхом. Бортон раскрасил своё походное жилище красными и жёлтыми полосами. Над входом в шатёр был натянут тент, а над центральным шестом, торчащим из вершины конуса, трепыхался вымпел с эмблемой компании Артемидория, тарн сжимающий в когтях меч. Что до меня, то я предпочитаю жилище пониже, поскромнее, да и расцветку более нейтральных тонов. С одной стороны, установить и разобрать такую палатку проще, с другой, что немаловажно, шатёр подобный тому, что разбил Бортон, будучи разобран, не может быть перевезён на тарне, даже на грузовом, из-за его массы и размеров. Для таких вьюков придётся использовать повозку, запряжённую тарларионом, и перевозить вместе с остальным снабжением в армейском обозе. Впрочем, отряды наёмных тарнсмэнов, таких как «Тарнсмэны Артемидория», обычно не обременяют себя транспортировкой таких предметов.

– Честно говоря, я сомневаюсь, что Ты его там найдёшь, – заметил мой собеседник, когда я уже отвернулся от него.

– Ничего, я подожду его, по крайней мере, какое-то время, – пожал я плечами.

Подойдя, я тряхнул занавес на входе и, не получив ответа, вошёл внутрь. В палатке было довольно темно, поэтому я, недолго думая вытащил зажигалку из своего кошеля и, щёлкнув кресалом, засветил фитиль и, определив местонахождение лампы, зажёг свет внутри. На мой взгляд, в сложившихся обстоятельствах, особенно учитывая мою беседу с встреченным наёмником, пытаться сохранять своё присутствие здесь в тайне, не имело никакого смысла. Скорее, это вызвало бы подозрение. Кроме того мне было любопытно осмотреть интерьер палатки, вдруг здесь найдётся что-нибудь, что я мог бы использовать в своих интересах. Внутри земля была прикрыта коврами, висели дорогие драпировки, в углу имелись расстеленные меха для сна. Также здесь присутствовало множество таких мелочей как сосуды, кубки и небольшой сундучок. Кроме того, на самом видном месте, на центральном шесте, висел лист бумаги, грозная надпись на котором гласила: «Берегитесь, это палатка Бортона». Вероятно, предполагалось, что все кто мог увидеть это предупреждение, обязаны были знать, кто такой этот «Бортон». Признаться, меня даже порадовала увиденная надпись, поскольку она только подтвердила, что адресом я не ошибся. А ещё, в стороне, у края ковра, из земли торчал глубоко вбитый столб, рядом с которым высилась горка лёгких, но крепких цепей и лежала плеть. Не без удовольствия я признал, что Бортон знал, как надо обращаться с женщинами. Признаться, я и раньше не думал, что он мог бы оказаться таким уж плохим парнем, тем более что в недавнем прошлом он принёс мне весьма реальную пользу. Теперь у меня была надежда, что он сделает это снова.

– Ага, – пробормотал я, перевернув несколько маленьких ковриков и заметив, что в одном месте земля несколько отличается от окружающей.

Несколько тычков остриём ножа в землю, и нашёлся небольшой тайничок с монетами. Моей добычей стали пять золотых статериев Брундизиума и два Тельнуса, одиннадцать серебряных тарсков различных городов имевшие свободное хождение практически везде и некоторое количество меди. Все найденные монеты отправились в мой кошелёк. После ковров пришло время осмотра маленького сундучка, однако, после открытия я потерял к нему всякий интерес, что и не удивительно. К примеру, у меня уже имелся набор для шитья. Кстати, бывает забавно арендовать рабыню, привести её в свою палатку и приставить к такой работе починка одежды. А вот потом, когда она решит, что это всё, что от неё требовалось, и уже ожидает приказа убираться восвояси, следует скомандовать ей лечь на спину или на живот, и показать, что от её женственности требуется несколько большее, чем исполнение таких тривиальных задач. И кстати, что интересно, такие работы, очень подходящие для крохотных тонких рук, а также и для естественного желания женщины служить и быть приятной для сильного пола, имеет свойство необыкновенно возбуждать её. Просто это по-своему подтверждает ту неволю, что наложена на неё, и готовит рабыню к более обширным, глубоким и интимным услугам. В конце концов, рабство для женщины – это больше чем просто вопрос сексуальности, хотя сексуальность широко и глубоко вовлечена в него, существенно, кардинально и окончательно. Это – способ её существования, образ жизни, навечно сплетённый с любовью и служением.

По моим прикидкам, к настоящему времени интенсивность поисков у реки уже должна была снизиться и переместиться в основную часть лагеря, а значит сейчас самое время, чтобы вернуться на берег. Однако прежде, чем покинуть палатку Бортона, я повесил рабские бусы, те самые, что показывал парню снаружи, на тот же гвоздь, вбитый в центральный шест палатки, на котором висел листок с грозным предупреждением. Мне показалось, что стоит оставить моему визави хоть что-то в качестве компенсации за принесённые неудобства. Уже на пороге, я обернулся и бросил взгляд на бусы. Хорошенькие. Ничего не стоящая безделушка, но если свернуть в две петли, то красивые раскрашенные деревянные шарики, нанизанных на тонкую бечёвку, отлично поместятся на руке или ноге рабыни. Усмехнувшись, я покинул палатку.

– Пожалуй, я больше ждать не буду, – сообщил я тому парню, что стоял снаружи.

Тот понимающе кивнул, не обращая на меня особого внимания.

– Там на севере что-то происходит, – бросил мне часовой, когда я проходил мимо поста охраны.

– Где? – спросил я.

– Да вон там, – кивнул он.

Посмотрев в указанном направлении, я разглядел свет факелов. Даже сюда доносились отдалённые мужские крики.

– Похоже, Ты прав, – вынужден был признать я.

– Что там случилось? – спросил часовой у приблизившегося с той стороны солдата.

– Шпиона ловят, – пояснил тот.

– А они хоть знают, как он выглядит? – поинтересовался я.

– Говорят, что это крупный, рыжеволосый мужчина, – ответил вновь прибывший.

– Ну и что? У меня, вон, тоже рыжие волосы, – заметил я.

– В таком случае, на твоём месте, я бы постарался на какое-то время затаиться, – посоветовал мне часовой.

– Пожалуй, это хорошая идея, – вынужден был признать я.

– С этим не поспоришь. Было бы не слишком удачно, если бы тебя приняли за шпиона, – усмехнулся пришедший, – и нашпиговали болтами или нашинковали мечами.

– Не могу не согласиться, – кивнул я.

– Будь осторожен, приятель, – заботливо посоветовал мне первый товарищ.

– Обязательно буду, – заверил его я.

– Уверен, к утру его поймают, – заявил другой.

– Точно, – сказал первый. – К утру лагерь перетряхнут сверху донизу. Не останется ни одного уголка, где можно было бы скрыться. Будь уверен, они заглянут всюду.

– Всюду? – удивлённо переспросил я.

– Всюду, – уверенно сказал он.

– Будь уверен, к утру его схватят, – повторился второй мужчина.

– Всего доброго, – сказал я, прощаясь с ними.

– И тебе всего доброго, – попрощался со мной первый.

– Всего хорошего, – кивнул второй.

Большинство людей, когда они кого-то ловят, подспудно исходят из того, и это достаточно естественно, на мой взгляд, что их добыча затаилась и упрямо остаётся на одном месте. С их точки зрения получается, что следует всего лишь тщательно обследовать все укромные места, и дело будет сделано. Хотя, казалось бы, преследователи должны были бы понимать, что преследуемый может быть в пункте «B», в то время как они находятся в пункте «A», и наоборот. Таким образом, весьма вероятен исход, при котором возможно, что одновременно произошли оба события: «искали всюду» и «ничего не нашли». К тому же если охотишься на человека, ларла или слина, стоит помнить, что они имеют обыкновение петлять, заходить в тыл, а зачастую и нападать на своих преследователей, а это, согласитесь, несколько отличается от поиска закатившейся пуговицы. Безусловно, многие из мужчин, находившихся в этом лагере, являются солдатами или наёмниками, а следовательно, они в основной своей массе довольно опытные воины, и не исключено, знающие толк в охоте на людей. Например, выслеживание разбитого врага, после проигранного сражения превратившегося в беглеца, само по себе является искусством, к тому же сильно отличающимся от охоты на беглых рабынь. От таких людей можно ожидать, что они попытаются поставить себя на место добычи. Эти охотники вполне могут отстать от основных поисковых групп, или уйти в сторону, могут начать бессистемные поиски, которые невозможно ожидать и так далее. Большинство пленников попались в лапы именно к таким опытным ловцам, включая и беглых рабынь, которых потом, беспомощно закованных в цепи доставляют их владельцам. Однако есть одно место, куда даже такие опытные парни вряд ли сообразят заглянуть, не говоря уже об основных поисковых партиях. Понятно, подобный финт совершенно не годится для рабыни, принимая во внимание её пол, наготу или скудное рабское одеяние, ошейник и клеймо, но для мужчины трудностей будет гораздо меньше. Конечно, даже для него это может быть опасно. Я рассчитывал на то, что со временем, ближе к утру, поиски выйдут за пределы лагеря, постепенно смещаясь к югу. Марк, которого я сопровождал сюда, оказался педантичным товарищем, и составил вполне определенные планы действий на случай каких-либо непредвиденных обстоятельств, и более того решительно потребовал от меня их дотошного и молниеносного их исполнения в ситуациях если бы мы были опознаны или задержаны. По возможности, мы должны были встретиться на юге, по пути к Хольмеску, в окрестностях деревни Теслит. В случае если такая встреча оказывалась невозможной, по тем или иным причинам, то тот, кто добрался до Теслита, кем бы он ни оказался, должен был спешить дальше на юг к Хольмеску, и там связаться с людьми Ара. Что ж, Марк был очень серьезным юношей, и крайне серьезно относился к своим планам. Признаться, со своей стороны, если бы его арестовали, я, скорее всего, задержался бы, причём достаточно надолго, и постарался бы определить, нельзя ли ему оказать какую-либо помощь. Понятно, что если бы его посадили на кол, то я вряд ли бы ему чем-то смог быть полезен. Конечно, Марк настаивал на том, что его жизнь ничего не стоит. Он настоятельно требовал, принести его в жертву не раздумывая, и немедленно двигаться на встречу с представителями армии Ара, расквартированной на юге. Я даже и не пытался оспорить его решение, прекрасно понимая, что спорить со столь мотивированным человеком занятие бессмысленное. Кстати говоря, мы так или иначе планировали не позднее чем через день покинуть лагерь и пробираться на юг. Пробыв с силами Коса уже достаточно долго, мы выведали их предполагаемый маршрут и планы. Это была именно та информация, которую, как считал Марк, необходимо было срочно передать командирам армии Ара в Хольмеске. Лично я предполагал, что для военных Ара, находившихся там, было бы довольно трудно не знать, причём достаточно точно, расположения, передвижений и даже актуальных приказов косианских сил на севере.

Однако мне уже стоило заняться поиском того места, в котором можно было бы провести время до утра, пока поиски в лагере не закончатся. «К утру его схватят», так кажется, сказал тот косианец. Ну-ну, посмотрим. У меня на этот счёт было совсем другое мнение.

Как мне кажется, я знал одно подходящее местечко.

2. Медный тарск

Она издавала тихие, полузадушенные звуки. Голова была запрокинута назад и жёстко удерживалась в таком положении моей рукой, плотно прижатой к её рту. Она стояла на коленях, а я находился позади, за спиной, присев на корточки.

– Не шуми, – шёпотом предупредил я женщину, и почувствовал, как её голова совсем чуть-чуть дёрнулась вниз, демонстрируя повиновение.

Получив подтверждение, я осторожно убрал руку ото рта, но второй рукой продолжал сжимать запястье завёрнутой назад руки рабыни. Рывком вздёрнув девку на ноги, я повёл её к ближайшей маленькой палатке, одной из тех, что в этой походной пага-таверне играли роль альковов. В загородку я попал поднырнув под жердью забора, подойдя со стороны Воска. Уже через мгновение я втолкнул свою пленницу в палатку, настолько крохотную, что стоять внутри неё было невозможно.

Оказавшись внутри, я первым делом засветил маленькую лампу, отрегулировав её так, чтобы пламя едва мерцало.

– Это Вы! – поражённо выдохнула она, заёрзав на шелковистом коврике.

– Не шуми, – шёпотом напомнил я ей.

Надо признать, что лёжа под низким брезентом, абсолютно голой, если не считать ошейника, она выглядела необыкновенно привлекательно.

– Я вижу, что шёлка на тебе больше нет, – усмехнулся я.

– Они забрали его у меня, перед тем, как выпороть меня, – всхлипнула она.

– Встань на колени и повернись ко мне спиной, – приказал я, и женщина немедленно выполнила команду.

Ничего удивительного нет в том, что у женщины отбирают одежду, прежде чем подвергнуть её наказанию упругой кожей. Ведь рабовладелец не хочет, чтобы одежда, в конечном итоге принадлежащая ему, при этом порвалась или испачкалась. Кроме того, во время официальной, если так можно выразиться, порки, в отличие от случайной оплеухи-другой, возможно отвешенной походя, под влиянием момента, между рабыней и судьей и его плетью не должно быть даже такой бессмысленной, тонкой, символической преграды, как прозрачный рабский шёлк. Кстати, в такой ситуации, обычно, даже волосы перебрасывают вперед, через плечи, обнажая спину рабыни.

– Семь ударов, – с первого взгляда определил я.

– Да, – со стоном прошептала женщина.

– Перечисли их, – потребовал я.

– Первый, – сквозь слезы, полившиеся из её глаз от воспоминаний о пережитой порке, – за то, что распахнула тунику без разрешения. Второй – за то, что легла на землю перед клиентом, не получив на то приказа. Третий – за то, что заговорила, не спросив разрешения. Четвёртый – за то, говорила намёками. Пятый – за то, что не ответила прямо на заданный вопрос. Шестой – потому, что я – рабыня, а седьмой – потому, что владельцу захотелось ударить меня ещё раз.

– Думаю, что в случае с единственным владельцем, за большинство таких провинностей, – заметил я, – тебя бы вообще не стали бить. Такой рабовладелец, например, хотя он и следил бы за соблюдением дисциплины, но с куда меньшей вероятностью, по сравнению с хозяином общественных рабынь, стал бы устраивать публичную экзекуцию за то, что Ты, скажем, заговорила без разрешения. Безусловно, если мужчина решит, что твои речи недостаточно почтительны или слишком смелы, или же тебе незадолго до этого приказали молчать, или он, совершенно очевидно, в данный момент не хочет слышать того, что Ты говоришь, то тебя могли бы избить. Точно так же твой единственный владелец, скорее всего, не стал бы тебя наказывать, если бы Ты распахнула перед ним шёлк на своей груди, или легла бы у его ног и начала жалобно извиваться, демонстрируя свои потребности. Думаю, что мужчина с большей вероятностью обрадовался бы такому твоему поведению, чем огорчился. В действительности, многим девушкам, находящимся в собственности единственного хозяина, фактически удаётся избегать наказаний, именно при помощи такой очаровательной стратегии. Точно так же и неточные или уклончивые ответы вряд ли приведут тебя к возобновлению знакомства с плетью, если не будет ясно, что владелец возражает против этого и, как следствие не приемлет этого. Вот в этом случае, я бы тебе посоветовал, если конечно, Ты не хочешь опять считать удары, говорить с господином со всей ясностью и прямотой, на какую только способна. Сегодняшняя твоя проблема возникла, прежде всего, потому, что Ты – пага-рабыня, а твой хозяин Филеб в тот момент находился перед клиентами. Тебе не стоило делать что-либо такое, что могло быть воспринято его клиентами как намёк на то, что Ты можешь не полностью, не достаточно превосходно и абсолютно подчиниться Филебу. Впрочем, Ты и это сама отлично знаешь.

– Да, Господин, – задрожав Темиона.

– Однако если бы твоё поведение позволило мужчинам, хотя бы предположить, что дело обстоит не совсем так, и что на самом деле твои действия могли бы быть наступательным по отношению к Филебу, а следовательно, и к клиентам, то это наказание показалось бы тебе лёгким укором. Советую тебе понимать это.

– Да, Господин, – испуганно прошептала она.

– Ты ведь не дурочка, не так ли? – спросил я.

– Нет, Господин, – поспешила заверить меня рабыня.

– Тогда, почему Ты вела себя столь неразумно? – осведомился я, хотя её ответ мне был уже известен.

– Из-за него! – воскликнула она. – Это всё из-за него!

– Рассказывай, – потребовал я, – только делай это спокойно.

– Боюсь, мне будет трудно говорить об этом спокойно! – вскинулась она, сверкнув в полумраке глазами.

– Поберегись, – предупредил я. – На твоей шее ошейник.

Темиона побледнела так, что это стало заметно даже при слабом свете еле мерцающей лампы.

– А теперь говори, – приказал я.

– Только позвольте мне говорить, не сдерживая себя, – попросила женщина.

– Хорошо, – разрешил я, – только шёпотом.

– Да, Господин, – отозвалась она, и замолкла, по-видимому, пытаясь взять себя под контроль.

– Рассказывай уже, рабыня, – понукнул её я.

– Вы же видели, что это он, это именно Он, здесь, в этом пага-заведении. Тот самый, кто отнёсся ко мне с таким презрением, кто так оскорбил меня в «Кривом тарне»!

– Конечно, – кивнул я.

– Уверена, Вы помните, как он даже не разрешил, чтобы я обслуживала его, хотя в тот момент я была раздета и закована в цепи!

– Но Ты же в тот раз была свободной женщиной, – напомнил я ей.

– Он предпочел мне рабыню! – возмутилась она. – Мне – рабыню!

– Но теперь-то Ты сама – рабыня, – заметил я.

– Но Вы-то разрешали мне обслужить вас! – сказала Темиона.

– Ну да, – согласился я. – Но я-то человек широких взглядов, и к подобным вещам отношусь довольно терпимо.

Говоря это, в лице я не изменился, но внутри не удержался от усмешки. Признаться, мне доставило удовольствие видеть эту гордую девку, настолько смятённую и возмущённую надетыми на неё цепями, прислуживающей мне. Надо признать, что это приятно взять гордую свободную женщину и вытащить на поверхность и продемонстрировать ей её же собственную женственность.

– Он поднял меня на руки и безжалостно тряс, как тряпичную куклу, – яростным шёпотом воскликнула она. – Он в отвращении отшвырнул меня на пол. Я была свободной, а он презирал меня!

– Просто он хотел женщину, – объяснил я, пожав плечами.

– Но я же и была женщиной! – возмутилась Темиона.

– Но в тот момент Ты не была рабыней, – напомнил я.

Поняв, что я имею в виду, женщина в ошейнике задрожала, и это, надо признать, выглядело весьма очаровательно. Однако мгновение спустя она вновь вспомнила про свои обиды.

– Он воспользовался рабыней, предпочтя её мне! – пожаловалась Темиона.

– Да-да, я припоминаю, с каким страхом Ты тогда смотрела на происходящее, – усмехнулся я.

– Господин, – с укоризной в голосе проговорила рабыня.

– Да, а ещё с завистью, – добавил я.

– Господин! – возмутилась она.

– Возможно, тебе было жаль, что это не Ты была той, кому повезло служить ему, как рабыне находясь в его полной власти.

– Пожалуйста, Господин!

– Продолжай, – велел я.

– Позже, когда Вы оказались достаточно любезны, и приказали принести меня на ваше место, он тоже оказался там!

– Достаточно любезен? – переспросил я.

– Простите меня, Господин, – тут же пробормотала Темиона.

– Мне просто нужна была женщина, чтобы снять напряжение, – пожал я плечами, – а Ты в тот момент, будучи свободной, но отрабатывающей долг шлюхой, обходилась дешевле.

– Да, Господин, – понимающе кивнула она.

– Кроме того, Ты была соблазнительна, – добавил я.

– Даже будучи свободной женщиной? – спросила Темиона.

– Можешь не сомневаться, – заверил её я.

– А теперь, когда я стала рабыней? – поинтересовалась она.

– В тысячи раз привлекательнее, чем раньше, – улыбнулся я.

– Хорошо, – заулыбалась рабыня, и её тело соблазнительно изогнулось, причём я был уверен, что сделала она это не нарочно.

– Так что не стоит говорить о любезности, – сказал я.

– Простите меня, Господин, – прошептала Темиона.

– Продолжай рассказ, – напомнил я.

– Да, этот грубиян, это животное, монстр, тоже оказался там!

– Я помню, – кивнул я.

– Он обозвал меня жирной, – возмущённо вспомнила она, – а ещё такой же глупой, как тарскоматка! Он сказал, что я не гожусь даже на корм слинам!

– Я это не забыл, – заверил я её.

– И он потребовал, чтобы меня убрали с его глаз!

– А ещё он вынудил тебя обратиться к нему «Господин», – напомнил я.

– Да! – шёпотом воскликнула Темиона.

– Он ведь был первым мужчиной, к которому Ты обратилась «Господин», не так ли? – поинтересовался я.

– Да, – признала женщина.

– Я так и подумал, – кивнул я.

– Но ведь тогда я была свободна, – возмутилась Темиона, – свободна!

– Зато теперь Ты – рабыня, – осадил её я.

– Да, – вздохнула женщина, прекрасно осознавая, что теперь она обязана ко всем свободным мужчинам обращаться не иначе как «Господин», а ко всем свободным женщинам – «Госпожа».

– Но в тот-то момент я ещё была свободна! – напомнила Темиона.

– И, тем не менее, Ты назвала его «Господином», – пожал я плечами.

– Да, – вынуждена была признать она.

– И он был первым, к кому Ты, оставаясь при этом свободной, адресовала обращение уважения и превосходства, – резюмировал я.

– Да, – снова признала Темиона. – Животное, монстр!

Я окинул свою собеседницу оценивающим взглядом. Надо признать, что она была необыкновенно соблазнительна, даже при тусклом свете крохотной лампы.

– О-о-о, – протянула рабыня, – Вы могли бы, не боясь проиграть, держать пари на то, что я никогда не смогла бы забыть этого монстра!

– Уверен, что у тебя это не получится, – улыбнулся я.

– О, – простонала Темиона, – я ненавижу его! Как же я его ненавижу!

– Понимаю, – кивнул я.

– И вдруг он снова оказался рядом, а я, теперь уже рабыня, в пределах его досягаемости!

– А знаешь, я прекрасно могу понять, что Ты сейчас чувствуешь, – сказал я.

– Почему Вы улыбаетесь? – с подозрением спросила она.

– Да так, ничего, – ответил я, сделав невинное лицо.

– И тогда я решила, что могла бы представить себя перед ним в самом выгодном свете! – продолжила женщина.

– Ну, в сложившейся ситуации, у тебя просто не было никакого иного выбора, – пожал я плечами.

Темиона на некоторое время замолкла, пораженная внезапным осознанием правды.

– Полагаю, что это так, – кивнула она.

– Это именно так, – заверил её я.

– Тем не менее, я решила, что покажу ему женщину, настоящую женщину!

– Должен признать, у тебя это получилось, – улыбнулся я.

– Вы так думаете? – засомневалась Темиона. – Он даже не узнал меня!

– Верно, – признал я.

– Зато видели бы Вы его глаза и выражение его лица! – тихонько засмеялась она.

– Да уж видел, – усмехнулся я, – а ещё слышал его стоны страсти и крики желания.

– Разве я не завела его, не возбудила как женщина? – нетерпеливо спросила у меня Темиона.

– Конечно же, Ты это сделала, – подтвердил я.

– Я дефилировала, – смеясь, сказала рабыня. – Я двигалась. Я распахнула перед ним свою тунику. Я извивалась. Я танцевала!

– Я видел, как множество мужчин подошли к ограждению, чтобы полюбоваться на тебя, – поведал ей я.

– Разве это не было моей местью? – поинтересовалась она.

– Было, – не стал я разочаровывать женщину.

– Он хотел меня, – заявила она. – Жаждал меня.

– Точно, – признал я.

– Не он ли кричал, что я самая красивая рабыня, которую он когда-либо видел!? – воскликнула Темиона.

– Так всё и было, – подтвердил я.

– И это я привела его до такого состояния, что он кричал от восторга и желания, что он страдал почти как от боли! – радовалась рабыня.

– Несомненно, – согласился я.

– И этой ночью он не стал требовать, чтобы меня убрали с его глаз!

– Нет, конечно.

– Значит, я смогла доказать ему свою женственность и то, что он был неправ презирая меня, отталкивая меня!

– Та, кого он отшвырнул то себя в прошлый раз, была Темиона – свободная женщина, – напомнил я ей, – а вовсе не Темиона – рабыня.

– Но ведь мы – то же самое! – воскликнула она.

– Ты действительно так думаешь? – поинтересовался я.

– Конечно, – ответила рабыня, запнулась и добавила: – в некотором роде.

– Возможно, но только, действительно, в некотором роде, – кивнул я.

– Он хотел меня! – воскликнула Темиона. – Хотел, но не получил! Я слишком дорога, слишком желанна для простого курьера!

– Остерегайся играть в такие игры, – предупредил я. – Это может быть опасно для тебя.

– Что Вы имеете в виду? – удивилась невольница.

– Похоже, Ты даже не представляешь, с какой лёгкостью можешь оказаться в собственности этого простого курьера, причём полностью, – заметил я.

– Что Вы имеете в виду? – не поняла меня Темиона.

– Может он приобрести тебя или нет, зависит не от тебя, – пояснил я. – Здесь играют роль такие факторы, как состояние рынка и то, сколько в его кошельке монет, а также сколько он готов потратить. Кроме того, немало в этом вопросе зависит от Филеба, и то того, за сколько он готов расстаться с тобой. Надеюсь, Ты в курсе, что он ведь мог бы продать тебя всего за медный тарск.

– Наверное, Вы правы, – пробормотала женщина.

– Причём, любому мужчине, – добавил я, и под её испуганным взглядом продолжил: – И после продажи, Ты оказалась бы в его полном распоряжении. Кроме того, Ты – пага-рабыня, а следовательно, всего за медный тарск, а то и за бит-тарск, это уж как решит Филеб, Ты можешь оказаться во власти Бортона, или кого-то ещё, сроком на один ан.

– Но ведь я не буду принадлежать ему полностью, – несколько неуверенно сказала Темиона.

– Конечно, не стал спорить я, – но у него будет право на твоё использование. Надеюсь, Ты не забыла, как хлопнула плеть в его руке?

– Конечно, нет! – задрожав всем телом, признала она, по-видимому, вспомнив звук, который полуголой красотке-рабыне забыть очень трудно.

– Так что, я уверен, – усмехнулся я, – что в течение положенного анна Ты будешь служить клиенту, с полной самоотдачей и покорностью.

Я не без удовлетворения отметил, как задрожала при этом невольница.

– Для тебя было бы полезно зарубить себе на носу, – продолжил я, – что последнее слово в таких вопросах, принадлежит не рабыне, а плети в руке владельца.

– Да, Господин, – прошептала она.

Снаружи послышались приглушённые расстоянием мужские голоса. Дело шло к рассвету.

– Я ненавижу его! – внезапно проговорила рабыня. – Ненавижу!

– Нет, – протянул я, – как раз в этом тебя сложно обвинить.

– Почему? – удивлённо уставилась на меня Темиона.

– Да потому, что Ты любишь его, – прояснил я для неё, совершенно очевидное для меня обстоятельство.

– Это чушь! – возмутилась она.

– Ты любишь его с того самого момента, когда впервые увидела его в «Кривом тарне».

– Чушь! – воскликнула рабыня.

– Ты влюбилась в него, несмотря на то, что он презирал тебя, отверг и унизил тебя, а может быть и благодаря этому. Уверен, Ты уже тогда захотела стать его рабыней.

– Чушь, – прошептала женщина.

– Ты сразу захотела стать беспомощным объектом его мужественности, его животной силы и страсти, его власти.

– Не надо так шутить со мной, – простонала Темиона.

– Пока Ты смотрела, как он обращался с рабыней, я следил за тобой. Для меня не стала секретом твоя ревность, и твоя жажда оказаться на её месте. Я даже смог почувствовать запах твоего желания.