Текст книги "Скитальцы Гора (ЛП)"

Автор книги: Джон Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)

Ина приоткрыла глаза, и сложила губы, изображая робкий поцелуй. Улыбнувшись женщине, я послал ей воздушный поцелуй гореанским способом. В ответ в её глазах мелькнула благодарность, а затем она осторожно поёрзала на песке, устраиваясь поудобней, стараясь не сдвинуть при этом ту жалкую насмешку над одеждой, что прикрывала её прелести.

Про себя я улыбнулся её осторожности, в конечном итоге, стоит ей заснуть или изменить положение и все её старания пойдут насмарку, и она окажется беспомощно и соблазнительно выставлена как и была прежде. Вообще-то женщины в своих конурах и клетках гораздо чаще спят голыми, чем одетыми. Бывает, что рабовладельцы по ночам спускаются в подвал с лампой, чтобы полюбоваться на своё спящее имущество и, вздохнув, с удовольствием признать насколько восхитительно красиво выглядят их соблазнительные тела, перечёркнутые тенями прутьев решётки.

Прежде, чем лечь спать, я ещё раз бросил взгляд на Лабения. Мужчина, снова мочил руки в рассоле.

29. Лагерь на острове

Я держал Ину на весу за плечи, стоя за её спиной. Кроме того, её талию опоясывала верёвка, свободный конец которой держали несколько мужчин, стоявших дальше позади нас.

– Давай, двигай ногами ещё, только не очень резко, – приказал я ей, и женщина принялась перебирать ногами в воде, словно пытаясь всплыть.

Мы стояли в нескольких шагах от песчаного наноса. Вода в этом месте немного не доходила мне до пояса. Солнце ещё не взошло, но край неба на востоке осветился красным. Все мы были вымотаны после долгой ночи проведённой на ногах. Часть солдат занималась подготовкой лагеря для днёвки.

Вот уже десять дней мы месте с парнями из Ара двигались на юг. Трижды за время наших ночных переходов, над болотами разносилось карканье болотного джарда, наш оговоренный сигнал, предупреждая нас об опасности. Дважды это был тарнсмэн, чьи контуры были чётко видны на фоне одной из лун, высоко в небе. Один раз это был косианский патруль, проплывший мимо на узких плоскодонках. Каждый раз мы прятались, присев в воду, оставляя над поверхностью только глаза и носы. Можно сказать, что тем косианцам крупно повезло, что они нас не заметили, в противном случае, они не вернулись бы на свою базу. Ещё дважды каркали наши дозорные во время наших днёвок, приводя нас в готовность. В обоих случаях, причиной были ренсоводы, спешившие по своим делам, будь то ловля рыбы, или сбор ренса.

По оба бока от нас с Иной, стояли двое моих хороших знакомых, Плиний и Тит, с занесёнными для удара копьями.

– Немного активнее, – шепнул я Ине, и та стала чаще перебирать ногами.

Вскоре мы увидели чёрный треугольник спинного плавника болотной акулы, прорезавший воду в протоке шагах в тридцати – сорока от нас. Плавник медленно, но целеустремлённо двигался в нашу сторону. Иногда, позади чёрного треугольника над водой мелькал кончик акульего хвоста, напоминавший серп, оставляя заметный бурун на поверхности.

– Клюнула, – довольно прокомментировал Плиний.

– Пока не шевелись, – предупредил я Ину, которая, впрочем, замерла немного раньше, поскольку за последние дни работы наживкой, уже порядком поднабралась опыта, и сама знала когда и что надо делать.

Я уже мог рассмотреть очертания крупного веретенообразного тела под водой.

Я предполагал, что хищница, прежде чем пойти в атаку, сначала попытается проверить заинтересовавший её объект, зацепив боком, но рисковать своей наживкой мне не хотелось. Соответственно, мы старались убрать Ину с дороги таких существ прежде, чем они могли войти с ней в любой физический контакт, даже если предполагалось, что это не более чем пробное касание или толчок. В конце концов, далеко не каждый хищник может повести себя подобным образом. Например, коротконогие тарларионы на которых мы, кстати, также время от времени охотились, обычно скрадывая их на песчаных пляжах, где они были менее подвижны и более уязвимы, в плане своих повадок сильно отличаются от акул. Эти рептилии склонны к куда меньшей осторожности и раздумьям перед нападением. Ину я держал в руках на весу, так что, быстро убрать её с линии атаки, в случае необходимости, сложности не представляло. А в случае нападения на меня самого, я планировал остановить его ударом ноги по морде или жабрам. Веревка на талии женщины была дополнительной гарантией. Мы решили, что это будет полезно на случай если потребуется быстро выдернуть наживку из-под носа охотника, в случае непредвиденной опасности. В худшем случае верёвка позволила бы удержать женщину в пределах досягаемости, если хищник всё-таки схватит её.

– Готовность, – сказал Плиний, и Ина напрягалась в моих руках.

Скорость плавника резко возросла. Акула приближалась слишком быстро, чтобы это могло быть пробным заходом. Я так сильно вцепился в плечи Ины, что не удивился бы, если бы потом нашёл на её коже синяки от моих пальцев.

Плиний и Тит взяли поправку с учётом новых обстоятельств. Оба наконечника копий вошли во внезапно большое тёмное тело, прядка семи гореанских футов длиной, почти одновременно. Акула яростно ударила хвостом по воде и начала извиваться всем телом. Копьё Тита выскочило из жабр рыбины, которые, казалось, взорвались пенящейся кровью, однако Плиний сумел удержать своё копьё в теле акулы и, налегая на него всем телом начал толкать добычу в сторону берега. Ина уже была далеко в стороне, отброшенная мной прочь от животного. Меня с головы до ног обдало кровью раненой хищницы и поднятыми её хвостом брызгами. Едва успев проморгаться, я выхватил копье у растерявшегося Тита и сумел воткнуть его в бок акулы. Плиний давил и толкал к берегу. Оттуда нам на помощь, поднимая фонтаны брызг, бежали ещё двое солдат с копьями наперевес. Добежавший первым, попал своим копьё в жабры рядом с оружием Плиния, и теперь они вместе толкали добычу. Не отставал от них и я. Наконец, нам удалось вытолкнуть бьющееся тело на мелководье. Древко одного из копий, не выдержав напора отчаянно бьющейся акулы, переломилось. В этот момент мы чуть не лишились своей добычи, ибо той удалось соскочить и с остальных копий, и, извиваясь и дёргаясь, начать сползать обратно к спасительной для неё глубине. На какое-то мгновение мне даже показалось, что акуле удалось выиграть схватку с нами. Она начала удаляться от берега, пробираясь сквозь ренс и оставляя за собой кровавую дорожку в воде. Впрочем, пока мы боролись с акулой на мелководье, остальные не дремали и заняли позицию между ней и большой водой. Одно за другим в тело хищницы вонзились ещё пять копий. А с берега к нам на помощь подбегали остальные Некоторые из них даже, принялись колоть рыбину своими мечами.

– Всё, она наша, – устало заявил один из солдат.

Ина восхищённо захлопала в ладоши.

Туша акулы теперь лежала на песке. Её окровавленные жабры еле трепыхались. Некогда мощный хвост, который ещё недавно одним ударом мог переломить ногу мужчины, лишь слабо подрагивал.

Наша наживка стояла по колено в воде неподалёку от берега. Верёвка, брошенная парнями, теперь свободно свисала с её талии, и исчезала в воде. Она смотрела на меня и счастливо улыбалась. Её тело по-прежнему было вымазано камуфлирующей грязью, впрочем, как и тела любого из нас.

Двое солдат накинув петлю на хвост акулы, принялись разворачивать его в сторону берега, чтобы затем отбуксировать добычу в лагерь.

Стоило мне щёлкнуть пальцами, и женщина поспешила ко мне. Моя рука повернулась ладонью вверх, и Ина замерла рядом, не вставая на колени. Она стояла передо мной с выражением полного счастья на лице. Обмотав промокшей, вымазанной в песке верёвкой, свисавшей с неё, её талию, свободный конец я заправил под витки, чтобы он не болтался. Тот из солдат, который отвечал за эту верёвку, потом сможет забрать её. Посмотрев вниз, я встретился со счастливыми глазами Ины. Сказать, что моя пленница была грязна, это не сказать ничего. Признаться, меня брало сомнение, что случись продавать её сейчас, я выручил бы за неё хоть что-то. Впрочем, решил я, окинув взглядом её фигуру, опытному работорговцу не потребовалось бы большого воображения, чтобы рассмотреть то, на что она могла бы быть похожей, если её хорошенько отмыть и причесать. А после этого ему даже не нужно было бы фантазировать, что она могла бы собой представлять, если бы стояла на коленях накрашенная, надушенная и одетая в шёлк, возможно с капелькой жемчуга на лбу и колокольчиками на лодыжке. Да, решил я, опытному мужчине не потребовалось бы большого воображения чтобы выложить за неё превосходную цену, то есть, конечно, если бы она была не свободной женщиной, а всего лишь рабыней, живым товаром.

– Позаботься о следах и прочем, – велел я ей, и Ина промычала один раз в подтверждении того, что моё приказ понят.

Никто и не ожидал от неё другой реакции, в конце концов, она по-прежнему была для всех только немой девкой ренсоводкой.

Отвернувшись, я направился в лагерь, уверенный в том, что она уничтожит все следы, которые могли бы позволить наблюдателям заподозрить о нашем присутствии на этом островке. Это была подходящая задача для пленной женщины или рабыни.

В лагере моё внимание привлёк Лабений, в руках у которого была крепкая палка дюйма четыре толщиной. Он опять занимался тем, что сдирал с неё кору голыми пальцами. Его руки теперь стали твердыми и серыми. На мой взгляд, они уже должны были потерять всякую чувствительность. Ни я, ни кто-либо другой из остальных никак не могли понять зачем он разрушал свои руки. Мы все наперебой, пытались убедить офицера воздержаться от этого безумного занятия, но тот только улыбался и, не обращая на нас больше никакого внимания, упорно продолжал заниматься своим, одному ему понятным делом. Сбоку от него стояла уже привычная миска с солёной водой, в которую он время от времени окунал руки. Я сомневался, что теперь он смог использовать свои пальцы хоть с каким-нибудь изяществом или точностью. Рядом с ним также высилась горка веток потоньше, дюйма по полтора – два диаметром. Иногда, когда они попадались ему на ходу, он жадно хватал их и тащил с собой. Как-то раз, я видел, как он взяв такую палку руками и легко переломил, причём расстояние между ладонями было не больше чем три дюйма. Его захват и раньше не был слабым, лично мне хватило одного его рукопожатия, чтобы понять это, а теперь и вовсе внушал страх.

Наконец, акула лежала в лагере, в окружении мужчин, притащивших её тушу на веревках, привязанных к хвосту. Огромная рыбина была мертва. Больше не шевелились мышцы, не дёргались жабры.

Ина тоже вернулась в лагерь, и скромно стояла в сторонке. Расставив указательный и средний пальцы правой руки в стороны, я указал ими вниз, на песок. Женщина немедленно опустилась на колени, разведя их максимально широко. Есть много подобных сигналов, посредством которых можно управлять поведением рабынь и пленниц. Данный конкретный сигнал, то есть нисходящее движение руки, один из нескольких, в которые в большинстве городов вкладывается аналогичный смысл, указывает, что девушка должна встать на колени на то место, куда указали пальцы. А то, что пальца расставлены в стороны, намекает, что в этом случае и её колени должны быть широко разведены в позе рабыни для удовольствий.

Неподалёку от меня солдат сосредоточенно водил ножом по оселку. Помнится, сегодня была именно его очередь резать мясо. Другой парень, присев около Ины, взял её руки и, положив ей на затылок, поправил её позу, заставив держать спину ровнее. Затем он смотал с её талии свою верёвку и, перед тем как уйти, мокрым пальцем провёл по груди женщины, стирая болотную грязь. На сером фоне остался светлый след, в котором узнавался курсивный «Кеф». Ина смотрела на него, но она не осмеливалась убрать руки с того места, куда их уложил мужчина, который, весело рассмеявшись своей шутке, встал и направился по своим делам. Женщина переводила взгляд с него на меня, потом на отметину на своей груди, и обратно. Я не сомневался, что она понимала значение этого. Наверняка, дома у неё самой были девушки, которые носили такую же метку, рабыни-служанки, которых она не решилась взять с собой в дельту, чтобы не соблазнять мужчин, и оказавшись здесь без из услуг, оказалась в довольно затруднительном положении, будучи вынужденной сама расчёсывать свои волосы и надевать тяжёлые одежды. Когда её взгляд снова остановился на мне, я только убедился, что для неё не был тайной за семью печатями смысл этого символа. Однако вместо возмущения, она только ещё больше выпрямила тело.

– Можешь опустить руки, – бросил парень, присаживаясь поблизости.

Это был тот самый, который снял с её талии свою верёвку и написал на её левой груди курсивный «Кеф», уже вернувшийся без верёвки. Подозреваю, что он уже забыл, что это именно он оставил женщину в этой позе. В конце концов, освободить пленницу от этой позы мог бы любой из нас. Пожалуй, единственным, кто здесь не мог этого сделать самостоятельно, была она сама. Ина опустила руки, положив их на бёдра и, посмотрев на меня, довольно улыбнулась. Она не проявила ни малейшего желания, чтобы смыть или затереть отметку на своей груди. В данном случае, конечно, хватило бы пригоршни воды из болота или просто провести пальцами. Совсем по-другому бы выглядело дело, если бы эта буква была глубоко и чётко отпечатана в её плоти раскалённым железом, скажем, где-нибудь высоко на левом бедре, сразу под ягодицей. Клеймо курсивного «Кеф», было одной из самых распространённых меток, используемых на Горе для того, чтобы пометить рабынь. «Кеф» – первая буква в гореанском слове «Кейджера», чаще всего используемом для обозначения рабыни.

Назначенный на разделку рыбы по-прежнему занимался правкой своего ножа, плавно перемещая лезвие вперёд-назад и переворачивая с боку на бок.

Ина периодически окидывала меня жарким взглядом, а затем, словно смущаясь, стремительно отводила его в сторону. Я же не спускал а неё своих глаз, и когда она пыталась снова украдкой посмотреть на меня, перехватывал её взгляд, заставляя, смущённо улыбаясь, отводить глаза в сторону или опускать вниз. Но хватало её ненадолго, и вскоре я снова ловил на себе её заинтересованные взгляды. Кажется, эта соблазнительная пленница действительно была несказанно рада тому, что оказалась единственной женщиной в лагере, и была по-настоящему незаменимой среди нас. На самом деле, мне теперь даже казалось, что она бы с негодованием встретила бы появление среди нас другой женщины, особенно такой как она сама, полураздетой и в путах.

Ина немного приподняла голову, гордо задрав подбородок, но тут же, словно опомнившись, опустила её снова, но при этом довольно улыбнулась.

Интересно, спрашивал я себя, знала ли она, насколько ей повезло, что она была здесь одна, что с нами в лагере не было никакой действительно свободной женщины, такой, что до мозга костей пропитана всеми своими привилегиями и свободами. Трудно даже себе представить, как бы такая женщина могла ненавидеть её, как негодовала бы и ревновала к тому, как относились к ней и ценили её окружающие мужчины, к тому какое место она занимала в лагере. Подозреваю, что это мало чем отличалось бы от той ненависти, что питают свободные женщины к рабыням, к этим порабощенным существам, которых мужчины так любят, и которые действительно дарят им такое неописуемое удовлетворение, такое удовольствие и радость.

Внезапно тело Ины перечеркнула косая тень, и она застенчиво и покорно склонила голову. Мужчина, остановившийся перед ней, как мне показалось, просто заинтересовался меткой на её груди. Ина в тот момент, скорее всего, даже не поняла, кто именно это был, поэтому, когда он ушёл, она с любопытством посмотрела ему вслед. Судя по тяжёлому возбуждённому вздоху, она его очень хорошо узнала за прошлые несколько дней. Парень хорошо потрудился на ней, и женщина весьма отзывчиво реагировала на его напор. Он, как большинство его товарищей, был хорошо ознакомлен с тем, как следует доминировать над женщиной и как заставить её делать и вести себя так, как он того желал.

Вот перед Иной остановился ещё один проходивший мимо солдат, и пленница снова покорно уткнулась взглядом в песок между своих коленей. Внезапно, она вздрогнула всем телом, но головы так и не подняла. Похоже, до неё наконец дошло, что он рассматривает метку на её груди, более того и предыдущий парень, возможно, делал то же самое. Но дрожь быстро прошла, женщина выпрямила тело, пусть и застенчиво, зато красиво. Возможно, впервые в своей жизни она сейчас думала о себе в том же свете, как это делает рассматриваемая женщина, носящая на теле знак кейджеры.

Между тем, солдат закончил править свой нож и, отложив его на камень, тщательно протёр оселок тканью. Лишь закончив приводить в порядок своё имущество, и убрав его в свой рюкзак, взял нож примериваясь к разделке добычи.

– Что это за метка? – поинтересовался Плиний, стоявший перед Иной.

Он спросил это так строго, что я, признаться, на мгновение испугался, что она ответит словами. Но женщина лишь, вполне натурально разыграв удивлённый взгляд и лишь немного приоткрыв губы, издала тихое мычание.

– Подозреваю, что как ренсоводка, – усмехнулся мой бывший конвоир, – Ты, наверное, не знаешь значение этого символа.

Хорошо, что Ина не прохныкала на его вопрос утвердительно, поскольку, за прошедшие несколько лет с моего первого посещения дельты, рабыни перестали быть здесь такой уж диковинкой как раньше. Думаю, будь она родом из одной из деревень ренсоводов, расположенной на плавучем ренсовом острове, то вполне могла бы видеть такое клеймо на некой красотке, возможно украденной с невольничьей баржи.

Кое-кто из мужчин обернулись и озадаченно посмотрели на Плиния.

– Эта метка, – указал он на букву не её левой груди, присев перед Иной, – скоро перейдёт сюда.

Сказав это, мужчина шлёпнул женщину по обнаженному левому бедру немного ниже того места где заканчивалась ягодица. Именно в этом месте или около него, работорговец или кузнец обычно прикладывает раскалённое железо. Разумеется, существует много различных мест принятых для постановки клейма. Но место на левом бедре под ягодицей является наиболее распространенным.

– Здесь ведь для неё самое подходящее место, разве не так, Ина? – спросил Плиний у испуганно смотревшей на него женщины.

– Возможно, она никогда не видела девушек с заклеймённым левым бедром, – заметил я.

– Ты что, никогда не видела девок с клеймом на левом бедре? – осведомился мужчина, обращаясь к Ине.

Та промычала один раз. На мой взгляд, это была откровенная ложь, в конце концов, все её собственные рабыни-служанки вполне могли быть сверкать превосходными клеймами на своих левых бёдрах.

– Это самое подходящее место, не так ли? – повторил свой вопрос Плиний.

Ина продолжала испуганно хлопать глазами, не зная что ему ответить.

– Да, туда оно подойдёт лучше всего, – ответил за неё я, и был награждён за помощь благодарным взглядом Ины.

Безусловно, если бы она была заклеймена, то я бы ожидал, что клеймо ей выжгли бы именно на левом бедре. Всё же это самое распространённое место.

– Из тебя получилась превосходная наживка, Ина, – бросил Плиний, поднимаясь на ноги, потрепав при этом женщину по голове, словно она была охотничьим слином, которого ему захотелось поощрить за хорошую работу.

Обычно, в такой ситуации Ина на такую ласку, такой своеобразный непритязательный символ признания мужчиной её полезности, ответила бы с теплотой и благодарностью, и возможно даже радостью, но теперь, как мне показалось, она боялась. Признаться, опасался и я.

– Ты привлекательна Ина, не так ли? – спросил Плиний у испуганной женщины. – Подумай хорошенько прежде, чем ответить. Если Ты попытаешься солгать мне, тебя ждёт наказание.

Ина прохныкала один раз.

– Ну вот и хорошо, – кивнул он, а затем отвернулся, потеряв к ней интерес.

Ина, да и признаться и я тоже, вздохнула с облегчением.

– Стой! – неожиданно для самого себя закричал я парню с ножом.

– Что случилось? – удивлённо спросил он, но замер на месте.

– Ты что собираешься делать? – поинтересовался я.

– Да вот, хотел зубов у акулы наковырять, – растерянно объяснил он, – ожерелье себе хочу сделать, на память.

– Я бы подождал, на твоём месте, – посоветовал я солдату.

– А чего ждать-то? – ещё больше удивился тот. – Она же дохлая.

– Откуда Ты это знаешь? – осведомился я.

– Не понял, – сказал он.

Взяв копьё у одного из солдат, стоявших поблизости, и поднёс торец к пасти акулы. Едва дерево оказалось между челюстей, как те внезапно захлопнулись. Вывернув расщеплённый конец копья, я продемонстрировал всем оставшиеся на нём два глубоких следа оставленные зубами хищницы.

– А я бы подождал, – повторил я, глядя на моментально побелевшего парня.

– Я тоже подожду, – заверил меня он. – Спасибо, воин.

– И даже после, – добавил я, – будет разумно, ради уверенности в том, что пасть не закроется, положить туда камни или крепкую деревяшку.

– Понятно, так и сделаю, – пообещал он.

– Давай уже, режь мясо, – буркнул ему какой-то солдат. – Есть хочется. И спать пора ложиться. За ночь все вымотались.

– Ого! – воскликнул парень с ножом, присевший около брюха акулы.

– Что ещё случилось? – недовольно спросил его мужчина постарше.

– Да вот, нож наточен как бритва, – пожаловался он. – Да я только что наточил его. А прорезать не могу. Вот это шкура!

– Тебе что, помочь? – осведомился старший.

– Не надо, – буркнул парень, возвращаясь к прерванному занятию.

– Где лежит рыба? – услышали мы голос Лабения, и дружно обернулись к нему.

Признаться, все мы удивились тому, что он заговорил. За прошедшие несколько дней он не сказал нам почти ни слова. Офицер, казалось, был всецело поглощён своим непонятным занятием.

– Подведите меня к ней, – потребовал он, – и положите мои руки позади её головы.

Солдаты, не став спорить, подвели своего командира к туше акулы, а когда он опустился рядом с ней на колени, взяли за руки и разместили их приблизительно в футе позади головы.

Ладони Лабения погладили абразивную поверхность шкуры рыбины, словно ощупывая её. Мы молча следили за его действиями.

Офицер поднял обе руки, пальцы которых изогнулись как когти Тарна, а затем, внезапно, ударил ими в бок акулы. На наших глазах его пальцы, словно железные крюки, пробили жёсткую шкуру и исчезли в теле рыбины. Затем мужчина рывком встал на ноги, подняв с песка прилично весившую тушу, и, встряхнув её, швырнул себе под ноги. В том месте, где его пальцы вошли в тело акулы, осталось открытая рваная рана примерно в фут шириной. Ещё дважды Лабений повторил свой фокус, и на теле рыбину остались ещё две полосы содранной шкуры.

– Теперь, – сказал Лабений, – добраться до мяса будет легче.

– Да, Капитан, – ошеломлённо прошептал парень с ножом.

Остальные вообще ничего выговорить не смогли. Тит проводил Лабения назад, к облюбованному им месту, где офицер спокойно сел со скрещенными ногами, как подобает воину, и вперил невидящий взгляд в сторону болот.

– Давайте уже есть, – призвал один из солдат, выводя остальных из ступора.

Дежурный, принялся торопливо отрезать от рыбины крупные куски и раздавать их подходящим по очереди товарищам. Вскоре лагерь наполнился привычной суетой и разговорами.

– Тал, – бросил мне Плиний, и сел рядом со мной на песок, скрестив ноги.

– Тал, – отозвался я.

– Меня заинтересовала твоя пленница, – сообщил он.

– О-о-о? – протянул я.

– Так же, как и некоторых других, – добавил мой бывший конвоир.

– Объясни, – сказал я.

– Я могу позвать её? – уточнил Плиний.

– Конечно, – пожал я плечами.

Мужчина щёлкнул пальцами и Ина, которую ещё не покормили, поспешно вскочила и, стремительно преодолев разделявшее нас расстояние, встала на колени перед нами, но не вплотную, так, чтобы её присутствие не было навязчивым. Стоило мне протянуть на ладони кусочек рыбы, как Ина изогнулась, вытянула вперёд шею и, немного повернув в бок голову, губами сняла пищу с моей руки. Она не получала разрешения пользоваться своими руками.

– Я смотрю, Ты неплохо выдрессировал свою маленькую шлюшку, – заметил Плиний.

Взял ещё один кусочек рыбы, я протянул его Плинию, предлагая поучаствовать в кормлении Ины, но тот отказался.

– Она привлекательна, – сказал он.

– Согласен, – кивнул я.

– Достаточно привлекательна, чтобы быть рабыней, – добавил мужчина.

– Думаю да, – не стал спорить я.

– Нетрудно представить её стоящей на рабском прилавке, – сказал он.

– Да, – согласился я с ним.

– Но она слишком привлекательно для ренсоводки, – заметил он.

– В дельте хватает красоток, – заверил его я.

Ещё несколько лет назад работорговцы свободно ходили в дельту, для охотыу на них, оставаясь почти безнаказанными. С недавних пор всё изменилось. Ренсоводы взяли на вооружение большой лук и тактику партизанской войны, научившись владеть и тем и другим в совершенстве. Теперь работорговцы сами оказались под ударом и предпочитают не рисковать. Им стало дешевле открыто приходить в дельту и получать женщин, договариваясь с их родителями или деревенскими старостами. В настоящее время, как я уже говорил, в деревнях ренсоводов перестали быть редкостью даже заклейменные рабыни, иногда купленные на торговых площадках, а иногда просто украденные у тех же работорговцев.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – усмехнулся Плиний.

– Тогда в чём проблема? – осведомился я.

– Я не уверен в ней, – ткнул пальцем в Ину мой бывший конвоир.

К этому моменту вокруг нас уже собрались несколько его товарищей.

– Неужели она прижимает голову к песку не достаточно быстро для тебя? – поинтересовался я. – Или она целуется недостаточно страстно?

– Только рабыня могла добиться в этом большего успеха, – признал Плиний.

– Итак? – вопросительно посмотрел я на своего собеседника.

– Дело не только в том, что она кажется необычно красивой для местной девки, – не заставил себя долго ждать тот, – есть и ещё много чего. То как она держится, как ведёт себя.

Я молча ожидал продолжения.

– В ней нет простоты и грубости, которых можно было бы ожидать от ренсоводки, – добавил мужчина.

– Ну и что, – пожал я плечами, – это скорее говорит в её пользу.

– Конечно, только в этом она больше похожа рафинированную леди, – заключил Плиний

– Когда они обе голые и в цепях на невольничьем рынке или на сцене аукциона, – сказал я, – трудно будет найти различия между ренсоводкой и рафинированной леди.

– Она много времени провела среди нас, не будучи связанной, – зашёл Плиний с другой стороны, – тем не менее, она даже попытки не сделала, чтобы скрыться в зарослях ренса.

– Ну и что? – спросил я.

– Мы уверены, что она никакого отношения к ренсоводам не имеет, – заявил мужчина.

– И кто же она, по-вашему? – осведомился я.

– Мы думаем, что это Леди Ина из Ара, – ответил Плиний.

Ина отпрянула, сжалась и вздрогнула.

Эта реакция с её стороны, внезапная и очевидно непреднамеренная, почти рефлекторная, конечно, это была замечена собравшимися вокруг нас мужчинами. Похоже, Ина, как я и опасался, выдала себя. Ещё я боялся, что она может попытаться бежать, но, к моему облегчению, у неё хватило здравого смысла не делать этого. Вряд ли она успела бы сделать хотя бы несколько шагов прежде чем оказаться на животе в сильных руках мужчин, легко бы её догнавших.

– Кажется, что она кое-что слышала о Леди Ине, – заметил Плиний.

– Вероятно, она опасается, что её могут за неё принять, – предположил я, отправляя в рот кусочек рыбы, ранее предназначенный для Ины.

Не торопясь прожевав, я проглотил еду, давая тем самым своей пленнице время на то, чтобы прийти в себя.

– Посмотрите на неё, – предложил я, и взгляды всех собравшихся скрестились на Ине, стоявшей на коленях с поникшей головой. – Разве она не привлекательна?

– Более чем, – признал один из них.

– И разве она не горяча, с учётом того, конечно, что она не рабыня, и за время, проведённое в плену, недостаточно хорошо обучена? – спросил я.

– То, что надо, – согласился он мной другой.

– А какова была Леди Ина? – предложил я им напрячь память.

– Надменная и высокомерная самка слина, – выплюнул третий.

– Получается, – продолжил рассуждать я, – что очень маловероятно, что эта соблазнительная, горячая и хорошо обучаемая мелкая шлюха может оказаться Леди Иной.

Мужчины удивлённо посмотрели друг на друга.

– Это кажется невероятным, не так ли? – поинтересовался я.

– Да, – наконец признал один из мужчин, но добавил: – если только она не была подвергнута эффективному мужскому доминированию.

– Это проявляет женщину, причём безвозвратно, в любой самке слина, – усмехнулся другой, отчего Ина начала неудержимо дрожать.

– Значит, Ты думаешь, что это – Леди Ина? – уточнил я у Плиния.

– Да, – кивнул он.

– Точно, – поддержал его один из собравшихся.

– Ну тогда, давайте посмотрим, будет ли она вести себя как Леди Ина, – предложил я и, щёлкнув пальцами, указал женщине на мужчин.

Ина немедленно, кротко, отчаянно, с рвением, которое приличествовало бы рабыне, которой угрожают плетью, начала ползать то на коленях, то на четвереньках, а то и на животе среди мужчин, целуя, облизывая и лаская их. Я даже залюбовался тем, как прижимались её губы к их ногам, как её золотистые волосы укрывали их щиколотки. Я следил, как она, стоя на коленях перед ними жадно и жалобно облизывала их икры и бёдра, как она то прижималась к ним всем телом, то едва касалась, как осторожно ласкала их, словно боясь, что те могли бы злым ударом отбросить её от себя, как она изо всех сил выказывала надежду, что сможет вести себя достаточно изящно, чтобы заслужить их внимание, быть найденной интересной и получить разрешение доставить им удовольствие. Наконец, испуганная женщина легла на живот у их ног и замела, слегка подрагивая.

– Это похоже на то, что так могла бы вести себя Леди Ина? – спросил я.

Словно в подтверждение моих слов, она немного приподняла нижнюю часть тела демонстрируя общее для женщин умиротворяющем поведении. Мужчины встретили её жест дружным смехом.

– Возможно, – сказал Плиний.

– Впрочем, в любом случае, – заметил я, – она – моя.

Плиний только усмехнулся на это мой заявление.

– Возможно, Ты намереваешься спасти её? – уточнил я.

– Ага, – ухмыльнулся Плиний, – чтобы потом на кол посадить?

Я пожал плечами.

– Ты вытащил меня из зыбучего песка, – напомнил он.

– И если бы не Ты, – вступил в разговор тот, который сегодня резал рыбу, и интересовался зубами акулы для ожерелья, – я, скорее всего остался бы без руки.

– Если бы не Ты, – сказал другой, – мы бы уже заблудились в дельте, и возможно к настоящему времени были бы мертвы.

– Я не думаю, что эта женщина – Леди Ина, – объявил Плиний своим товарищам. – А вы как считаете?

– Нет, конечно, – поддержали его остальные.

– Капитан? – поинтересовался он мнением командира.