Текст книги "Изначальное желание"

Автор книги: Дмитрий Денисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 43 страниц)

Девочка выжидательно смотрела на меня и тоже не могла оторвать взгляда. Странно, но мне она показалась всесильной. Неужели и она не в состоянии сделать хотя бы этого?

Девочка загадочно улыбнулась и… отвернулась. Подняла обугленную палку, поправила костер. Затем склонилась на бок, взяла несколько веток из сложенной кучи, подсунула в огонь. Пламя отозвалось снопом необычайно ярких искр. Казалось, они взвиваются высоко в небо, где разлетаются по темному куполу мириадами крупных звезд. Я поглядел вверх. Плотные тучи все еще затягивали небосвод. Вьюга все еще свистела и завывала, но здесь ее сила таяла и смирялась. Здесь падал редкий пушистый снежок, словно стояло безветрие. Здесь все было очень странно и непривычно.

Или здесь не было ничего?

Я стоял и ждал неведомо чего. Я не знал, что делать, не знал, что говорить. Просто стоял и смотрел на одинокую маленькую девочку.

– Ну и долго ты там думаешь стоять? – неожиданно прозвенел ее тонкий голосок. Он-то и вывел меня из оцепенения.

Я зашевелился, кашлянул и хрипло произнес:

– Кто ты, девочка?

Она так выразительно усмехнулась, что я залюбовался ею.

– Ты сам только что ответил на свой вопрос.

– А… но… кто ты?

– Меня зовут Тио, – весело пропела она. – Да ты не стой там. Иди уже сюда. Присядь, обогрейся. Представляю, чего стоило тебе добраться сюда.

Я стряхнул с себя снег и двинулся по скрипучему сугробу к яркому гостеприимному костру. Девочка приглашающе подвинулась на край бревнышка. Я смерил ее внимательным взглядом и осторожно подсел. Она тоже окинула меня странным взором. На миг в ее глазах промелькнул интерес, но она тут же отвернулась и принялась скучающе созерцать танец огня. Я тоже протянул озябшие руки над живительным пламенем. И снова обратился к ней.

– Где я, Тио?

– Разве это важно? – впервые серьезно удивилась она.

– Разумеется! – пылко воскликнул я. – Ведь я с таким трудом шел сюда.

– Тогда ты там, куда ты шел с трудом, – спокойно отметила она.

– Но… что это за место?

– То место, где ты ныне находишься.

– Но где мы находимся?

– Мы всегда находимся там, где мы есть.

Я тяжело вздохнул, смерил ее тяжелым взглядом. Она молча сидела, но глаза ее весело смеялись надо мной.

– Выходит, ты не станешь отвечать на мои вопросы? Ты предоставишь то право мне?

– Конечно, – уверенно кивнула она. – Ведь все ответы кроются в твоих вопросах. Ведь это люди жаждут подробных разъяснений. Разъяснения же нужны, когда чего-то не знаешь и не понимаешь. Однако ни один человек пока еще не сидел здесь, подле меня. Ни один человек не забирался столь высоко. Лишь тот, кто ощутил в себе нечеловеческие силы. А таковому незачем что-то объяснять. Он и так все знает. Потому что он знает самое главное – все ответы в нем самом. Жаль, что и люди не ведают этого. Ведь все ответы в них самих. Следует лишь разглядеть их, расслышать, почувствовать.

Странная девочка. Необычная, интересная и… какая-то бессмысленная. Или бесполезная? Я пошмыгал отогретым носом, почесал щетинистую скулу, насупил брови. И возмущенно спросил:

– Странно, но зачем я тогда лез сюда?

– А я откуда знаю? – пожала она меховыми плечами. – Ты ведь лез, а не я.

– Ну да, – неуверенно высказал я, потупив взор. – Действительно. Но… я почувствовал такое жгучее желание, когда увидал твой крохотный костерок. Я ощутил такой небывалый прилив сил. И понял, что просто обязан попасть сюда. Это стало моим самым заветным желанием. Потому я и побрел сквозь бурю навстречу твоему огоньку. Мне казалось, здесь кроется то, ради чего я существовал все свое время. Мне казалось, здесь я познаю то, чего не ведал ранее. А ты мне говоришь, что я все знаю сам. Спрашивается, зачем тогда я стремился сюда так рьяно?

– Ты стремился, тебе и решать, – глубокомысленно изрекла она. – Вот ты и решил. Причем сам. Раз признал это заветным желанием попасть сюда и все узнать.

– Я узнал, что все знаю? – насмешливо выдавил я.

– А разве это не самое большое знание? – развела она тонкими ручками.

– Но у меня много вопросов, – возразил я.

– А у меня ровно столько же ответов, – пояснила Тио, распахнув глазенки, в обрамлении пушистых ресниц. – Так что я смогу вздремнуть немного. Ведь каждый твой вопрос станет твоим же ответом. Следует лишь подумать. Так что задавай, думай и отвечай. А меня потом разбудишь, я так давно не дремала…

– Погоди, – взмолился я, вцепившись в ее безрукавку. – Этим я мог бы заниматься в любом ином месте.

– А чем тебе не нравится это? – с легкой ревностью спросила она.

Я разжал руку и схватился за голову. Она выжидательно застыла, лишь часто моргала и смотрела на меня с легким упреком. Наконец, я сдался, бессильно опустил руки и тяжело вздохнул.

– Ладно, я все понял. Вопросов не будет. Ведь ты этого хочешь?

Тио звонко рассмеялась.

– Только что выдал, что вопросов больше не будет, и тут же спрашиваешь.

– Н-да… прости.

– За что мне тебя прощать?

– Я, кажется, понял. Здесь лишь ты задаешь вопросы.

– Почему же? – обиженно поджала она губки. – Ты тоже можешь задавать их. Равно как и отвечать. Ведь это так здорово – отвечать на свои же вопросы. В чем-то усомниться, и тут же убедиться в этом. Это наполняет гораздо большей силой и уверенностью, чем, если за тебя ответит другой. По-моему, даже обидно, когда другие находят ответы на твои вопросы.

– Но самоуверенность может погубить, – заявил я.

– А может и вдохновить к достижению чего-то высокого, – дополнила она. – Губит ложная самоуверенность. Зато истинная творит чудеса. Ведь самоуверенность – это вера в себя. В себя, как в источник неисчерпаемой силы. Да, изначально это покажется самообманом, или ложью. Но в итоге может стать истиной, причем нерушимой. Следует лишь возжелать страстно и приложить все усилия, на какие только способен. А может и пожертвовать самым дорогим.

– Ну вот, хоть разговорилась, – отметил я, довольно потирая руки над огнем.

– А я и не прочь поболтать, – с радостью в голосе отозвалась Тио. – Я давно мечтала об этом. И вот мое желание воплотилось.

– Давно? – тихо переспросил я. – А сколько времени ты тут сидишь?

– А что такое «время»? – удивленно подняла она бровки.

Я ужаснулся:

– Но ты же все знаешь?

– Я не говорила такого. Я сказала, что все знаешь ты. Точнее – можешь узнать, если правильно для себя определишь вопрос.

– И что, ты хочешь сказать, мол, не знаешь, что такое «время»? – не мог поверить я.

– Может и знаю, – в голос ее закралась далекая печаль. – Но мне кажется, мы говорим о разном, хоть и называем то единым словом. Скажи мне ты.

– Хм… время, – я ухватился за подбородок. – Время, это… ну вот сколько раз зима сменялась летом.

– Зима? Летом? – хлопали ее большие глазенки.

– Сколько раз холод сменялся теплом? – подошел я с другой стороны.

– Здесь всегда холодно, – пояснила Тио, показывая на свои теплые заснеженные одежды.

– Ладно, сколько раз над твоей головой восходило солнце?

– Здесь всегда темно, – грустно проронила она.

– Значит, ты не видела даже солнца? – вскочил я, уставившись на нее с изумлением.

– Видела. Но здесь всегда темно, – с таким огорчением выдала она, что едва не захныкала.

Я обреченно вздохнул, покачал головой и понуро присел. Да, случай небывалый. Но с тем же я начал отчетливо ощущать, зачем сюда взобрался. И кто она такая. И всю ее правоту. Ведь ответы я черпал в себе. Я надолго умолк. Она тоже. Мы сидели, слушали пение горного ветра, и наблюдали за костром. Я стиснул зубы и упорно ждал, пока он прогорит. Но он не прогорал. Рыжие язычки дрожали над головешками, но не исчезали. Или это кажется мне? А может здесь иное ощущение времени?

И вдруг я содрогнулся. Простая мысль впервые показалась пугающей. Время… а ведь никто не знает, что это такое? Даже эта девочка. Мы лишь можем измерить его, можем представить, но не как время, а как появление и исчезновение чего-то. Как какой-то условный промежуток. Иными словами, как пребывание во времени чего-то, как существование чего-то, причем для времени не важно – чего. Но ведь существование и есть жизнь…

Наконец я понял – ждать бесполезно. Костер никогда не прогорит. Это печалило. Но с другой стороны радовало – ведь здесь можно сидеть и думать целую вечность. Я покосился на Тио, собрался с мыслями и нарушил молчание:

– А что ты вообще тут делаешь?

– Разговариваю с тобой? – не задумываясь, ответила она.

– Ты ждала меня?

– Конечно, – безоговорочно подчеркнула она.

– Но осознала это лишь с моим появлением? – предположил я.

– Снова сам отвечаешь.

– Н-да!

На некоторое время (которого здесь, по всем очевидным признакам не существовало) снова повисло молчание. Но молчать не имело смысла. Здесь промолчать можно было целую вечность. Волей неволей приходилось зарождать разговор. Но о чем мне с ней говорить? Пояснять она ничего не желает… и вдруг меня осенило. Она дает мне время, чтобы я сам до всего додумался. Выходит, она дарует мне существование. Она дарует жизнь!

Поначалу я растерялся. Эта мысль захлестнула, точно волна утопающего. Но я не собирался сдаваться. Ведь как сказала Тио – самоуверенность есть вера в себя. А ее-то мне как раз не занимать. Потому и сижу здесь – неведомо где. И болтаю неведомо с кем, неведомо о чем. А главное – неведомо зачем. Но если посидеть подольше, то можно на все эти вопросы отыскать ответы.

Да вот только зачем?

Но, в конце концов, я понял: не имеет значения, о чем говорить с ней. Имеет лишь значение само это место и сама эта девочка, со странным именем Тио. Важно то, что я достиг этого заснеженного утеса. Я сумел преодолеть трудный и опасный путь. Причем начался он не с предгорий. Начался он гораздо раньше. С того самого дня, как я появился на свет. Хотя здесь я всецело ощущал, что существовал всегда…

Следом нахлынуло небывалое блаженство. Да, как чарующе стало узнать всю невообразимо простую истину. И в то же время понять, как мало я знаю о ней. А точнее – ничего не знаю, раз ее здесь нет…

Неожиданно я засмеялся. Я смеялся долго и торжествующе. При этом понимал, что смеюсь над собой. А вот для Тио то не стало неожиданностью. Она, напротив, ждала чего-то подобного. Потому и скромно помалкивала. Я покачал головой, и вдруг попросил:

– Тио, а расскажи мне что-нибудь?

Она подняла на меня заинтересованные глаза.

– Что тебе рассказать?

Я широко раскинул руки и вдохновлено воскликнул.

– Что хочешь! Не важно что, не важно о чем. О чем хочешь. Мне просто нравится сидеть тут и слушать тебя. Я всю жизнь мечтал о том, как окажусь здесь, и буду сидеть рядом с тобой. Я не знал о существовании такого места, не догадывался о твоем существовании. Но я всю жизнь стремился сюда, чтобы просто увидеть тебя, просто услышать твой голос. Просто побыть с тобой рядом. Мне ничего от тебя не надо, кроме одного – думать о тебе. Хоть изредка, хоть чуть-чуть. И я думал о тебе всю жизнь, моя милая Тио. Я искал тебя всю жизнь, дабы просто убедиться, что ты есть. Ведь это главное. При этом я знал тебя всю жизнь. Я только не знал, как ты выглядишь. Хотя сейчас понимаю – ты можешь выглядеть так, как захочешь.

Ее большие глаза сделались еще больше. Она изумленно вскинула брови, приоткрыла ротик. Но вдруг растянула довольную улыбку. Глазки хитро сощурились, в них промелькнул озорной огонек.

– Я рада, – польщенно отметила она. – Выходит, не зря тебя ждала, на этом промозглом утесе…

– Это самый прекрасный утес в мире! – бесцеремонно перебил я ее.

– Я знаю, – кивнула Тио, и посмотрела в темнеющую даль. – Ведь так было всегда. Но теперь… теперь все будет иначе.

– А можешь и вовсе ничего не рассказывать, – беззаботно махнул я рукой. – Мне и так хорошо. Так хорошо, как никогда раньше не было.

– А я, выходит, уже и не нужна? – с легкой досадой поинтересовалась она.

– Тебе решать, – пожал я плечами. – Но свое дело ты уже сделала. Ты есть. И была. И будешь. Ведь время безвластно над тобой.

– Ну вот, я уже и не нужна, – обиженно надулась она. – Как только ты все понял, я стала не нужна. Ну уж нет. Я докажу тебе, что нужна. Еще как нужна. Чего ты там хотел? Чтоб я тебе рассказала сказку?

– Я не уточнял, – напомнил я. – Но сказки я очень люблю.

– За то, что в них всегда скрыта глубокая мудрость? – улыбнулась она.

– Порой настолько глубокая, что не каждому ее достать, – добавил я.

– Ладно, будь по-твоему, мой дорогой путник, – снисходительно кивнула Тио. – Ты преодолел нелегкий путь, и заслужил хоть какую-то награду, пускай она тебе и не нужна. Ведь ты шел не за ней. Ты шел, чтобы прийти. А точнее – пройти. Но без награды путь становится неинтересным и бессмысленным. Лишь поэтому я расскажу тебе сказку. Не знаю, понравится она тебе, или нет, но это уже неважно. Так что наберись терпения и слушай.

– Терпения мне не занимать, – с гордостью провозгласил я.

Она с упреком поглядела на меня и разъяснила:

– Моя сказка короткая. Но тому, кто привык к долгим повествованиям, потребуется все его терпение. Ведь вытерпеть короткую сказку не так-то легко. Особенно, когда захочется, чтобы она стала бесконечной. Итак, путник, слушай.

Однажды жил человек. Жил он долго и счастливо, но обыденно. В его жизни случалось как хорошее, так и плохое. Он просто жил, радовался хорошему и огорчался плохому. Стремился по возможности избежать плохого и достичь хорошего.

Со временем человек стал замечать: чему радуется он, то печалит других. То, что огорчает его, приносит радость другим. Он пытался делать добро ближним, но случалось – приносил боль. А когда ближние делали добро ему – то он сам часто страдал. Зато когда он ненароком делал кому-то больно, то, много времени спустя, его могли искренне поблагодарить. А когда зло несли ему, его это часто вдохновляло на новые достижения и подвиги.

И однажды его осенило. Он понял, что можно радоваться всему, даже плохому. И печалиться можно по поводу всего, даже хорошего. Все зависит лишь от самого человека и от его изначального желания.

Жизнь его после этого сильно изменилась. Он перестал различать плохое и хорошее, доброе и злое, истинное и ложное. Нет, он прекрасно понимал их отличия, но лишь потому, что умел смотреть на мир чужими глазами. То с одной стороны, то с другой. То со своей, то с чужой. Он просто понял, что подобные вещи не противоречат друг другу – они дополняют друг друга. Лишь тогда обретают единую изначальную силу. И тогда для него стало важным только единое – изначальное желание. Его желание. Но вот беда – у него было много желаний. Поэтому он не мог разобрать, какое же из них важнее. Он долго искал его в бесконечной череде низменных и пустых желаний, что привычны людям. Он всюду расспрашивал людей об их желаниях, наблюдал за их поведением, он читал множество древних писаний, надеясь отыскать ответ там. Но там его не было. Вернее, он везде там был, но человек его просто не замечал, ибо самое простое мы замечаем в последнюю очередь. Зато он замечал, что все желания рано или поздно завершались удовлетворением. То есть заканчивались. А еще точнее – умирали. Возникали новые, но и их постигала та же судьба – забвение. Ведь удовлетворение желания всегда лежало в основе его возникновения. Иначе желание бы не появлялось.

Но человека то не удовлетворяло. Он всем сердцем чувствовал – изначальное желание не может быть предано забвению. Он знал – оно вечно. Он хотел отыскать его, во что бы то ни стало. Смыслом его жизни стало лишь единственное желание – отыскать изначальное желание…

И вдруг он понял, что уже нашел его. Все это время, что провел он в поисках, желание уже крутилось вокруг и нашептывало сладкую истину. И только теперь он разобрал слова и осознал его. Он понял, что есть изначальное желание. Это желание быть сильнее, чем ты есть. Желание быть умнее, чем ты есть. Желание превосходить самого себя. Желание неукротимого стремления вперед. Или, попросту говоря – желание существования.

Глупые называли это манией величия, причем сами тайком мечтали о том же. Они лишь мнили себя великими, хотя таковыми не являлись. Мудрецы называли это движением или сутью жизни, и все глубже постигали эту тайну, противопоставив ей суть смерти. Простые люди и вовсе не желали о том задумываться, полагая, что существование – само собой разумеющееся явление, которое совершенно не зависит от них. Сам же он это никак не называл. Лишь образно – изначальное желание. Да и какой смысл в словах – они лишь символы истины, не более. Они нужны только для понимания других людей. Людей и их желаний. И люди для него стали символом желаний. А все желания мира – символом единого изначального желания. Символом единого бытия, единого существования, единой истины.

Вот тогда он стал обретать единую силу. Великую силу. Она заключалась в желание постигать иные желания. Вбирать их в себя. Сила стала переполнять его, она толкала отправиться в далекое странствие, на поиски новых желаний. Сила наполняла его ноги, его руки, его мысли. Сила не давала покоя.

Наконец, настал момент, когда человек не выдержал, и отправился в неведомое странствие. Но оно не было неведомым, оно лишь казалось таковым. Он шел, не зная куда, и не понимал, что его ведут именно туда, куда он рано или поздно придет. Пока он шел, он чувствовал, как сила его растет и множится. Он совершал как плохое, так и хорошее, но боль и радость вспыхивали лишь отражением в глазах других. В его же глазах все деяния становились изначальным желанием. И это приносило неземное блаженство, это приносило извечное счастье. Изначальное счастье – счастье творения. Он шел и вершил судьбу: свою и всего окружающего мира. Ничто не могло остановить его. Ничто не пыталось остановить его. Да, на его пути возникали преграды, но он сам создавал их для себя, чтобы путь его был весел и необычен. Непосильных же преград на его пути не возникало. Так как сила его не ведала таких преград. И она вела его туда, куда он должен был прийти в любом случае.

Путь его был долгим и трудным, хотя самому ему он казался быстрым и легким. Человек стал замечать, как его растущая сила с легкостью воплощала все его мимолетные желания, ибо изначальное желание всегда выше любого мимолетного. Но он также стал замечать, что его желания перестали походить на человеческие. И в один прекрасный момент он, наконец, понял, что он уже не человек. Поначалу такое откровение пугало и тяготило. Но после он улыбнулся и исполнился гордости. Это возносило его над окружающими. Над теми, кто упивался мимолетными желаниями и не думал о вечном. Он словно обрел крылья и взлетел над людьми.

Однако людей переполняла черная зависть, когда они поднимали головы вверх. Они тоже хотели взлететь, но никому не удавалось. Некоторые лишь смогли высоко подпрыгнуть – не более. Изначальная сила возвращала их на землю. Они больно ушибались, либо разбивались насмерть, если подпрыгивали очень высоко. Вот почему их зависть стала превращаться в ненависть, которая принялась расти и темнеть.

И тогда человек, который уже был не человек, опустился на землю. Нет, он не боялся их ненависти. Он давно научился одинаково относиться как к хорошему, так и к плохому. Ему стало жаль тех, кто внизу. Он спрятал крылья и принял простой облик, чтобы в нем снова увидели человека. Простого, неприметного с виду человека. Он посещал разные города и страны, он разговаривал со многими людьми, от нищих до королей. И везде творил чудеса, неподвластны человеческому разумению. Иные прекрасные, иные ужасные, но все, как одно – чудесные. Многие пытались понять его, но так и не смогли. Он же не жаждал понимания. Он хотел лишь вселить в их сердца надежду. Надежду на то, что даже самый простой человек может сотворить любое невероятное чудо. Стоит лишь захотеть. Или превратить свое желание в изначальное. Ведь это так просто.

Ему поверили многие, потому как им хотелось в это поверить. Другие смеялись над ним, потому как им хотелось над ним смеяться. Он тоже смеялся над смеющимися, и верил верующим. Презирающих презирал, а восхищающимися восхищался. Но не потому, что он был таков, не потому, что кого-то унижал, а кого-то превозносил. Он лишь хотел показать людям самих себя. Он, словно зеркало, показывал людям то, кем они были на самом деле. Но в глубине души он всех любил. Ведь то было его изначальное желание.

Он любил тех, кто верил ему, и тех, кто с презрением плевал вслед. Все они наполняли его силой. Он вбирал в себя частицу каждого, с кем хоть единожды встречался. И с каждым таким разом становился все сильнее и сильнее. Ему было безразлично, как к нему относятся: плохо ль, или хорошо. Он не делил изначальное желание. Он знал – вечное неделимо. Он просто обретал силу, входя в сердце каждого, и оставался там навсегда. В том и был секрет его могущества. Его безграничного растущего могущества. Истинного и изначального. Он заставил каждого думать о себе. Он заставил всех помнить себя. И все его запомнили навсегда. И помнят по сей день.

Девочка умолкла и поворошила палкой затухающий костер. Сноп искр взвился в морозный воздух, ночь отпрянула в испуге. Я задумчиво смотрел на пляшущие языки. Они с жадностью доедали остатки лакомства. Странно. А я думал – он вечен. Тио развернулась, подобрала несколько толстых веток, подбросила в костер. Странно, но теперь кучка хвороста не убавлялась. Я отрешенно глядел перед собой. Пламень отозвался довольной вспышкой и с аппетитным потрескиванием принялся поглощать новую порцию. Я чувствовал его желания. Он благодарил юную красавицу. Ведь она дарила ему жизнь, она давала право на существование. Хотя вполне могла обойтись без всего этого – мы с тем же успехом могли поговорить в темноте и холоде. Но нам хотелось, чтобы в нашей компании был еще и костер. И костер не оставался равнодушным. Он дарил ей тепло и свет, как знак благодарности. Ну и мне, разумеется. За компанию. Пусть я не подкидывал ничего, но искренне желал ему жизни. А потому он жил. И я пользовался его дарами в равной степени.

Тио молчала. Я тоже. Мы долго сидели и внимательно изучали танец веселых язычков. А они, знай себе, выплясывали перед нами, словно желали порадовать еще и танцем. И нас это радовало. Мы, как зачарованные, не спускали глаз с костра.

Я ждал продолжения сказки. Она ждала моего вопроса. Время ждало, кто первый заговорит. А костер ждал новых веток.

Наконец, я не выдержал, и спросил:

– Выходит, история на этом заканчивается?

Она едва заметно улыбнулась, продолжая созерцать пламя, и тихо произнесла:

– Любой конец всегда есть начало. Смотря, с какой стороны посмотреть.

– А куда в итоге пришел этот че… нечеловек? – не терпелось мне.

– Об этом знает лишь он сам, – пожала хрупкими плечами Тио. – В том и есть его изначальное желание.

– Но… ты сказала, что он куда-то должен был прийти?

– Сказала, – кивнула она.

– Ты сказала – его направляли, его подталкивали, ему не препятствовали?

– Сказала.

– Значит, если его кто-то куда-то зачем-то подталкивал, он должен был куда-то зачем-то прийти и встретить там кого-то.

– Должен, – эхом вторила она.

– Выходит, должно быть продолжение? – всплеснул я руками.

– Должно.

– И… каково оно?

– Мне то неведомо, – с легкой обидой отозвалась она. – В сказке ничего не сказано о его дальнейшей судьбе.

– Не верю!

– Дело твое, – равнодушно произнесла она. – Тому человеку тоже не все верили. Однако он ко всем изначально относился с одинаковой любовью. Любя благодарил, любя проявлял равнодушие, любя убивал. Многие делят любовь и ненависть. Но немногие назовут их противоположными сторонами единой изначальной силы. Они не делят силу, они дополняют ее. Как в той сказке.

Я впал в глубокое раздумье, временами поглядывая на нее. Она сидела, обхватив коленки руками, и неотрывно созерцала костер. В игре светотени четко вырисовывался ее точеный силуэт, слегка вздернутый носик, острый подбородок. Я вздохнул и дрогнувшим голосом осторожно спросил:

– В итоге он очутился в горах, где встретил маленькую девочку?

Молчание. Лишь треск костра да унылая песня ветра в черных расщелинах. Легкий снежок завихрялся над нами и бесшумно оседал на одежду и волосы. На моих серо-пепельных прядях он угадывался с трудом, а вот темные волны Тио казалось устилали сами звезды. В прорывах небесной пелены мелькали далекие отблески настоящих звезд, но они казались лишь бледным подобием тех, что искрились на ее макушке. Истинные звезды тут же таяли в потоках тяжелых туч, стоило ветру усилить шепот. Ее же продолжали сиять, как ни в чем не бывало. А может, то не снег идет, а сами звезды падают с небес? Как бы то ни было, она напоминала королеву в лучезарной короне, усеянной самыми дорогими и изысканными каменьями. Самыми редкими и самыми яркими.

Тио внимательно следила за костром, словно от этого зависела жизнь огня. Хотя, чему удивляться? Ведь, кто знает, может так и есть. Я проницательно воззрился на девочку. Она почувствовала мой взгляд – я понял это, – но внешне не изменилась. Хотя прекрасно улавливала, что и я почуял перемену в ней. Тогда я кашлянул и спросил увереннее:

– Так ли это, Тио? Он встретил там девочку?

– Все может быть, – таинственно отозвалась она, зябко поежилась и потуже запахнула меховую безрукавку. – В этом мире все может быть, путник. Тебе ли не знать?

– Ну да, – я пристыжено потупился, кивнул. Мне ли не знать таких очевидных и всем известных истин? – Просто… просто уж очень хочется послушать продолжение. Даже не столько послушать, а хотя бы узнать – есть ли оно вообще?

– А ты нетерпелив, хоть и хвастался терпением, – уколола она.

Я сожалеюще кивнул и уронил голову на грудь.

– Эх, выходит так. Но мне действительно хочется знать.

– Для тебя это столь важно? – подняла она удивленный взгляд.

– Да… конечно же…

– А я думала ты скажешь: «Это неважно», – ее тонкий голосок таил легкую печаль.

– Да, я люблю так говорить, – поспешно согласился я, – но лишь в том случае, когда это действительно не важно.

Она не сводила с меня пытливого взгляда. Казалось, ее глаза пронзали само время, о котором она не имела даже представления.

– А это, выходит, важно?

Я замер. Но тут же нашелся.

– Ну да… думаю да. Конечно да. По-моему, я впервые слышу то, на что могу сказать – да, это важно. Мне действительно важно знать – есть ли продолжение?

Она загадочно улыбнулась, снова взяла палку и поправила сучья. Прогоревшие ветви разломились, угольки с шорохом опали вниз. Я выжидательно сидел, затаив дыхание. Звуки и краски мира низринулись в неведомую пучину. Все запахи, все чувства и ощущения – все ушло, кануло в изначальное небытие. Время словно остановило свой безжалостный и неумолимый ход. Мир замер. Жизнь перестала существовать. Я видел и слышал только ее. Только вокруг нее текло время. Только вокруг нее сияла жизнь. Только она была центром нашего мира. Даже я перестал существовать, раз сам себя уже не ощущал.

Легкий страх пробежал по несуществующему телу. Да, такое невозможно, но такое случилось. Ведь все возможно в этом мире, даже невозможное. Давно я не испытывал страха. Но следом пришло неописуемое блаженство. Я снова услышал ее мелодичный нежный голос. И снова жизнь закрутилась, завихрилась и пришла в привычную гармонию. Вернулись все ощущения и переживания. Я снова видел себя, сидящим на высоком голом утесе, под дуновением ледяного ветра. Он пробирал до костей, просачиваясь за бесчисленные дыры и прорехи плаща, одежды, сапог. Но я не ведал обжигающего холода. Снег падал за шиворот, но я не ощущал его. Исчезал ли он, или то притупились мои чувства? Это не важно. Важным стало одно – ее слова. Я ждал их с великим нетерпением, хотя готов был терпеть и мерзнуть здесь целую вечность, желая дождаться. Да, людей пугают вечными муками. Но кто прошел их, тот с уверенностью скажет, что вечные муки перерождаются в вечную надежду. Поэтому, кто не познал мук, не познал и надежды. И чем дольше одно, тем ярче другое.

Прошла ли вечность, или один миг? Это не важно. Главное – я дождался.

– Окончание одного явления всегда есть начало другого, – поучительным тоном напомнила она. Затем подняла палку и обугленным концом начертила на снегу круг. Я с упоительным чувством следил за ее действиями. Черный конец завершил движение и замер. Она торжествующе улыбнулась, подняла палку и указала ею на свое творение.

– Что это?

– Круг, – не задумываясь, ответил я.

– Хорошо. А вот это?

Тио вновь ткнула палкой в снег, как раз туда, откуда начала рисовать. И где закончила. – Это что: начало, или конец линии?

– Наверное… начало.

– Да, но я здесь закончила линию.

– Тогда конец, – уверенно высказал я.

– Да, но я здесь начала линию.

– Тогда все же начало.

– Но здесь все завершилось.

– Тогда… не знаю.

– Знаешь, – подозрительно блеснули ее довольные глазки. – Все ты знаешь, только не хочешь задумываться. Не важно – начало это, или конец, но изначально важна точка. Важно то, что мы ее выбрали. Мы могли бы выбрать любую другую точку, но мы выбрали именно эту. Причем выбрали просто так, ведь все точки этой линии одинаковы, или равнозначны. Ведь линия и есть череда связанных точек – потому она и возникла. Изначально же можно выбрать любую. Но мы выбрали эту – нам так захотелось. И она стала началом. Это изначальная точка, понимаешь?

– Пока да, – тихо признался я.

– Хорошо. Но эта точка еще и конец. Ведь так? Я ведь закончила здесь линию?

– Да.

– Ну и чего непонятного? – с едва различимым возмущением сказала Тио, взмахнув палкой. – В любой замкнутой линии начало всегда является концом. Если ты хочешь, чтобы изначальная неделимая точка поделилась, став и началом и концом, необходимо еще что-то, иначе неделимое останется единым. Так зарождается то, что ты называешь временем. Сейчас она начало, а через пару мгновений, когда описан круг – конец. Потом снова начало. И снова конец. Время потекло, измеряемое кругами, хотя то потекло твое желание. Желание двигать изначальную точку. Время с виду бесконечно, хотя на самом деле, ограничено твоим изначальным желанием. Ты можешь превращать изначальную точку из начала в конец и наоборот, сколько захочешь. Или пока не надоест. Но это неважно. Важно другое – следствие любой причины всегда становится причиной нового следствия. Сделан круг. Затем еще один. И еще. Зародилось движение. Изначальная точка уже существует не только на линии, но и во времени – она крутится. Время измеряется кругами, или какими-то изначально равными промежутками, впрочем, как и все остальное. Так движется жизнь: крутится, множится и меняет формы, согласно каким-то законам. Но что-то изначальное остается неизменным. Тебе ли не знать?

– Ну да… – шепотом вторил я. – Наверное…

Кажется, мои слова ее очень обрадовали. Или это просто, кажется?

– Так вот. Жизнь и есть такая сказка. Сказка же, как замкнутая линия, а точнее – как часть ее – ведь сказок может быть много. И не обязательно круг – то может быть квадрат с резкими поворотами, или любая друга фигура. Главное – отыскать изначальную точку, если ее уже кто-то поставил. А, отыскав, ты поймешь, что она ничем не отличается от той, которую ты сам можешь поставить для себя. Ты всегда можешь сам придумать окончание. Счастливое или трагичное – зависит от тебя, от твоего изначального желания. Ты можешь и вовсе переписать сказку на свой лад, если уж сильно хочется. Но это очень трудно – нужно обладать даром и умением. Либо ты можешь вообще не придумывать ничего. Но твоя жизнь тогда остановится. Как повествование в той сказке, на том самом месте, где закончилась твоя фантазия. Или желание повествовать дальше. Но жизнь, как видишь, не останавливается. Значит, есть и желание рассказывать дальше, и фантазия, которая подсказывает, как это делать. Но главное – есть ты, как изначальная точка, исполненная силы и желания зародить время и жизнь. И каждый раз прокручивать новый круг. Разве не так, путник?