Текст книги "Изначальное желание"

Автор книги: Дмитрий Денисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 43 страниц)

– Добеги до трех дубов, помнишь? – вассал барона указал куда-то в ночь.

– Постараюсь, – простонал я, изображая боль.

– Оружие? – Диркот указал на меч.

– Не стоит.

– Как знаешь!

– Вперед, Диркот, – приказал Берд, пришпоривая коня.

– Держись, путник, – уже через плечо бросил Диркот.

И воины, держа в поводу моего коня, понеслись обратно по дороге. А я тем временем старательно делал вид, будто подвихнул ногу. Привстал, завыл, снова упал. Снова привстал. Еще раз завыл, закряхтел, и поспешно заковылял вслед за ними, грозно выкрикивая самые грязные ругательства. В них я поминал свою «преданную и мужественную» охрану.

– Он наш! – ревели позади приближающиеся голоса. – Ему не уйти!

– Догоните его! – земля вздрагивала от топота.

– Убейте его!

– Растерзайте его!

– Смерть! Смерть барону!

Точно! Так и есть! Они здесь по его душу! И ведь не ошибся Лой. А может, просто знал?

– Стой, подлец! – вопил кто-то особо голосистый.

– Стой, погань!

– Все равно не уйдешь!

– Быстрее, мы уже настигли его!

– Быстрее!

Я вскрикнул в показном страхе и припустил быстрее. Ведь у страха глаза велики. Может, он влил в меня новые силы? Я снова оторвался от гикающей, свистящей и завывающей толпы. Они раздраженно заревели. Позади пахло досадой и горечью потери. Но когда я снова упал и покатился по земле, азарт их вспыхнул с новой силой. Люди яростно закричали и припустили быстрее. Над головами взлетели вилы, мотыги и топоры. Необузданная и неорганизованная ватага в новом порыве неслась на меня. Я перевернулся на спину, вскрикнул в ужасе, и принялся пятился, словно рак. Но столь быстро, что бегущие люди не могли догнать меня.

Они неслись во весь дух. Уж так было сильно их желание расправиться со мной. Вернее не со мной, но с бароном. Но им не дано видеть во тьме, иначе истина восторжествовала бы враз. Хотя любой, хоть сколько-нибудь проницательный уже б догадался – перед ними не Лой де Гарра. Вряд ли неуклюжий толстый барон мог пятиться со скоростью бегущего человека. Да еще в тяжелых доспехах. Как, впрочем, и любой другой. Даже без доспехов.

Но об этом никто даже думать не хотел. И вообще думать никто не хотел. Они бежали, воинственно вопили, рычали и ругались. Их глаза горели, словно яркие угольки. Они напоминали толпу мифических зомби, лютых и бездушных, но с одним желанием – убить. А ведь так и есть. В любой толпе личность теряется, и желания ее растворяются в едином желании толпы. И какой бы сильный человек не был, он не властен желание свое возвысить над желанием толпы.

Благо, не человек я.

Я не стал насмехаться над ними, пятясь на корточках, и вскочил на ноги. Признаюсь, возникло сильное искушение встать на руки и побежать. Интересно, стали бы они гнаться дальше? Хотя, вокруг уже темно, чего я распинаюсь перед ними? Они все равно ничего не видят, кроме смутной фигуры. Фигура же скользила, время от времени останавливаясь и выжидая.

Наконец, показались три долгожданных дуба. Они росли так близко, что издали напоминали один. Я остановился и обернулся. Толпа не отставала. Каких-нибудь два десятка шагов разделяли нас. Всего два десятка шагов до смерти. До страшной и лютой смерти. И они, глупцы, сами неслись ей навстречу…

Я уже приготовился обороняться, как вдруг земля под ногами вздрогнула. Сзади раздался многоголосый нарастающий грохот. Я замер, затем порывисто оглянулся. По дороге неслись два десятка тяжело вооруженных всадников. Перед ними простирался частокол тускло сверкающих копий. Они растянулись во всю ширину дороги, и напоминали рой стальных арбалетных болтов, выпущенных тугой тетивой.

Разбойники обреченно завыли, завизжали и стремительно бросились назад. В панике они швыряли оружие, толкались, падали, мешали друг другу. Поднимались, снова бежали. Рыцари единодушно издали боевой клич: «Копье на удаааарррр!!!», копья их с жадностью вытянулись. На острых навершиях отражался лик близкой смерти, что облизывалась в предвкушении теплой крови. Разбойники завопили и припустили еще быстрее…

Конная лавина налетела на них, точно ястреб на цыпленка. Раздался первый тупой удар. Следом все слилось в единый страшный взрыв: звуки сшибаемых тел, крики отчаяния, хряск вспарываемой плоти, треск ломающихся ребер и копий. Снующие и вопящие фигурки с легкостью разлетались по сторонам, точно игральные кости. Иные судорожно хрипели, насаженные на копья.

Таким мощным броском рыцарская конница вступала в сражение: наносила копейный удар по кавалерии неприятеля, либо врезалась в неподатливый строй плотно сбившейся пехоты, прикрытой щитами и доспехами. Поэтому горстка лесных разбойников не стала для них серьезной преградой. Всадники, казалось, даже не заметили их.

Выжившие разбойники брызнули, точно мальки от щуки. Но хищная пасть уже свершила задуманное. Кто смекалистее и проворнее – метнулся прочь, под спасительное прикрытие листвы. Но таких оказалось немного. Конница прошла сквозь незадачливых разбойников, как стрела сквозь хилую кольчугу. Прошла умело: неожиданно и быстро, не дав одуматься. Сообрази сразу и метнись в сторону, потери лесного воинства оказались бы гораздо меньше. Но в том и есть сила внезапности. Она лишает противника самого важного – времени.

Оказавшись в тылу, воины поспешно развернулись. Над общим шумом сражения прокатился повелительный голос самого барона. Следом надсадно прохрипел рог. Ночь в страхе содрогнулась и сжалась. Всадники выстроились полумесяцем, охватив кучку уцелевших вояк. Кровавые копья снова угрожающе опустились. Тот, у кого копье сломалось, выхватил меч. Разбойники в страхе принялись пятиться. Кавалеристы же, не спеша, погнали их назад, точно баранов, отбившихся от отары. Разбойники скулили, выли, бежали и спотыкались. Поднимались, затравленно оборачивались и снова бежали. Глаза их в страхе вращались и горели мольбой. Кто-то метнулся в кусты, но не достиг их спасительной тьмы. Сумрак огласил арбалетный щелчок, и стрела навылет пробила грудь смельчака.

Или труса?

Да, кто привык бить в спину, обычно дрожит от страха перед ликом опасности. Кто привык толпой нападать на одного, обычно сам скулит, оставшись в одиночку перед толпой. Героев среди таких не встретишь.

Крылья полумесяца хищно загибались, лишая разбойников последней надежды. Их оставалось немногим больше дюжины. Они пятились, обезумев от страха. От них пахло этим страхом, изначальным сладким страхом. Сердца их бешено колотились, из ран текла кровь. Свежая кровь. Я вышел из-за дубов, принюхался, облизнулся, жадно сглотнул. Мне нравится этот запах. Пускай я и не кровопийца.

Пока я нюхал и размышлял, волна преследования докатилась до меня. Невольно я оказался вовлечен в смертельную хватку полумесяца. В темноте же никто не отличил бы моих лохмотьев от одежд лесных головорезов. Вот как получилось, что перед самым моим носом возник длинный кованый наконечник, с безупречно отточенными краями. Он уже изрядно обагрился, и пах свежей смертью. Но ему, видимо, хотелось еще. Наконечник жадно дернулся вперед, чуть не проткнув мое горло. Я едва успел отпрянуть.

– Эй, там, полегче! – возмущенно возопил я, закипая от обиды. – Не на охоте свинью бьешь!

Но неугомонный всадник снова выбросил копье вперед.

– Я же сказал – полегче! – с угрозой повторил я, отбегая на пару шагов.

Меня опять никто не послушал. Копье так и метило в мою неприкрытую грудь. Тогда я подловил момент, пропустил смертоносное жало над собой, и, как в стычке с Ричардом, резко толкнул копье в сторону. Оно так же описало дугу, и так же другим концом хлестко ударило всадника по кованому боку. И он так же не удержался, потерял равновесие и скрылся по другую сторону коня. Раздался тяжелый грохот, приглушенный густой травой. За ним последовал стон, вперемешку с потоком отборных ругательств.

Недолго думая, я взлетел в седло. В спину и бок тут же уставились лезвия очередных копий. Я не вытерпел и призывно закричал:

– Да вы что, сдурели?! Это ж я, ваш второй барон!

– Путник?! – послышался хорошо знакомый голос Берда.

– Зови, как хочешь, но это я! – злобно выкрикнул я. – Тот, кого ты желал защищать, чтоб дорога скучной не казалась!

– Снова ты?! – поодаль прогремел голос барона. Он опустил копье и поднял вытянутое остроносое забрало. Рыцари называют его – «череп пса».

– Наконец-то признали, – обиженно засопел я. – Сначала в самое пекло бросили, а как больше не нужен, так и пошел вон. Так?

– Не стоит так близко принимать к сердцу, – успокаивал меня Лой де Гарра. – Тебя видимо, не узнали… а где мой плащ? Где мой любимый берет?!

– Я взял их, как плату за риск! – рассерженно сверкали мои глаза.

– Но… где они? – барон осматривал меня с головы до ног.

– Я швырнул их этим оборванцам. Как плату за развлечение.

– Вот как?! – голос барона наполнялся злостью и негодованием.

Но тут вмешался Берд.

– Милорд, твой берет сбила меткая стрела. Они метили ему в голову, но попали в берет.

– А плащ?! – грозно прикрикнул Лой. – Тоже стрелой сбили?!

– Плащ сорвали, – продолжал защищать меня Берд. – Они навалились на него со всех сторон, и вцепились в плащ.

Барон нахмурился, засопел, но тут же ткнул в меня стальным пальцем. Печатку его украшали темные пятна.

– Да, но его плащ на месте! Не странно ли?

Берд тоже удивленно посмотрел на меня. Я пожал плечами.

– Да вы на мой плащ гляньте. Кто на него позарится? Одни рваные дыры да лоскуты. А твой плащ гораздо лучше. Он теплее, он красивее, он дороже.

– Милорд, – обратился к господину Диркот, подъезжая к нам. – Позвольте я поищу. Наверняка и берет и плащ где-то под ногами.

– Ладно, черт с ними, – обреченно сказал барон и успокоился. – Но если найдете, буду благодарен…

И вдруг он хрипло захохотал. Я насупился, не понимая в чем дело. Барон смеялся и тыкал пальцем вниз. Я взглянул туда. Там стонал и цедил сквозь зубы проклятия сверженный всадник. Я пригляделся. Принюхался. Да ведь это же Ричард.

– … разрази всех этих проходимцев! Чтоб их… второй раз… сколько можно… в конце-то концов… есть ли справедливость… – неслось снизу. Ричард барахтался, пытаясь подняться.

Барон, смеясь, подвел коня и сунул ему копье. Ричард ухватился за древко, Лой потянул на себя. Воин со скрипом поднялся, точно восставший мертвец.

– Жив? – пророкотал барон.

– Жив, – кривя гримасу, выдавил Ричард. При этом прожигал меня ненавистным взглядом.

– Тогда иди за нами, – приказал барон. И добавил уже громче, обращаясь к своим рыцарям, которые успели отойти на десяток шагов, – не опускать копий! Держать шаг! Горнист!

Один из всадников вознес большой рог и приложился, раздувая щеки. Над лесом поплыл низкий тягучий стон боевого рога. Ему хрипло ответил другой рог, и дорога у входа в теснину пришла в движение. Лязг и грохот огласили мрак. Сверху скорым маршем спускалась пехота. Они тоже растянулись, насколько позволяло пространство. Стена щитов грозно мерцала оковками, частокол алебард устрашающе скалился в небо.

При виде надвигающейся пехоты, разбойники заметались, точно загнанные зайцы. Они не понимали, что делать. Стена щитов и алебард выглядела устрашающе. Броситься туда означало превратиться в бесформенное кровавое месиво. Ринуться назад, значит напороться на копья. Да, трудно выбрать из двух зол меньшее, когда каждое одинаково злое.

Тем временем солдаты быстро преодолели разделяющее нас расстояние, и по команде барона остановились. Капкан захлопнулся. Всадники непробиваемыми башнями возвышались над ними, подняв копья. Пехота мерцала шляпами и алебардами. Чувствовалась явная обида и раздражение солдат. Они тоже хотели подраться, поэтому с завистью поглядывали на рыцарей, коим выпала радость сражения. Хотя, сражением то никак не назовешь. Сражаются равные силы. С подобным успехом можно разогнать свору бродячих собак.

– Связать их! – повелел барон. Его голос гремел от самодовольства. Он любил побеждать. Даже бродячих собак.

Стена щитов дрогнула, разошлась. Разбойников обступили арбалетчики. Другие солдаты проворно и быстро связали пленных.

– Вперед, – крикнул Лой де Гарра. – Пора уже выбираться отсюда.

– Не думаешь, что они там еще остались? – предположил Берд, глядя, как сноровисто увязывают разбойников.

– Даже если и есть, что с того? – пожал плечами барон. – Пусть нападают. Будем только рады. Хоть пехота сможет сразиться. А то глянь, точно волки голодные – клыки оскалили, а крови не отведали.

Берд усмехнулся. Затем крикнул двух всадников, и они поехали за отставшим обозом. Хотя подводы стерегли несколько арбалетчиков, но все равно лишняя предосторожность не помешает. Топот копыт удалился. Но тут же приблизился, правда, с другой стороны. Из мрака вынырнул Диркот, мрачный, как его наглазная повязка. В руках он держал какой-то сверток.

– Милорд!

– Да, Диркот? – обернулся на голос барон.

– Милорд, солдаты нашли ваш плащ. И берет.

С этими словами он протянул господину его вещи. Берет оказался дырявым, грязным и мятым, перо сломалось. Плащ выглядел не лучше. Тоже грязный, в нескольких местах порванный, сплошь в кровавых пятнах. Некоторые хранили отпечатки рук. Наверняка его не могли поделить, даже истекая кровью.

Я с затаенным удовольствием поглядел на символы былого могущества. Теперь же они напоминали поломойные тряпки. Хотя не так давно барон щеголял в них, и они подчеркивали его благородство. Да, как быстро можно потерять величие. И как сложно вернуть его обратно. Другое дело – мой плащ. Да я хоть в грязи вываляюсь, он хуже не станет. Он не станет вызывать у людей больше презрения и отвращения, чем сейчас. Тем самым он меня очень радовал. Он давал мне безграничную свободу, не тяготил какими-то условными порядками и сложившимися устоями. Не навязывал нормы поведения, не обременял титулами и именами.

И в том его истинное величие, много большее, чем всех самых прекрасных плащей в мире. Равно как и сила моя в том же. Пусть с виду я самый жалкий и слабый. Просто, тот, кто идет позади, видит всех. Тот же, кто лезет вперед, сознательно лишается обзора. Он видит лишь то, что перед ним. Но это лишь малая часть. Жизнь гораздо обширнее.

Барон брезгливо поморщился, посмеялся и небрежным жестом указал на обноски.

– Убери их куда-нибудь. Потом посмотрим, может, выменяю где на подковы.

Диркот кивнул и удалился во мрак.

– Да, путник, попортил ты мне вещички, – поцокал барон, но в голосе его не звучало угрозы. Да и вообще, он не жадный человек. Просто уж очень жизнь любит, особенно в ее самых ярких проявлениях. И себя, как самую яркую часть ее.

– Мне очень жаль, – огорченно сверкнув глазами, вздохнул я. – Но Берд и Диркот свидетели, я все время кричал: «Мой плащ, мой берет». Не мой, но твой, но это не важно. Даже в разгар схватки я думал о твоей собственности. И пытался ее спасти. Но, увы, не вышло. Они меня едва не сорвали с седла, дергая за плащ. Эх! Но я честен, и готов от всей души предложить тебе свой плащ, дабы ты не думал, что я…

– Не надо! – властно оборвал меня Лой де Гарра, кривя уголки рта. Он даже в жутком кошмаре не мог представить себя в моем плаще. – Обойдусь вовсе без плаща.

– Но то символ моей благодарности, – настаивал я.

– Ты и так уже выполнил сполна все, – напомнил он. – С тебя достаточно.

– Как знаешь, – улыбнулся я. – Да только то плата, достойная короля. Ведь это необычный плащ.

– Ну да, ну да! – со смехом закивал барон. – Оно и видно. Второго такого не сыщешь.

– Благо, хоть что-то видишь, – под нос пробубнил я. – Пусть и не все.

Под окриками барона и десятников, отряд пришел в изначальный боевой порядок. Пехота вытянула ряды щитов, всадники шли теперь в авангарде и в арьергарде. Передние вели связанных разбойников. Мрак не позволял различить их лиц, зато от них сильно пахло холодным потом и липким страхом. Некоторые пахли кровью, чужой и своей. В середине ехала повозка. На ней сидел злой Ричард. То и дело он тихо ругался, скрипел доспехами и зубами. Я так же тихо посмеивался, угнездившись в законно отвоеванном седле. Да, только глупец два раза наступает на одни и те же грабли.

Скорым маршем наш отряд выбрался из теснины. Всадники довольно покачивались в седлах, удерживая пленников в поводу, точно псов. Пехота недовольно бряцала позади. На взгорке из-за деревьев в нас ударило несколько стрел. Но они были не опаснее мух. Зато Диркот и еще десяток арбалетчиков ответили мощным залпом. Мрак застонал и захрипел. Тела грузно упали в кусты. Кто-то принялся карабкаться по склону, спеша навсегда покинуть это проклятое место.

– То-то же! – оскалился барон, хищно всматриваясь во мрак. Я трусил рядом, и тоже смотрел туда. Темнота не служила помехой. Три человека спешно уносили ноги. Даже крутой подъем не убавлял их прыти. Догонять их никто не стал. Лой де Гарра отвернулся, сочтя их недостойными своего драгоценного внимания. К тому же он не видел во тьме, как вижу я. Он лишь высокомерно усмехнулся:

– Вот тебе, путник, и урок. Не суйся против воинов, иначе… сам видишь.

– Но они и не совались, – напомнил я. – Мы их выманили из укрытия, как зайцев, и перебили.

Барон задумался. Глянул на связанных разбойников. Они, понуро опустив головы, шагали за всадниками, которые ехали по бокам вереницы пленных и плетьми подгоняли нерасторопных. Слышались сухие щелчки, следом стоны, исполненные боли и обиды. И шаг снова ускорялся. Лой усмехнулся, поправил меч.

– Неважно. Важно здесь другое, путник. Ты на нас посмотри, а теперь на этих голодранцев. У них ни доспехов, ни оружия. У них нет командира, и нет никакого порядка. Как следствие, у них не было никакого шанса справиться с нами. Таким остается грабить лишь одиноких странников, вроде тебя. Даже с караваном они не совладали бы, если б тот имел охрану.

Я взглянул на него с легким недоумением.

– Меня грабить бесполезно.

– Ха, думаешь, ты бы справился с ними? – насмешливо покривился барон. – Сколько их там? Десятка четыре было?

– Речь не о том.

– О чем же?

– Брать с меня нечего, – красноречиво распростер я руки, словно меня кто-то обыскивал.

Барон на миг потупился, но тут же закивал.

– А, ну да, ну да. Ты прав. Действительно, чего с тебя взять?

Я загадочно понизил голос.

– Обобрать меня может лишь один… Причем, я не обеднею. А вот он обогатится.

От барона запахло любопытством.

– Хм, и кто же такой… такой… хитроумный?

– Мудрец.

– Мудрец?

– Да, лишь мудрец может обобрать другого мудреца, причем до нитки. При этом они оба лишь обогатятся, и никак не обеднеют.

– Да, забавно, – Лой задумался над моими словами. – Но я все ж буду отбирать земное. Мудростью я сыт по горло. Ни одна мудрость не заменит жбан доброго пива, жареный окорок, ласки юной наложницы. А вот ты и ешь свою мудрость, и запивай ею. И все остальное с ней делай, раз иных утех тебе не надо.

– Так мудрость изначальна, – пояснил я. – Лишь с ее помощью ты овладеешь перечисленным. Но есть мудрость еще более глубокая. Она позволяет овладеть большим.

– Ладно, путник, не забивай мне голову, – властно прикрикнул барон. – У меня и так день выдался тяжелым. Точнее – вечер.

– Хорошо, – сжалился я. И добавил тихо, – все равно с тебя брать нечего.

9 Справедливый приговор

«Спеша казнить, подумай —

готов ли сам ты умереть…»

Хранитель желаний

Мы выехали из теснины. Стало светлее, но ненамного. Вечер уже плавно переходил в ночь. Небо окропилось первыми звездами, деревья тихо шуршали, обсуждая события в теснине. Далекие холмы еще теплились последними багряными отсветами. По небу крались темные рваные облака. Отряд скорым шагом мерил дорогу. Необходимо отыскать удобное для ночлега место, пока мир окончательно не падет под крылами тьмы.

Темнело. Ночь спешила занять свое законное место, поглощая мир ненасытным чревом. Мы прошли еще немного и свернули в небольшой лесок. С трех сторон он обступал укромную поляну. Где-то поодаль тихо журчал ручей. Здесь и решили переночевать.

Первым делом вокруг лагеря выставили охрану. Осторожный Берд приказал удвоить число стражей. Ему все казалось, будто нас станут преследовать. Барон высказал по этому поводу свое мнение, но все же перечить не стал. Преданный вассал имел привилегированное положение, да и вообще был на короткой ноге с господином, поэтому иногда мог переспорить его. Лой во многом доверял ему, во многом полагался. И опыт показывал – не зря.

В мгновение ока поднялся круглый шатер барона. Черный, с редкими желтыми полосами. Рядом выросло еще несколько небольших серых шатров, для рыцарей. Пехота готовилась спать на земле у костров, на охапках травы и плотных шерстяных подстилках. Я присматривался к ним, и не замечал недовольства или зависти. Похоже, им не привыкать. Невзгоды походной жизни ничуть не тяготили бывалых солдат. Напротив, многие мечтательно рассматривали звезды. Они думали о чем-то своем. О самом заветном, о самом желанном.

Застучали топоры, появились кучи хвороста, пучки трута. Зачиркали кремни о кресало, сея яркие искры, загорелись костры. У центрального шатра засияли кованые корзины – светильники, установленные на длинных ножках. Ночь недовольно расступилась, охватив лагерь плотным мрачным кольцом.

Кашевары занялись обедом. Появились закопченные котлы, крюки и треноги. Из-под полога повозки кто-то вытянул початый мешок. Накануне арбалетчики подстрелили трех кабанов. Ужин обещался быть знатным.

Недавние события еще не усыпили бдительности. Никто не снимал доспехов. Лишь всадники по обыкновению скинули кирасы, латные башмаки, и шлема. Солдаты же не расставались со своими железными куртками – бригантинами. Они гораздо удобнее и подвижнее кирас, в то время как защита не намного хуже. В них можно и сгибаться, и вертеться, и спать. Наверное, поэтому все пешие войска предпочитали эту разновидность доспеха. А иной раз не брезговали и рыцари.

Когда пришел черед идти за водой, Берд собрал вооруженную до зубов дружину. Его господин шутливо высмеивал его «трусость», однако опытный воин не хотел рисковать лишний раз. При этом показывал на пленных, как живое напоминание об опасности здешних лесов. Барон показывал на тех же пленных, как напоминание о всей их убогости и несостоятельности, и продолжал насмехаться над чрезмерной предосторожностью. Но вассал снова настоял. Поэтому в лес удалилась целая вооруженная кавалькада, со взведенными арбалетами и обнаженными мечами.

Наконец, все приготовления были закончены. В котлах булькала вода, у костров солдаты ощипывали дичь, чистили доспехи и оружие, рассказывали всевозможные байки. Охрана призраками выделялась на границе света и тени. То и дело в отсветах пламени бликовали арбалетные дуги и вороты. А также широкополые клепаные шляпы. Со стороны повозки изредка доносилось ворчание и ругань – там лежал Ричард. Похоже, он растянул ногу. Я стыдливо помалкивал.

Тем временем барон собрал военный совет у костра перед входом в свой шатер. По его приказу сюда привели также и пленных. Лой де Гарра мрачной тучей прошелся вдоль них, сурово всматриваясь в лицо каждого. Изможденные жизнью и недавним поражением, жалкие и грязные, они стояли перед ним, опустив руки и глаза. Многие дрожали и нервно сглатывали, когда барон выжигал их взглядом, точно заразу из раны. Остановившись у последнего, он тяжело засопел, скрестив на груди латные руки.

– Так, так! Кого я вижу?! Не иначе как сам Хельд? Давно я о тебе ничего слышал, давно.

Перед ним стоял невысокий коренастый мужик преклонного возраста. Седина уже тронула его густые волосы и бороду. Глаза его затравленно бегали, плечи сутуло опали. На нем висела старая холщовая рубаха, местами порванная и окровавленная, такие же порты, на ногах обмотки. Поверх рубахи темнела какая-то драная безрукавная шкура. Он молчал и метал на барона злобные взгляды.

– Ну, чего умолк? Хоть скажи что-нибудь? – издевательским тоном попросил Лой.

– Будь ты проклят, волк-людоед! – вдруг выпалил мужик. От него запахло гордостью и силой. Все разом обернулись в его сторону: рыцари, пехота, пленные. Один из кашеваров замер с половником в руке. Разговоры у костров приутихли. Все смотрели на дерзкого мужика. Так смотрят на барашка, которого ведут на заклание. Но барон, вопреки ожиданиям, не рассвирепел, не разгневался, а лишь хрипло засмеялся.

– А ты неисправим, Хельд. Иного я и не ждал.

Мужик с вызовом выпятил грудь.

– И не дождешься!

Я стоял рядом и вдыхал глубинные желания этого странного разбойника. Он прекрасно понимал, что идет на смерть. Впрочем, все это понимали. Лишь некоторые лелеяли надежду на жизнь. От них пахло страхом. Когда есть страх, то человек дорожит жизнью. Когда его нет, то он смело смотрит в глаза смерти. И, как правило, умирает.

– Значит, в разбойники подался, – допытывался барон, обходя Хельда сбоку, словно проверяя – не обознался ли. – А я думал – сгинул ты.

– Да лучше грабить твоих псов, чем на тебя шею гнуть! Лучше рвать твою плоть, чем любимых дочерей тебе отдавать! – мужик прямо смотрел на барона.

– Ну и как? Много награбил? – усмехнулся барон. В свете яркого костра его кольчуга сияла и переливалась кровавыми сполохами. Другие всадники тоже сверкали кольчужными рубахами и латами. Они напоминали мифических демонов, горящих адским пламенем. Железные, пылающие жаром, они стояли и поглядывали на костер, точно преданные слуги темного властелина, готовясь к предстоящей пытке грешника.

Хельд поджал губы и молчал. Барон снова встал напротив него, широко расставив ноги, и пытливо смотрел, наклонив голову.

– Откуда узнали, что я здесь пойду?!

Хельд молчал. Однако в его молчании громко звучал вызов.

– Откуда вызнали! – Лой неожиданно схватил его за ворот грязной рубахи и ощутимо встряхнул. Мужик съежился, но вдруг выпрямился и плюнул прямо ему в лицо. Барон от подобной наглости разжал хватку, отшвырнул пленника и зарычал, словно матерый волк. Услужливый оруженосец тут же сунул ему чистую тряпицу. Барон вырвал ее из его рук, а самого оруженосца отпихнул прочь. Тот пошатнулся и полетел наземь. Берд с лязгом рванул меч и уже занес над обидчиком, но господин жестом остановил его. Вассал ожидающе замер. Глаза его кровожадно вспыхивали в полумраке.

– Так, значит! – утирался Лой, гневно сверкая глазами. – Так ты со мной! Ладно. Год назад я тебя помиловал. Да и то, лишь за твою младшую дочь. Но в этот раз… в этот раз тебя ничто не спасет. Берд? Убери меч и приготовь жаровню. Посмотрим, как он сможет выдержать раскаленное железо!

В глазах мужика полыхнул нешуточный страх. Но что сделано, то сделано. Он прекрасно осознавал свои поступки. Прекрасно понимал, что последует за его действиями. Поэтому, то было всецело его желание – испытать страшную боль. А после принять мученическую смерть.

– А вы смотрите! – барон зычным окриком огласил ночь, обращаясь к остальным. Их он, похоже, не знал. – После я с каждым так поговорю.

– Пощади, господин! – семь человек рухнули на колени. – Мы тут ни при чем. Это он взбунтовал нас!

– Ага, уже лучше, – глаза барона хищно сузились. – Запели, птахи. На ночь глядя запеть решили. Хорошо.

– Пощади, не губи почем зря! – хрипло стонали упавшие. Кто стоял, с откровенным презрением смотрели на них свысока.

– Почем зря не гублю, – злорадным голосом обнадежил их барон. – Гублю за дело. Тащите жаровню, быстро!

Ему в ноги рухнул еще два разбойника.

– Прошу тебя, не убивай! Мы все скажем! Да и какой смысл нам молчать?! Мы никого не предаем. Просто молим – пощади.

– Пощадить?! – вскрикнул Лой. – Да кто вы такие, чтобы я вас щадил?! О чем вы думали, нападая на меня в теснине? Вы ведь знали, что там еду я! Вы ведь увидели мой плащ и берет! Вы же кричали: «Смерть барону»! Что, не было такого?! Не было?! Не кричали?!

– Но мы не уточнили – какому барону… – бегло лепетал разбойник, косоглазый мужик с перебитым носом. Щеку его уродовал сабельный шрам.

– Ищи дурака! – засмеялся Лой. И красноречиво извлек узкий кинжал.

– Все скажу, только не губи! – мужик лбом ударил оземь у самых сапог повелителя.

– Ваш удел плаха! – грозно выпалил барон. – И я, как представитель короля, намерен свершить над вами суд. Суд будет скорым и справедливым. Каждому воздастся за его деяния.

Ух ты! Как заговорил? А ведь недавно и слушать не хотел. Да, никто не любит отвечать за свои деяния, зато всячески спешит привлечь к расплате другого. Пусть некоторым это удается, но лишь на время. В итоге расплата ждет каждого. Не как наказание, а как единственно возможный результат его деяний. Как та ветка, которую необдуманно гнешь, не думая о последствиях. Ведь всегда есть сила, что приводит сей приговор в действие.

Так и барон. Да, он четко обозначал свое место – всемогущая власть. Да, он – сила, и сила нешуточная. И он ее каждый раз проявляет. Но он даже задумываться не желает о наказании, уготовленном ему за его деяния. Он даже слушать не хочет о том. Он так же слаб, как и те, кого он упрекал в слабости. Кто не может совладать с его произволом и уповает на Бога. Но и он так же уповает на него, думая, что все ему с рук сойдет. Он думает – законы мироздания для него текут иначе? Не так, как для всех?

А ведь он думает правильно. Только не глубоко. А потому и отличия небольшие. Да, каждый видит мир по-своему, но лишь с небольшими изменениями. Кто умеет смотреть на мир по-разному, тот видит гораздо больше. И изменить может гораздо больше. Разумеется, при желании менять.

Я смотрел на все со странным чувством равнодушия. Меня не задевали мольбы и стоны разбойников, их искренние призывы к пощаде. Точно так же, как не задевали меня кровожадные ухмылки барона и его приближенных. Одни проиграли, другие выиграли – все уравновешенно. Если бы первые не потерпели поражение, вторые бы не чествовали триумф победы. Это лишь взгляды с разных сторон на единое событие. Только победами обычно громко хвалятся, воспевая их в истории, а вот поражения стараются утаивать, чтобы не подрывать к себе доверия.

Да, я легко мог все остановить, но не хотелось нарушать естественного хода событий. Хотелось посмотреть со стороны, как завершится дело.

Дело, тем временем, принимало весьма скверный оборот. По крайней мере, для разбойников. Появилась жаровня. Солдаты быстро набросали туда пылающих углей, сунули какой-то прут. Пленники в страхе следили за ними. Ужас и отчаяние распалялись в их глазах по мере нагревания железа. Когда оно начало краснеть, все, как один стояли на коленях и молили барона о пощаде. На ногах стоял лишь Хельд. Мрачный и угрюмый, как старый дуб, он понимал – его-то уж точно не спасут никакие мольбы. Да и не пахло от него истинным страхом. Похоже, он здесь самый старый, жизнь его прожита. К тому же он, как я понял, отстаивал честь дочери, опороченной бароном. Хотя барон считает то своим священным правом и даже не может допустить, чтоб кто-то привлекал его к расплате.