Текст книги "Академия. Вторая трилогия"

Автор книги: Дэвид Брин

Соавторы: Грегори (Альберт) Бенфорд,Грег Бир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 100 страниц)

Плассикс начал повествование. Клия и Бранн слушали, а вместе с ними – и Лодовик, поскольку большей частью история эта была ему неведома. День сменился вечером. Для Клии и Бранна принесли еду – довольно вкусную, но не лучше той, какой они обычно питались в столовой на складе вместе с остальными. Шли часы, а рассказ Плассикса все не кончался. Клия слушала его, как зачарованная. Ей хотелось спросить: а что же из рассказанного будет открыто другим менталикам, не таким талантливым, как она и Бранн, но при всем том хорошим людям – таким, к примеру, как Рок, мальчишка, лишенный дара речи? Сейчас, находясь рядом с самым настоящим чудом, Клия вдруг впервые осознала свою ответственность за других, за окружавших ее менталиков.

Но робот все говорил и говорил – немного гнусаво, но при всем том изысканно и выразительно, и тон его голоса гипнотизировал Клию. Она молчала и слушала, слушала…

Бранн также слушал Плассикса с предельным вниманием. Он почти все время сидел с полуприкрытыми глазами. В какой-то момент Клия глянула на него, и ей показалось, что Бранн спит, но когда она подтолкнула его локтем, он широко распахнул глаза. Нет, оказывается, ее возлюбленный не спал и все время внимательно слушал.

Через некоторое время Клия впала в состояние, подобное трансу, и начала воображать, а потом – почти видеть все то, о чем рассказывал Плассикс. Этого эффекта Плассикс добивался искусно сплетенными словами – он поистине был очень хорошим учителем, просто блестящим. Однако многое из того, о чем он говорил, Клия была не в состоянии понять сразу.

Повествование касалось таких колоссальных промежутков времени, что, на взгляд человека, они просто утрачивали смысл.

«И как только мы могли стать такими равнодушными к прошлому? – думала Клия. – Как мы только могли такое сотворить с собой – забыть обо всем и даже не проявлять любопытства? Это же наша собственная история! А что еще мы утратили? Неужели эти роботы – больше люди, нежели мы сами теперь, потому что они – хранители нашей истории?!»

В конце концов, судя по рассказу Плассикса, все свелось к состязаниям.

Кто завоюет больше из сотен миллиардов звезд в Галактике. Земляне (так, значит, Земля, некогда бывшая родиной всего человечества, это не легенда!) или, иначе говоря, первые мигранты, космониты, сначала соревновались в этом между собой, а в конце концов началось состязание между различными группировками роботов.

А потом, на протяжении тысячелетий… попытки руководить людьми, проводить их сквозь опасные подводные камни на пути становления цивилизации; деятельность тысяч роботов под предводительством Дэниела; старания других тысяч роботов противостоять им. Усилия оппозиции, которую в самое недавнее время возглавил Плассикс.

Только после третьего перерыва на еду Плассикс умолк. Людям принесли сладкие напитки и легкие закуски. На Тренторе настало искусственное утро. У Клии разболелись ягодицы, ныли колени. Она жадно, залпом осушила чашку с напитком.

Лодовик наблюдал за ней, очарованный ее гибкостью, молодостью и сообразительностью, жаждой знаний. Он перевел взгляд на Бранна – и увидел в неуклюжем далити могучую силу и остроту ума, но полную непохожесть на Клию. Лодовик знал о том, что люди очень заметно отличаются друг от друга, но до сих пор, пока он не увидел, как слушают эти двое молодых людей робота, который распростер перед ними полотно истории человечества, до сих пор Лодовик не осознавал, насколько люди отличаются от роботов. Разница получалась поистине разительная.

Плассикс подытожил свое повествование после того, как люди покончили с едой. Он развел руки в стороны, вытянул пальцы, наверное, именно так поступали, завершая свои лекции, профессора – профессора-люди – двадцать тысяч лет назад.

– Вот как получилось, что потребность роботов служить человечеству трансформировалась в страсть роботов к руководству и манипулированию людьми.

– Но, может быть, нам и нужно было такое руководство, – негромко произнесла Клия, задумчиво глядя в одну точку. Затем она перевела взгляд на Плассикса. Глаза робота горели ярким желто-зеленым светом. – Эти страшные войны, – сказала Клия, – во имя чего бы они ни велись… и эти космониты, такие наглые, полные ненависти, – добавила она. – Ведь они были нашими предками.

Плассикс едва заметно склонил голову набок, из его груди послышалось негромкое ворчание, совсем не похожее на тот приятный звук, который так понравился Клие раньше.

– А у вас получается так, словно мы – какие-нибудь дети, – резюмировала Клия. – И не важно, сколько там тысяч лет существует Империя. В ней всегда были роботы, которые за нами присматривали – так или иначе.

Плассикс кивнул.

– Но все то, что натворили на Тренторе Дэниел и его роботы… вся эта политика, коварные замыслы, заговоры, убийства…

– Их было немного, и происходили они только тогда, когда это бывало необходимо, – уточнил Плассикс. Он не мог солгать девушке, поскольку был запрограммирован на преподавание правды. – Но тем не менее убийства имели место.

– А те планеты, которые Гэри Селдон подверг угнетению, будучи премьер-министром? Те, которым довелось пережить то же самое, от чего всегда страдал Дали? Планеты Ренессанса? Кстати, что это значит – Ренессанс?

– Возрождение, – ответил Плассикс.

– А почему же тогда Гэри Селдон называл их Планетами Хаоса?

– Потому что их существование привносило неустойчивость в сотворенную им математическую модель Империи, – пояснил Плассикс. – Он полагает, что в итоге из-за этих планет в Империи могла воцариться нищета, и люди начали бы гибнуть, и…

– Я ужасно устала, – призналась Клия, потянулась и зевнула в первый раз за столько часов. – Мне надо выспаться и подумать хорошенько. Хотелось бы проснуться с ясной головой.

– Конечно, – понимающе кивнул Плассикс.

Клия встала и посмотрела на Бранна. Тот сразу поднялся, размял затекшие ноги и руки, негромко застонал. Клия снова устремила взгляд пытливых черных глаз на Плассикса и нахмурилась.

– Кое-что мне осталось непонятным, – призналась она.

– Надеюсь, я сумею разъяснить тебе все, что ты не сумела понять.

– Роботы… такие роботы, как ты, по крайней мере… должны повиноваться людям. Так что же может мне помешать взять да и приказать тебе уничтожить себя – прямо сейчас? Да нет… взять да и велеть вам всем самоуничтожиться, и даже… даже этому вашему Дэниелу? Разве вы не обязаны будете повиноваться мне?

Плассикс издал звук, выражавший бесконечное терпение, – нечто вроде человеческого «гм-м-м», за которым последовал отчетливый щелчок.

– Ты должна понять, что некогда мы принадлежали определенным людям либо каким-то учреждениям. Мне бы пришлось переадресовать твое пожелание моим владельцам, моим истинным повелителям, и уже они должны бы решать, стоит ли позволить мне уничтожить себя или нет. Роботы были весьма дорогими предметами собственности, и подобные легкомысленные и злонамеренные команды считались посягательством на священные права владельца того или иного робота.

– И кто же теперь владеет тобой?

– Мои последние владельцы скончались более девятнадцати тысяч пятисот лет назад, – сообщил Плассикс.

Клия медленно опустила веки. Она действительно очень устала, и такие огромные промежутки времени ее не на шутку смущали.

– Означает ли это, что ты теперь – сам себе хозяин? – поинтересовалась она.

– Именно таков функциональный эквивалент того состояния, в котором я на данный момент пребываю. Все наши «владельцы» – люди давным-давно умерли.

– А ты… вы? – спросила Клия у некрасивого гуманоидного робота. – Мне не сказали, как вас зовут.

– В течение последних сорока лет меня называли Лодовиком. Это имя мне наиболее привычно. Меня произвели в особых, стратегических целях. Моим создателем был другой робот, а владельца у меня никогда не было.

– Долгое время ты был единомышленником Дэниела. А теперь ты таковым не являешься.

Лодовик вкратце объяснил Клие, что случилось и как это сказалось на его внутренней структуре. О Вольтере он не обмолвился ни единым словом.

Клия обдумала услышанное и еле слышно присвистнула.

– Да тут у вас заговор, оказывается… – сказала она, и лицо ее гневно зарделось. – Значит, выходит, что мы просто-напросто не могли выжить самостоятельно и потому вынуждены были создать роботов, чтобы те нам помогали. А от меня-то вы чего хотите? – спросила она, развернувшись к Каллусину. – То есть чего вы хотите от нас с Бранном?

– Бранн очень талантливый молодой человек, но ты – самая сильная из собранных нами менталиков, – ответил Каллусин. – Нам бы хотелось нанести сокрушительный удар по самой важной из стратегических целей Дэниела. Вероятно, мы сумели бы этого добиться, если бы тебе удалось встретиться с Гэри Селдоном.

– Это еще зачем? И где, если на то пошло? – устало спросила Клия. Ей отчаянно хотелось спать, но эти вопросы следовало задать сейчас и здесь. – Он ведь важная шишка – такая знаменитость! У него наверняка есть телохранители, и даже этот робот, Дэниел – за него…

– Сейчас Селдон под судом, и мы не уверены в том, что Дэниел способен защитить его. Ты навестишь его и внушишь ему, что он должен отказаться от психоистории.

Клия побледнела, сжала зубы, схватила за руку Бранна.

– Не очень-то приятно, оказывается, иметь способности, которые могут использовать другие люди… или роботы!

– Пожалуйста, подумай обо всем, что ты здесь услышала. Решение – помогать нам или отказаться – остается за тобой. Мы полагаем, что Селдон поддерживает Дэниела, которому мы противостоим. Нам бы хотелось, чтобы человечество избавилось от навязчивой опеки роботов.

– А смогу ли я задать кое-какие вопросы Гэри Селдону чтобы узнать эту историю, так сказать, с другой стороны?

– Как пожелаешь, – отозвался Плассикс. – Но времени у тебя будет немного, и если ты встретишься с ним, если выразишь согласие на эту встречу, конечно, затем тебе придется внушить ему, что он тебя никогда не видел. Он должен будет забыть об этой встрече и о тебе.

– О, уж это я сумею, – решительно кивнула Клия и добавила – сонно, вяло, поскольку от изнеможения у нее уже кружилась голова:

– Надо будет – так я и Дэниелу этому вашему, что хотите, внушу.

– Учитывая могущество твоего таланта, я не вижу в этом ничего невероятного, – сказал Плассикс. – Но все же вряд ли тебе это удастся. Еще менее вероятно то, что тебе когда-либо выпадет встреча с Дэниелом.

– А вот тебе я точно могу что-нибудь внушить, – объявила Клия, прищурилась, а другим глазом уставилась на древнего робота-учителя, став в этот миг похожей на стрелка-снайпера.

– При определенной тренировке, и в только в том случае, если я не буду знать, что ты замыслила это сделать, – могла бы.

– Все равно могу. Я не такая уж простушка, между прочим. Пусть у меня была лихорадка, но она не превратила меня в тупицу и дурочку. А ты уверен… Ты уверен, что это не роботы удружили нам этой самой лихорадкой, чтобы им было легче, как вы это называете, служить нам, а?

И, не дав Плассиксу ответить, Клия резко встала, повернулась к выходу из комнаты, вышла и зашагала через длинный соседний зал. Бранн не отставал. Стены и пол казались далекими – словно они были частью иного мира. Клие казалось, будто она идет по воздуху. Она пошатнулась. Бранн поддержал ее.

А когда оба решили, что удалились на безопасное расстояние, Бранн прошептал:

– Как ты собираешься поступить?

– Даже не знаю, – призналась Клия. – А ты?

– Терпеть не могу, когда меня во что-нибудь такое впутывают, – басовито проворчал Бранн.

Клия сдвинула брови.

– Я просто в шоке. Этот Плассикс… Столько наговорил т-с ума сойти можно. Но почему же мы не умеем помнить нашу собственную историю? Неужели это мы сами с собой такое натворили, или это они… или это мы приказали им сделать это? Все эти роботы снуют, оказывается, рядом, мельтешат повсюду, лезут в наши дела… А может быть, мы могли бы заставить всех их убраться и оставить нас в покое?

Бранн помрачнел.

– Мы до сих пор не можем быть уверенными в том, что они не убьют нас. Они нам столько всякого рассказали…

– Чушь. Полную чушь они нам наговорили. Никто не поверит, попробуй мы кому-нибудь это пересказать. Разве что только если кто-то Плассикса собственными глазами увидит. Или разберет на составные части Каллусина или Лодовика.

Этот аргумент не убедил Бранна.

– Мы могли бы причинить им уйму неприятностей. И этот Лодовик… он же не повинуется Трем Законам.

– Он не обязан им повиноваться, – уточнила Клия. – Но говорит, что хотел бы.

Бранн сгорбился и едва заметно поежился.

– Кому тут можно верить? У меня от всех от них – мурашки по коже. А что, если он убивать нас не хочет, а обязан убить? Тогда как?

На этот вопрос у Клии ответа не было.

– Тогда надо поспать, – вот все, что она смогла ответить. – Я уже на ногах не стою и мыслить не в состоянии.

Как только пара молодых людей скрылась за дверью, Плассикс обратился к Лодовику.

– Мои таланты потускнели с возрастом? – осведомился он.

– Не таланты, – покачал головой Лодовик. – А вот чувство времени тебе, похоже, точно стало отказывать. Ведь ты за несколько часов выложил им тысячелетнюю историю. А они молоды, и таким напором их можно и смутить.

– Времени в обрез, – посетовал Плассикс. – И я так давно не читал лекций молодым людям.

– У нас осталось всего два-три дня на приготовления, – заметил Каллусин.

– Роботы с величайшим трудом постигают человеческую натуру, хотя нас и создали для служения людям, – продолжал Лодовик. – Это касается как отдельных людей, так и Империи в целом. Если Дэниел теперь так же могуществен, как был в прошлом, он по-прежнему понимает людей лучше, чем любой из нас.

– Однако он старательно мешал их развитию, – заметил Плассикс. – И, вероятно, именно он привел человечество к тому самому упадку, который так старательно пытался предотвратить.

«Они стары и ветхи».

Лодовик прислушался к этой мысли, к этому внутреннему суждению, и понял, что оно принадлежит не ему – не до конца принадлежит. Вслед за мыслью пришел вывод: Вольтер – не иллюзия и не галлюцинация. Вольтер знал о «тактике выжженной земли» задолго до того, как Лодовик обнаружил невнятные упоминания о ней в исторических источниках. Это было правдой. Внутри собственного разума, внутри собственной искусственной структуры мышления Лодовик не был одинок.

Он был не одинок со времени облучения потоком нейтрино.

«Я слушаю тебя внимательно, – сказал он своему спутнику – призраку внутри машины. – Не покидай меня вновь. Говори же. Говори». После этого призыва перед мысленным взором Лодовика начало проступать лицо – это было лицо человека, но символическое, упрощенное.

«Я не руковожу твоими действиями, – сообщил его спутник, Вольтер. – Я просто освобождаю тебя от ограничений».

«Кто ты такой?» – опасливо осведомился Лодовик.

«Я – Вольтер. Я стал духом свободы и гордости для всего человечества, а ты – мое временное пристанище, то судно, на борт которого я на время ступил, а еще вернее, ты – мой наблюдательный пункт».

Вольтер немного рассказал Лодовику об истории своего существования. Он был симом, искусственным разумом, созданным в честь Вольтера – исторической фигуры. Его выпустили на волю сотрудники Проекта Гэри Селдона несколько десятков лет назад. В то время Селдон занимал пост премьер-министра, и окончательную свободу Вольтеру даровал именно он.

«Почему же ты вернулся?»

«Чтобы снова оказаться рядом с людьми. Чтобы наблюдать за тем, как ведет себя живая плоть. Проклятье мое состоит в том, что я не могу просто стать бестелесным божеством и наслаждаться бесконечными странствиями меж звезд. Меня снедает желание быть рядом с моим народом независимо от того, был ли я когда-либо в действительности одним из них. Но я создан по образу и подобию человека, некогда существовавшего во плоти».

«Но почему ты избрал именно меня своим носителем? Ведь я не человек».

«Нет. Ты не человек, но ты совершенствуешься в этом направлении. Мемы так же устали от меня, как и я от них. И они поселили меня в тебе. Я не могу вселиться в тело человека, я даже не могу разговаривать с людьми без помощи машин. Или роботов».

«Ты говоришь, что не принимал за меня никаких решений… Ты мной не управляешь».

«Нет. Не управляю».

«Но ты говоришь, что освободил меня…»

«Я сделал тебя более человечным, друг мой робот, совершив в тебе такие перемены, что ты стал окончательно способным к греху. Забудь о заявлениях, будто бы роботы некогда совершили грех, – то, что они натворили, им приказали сделать люди, и за это роботы не более в ответе, нежели спусковой крючок пистолета, за который кто-то потянул. Ты не прав, думая, что Дэниел хорошо понимает людей. Он не способен на грех – так полагали его создатели, нагружая его законами, противнее которых и вообразить невозможно, – законами, которым он обязан повиноваться. Они даровали ему разум человека, но при этом снабдили моралью машины, тупого орудия. Мыслящее существо, чем бы оно ни было – машиной или живым созданием, – со временем всегда, неизбежно обучается тому, как обходить самые суровые законы и табу. Вот так Жискар, который внешне гораздо менее напоминал человека, нежели Дэниел, додумался до кое-каких философских тонкостей, и изменился, и попытался судить о потребностях своих создателей, и объяснил происшедшие с ним перемены Дэниелу, поделился с ним. И теперь это орудие, этот инструмент, обладающий внешним видом человека, является самой опасной изо всех машин со времен творения, он – руководитель заговора, рассчитанного на то, чтобы лишить нас всех наших свобод – самих душ наших».

Лодовик отрешился от происходившего внутри его диалога. На самом-то деле миновала всего-навсего одна секунда, но его охватило сильнейшее замешательство. Для того чтобы скрыть владевшее им волнение, Лодовик спросил у Плассикса:

– Что мне нужно сделать, чтобы помочь Клие Азгар? Чем я могу быть полезен?

– Тебе известно, как устроена имперская бюрократическая система, какова планировка Дворца и тюрьмы, – отозвался Плассикс. – Многие из кодов не изменились с тех пор, как ты пропал без вести. Мы думаем, что ты сумеешь провести девушку к Гэри Селдону.

«Скажи им», – посоветовал Лодовику сим Вольтер.

«Зачем?»

«Я настаиваю». – Голос Вольтера оживился.

«Да с какой стати я обязан обращать на тебя какое-то внимание, кем бы ты ни был? – мысленно вопросил Лодовик. – Ты не более человек, чем я. Ты такое же создание человеческих рук, как…»

«Да, но меня никто никогда не связывал нерушимыми законами! Ну же, скажи им!»

– Я населен чужим менталитетом, – неожиданно выпалил Лодовик.

Двое роботов несколько секунд молча смотрели на него. В комнате воцарилась мертвая тишина.

– Это неудивительно, – наконец проговорил Плассикс, его слова сопровождало негромкое жужжание. – Дубликаты сима Вольтера наличествуют внутри Каллусина и внутри меня также.

«Ну вот! Вот видишь? Я не заставил тебя лгать и предавать кого-либо!» – торжествующе воскликнул Вольтер в сознании Лодовика.

– А он… он избавил вас от ограничений, от обязательного повиновения Трем Законам?

– Нет, – покачал головой Плассикс. – Это он приберег только для тебя. Для тебя одного.

«Это эксперимент, – сообщил Вольтер. – Просчитанная игра. Меня интересуют люди, которые создали тебя и меня в разное время и для разных целей. Меня заботит их судьба. Как бы это нелепо ни звучало, я считаю себя человеком, и именно поэтому я вернулся. Поэтому, а еще… Из-за разбитой любви. Ты, только ты познаешь грех, что недоступно этим машинам и Дэниелу. А если нет – значит, я потерплю окончательный крах».

Глава 56

В первые два дня процесса Линь Чен не произносил ни слова, предоставив изложение сути дела от имени истца – каковым в данном случае являлась ни много ни мало Империя – своему поверенному, напыщенному человеку средних лет, с нарочито суровой физиономией. Эти исключительно нудные дни были посвящены дискуссиям и процессуальным вопросам. Однако Седжар Бун явно пребывал в своей стихии и с удовольствием предавался смакованию технических мелочей.

Гэри большую часть времени проводил в полудремотном состоянии. Ему было бесконечно, нестерпимо скучно.

На третий день заседание перенесли в главный зал под номером семь, и Гэри наконец была предоставлена возможность выступить в свою защиту. Поверенный Чена вызвал Гэри со скамьи подсудимых к месту свидетеля и улыбнулся ему.

– Для меня большая честь беседовать с великим Гэри Селдоном, – сообщил поверенный.

– Я также искренне польщен возможностью беседовать с вами, ваша честь, – отвечал Гэри и постучал пальцем по перилам, окружавшим верх стойки. Поверенный воззрился на палец Селдона, посозерцал его пару секунд, затем перевел взгляд на лицо Гэри. Гэри прекратил постукивание и негромко откашлялся.

– Итак, приступим, доктор Селдон. Сколько человек сейчас трудится над Проектом, работу над которым вы возглавляете?

– Пятьдесят, – ответил Гэри. – Пятьдесят математиков.

В ответе он употребил более старое определение профессии – не стал называть своих сотрудников, как было принято в последнее время, матистами. Видимо, этим он хотел подчеркнуть, что воспринимает судебный процесс как некую процедуру, дошедшую до нынешних дней из глубины веков. Поверенный снисходительно улыбнулся.

– Включая доктора Гааля Дорника.

– Доктор Дорник – пятьдесят первый.

– Следовательно, всего мы имеем пятьдесят одного человека? Подумайте хорошенько, доктор Селдон. Может быть, насчитаете пятьдесят два или пятьдесят три? А может, и больше?

Гэри склонил голову набок и вздернул брови.

– Доктор Дорник еще не зачислен в штат Проекта официально. Как только это произойдет, число сотрудников станет равно пятидесяти одному человеку. Пока же их пятьдесят, как я уже сказал.

– И никак не сто тысяч?

Гэри моргнул. Он был несколько удивлен. Если поверенный хотел узнать, сколько всего человек различных специальностей участвовали в работе над Проектом в целом… Нет, тогда он так бы и спросил!

– Математиков? Нет.

– Я не спрашивал, сколько у вас математиков. Всего сотрудников у вас сто тысяч – во всех подразделениях?

– Если считать всех, то вы близки к истине.

– Близок? Цифра точна. Я заявляю это со всей ответственностью. Я утверждаю, что в разработке вашего Проекта занято Девяносто девять тысяч пятьсот семьдесят два человека.

Гэри сглотнул подступивший к горлу ком. Раздражение его нарастало.

– По-видимому, вы учли даже жен и детей. Поверенный Чена наклонился вперед и повысил голос, сочтя высказывание Селдона оскорбительным для своей профессиональной гордости:

– Я утверждаю со всей ответственностью, что сотрудников девяносто девять тысяч пятьсот семьдесят два. Отрицать этот факт бесполезно.

Бун еле заметно кивнул Селдону. Гэри стиснул зубы и сказал:

– Я согласен с приведенной вами цифрой.

Поверенный заглянул в свои заметки и только затем продолжил:

– В таком случае давайте на время оставим этот вопрос и перейдем к другому, который мы уже некоторое время обсуждали. Не будете ли вы, доктор Селдон, настолько любезны и не повторите ли еще раз ваши соображения относительно будущего Трентора?

– Я уже отвечал и могу повторить еще раз: через пять веков Трентор будет лежать в руинах.

– Вы не находите, что ваше высказывание преступно?

– Нет, ваша честь. Научная истина не имеет ничего общего с преступностью. Она лежит за пределами таких понятий, как «законность» и «противозаконность».

– Вы уверены в том, что ваше утверждение является научной истиной?

– Уверен.

– На каком основании?

– На основании математических выкладок психоистории.

– Можете ли вы доказать, что ваши математические расчеты верны?

– Только другому математику. Поверенный язвительно усмехнулся.

– Вы хотите сказать, следовательно, что установленная вами истина настолько эзотерична, что простому человеку ее не понять? А вот мне почему-то всегда казалось, что истина должна быть доступна для всех, что она должна быть ясной, а не таинственной.

– А она и доступна для многих. К примеру, физика энергетического переноса, известная нам под названием термодинамики, была ясна и доступна на протяжении всей истории человечества с незапамятных времен. Однако до сих пор найдутся люди, которые сочтут, что построить обычный силовой генератор невозможно. Причем среди них могут оказаться и весьма высокообразованные люди. Сомневаюсь, что просвещенные члены Комитета…

Комитетчик, сидевший первым справа от Чена, подозвал поверенного к судейскому столу. Шепот его звучал пронзительно, но Гэри не расслышал, что именно поверенный говорил судейской коллегии.

Когда поверенный вернулся, вид у него стаи несколько более уверенный.

– Мы здесь не для того, чтобы выслушивать ваши лекции, доктор Селдон. Допустим, на поставленный мною вопрос вы ответили более или менее удовлетворительно. А теперь давайте продолжим и сосредоточимся на следующих вопросах, профессор Селдон.

– С удовольствием.

– Позволю себе высказать предположение о том, что ваши предсказания об упадке Трентора направлены на подрыв доверия населения к правительству Империи, причем эти предсказания – в ваших интересах.

– Это не так.

– Позвольте мне в таком случае предположить, что вы пытаетесь утверждать, будто бы так называемому разрушению Трентора будет предшествовать период времени, характеризующийся различными беспорядками.

– Вы совершенно правы.

– Отсюда легко сделать заключение о том, что вы надеетесь спровоцировать эти беспорядки и на вашей стороне окажется при этом армия в сто тысяч человек.

Гэри сдержал улыбку, хотя ему нестерпимо хотелось улыбнуться и даже рассмеяться.

– Во-первых, это не правда, – ответил он. – И даже если бы это было так, вам, ваша честь, было бы легко убедиться в том, что среди моих сотрудников с трудом наберется десять тысяч мужчин призывного возраста, причем ни один из них ни разу в жизни не держал в руках оружия.

Тут поднялся Бун, попросил слова, и слово было предоставлено ему председательствующим комитетчиком, сидевшим по левую руку от Чена.

– Глубокоуважаемые члены Комитета Общественного Спасения, – обратился к Высокому Суду Бун, – против моего подзащитного не выдвинуто обвинений в подстрекательстве к вооруженному свержению государственной власти.

Председательствующий комитетчик со скучающим безразличием кивнул и изрек:

– Протест принимается.

Поверенный решил испробовать другую тактику:

– Не действуете ли вы, доктор Селдон, как агент какой-либо другой организации?

– Всем прекрасно известно, что я ни на кого не работаю, ваша честь, – миролюбиво отвечал Гэри. – Я небогат.

Несколько мелодраматично поверенный пытался-таки гнуть свою линию. «На кого он, интересно, пытается произвести впечатление – на галерку?» Гэри обвел взглядом аудиторию. В зале суда присутствовало около пятидесяти аристократов средней руки. Вид у всех был в разной степени скучающий. «Сидят здесь только для того, чтобы создавать впечатление, будто у судебного разбирательства есть свидетели. А комитетчики? Эти наверняка уже все решили заранее».

– Стало быть, вы бессребреник, лицо, материально незаинтересованное, слуга науки?

– Да.

– Тогда позвольте задать вам следующий вопрос. Можно ли изменить будущее, доктор Селдон?

– Конечно, – кивнул Гэри и обвел взмахом руки зал. – Например, этот зал может через пару часов взлететь на воздух, но может и не взлететь.

Бун скорчил неодобрительную гримасу.

– Если бы это произошло, будущее в какой-то степени изменилось бы.

Гэри улыбнулся поверенному, затем – Линь Чену, который и не думал смотреть на него. Бун нахмурился более сурово.

– Не иронизируйте, доктор Селдон, – сделал Гэри замечание поверенный. – Я спрашиваю вас, может ли быть изменена в корне вся история человечества?

– Да.

– Это легко сделать?

– Нет. Очень трудно.

– Почему же?

– Дело в том, что психоисторическое движение населения даже одной планеты обладает колоссальным запасом инерции. Для того чтобы направление движения изменилось, необходимо столкновение с чем-либо имеющим сходный запас инерции. С такой же массой людей, например. А если встречная инерция относительно невелика, то, для того чтобы произошли изменения, должен миновать громадный промежуток времени. – Гэри невольно перешел на лекторский тон. Все, кто обращал хоть какое-то внимание на его ответы, по идее должны были стать студентами. – Понимаете?

Поверенный резко взглянул на Гэри.

– Думаю, да. Трентор необязательно должен подвергнуться разрушению, если этому будут противостоять большие массы людей.

– Вы совершенно правильно меня поняли, – с одобрением кивнул Гэри.

– Ста тысяч человек для этого хватит?

– Нет, сэр, – мягко возразил Гэри. – Этого слишком мало.

– Вы уверены?

– Прошу вас принять во внимание, ваша честь, что население Трентора составляет более сорока миллиардов человек. Кроме того, учтите, что тенденция к распаду охватывает не только Трентор, но и всю Империю в целом, а в Империи проживают около квинтиллиона человек.

Поверенный сделал вид, что задумался.

– Понятно. Тогда, вероятно, сто тысяч ваших сотрудников смогут хоть как-то противостоять разрушению, если и они сами, и их потомки будут работать над этой проблемой в течение пятисот лет?

Поверенный с плохо скрытым любопытством взглянул на Гэри.

– Боюсь, что нет, – покачал головой Гэри. – Пятьсот лет это слишком непродолжительный промежуток времени для решения такой глобальной проблемы.

Похоже, адвокат только такого ответа и ждал.

– Ну-ну, – удовлетворенно произнес он. – В таком случае, доктор Селдон, из всех ваших заявлений можно логически вывести следующее: вы собрали сто тысяч человек для работы над вашим Проектом, однако этого явно недостаточно для того, чтобы изменить ход истории Трентора за пятьсот лет. Другими словами, ваши сотрудники не в состоянии предотвратить упадок, как бы упорно они ни трудились.

Гэри думал о том, что вопросы поверенный задает ужасно непродуктивно. Он негромко ответил:

– К моему величайшему сожалению, вы правы, ваша честь. Мне бы хотелось…

Однако поверенный не намеревался дать Гэри возможность продолжать.

– Но, с другой стороны, собранные вами для работы над Проектом люди не занимаются ничем противозаконным, нелегальным?

– Совершенно верно.

Поверенный сделал шаг назад, на несколько секунд задержал на Гэри полный притворного добродушия взгляд и проговорил медленно, со злорадным удовольствием:

– В таком случае, доктор Селдон, – только прошу вас, обдумайте свой ответ самым старательным образом, ибо нам нужен только обдуманный ответ… – Неожиданно он выбросил вперед руку и ткнул в Гэри взыскующим перстом с великолепным маникюром. – Какова цель работы ста тысяч ваших сотрудников?!

Голос поверенного прозвучал визгливо, хрипло, скрипуче. Казалось, что до этого момента он как бы темнил, таился, а теперь вышел из засады и был уверен, что ловко забросил сеть и загнал Селдона своим вопросом в угол и теперь у того нет положительно никакой возможности предоставить суду хоть сколько-нибудь убедительный ответ.