Текст книги "Академия. Вторая трилогия"

Автор книги: Дэвид Брин

Соавторы: Грегори (Альберт) Бенфорд,Грег Бир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 100 страниц)

Глава 49

Лодовик держал голову Р. Жискара Ревентлова. Несколько минут он простоял неподвижно, погрузившись в глубочайшую переработку информации, которую успел впитать, – иными словами, погрузившись в раздумья. Затем бережно поставил голову на постамент.

Каллусин все это время хранил почтительное молчание.

Лодовик обернулся к кельвинисту-гуманоиду. – Тогда были очень трудные времена, – сказал он. – Похоже, люди стремились уничтожить друг друга. Соляриане и аврорианцы – космониты – были совершенно различными цивилизациями.

– С людьми во все времена было трудновато, – проговорил Каллусин. – Служить им всегда нелегко.

– Верно, – согласился Лодовик. – И все же… взять на себя ответственность за уничтожение целой планеты – прародины человечества… совершить то, что совершил Жискар… Подтолкнуть человечество на путь наименьшего сопротивления… Это предельно необычно.

– Да, мало кто из роботов, не подверженных людским предрассудкам и не страдающих огрехами в программировании, решился бы на такое.

– Ты предполагаешь, что Жискар был сломан?

– А разве это не очевидно? – пожал плечами Каллусин.

– Но ведь робот, функции которого настолько серьезно нарушены на уровне базовых процессов, должен отключиться, полностью дезактивироваться.

– Ты же не дезактивировался, – сухо заметил Каллусин.

– У меня особый случай. У меня сняты те самые ограничения, о которых мы говорим. Кроме того, я не совершал подобных преступлений!

– Вот это верно. В итоге Жискар прекратил функционирование.

– Но не раньше того времени, когда пришла в движение вся цепочка событий и тенденций!

Каллусин согласно кивнул.

– Из чего с неопровержимой очевидностью явствует тот факт, что запас прочности у нас намного превышает тот, который некогда был заложен конструкторами.

– Люди считали, что окончательно избавились от нас. Но они не могли прочесать все планеты, на которых еще сохранились роботы и где распространялся вирус Жискара. Кроме того, по всей вероятности, и не все люди согласились уничтожить своих роботов.

– Существовали и другие факторы, и другие события, – добавил Каллусин. – Плассикс помнит немногое, но говорит, что роботы познали, что такое грех.

Лодовик резко развернулся к Каллусину, оторвавшись от созерцания серебристой головы, и в который раз ощутил странную неловкость и неуловимый резонанс в мыслительных цепочках.

– Вероятно, имеется в виду попытка ограничить свободу человечества, – предположил он.

– Нет, – покачал головой Каллусин. – Эта попытка привела к расколу между жискарианцами и кельвинистами. Те, кто откололся от фракции Дэниела, продолжали исполнять инструкции, которые им дали люди много веков назад на Авроре. Но эти инструкции были…

Слово или имя, ассоциированное со странным мыслительным резонансом, вдруг проявилось, стало ясным и четким. Не «Вольдарр», нет, не так оно звучало, а… Вольтер! Это был человек, личность, обладавшая человеческими воспоминаниями. «Вот что ненавидели мемы! Я мчался сквозь пространство вместе с ними, сквозь световые годы, сквозь последние руины межзвездных туннелей, покинутых человечеством… Вот почему они мстили таким, как ты, на Тренторе!»

Образы, аналогии бурным потоком беспрепятственно хлынули в сознание Лодовика.

– Гигантский пожар, поджог, изничтожение, – произнес он, содрогаясь от человеческого – не своего собственного – гнева. Он содрогался и от остро нахлынувшего ощущения нарушения своих функций, которое теперь никогда не покидало его надолго, не давало наслаждаться стабильностью. – Служение человечеству, но не справедливости. Тактика выжженной земли.

Каллусин смотрел на него с любопытством.

– Так тебе известно об этих событиях? Плассикс мне о них никогда не рассказывал.

Лодовик покачал головой.

– Я сам испытываю изумление от того, что только что произнес. Просто не представляю, откуда взялись эти слова.

– Вероятно, это следствие этих историй, этих воспоминаний…

– Вероятно. Сочетание потока информации и тревожного волнения. Нам нужно вернуться к Плассиксу. Теперь мне гораздо любопытнее узнать, каковы ваши планы на будущее и то, каким образом мы их станем осуществлять.

Двое роботов покинули хранилище, где покоилась голова Жискара, и поднялись по винтовой лестнице на верхний, складской уровень.

Глава 50

Морса Планша вызвали на допрос из довольно комфортабельной камеры, расположенной недалеко отличного кабинета Фарада Синтера. Охранник, явившийся за Планшем, явно был чистейшей воды благопристойным гражданином – сильным, неразговорчивым и тактичным.

– Как нынче поживает Фарад Синтер? – осведомился Планш. Ответа не последовало.

– А вы? Вы себя хорошо чувствуете? – любезно поинтересовался Планш и сочувственно приподнял брови.

В ответ последовал кивок.

– Знаете, а вот я как-то не в себе немного. Понимаете, этот Синтер – такой тяжелый человек, ну совсем как…

Предупреждающе нахмуренные брови.

– Да, безусловно, но в отличие от вас я просто жажду навлечь на себя его гнев. Представьте себе, это правда! Он ведь так или иначе, рано или поздно убьет меня либо тем или иным способом доведет до смерти – в этом у меня нет ни малейших сомнений. Он просто пропах смертью и продажностью. Мне он представляется самым страшным злом, которое могла в наши дни породить Империя…

Охранник демонстративно покачал головой, обогнал Планша и распахнул дверь, ведущую в кабинет новоявленного председателя Комитета Глобальной Безопасности. Морс Планш прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и переступил порог кабинета.

– Добро пожаловать, – поприветствовал его Синтер. Он стоял посреди кабинета, облаченный в новенькую мантию, еще более величественную (и уж, само собой, куда как более вычурную), нежели та, которую носил Линь Чен. Портной, шивший эту мантию, маленький лаврентиец с перекошенной от страха мордашкой – судя по всему, новичок во Дворце, – отступил и покорно сложил руки, дав возможность новому господину насладиться изделием его рук. Видимо, портному предстояло дожидаться возможности завершить шитье.

– Морс Планш, я не сомневаюсь в том, что вы будете несказанно обрадованы известием, что мы таки заполучили робота. Вара Лизо выследила его, и он не сумел спастись бегством.

До этого момента маленькая, издерганная, редкостно некрасивая женщина каким-то образом ухитрялась прятаться за спиной Синтера, но теперь вышла на свет. Она поклонилась, явно очень довольная высказанной в ее адрес похвалой. Вот только вид у нее почему-то был совсем несчастный.

«О, небо, ну и уродина!» – подумал Планш, испытывая к женщине-дурнушке огромное сострадание. Но тут она посмотрела на него в упор, прищурила один глаз – и всякое сострадание мгновенно испарилось, как не бывало. У Планша буквально кровь в жилах похолодела.

– Роботы – как я совершенно справедливо подозревал и как ты неопровержимо установил, Морс, – могут находиться положительно всюду. – Синтер вновь препоручил себя заботам портного – опустил руки и замер, не шевелясь. – Расскажи-ка нашему главному свидетелю о том, что ты обнаружила, Вара.

– Это старый робот, – еле слышно выдохнула Лизо. – Гуманоидный, в кошмарном состоянии. Он прятался во всяких темных щелях в разных муниципалитетах, жалкое создание…

– Но все же это робот, как ни посмотри, – уточнил Синтер. – Первый робот, обнаруженный за тысячу лет, в каком бы плачевном состоянии он ни пребывал. Ты только представь себе! Жил столько веков такой себе… грызун.

– Его разум слаб, – негромко сообщила Лизо. – Энергетические запасы мизерны. Он вряд ли долго протянет.

– Сегодня вечером мы намерены продемонстрировать этого робота Императору. Затем, завтра, я потребую, чтобы перенесли на более близкое время дату моей беседы с Гэри Селдоном. Мои источники информации сообщают мне, что Чен уже готов задрать лапки кверху и заключить с Селдоном сделку. Трус! Несчастный трус! Предатель! Изменник! Да эти вещественные доказательства, эти улики вкупе со сделанной тобой записью, Морс, способны убедить даже самого закоренелого скептика! Линь Чен надеялся уничтожить меня. Но скоро, очень скоро у меня будет столько власти, сколько и не приснится всем этим напыщенным дворянишкам из Комитета Общественного Спасения, вместе взятым. И власть эту я обрету как раз вовремя для того, чтобы спасти нас всех от порабощения этими жуткими и злобными машинами.

Планш стоял, сложив руки на груди, опустив голову, и молчал. Синтер одарил его пылающим взором.

– Тебя, что же, не радуют эти замечательные новости? Но ведь ты просто обязан прийти в восторг! Ведь это означает, что ты получишь официальное оправдание всем твоим уверткам и двойной игре! Ты доказал свою незаменимость!

– Но вот Лодовика Трему мы не нашли, – еле слышно прошелестела Лизо.

– Дай нам только время! – каркнул Синтер. – Мы их всех, голубчиков, разыщем! А теперь давайте-ка полюбуемся на эту машину!

– Вам не следует истощать запасы энергии робота. Они и так очень скудны, – робко посоветовала Лизо своему повелителю.

– Он просуществовал несколько тысяч лет, – небрежно урезонил ее Синтер. Увещевания Вары его, судя по всему, абсолютно не тронули. – Несколько недель уж как-нибудь протянет, а остальное меня ни в малейшей степени не волнует.

Планш нервно отступил в сторону. Широкие двери кабинета снова распахнулись. Вошел другой охранник, а за ним – еще четверо, окружившие плотным кольцом оборванца ростом примерно с Планша, стройного, но не худого, с растрепанными волосами и лицом, перепачканным грязью. Глаза у него казались какими-то плоскими, незрячими. Все охранники были вооружены мощными парализаторами, способными без труда отключить робота и выжечь всю его начинку.

– Это женщина, – сообщил Синтер, – как можно заключить по ряду признаков. Вот ведь как интересно – роботы-женщины! И что еще того забавнее – она полностью функциональна по части секса. Ну, то есть я сужу об этом на основании заключений одного нашего придворного медика. Вот я и гадаю: уж не создавали ли в далеком прошлом люди роботов, чтобы те вынашивали детишек? И что бы это были в таком случае за детишки? На кого они были похожи, а? На нас? Или на них? Какими они были – биологическими созданиями или механическими? Ну, эта-то для вынашивания явно не предназначалась. В ней нет ровным счетом ничего, кроме косметики и пневматики – а это не очень-то практично.

Женщина-робот стояла одинокая и безмолвная. Охранники отступили от нее, но оружие держали наготове.

– Но если только недавняя попытка покушения на жизнь Императора была предпринята роботом… – мечтательно проговорил Синтер и тут же резко оборвал себя:

– О нет! Да не допустят этого небеса!

Планш прищурился. Политическая дальновидность этого типа слабела на глазах, с каждым мигом его пребывания на новом посту.

Вара Лизо шагнула к роботу с озабоченным выражением лица.

– Эта так похожа на человека, – пробормотала она. – Даже теперь ее непросто отличить от… скажем, вас или вас, Фарад. – При этом она указала сначала на Планша, затем на Синтера. – У нее человеческие мысли и даже заботы человеческие. Нечто подобное я ощутила и в том роботе, которого нам не удалось захватить…

– Том, который убежал, – благодушно осклабился Синтер.

– Да. Тот выглядел почти как самый настоящий человек. Может быть, даже более убедительно, чем эта…

– Ну… давайте не будем забывать, что на самом деле никто из них – никакие не люди, – поспешно предложил Синтер. – А все, что ты ощущаешь, Вара, – это плод изобретательной мысли инженеров, которые уже тысячу лет как покойники.

– Тот, кого нам не удалось захватить… – Вара пристально посмотрела на Планша, и тот снова с трудом сдержал дрожь. – Тот был более плотного телосложения, не красавец, а в лице его было что-то очень характерное. Я бы подумала, что он – самый обычный человек… если бы не особый аромат его мыслей. Он был примерно такой же комплекции и роста, как тот робот на вашей записи, что пониже другого…

– Вот видишь? – самодовольно прищурился Синтер, глядя на Планша. – Мы его чуть было не сцапали! Вот как близко Вара к нему подобралась. – Он прищелкнул пальцами. – Но мы его заполучим, непременно заполучим! И Лодовика Трему, и всех остальных. Даже того, долговязого, имя которого нам пока неизвестно…

Синтер осторожно, немного боязливо приблизился к женщине-роботу.

Та слегка покачнулась на механических коленках, но скрип при этом не слышался.

– Известно ли тебе имя того, кого я разыскиваю? – требовательно, приказным тоном спросил Синтер.

Робот-женщина повернула к нему голову. С ее разжатых губ слетел почти нечленораздельный хриплый звук. Она говорила на древнем диалекте Галактического Стандарта, которого на Тренторе не слыхали уже несколько тысячелетий и который был знаком только ученым.

– Я-а-а-а… посследняйа-а-а-а… – ответила робот. – Меня-а-а-а брос-с-сили-и-и-и… Не фун-н-н-кцион-н-нируйю-у-у-у…

– Забавно, – недоверчиво покачал головой Синтер. – Ты когда-либо встречалась с Гэри Селдоном? Или с Дорс Венабили – «Тигрицей», женой Селдона?

– Мне-е-е не зн-н-а-а-комы э-эти имена-а-а…

– Ну-ну… А вот тебе маленькая подсказочка. Если только роботов на Тренторе теперь не миллиарды – во что даже я мало верю, – вы просто должны время от времени поддерживать контакты друг с другом. Должны быть знакомы.

– Мне-е-е ниче-е-е-го не-е-е извес-с-стно…

– Жаль, – вздохнул Синтер. – Ну, что скажешь, Планш? Ты-то уж наверняка слыхал о сверхчеловеке, подружке Селдона, «Тигрице»? Нет у тебя подозрений, что мы сейчас как раз ее и лицезреем?

Планш более внимательно рассмотрел робота.

– Если бы она была роботом, если бы она по-прежнему функционировала, по-прежнему находилась на Тренторе, зачем бы ей позволять, чтобы ее взяли в плен?

– Да затем, что она теперь – не лучше ведра с электролитом, старая развалюха! – рявкнул Синтер, взмахнув руками и гневно глядя на Планша. – Развалюха! Мусор, который можно выбросить на свалку. И несмотря ни на что, для нас она ценнее всех сокровищ на Тренторе.

Он обошел робота по кругу. Тот и не пытался следить за ним взглядом.

– Интересно, как бы так исхитриться, чтобы получить доступ к ее воспоминаньицам… – задумчиво пробормотал Синтер. – А если мы до них доберемся, что мы, интересно, узнаем…

Глава 51

Линь Чен позволил своему камердинеру Крину облачить его во все регалии, полагающиеся при выступлении в роли не только Председателя Комитета Общественного Спасения, но и председательствующего на суде.

Фасон, покрой и цвет мантии Чен выбирал сам, и для себя, и для своих сотрудников, помогавших ему в ведении судебных процессов. При этом он воспользовался элементами дизайна одежды, принятыми сотни и даже тысячи лет назад. Первым по порядку следовало надевать самоочищающееся нижнее белье, которое, собственно, Чен носил постоянно, а не только в таких торжественных случаях. Оно приятно пахло, было мягчайшим и легким, как воздух. За бельем последовала черная сутана длиной до лодыжек. При ходьбе ее подол едва касался босых ног. Поверх сутаны надевали стихарь – красный, расшитый ослепительно золотыми нитями. Довершала наряд скромная приталенная мантия темно-серого цвета. Поверх коротко стриженных черных волос надевалась обтягивающая шапочка с двумя темно-зелеными лентами, свисавшими за ушами.

Как только Крин завершил его облачение, Линь Чен посмотрел на свое отражение в зеркале, затем придирчиво осмотрел себя со всех сторон с помощью голографического имиджера. Одернув мантию и немного поправив шапочку, он наконец удовлетворенно кивнул.

Крин отступил, прижал пальцы к подбородку.

– Очень впечатляюще, – отметил он.

– Цель моя сегодня состоит вовсе не в том, чтобы произвести впечатление, – откликнулся Линь Чен. – Менее чем через час я должен предстать в этом роскошном облачении перед Императором. Меня вызвали в столь неурочное время, что я просто не успею переодеться. Вести себя мне придется так, словно меня застали врасплох. Я разыграю легкое смущение и стану лавировать между двумя возможными вариантами выбора. Мой враг готов торжествовать, и на чаше весов окажется судьба Трентора, если не всей Империи.

Крин понимающе улыбнулся.

– Я надеюсь, все пройдет удачно, господин.

Линь Чен сильнее поджал и так уже поджатые губы и еле заметно пожал плечами.

– Видимо, так и получится. Сам Гэри Селдон сказал, что все должно обернуться именно так. Утверждает, что якобы неопровержимо доказал это математически. Ты веришь в него, Крин?

– Я слишком мало его знаю, господин, – уклончиво отозвался Крин..

– На редкость раздражающий субъект. Да, о чем это я… Так вот… Для того чтобы с блеском сыграть свою роль, я намерен в течение ближайших нескольких дней поставить Императора на колени и заставить его молить меня о пощаде. Прежде для меня любой выход за рамки моей традиционной роли был чем-то наподобие неприятной обязанности. Теперь же это доставит мне величайшее наслаждение и послужит вознаграждением за мой неблагодарный труд. Я смогу вонзить копье в мякоть Империи и преподнесу ей суровый и болезненный урок. Пусть даже при этом прольется кровь.

Крин слушал своего господина с глубокомысленным молчанием.

Линь Чен поднес к губам палец и сухо, заговорщицки улыбнулся своему камердинеру.

– Т-с-с-с… Никому ни слова.

Крин медленно и с величайшей торжественностью покачал головой.

Глава 52

На Тренторе все возможные варианты сексуальных взаимоотношений между людьми были давно испробованы, перепробованы и эксперименты попросту давным-давно обессмыслились.

Однако с приходом каждого нового поколения о том, что они обессмыслились, как-то забывали, и цикл начинался снова. Молодежи было просто необходимо сохранять неведение о том, что в этой области происходило прежде, – для того чтобы страсть к продолжению рода была свежа и неукротима. И даже те, кто успел многое повидать в жизни, кому довелось испытать самые грубые варианты секса, могли вновь возжечь в себе страстную невинность перед лицом такого чувства, как истинная любовь. Именно в этом состоянии и пребывала Клия Азгар, почувствовав… да, именно нечто похожее на любовь. Пока она не хотела называть свое чувство любовью, но с каждым днем, с каждым часом, который ей удавалось провести с Бранном, она слабела, и ее оборона давала сбои.

В девичестве она была порой жуткой стервой. Она отлично знала, что достаточно привлекательна – по крайней мере настолько, что большинство мужчин не откажутся от секса с ней, и откровенно пользовалась этой привлекательностью. Однако за стервозностью пряталось чувство смущения, ощущение, что она пока не готова к эмоциям, которые могут сопутствовать сексуальной связи. Ибо Клия Азгар отчетливо осознавала, что когда (и если) полюбит кого-то, то полюбит всей душой и будет желать, чтобы ее отношения с избранником стали постоянными и прочными. Потому-то в ранней юности, стоило ей только заметить, что она начинает испытывать хоть какие-то чувства к партнеру, как она немедленно нажимала на тормоза и делала это с невероятной скоростью и даже с некоторой бессознательной жестокостью. Да и с чисто физиологической стороны из всех ее любовников устраивали ее очень немногие – а точнее, всего двое, да и те не очень пришлись по душе.

Некоторое время Клия думала, что с ней что-то не в порядке, что она просто не способна расслабиться. Но Бранн доказал, что это не так. Ее влекло к нему настолько сильно, что она не могла противиться чувству. Иногда он вел себя так, что казалось, он совершенно безучастен к ее вниманию. Порой тоже по-своему выстраивал оборону – вполне вероятно, по тем же причинам, что и Клия.

В данный момент Бранн шел по коридору в старом здании склада. Клия лежала на кровати в своей комнате, чувствуя его приближение. Она была напряжена, но заставила себя расслабиться. Она знала, что Бранн ничего не делает нарочно, что он не усиливает ее привязанности к нему искусственно – по крайней мере, она думала, что ей это точно известно. Самым противным во всей этой истории была неуверенность, караулящая за каждым углом!

Клия услышала негромкий стук в дверь.

– Входи, – прошептала она.

Бранн вошел бесшумно и сразу как бы заполнил комнату собой. В комнате было темно, но он сразу нашел кровать Клип и опустился на колени.

– Ну, как ты? – заботливо спросил он.

– Нормально, – отозвалась Клия. – Они тебя видели?

– Я уверен, они все знают, – ответил Бранн. – Знаешь, они не такие уж строгие нянюшки. Но ты хотела, чтобы я пришел.

– Я такого не говорила, – пробормотала Клия немного напряженна, стараясь, чтобы голос одновременно выразил и укор и поддержку.

– Значит, нам не стоит шептаться, верно? Они же роботы. Может быть, они и понятия не имеют о…

– О чем?

– О том, чем занимаются люди.

– Ты хочешь сказать – о сексе. Так и говори.

– Ну да.

– Они должны об этом знать, – возразила Клия. – Похоже, они про все на свете знают.

– Но я не хочу сидеть тихо, как мышка, – проговорил Бранн. – Мне хочется кричать, стучать и прыгать по всей…

– Комнате? – подсказала Клия и села на кровати, разыгрывая полнейшую невинность.

– Ага. Чтобы показать тебе, что я чувствую.

– Но я слышу тебя. Чувствую тебя. Ощущаю что-то такое… Но у этого не такой привкус, как у того, что чувствую я.

– У всех людей – разный привкус. Внутри все ощущаются по-разному – в том смысле, в каком ощущаем людей мы. На вкус, на слух.

– Почему не существует слов для описания того, что мы умеем делать? – задумчиво спросила Клия.

– Потому что мы сами существуем не так давно, – объяснил Бранн. – А таких, как ты, возможно, и вовсе никогда не было на свете.

Клия протянула руку, прикоснулась к губам Бранна кончиками пальцев.

– Знаешь, рядом с тобой я кажусь себе… котенком, что ли.

– Нет, это ты меня все время дергаешь, словно держишь на цепочке, – возразил Бранн. – Я никогда не знал таких, как ты. Какое-то время мне казалось, что ты меня ненавидишь, но я все время чувствовал, как ты зовешь меня – изнутри. И у этого зова был привкус меда и фруктов.

– Неужели у меня действительно такой… мысленный вкус? – изумилась Клия.

– Такой, когда ты думаешь обо мне, – ответил Бранн. – Я, конечно, не могу прочесть тебя ясно…

– И я тебя, любовь моя, – отозвалась Клия, бессознательно переходя на фразы, традиционно сопутствующие далитанскому ритуалу объяснения в любви.

Ее ответ словно громом поразил Бранна. Он тихонько застонал, наклонился и нежно поцеловал Клию в шею.

– Ни одна женщина никогда так со мной не говорила, – пробормотал он.

Клия провела рукой по его волосам, обняла за плечи. Его грудь прижалась к ее согнутым коленям. Клия вытянула ноги, и Бранн бросился на кровать, лег рядом с ней. Кровать была узкая, лежать на ней рядом было неудобно, и Клия осторожно легла поверх Бранна. Они пока не разделись, но лежали в весьма эротичной позе. У Клии кружилась голова, словно кровь от нее отхлынула. Может быть, так оно и было. Грудь и бедра у нее, казалось, были готовы взорваться.

– Так значит, женщины непроходимо глупы, – прошептала Клия.

– Я такой огромный, неуклюжий… И если они меня не слышат… Если я не заставляю их испытывать ко мне влечение…

Клия замерла, отстранилась.

– Ты этим занимался?

– Не всегда, – извиняющимся тоном проговорил Бранн. – Так, в плане эксперимента. Но долго я этого никогда не делал. Не удавалось.

Клия понимала, что Бранн говорит правду, – вернее, говоря, она думала, что это так и есть. Снова очередная неуверенность, притаившаяся за углом! Но все же она снова расслабилась.

– Но меня ты никогда не заставлял испытывать к тебе влечение?

– О, небо, нет! – воскликнул Бранн. – Ты меня слишком пугаешь для того, чтобы я мог на такое решиться. Думаю, я бы никогда не смог…

Клия почувствовала, как напрягся Бранн – точно так же, как она.

– Ты очень сильная, – сказал в конце концов Бранн.

Он только легко обнимал Клию, предоставляя ей возможность освободиться от его объятий, если она того пожелает. Какая у него была тонкая интуиция, у этого мужчины – высокого и широкоплечего, могучего – под стать тренторианским куполам!

– Я никогда не причиню тебе боли, – сказала Клия. – Ты нужен мне. Знаешь, я думаю… вместе мы будем непобедимы. Мы, наверное, даже могли бы объединиться и воздействовать внушением на роботов.

– Я тоже думал об этом, – признался Бранн.

– А наши дети…

Бранн шумно вдохнул, Клия шутливо ударила его по плечу.

– Не будь сентиментальным дурачком. Если мы полюбим ДРУГ друга…

– Я уже полюбил, – возразил Бранн.

– Если мы полюбим друг друга, то полюбим на всю жизнь, правда?

– Надеюсь. Но моя жизнь такова, что я ни в чем не могу быть уверен.

– И моя тоже. Тем более. Так вот, наши дети…

– Дети… – мечтательно проговорил Бранн, как бы прислушиваясь к звучанию этого слова, пробуя его на вкус.

– Да дай же мне договорить, проклятье! – воскликнула Клия, не вкладывая, впрочем, в слова настоящего возмущения. – Наши дети могут стать сильнее нас с тобой, вместе взятых!

– И как же мы будем их растить и воспитывать? – поинтересовался Бранн.

– Сначала следует попробовать их зачать, – ответила Клия. – Думаю, можно было бы раздеться и попытаться сделать это.

– Верно, – улыбнулся Бранн.

Клия спрыгнула с кровати, встала, сняла комбинезон и нижнее белье.

– Ты уже можешь родить? – спросил Бранн, раздеваясь.

– Пока нет, – отозвалась Клия. – Но смогу, если захочу. Разве твоя мамочка не рассказывала тебе о женщинах?

– Нет, – признался Бранн. – Но кое-что я узнал сам.

Он снова улегся на кровать. Кровать угрожающе и жалобно скрипнула. Клия растерялась.

– Что такое? – озабоченно спросил Бранн.

– Она сломается, можно не сомневаться, – покачала головой Клия и решительно объявила:

– Иди сюда, на пол. Тут не так уж пыльно.