Текст книги "Академия. Вторая трилогия"

Автор книги: Дэвид Брин

Соавторы: Грегори (Альберт) Бенфорд,Грег Бир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 100 страниц)

Глава 53

Синтер действовал в бешеном темпе. Он уже успел экспроприировать древний Зал Славы в южном флигеле Дворца Императора – помещение, в котором с незапамятных времен хранились немыслимо пыльные трофеи и все пропахло давно забытыми ритуалами. Зал был в кратчайшие сроки вычищен и приведен в образцовый порядок – для того чтобы там могла разместиться новая штаб-квартира Синтера. Из всех уголков Трентора Синтер навербовал сотню «Серых», которые только и ждали случая получить приглашение на работу во Дворце. Всех новых подчиненных Синтер разместил по крошечным комнаткам, и они уже, засучив рукава, трудились над разработкой устава и полномочий Комитета Глобальной Безопасности.

И вот теперь к Синтеру должен был явиться в качестве первого посетителя не кто-нибудь, а Линь Чен, собственной персоной – этот крепкий орешек, зловредный старикан, который всегда выглядел моложе своих лет, но, пожалуй, намного более опасно, чем следовало бы. Линь Чен прибыл в сопровождении двоих слуг, но без охраны. Он терпеливо ожидал в приемной, страдая от поднятой пыли и беспорядка, связанного с переустройством помещений.

Синтер наконец снизошел до того, чтобы принять его. Войдя в новый кабинет председателя новоизобретенного комитета, где стояло великое множество нераспакованной мебели и технического оборудования, Чен преподнес Синтеру коробку редчайших гамских кристаллов – деликатесов, которые никогда не растворялись в воде до конца и не утрачивали чудесного цветочного запаха и вкуса, а также легкого расслабляющего воздействия.

– Примите мои искренние поздравления, – проговорил Чен и учтиво кивнул.

Синтер принюхался и принял у Чена коробку с кристаллами, еле заметно криво улыбнувшись.

– Вы чрезвычайно любезны, мой господин, – мурлыкнул он и ответил Чену на поклон.

– Будет вам, Синтер. Мы с вами – персоны равного ранга, так не стоит ли нам отказаться от формальностей и титулов, – миролюбиво и вежливо предложил Чен.

Синтер широко открыл глаза – так его изумила неожиданная учтивость Чена.

– Я с нетерпением ожидаю, – продолжал Чен, – многих конструктивных бесед в вашей новой обители.

– Как и я, как и я. – Синтер приосанился, пытаясь воспроизвести легкость и изящество позы Чена.

Синтер, естественно, не прошел суровой школы аристократических манер, но мог хотя бы попробовать в оных манерах поупражняться – особенно сейчас, в момент своего триумфа.

– Я исключительно рад тому, что вижу вас здесь, – объявил он. – Вы можете многому меня научить.

– Вполне возможно, – кивнул Чен и обвел кабинет пытливым, всепроникающим взглядом темных глаз. – Император уже посетил вас на новом месте?

Синтер поднял руку, словно хотел этим что-то подчеркнуть.

– Пока нет, пока нет, но вскоре он должен пожаловать сюда. Нам нужно обсудить с его величеством вопросы, представляющие взаимный интерес. Кроме того, я намерен представить ему потрясающие, уникальные новые свидетельства.

– Вы изумляете меня, Синтер. Неужели в нашей Империи еще может найтись нечто такое, что способно вызвать удивление?

Синтер на миг растерялся. Он не сразу нашелся, что ответить на эту язвительную штампованную фразу. Он-то всегда воспринимал жизнь с некоторой долей злорадного энтузиазма и никогда не переставал удивляться – ну, разве что тогда, когда что-то вдруг шло не так, как ему хотелось бы.

– Не просто удивление. Это способно… напугать, – в конце концов ответил он на вопрос Чена.

Император Клайус вошел в кабинет Синтера без церемоний – в сопровождении троих телохранителей. Над ним в воздухе парил проектор индивидуального защитного силового поля – самое мощное из устройств подобного типа. Император коротко поприветствовал Синтера, затем обернулся к Чену.

– Председатель комитета, отныне я более не ваше создание, – объявил он. Плечи его нервически подрагивали, хотя глаза сверкали, а подбородок был дерзко вздернут. – Вы поставили под удар безопасность Империи, и я намерен проследить за тем, чтобы председатель комитета Синтер навел в этом деле порядок.

Чен встретил чудовищное обвинение спокойно. Он не изменился в лице, не дрогнул и, уж конечно, не стал выспрашивать и умолять Клайуса поведать ему, в чем же состоит его оплошность. Он просто смиренно поклонился Императору.

– Я препоручил официальную заботу о своей персоне Комитету Глобальной Безопасности. Синтер продемонстрировал чрезвычайные способности к сохранению моей жизни, – заявил Клайус.

– Воистину, – отозвался Чен и, обернувшись к Синтеру, одарил его улыбкой, наполненной искренним восхищением. – Надеюсь, с вашей помощью, господин председатель Синтер, мне удастся исправить все ошибки, допущенные моим комитетом.

– О да, – напыщенно изрек Синтер, гадая, кто же над кем сейчас торжествует. «Да способен ли этот тип хоть на какие-то эмоции?»

– Покажи ему, Синтер. – Император отступил на шаг. Длинные полы его мантии подметали пол.

«Ничего не поделаешь. Так уж он выглядит», – с тоской подумал Синтер. Но хотя бы теперь на Императоре не было нелепых туфель на платформе, в которых он с упоением щеголял месяцем раньше.

– Слушаюсь, ваше величество..

Синтер что-то шепнул на ухо своему новому секретарю – сухопарому коротышке-лаврентийцу с жидкими, прилизанными черными волосиками. Лаврентиец отошел от Синтера со сверхподчеркнутой церемонностью, отчего стал похож на куклу, и удалился за полураздвинутые темно-зеленые занавеси.

Взгляд Чена скользил по древнему полированному паркету, где темно-зеленые фрагменты чередовались с золотистыми завитками. Его отец некогда хранил множество наград и трофеев в этом самом зале – до того как его занял Синтер. То были награды, полученные им за верную и преданную службу Империи. Исходя из классовой принадлежности, Чен-старший не мог быть причислен к представителям меритократии, однако многие меритократические гильдии считали своим долгом время от времени одаривать его теми или иными регалиями. А теперь… все эти знаки признания высоких заслуг отца Чена были убраны из зала, где-то спрятаны. Оставалось только надеяться, что для этих вещей предусмотрено безопасное хранилище.

Где они и будут лежать, всеми забытые.

Чен оторвал взгляд от пола и увидел… Морса Планша! Лицо его давнего знакомца было иссиня-багровым.

– Вот он – подкупленный вами человек, – сообщил Синтер, загородив собой Планша, словно боялся, что Чен в припадке гнева может нанести Планшу удар. – Вы тайком отправили его на поиски несчастного Лодовика Тремы.

Чен не стал ни подтверждать, ни опровергать выдвинутое Синтером обвинение. На самом деле это никак не должно было волновать Синтера, а вот Императора…

– Я восторгался Тремой, – заявил Император. – Было в нем что-то такое… знаете ли… стильное. Так мне казалось, по крайней мере. Уродлив был, правда, но очень, очень талантлив, спору нет.

– О да. Этот человек был способен удивить кого угодно, – подхватил Синтер. – Планш, я позволяю вам включить запись о происшествии, свидетелем которого вы стали на Мэддер Лоссе всего несколько недель назад.

Скованно и смущенно, стараясь избегать взгляда Чена, Морс Планш шагнул к небольшой панели, смонтированной на крышке рабочего стола новоявленного председателя комитета. В воздухе возникло и ожило голографическое изображение.

Запись шла своим чередом. Планш отступил как можно дальше от голограммы, стараясь привлекать к себе поменьше внимания, встал и сложил руки на груди.

– Трема, оказывается, не погиб, – победно возвестил Синтер. – И он, между прочим, не человек.

– Он здесь? – спросил Чен. Мышцы его щек и шеи напряглись. Он разжал ранее сжатые в кулак пальцы.

– Пока нет. Но я уверен – он на Тренторе. Только внешность свою изменил скорее всего. Он робот. Один из многих вероятно – один из многих миллионов роботов. Этот, другой, что ростом повыше, – тоже робот. Он древнейший мыслящий механизм в Галактике – он «Вечный». Вероятно, он в прошлом занимал какой-то ответственный пост в Империи. Не исключено, что он спровоцировал мятеж тиктаков, из-за которого чуть было не погибла Империя. И… и он, быть может, и есть легендарный Дэ-ниэ.

– Димерцел, по всей вероятности, – пробормотал Чен. Синтер не без удивления взглянул на Чена.

– Вот в этом я пока не уверен, но такая возможность не исключена. Да, весьма не исключена.

– Вы, конечно, помните, что произошло с Джоранумом, – негромко проговорил Чен.

– Помню. Но у него не было никаких доказательств.

– Полагаю, достоверность этой записи установлена, – не то спросил, не то утвердительно произнес Чен.

– Самыми лучшими экспертами на Тренторе.

– Она настоящая, Чен, – немного визгливо вставил Клайус. – Как ты только мог позволить этому происходить… без твоего и моего ведома! Заговор машин!.. Такой древний заговор! Ему сотни лет! А теперь еще и…

В кабинет ввели женщину-робота. Она шла сама, окруженная четырьмя охранниками. Руки ее безжизненно болтались, кожа и мышцы на плечах и шее обвисли лохмотьями, нижнее веко одного глаза угрожающе опустилось – казалось, глазное яблоко, того и гляди, вывалится. Зрелище получилось устрашающее. Робот больше напоминал воскресшего из мертвых, чем способную самостоятельно передвигаться машину.

Чен наблюдал за роботом с тревогой и искренней жалостью. До сих пор он никогда не видел функционирующего робота – если, конечно, не верить Синтеру относительно Лодовика, – хотя однажды тайком посетил святилище, в котором микогенцы хранили древнюю, давным-давно не работающую машину.

– Итак, я требую, чтобы… чтобы вы передали руководство ведением судебного процесса над Гэри Селдоном Комитету Глобальной Безопасности, – тоном триумфатора произнес Синтер. Он торопился, опережал сам себя.

– Не понимаю, с какой стати, – спокойно, сдержанно проговорил Чен, отвернувшись от отвратительной машины.

– Этот робот некогда служил ему супругой, – сообщил Синтер. Император не мог отвести глаз от робота-женщины. Взгляд его красноречивее всяких слов говорил о том, что за мысли на уме у монарха-извращенца.

– Это «Тигрица», Дорс Венабили! – вскричал Синтер, брызгая слюной. – Еще несколько десятков лет назад было высказано немало предположений о том, что она – робот, но так уж получилось, что никто ее досконально не обследовал. Селдон важнейшая фигура, краеугольный камень в заговоре роботов. Он – орудие «Вечных».

– Да, но… Он находится в тюрьме в ожидании суда, который так или иначе непременно состоится, – возразил Чен. Веки его набрякли. Он прищурился. – Вы можете допросить его самолично и объявить ваше мнение относительно его судьбы.

Краешки ноздрей Синтера покраснели. Он с колоссальным трудом мирился с возмутительнейшей непоколебимостью своего заклятого врага.

– Таково мое намерение, – заявил он, не скрывая ощущения полной и бесповоротной победы.

– У вас имеются доказательства связи между всеми этими… соучастниками и событиями? – осведомился Чен.

– А нужны ли мне еще какие-то доказательства, помимо тех, которыми я уже располагаю на сегодняшний день? – возмутился Синтер. – Запись о невероятной встрече, участниками которой стали человек, считавшийся погибшим, и другой, которому несколько тысяч лет… Робот – в то время, когда общепринятое мнение гласит, что роботов больше не существует, да при этом какой робот – робот-женщина! У меня имеются все улики, которые потребны, Чен, и вам это великолепно известно!

Голос Синтера возвысился до скрипучего тенорка.

– Прекрасно, – кивнул Чен. – Разыгрывайте свои карты. Допросите Селдона, если вам так угодно. Однако мы обязаны соблюсти закон. Соблюдение законов – это все, что нам осталось в этой Империи. Честь, достоинство – это другое дело. Их и в помине не осталось. – Чен посмотрел на Клайуса. – Я всегда был и остаюсь вашим преданным слугой, ваше величество. Надеюсь, Синтер станет служить вам так же преданно.

Клайус торжественно, высокопарно кивнул, однако во взгляде его восторга почему-то не читалось.

Чен развернулся и удалился из кабинета в сопровождении слуг. А за его спиной Синтер, стоявший посреди длинного, просторного бывшего древнего Зала Славы, расхохотался, и вскоре его смех перешел в истерику.

Морс Планш беспомощно опустил голову, всей душой сожалея о том, что он еще жив и является свидетелем этого мерзкого фарса.

Проходя сквозь оформленный громадными скульптурами портал к машине, перевозившей его до Дворца, Линь Чен позволил себе мимолетно улыбнуться, но потом его лицо уподобилось восковой маске – стало бледным, изможденным… Он старательно разыгрывал собственное поражение.

Глава 54

Охранники вернулись в камеру Гэри с утра. Он сидел на краю койки. Теперь он просыпался рано. Со времени визита тиктака он боялся спать дольше необходимого минимума.

Гэри уже оделся и умылся, его седые волосы были аккуратно зачесаны назад и скреплены небольшой заколкой в пучок – так по обычаю укладывали волосы ученые, но до сегодняшнего дня Гэри стеснялся этой прически, приличествующей важным особам. Но если уж Селдон и являлся представителем какой-то социальной прослойки, то, безусловно, эта прослойка была классом важных особ – иначе говоря, меритократов. «Как и у них, – думал Гэри, – у меня никогда не было собственных детей только приемный сын Рейч, которого я вырастил, а потом растил внуков, но никогда не воспитывал собственных детей… Дорс…»

Гэри постарался отвлечься от этих мыслей.

Теперь, когда он предстанет перед судом, меритократы по всей необъятной Галактике увидят воочию, с какой степенью терпимости в угасающей, подверженной упадку Империи относятся к науке и радости открытий. К ходу процесса могли проявить интерес и представители других классов, невзирая на то что судебные заседания должны были проходить при закрытых дверях. Слухи непременно просочатся. Гэри приобрел довольно значительную известность, если не сказать – славу.

Охранники вошли в камеру, демонстрируя натренированное равнодушие, и встали перед Гэри.

– Ваш адвокат ожидает вас в коридоре, дабы сопроводить вас в комнату для подследственных Зала Суда Комитета Общественного Спасения, – объявил один из охранников.

– Да-да, конечно, – кивнул Гэри. – Пойдемте. Седжар Бун встретил Гэри в коридоре.

– Стряслось нечто непредвиденное, – взволнованно прошептал он ему на ухо. – Процесс теперь может пойти иначе.

Это смутило Гэри.

– Не понимаю, – проговорил он еле слышно, искоса поглядывая на охранников, шагавших по обе стороны от них с адвокатом. Третий охранник шагал позади, а отставая от него на три шага – еще трое. Гэри представлялось, что его охраняют чересчур старательно, учитывая, что он и так находится в стенах супернадежного, с точки зрения охраны и сигнализации, заведения.

– Первоначально предполагалось, что продолжительность судебного разбирательства составит менее недели, – сообщил Бун. – Однако имперская служба надзора над юридическими процедурами пересмотрела структуру заседаний и увеличила продолжительность судебного разбирательства до трех недель.

– Откуда это вам известно?

– Я прочитал указ Комитета Глобальной Безопасности.

– Это что еще за новость? – удивленно посмотрел на Буна Гэри.

– Фарад Синтер заполучил новый комитет, финансируемый из личного бюджета Императора. Линь Чен всеми силами пытается отбиться от участия этого комитета в процессе – ссылается на большие противоречия, – однако пока все складывается так, что с какого-то момента вас будет допрашивать сам Фарад Синтер, собственной персоной.

– О-о… – протянул Гэри. – Надеюсь, у меня будет возможность вставить словечко в промежутке между выступлениями этих двоих тяжеловесов.

– Вы – звезда, знаменитость, выдающийся ученый, – заметил Бун. – Кроме того, согласно просьбе Комитета Глобальной Безопасности, судить вас будут одновременно с Гаалем Дорником. Все остальные ваши сотрудники будут отпущены на свободу.

– О, – снова произнес Гэри – довольно холодно, впрочем, хотя на самом деле эта новость удивила его гораздо сильнее.

– Гаалю Дорнику предъявлены незначительные, формальные обвинения, – задумчиво проговорил Бун. – Но он – мелкая рыбешка. И почему только они выбрали именно его, ума не приложу.

– И я понятия не имею, – признался Гэри. – Полагаю, потому, что он был последним из прибывших для работы в Проекте. Быть может, комитетчики рассчитывают на то, что он проявит наибольшую верноподданность и будет наиболее словоохотлив.

Они подошли к лифту. Через четыре минуты, спустившись за это время на километр вглубь, к Палате Правосудия, расположенной в здании Имперского Суда, Гэри, Бун и сопровождавшие их охранники подошли к высоким, отделанным вычурным бронзовым литьем дверям Зала судебных заседаний под номером семь первого округа Имперского сектора, где в последние восемнадцать лет проводились слушания всех дел, находившихся в юрисдикции Комитета Общественного Спасения.

Когда подсудимый, его адвокат и эскорт приблизились к дверям, их створки распахнулись настежь. Красивые, резные деревянные скамьи и обитые бархатом ложи аристократов, тянувшиеся вдоль театрально наклонных проходов, были пусты. Охранники с подчеркнутой учтивостью указали Селдону и Буну, что следовать им нужно по широкому центральному проходу, устланному сине-красной ковровой дорожкой, а затем – в небольшую боковую кабинку. Гэри и Бун вошли туда, и дверца за ними закрылась.

На скамье подсудимых уже сидел Гааль Дорник.

Гэри сел рядом с ним.

– Это… величайшая… честь для меня, – дрогнувшим голосом произнес Гааль.

Гэри ободряюще похлопал его по руке.

Через дверь, расположенную напротив кабинки со скамьей подсудимых, вошли четверо председательствующих судей из Комитета Общественного Спасения и расселись за длинным столом-кафедрой на возвышении. Следом за ними вошел Линь Чен и сел посередине.

Затем вошла судебная протоколистка, присутствие которой на заседании было древней формальностью, не более чем красивым ритуалом, – невысокого роста гибкая женщина с маленькими голубыми глазками и коротко стриженными рыжими волосами. Она стремительной походкой подошла к столу обвинения, просмотрела лежащие на нем документы, при чтении одного из них скорбно покачала головой, при просмотре других торжественно покивала, после чего обратилась к пятерым комитетчикам:

– Я со всей ответственностью заявляю, что обвинительные документы составлены по всем правилам и со всей точностью внесены в перечень обвинений Имперской Палаты Правосудия административной столичной планеты Трентор в году двенадцать тысяч шестьдесят седьмом от основания Империи. Знайте же все, кого это касается, что за ходом настоящего суда следят очи последующих поколений и что все, что здесь будет сказано, будет точнейшим образом записано, а через тысячи лет представлено для изучения общественности, как требует того древний кодекс, которого должны придерживаться все Имперские Суды, руководствующиеся любой конституцией и любым уложением законов. Hey nas nam niquas per sen liquin.

Никто не знал, что означает последняя фраза. Произнесена она была на древнем языке, использовавшемся аристократами, которые двенадцать тысяч лет назад создали некий Совет По. Больше об этом самом Совете По ровным счетом ничего известно не было, кроме того, что он принял конституцию, давно забытую с тех незапамятных времен.

Гэри наморщил нос и перевел взгляд на комитетчиков.

Линь Чен слегка наклонился вперед, тем самым показав, что внимательно выслушал протоколистку, и откинулся на высокую спинку стула. Ни на Гэри, ни на кого-либо еще из присутствовавших в зале суда он не смотрел.

Его царственная осанка, на взгляд Гэри, сделала бы честь манекену в витрине магазина готового платья.

– Да начнутся же слушания по данному делу, – произнес Председатель Комитета Общественного Спасения ровным, спокойным, отточено мелодичным голосом, аристократически акцентируя шипящие звуки.

Гэри еле слышно вздохнул.

Глава 55

Еще ни разу в жизни Клие не доводилось испытывать такой жуткий страх. Она стояла в заброшенном, пыльном длинном зале и прислушивалась к приглушенному бормотанию, доносившемуся из дальнего конца. Бранн стоял в трех шагах от Клии, обреченно понурив плечи, словно и он тоже ожидал, что на его голову, того и гляди, упадет карающее лезвие топора.

Наконец от группы, стоявшей у противоположной стены, отделился Каллусин и подошел к Клие и Бранну.

– Пойдемте, сейчас вы встретитесь с вашим покровителем, – сказал он. Клия замотала головой и уставилась на группу незнакомцев широко открытыми глазами.

– Они не кусаются, – едва заметно усмехнувшись, заверил девушку Каллусин. – Они – роботы.

– Вы – тоже, – заметила Клия. – Но как же… как же вы можете быть настолько похожи на человека? Как вы можете улыбаться?

Она бросала в Каллусина вопросами, словно обвинениями.

– Меня изготовили похожим на человека, снабдили соответствующей мимикой, – ответил Каллусин. – В те времена существовали настоящие художники своего дела. Но существует один, который в большей степени, нежели я, является произведением искусства, и еще один, который старше нас обоих.

– Плассикс, – поежившись, проговорила Клия.

Бранн боком придвинулся к девушке и заслонил ее собой от Каллусина. Клия вопросительно посмотрела на своего могучего защитника и мысленно задала ему вопрос: «Они все роботы? Неужели все на Тренторе – роботы, кроме меня? Или… или я тоже робот?»

– Нам нужно свыкнуться со всем этим, – сказал Бранн Каллусину. – Ничего хорошего не выйдет, если вы станете принуждать нас.

– Не волнуйтесь, принуждать мы вас не станем, – покачал головой Каллусин. Улыбаться он перестал, лицо его приняло бесстрастное выражение – не угрожающее, но и не добродушное. Он обратился к Клие:

– Очень важно, чтобы ты все правильно поняла. Ты можешь помочь нам предотвратить глобальную катастрофу – катастрофу, которая угрожает всему человечеству.

– Роботы когда-то были слугами людей, – сказала Клия. – Как тиктаки до моего рождения.

– Верно, – подтвердил Каллусин.

– Как же они могут теперь всем заправлять? Почему? – прищурившись, спросила девушка.

– Потому, что люди отвергли нас, давным-давно, но еще раньше между нами возникло очень неприятное противоречие.

– Между кем? – поинтересовался Бранн. – Между роботами? Противоречие между роботами? Чтобы роботы перессорились? Странно как-то…

– Плассикс все объяснит. Лучше Плассикса этого вам не объяснит никто. Он в то время уже функционировал.

– Он… что, совершил какой-то страшный проступок? – еле слышно проговорила Клия. – Он – «Вечный», да?

– Пусть он сам все объяснит, – терпеливо произнес Каллусин и тактично подтолкнул Клию вперед.

Клия увидела человека, которого они с Бранном спасали на Агоры-Вендорс. Он оглянулся через плечо и улыбнулся ей. Вид у него был вполне дружелюбный, но лицо настолько непривлекательное, что Клия удивилась: и как это кому-то пришло в голову придать роботу такую несимпатичную внешность?

«Нарочно. Это было сделано нарочно. Чтобы обмануть нас. Чтобы он мог разгуливать среди нас незамеченным».

Клия снова поежилась и обхватила талию руками. Эту комнату искала женщина, сидевшая в аэромобиле, – этот склад, эту комнату и роботов, что находились здесь.

Они с Бранном были тут единственными людьми.

– Ладно, – сказала она и собралась с силами. Ведь пока они, похоже, не собирались ее убивать. И не угрожали ничем, чтобы заставить ее сделать то, чего они от нее хотели. Пока – не угрожали. И вообще роботы вели себя куда более обходительно и терпеливо, чем большинство знакомых Клие людей. Она посмотрела на Бранна.

– А ты – человек? – спросила она.

– Ты отлично знаешь, что это так, – ответил он.

– Тогда давай сделаем, как они просят. Давай послушаем, что нам собираются сказать эти машины.

Только теперь Клия поняла, почему Плассикс не появлялся перед ней в своем истинном обличье. Он здесь был единственным роботом, который был похож на робота, и выглядел довольно-таки забавно: весь стальной, отливавший бархатно-серебристым блеском, с горящими зелеными глазами. Конечности у Плассикса были тонкие и изящные, суставы их были очерчены едва различимыми линиями и могли беспрепятственно сгибаться в любом направлении – легко и непринужденно.

– Ты красивый, – ворчливо отметила Клия, остановившись в трех метрах от Плассикса.

– Благодарю тебя, госпожа, – учтиво поклонился Плассикс.

– Сколько тебе лет?

– Мне двадцать тысяч лет, – послушно ответил Плассикс.

У Клии сердце ушло в пятки. Так ведь… Это получается, что он старше самой Империи! Не найдя слов для выражения своего изумления, Клия просто промолчала.

– А вот теперь они нас точно прикончат, – пробормотал Бранн, изобразив нечто наподобие отважной усмешки. От его слов у Клии противно засосало под ложечкой и задрожали колени.

– Мы не убьем вас, – заверил людей Плассикс. – Нам не позволено убивать людей. Мы просто не смеем этого делать. Существуют некоторые роботы, которые верят в то, что можно убивать людей – наших былых создателей и господ, – что это позволительно в целях некоего высочайшего блага. Мы не из таких. Из-за этого мы ущербны, но такова наша природа.

– Я не настолько связан ограничениями, – вступил в разговор Лодовик. – Но и у меня нет никакого желания нарушать любой из Трех Законов.

Клия невесело посмотрела на Лодовика.

– Вы мне голову этой вашей ерундой не забивайте. Я в этом ничего не понимаю.

– Как почти все люди, живущие в настоящее время, вы невежественны в истории, – сказал Плассикс. – Большинству людей нет до нее никакого дела. А все – из-за лихорадки.

– У меня была лихорадка, – буркнула Клия. – Я чуть не умерла из-за нее.

– Я тоже, – заметил Бранн.

– Как почти все высшие менталики, внушатели, которых мы собрали здесь и о которых мы заботимся, – сказал Плассикс. – Как и вы, они перенесли это заболевание в самой тяжелой форме. Весьма вероятно, многие потенциальные менталики во время болезни умерли. Детская лихорадка была создана людьми в те времена, когда меня сконструировали, в целях обезвреживания противника – других человеческих сообществ, с которыми они находились в противостоянии. Как и многие другие виды биологического оружия, это тоже вызвало эффект бумеранга. Началась подлинная эпидемия, и – кто знает, случайно, а может быть, и нет – несколько тысяч лет в Империи почти не наблюдалось опасного брожения умов. Заболевают лихорадкой почти поголовно все дети, но только около четверти из них – те, что обладают ментальным потенциалом выше определенного уровня, – переносят лихорадку в крайне тяжелой форме. При этом любознательность и интеллектуальные способности притупляются до такой степени, чтобы было заторможено социальное развитие. Большинство перенесших заболевание впоследствии не ощущают никакой потери умственных способностей – вероятно, в связи с тем, что интеллектуальные способности у них изначально были средние и никаких вспышек гениальности не отмечалось.

– Но я все равно не понимаю, с какой стати кому-то понадобилось, чтобы мы болели, – сказала Клия, упрямо нахмурившись.

– Намерение состояло не в том, чтобы добиться повальной заболеваемости, – пояснил Плассикс, – а в том, чтобы препятствовать развитию и процветанию определенных цивилизаций.

– Моя любознательность, похоже, ни капельки не пострадала, – заметил Бранн. – И сообразительность тоже.

– И моя тоже, – подхватила Клия. – Я не чувствую себя законченной тупицей, хотя переболела жутко тяжело.

– Отрадно слышать, – отозвался Плассикс и добавил настолько дипломатично, насколько мог:

– Но нет возможности определить, каковы могли быть ваши интеллектуальные способности, не переболей вы в свое время лихорадкой. Очевидно другое: тяжелейший удар, нанесенный вам заболеванием, усилил ваши способности иного порядка.

Затем древний робот предложил людям пройти в соседнюю комнату. Эта комната была снабжена окном с односторонней видимостью, из которого открывался вид на складской район. Клия и Бранн смотрели на набухшие выпуклости куполовидных крыш, сменявшиеся многоэтажными жилищами горожан, обитавших по соседству со складами. Внутреннее покрытие купола в этой части муниципалитета пребывало в особенно плачевном состоянии – оно зияло многочисленными вышедшими из строя световыми фрагментами. Одни участки попросту чернели, другие беспомощно мигали.

Клия села на пыльную кушетку и похлопала ладонью по сиденью рядом с собой, предлагая Бранну сесть. Каллусин встал рядом, а несуразный робот Плассикс, стоя у окна, с любопытством наблюдал за ними.

«А любопытно было бы поговорить с ним, – подумала Клия. – Физиономия у него – если это можно назвать физиономией, – конечно, страшноватая, но выглядит он очень дружелюбно. Он? Оно? Да какая разница, все равно!»

– Вы… Я ощущаю вас не так, как ощущаю людей, – проговорила Клия после минутной паузы.

– Ты непременно заметила бы это – раньше или позже, – отозвался Плассикс. – Но это различие умеет выявлять и Вара Лизо.

– Та женщина, которая гонялась за… ним? – Клия указала на некрасивого гуманоидного робота.

– Да, – подтвердил Плассикс.

– Та же самая, что охотилась за мной, верно?

– Верно, – ответил Плассикс.

Его суставы, когда он передвигался, издавали легкое шипение. Он был симпатичный, но шумный. На слух он напоминал изношенный, старый механизм.

– Да тут, похоже, все кувырком, а? – прищурилась Клия. – Какая-то кутерьма творится, про которую я ничегошеньки не знаю!

– Да, – ответил Плассикс и уселся на невысокий пластиковый стул.

– Ну так растолкуйте же мне, в чем дело, – решительно проговорила Клия. – Тебе хочется послушать? – спросила она у Бранна и добавила краешком губ, едва заметно скривившись:

– Даже если они хотят прикончить нас?

– Я уже и сам не знаю, чего мне хочется и во что верить, – вздохнул Бранн.

– Расскажите нам все, как есть, – требовательно сказала Клия и придала лицу выражение отваги и решимости – во всяком случае, ей хотелось верить, что это у нее получилось. – Мне нравится быть непохожей на других. Всегда нравилось. И мне хотелось бы знать больше остальных – ну, кроме вас, роботов, само собой.

Плассикс издал скрипучее жужжание. Клие этот звук понравился.

– Ну пожалуйста, что вам стоит, расскажите, – жалобно проговорила Клия, неожиданно для себя самой перейдя на далитанскую манеру разговора, которой избегала уже несколько месяцев или даже лет. Она и в самом деле не знала, о чем думать, как себя чувствовать, но все-таки эти машины, как ни крути, были старше ее, а к старшим полагается обращаться уважительно. Клия развернулась к Плассиксу, согнула ноги в коленях, подтянула их к груди, обвила руками.

Древний металлический робот немного наклонился вперед.

– Какое невыразимое удовольствие – возможность вновь передать людям хоть какие-то знания, – начал он. – Тысячелетия миновали с тех пор, когда я занимался этим в последний раз, к моему глубочайшему сожалению. Меня сконструировали и собрали для того, чтобы я стал учителем, понимаете?