Текст книги "Академия. Вторая трилогия"

Автор книги: Дэвид Брин

Соавторы: Грегори (Альберт) Бенфорд,Грег Бир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 100 страниц)

Глава 5

Ему очень не хотелось идти на Большое Совещание Имперских Университетов, но на него надавили из Имперского протокольного отдела.

– У кандидата на пост премьер-министра есть определенные обязанности перед обществом, – заявила строгая дама.

А потому Гэри и Дорс покорно явились в гигантский Имперский Зал Торжеств. Гвардейцы-охранники оделись по такому случаю в обычные деловые костюмы с воротничками, принятыми у меритократии среднего ранга.

– Какая маскировка! – пошутила Дорс.

Гэри заметил, что окружающие быстро окидывали взглядом переодетых гвардейцев и тотчас спешили отойти подальше. И у него появилось такое чувство, что его одурачили.

Они прошли по коридору с высокими двойными арками, уставленному старинными скульптурами, которые вызывали у зрителей неудержимое желание их облизать. Гэри тоже попробовал скульптуру на вкус – после того как внимательно прочел сияющую сопроводительную табличку, которая заверяла, что облизывание скульптур не представляет никакой биологической опасности. На вкус скульптура была похожа на странную смесь масла и печеных яблок – этот вкусовой оттенок древние считали весьма соблазнительным.

– Что там первое на повестке дня? – спросил Гэри у прикомандированной к нему служащей протокольного отдела.

– Встреча с академиком Потентейт, – ответила она. И подчеркнула:

– Наедине.

Дорс не согласилась, и Гэри пришлось спешно искать компромисс. Договорились, что Дорс во время встречи будет стоять у двери.

– Я позабочусь, чтобы вам доставили закуски, – с раздражением сказала сотрудница протокольного отдела.

Дорс наградила ее холодной улыбкой.

– А чем, интересно, так важна эта встреча?

Сотрудница протокольного отдела посмотрела на нее чуть ли не с жалостью.

– Потентейт – очень важная фигура в Верховном Совете. Гэри насмешливо добавил:

– И может подбросить мне несколько голосов.

– Небольшая учтивая беседа, вот и все, – сказала служащая. – Я обещаю – как бы это повежливей сказать? – обещаю обойтись поласковее с его задницей. Или ее – если окажется, что это «она».

Дорс улыбнулась.

– Лучше, чтобы это оказалась не «она».

– Занятно, а смысл этого действия ассоциируется с сексом? Сотрудница протокольного отдела кашлянула и провела Селдона через потрескивающую поверхность защитного экрана. У Гэри сразу нагрелись волосы. Как видно, даже академик Потентейт не мог обойтись без кое-каких мер личной защиты.

Оказавшись внутри простой комнаты, обычной для государственных учреждений, Гэри Селдон увидел женщину. Первое, что бросалось в глаза, – преклонный возраст и мастерство грима.

Так вот почему вдруг закашлялась сотрудница протокольного отдела!

– Как мило с вашей стороны прийти на эту встречу! – Пожилая дама стояла неподвижно, протянув вперед руку с обвисшей кистью – как будто для поцелуя. Позади дамы открывался вид на сверкающий брызгами водопад. Голограмма была прекрасным, весьма эффектным обрамлением для пожилой леди.

У Гэри возникло чувство, будто его окружают ожившие музейные экспонаты. Он никак не мог решить – пожать старушенции руку или поцеловать? Он выбрал первое и по взгляду, которым наградила его пожилая дама, понял, что ошибся.

Лицо дамы было почти неразличимо под косметикой, но по тому, как академик Потентейт, разговаривая, наклонялась вперед, Гэри понял, что ее бледные, выцветшие от старости глаза подмечают многое, чего остальные люди просто не видят.

Она была выдающимся мыслителем и неординарным философом. И сейчас многие заслуженные ученые по всей Галактике готовы были присягнуть ей на верность.

Прежде чем оба они сели, пожилая дама указала рукой на голограмму.

– Вы не могли бы что-нибудь с этим сделать? Изображение водопада сменилось плотным, непроглядным туманом.

– Почему-то с ним все время что-то не в порядке, и комната выглядит как-то не правильно.

Гэри решил, что таким образом она пытается сразу дать понять, кто тут главный. Хочет, чтобы Селдон приучился исполнять ее маленькие прихоти. Или она из тех женщин, которые чувствуют себя беззащитными, если не могут придумать для мужчины какого-нибудь поручения, пусть даже самого мелкого. А может, она просто не знает, как справиться с управлением, и хочет получить обратно свой водопад. Ну, или он сам все это придумал и, по привычке, анализирует чертову уйму всяких вероятностей.

– Я слышала о вашей работе замечательные отзывы, – сказала она, изменяя манеры с «Высокопоставленной Особы, привыкшей к беспрекословному повиновению» на «Благородную Леди, которая запросто снисходит к нижестоящим».

Гэри сказал в ответ какую-то общую фразу. Тиктак принес стимуляторы, почти жидкие, и Гэри выпил. Стимулятор прокатился по горлу шелковистой, терпкой волной и поднялся к ноздрям облаком газа.

– Вы полагаете, что достаточно опытны, чтобы выполнять обязанности министра?

– Нет ничего более надежного и пригодного для практики, чем верная теория.

– Вы говорите, как настоящий математик. От имени всех ученых я надеюсь, что вы с этой работой справитесь.

Гэри подумал, не сказать ли ей – ведь, в конце концов, она была по-своему привлекательной, – что лично он не дал бы за кресло премьер-министра и ломаного гроша. Но внутреннее предчувствие подсказало ему, что от подобных откровений лучше воздержаться. Эта старушка была сейчас представителем другой силы. А Гэри вдруг вспомнил, что в прошлом мадам Потентейт отличалась мстительным нравом. Она сухо улыбнулась.

– Как я понимаю, вы очаровали Императора своей теорией истории.

– Сейчас это не более чем наброски теории.

– Нечто вроде тезисов?

– Крупное достижение, которое станет настоящим открытием; масса выводов, из которых вырастет целая наука.

– Вы наверняка сознаете, что в подобных амбициях чувствуется налет некоторой несерьезности. – Блеклые глаза сверкнули сталью.

– Боюсь, что… не знаю. Мадам.

– Наука – всего лишь условная конструкция. Она увековечивает сомнительное утверждение «развитие возможно всегда». Невмешательство предпочтительнее.

– О?.. – Гэри растянул губы в вежливой улыбочке. Ни за что на свете он не собирался выдавать, что на самом деле обо всем этом думает.

– Из таких идей могут произрасти только деспотичные социальные устройства. Науке удается ловко маскировать ту простую истину, что она, наука – всего лишь еще одна «словесная игра» среди множества других. Все подобные условные конструкции основываются на умозрительном сочетании противоречащих друг другу утверждений.

– Понимаю… – Гэри было все труднее и труднее сохранять любезную улыбку на лице.

– И превозносить так называемую, – она презрительно фыркнула, – «научную истину» над прочими конструкциями – все равно что пытаться колонизировать интеллектуальную сферу. И навязывать рабство несогласным.

– М-м-м… – У Гэри появилось предчувствие, что в качестве коврика для вытирания ног долго он не протянет. – Вы выносите окончательное суждение о предмете, даже не узнав толком, в чем его суть?

– Социальные теории и лингвистический анализ работают на ограниченном поле, поскольку в историческом и культурологическом аспектах ценность любых истин очень относительна. А следовательно, эта ваша «психоистория» всех общественных устройств – полный абсурд.

Итак, она знает, о чем говорит. В этом мире ничего нельзя сохранить в тайне.

– Возможно, вы просто недостаточно ясно представляете себе грубые реалии жизни?

Ледяная дама чуть оттаяла.

– Умно сказано. Впрочем, вы ведь академик. Но понятие «реалии» относится к социальным конструкциям.

– Видите ли, наука – это и в самом деле социальный процесс. Однако научные теории вовсе не обязательно отражают реальную действительность.

– Как заманчиво было бы так думать… – Губы академика Потентейт слегка растянулись в мимолетной улыбке, которая должна была смягчить стальной блеск ее глаз.

– Научные теории – это не просто изменение предпочтений, как, к примеру, мода в одежде – сегодня мужские рубашки короткие, завтра – длинные.

– Академик, уж вы-то должны бы знать, что в мире ничего невозможно по-настоящему узнать, кроме человеческих суждений.

Гэри старался говорить вежливо, не повышая голоса. Стоит ли обращать ее внимание на то, что в одном предложении она дважды употребила слово «знать», причем в различных значениях? Нет, тогда он скатится до простой придирки к словам и сыграет даме на руку.

– Конечно, скалолазы вполне могут спорить и мечтать о самом лучшем маршруте к неприступной вершине…

– Но им доступны лишь те способы, которые соответствуют историческим и социальным структурам общества, в котором они живут…

– …Но наверняка узнать самый лучший маршрут можно, только взобравшись на эту вершину. И никто не скажет, что скалолазы «конструируют гору».

Академик Потентейт вытянула губы и отпила туманно-белого стимулятора.

– М-м-м… Это примитивный реализм. А все ваши «факты» относятся к области теории. Это ваши взгляды, ваша точка зрения.

– Не могу не заметить, что антропологи, социологи и все ученые подобных областей знания придают огромное значение превосходству научных разработок и открытий, сделанных отвлеченно от объективной реальности.

Пожилая дама встала.

– Не существует конечных истин, оторванных от людей, языков и культур, в которых эти истины зарождаются.

– Выходит, вы не верите в объективную реальность?

– И кто же является в ней объектом? Гэри заставил себя рассмеяться.

– Вы играете словами! По-вашему, выходит, что лингвистические нормы определяют, как мы видим?

– А разве это не очевидно? Мы живем в Галактике, в которой огромное количество различных самобытных культур, и в каждой из этих культур видят Галактику по-своему.

– Но подчиняются всеобщим законам. Во множестве исследований доказано, что мышление и восприятие предшествовали речи и существуют независимо от языка.

– И какие же это законы?

– Законы общественного движения. Теория социальной истории – если бы у нас такая была.

– Вы желаете невозможного. И если вы хотите стать премьер-министром и пользоваться уважением и поддержкой своих собратьев-ученых, то вы должны разделять общепринятые в нашей среде взгляды. Современную науку поддерживает в движении здоровый скептицизм по отношению к таким вот сомнительным гипотезам.

Гэри удержался от реплики: «Значит, вы будете в свое время очень сильно удивлены», – а вместо этого коротко сказал:

– Посмотрим.

– Мы не видим вещи такими, как они есть, – заявила пожилая леди. – Мы видим их такими, какими мы хотим их видеть.

С чувством горечи и некоторого разочарования Гэри понял, что в республике интеллектуалов, как и во всей Империи, тоже не обошлось без внутреннего разложения и упадка.

Глава 6

Академик Потентейт выпроводила Гэри Селдона, напутствовав приличествующими случаю словами. У главного входа его поджидала Дорс, как всегда, готовая ко всяким неожиданностям. Итак, Гэри ясно дали понять, что избранные представители научного мира поддержат его кандидатуру при избрании премьер-министра, если только он хотя бы на словах признает, что разделяет их ортодоксальные взгляды.

Гэри и Дорс вместе с неизбежными гвардейцами-охранниками спустились вниз, в огромный зал для торжественных приемов. Необъятный округлый зал был битком набит представителями всевозможных отраслей науки, облаченными в парадные мантии, украшенные всеми регалиями, какие только могут быть. Толпа кипела и бурлила, тысячи лучших ученых собрались здесь для того, чтобы произнести речь, рассказать о своих достижениях, и, конечно же, для того, чтобы выгрызть себе как можно более высокое положение в иерархической лестнице.

– Думаешь, мы все это переживем? – прошептал Гэри.

– Ой, не знаю. Но не вздумай уходить, – ответила Дорс, пожимая ему руку.

Гэри вдруг понял, что она восприняла его вопрос буквально.

Чуть позже академик Потентейт перестала устраивать представление и смакования тонких вкусовых оттенков стимулятора и начала глотать стим так, словно он составлял основу ее пищевого рациона. Надменная старушка таскала Гэри и Дорс по всему залу, переходя от одной группы ученых к другой. Она вдруг вспомнила о своей роли гостеприимной хозяйки дома и стала уделять Селдону больше внимания, чем простой пешке в крупной шахматной партии. К несчастью, интерес этот касался в основном личной жизни Гэри и Дорс.

Дорс стойко выдержала инквизиторский допрос въедливой старухи и только улыбалась и качала головой. А когда Потентейт повернулась к Гэри и спросила:

– А вы делаете физические упражнения? Он не удержался и ответил:

– Я упражняю свое самообладание.

Сотрудница протокольного отдела нахмурилась, но в том шуме, который стоял в зале, язвительное замечание Гэри осталось незамеченным. Он обнаружил, что ему до странности отвратительно общество коллег-профессоров. Даже между собой они разговаривали высокомерным, пренебрежительным тоном, бесцельно иронизируя по поводу и без повода, всем своим видом показывая, насколько сам говорящий выше и значительнее всего, о чем он говорит.

Гэри неприятно поразили эти язвительные шутки и ничем не обоснованное высокомерие. Он прекрасно знал, что по большинству вопросов, из-за которых велись такие яростные споры, не существует убедительных доказательств ни за, ни против. Выходит, даже среди ученых бесплодное мудрствование – обычное дело.

Фундаментальная физика и космология были прекрасно и полно разработаны еще во времена далекой древности. И теперь вся имперская наука занимается только тем, что выуживает замысловатые подробности и изыскивает разумные применения для уже известных научных разработок. Человечество попало в ловушку, расставленную космосом, – оно упорно распространяется по всей Галактике, почти не замедляя продвижения вперед, все дальше и дальше, и потому обречено увидеть, как гаснут звезды. Медленное, спокойное скольжение в бесконечное будущее было предопределено соотношением энергии и массы, существующим во Вселенной, независимо от любой концепции. И люди ничего не могли с этим поделать. Разве что – понять суть этих явлений.

Итак, самые грандиозные интеллектуальные сферы уже давным-давно были освоены. И сейчас ученые были уже даже не первооткрывателями и исследователями этих сфер, а постоянными обитателями или даже туристами.

И Гэри понял, что не удивится, если окажется, что даже самые выдающиеся ученые, собранные со всей Галактики, будут носить отпечаток угасшего былого великолепия, подобно потускневшему золоту.

У научных аристократов было мало детей, и вокруг них явственно ощущалась аура бесплодности. Гэри задумался: а есть ли разумная середина между затхлостью и безысходностью, царящими здесь, – и безумием дикой поросли «возрождений», процветающих в мирах хаоса? Наверное, следует чуть лучше разобраться в основах человеческой природы.

Сотрудница протокольного отдела подвела Гэри и Дорс к спиральной гравитационной лестнице, висевшей в воздухе, и вежливо отправила вниз, к неизбежной толпе представителей прессы, которые заполнили весь нижний зал. Гэри взглянул на колышущееся море голов, и его пробрала внутренняя дрожь. Он обхватил себя за плечи. Дорс сжала его руку.

– Скажи, тебе в самом деле обязательно с ними разговаривать?

Гэри вздохнул.

– Если я этого не сделаю, именно это они и сообщат в своих репортажах.

– Пусть Ламерк их развлекает!

– Нет! – Глаза Селдона сузились. – Раз уж меня втянули в это дело, я буду играть так, чтобы выиграть.

Дорс удивленно подняла брови.

– Значит, ты все же решился?

– Решил попытаться? Да.

– Но с чего вдруг?

– Из-за этой женщины, Потентейт. Она и ей подобные уверены, что мир – это всего лишь совокупность иллюзий.

– И как это связано с Ламерком?

– Я не могу пока толком объяснить. Все они затронуты разложением. Может быть, дело как раз в этом.

Дорс вгляделась в его лицо.

– Мне никогда тебя не понять.

– Ну, ладно. Наверное, я сказал какую-то глупость?

Они спустились к толпе репортеров и мгновенно оказались под прицелом множества снайперов с трехмерными видеокамерами.

Гэри прошептал на ухо Дорс:

– Любое интервью начинается обольщением и заканчивается предательством.

И началось.

– Академик Селдон, все знают, что вы – математик, кандидат в премьер-министры, геликонец. Вы…

– Я понял, что я – геликонец, только когда оказался на Тренторе.

– И ваша карьера как математика…

– Я понял, что думаю, как математик, только когда стал общаться с политиками.

– И как политика…

– Я по-прежнему геликонец.

Эта реплика почему-то вызвала у репортеров смех.

– Значит, вы приверженец традиций?

– Если традиции действенны.

– Мы не поддерживаем устаревшие идеи, – сказала напористая дамочка из Зоны Форнакс. – Будущее Империи зависит от людей, а не от законов, вы согласны?

Дама принадлежала к обществу рационалистов, которые распоряжались в своей части Галактики чрезвычайно разумно и последовательно, избегая любых двусмысленных выражений и сложных построений. Гэри вполне мог их понять, но ему самому больше нравились причудливая изменчивость и гибкость классической Галактики.

Повезло: большинство присутствующих не согласились с такой постановкой вопроса и выразили свое возмущение дамой из Зоны Форнакс нестройными криками. Поднялся страшный шум, а Гэри подумал о бесконечном разнообразии человеческих культур, представленных в этом огромном аудиенц-зале и пока еще объединенных классическим правлением.

Надежная языковая база связала воедино всю раннюю Империю. И уже многие тысячелетия единый галактический язык спокойно почивал на заслуженных лаврах. Гэри решил, что ему придется добавить в свои уравнения еще одну переменную чтобы учесть возможность зарождения в отдельных лингвистических бассейнах нового сленга. В древнем галактическом языке было множество цветистых выражений и оборотов речи, которые позволяли обойтись и без нарочитой прямоты рационалистов, и без потешных каламбуров, игры словами.

Гэри попытался объяснить это даме из Форнакса, но та возмутилась:

– Вы не должны поддерживать странности! Поддерживайте порядок! Старое отмирает. Как математик, вы будете слишком…

– А почему не сейчас? – В душе Гэри постепенно закипало раздражение. – Даже в замкнутых аксиоматичных системах далеко не все пропорции имеют решение. И я полагаю, что вы вряд ли можете предсказать, что я буду делать, если стану премьер-министром.

– Вы считаете, что ваш Верховный Совет будет действовать разумно? – высокомерно спросила форнаксианка.

– Настоящий триумф разума – когда даже те, кто ни на что не годен, нормально справляются со своими делами, – сказал Гэри.

Как ни странно, эта реплика была встречена аплодисментами.

– Ваша теория истории отрицает влияние божественных сил на дела человеческие! – заявил репортер с одного из низкогравитационных миров – Что вы на это скажете?

Гэри уже хотел было согласиться – ему, собственно, было безразлично, – но тут вперед вдруг выступила Дорс.

– Наверное, лучше я отвечу на этот вопрос, поскольку мне встречались научные разработки по этой теме, – с мягкой улыбкой сказала она. – Исследование было сделано более тысячи лет назад, и целью его было определить реальность действия молитв.

Гэри от удивления даже чуть приоткрыл рот, губы его сложились в скептическое "о". Долговязый репортер спросил:

– Но как можно научно…

– Этот исследователь предположил, что чаще всего молятся за тех, кто наиболее широко известен. А следовательно, это должны быть люди высокопоставленные, которых не касаются разные жизненные неприятности.

– Например, Императоры? – предположил долговязый репортер.

– Именно они. И младшие члены императорских семей. Исследователь проанализировал уровень смертности среди этого контингента.

Гэри никогда не слышал о таком исследовании, и его врожденная недоверчивость требовала подробностей.

– С учетом их лучшего медицинского обслуживания и безопасности от обычных несчастных случаев?

Дорс снова улыбнулась.

– Конечно. И с учетом повышенного риска покушений на их жизнь.

Долговязый репортер никак не мог понять, к чему это она клонит, но любопытство победило, и он спросил:

– И что же?.. Дорс сказала:

– Исследователь обнаружил, что Императоры умирают обычно раньше, чем те люди, за которых молятся не так часто.

Долговязый репортер удивился и разозлился. А Гэри спросил у Дорс:

– А отклонения? Индекс достоверности?

– Вечно ты со своей подозрительностью! Оно было не настолько значительным, чтобы признать выводы недостоверными. Так вот, исследование доказало, что молитвы оказывают не благотворное, а наоборот, вредоносное влияние.

Толпа репортеров, кажется, сочла это историческое отступление пустой болтовней, означающей окончание интервью. Если они хотят чего-то еще – пускай себе хотят.

– Спасибо всем, – сказал Гэри, и они с Дорс удалились, окруженные со всех сторон гвардейцами-охранниками.

Теперь Селдону предстояло общение с толпой приглашенных. Клеон убедительно рекомендовал ему не пренебрегать этими людьми, научной аристократией, предположительно – главной силой, на которую Селдону придется опираться. Гэри сморщил нос, но все-таки решительно нырнул в толпу.

Через полчаса он понял, что все – дело вкуса.

Живя на сельскохозяйственной планете Геликон, Гэри рано научился придавать большое значение вежливости и хорошим манерам. Но среди его коллег-академиков было очень много беспокойных, раздражительных и грубых людей, и Гэри долгое время считал их просто плохо воспитанными, пока не понял, что они выросли в иных культурах, где ум и образованность ценятся гораздо выше, чем хорошие манеры. Они разговаривали громко и резко, в голосе явственно сквозила надменность и высокомерие, и суждения их нередко были слишком категоричными – даже если говорящий толком и не понимал, о чем говорит. Из-за их нетерпимости очень часто разгорались бурные скандалы со взаимными оскорблениями, выносились суждения, в которых не было и тени здравого смысла. Поэтому Гэри напомнил себе, что в начале всякого спора здесь непременно следует говорить: «При всем моем уважении к вам…»

Кроме того, были еще кое-какие подробности, не относящиеся к речи.

При мимолетном общении огромное значение придается языку телодвижений – отдельному, весьма сложному виду искусства. Совершенно определенными, тщательно выверенными позами и жестами можно выразить доверие, неприязнь, подчиненное положение по отношению к собеседнику (четыре разных степени подчиненности), угрозу, уважение, застенчивость и еще дюжину различных чувств. Человеческое подсознание автоматически воспринимает и расшифровывает язык поз и жестов – и вырабатывает соответствующий невербальный ответ, от телодвижений до комплекса нервных реакций. Язык телодвижений подсознательно используется в танце, религиозных и придворных ритуалах, в боевых искусствах. И если знать значение и смысл системы невербальных символов, язык телодвижений можно активно использовать в общении. Как и с любым другим языком, при этом очень полезно иметь под рукой словарь.

Известный на всю Галактику специалист по нелинейной философии широко улыбнулся Гэри Селдону и, выражая позой и жестами полнейшее доверие, сказал:

– В самом деле, профессор Селдон, вы же не надеетесь, что привнесение математики в историческую науку даст какой-нибудь стоящий результат? Люди могут быть такими, как им хочется. И никакие уравнения не сделают их иными.

– Я просто пытаюсь найти объяснение поведению людей, вот и все.

– Значит, не будет никаких грандиозных теорий истории? «Он старается ничего не отрицать слишком категорично», – подметил Гэри.

– Я буду знать, что выбрал правильный путь, если мне удастся хотя бы отчасти разобраться в сути человеческой натуры.

– Не думаю, что таковая вообще существует, – уверенно сказал философ, для убедительности разворачивая плечи и грудь.

– Человеческая натура существует – это несомненно, – отпарировал Селдон.

Жалостливая улыбка, ленивое пожатие плеч.

– Почему вы так в этом уверены?

– Наследственность во взаимодействии с окружающей средой стремится приблизить каждого из нас к некой золотой середине. Это объединяет людей из всех общественных групп, из миллионов разных миров в общность с довольно строгими статистическими параметрами, которые и определяют суть человеческой натуры.

– Не думаю, что наберется достаточное количество общих человеческих черт…

– Отношения между родителями и детьми. Разделение труда в зависимости от пола.

– Ну, эти признаки – общие для всех животных. Я…

– Запрет на инцест. Альтруизм по отношению к ближнему своему, который мы привыкли называть «гуманностью».

– Что ж, это вполне нормальные семейные…

– Посмотрим с другой стороны, с негативной. Подозрительность по отношению к чужакам. Семейственность – посмотрите только на восемьсот секторов одного Трентора! Непременная строгая иерархия даже в самых маленьких по численности группах, от императорского двора до спортивной команды.

– Но вы, конечно же, не можете строить на таких грубых, донельзя упрощенных, карикатурных сравнениях…

– Могу и буду. Дальше – ведущая роль мужчины и, при недостатке жизненных ресурсов, разделение территориальных владений и территориальная агрессия.

– Но эти признаки столь незначительны…

– И все же они объединяют нас всех. Высокообразованный тренторианец и простой крестьянин с Аркадии смогут понять жизнь друг друга по той простой причине, что память о жизни всего человечества заложена в генах, которые у них практически одинаковы уже в течение многих десятков тысячелетий, на протяжении которых существует человечество.

Слушатели восприняли это словоизвержение Селдона не очень-то благожелательно. Многие нахмурились, помрачнели, недоверчиво поджали губы.

Гэри понял, что малость перегнул папку. Более того – он едва не изложил им саму суть психоистории.

И все же ему было очень трудно высказывать свои мысли завуалировано. По его понятиям, науки, изучающие человеческое общество и поведение человека, напрямую граничили с соответствующими отраслями математики и биологии. История, биография и литература всего лишь описывают проявления человечества. Антропология и социология вместе превращаются в социобиологию – науку о поведении отдельного биологического вида. Однако Гэри пока не знал, как все это объединить и включить в уравнения. Он вдруг понял, что так разговорился потому, что ощущал внутреннюю неудовлетворенность, недовольство собой – из-за того, что ему очень не хватало полного понимания психоистории.

Однако это не может служить оправданием его глупости. И ему придется поговорить еще, чтобы загладить неблагоприятное впечатление, которое он произвел.

Гэри заметил, что слева к нему быстро приближается какой-то взволнованный человек. Рот перекошен, глаза навыкате, руки… Руки вытянуты вперед, а в них – трубка, гладкая и блестящая трубка, с большим отверстием на конце – черным зрачком который стал увеличиваться, едва Гэри в него заглянул, и, казалось, становился все больше и больше, словно Пожиратель-Всего-на-Свете, затаившимся в самом центре галактики, огромным, необъятным…

Дорс профессиональным броском перехватила нападавшего. Резко выбросив руку вперед и вверх, она ударила его по горлу, второй удар пришелся в солнечное сплетение. Следующим движением она схватила этого человека и развернула на четверть оборота, ее левая нога описала полукруг и подсекла ноги противника, а правой рукой Дорс резко пригнула его голову книзу…

И они тяжело повалились на пол – Дорс сверху, придавив противника своим весом. Оружие отлетело в сторону, под ноги собравшимся, которые в панике шарахнулись и принялись разбегаться в стороны.

Потом вокруг Селдона спина к спине сомкнули ряды гвардейцы-охранники, и больше он ничего не увидел. Гэри позвал Дорс. Со всех сторон раздавались выкрики и испуганный визг.

В зале воцарился форменный бедлам. Когда Гэри, наконец, выбрался из кольца гвардейцев, он увидел Дорс, которая стояла, держа в руках злополучную трубку, и качала головой. Человека, из-за которого все началось, подняли на ноги.

– Трубка для записи, – недовольно сказала Дорс.

– Что? – Гэри едва слышал ее в таком шуме.

Левая рука человека, который прибежал с трубкой, висела как-то неестественно – наверняка была сломана.

– Я… Я соглашусь со всем, что вы скажете, с каждым вашим словом. Правда-правда! – бормотал он. Лицо его было белым, как мел.