Текст книги "Академия. Вторая трилогия"

Автор книги: Дэвид Брин

Соавторы: Грегори (Альберт) Бенфорд,Грег Бир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 100 страниц)

Глава 15

Не обращая внимания на присутствие госпожи волшебницы, Дева расправила плечи и села прямо на пол своей тюремной камеры. В ее голове раздавались голоса – они говорили не по очереди, а все сразу, перебивая друг друга.

Звук получался похожий на шум сражения – пронзительно-громкий и неразборчивый. Однако если прислушиваться внимательно, не позволяя бренной плоти возобладать над бессмертной душой. – тогда… Тогда благословенное святое многоголосье раскрывало перед Жанной всю свою красоту и тонкий смысл.

Архангел Михаил, святая Екатерина и святая Маргарет – от чьего имени чаще всего говорили святые голоса – весьма неодобрительно отнеслись к тому, что Жанна, сама того не желая, полностью прочла «Собрание сочинений» мсье Аруэ. Особенно тяжким преступлением святому Михаилу казалось чтение «Частиц Ньютона», философию которого Михаил считал совершенно несовместимой с философией Церкви – и с его собственным существованием.

Сама Дева колебалась. К своему великому удивлению, Жанна познала поэзию и гармонию уравнений, которые доказывали как будто для этого нужно было какое-то доказательство! – непревзойденную реальность Творца. И для человека возможно было постичь установленные Создателем физические законы, но не Его великие цели.

Способ, которым Жанна постигла это, сам по себе был чудесным и дивным. Она просто видела красоту в расчетах силы и скорости, как в круговороте миров. Неодушевленные вещества кружились в строго размеренном божественном гавоте – словно кавалеры и дамы на королевском балу. Жанна ощущала эту всеобщую гармонию всем своим существом, непосредственно, словно на нее снизошло божественное прозрение. Красота и гармония являлись Жанне ниоткуда, просто являлись, и все. И как можно было не доверять тому, что чувствуешь?

Божественное откровение не может не быть святым и благим. И то, что познание гармонии мира пришло к Жанне потоком новых ассоциаций, воспоминаний, умений, только вернее подтверждало, что откровение было ниспослано ей небесами. Волшебница Сибил бормотала что-то о компьютерных файлах и подпрограммах, но все эти слова – лишь магические формулы и заклинания, а не истинная правда.

Но Жанну поразило и обидело даже не само по себе новое знание, но то, что автор «Частиц» оказался англичанином!

Жанна пожаловалась святому Михаилу, обсуждая с ним еще одну работу мсье Аруэ:

– По-моему, «Генриада» гораздо более отвратительна, чем «Частицы». И как отважился мсье Аруэ, который надменно называет себя придуманным именем Вольтер, как только он отважился утверждать, что в Англии разум свободен, а в нашей родной, горячо любимой Франции он скован мрачными предрассудками абсолютистских священников! Но разве не иезуитские священники первыми научили его рассуждать? А он теперь их обвиняет!

И было в «Сочинениях» нечто, настолько возмутившее и взъярившее Жанну, что она бешено забилась в цепях, и волшебница Сибил ради ее же безопасности решила освободить запястья и лодыжки Жанны от кандалов, чтобы та в приступе ярости ничего себе не сломала. Это была изданная нелегально непристойная и оскорбительная пьеса о ней самой, о Жанне. Что за отвратительные стишки!

Как только святые голоса покинули ее, Жанна протянула волшебнице Сибил копию " La Pucelle ". Жанна была в ярости. Что, если целомудренные святые Маргарет и Катерина – которые сейчас скрылись, но обязательно вернутся – случайно увидят эту непристойную мерзость! И ведь обе святые уже корили ее за глупые девчоночьи разговоры о том, что, дескать, мсье Аруэ мог бы казаться весьма привлекательным, если бы избавился от своего дурацкого парика и фиолетовых ленточек… И о чем она только думала?!

– Как мог мсье Аруэ представить меня в таком свете? – сказала Жанна, словно выругалась. Она знала, что мсье Аруэ до невозможности раздражается из-за ее упорного нежелания называть его Вольтером. – Он добавил мне девять лет возраста, он обозвал мои голоса несусветной, наглой ложью. И оклеветал Бодрикура, того, кто помог мне предстать перед королем и рассказать ему о моих видениях, о его судьбе и судьбе Франции. Автор нравоучительных пьес – и бессовестный клеветник, который оболгал истинно верующих, как и Кандид! Он вполне мог бы… Нет, это нестерпимо! Такие люди не имеют права называться историками?! Если и в остальном их исторические описания так же верны, как в том, что касается меня, то не мое, а их тела следует предать огню!

Волшебница Сибил растерялась и отступила под бешеным напором Жанны. Здешние люди – если, конечно, это вообще люди, те, кто обитает в этом причудливом туманном Чистилище – отступили от простой определенности истинной божественной Цели. Жанна возвышалась над притихшей волшебницей Сибил, и это ей даже нравилось.

– Вычисления Ньютона – весьма своеобразное видение физических законов, данных нам Создателем, – бушевала Жанна. – А исторические изыскания Вольтера – всего-навсего плод его больного воображения, голый вымысел, и ничего более! Измышления, замешанные из трех частей черной желчи и двух частей меланхолии!

Жанна вскинула правую руку в привычном жесте. Так она призывала своих солдат и рыцарей Франции на бой против английского короля и подлых английских прихвостней – к которым, как ей теперь стало совершенно ясно, относился и мсье Аруэ де Вольтер. Когда-то Жанна вдохновляла своих воинов на битву, хотя сама питала глубокое отвращение к убийству. И вот теперь она призывала к беспощадной, безжалостной войне против этих… против этих… Жанна задыхалась от возмущения, с трудом проговорив:

– Этих разбогатевших буржуа, выскочек, добившихся милости у аристократов! Этих богатых бездельников, которые никогда не знали, что такое настоящая нужда или голод, которые думают, что лошади так и рождаются – с повозками, привязанными к ним сзади.

– Давай, давай! Задай ему! – сказала волшебница Сибил, донельзя удивленная яростным пылом Жанны. – Это как раз то, что нам нужно.

– Где он? – потребовала ответа Дева. – Где этот ничтожный, мелкий сморчок? Где он? О, как мне хочется ввергнуть его в бездонные глубины мук и отчаяния, которые пережила я сама!

Как ни странно, волшебнице Сибил, похоже, гневное выступление Жанны пришлось по вкусу – словно оно соответствовало ее собственным непонятным целям.

Глава 16

Вольтер довольно хохотнул. Кафе появилось перед ним и развернулось в отчетливой и ясной реальности совершенно независимо от воли и влияния его хозяев-людей.

«Выполнение подпрограммы завершено», – сообщил тихий голос. Вольтер заставил кафе исчезнуть и вновь появиться три раза подряд, чтобы убедиться, что овладел приемом в совершенстве.

Ну что за глупцы эти власть имущие! Они полагали, что могут принудить Великого Вольтера танцевать под их дудку, превратить его в покорного раба! Но вот оно – настоящее испытание, сложнейшая процедура, которая непременно должна произвести впечатление на Деву, даже при всей ее женской непостижимости – которую, впрочем, Вольтер твердо решил постичь.

Используя новые возможности, которые дал ему ученый-мужчина, Вольтер разобрался в причудливой внутренней логике этого странного места. Неужто они считали его примитивным животным, неспособным применить свой блестящий разум для постижения запутанного лабиринта их логики? Он нашел способ – проследив пути электронных потоков, посредством которых исполнялись команды компьютерных программ. Овладеть ньютоновской системой было не менее трудно, но ведь Вольтер с ней справился, не так ли?

Теперь – Дева. Пальцы Вольтера станцевали замысловатый танец, включились логические цепи, и…

В кафе появилась Дева.

– Ах ты дрянь! Мерзавец! – с ходу обругала она Вольтера и подняла наперевес копье, на которое было что-то нанизано.

Что и говорить, Вольтер рассчитывал на несколько иное приветствие. Но он почти сразу разглядел, что на копье болтается копия его " La Pucelle ".

– Дорогая моя, – примирительно проворковал Вольтер, поскольку считал, что, каким бы ни было оскорбление, лучше сразу начать с извинений. – Я все могу объяснить!

– Только это ты и умеешь! – сурово отрезала Жанна. – Ты только и знаешь, что объясняешь, объясняешь, объясняешь! Твои пьесы скучнее, чем все проповеди, которые мне пришлось выслушать на кладбище Святого Оуэна! Твои нападки на святые таинства Церкви показывают, сколь ничтожен и мелочен твой бесчувственный разум, лишенный благоговения и неспособный поверить в чудо.

– Прошу тебя, не принимай все на свой счет, – умолял Вольтер. – Пьеса обличает тех, кто лицемерно и ханжески пред тобою преклоняется, а также всяческие религиозные предрассудки и суеверия! Мой друг, Тьерио, добавил туда гораздо более резкие и непристойные пассажи, чем я когда-либо писал. Что поделать – ему нужны были деньги. Он устраивал спектакли по моей пьесе в разнообразных салонах. Моя бедная девственница превратилась в отъявленную блудницу, чтобы с ее помощью можно было высказать важные и недопустимые слова.

Жанна не опускала копье. Более того, она несколько раз прикоснулась наконечником к обтянутой шелковым жилетом груди Вольтера.

– Дорогая, – сказал он. – Знала бы ты, как дорого мне пришлось заплатить за этот костюм!

– Ты хотел сказать – как дорого твой костюм обошелся Фридриху? Фридриху, этому жалкому, распутному, расточительному человеку, этому позору человечества!

– Эпитеты, на мой взгляд, немного тяжеловесны, – заметил Вольтер. – Однако фраза составлена довольно складно.

Если бы Вольтер воспользовался новообретенными возможностями, он с легкостью мог бы отобрать у Жанны ее копье, просто уничтожить его в одно мгновение – и все. Однако он предпочел силе убеждение. И процитировал изречение Павла, одного из христиан, ненавидевших наслаждения:

– Когда я был ребенком, я разговаривал, как ребенок, и вел себя, как ребенок. А когда я стал женщиной, мне пришлось отказаться от всего мужского.

Жанна от удивления несколько раз моргнула. Вольтер припомнил: инквизиторы осуждали Жанну за то, что она с удовольствием приняла в дар роскошный королевский плащ, и утверждали, что этот поступок опровергает божественное происхождение ее голосов. Легкое движение худощавой руки – и Вольтер сотворил расшитое шантильскими кружевами платье. Щелкнул пальцами – и появился богато украшенный плащ.

– Ты издеваешься надо мной! – сказала Жанна.

Но Вольтер успел заметить, что в ее огромных угольно-черных глазах загорелся огонек интереса и любопытства.

– Я очень рад видеть тебя такой, как ты есть, – сказал Вольтер. – Я нисколько не сомневаюсь, что душа твоя – божественна, но твое нынешнее тело, как и мое – человеческое. И, в отличие от моего, оно – женское.

И он протянул ей одежду.

– И ты считаешь, что я могу променять мужскую свободу и независимость на вот это? – спросила Жанна, поддев копьем плащ и платье.

– Не свободу, – пояснил Вольтер. – Всего лишь доспехи и одежду.

Жанна замолчала, задумчиво глядя куда-то вдаль. Люди на улице спешили по своим делам или проходили мимо, неторопливо прогуливаясь. «Совершенно очевидно, что это – просто декорация, – подумал Вольтер. – Надо будет что-нибудь с ней сделать».

Может, попробовать какой-нибудь фокус? Жанне нравятся всякие чудеса.

– А вот и еще один маленький фокус, которому я научился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Оп-ля! Я могу вызвать Официанта.

И Официант мгновенно возник из ниоткуда, со всеми своими четырьмя руками, на сей раз ничем не занятыми. Жанна, которая, насколько было известно Вольтеру, и сама одно время работала в таверне, не смогла сдержать улыбки. А кроме того, она сняла плащ и платье с копья и аккуратно сложила, а копье отставила в сторону.

Вольтер не удержался и процитировал одно из своих стихотворений:

– Я – человек, мужчина, и горжусь, Что мне не чужды слабости людские. К ногам прекрасной дамы брошу сердце, И буду счастлив, ибо тем возвышусь.

И Вольтер галантно опустился перед Жанной на одно колено. Великолепный маневр – верный, понятный всем и каждому, насколько Вольтер мог судить, исходя из собственного богатого опыта.

Жанна замерла, не в силах произнести ни слова.

Официант приложил обе свои правые руки к тому месту, где у человека располагается сердце, и сказал:

– Вы предлагаете мне свободу, такую же, какая дарована вам самим? Мсье, мадемуазель, я высоко ценю вашу доброту, но боюсь, что вынужден отказаться от этого дара. Я не могу принять такую привилегию только для себя одного, пока мои товарищи обречены до конца своих дней выполнять надоевшую, тяжелую и грязную работу.

– У него благородная душа! – воскликнула Дева.

– Да, но его разум оставляет желать лучшего, – процедил сквозь зубы уязвленный Вольтер. – Всегда будет существовать низший класс, избавляющий элиту от выполнения грязной работы. Это естественно! И создание механических слуг с ограниченными интеллектуальными возможностями – идеальное решение этой проблемы. Остается только удивляться, почему за всю их историю никто не сделал столь очевидного шага…

– При всем моем уважении к вам не могу не заметить – если только я, по скудости ума, не впал в досадное заблуждение, – что мсье и мадемуазель и сами не более чем создания с «ограниченными интеллектуальными возможностями», сотворенные людьми для того, чтобы выполнять грязную работу для элиты.

– Что?! – У Вольтера глаза полезли на лоб.

– По какому такому праву вы претендуете на высший разум и большие привилегии, чем любой из нас, механических работников, таких, как я? Разве у вас есть душа? Так почему же вы считаете, что вправе требовать равных прав с людьми – включая и право на заключение браков…

Жанна скривилась:

– До чего омерзительная мысль!

– …право голосовать, право на равный с людьми доступ к сложнейшему программному обеспечению… По какому праву?

– Этот механический человек говорит гораздо более разумно, чем многие благородные герцоги, которых я знала, – заметила Жанна, в задумчивости приподняв брови.

– Я не потерплю, чтобы мне возражали двое крестьян! – заявил Вольтер. – Права человека – это одно, а права низшего класса – это совершенно другое!

Официант успел еще переглянуться с Жанной… Это мгновение навсегда осталось в его памяти – Вольтер, раздраженный и возмущенный до крайности, одним движением руки выхватил Официанта и Жанну из реальности и бросил в беспросветную серость пространства-склада, где хранились невостребованные виртуальные создания. И потом, всякий раз, когда у Официанта включалась самоподдерживающаяся подпрограмма перезагрузки, это чудное мгновение прокручивалось в его памяти снова и снова.

Глава 17

Марк дозвонился до Нима по локальному каналу связи.

– Дело сделано! Все получилось! Сейчас он уже может говорить абсолютно все, что ему вздумается. Я уничтожил все до единого неприятные последствия препирательств с властями, какие только у него были.

– Классно! – улыбаясь, сказал Ним.

– Как ты думаешь, может, надо убрать и трения, которые были у него с отцом?

– Не уверен, – сказал Ним. – На что это было похоже?

– Они сильно не ладили. Его папаша был жуткий аккуратист, ко всему придирался – он был из так называемых «янсенистов».

– Это еще что за ерунда? Название спортивной команды?

– Вот и я спросил то же самое. Он сказал: «Это католический вариант протестантства». Не думаю, что это спортивные команды. Там было что-то про грехи – ну там все грешно, удовольствия омерзительны… Короче, обычная примитивная религия. В Темные Века такой чепухи было полным-полно.

Ним снова усмехнулся.

– Любая чепуха достаточно омерзительна, если сработана на совесть.

Марк рассмеялся.

– Это точно! Однако может быть, этот занудный старик олицетворяет для Вольтера первые нападки цензуры, с которыми ему пришлось иметь дело?

Ним подумал немного, потом ответил:

– Тебя беспокоит нестабильность в его блоке характера, я правильно понял?

– В общем-то, да.

– Но ты хочешь, чтобы он остался зубастым и агрессивным, так? Чтобы в нем сохранился инстинкт убийцы?

Марк задумался:

– Я могу встроить кое-какие дополнительные подпрограммы для отслеживания нестабильностей.

– Неплохая мысль. Не думаю, что он понадобится тебе целым и в здравом уме после окончания дебатов или что там еще будет. Я правильно понял?

– Его вполне могут пустить на слом. Добавочная подпрограмма не повредит. – Марк помрачнел. – Я вот думал… Как мы все это уладим?

– Эй, парень, а какой у нас выбор? Сектору Юнин нужен поединок гигантов, и они его получат. Дело верное!

– А вдруг типы из имперского аппарата прицепятся к нам за использование незаконных симов?..

– Я люблю риск, опасность, – сказал Ним. – И ты всегда говорил, что любишь острые ощущения.

– Да, но… Зачем нам нужны чересчур умные тиктаки? И именно сейчас? Сделать-то их не так уж трудно…

– Старые запреты уже изжили себя, дружище! И так бывало всегда, не раз и не два – бессчетно. Старое просто отбрасывают и идут дальше – вот и все.

– Но из-за чего? Ним пожал плечами.

– Ну, там, политика, общественное движение – кто его знает? Я хочу сказать, народ уже до крайности раздражен мыслящими машинами. На них нельзя положиться, им нельзя полностью доверять.

– А что, если их и машинами-то уже нельзя будет назвать?

– Ты что, сдурел?

– Может, по-настоящему умные машины вовсе и не захотят никаких состязаний в разумности?

– Машина, которая умнее старого доброго Марка? Таких не бывает.

– Но она может появиться… когда-нибудь,

– Никогда! Выкинь эту дурь из головы. Давай лучше работать.

Глава 18

Сибил сидела, как на иголках, – рядом с господином Бокером, в Большом Колизее. Они находились неподалеку от Императорских Садов, и атмосфера значительности, казалось, покрывала все вокруг – невидимо, но ощутимо.

На Сибил был ее лучший официальный костюм, но она никак не могла успокоиться и перестать нервно постукивать ногтями по колену. Сибил волновалась и – как и остальные четыреста тысяч зрителей, собравшихся в огромной чаше стадиона, – с нетерпением ожидала появления на гигантском экране Вольтера и Девы.

«Цивилизация немного скучна», – думала Сибил. Проработав много часов с доисторическими симами, Сибил узнала много нового о человеческой природе, ей словно открылась тайна некой силы, «живого электричества» далеких Темных Веков. Люди тогда вели жестокие войны, убивали друг друга – и все это, предположительно, во имя каких-то отвлеченных идей!

Нет, уютно укутанное в оболочку Империи, человечество слишком размякло. Вместо смертоубийственных, кровопролитных войн, когда победа достигается лишь со смертью врага, люди теперь ведут якобы «ожесточенные» экономические баталии, спортивные соревнования умов. Да еще эти дебаты.

Столкновение симов будет транслироваться в прямом эфире на весь Трентор, его посмотрят по домашнему головидео более двадцати миллиардов тренторианских семей. Эту передачу увидят по всей Империи – повсюду, где протянулась сеть пространственно-временных тоннелей. Бурная, грубая жизненная энергия первобытных симов чувствовалась сразу и действовала неотвратимо. Сибил ощущала эту силу и в самой себе, в учащенном биении своего пульса.

Первое появление симов перед публикой на трехмерном головидео и ответы на заданные им простейшие вопросы сразу же вызвали у зрителей живой интерес. Эти двое презрели освященные веками суровые запреты, разорвали границы табу, отбросили старые догмы. В воздухе витал пряный привкус «нового». И никто, казалось, не догадывался, что эти дебаты окажутся первым шагом по мосту к этому самому «новому».

Не пройдет и нескольких недель, как из сектора Юнин волна нового прокатится по всей планете, и весь Трентор будет охвачен пламенем Возрождения.

И Сибил, естественно, собиралась получить за это все, до последнего клочка кредитки – если, конечно, сумеет.

Она посмотрела на президента и прочих высокопоставленных шишек из руководства «Технокомпании», которые сидели вокруг и оживленно переговаривались ни о чем.

Президент, чтобы подчеркнуть свою нейтральную позицию, разместился в кресле между Сибил и Марком, которые со времени последней встречи так и не сказали друг другу ни слова.

По другую сторону от Марка сидел его заказчик, представитель Скептиков, и вдумчиво просматривал программу. Дальше сидел Ним.

Господин Бокер легонько толкнул Сибил локтем в бок и тихо сказал:

– Признаться, это выглядит не совсем так, как я предполагал. Это не может быть то, что я думаю.

Сибил посмотрела в ту сторону, куда он показывал, и увидела, что в дальнем ряду, за спиной обычной девушки пристроилось нечто, больше всего похожее на механического слугу. Но ведь на это собрание был разрешен допуск только лицензированным механическим торговцам и букмекерам…

– Наверное, это ее слуга, – предположила Сибил.

Такие незначительные отступления от правил не беспокоили Сибил, в то время как господину Бокеру они, видимо, сильно досаждали. Он стал особенно привередлив после того, как по трехмерным видеокластерам, передающим последние новости, объявили, что обоих участников дебатов готовили работники «Технокомпании» – и для Хранителей, и для Скептиков. К счастью, это сообщение появилось в новостях слишком поздно для того, чтобы та или другая партия успела что-либо предпринять.

– Но мехслуги на дебаты не допускаются! – возмутился господин Бокер.

– Может, его хозяйка – инвалид и не может сама передвигаться, – сказала Сибил, чтобы как-нибудь успокоить господина Бокера.

– И он все равно не поймет ровным счетом ничего из того, что здесь произойдет, – вмешался Марк, обращаясь к господину Бокеру. – Они крайне тупы. Просто толпа механических идиотов, запрограммированных на простейшие действия.

– И как раз поэтому им здесь совершенно нечего делать! – упорствовал господин Бокер.

Марк нажал кнопку на подлокотнике своего кресла и демонстративно сделал ставку на то, что Вольтер победит.

– За всю свою жизнь он ни разу не выиграл ни одного пари, – сказала Сибил господину Бокеру. – Все время просчитывается.

– Да неужели? – парировал Марк, повернувшись к Сибил и наклонившись вперед, чтобы впервые за последнее время взглянуть ей прямо в лицо. – Почему бы тебе не рискнуть своими деньгами, если твой миленький ротик говорит правду, а?

– Я просчитала вероятность и нахожу, что это бесперспективно, – резко сказала Сибил, поджав губы.

– Да ты даже интегральных уравнений решать не умеешь! – пренебрежительно фыркнул Марк.

– Сколько угодно! – Ноздри Сибил затрепетали.

– Пустая болтовня! – продолжал донимать ее Марк. – Особенно учитывая, во что станет тебе этот проект.

– Точно так же, как и тебе! – отрезала Сибил.

– Эй, вы двое, а ну, заткнитесь! – сказал Ним.

– Знаешь что? Я готов поставить на Вольтера весь свой гонорар за этот проект! А ты поставь свой на свою первобытную, ископаемую Деву, – разошелся Марк.

– Эй! Эй! Народ, давайте не будем, а? – снова вмешался Ним.

Президент «Технокомпании» тем временем повернулся к заказчику Марка, представителю Скептиков, и принялся объяснять:

– Именно этот дух постоянного соперничества и сделал нашу «Технокомпанию» признанным всепланетным лидером по разработке симуляторов интеллекта! – после чего ловко повернулся в кресле и обратился уже к господину Бокеру:

– Мы стараемся…

– Согласна! – крикнула Сибил.

Долгий опыт общения с Марком приучил Сибил к мысли, что в человеческих взаимоотношениях должно быть место и для нелогичных, непродуманных поступков. Однако ее убежденности и решительности хватило всего на пару мгновений, после чего ею овладели жгучие сомнения.