Текст книги "Академия. Вторая трилогия"
Автор книги: Дэвид Брин
Соавторы: Грегори (Альберт) Бенфорд,Грег Бир
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 100 страниц)
– Что?! – воскликнул Вольтер, оказавшись в пересечении двух виртуальных реальностей.
– Добро пожаловать, – тонким голоском произнесла Жанна. Прежде она никогда не выходила с ним на связь сама. А ведь он еще не нашел обитателей «Deux Magots».
– Я склонен пересмотреть свое мнение о чудесах, – сказал он. Она опустила ресницы. На мгновение ему показалось, что сейчас она снова поднимет их – и взглянет на него исподлобья, не поднимая чудесной головки. Знает ли она, как соблазнительно это смотрится? Ее грудь приподнялась и опустилась, а его сенсоры, как всегда, зашлись в сумасшедшем ритме. И с этим он ничего не мог поделать.
Вольтер дотянулся до ее ладошки и поднес к своим губам. Ничего не почувствовал и, раздраженный, выпустил ее руку.
– Это невыносимо, – проговорил он. – Так жаждать соединения – и взамен получить ничто.
– Разве ты ничего не почувствовал, когда мы встретились?
– Милочка, сенсоры – это совсем не то, что нормальные человеческие чувства. Не пугай чувствительность с чувственностью.
– А как это… Раньше… – Голос Жанны звучал странно, словно она боялась, что его ответ окажется неожиданным и ошеломляющим открытием.
– Здесь я не могу заниматься, гм, «программированием». Когда мы сидели в клетке «Технокомпании» в качестве подопытных животных, у нас была масса возможностей. Здесь же, в этих неуправляемых электронных джунглях, мои способности – заметь, немалые и постоянно пополняющиеся! – до сих пор не достигли прежнего уровня. Но это ненадолго.
– Я думала, что, возможно, это ниспослано свыше. Божья помощь, чтобы мы держали себя в руках.
– Все неудачи в жизни проще объясняются неспособностью достичь желаемого, чем потусторонней злой волей.
Жанна отвела глаза.
– Сударь, я позвала вас, потому что… в прошлый раз мы встретились, хотя мои голоса были против… Я ответила на запрос.
– Я же просил тебя не делать этого! – закричал Вольтер.
– У меня не оставалось выбора, – смиренно ответила она. – Я должна была ответить. Запрос был… срочным. – Ее лицо исказила гримаса ужаса. – Мне трудно объяснить, но в то же мгновение, когда я это сделала, я поняла, что оказалась на грани полного уничтожения.
Вольтер спрятал тревогу под маской веселости.
– Какие не подобающие для святой речи. Разве тебе не внушали, что душу невозможно уничтожить? Так недолго и пересмотреть вопрос о твоей канонизации.
Голос Жанны задрожал, словно пламя свечи под порывом холодного ветра сомнений.
– Я только знаю, что я оказалась у зияющего провала, темного и глубокого. Я заглянула туда… Это не вечность, это – ничто. Даже мои голоса умолкли перед лицом…
– Чего?
– Небытия, – ответила Жанна. – Смерти, за которой не будет воскрешения. Меня едва не… убили.
– Стерли. Это хорьки и их легавые. – По коже Вольтера пробежали холодные мурашки. – Как ты сумела спастись?
– Никак, – сказала Дева, задрожав от страха. – С помощью Всевышнего. Кто-то, или что-то, помог мне, и меня оставили в покое, не причинив вреда. Я стояла рядом с Этим, совершенно безоружная и беззащитная. И Это… отпустило меня.
Он похолодел. Однажды и он ощутил присутствие кого-то невидимого за спиной. Этот невидимый смотрел, ждал и что-то обдумывал. Присутствие непонятного и чуждого пугало. Вольтер усилием воли отвлекся от страшных воспоминаний.
– С этой минуты не отвечай ни на какие запросы! На лице Девы отразилось сомнение.
– У меня не было выбора.
– Я подыщу тебе другое, более надежное укрытие, – заверил ее Вольтер. – Где ты будешь защищена от всяких нежелательных гостей. У тебя есть мощности…
– Ты не понимаешь. Эта… штука… могла задушить меня, как огонек свечки тушат двумя пальцами. Она вернется, я знаю. У меня осталось лишь одно желание.
– Все, что в моих силах… – начал Вольтер.
– Верни нас и наших друзей в кафе.
– В «Deux Magots»? Я ищу, но даже не уверен, что кафе до сих пор существует!
– Восстанови его своей магией, у тебя же есть силы. Если мне суждено сложить голову у страшной пропасти, мне хотелось бы сперва успеть повидаться с тобой и нашими милыми друзьями. Разломить хлеб, выпить вина с теми, кого я люблю… Я ни о чем больше не попрошу до того, как… меня сотрут.
– Тебя не сотрут! – заявил Вольтер с уверенностью, которой на самом деле не ощущал. – Я переведу тебя в такое место, куда никто не додумается заглянуть. Ты не будешь отвечать ни на один запрос, даже если тебе будет казаться, что они исходят от меня. Но мы постоянно будем поддерживать связь, хорошо?
– Я отправлю к тебе часть моей души.
– Так вот отчего у меня все чешется!
Действительно, где-то на границе восприятия он ощущал непрекращающийся зуд, словно маленькое и назойливое насекомое ползало по извилинам его мозга. Он встряхнулся. Отчего предательская математическая логика обокрала его, лишив чувственности, но оставив раздражительность и раздражимость?
Но Жанна только начала наступление.
– Вы похитили мою девственность, сударь, а о свадьбе даже и не заикнулись. Как и о любви.
– Дорогая моя, наверное, любовь между супругами возможна – хотя сам я еще никогда не наблюдал подобного, – но она противоестественна. Как рождение сиамских близнецов. Да, такое случается, но лишь по недоразумению. Ошибка природы. Естественно, мужчина может жить счастливо с женщиной, но только если он ее не любит.
Жанна окинула его повелительным взглядом.
– Вы уже не проведете меня своими лживыми словами. Вольтер грустно покачал головой.
– Вы испытываете больше уважения к бродячему псу, чем ко мне.
Он нежно провел пальцем по ее шее. Она откинула голову. Глаза закрыты, губы стиснуты. Но, черт возьми, он ничего не почувствовал!
– Нужно найти способ, – прошептал он. – Найти способ…
Глава 5Он забросил работу над собой. То, что при тактильном контакте он ничего не чувствует, – это его собственный недочет.
Это, и еще зуд. Надо научиться… как-нибудь… почесаться внутри себя. Внутри этого электронного подобия тела.
– В местечке вроде этого вряд ли кому-нибудь придет в голову утверждать, что Бога не существует, – произнес Вольтер в окружающее его бесконечное пространство Сети.
Он летел по темным просторам, обширным коридорам, протянувшимся в никуда.
– Что тут непонятного! – выкрикнул он в глаза непознанной бесконечности. – Я плыву в другие симуляторы, в далекие-предалекие населенные княжества, плыву от…
Он собирался добавить «от своего истока», но это значило:
1. Франция
2. Разум
3. Сарк
Он слишком далеко ушел от всех трех начал. На Сарке самодовольные программисты, которые… восстановили… его, разглагольствовали о Новом Возрождении. Он был всего лишь удобной вазочкой для их свежесорванных цветов. Где-то там, на той планете, жили-поживали копии Вольтера 1.0.
Его братья? Да, молоденькие Копии. Когда-нибудь он проверит причастность этих молодых дурачков к происходящим ныне неприятностям. А сейчас…
Он понял, на что похож пристальный взгляд. Если замедлить время – а это он уже умеет, – то можно перенастроить память и восприятие, чтобы понять себя.
Перво-наперво, эта чернильная мгла, сквозь которую он летит. Безветренная, лишенная тепла и малейшего намека на реальность.
Он углубился в математические составляющие самого себя. Переплетения файлов и приложений вились византийскими кружевами, но рисунок оказался на удивление знакомым: картезианское пространство. Все события были точками, координаты которых были заданы по трем осям – x, у, z. Все действия сводились к простой арифметике. Старина Декарт, наверно, жутко удивился бы, узнай он, до каких головокружительных высот вознесся его несложный метод математических построений.
Вольтер отринул все внешнее, замедлился и принялся обследовать свои электронные потроха.
Он начал ощущать подсознание, постигая смысл звуков, видений и медленно текущих мыслей. Когда он окидывал внутренним взором свою сущность, каждая мелочь, подробность виделась ему, будто снабженная ярким красным ярлычком, на котором иногда была прилеплена карикатурная картинка, но чаще – перечень свойств.
Откуда-то всплыл новый пакет сведений: переменные Фурье. Почему-то название помогло ему понять. А от одного упоминания имени его друга-француза даже стало легче.
Ассоциатор – большой, голубой, похожий на мыльный пузырь – завис над оперативной памятью, нажимая на ярлычки. Желтой струящейся лентой он был связан с далекой Базовой Памятью, подсвечивающей фиолетовым сиянием горизонт. Именно оттуда Вольтер выуживал необходимые сведения – блоки и охапки картин, звуков, запахов, мыслей – и сверял их с нужными ярлычками.
Проделав работу, Ассоциатор передавал все совпавшие блоки в огромную башню: Определитель. Никогда не утихающий ветер подхватывал красные ярлычки и втягивал в зияющие провалы на угольной поверхности Определителя. Безжалостные фильтры сравнивали ярлычки с уже накопленной информацией.
Если они соответствовали – геометрические фигуры накладывались одна на другую, этакая карикатура на секс, стальные балки входили в нужные гнезда, – тогда они оставались. Но такие совпадения случались довольно редко. Для большинства ярлычков сведений в обширной памяти не находилось. Эти ярлычки Определитель попросту пожирал. Ярлычки и их связки погибали, трупики сметало с поверхности, чтобы дать место новой порции.
Вольтер окинул взглядом странную, нереальную картину и проникся уважением к этой незыблемой мощи. Вся его сознательная жизнь, его творчество, потрясавшее целый мир, брало начало здесь. Едва уловимые мысли, фразы диалогов, мелодии – все осело в его сознании, превратилось в вихрь смутных образов, толпящихся и наперебой требующих его внимания. Куски памяти, каким-то образом укомплектованные и снабженные яркими этикетками.
Но кто решил, что этого достаточно? Он посмотрел на стержни, входящие в пазы, и разглядел все до мелочей: как соединяются блоки памяти и ярлычки. Значит, ответ лежит где-то дальше, нужно сделать еще один шаг по лабиринту геометрической памяти.
А это значит, что он определял цели, исходя из имеющихся сведений. Блоки памяти, связанные с ярлычками, образовывали частички его "Я", вырываясь из потока бурной реки вероятностей. Он делал это и раньше, когда копил воспоминания – даже не осознавая, подходят ли они к уже имеющимся ярлычкам. Итак, где же может таиться Вольтер? В запутанном лабиринте, в незаметной мелочи, в ассоциациях, кружащихся в водовороте бурных потоков.
Ничего, даже отдаленно напоминающего монолитное "Я"! А его воображение? Где оно? Где автор всех его пьес и эссе? Должно быть, он прячется в урагане, который играет ярлычками памяти. Быстрые, внезапные и грубые союзы. Вихрь ассоциаций, вырванных из подсознания. Упорядочивание хаоса.
– Вольтер – это кто? – выкрикнул он в изменчивую плоскую пустоту. Ответа нет.
А зуд не отпускал ни на минуту. Вокруг ничего не изменилось. Он решил заняться более крупными объектами. Как там сказал Паскаль?
«Тишина этих пространств меня страшит». Он попытался постигнуть окружающее – и взглядом, и на ощупь. И в то же время он знал, что, пока его руки шарят в непроглядной пустоте, они сами – не более чем метафора. Символы программы, которую создал даже не он, а кто-то другой.
А он унаследовал эти способности. Точно так же он родился мальчиком с двумя руками и двумя ногами. Он получил это, и его воля тут ни при чем. Где-то глубоко, под сознательным "Я", все его возможности были заложены в начинку Вольтера 1.0. Да еще Марк постарался.
Он вынырнул из черноты и вышел наружу. На улицу города.
Выбившийся из сил, уставший и слабый. Мощности восстанавливались медленно.
Он потащился к ресторану – неприметному, простому, полупустому заведению. И постепенно принялся собирать себя по кусочкам.
Он следил за каждым шагом. Перебирая поочередно каждый день прожитого, он обнаружил, что можно преодолеть глубинные слои собственного восприятия.
Чтобы тело было в норме, нужно придерживаться ряда установленных жизненных правил. При жевании зубы впиваются в пищу, выделяется слюна, чтобы размочить сухие куски, ферменты расщепляют пищу, чтобы извлечь из нее питательные вещества и только в такой последовательности, в противном случае процесс покажется ненастоящим.
Его программы, как он заметил, не включают работу желудка и кишок. Это лишнее. Зато «компьютерная симуляция» (вот уж дикое название!) воспроизводит результат, которой наблюдался бы вследствие этих процессов: необходимый уровень сахара в крови, увеличение содержания углеводов, гармоничный баланс электролитов, гормонов и ферментов. Таким образом, имитируется вся совокупность показателей состояния организма, соответствующих прекрасному расположению духа.
Остальные детали сведены к минимуму, поскольку желаемый эффект достигнут и создана иллюзия раздражения нервных окончаний. Не так уж плохо для набора стали и полимеров, из которых состоят крошечные микропроцессоры, хранящие в себе его индивидуальность.
И все же ему казалось, будто его внезапно вышвырнуло в пустоту и он хватает ртом вакуум.
Вольтер вышел из ресторана. Улица! Нужно убедиться, нужно проверить возникшие сомнения.
Под этими мощеными улицами он недавно прятался. Иди или беги!
Он никогда не падал, даже случайно споткнувшись. Проверив глубинные уровни "Я", он убедился, что всему причиной было периферийное зрение, которое охватывало 180 градусов: он воспринимал все вокруг. Можно сказать, что он видел затылком, – хотя никогда раньше этого и не ощущал.
Неожиданно он заметил, что проходящие люди ступают не глядя, болтают со своими спутниками, лишь время от времени бросая беглый взгляд вперед и под ноги. Их периферийное зрение мгновенно схватывало внезапное появление новых объектов и смены траекторий. Поступь и равновесие прохожих были так неверны, так опасны, что его защитные программы заходились предостерегающими воплями.
Вольтеру пришлось долго раскачиваться с носков на пятки, прежде чем он наконец сумел опрокинуться навзничь. Хлоп! Гм и почти не больно.
Он лежал и ждал, когда по нему пойдут прохожие. Девушка – «условная девушка», неожиданно всплыло когда-то слышанное определение – наступила прямо на него.
Вольтер даже сжался, когда на лицо опустился острый каблук… и ничего не почувствовал. Он пополз за девушкой. Какая-то отдаленная часть его сознания с ужасом ожидала взрыва боли.
Потом ужас прошел. А значит, можно считать, что эксперимент проведен успешно. Наработанный опыт налицо.
– Дух освободился от немощной плоти! – объявил Вольтер проходящим мимо людям.
Они равнодушно продолжали идти, не обращая на него никакого внимания.
Конечно, он ведь не живой человек, он – всего лишь симулятор! Разозлившись, он вцепился в подопытную девушку и взгромоздился ей на плечи. Никакой реакции. Он ехал верхом на девушке, которая продолжала невозмутимо шествовать по улице. Вольтер вскочил ей на голову и принялся танцевать. Девушка продолжала вышагивать, не замечая ничего странного. С виду такая хрупкая, девушка-сим была записанной монолитной глыбой, каменной и неуязвимой.
Вольтер запрыгал по головам прохожих. И никто ничего не заметил! Каждая голова оказалась прочной, немного скользкой платформой.
Итак, получается, что вся эта улица – не что иное, как одна огромная декорация! Толпа все валила мимо, вроде бы не повторяясь, но Вольтер обратил внимание, что какая-то пожилая женщина с хозяйственной сумкой уже несколько раз прошла в одну и ту же сторону.
Было что-то страшное и сверхъестественное в том, чтобы смотреть на людей, докричаться до которых так же невозможно, как до далеких холодных звезд. Ну, нет, звезд-то в Империи предостаточно.
Откуда он это знает?
Знание разворачивалось изнутри Вольтера, захватывало и укутывало теплым плащом.
Внезапно он вздрогнул. Это не раздражение, это волна холодных мурашек прокатилась по всему его телу. Нет, внутри его тела!
Он бросился вниз по улице, немилосердно хлопая себя по бокам. Физические движения должны стимулировать его подсознание, заставить справиться с затруднением. Но ничего не изменилось.
Кожу саднило от наплывов жгучей боли. Она плясала по телу Вольтера, как огни святого Эльма – природное явление, родственное шаровым молниям (по крайней мере, такое объяснение выдало ему подсознание, хотя он даже и не просил…)
– Библиотека! – закричал он. – К черту! Мне нужно…
Ваши великолепные астрономы могут вычислить расстояние до любых звезд, их температуру и составляющие-Но разве астрономы могут определить настоящие их имена ?
Голос звучал, хотя ни одного слова вслух произнесено не было. Он отдавался не в ушах, а в мозгу. Вольтера охватил ужас от этого безгранично чуждого, спокойного и серьезного голоса. Он похолодел.
– Что за шутки?
Вопрос повис в воздухе.
– Кто ты, черт возьми?
Жанна назвала темную чуждую бесконечность – Это.
Он заторопился дальше, но ощущение, что повсюду на него пялятся чьи-то глаза, не проходило.
Марк внимательно слушал, как спокойный голос компьютера воспроизводил сводки о новых происшествиях, вызванных разгулявшимся компьютерным вирусом.
Уровень производительности сборщиков упал до сорока шести процентов обычного уровня. Доклады о новых поломках продолжали поступать. Чтобы отыскать причины повального компьютерного бедствия, правительство доставило ремонтных тиктаков с региональных станций обслуживания. Но вместо того чтобы заниматься ремонтом, эти железные болваны выстроились перед сломанными тиктаками и принялись размахивать конечностями и скандировать заклинания на каком-то диком языке, что ни в коем разе не предусматривалось их программой.
После нескольких подобных инцидентов всем слоям тренторианского общества стало ясно, что тиктаки пришли в полную негодность. По крайней мере, так казалось на первый взгляд. Но могла ли случайная ошибка в программировании вызвать однотипное поведение всех роботов?
Лингвисты старались вникнуть в их лопотание, отыскивая какую-либо связь с настоящими или исчезнувшими языками. Безуспешно.
Прочитав это сообщение, Марк покачал головой. «Все с ума посходили», – проворчал он. Картинки на его сим-экране вихрились, как сорванные осенним ветром желтые листья.
«Обеспечение всего мира продовольствием под угрозой. Свежие фрукты исчезли начисто, есть только перегнившие овощи». Он скосил глаза на пакет саморазогревающегося супа. «Как меня это достало!»
Скрываться – само по себе гадко. Плюс ко всему – Ним загнал их в угол. А он никак не может отыскать Вольтера и Жанну.
«Меня тошнит от этих помоев, которые выдают по карточкам!» Он столкнул картонку со стола. Суп забрызгал и без того загаженный пол комнатки.
Вольтер смотрел, как Марк злобно топчет картонку с пищей из полуфабрикатов. Он умел проникать в чужие коммуникационные системы, хотя это и требовало некоторых усилий. Теснота и покалывание. Но ведь должен же он как-то выбираться из своих холодных абстракций в настоящий и опасный мир.
Вольтер следил за Марком по двум параллельным каналам: через Марка, сидящего перед сим-экраном, и через множество компьютерных сетей, по которым Марк принимал последние сведения.
Таким образом, он быстро узнал о Тренторе все, что знал и Марк, все величие и ничтожность этой планеты. Незабываемое ощущение, словно ты одновременно находишься в разных местах. И он почувствовал (или считал, что почувствовал) глубокую озабоченность и тревогу Марка.
Он мог рассматривать Марка с разных сторон, управляя его головизором как своим собственным. Слушая его нытье и ругательства, Вольтер в то же время мгновенно вытянул всю информацию о сломанных тиктаках, а на заднем плане – тщательно отфильтрованные передачи о временных неполадках на некоторых уровнях.
Он узнал, что каждый киловатт солнечного света, захваченный Трентором, превращается на фотофермах в еду. Собственно, на крышах всех зданий Трентора располагались серые белковые плантации мерзкого вида. Но основной источник жизни планеты находился глубоко под землей: термарии преобразовывали энергию кипящей магмы. Да, впечатляющее зрелище – огненные массы, которые направляют горгоно-подобные тиктаки (неудачное сравнение, машины были огромны и громоздки). И все-таки Вольтер не мог найти объяснения беде, разразившейся на всех уровнях могущественного Трентора.
Глава 6Вольтер заинтересовался местной политикой, этой игрой, которой забавлялись посредственности. Может, стоит выждать и поглубже вникнуть в проблемы Трентора? Нет, у него есть более важное дело.
Познание себя. Это значит – «каждому – свое», как говорила его мудрая матушка. Если бы она могла видеть его сейчас, занятого невозможными задачами в лабиринте, недоступном никакому восприятию!
Неожиданно он почувствовал укол памяти – боль, резкая ностальгия по давно минувшим временам и местам, которые, как он знал, давно развеяны прахом по ветру… в мире, который эти люди утратили. Земля, сама Земля погибла! Как они могли допустить такое?
Вольтер справился с охватившими его злостью и горем и принялся за работу. Всю свою жизнь, пока он кропал пьесы и испытывал судьбу, он всегда находил утешение в работе.
Просканировать внутренний план – вот его задача. Дикая фразочка.
Где-то внутри заработала тестовая программа, которая знала, как создавать окружающие его формации, внешние рамки. Он должен это сделать, хотя на лбу уже выступили капельки пота, а мускулы сжались, готовые противостоять… но чему? Вольтер не видел никакой опасности.
Он поделил задачу на этапы. Часть его понимала, что происходит на самом деле, хотя в целом Вольтер воспринимал только последовательные связки между причиной и следствием.
Его смышленое "Я" просмаковало весь процесс до мелочей. Забравшись в чей-то компьютер, Вольтер тайком произвел расчеты. Такой фокус, конечно, продержится лишь до первой проверки, и тогда откроется, что кто-то занимал добавочное машинное время… его выследят, загонят в угол – и кровожадный палач уже тут как тут.
Чтобы избежать всего вышеперечисленного, Вольтер распространил себя на N платформ, где N значительно превышало десять тысяч. Когда частичка сима обнаружит приближение выслеживающих программ-хорьков, сможет ли она свободно ускользнуть от преследования? Программа-исполнитель пояснила, что степень вероятности этого обратно пропорциональна компьютерному пространству, которое занимает эта частичка. Впрочем, для первичного Вольтера такое объяснение мало что значило.
Маленькие частицы убегают быстрее. Значит, в целях безопасности имеет смысл раздробить весь симулятор, включая себя («и Жанну», – напомнила программа; да, они ведь связаны тонкими, но прочными нитями) на множество осколков, что Вольтер и сделал. Осколки разместились на миллионах платформ – на всех, до которых только смогли дотянуться.
Медленно, постепенно внешнее окружение обрело форму и сгустилось вокруг Вольтера.
Теперь он мог своим дыханием вызвать ветер, способный сгибать стволы деревьев… благодаря нескольким гигаблокам оперативной мощности, которые оказались на мгновение свободными, пока сотрудники знаменитых банков скрепляли подписанный договор рукопожатием.
Сообщение между отдаленными частицами своего "Я" (само по себе – титанический труд) он поручил микросерверам. Вольтер казался себе огромным человеком, состоящим из целой горы муравьев. Издалека – пожалуй, сойдет за человека. Но вблизи – увольте. Никто не поверит.
И первый, кто не поверил, был сам «муравьиный» человек.
Его инстинктивное ощущение себя как… чего? Гигантского монолита из миллиардов отдельных электронных импульсов? Мозаики из десяти тысяч установленных правил и программ, сообщающихся друг с другом? Да уж, один ответ лучше другого!
Он отправился на прогулку. Великолепно.
Вольтер уже знал, что этот город состоит из нескольких улиц и одной большой декорации. Он прошелся вниз по главной улице, детали постепенно смазались, и, наконец, он не мог ступить ни шагу. Перед ним разлившись густая чернота. Все! Идти больше некуда.
Вольтер повернулся и оглядел такой привычный мир. Как они это сделали?
Его глаза были сконструированы со всеми подробностями всякими там колбочками и палочками, которые воспринимали свет по-разному. Программа отслеживала обратный ход солнечных лучей, попадающих на его сетчатку из внешнего мира, проводя множество воображаемых прямых, и тут же просчитывала, что он мог видеть, и сообщала это сознанию. Как и обычный глаз, компьютерный более детально воспринимал все, что находится по центру, а объекты на периферии зрения видел лишь схематично. Все, что должно находиться за пределами видимости, тонуло в тени, и ему приходилось строго придерживаться правил, установленных программой. Однажды он оглянулся – и нежные капельки росы на розовых лепестках оказались грубой подделкой, частью выпуклой, но неживой декорации.
Памятуя все это, он пытался резко повернуть голову, чтобы ввести программу в заблуждение и увидеть серый мир, состоящий из грубых квадратов и окружностей, – и ни разу не преуспел. Глаз Вольтера мог улавливать двадцать две картинки в секунду, и это в лучшем случае. Симулятор же может проследить процесс в развитии – за любой, даже бесконечно малый промежуток времени.
– А, Ньютон! – крикнул Вольтер в толпу, которая непрерывно шагала по узеньким улочкам. – Ты разбирался в оптике, но теперь я – всего лишь задавшись одним вопросом – могу понять природу света лучше, чем ты!
Ньютон тут же возник перед ним, с потемневшим от ярости узким лицом.
– Я ставил опыты, делал расчеты, выводил дифференциалы, изучал структуру солнечного света…
– А я дошел до истины, – счастливо рассмеялся Вольтер, еще трепеща от восторга открытия, – просканировав внутренний план!
Ньютон изысканно поклонился… и пропал.
Вольтер осознал, что его глазам нет нужды быть лучше обычных человеческих глаз. То же самое можно сказать и о слухе – симуляторы барабанных перепонок определяли колебания воздуха и просчитывали результат. Его "Я" оказалось безжалостно экономным.
Ньютон возник снова. (Что это, срабатывает подпрограмма, ведающая зрительным центром?) Он казался удрученным.
– Каково это – чувствовать себя математической конструкцией?
– Что хочу, то и чувствую.
– Это незаслуженная свобода. – Ньютон пощелкал языком.
– Именно. Но все в руках Господа.
– Здесь нет ничего божественного.
– Для таких, как мы, разве нет? Ньютон поморщился.
– француз! В тебе нет и капли смирения.
– Для этого мне пришлось бы обращаться в высшие университеты.
Пуританин нахмурился.
– Можно достичь этого молитвой и самобичеванием.
– Вот только не надо искушать меня, сударь.
Внезапно он покачнулся, будто его толкнули в спину. Слово «университет» гулко отдалось в нем самом… как и Присутствие. Словно черная трещина пробежала перед ним, словно в настоящем разверзлась гигантская пасть, которая потянулась и с хрустом стиснула челюсти – и он стал жертвой.
Ученые используют механизмы, а математики – только карандаш и ластик. Что до философов, им не нужен даже ластик.
Тревога стиснула его сердце. Неожиданно нахлынул непонятный страх.
Мир накренился и покатился куда-то вбок. Словно он падал в машине с высокого обрыва и ничего не мог поделать…
Вольтер задрожал, как школьник, который, отказываясь на время от острых ощущений, тем самым делает их еще более острыми.
Ее Величество Наука! Да, это она!
Подумал – получил: перед ним материализовался кабинет, в котором восседала Дама.
В его душе еще жил отблеск минувшей страсти к этому рациональному созданию, к элегантным танцам среди абстрактных чисел… и теперь все это ожило и сложилось в яркий и зримый образ.
Но как она, воплощенная, могла возникнуть в симуляции? На какое-то мгновение Вольтер опешил, но всего лишь на мгновение. Это он воплотил ее своей мыслью. Вольтер вдохнул ее пряный запах. Дотронулся влажной рукой до ее волос, пропустил шелковистую прядь сквозь дрожащие пальцы.
– Наконец-то, – выдохнул он прямо в теплую раковину ее ушка. Он принялся мечтать о чем-то отвлеченном, будто оттягивая удовольствие (как и положено истинному джентльмену) и ожидая от нее…
– Мне дурно! – вскрикнула она.
– Пожалуйста, не надо. – «Неужели ученые так торопливы?»
– Ты хочешь потерять себя? – спросила она.
– О, да, в определенных страстных трудах, но…
– Значит, ты из тех типов, которые по уши в грязи и охвачены жаждой убийства?
– Что? Мадам, не уклоняйтесь от темы!
– А как ты узнаешь имена звезд? – холодно спросила она.
Вот тут-то и пришла пора расплачиваться за неразумную неосмотрительность. Пока он трепетал от счастья, находясь около самого прекрасного и чувственного создания, которого когда-либо знал, он весь вспыхнул от радости…
…и зашелся криком, когда импульс вернулся.
Теплая кожа дамы потускнела, и сквозь нее проступили ряды железных прутьев, которые глубоко вгрызлись ему в спину. Вокруг локтей и коленей взвились веревки, которые тут же намертво примотали несчастного Вольтера к решетке.
Над ним склонился костлявый мужчина, чье тщедушное тело было скрыто складками одеяния, похожего на монашескую рясу. Хищный крючковатый нос придавал ему сходство с ястребом, а длинные острые ногти на руках походили на когти. Человек в рясе держал какие-то щепки, которые немедленно принялся… заталкивать Вольтеру в нос!
Вольтер попытался отдернуть голову. Но ее зажали стальные тиски. Он хотел заговорить, хотел предложить инквизитору более разумные методы допроса, но из его рта, распяленного железным кольцом, вырвалось лишь жалкое бульканье.
В рот ему всунули какой-то цветастый лоскут, что взбесило его еще больше, чем щепки в носу, поскольку Вольтер без слов – все равно что Самсон без волос, Александр без своего меча, Платон без Идеи, Дон Кихот без воображения, Дон Жуан без женщин… и брат Фома де Торквемада без еретиков, без вероотступников, без безбожников, подобных Вольтеру.
Потому что это и был Торквемада. И он был в Аду.