Текст книги "Академия. Вторая трилогия"

Автор книги: Дэвид Брин

Соавторы: Грегори (Альберт) Бенфорд,Грег Бир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 100 страниц)

Глава 19

Вольтеру нравилась публика. И никогда еще за всю прежнюю жизнь он не выступал перед таким необъятным океаном людских лиц, который волновался вокруг и бурлил прибоем у его ног.

И хотя он был довольно высок и в прежней, телесной жизни, но, взирая на многомиллионные толпы сверху вниз, с высоты своего стометрового роста, Вольтер почувствовал, что только сейчас добился положения, соответствующего его достоинству. Он поправил свой напудренный парик и пригладил блестящую шелковую ленточку, завязанную на груди в бант. Плавно и грациозно взмахнув руками, Вольтер низко поклонился огромной толпе зрителей, поклонился так, будто исполнял перед ними самую главную пьесу всей своей жизни. Толпа взревела и забушевала, словно потревоженное чудовище.

Вольтер взглянул на Деву, до времени сокрытую от зрителей сверкающей перегородкой в дальней углу экрана. Жанна стояла, скрестив руки на груди, стараясь сохранить невозмутимость и спокойствие.

Задержка только раззадоривает чудовище. Вольтер выжидал, позволяя толпе хлопать в ладоши и стучать каблуками по полу; он не обращал внимания на то, что примерно половина собравшихся свистит и выкрикивает оскорбления.

«По крайней мере половину человечества всегда составляли набитые дураки», – подумал Вольтер. Он впервые предстал перед лучшими из обитателей этой колоссальной Империи. Что ж, закономерность остается справедливой вне зависимости от количества людей.

Вольтер был не таким человеком, чтобы безоговорочно отмахиваться от лести и угодничества, которые, как он знал, причитались ему по праву. Он стоял перед многомиллионным залом как воплощение французских интеллектуальных традиций, уцелевших только в нем одном.

Он снова посмотрел на Жанну, которая, в сущности, тоже была всего лишь еще одним человеческим существом, пережившим то далекое, общее для них обоих время – которое, совершенно очевидно, было вершиной расцвета всей человеческой цивилизации. Вольтер прошептал:

– Такова наша судьба – блистать, а их судьба – аплодировать нам…

Но вот распорядитель собрания наконец успокоил толпу, призвав к тишине – по мнению Вольтера, несколько преждевременно. Сам он попросил бы распорядителя утихомирить разбушевавшийся зал немножко попозже. И последовало представление Жанны, которое Вольтер вытерпел с гримасой, которую сам он считал стоической усмешкой. Он попробовал уговорить распорядителя, чтобы Жанна высказала свои взгляды первой, однако тот довольно грубо оборвал его и сказал, что вопрос очередности будет решаться жеребьевкой.

Выступать первым выпало Вольтеру. Он только пожал плечами, а потом положил руку на грудь, против сердца, и начал свою речь в стиле лучших публичных выступлений, которые были так милы и близки сердцам парижан восемнадцатого столетия:

– Не важно, какое определение дается душе; она, как и божество, не может быть явлена нам в ощущениях, словно реальность; а значит, доказать ее существование невозможно, а следовательно, существование души только лишь предполагается. Для того чтоб удостоверить истинность любого предположения и умозаключения, необходимо привести рациональное доказательство. А убедительного доказательства существования души не существует в природе!

Вольтер вещал вдохновенно. Он говорил, что в природе нет ничего более очевидного, чем работа Разума – более могучего, чем человеческий, Разума, замыслы которого человек может разгадать, но далеко не в полной мере. А если человеку удается постичь великие тайны природы, мы видим доказательство того, о чем всегда говорили отцы христианской Церкви и основоположники всех прочих широко распространенных в мире религий: человеческий разум сотворен по образу и подобию того самого Божественного Разума, который и сотворил природу. , Если бы это было не так, ученые-естествоиспытатели не сумели бы раскрыть закономерностей в Сотворенном, законов природы – либо из-за полного отсутствия таковых, либо из-за того, что людской разум тогда был бы настолько чужд законам природы, что просто не смог бы их постичь. Столь явная гармония между законами природы и нашими, человеческими, возможностями их постичь убедительно доказывает, что священники и пророки всех вероисповеданий совершенно правы – утверждая, что все мы лишь создания Всемогущего Творца, чье могущество отражается и в нас самих. Так вот, именно это отражение могущества Творца в каждом из людей и можно определить как всеобъемлющую, бессмертную и неповторимую человеческую душу.

– Ты возносишь хвалы священникам?! – воскликнула Дева. Ее крик потонул в реве разбушевавшейся толпы слушателей.

Вольтер тем временем продолжал:

– Появление судьбы, предопределенности носит несколько случайный характер в условиях, когда невозможно доказать, что человек – часть природы, а ведь он и в самом деле часть природы и, как таковой, является отражением Создателя. Случайность – это один из основных принципов, через которые реализуются законы природы. Этот принцип соотносится с традиционными религиозными воззрениями на то, что человек свободен в выборе своей судьбы. Однако свобода, даже когда она кажется случайной, на самом деле также подчиняется статистическим законам – в той мере, в какой их понимание доступно человеку.

В зале снова зашумели, люди явно были сбиты с толку. Вольтер понял, что публику надо взбодрить, воодушевить какой-нибудь удачной фразой. Подкинуть им афоризм? Что ж, прекрасно!

– Неопределенность совершенно определенна, друзья мои. А определенность всегда неопределенна.

Но слушатели никак не могли успокоиться. Этот ужасный шум только мешает им слышать. Ладно, придется попробовать еще разок.

Вольтер сжал кулаки, вскинул руки над головой и заговорил на удивление мощным низким басом:

– Человек, как и сама природа, одновременно и свободен, и предопределен – о чем нам многие века твердили проповедники всевозможных религий, хотя, конечно же, они выражали эту истину гораздо менее точными и понятными словами, чем мы с вами. Именно в этих неточностях и кроется главная причина непонимания и разногласий между наукой и религией. Я очень долго находился в плену заблуждений, – заключил Вольтер. —

И потому решил воспользоваться этой возможностью, чтобы принести извинения за искажение истины – поскольку все, что я когда-либо ранее говорил или писал, было направлено против одного – ошибок Веры. Но не против интуитивного понимания истины! Однако я жил в такую эпоху, когда ошибки Веры были распространены повсеместно, а Разуму приходилось бороться за право быть услышанным. Теперь же оказалось, что истинным считается совершенно противоположное. Разум насмехается над Верой. Разум кричит во все горло, когда Вера лишь тихо шепчет. И на примере трагической судьбы величайшей и наиболее преданной Вере французской национальной героини мы видим, – Вольтер взмахнул рукой – великолепный, широкий жест в адрес Жанны. – Вера без Разума слепа! Однако, принимая во внимание, насколько поверхностной и суетной была вся моя жизнь и все, что я когда-либо написал, должен заявить: Разум без Веры ущербен, неполноценен!

Те, кто освистал его в начале выступления, теперь молчали, застыв с раскрытыми от удивления ртами. Но вот на их лицах появились улыбки, люди радостно загалдели, послышались одобрительные возгласы, аплодисменты… А та половина зала, которая аплодировала Вольтеру в начале выступления, теперь дружно принялась бранить его и освистывать. Вольтер украдкой посмотрел на Жанну.

Глава 20

Далеко внизу, посреди разбушевавшейся толпы слушателей, Ним повернулся к Марку и спросил:

– Что это он мелет?!

Марк был бледен, как полотно.

– Будь я проклят, если хоть что-то понимаю…

– Ты уже проклят, – подбодрил его Ним. – По крайней мере, на словах.

– Нельзя насмехаться над божественным! – выкрикнул Бокер. – Превыше всего – Вера!

Вольтер уступил место на подиуме своей сопернице – к вящей радости изумленных Хранителей. Их возбужденные вопли могли сравниться только с криками возмущения ужасно разочарованных Скептиков.

Марк вспомнил, что он говорил своим заказчикам во время встречи, и тихо пробормотал себе под нос:

– Вольтер, лишенный своей извечной озлобленности на власть имущих, – уже не настоящий Вольтер, – Марк повернулся к Бокеру и сказал:

– Бог мой! Вы, пожалуй, были правы…

– Нет уж, Бог – МОЙ! – фыркнул господин Бокер. – А Он никогда не ошибается!

С высоты своего нового роста Дева обозревала огромную массу народу, собравшуюся в этом преддверии ада. Какие странные маленькие вместилища для душ – эти люди, которые волнуются внизу, словно колосья пшеницы в поле под порывами яростного ветра.

– Мсье совершенно прав! – Голос Жанны прогремел на весь амфитеатр. – Нет ничего более очевидного в природе, чем то, что и природа, и человек действительно наделены душой!

Убежденные Скептики оглушительно завопили, заулюлюкали. Верные Хранители разразились одобрительными криками, дружно зааплодировали. Прочие – те, в ком вера в то, что природа наделена душой, соединялась с языческим неверием в Творца, – нахмурились, заподозрив какой-то подвох.

– Любой из тех, кто видел прекрасную природу вокруг моего родного села Домреми, или великолепный мраморный собор в Руане, может клятвенно засвидетельствовать, что Природа, сотворенная божественной силой, и человек, который способен создавать прекрасные творения – в том числе и такие, как это место, сотворенное колдовством, – оба наделены выраженным сознанием, то есть – душой!

Жанна протянула свою тонкую руку к Вольтеру, пока люди внизу старались успокоиться, и подумала: «Может быть, их нынешние размеры выдают истинную мелочность и легковесность их душ?»

– Однако мой великолепный друг, который доказал, что душа существует, обошел своим вниманием вот что: каким образом существование души соотносится с очень важным для всех нас вопросом – наделены ли душой создания с искусственным интеллектом, такие, как он или я?

Слушатели разошлись вовсю – они орали, вопили, свистели, хлопали в ладоши, топали ногами, улюлюкали, ревели. Некие предметы, назначения которых Жанна не знала, стали летать в воздухе над толпой. Показались полицейские и принялись утихомиривать толпу. Некоторым особо разбушевавшимся, вероятно, крепко досталось: от ударов полицейских дубинок у них начинались судороги, встречались и другие проявления божьей кары. Полицейские быстренько выводили таких из зала.

– Человеческая душа – божественна! – выкрикнула Жанна. В ответ – выкрики одобрения и не менее истовые возгласы отрицания.

– Душа бессмертна!

В зале стоял такой галдеж, что люди прикрывали уши руками, чтобы не оглохнуть от шума, который они же сами и производили своими беспорядочными криками.

– И – неповторима, – прошептал Вольтер. – По крайней мере, моя. И твоя.

– Душа – неповторима! – воскликнула Жанна. Глаза ее сияли. Вольтер подошел и стал рядом с ней.

– Я полностью с этим согласен!

Собрание кипело и бурлило, словно котел с водой на печи.

Жанна воспринимала все совершенно спокойно. Она, казалось, вообще не обращала внимания на неистовствующие массы народа там, внизу, у своих ног.

Жанна поклонилась и поздравила Вольтера, очень тепло и нежно, немного смущаясь. И уступила ему место на подиуме. Вольтер страстно желал произнести заключительную речь.

Он заговорил о Ньютоне, которого очень высоко ценил и уважал.

– Нет, нет! – прервала его Жанна. – Формулы – это вовсе не то, что ты говоришь!

– Неужто так необходимо было перебить меня перед самой обширной аудиторией, какую я только встречал? – прошептал Вольтер. – Давай не будем затевать пустые ссоры из-за алгебры, особенно при том, что нам предстоит… рассчитывать, – Вольтер многозначительно прищурился.

С обиженной гримасой он ушел с подиума, уступив место Жанне.

– Вычислять, а не рассчитывать, – поправила его Жанна, но так тихо, что услышать ее мог только он один. – Это далеко не одно и то же.

И, к своему собственному изумлению, под вопли все более разъярявшейся толпы, Жанна связно и доступно объяснила философию искусственно созданной компьютерной личности – с таким же воодушевлением и пылом, какого не испытывала со времени священного боя под Орлеаном. Перед этим многомиллионным морем устремленных на нее широко раскрытых глаз Жанна остро чувствовала, как необходимо ей это время и это место, чтобы вдохновить и убедить этих людей.

– Невероятно! – прищелкнул языком Вольтер. – Непостижимо! И как случилось, что у тебя открылся математический талант?

– Силы небесные вложили в меня этот дар, – ответила Жанна.

Толпа внизу ярилась, глотки хрипли от постоянного крика.

Дева не обращала внимания на крики толпы. Она приметила среди слушателей фигурку, поразительно напоминающую очертаниями Официанта. Но, несмотря на свой нынешний гигантский рост, Жанна вряд ли смогла бы как следует рассмотреть и узнать его на таком расстоянии. Однако Жанне показалось, что маленький механический слуга смотрит на нее с таким выражением, как она сама смотрела на епископа Кошона, самого жестокого и неумолимого из обвинителей-инквизиторов. В голове у Жанны промелькнула мысль, холодная и равнодушная: добрый епископ, верно, был осчастливлен божественным благословением и христианским милосердным состраданием – потому что Жанна не могла припомнить никакого зла, постигшего ее из-за того суда…

Она снова стала всматриваться в бушующее море лиц, взгляд ее наткнулся на стоявшего в отдалении… человека. Однако Жанна сразу почувствовала, что на самом деле это – не вполне человек. Он выглядел, как человек, но чувствительные программы Жанны отмечали различия.

Но тогда – кто же он такой? Или – что оно такое?

И внезапно ослепительно-яркий свет ударил ей в глаза. Все три ее голоса заговорили разом, громко и отчетливо, так что даже шум толпы не мешал их слышать. И Жанна внимательно слушала, кивая головой.

– Истина такова, что лишь Единому Творцу дано создавать живые души! – Жанна обращалась к толпе, но знала, что это говорит не она сама – ее устами говорили святые голоса. – Но так же истинно, что Христос, в своем безграничном милосердии и сострадании, не мог бы отказать в душе искусственным созданиям. Он не отказал бы никому! – Последние слова ей пришлось выкрикивать, чтобы ее услышали в том шуме, который поднялся в зале. – Он не отказал бы даже парикмахерам!

– Еретичка! – раздался чей-то пронзительный визг.

– Ты только запутала вопрос!

– Изменница! Кто-то выкрикнул:

– Совершенно правильно ее осудили! Она заслуживает того, чтобы ее снова приговорили к сожжению на костре!

– Снова?.. – Жанна повернулась к Вольтеру. – Что они имеют в виду под этим «снова»?

Вольтер аккуратно стряхнул невидимую ворсинку со своего вышитого шелкового жилета.

– Не имею ни малейшего понятия. Ты ведь знаешь, какими странными и непредсказуемыми бывают иногда люди. – Он чуть склонил голову и добавил:

– А о том, что они бывают безрассудными и неразумными, и говорить не стоит.

Слова Вольтера успокоили Жанну, но, пока они разговаривали, странный не-совсем-человек затерялся в толпе.

Глава 21

– И это я – мошенник и обманщик? – заорал Марк на Сибил. Толпа зрителей в Колизее яростно бурлила. – Жанна д’Арк разъясняет метафизику вычислительных процессов! И кто же после этого мошенник?!

– Ты первым начал! – возмутилась Сибил. – Ты что, думаешь, я не знаю, что ты копался в моем кабинете, вскрывал мои файлы? Думаешь, я вообще ничего не соображаю, да?

– Ну, я…

– …думаешь, я не сумею распознать матрицу по исправлению характера, если найду ее встроенной в мою Жанну?

– Да нет, я не…

– Думаешь, я для этого слишком доверчива? Тупица, да?

– Да это же неслыханный скандал! – вмешался господин Бокер. – Что вы такое сделали? С вашими фокусами недолго поверить и в черную магию!

– А вы хотите сказать, что вы этого не делали? – вступил в разговор клиент Марка, представитель Скептиков. Они с Бокером принялись скандалить, и их возмущенные крики влились в общий рев разбушевавшейся до невозможности толпы.

Президент «Технокомпании» пробормотал, растирая пальцами виски:

– К чертям! Все полетело к чертям! Мы никогда не сможем оправдаться…

Но вот нечто необычное привлекло внимание Сибил. Тот самый механический слуга, которого она приметила в самом начале дебатов, поднялся со своего места и, держа за руку свою спутницу, золотоволосую девушку, направился в сторону подиума. Когда странная пара проходила мимо, одна из четырех рук механического слуги зацепилась за юбку Сибил.

– Прошу прощения! – извинился механический слуга, приостановившись на мгновение, но Сибил хватило этого мгновения, чтобы прочитать выбитую на его груди надпись.

– Неужели эта вещь посмела к вам прикоснуться?! – спросил господин Бокер. Его лицо покраснело и перекосилось от гнева.

– Нет-нет, ничего страшного, – сказала Сибил. А механический слуга, ведя за собой золотоволосую спутницу, упорно пробирался к сцене.

– Ты что, знаешь этого тиктака? – спросил Марк.

– В каком-то смысле – да, – ответила Сибил.

Ведь она сама моделировала ситуационное поведение Официанта-213-ADM, одного из персонажей в виртуальном кафе. Из-за обычной лени Сибил не стала придумывать что-то особенное, а просто скопировала внешний вид механического официанта с голограммы обычной типовой модели тиктака. Как и актеры в театре, программисты виртуальных пространств только копируют жизнь, но не создают ее.

Сибил смотрела на тиктака – про себя она называла Официантом, – который сейчас настойчиво шел к экрану-подиуму, пробиваясь сквозь орущую, топочущую, визжащую, беснующуюся толпу.

Продвижение странной пары не осталось незамеченным. С перекошенными от отвращения лицами – до такой степени неприятно было видеть, что какой-то паршивый механический слуга держит за руку привлекательную молодую девушку с роскошными золотыми волосами, – Хранители осыпали тиктака оскорблениями и унизительными эпитетами, когда тот проходил мимо них.

– Вышвырните это вон! – заорал какой-то особенно ретивый Хранитель.

Сибил заметила, что тиктак весь подобрался – не иначе, его ужасно обидело, что о нем говорят в среднем роде, как о неодушевленном предмете. У тиктаков не было личных имен, однако этому конкретному тиктаку, по-видимому, очень не нравилось, когда с ним обращались, как с вещью. «Или мне только показалось?» – не могла понять Сибил.

– Что здесь делает эта механическая штуковина? – громогласно вопросил какой-то краснолицый здоровяк.

– Это противозаконно!

– Механический мусорщик!

– Отправьте его на мусорку!

– Не позволяйте этой дряни здесь шастать! Золотоволосая девушка в ответ на оскорбительные замечания только крепче сжимала верхнюю левую руку своего Официанта, а второй рукой обняла его за плечи.

Но вот они наконец добрались до подиума, и колесики Официанта заскрипели от натуги, заезжая наверх по неровной поверхности. Все четыре руки Официанта взметнулись в стороны, и в воздухе возник веер пакетиков с зоткорном и коробочек с веселящими драже. Официант со странной грацией подбрасывал предметы, потом ловил, не давая упасть, и жонглировал так ловко, словно был спроектирован специально для этого необычного упражнения.

Золотоволосая девушка что-то крикнула Официанту, но что именно – Сибил не расслышала. Тиктак перестал жонглировать и распростерся ниц у ног огромных голограмм – Вольтера и Жанны.

Вольтер тотчас же склонился к нему:

– Вставай сейчас же! Я не потерплю, чтобы кто-то становился передо мной на колени, кроме как для того, чтобы заняться любовью.

А потом Вольтер и сам упал на колени – перед стометровой голограммой Жанны. Глядя на то, что вытворяют Официант и золотоволосая девушка, толпа в Колизее растеряла последние остатки самообладания. В огромном зале воцарился форменный бедлам.

Жанна посмотрела вниз, на Вольтера, и улыбнулась – такой нежной, чувственной улыбкой, какой Сибил ни разу у нее не замечала. И Сибил затаила дыхание, исполненная самых мрачных предчувствий.

Глава 22

– Да они же… они же собираются заняться любовью! – воскликнул Марк.

– Вижу, – ответила Сибил. – Разве это не прекрасно?

– Но это же… Извращенная карикатура, злостная пародия! – сказал клиент-Скептик.

– Просто вы не романтик, – мечтательно проговорила Сибил.

Господин Бокер молчал. Он не мог отвести взгляда от подиума. А там, на глазах у миллионов Скептиков и Хранителей, Жанна расстегнула и сняла свои доспехи, Вольтер стащил парик, жилет и бархатные панталоны… Оба они, казалось, сгорали от безумного вожделения и не замечали ничего вокруг, охваченные страстным желанием.

– И ведь мы никак не можем их прервать! – сказал Марк. – Они полностью свободны для – ха! – участия в дебатах и останутся таковыми до истечения заранее условленного срока.

– Кто это сделал? – хриплым шепотом спросил господин Бокер.

– Да все, кто угодно, – ехидно сказал Марк. – Даже вы!

– Нет! Это вы построили этого сима! Это вы подучили его… научили его…

– Я занимался исключительно философией, – отрезал Марк. – А собственно исходная личность сохранилась в точности такой, какой была.

– Мы никогда больше не станем с вами связываться! – взвизгнул господин Бокер.

– Мы тоже никогда больше не окажем вам никакой поддержки! – с презрительной усмешкой процедил сквозь зубы заказчик-Скептик.

– Если уж на то пошло, – мрачно сказал президент «Технокомпании», – имперские ищейки уже вышли на след.

– Господи! Вы только посмотрите на этих людей! – воскликнула Сибил. – Они пришли сюда, чтобы разрешить вопрос огромной важности – сперва публичным обсуждением, потом голосованием. А теперь они…

– Колотят друг друга чем попало, – подхватил Марк. – Ничего себе Возрождение!

– Какой кошмар! – сказала Сибил. – Столько вложено труда, и все…

– …коту под хвост! – закончил за нее президент компании. Он как раз что-то вычитывал в своем наручном коме.

– И никаких охваченных воодушевлением столиц, никакого распространения по всей Галактике…

Гигантские голографические фигуры совершали половой акт на глазах у всех, собравшихся в Колизее, но толпа почти не обращала на них внимания. Все были слишком заняты руганью, перебранкой и выяснением отношений более жесткими, физическими средствами.

– Ордер на арест! – вскрикнул президент. – Выдан имперский ордер на мой арест! Меня хотят арестовать.

– Как это замечательно – знать, что вы кому-то нужны… – заметил Скептик.

Стоя на коленях перед Жанной, Вольтер шептал:

– Стань такой, какой я всегда тебя знал, – женщиной, а не святой.

Охваченная возбуждением, равного которому она не знала ранее – даже в пылу битвы, – Жанна прижала лицо Вольтера к своей обнаженной груди. Закрыла глаза. У нее закружилась голова, она покачнулась. Опустилась на пол. И отдалась Вольтеру.

Внимание Жанны отвлекло какое-то перемещение у ног. Жанна посмотрела вниз. Оказалось, что кто-то зашвырнул на подиум Официанта-213-ADM, который почему-то больше не являлся частью виртуального пространства. Неужели он продемонстрировал свою любовь к симулятору девушки-буфетчицы в настоящей реальности? Но ведь если они не сумеют как можно быстрее вернуться обратно, в виртуальность, их просто разорвет в клочья разъяренная толпа!

Жанна оттолкнула Вольтера в сторону, схватила свой меч и приказала Вольтеру сделать ей лошадь.

– О, нет, нет! – возразил Вольтер. – Это слишком буквально.

– Мы должны… Мы должны… – Жанна не знала, как дотянуться до реальности из виртуального пространства. Но, может быть, это и есть Испытание – главное, для чего люди попадают в Чистилище?

Вольтер задумался всего на долю мгновения – а Жанне показалось, что он внутренним взором проводит смотр войск и отдает приказания своим невидимым актерам. И вот – толпа в Колизее вдруг замерла. Стало очень тихо.

Последнее, что Жанна запомнила, – это был Вольтер, который криками подбадривал Официанта и золотоволосую девушку, какой-то резкий и громкий звук, мелькание вспышек света – словно отблески на тюремной решетке…

А потом весь Колизей разом исчез – и разъяренные краснолицые буяны-зрители, и Официант, и девушка, и даже Вольтер. Все исчезло в одно мгновение.