Текст книги "Академия. Вторая трилогия"

Автор книги: Дэвид Брин

Соавторы: Грегори (Альберт) Бенфорд,Грег Бир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 100 страниц)

– Так говорит твоя… наша теория истории?

– Она не настолько хороша, чтобы что-то говорить. Но в отличие от всех предпосылок к стабильности, которые обеспечили долгое благополучное существование Империи, симуляторы личностей – фактор дестабилизации. К чему это все приведет? Никто – ни люди, ни роботы – этого не знает. – Лицо Оливо снова утратило всякое выражение – словно от невыносимой тяжести возложенной на него задачи. – Мы обязаны, насколько хватит наших сил, повернуть ход истории на благо людей.

– И Гэри.

– И его – в особенности.

ЧАСТЬ 3
ГОСУДАРСТВО

АКАДЕМИЯ, РАННЯЯ ИСТОРИЯ – …первые упоминания о психоистории как о возможной научной дисциплине относятся к раннему периоду политической деятельности Селдона, о котором сохранилось относительно мало достоверных сведений. Хотя Император Клеон возлагал большие надежды на возможности психоистории, эта наука считалась в широких политических кругах чем-то отвлеченным, несущественным, а зачастую ее вообще принимали за шутку. Такое отношение к психоистории во многом можно объяснить интригами самого Селдона, который никогда не называя свои психоисторические разработки тем, чем они являлись на самом деле. Даже в течение этого раннего периода он, вероятно, понимал, что широкое распространение знаний о психоистории и основанные на этих знаниях политические решения приведут к снижению достоверности научных психоисторических предсказаний, – поскольку всегда найдется немало желающих предотвратить нежелательные для себя предсказанные события или извлечь какую-нибудь личную выгоду, исходя из выводов психоистории. Некоторые могут назвать Селдона эгоистом за «сокрытие» методов психоистории, однако не стоит забывать о напряженности политической жизни в те далекие дни…

«ГАЛАКТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ»

Глава 1

Гэри Селдону позвонила его секретарша и сообщила, что Марджетта Мунроуз просит ее принять.

Гэри взглянул на трехмерное голографическое изображение энергичной дамы, повисшее перед ним в воздухе.

– М-м-м… А кто она такая?

Обычно секретарша не прерывала его во время работы, за исключением тех случаев, когда дело было действительно важным.

– По нашим данным, она – ведущий журналист и политический обозреватель мультимедийного комплекса…

– Это все понятно, но почему вы сочли ее просьбу настолько важной, что оторвали меня от работы?

– Согласно перекрестному опросу общественного мнения она входит в число пятидесяти самых известных людей на Тренторе. И я предположила…

– Никогда о ней не слышал, – сказал Гэри, уселся в кресле поудобнее и пригладил волосы ладонью. – А, наверное, должен был слышать. Полный фильтр, пожалуйста.

– Прошу прощения, фильтры сейчас проходят профилактику у них разладилась регулировка… Если…

– Черт возьми, они у вас уже целую неделю не работают!

– Прошу прощения, но наемный механик, который устанавливал новую регулировку, допустил брак в работе…

Да, последнее время механики – они из самых высокоорганизованных тиктаков – слишком часто дают сбои… А после беспорядков в секторе Юнин случались даже разбойные нападения на механиков. Гэри вздохнул и сказал:

– Ладно, все равно включите ее.

Гэри так давно привык пользоваться голофильтром, что сейчас, при прямом разговоре по видеофону, просто не мог скрыть свои чувства. Служащие Клеона обеспечили Селдона прекрасным программным набором мимики и жестов. Чтобы должным образом общаться с Имперскими Советниками, передатчик голоса Гэри был модулирован и приобрел глубокий, приятный тембр и доверительные нотки. Если Гэри хотел, он мог даже запустить подпрограмму с нужным набором слов. Он делал такое довольно часто – прибегал к помощи этого усовершенствованного автоответчика, когда нужно было объясняться с кем-то просто и кратко.

– Господин академик! – радостно начала Мунроуз. – Я очень вам благодарна за то, что вы согласились немного со мной побеседовать.

– О математике? – невозмутимо спросил Гэри. Дама весело рассмеялась.

– О, нет, что вы! Для меня это слишком сложно. Я представляю миллиарды любопытных умов, которые хотели бы знать, что вы думаете о положении дел в Империи, о Кватананском вопросе, о…

– О чем, вы говорите?

– Кватанан – диспут о межзональном урегулировании.

– Впервые об этом слышу.

– Но как же… Вы же наш будущий премьер-министр. – Она, кажется, искренне удивилась, но Гэри вовремя напомнил себе, что у нее скорее всего просто очень хороший голофильтр учтивости.

– Что ж, вполне возможно. Но пока я не премьер-министр, меня эти вопросы совершенно не касаются.

– Чтобы члены Верховного Совета могли сделать правильный выбор, им, конечно же, хотелось бы знать мнение кандидатов по самым важным вопросам имперской политики заранее, – заявила журналистка.

– Сообщите вашим зрителям, что я берусь выполнять домашнее задание непосредственно перед тем, как его сдать.

Журналистка мило улыбнулась, из чего Гэри заключил, что у нее действительно очень хороший фильтр. По собственному, уже достаточно богатому, опыту общения с представителями прессы Гэри знал, что журналисты становятся просто бешеными, когда от них пытаются отмахнуться. Им почему-то кажется совершенно естественным, что если их глазами видит мир многомиллионная аудитория, то на них лично лежит груз моральной ответственности за всех зрителей.

– А что вы можете сказать о беспорядках в секторе Юнин? О них-то вам наверняка известно все. И о потере – хотя кое-кто предпочитает говорить «о побеге» – симуляторов Вольтера и Жанны д’Арк?

– Мое Отделение Математики не занимается этими вопросами, – сказал Гэри. Клеон посоветовал ему держаться как можно дальше от всех неприятностей с симами.

– Ходят слухи, что симы поступили именно из вашего Отделения.

– Действительно, их обнаружил один из наших исследователей. Но мы передали все права на них этим людям… Как же называется это объединение?..

– «Технокомпания» – вы наверняка прекрасно это знаете.

– М-м-м… Да-да, конечно.

– Признаться, вы не очень-то убедительно играете роль рассеянного профессора.

– А вы полагаете, что я должен бегать взад-вперед по кабинету или, может, даже убежать куда-нибудь и спрятаться?

– Мировая общественность, вся Империя имеет право знать…

– Но почему вы считаете, что я должен терпеть все, чего только пожелает общественность?

Губы журналистки изогнулись в улыбке, которую чувствительный фильтр пропустил – очевидно, мадам Мунроуз окончательно решила представить это интервью как выражение пожеланий общественности.

– Вы скрываете факты, которые затрагивают интересы общества…

– Мои исследования затрагивают только мои собственные интересы.

Журналистка пренебрежительно отмахнулась.

– А что вы скажете как математик о тех, кто считает, что полные симуляторы реальных личностей глубоко аморальны?

Гэри ужасно недоставало собственного фильтра учтивости. Он был уверен, что успел о чем-то проговориться, а потому приложил все, усилия, чтобы сохранить хотя бы невозмутимое выражение лица. Надо поскорее перевести разговор на менее скользкую тему.

– Насколько вообще реальны эти симуляторы? Кто-нибудь знает?

– Они определенно показались вполне реальными и вполне человечными всем, кто присутствовал на дебатах. – Брови журналистки чуть приподнялись.

– Мне очень жаль, но я там не был и передачу тоже не смотрел. У меня, понимаете ли, очень много дел.

По крайней мере, это была правда. Мунроуз нахмурилась и подалась вперед.

– Вы так сильно заняты своей математикой? Ну, что ж, тогда расскажите нам, пожалуйста, о психоистории.

Гэри подумал, что слишком долго сидит с деревянным выражением лица – это могут не правильно истолковать. Он заставил себя улыбнуться.

– Это всего лишь слухи.

– Из конфиденциальных источников мне стало известно, что Император ценит вас в первую очередь из-за этой так называемой теории истории.

– Из каких же это источников?

– Сейчас я задаю вопросы, сэр…

– С чего вы взяли? Я по-прежнему служу обществу, я – профессор. А вы, мадам, отнимаете у меня время, которое я мог бы посвятить своим студентам.

И, коротко поклонившись, Гэри прервал связь. После того, как он просмотрел запись своей знаменитой перепалки с Ламерком, которую снял незаметно подкравшийся репортер, Гэри взял за правило прекращать любые разговоры, когда они начинали затрагивать опасные темы.

Едва Гэри откинулся на спинку кресла, как в кабинет вошла Дорс.

– Я слышала, тут был кто-то важный, о чем-то тебя выспрашивал?

– Я уже отключил ее. Докапывалась насчет психоистории.

– Ну, тогда ей суждено было быть выставленной за дверь. Психоистория! Какое загадочное сочетание слов! Будоражит воображение.

– Может, если бы я назвал это «социоисторией», люди решили бы, что это слишком скучно и оставили бы меня в покое?

– Ты никогда не смирился бы с таким противным названием! Электронный дверной щит сверкнул и затрещал, когда сквозь него прошел Юго Амариль.

– Я вам не помешал? Вы, кажется, что-то обсуждаете?

– Да нет… Так, ничего особенного. – Гэри встал и помог Юго добраться до кресла – тот все еще заметно хромал. – Как твоя нога?

Юго пожал плечами.

– Нормально.

Неделю назад к Юго подошли на улице трое головорезов и очень спокойно и доходчиво объяснили ситуацию. Их наняли, чтобы нанести Юго кое-какие повреждения – в качестве предупреждения, о котором он не должен забывать. Ему переломают несколько костей, и – что особенно важно – он никак не сможет этому помешать. Главарь бандитов разъяснил Юго, что можно провести процедуру «по-хорошему», а можно и «по-плохому». Если Юго станет сопротивляться, его измолотят так, что от костей останутся только мелкие щепочки. Это – «по-плохому». А «по-хорошему» – они просто сломают ему голень одним быстрым и точным ударом. Потом Юго рассказывал:

– Я немного поразмыслил, а потом сел прямо на тротуар и вытянул вперед левую ногу. Положил ее так, чтобы бордюр приходился пониже колена. И их главный пнул меня – как раз туда, куда нужно. Чистая работа – сломалось ровно и с первого раза.

Гэри пришел в ужас. Пресса, естественно, тотчас же вцепилась в эту историю. Единственное, что Гэри сказал журналистам: «Насилие – последний козырь дилетантов».

– Медтех сказал, что должно зажить через недельку, – сказал Юго, когда Гэри помогал ему садиться. Кресло немедленно изменило форму, подстраиваясь под фигуру Юго.

– Имперская служба безопасности до сих пор не выяснила, кто это сделал, – сказала Дорс, расхаживая по кабинету из стороны в сторону.

– Да таких, кто. мог, полным-полно. Они, кстати, вполне могли напасть на меня только потому, что я – далити.

Юго улыбнулся. Улыбка на его лице смотрелась несколько странновато из-за большого кровоподтека на нижней челюсти. На самом деле стычка с бандитами проходила далеко не так тихо и мирно, как он рассказывал.

Дорс злилась, вышагивая по кабинету.

– Если б только я там вовремя оказалась!..

– Ты не можешь быть сразу во всех местах, – мягко успокоил ее Гэри. – Собственно, Юго, Имперская спецслужба считает, что это «предупреждение» предназначалось не тебе.

Юго криво усмехнулся.

– Могу представить кому. Тебе, наверное?

– Это «сигнал», как сказал один из них. Дорс резко повернулась к мужу и спросила:

– Что за сигнал? Предупреждение, – ответил Юго. – Политическое.

– Ну, понятно! – возмутилась Дорс. – Ламерк не отважился Ударить по тебе напрямую, но оставил…

– Весьма заметную визитную карточку, – закончил за нее Юго. Дорс хлопнула в ладоши.

– Мы должны рассказать Императору! Гэри рассмеялся.

– Ты же историк, Дорс. Насилие всегда играло огромную роль в вопросах наследования. И не думаю, что Клеон так уж далек от реальности.

– Как Император – да, конечно, – не сдавалась Дорс. – Но ведь речь идет всего лишь о месте премьер-министра…

– Власти слабеют и повсюду сдают свои позиции, – язвительно сказал Юго. – Надоедливые далити устраивают неприятности, и вся Империя катится в тартарары. Или впадает в это маразматическое Возрождение. Это, наверное, тоже далитанский заговор, как вы думаете, а?

Гэри сказал:

– Когда еды не хватает, едоки быстро забывают о хороших манерах.

– Готов поклясться, что Император уже давно проанализировал ситуацию, – сказал Юго.

Дорс снова принялась расхаживать из стороны в сторону.

– В истории есть масса примеров: Императоры, которые слишком хорошо все анализируют, обычно плохо кончают, а те, кто склонен все упрощать, обычно оказываются на высоте.

– Прекрасно проанализировано! – заметил Гэри, но Дорс не поняла его шутки.

– Кстати, я, вообще-то, пришел рассказать о том, что сделал, – сказал Юго. – Я закончил согласование исторических данных по Трентору с уточненными уравнениями Селдона.

Дорс так и не перестала ходить туда-сюда по кабинету, заложив руки за спину, но Гэри сразу переключился на новую тему. Он наклонился к Юго и сказал:

– Вот здорово! И насколько их хватило?

Юго загадочно улыбнулся, вынул ферритовый куб с данными и вставил в гнездо проектора на столе у Гэри.

– Смотрите!

История Трентора насчитывала, по меньшей мере, восемнадцать тысячелетий, хотя о раннем периоде сохранилось очень мало достоверных сведений. Юго ухитрился вместить весь океан данных о планете в трехмерное изображение. Вдоль одной оси располагались показатели экономики, вдоль другой – показатели социального развития, третье измерение отражало политическое положение Трентора. Каждому измерению соответствовала своя область отображения; они по очереди обрели видимую форму и зависли над рабочим столом Гэри Селдона. Вся эта обманчиво хрупкая конструкция была размером в человеческий рост и находилась в непрерывном движении – плоскости деформировались, в них открывались полости, они расслаивались, слои накладывались один на другой… Сквозь внешний слой просвечивали внутренние потоки различных показателей с цветовой кодировкой данных.

– С виду похоже на орган, пораженный раковой опухолью, – сказала Дорс. Юго нахмурился, и она поспешно поправилась:

– Но все равно довольно мило.

Гэри захихикал. Дорс иногда бывает жутко нетактичной, и, когда такое случается, она обычно не имеет ни малейшего представления о том, как исправить неловкость. Затем вниманием Гэри полностью завладела переливающаяся разными цветами модель, которая зависла над столом. Она все время шевелилась, отдельные участки то вздымались, то опадали – казалось, что это некое фантастическое живое существо. Переливающаяся в непрерывном движении модель представляла собой соединение множества различных векторов, огромного потока данных, собранных из опыта бесчисленных человеческих жизней.

– В этом вот, раннем, периоде данные немного неполные, – пояснил Юго. Поверхность модели на указанном участке немного подергивалась и время от времени покрывалась рябью. – Малое разрешение, и к тому же довольно низкая численность населения… Когда мы будем рассматривать модель всей Империи, таких трудностей не предвидится. Видишь вот эти социальные структуры в поле Дэ-два?

– Неужели эта модель отражает все-все на Тренторе? – спросила Дорс.

Юго ответил:

– Не все, ясное дело. Понимаешь, чтобы модель была точной и адекватной, очень важно не слишком вдаваться в подробности. К примеру, тебе не нужно знать имя владельца космического корабля, чтобы вычислить летные характеристики.

Гэри показал на быстрый скачок социального вектора и сказал:

– Вот когда меритократия получила признание – в третьем тысячелетии. Потом последовала эра, когда всем завладели монополии, и из-за этого на Тренторе начался застой. Что спровоцировало жестокость и непреклонность.

По мере того как улучшались достоверность и качество исходных данных, модель становилась все более стабильной. Юго запустил ее на быстрый просмотр всего цикла, и пятнадцать тысячелетий пролетели перед ними за какие-нибудь три минуты. Зрелище поражало воображение – у пульсирующего многоцветного сфероида отрастали мириады новых ответвлений, модель непрерывно развивалась и бесконечно усложнялась. Безумно разросшаяся структура отражала сложность строения Империи гораздо нагляднее, чем любая напыщенная речь Императора.

Юго давал пояснения:

– Вот это перекрытие слоев показывает, насколько правильны реконструкции прошлого по уравнениям Селдона. Вот, желтым цветом.

Это не мои уравнения! – по привычке поправил его Гэри. Когда-то давно они с Юго пришли к выводу, что для того, чтобы с помощью психоистории предсказывать будущее, сперва нужно попробовать реконструировать прошлое – для проверки правильности уравнений. – Эти уравнения – результат…

– Смотри, и все.

Вдоль всей темно-синей бугристой плоскости данных тянулось ярко-желтое комковатое образование, плотно прилегающее к синей основе. С первого взгляда Гэри показалось, что желтая и синяя фигуры совершенно одинаковы, как однояйцевые близнецы. Желтая фигура повторяла все искривления, выпуклости и впадины синей, обе были одинаково наполнены бурлящей энергией истории. Каждая морщина, каждый выступ на этих бугристых плоскостях воплощали в себе многие миллиарды человеческих побед и трагедий. Каждая отметина на поверхности была когда-то грандиозным бедствием.

– Похоже, что… они одинаковые! – прошептал Гэри.

– Точно! – сказал Юго.

– Теория подтверждается практикой…

– Йе-хо-о-о! Психоистория работает!

Гэри задумчиво смотрел на изгибы цветных плоскостей.

– Я и подумать не мог…

– Что они так хорошо сработают? – Дорс встала у Гэри за спиной и пригладила его волосы.

– Ну да…

– Ты столько лет возился с этими уравнениями, подбирая нужные переменные… Они просто не могли не сработать!

Юго улыбнулся.

– Побольше бы людей разделяли твою веру в математиков! Но ты забываешь об эффекте воробья.

Дорс, внимательно рассматривая мерцающие плоскости, прокручивала всю историю Трентора заново – теперь помедленнее, чтобы отыскать расхождения между истинной историей и реконструкцией по уравнениям Селдона. Расхождений было очень и очень мало. И, что самое главное, их количество не увеличивалось со временем.

Не отрывая взгляда от экрана, Дорс медленно переспросила:

– Воробьи? Мы иногда держим птиц как домашних животных, но, конечно…

– Представь, что воробей начнет махать крыльями точно над экватором. Циркуляция воздуха от этого если и изменится, то совсем на чуть-чуть. Но если этот перепад давления без изменений распространится к полюсам, то там от одного взмаха воробьиных крыльев может подняться целый торнадо.

– Но это же невозможно! – Дорс уставилась на Юго, явно что-то недопонимая.

Гэри сказал:

– Только не путай эту поговорку с потерявшимся гвоздем из конской подковы. Конь – это такое легендарное животное, на котором перевозили грузы. Помнишь, всадник проиграл сражение, а потом потерял все королевство из-за того, что из подковы его коня выпал гвоздь. Крупные неприятности случились из-за маленькой, но существенной причины. Это аксиома: феномен случайности демократичен. Незначительные несоответствия в каждой паре взаимозависимых переменных могут привести к очень большим изменениям.

Какое-то время они обсуждали этот вопрос. Как и на любом другом из миров, метеорология на Тренторе обладала кошмарной чувствительностью к исходным условиям. Взмах воробьиных крылышек на одной стороне планеты, распространяясь по переменчивым средам, мог через неделю превратиться в настоящий ураган на другой стороне планеты. Никакой компьютер не мог смоделировать все мельчайшие зависимости, которые влияют на погодные условия, а потому невозможно было точно и достоверно предсказывать погоду.

Дорс указала на скопление данных.

– Но тогда… значит, все это – неверно?

– Надеюсь, что нет, – сказал Гэри. – Погода может меняться по несколько раз в день, но климат остается прежним.

– Ну… Тогда не удивительно, что тренторианцы предпочитают закрытые помещения. На открытом пространстве может быть опасно.

– То, что наши уравнения достоверно описывают историю Трентора, свидетельствует еще и вот о чем: оказывается, незначительные отклонения в ходе истории могут сглаживаться, – сказал Гэри.

Дорс оставила его шевелюру в покое. – Это что же, значит, люди для истории не имеют значения?

– Большинство биографий убеждают нас, что люди – мы – важны. Но для психоистории дело обстоит по-другому, – осторожно сказал Гэри.

– Я как историк не могу с этим согласиться!

– Посмотрите на данные, – вмешался Юго.

Они посмотрели. Юго укрупнил изображение и до предела сгладил детализацию.

Для обычных людей история проявляется посредством искусства, мифов и религиозных ритуалов. Люди познают историю на конкретных примерах, так сказать, с близкого расстояния: им запоминаются строения, законы, имена исторических деятелей. А Гэри и Юго оказались сейчас в положении тех самых воробьев, которые порхают высоко над землей, даже не задумываясь о том, что там, внизу, кто-то может жить. Сверху они видели только грандиозные изменения земной поверхности, медленные и неотвратимые.

– Но люди должны что-то значить!

В голосе Дорс дрожал отзвук последней слабой надежды. Гэри знал, что где-то в глубине ее души запрятаны строгие директивы Нулевого Закона, но все же на первом месте у нее стояли настоящие человеческие чувства. Она была гуманисткой по натуре и верила в силу и значимость каждой отдельной личности – и вдруг она столкнулась, образно говоря, с грубым, безразличным, механистичным отношением к человеку.

– Люди имеют значение для истории, но, к сожалению, немного не в том смысле, как тебе хотелось бы, – мягко пояснил Гэри. – Мы рассматриваем в отдельности особые социальные группы, которые являются теми осями, вокруг которых вращаются важные исторические события.

– Гомосексуалисты, к примеру, – подсказал Юго.

– Их примерно один процент в любой человеческой популяции, и это стабильная малая переменная, которую нужно учитывать при расчетах воспроизводства населения, – объяснил Гэри. – Однако в общественной жизни они очень часто бывают великими мастерами импровизации, которые доводят свой стиль до совершенства и диктуют обществу моду – в соответствии со своим вкусом и своими капризами. У них словно есть некий внутренний компас, который безошибочно указывает на любое социальное новшество, едва оно успевает появиться. Поэтому они оказывают на развитие общества очень заметное влияние, которое никак не пропорционально их численности. Очень часто эти люди становятся живым индикатором грядущих перемен в социальном устройстве.

Юго подхватил:

– Вот мы и предположили: а не могут ли они быть каким-нибудь решающим фактором? Что будет, если исключить их из общества? Поможет ли это решить уравнение?

– А почему отклонения в истории выравниваются? – спросила Дорс.

Гэри предпочел, чтобы на этот вопрос ответил Юго.

– Видишь ли, пресловутый эффект воробья имеет и положительные стороны. Неупорядоченные, хаотичные системы можно подловить в нужный момент – и совсем легонько подтолкнуть в нужном направлении. И таким образом направить тенденции развития этих систем к нужному исходу, с минимальным уровнем отклонений от хорошо сбалансированных результатов.

– Но кто контролирует эти системы? – спросила Дорс. Юго, казалось, смутился.

– Ну, мы не… Короче, не знаем.

– Не знаете? Но ведь это же теория всей истории! Гэри спокойно сказал:

– В наших уравнениях присутствуют некоторые внутренние взаимосвязи, элементы, которым мы пока не можем найти объяснения. Некие скрытые силы.

– Но как – вы не можете понять? И Гэри, и Юго сразу сконфузились.

– Мы не знаем, как эти части системы взаимодействуют между собой, – сказал Гэри. – Новые особенности приводят к… неожиданным результатам.

Дорс сказала с напором:

– Значит, у вас на самом деле нет готовой теории, да? Гэри подтвердил:

– Нет. Мы не дошли пока до глубокого и полного понимания всех закономерностей.

Модели обычно создаются после того, как мир изучен до мельчайших подробностей. Они отражают свое время, словно эхо. Автоматическая планетарная механика могла возникнуть после того, как появились часы. Представление о Вселенной как о цифровой системе могло развиться только после того, как появился компьютер. Теория непрерывности Вселенной могла появиться только после изобретения нелинейной динамики…

У Гэри был сейчас лишь прообраз модели истории, которая соответствовала его пониманию вопроса и объясняла, каким образом он станет выбирать из многих других моделей правильную, соответствующую его психоистории. Если спуститься с небес на землю, может оказаться, что именно эта модель просто больше других пришлась по вкусу Гэри Селдону…

– А кто контролирует этот контроль? – не отставала Дорс.

Гэри попытался припомнить мысль, которая мелькнула у него, но мысль ускользнула, забылась. Ничего, он знал, как подловить Дорс, – надо просто расслабиться и подумать.

– Помнишь ту шутку? – спросил он. – Как рассмешить Бога?

Дорс улыбнулась.

– Нужно рассказать ему о своих планах.

– Правильно. Вот над этим мы и подумаем, и, надеюсь, отыщем ответ.

Дорс снова улыбнулась.

– Похоже, ты пытаешься предсказать судьбу своих собственных предсказаний?

– Как ни странно, да! Тут позвонила секретарша.

– Вас вызывает Император, – сообщила она.

– Проклятье! – Гэри стукнул ладонями по подлокотникам кресла. – Шутки закончились.