Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов"
Автор книги: Брюс Стерлинг
Соавторы: Гарднер Дозуа,Мэри Розенблюм,Элизабет Бир,Питер Уоттс,Йен Макдональд,Роберт Рид,Джей Лейк,Доминик Грин,Сара Монетт,Адам Робертс
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 68 страниц)
В своем бестелесном путешествии, как бы оно ни называлось, он двигался по коридору.
В огромном мягком кресле что–то сидит. О боже!
– Боже! – громко воскликнул Мигл.
Маленькие зеленые индикаторы на одном из дисплеев превратились в яркие желтые огоньки. Гистограмма мигнула красным светом. Медбрат, не говоря ни слова, защелкал переключателями.
– Браво, полковник, – откликнулся оператор.
Певучую монотонность его равнодушного голоса нарушили нотки триумфа.
Мое этиологическое ощущение тотчас себя проявило. Я резко выпрямился и нагнулся вперед, предчувствуя рвоту. Мигл делал то же самое; кабели затянулись вокруг его шеи, от гладко выбритого черепа отцепилось несколько датчиков. Воображаемая точка зрения немного сместилась, и на экране возникло огромное кресло, в котором интерпретирующий компьютер нарисовал сидящее существо с удлиненной мордой, глубоко утопленными глазами и когтистыми лапами, обхватившими рукоятки управления в подлокотниках.
Картинка расплывалась и дрожала по мере появления все новых деталей, а вокруг меня завыл причинный вихрь. Но нет, я ведь искал не этого дракона. Он то исчезал, то снова появлялся. Машинное изображение через воспоминания и восприятие Мигла было обращено прямо ко мне. И мертвое существо, это древнее создание в древнем корабле, оно… Невероятно. Иллюзия и горе. И нечто еще. Конечно, я узнал это любимое лицо еще до того, как неповоротливый луч, разрывающий мне сердце, нарисовал его на экране. Человек. Лицо, местами обгоревшее до костей, страдальческий взгляд, безмолвный рот, решительно сжатый даже после смерти. В покрытой пятнами форме ООН, с нашивками лейтенанта Корейской империи на воротничке.
– О боже, – простонал я.
А потом меня все–таки вырвало, словно напившегося школяра.
Уголком слезящегося глаза я заметил, как в своей камере конвульсивно дернулся Мигл. Казалось, он смотрел прямо на меня своими слепыми голубыми глазами.
С основного экрана голографический образ тоже глядел на меня – созданный словами и подвижными пальцами удаленного наблюдателя, ритмами его мозга и сохраненными в архиве стереотипными идеограммами – он смотрел из могилы, вырытой пять лет назад. Сонг–Дэм. Мой сын. Мой бедный мальчик. Мой погибший герой. Я плакал, вытирая испачканный рот, и никак не мог остановиться.
«Гюйгенс», конечно, не является частью Империи, это научная станция, как и «Гершель», и другие базы на Титане, но в финансовом отношении она подчинена Корее, так же как и Зимбабве, Бразильское супергосударство, Кэмп Барсум (как вы догадались, на Марсе) и еще несколько поселений на Луне и Ганимеде. Так что, пока приказ от мистера Кима, моего спонсора, не пришел на Титан, его покровительство оставалось весьма важным фактором. Интерес к загадке динозавров проявился у военного диктатора, еще когда он молодым студентом изучал палеонтологию в Антарктике, где до раскопок «Энигмы» находились все вызывающие сомнения находки. Этот интерес он сохранил и в зрелом возрасте, и, как кое–кто утверждал, в старости. Он будет чрезвычайно доволен.
Доктор Каэтани, как ни странно, совсем не удивился. Сеанс удаленного наблюдения изучили уже все, и не раз. В боксе, откуда мы наблюдали за Миглом, не было никаких записывающих устройств, поэтому моя роль и участие в сессии определялись только предположениями. Но видео восприятия Мигла отчетливо показывало результаты: облик чужака или ископаемого существа, а через мгновение на него наложился печальный образ моего погибшего сына. Я уверен, что Каэтани мои страдания и потрясение казались лишь частью напыщенного спектакля, недостойной попыткой оставить свой след в историческом событии.
– На данный момент нам известно ничуть не больше, чем неделю назад, – прямо заявил он. – И легковерие некоторых из моих коллег вызывает у меня откровенное беспокойство.
– Ископаемое существо… – начала было Джендай Шамба, но он мгновенно прервал ее.
– Изображение можно было бы считать достоверным, если бы не удручающее вмешательство в сеанс погружения мистера Парка, переживающего трагическую гибель сына. Никто не сомневается, что мистер Парк, как действующий полтергейст, способен вызывать видения и влиять на работу сложной электронной аппаратуры. Именно поэтому он и присутствует здесь, несмотря на мои возражения. – Каэтани сделал глубокий вдох, и кожа под роскошной бородой покраснела. – Погибшего сына на борту этого артефакта юрского периода нет и быть не может, и я уверен, в этом все со мной согласны. По тем же причинам и капитаном космического корабля не может быть динозавр, чье изображение было внедрено в видеоряд предвзятым воображением мистера Парка.
– При всем моем уважении, ты заходишь чересчур далеко в своих выводах, Тони. – Этого человека я до сих пор не встречал. – Притормози, ладно? Удаленное наблюдение – это не точная наука и даже не заслужившее общее признание искусство. Напоминая об этом, я ни в коей мере не хотел бы задеть чувства полковника Мигла. Нам ничего не известно об этом процессе, кроме того, что в нем участвует нелокальность квантового поля, вызываемая деятельностью мозга. Печально известная нестабильность обусловлена тем, что в процесс могут быть вовлечены посторонние мысли, которые вносят свою долю информации… но утверждать, что совокупный результат является достоверным, знаковым, мифологическим или откровенно фантазийным, после первого же просмотра никак нельзя. Отвергать результаты работы, бросаясь словами вроде «эмоциональное расстройство» или «полтергейст», было бы непростительной небрежностью. Прежде чем утверждать, что находится внутри корабля, я предпочту дождаться более полной информации.
– Чушь! – сердито воскликнул Каэтани.
Такого возражения мне здесь пока не приходилось слышать. Потом выступили еще несколько человек. Мигл сидел в стороне от остальных, устало прикрыв слепые глаза. Мне хотелось подойти к нему и просто посидеть рядом, сохраняя уважительное и сочувственное молчание. Но вместо этого, как и полагалось, я сидел и тоже молчал, выслушивая бесплодные и формальные доводы и бесконечно повторяющиеся теории когнитивного реструктурирования.
Я видел своего погибшего сына. Я видел ископаемое существо, сидящее в кресле. Если причина – это омут хаоса и порядка, смешанных с намерением и физическим действием, то я (и никто до сих пор не объяснил почему) – это маленький брусок динамита, выбрасывающего при взрыве на берег случайных рыбешек. Бр–р–р… Какая жуткая картина. И Сонг–Дэм погиб в пламени бессмысленных взрывов, но не от моей руки. Но разве не я послал его навстречу смертельной опасности? Навстречу гибели? Конечно, я. Даже не многословными убеждениями и запретами, а беспредельным скептицизмом, постыдным презрением к патриотизму. И к чему нас это привело? Я, покинутый и одинокий, утратил связь со своим народом. Он уничтожен, как рыбка взрывом в маленьком пруду, откуда он не смог или не захотел выбраться. Я застонал и заворочался на стуле, как всегда слишком маленьком для такой туши.
– Сэм? Вы ничего не хотите сказать?
Я огляделся и встретил выжидающие взгляды.
– Нет, ничего. Все, что я мог бы сказать, уже обсудили и сочли не стоящим внимания. – Эти слова прозвучали как–то жалобно и эгоистично, так что я захлопнул рот, но разгоревшийся в душе гнев заставил меня снова его открыть. – Я скажу только одно. И не стану за это извиняться. Мы собрались здесь, – я обвел жестом и сидящих за столом людей, и станцию, и Титан, – потому что много лет назад, еще на Земле, я заметил в этом месте причинную аномалию. Мы оказались здесь потому, что военные и удаленные наблюдатели трех миров согласились отыскать и изучить этот корабль. Но главной причиной стало желание премьера Кима проверить гипотезу, выдвинутую научным сообществом, которое я представляю. – Набрав полную грудь воздуха, я продолжил: – Насколько я понимаю, результаты работы полковника Мигла полностью подтверждают предположения Института Разумных Динозавров. Мне жаль, если мое присутствие испортило вам настроение, но напоминаю: если бы не я, сегодня никого из вас здесь бы не было. Так что можете отстать, договорились?
Я пошарил у себя в кармане, достал батончик «Марс», развертел его и засунул в рот.
Вскоре после восьмого дня рождения Сонг–Дэма – его мать к тому времени уже вернулась в закоулки квартала красных фонарей, откуда мы оба вышли, – я взял его с собой в деловую поездку в Пало–Альто. Целью командировки, конечно же, было подтверждение моего нелепого дара, моего личного полтергейста и его связи с причиной и следствием. Несколько биофизиков из Стэнфорда каким–то образом сумели отсеять мусор из журналистских историй обо мне как о самом счастливом или несчастливом человеке и заинтересовались необычным явлением. Финансирование было небольшим, но я сумел их убедить, что несу ответственность за сына и без него никуда не поеду.
После изматывающего перелета из международного аэропорта в Инчхоне через Тихий океан нам пришлось пройти нелепые и унизительные проверки службы безопасности США, и это несмотря на то что в аэропорту нас встречал аспирант, вынужденный полдня болтаться в зале прибытия с табличкой на двух языках. В конце концов я нечаянно привел в действие всевозможные системы сигнализации, и нас задержали до тех пор, пока один из ведущих профессоров не приехал, чтобы за нас поручиться. После чего мы поселились в безликом уродливом многоквартирном доме, где все было сделано из полиуретана, притворявшегося мрамором. Через стену из соседней квартиры доносилось унылое бормотание телевизора.
Как только мы немного отдохнули, я повел Сонга на прогулку, чтобы он мог ощутить атмосферу этого чужого мира – Америки. Уже через три квартала (на этот раз я не зря доверял своим ощущениям) мы обнаружили магазин корейских продуктов. Там выяснилось, что от скромного жилища моих родителей в Нангоке – еще в начале XX века, когда он представлял собой жалкие трущобы на холмистой окраине Кванакку, южного района Сеула, – рукой подать до фамильных владений хозяина этого заведения. А потом вместе с четой Квон и тремя их детьми отправились запускать змеев в ближайший парк.
Я помог Сонгу размотать бечевку. Нам достался красно–золотой ромб, разрисованный под дракона (как оказалось, подарок нам обоим – спасибо, мистер и миссис Квон!). Некоторое время дракон метался на привязи из стороны в сторону, а потом стремительно взмыл в темнеющее голубое калифорнийское небо. Бечева натянулась. Сонг от неожиданности разжал пальцы, но я удержал веревку, и через мгновение он снова крепко ухватился за катушку, поставив свои руки рядом с моими. Я увидел, как наши руки и парящего в вышине яркого дракона связывает светящаяся струна.
– Посмотри, папа! – взволнованно закричал мой сын. – Наш дракон летает в щучке фотонов.
В этот момент как будто сам Будда врезал мне в ухо, и меня осенило.
– Думаю, я смогу убрать барьер, – сказал я руководителю операции, серьезному парню с тяжелой челюстью по имени Намгунг. Он почти наверняка был политической креатурой, но при этом имел две ученые степени в области геологии и астробиологии. Земля и небо, подумалось мне, но я сумел удержаться от улыбки. – Я, вероятно, сумею преодолеть защиту. Вопрос в том, осмелюсь ли я это сделать?
– Да. Конечно. Кто знает, что может попасть в здешнюю атмосферу, если убрать стационарный экран. – Его тонкие губы дрогнул в слабой улыбке. – К счастью, сенсей, нам не придется три года ждать решения кабинета защиты от внешней среды. Империя требует, чтобы этот объект был открыт сейчас же. Поэтому вас сюда и позвали.
– Сэр, сказать по правде, меня страшит не то, что может просочиться оттуда. Создатели корабля явно не зря защитили его от атмосферы Титана.
– Их намерения утратили силу миллионы лет назад. – Он поднялся. – По моему распоряжению вокруг объекта сооружен защитный купол. У нас нет возможности распространить барьер и подо льдом, но от большей части воздействий он убережет корабль. По крайней мере, меня в этом заверили.
– Счастлив это слышать. – Хоть и с опозданием, я тоже поднял свою тушу со стула. – Когда вы прикажете мне туда отправиться?
– Вас известят. На два часа назначено общее обсуждение этого вопроса. Я надеюсь и на ваше участие, сенсей Парк, так же как и на ваше пристойное поведение. Прошу вас, не надо больше никаких неожиданностей.
– Еще одно упражнение в пустословии. Когда–то наука шла эмпирическим путем, – проворчал я.
– Но направляемая теорией, как вы и сами должны понимать.
Он уже стоял у двери, я вышел, прикусив губу. Ни у кого не было ни малейших намеков на теорию, объясняющую мои странные отклонения, ни достойных обоснований принципа фотонного функтора. А я мог показать им, как работает этот метод, но у меня нет никаких вразумительных теорий о том, как и почему это происходит. Единственное, что знаю, – я какой–то мутант–супермен. (Или это всего лишь неуверенность толстяка?)
Насколько могу сказать, глядя со стороны, постмодернистская наука пьянеет от звука собственного голоса. Да, конечно, кто бы жаловался. Я снова вспомнил произведение Теннисона, поэта викторианской эпохи. Он имел на это право:
Вслед за доктором Намгунгом я пошел по тесным узким коридорам станции «Гюйгенс», так похожей на жуткие домишки окраин Пало–Альто.
В циркулирующем воздухе, несмотря на фильтры, висел мускусный запах взволнованных животных, сбившихся в тесное стадо. Схематичное изображение на настенном дисплее в зале, к которому я уже привык за последние несколько месяцев, показывало увеличенный и слегка повернутый венец Сатурна. Варианты решений парадокса Ферми[84]84
Парадокс Ферми – отсутствие видимых следов деятельности инопланетных цивилизаций, которые должны были бы расселиться по всей Вселенной за миллиарды лет своего развития. Парадокс был предложен физиком Энрико Ферми, который подверг сомнению возможность обнаружения внеземных цивилизаций.
[Закрыть]. Мой взгляд отскакивал от них, срываясь с пирамиды слов, не имеющей под собой иного основания, кроме одержимого драконом существа.
Где же они?
Решение 1. Они среди нас и называют себя корейцами [85]85
Здесь и далее варианты решений парадокса Ферми, приведенные в книге С. Уэбба «50 решений парадокса Ферми».
[Закрыть] .
Этот вариант всегда вызывает одобрительный смех, если только в толпе нет венгров.
Решение 2. Они здесь и управляют миром.
Это удобный случай для венгров, да и всех остальных, страдающих под гнетом Империи, посмеяться над врагами. Но никаких ухмылок тем не менее я никогда не замечал.
Решение 3. Они когда–то были здесь.
Бинго! Они были здесь и ушли, оставив цветы. Строго говоря, решение 53, единственный оставшийся вариант. Гипотеза о древних разумных динозаврах.
Решение 6. Нас изолировали.
Решение 10. Они еще не долетели.
Космический корабль опроверг это решение и подобные ему, не оставив камня на камне. Пора пересматривать список.
Решение 21. Они слушают, только глупцы посылают сигналы.
Решение 22. Машины–убийцы уничтожают все, что движется, в любой точке космоса.
Решение 28. Сингулярность Винджа уводит их… куда–то еще.
Я подумал, что в меловом периоде сингулярность еще не была достигнута. Судя по наброскам удаленного наблюдателя, этот ископаемый пилот обладал передовыми технологиями, но его возможности не граничили с волшебством.
Решение 38. Земля случайно оказалась оптимальным местом для развития жизни.
Пожалуй, и для развития разумной жизни. Эге, да ведь мы могли убедиться в этом уже дважды: разумные динозавры и гомо сапиенс.
Решение 48. Язык – необычайно редкое явление.
Ха! Бла–бла–бла… Однако небеса молчаливы, а из этого следует…
Решение 49. Наука уникальна.
«Не уникальнее меня», – подумал я, касаясь этиологических цепей и вихрей вокруг. Ни один ученый не смог предсказать моего появления. Более того, из–за этой строжайшей секретности, будь она проклята, обо мне почти никто не знал.
Намгунг поднялся на трибуну и откашлялся. Голоса в зале постепенно стихли, наступила полная тишина. А может, так и было? Бог постучал по своему микрофону, и космос смолк, приготовившись слушать. И другие, склонившись перед величием его откровений, внимают до сих пор. Но мы так и не услышали Бога, несмотря на тысячи заявленных толкований. Или в гомоне пустой болтовни не распознали божественное послание. Странный способ управления Вселенной.
Я до сих пор, сквозь холодные снега Титана и пустоту пятидесяти или ста миллионов лет, слышал зов динозавра. И звучащие в нем воспоминания моего сына, пожертвовавшего собой ни за что.
– Таковы классические предположения – и большинство из них оказались неверными. – Намгунг щелкнул пальцами, и дисплей стал серым. – Мы до сих пор не имеем представления, почему Галактика, да и вся Вселенная, погружена в молчание. Зачем звезды до сих пор продолжают светить, истощая колоссальные энергетические ресурсы, если разумные существа должны были бы их эксплуатировать. Согласно вычислениям, с которыми все вы прекрасно знакомы, даже единственная разумная раса, появившаяся в течение последнего миллиарда лет, к этому времени могла бы колонизировать триллион звезд вместе с их планетами и погрузить небо в темноту, закрыв светила установками, добывающими энергию, или уничтожив во время масштабных опустошительных войн.
Я навострил уши. Политический подтекст? Нет, кажется, наш директор – просто не различающий оттенков трутень. Я посмотрел по сторонам; рядом со мной несколько человек опустили взгляды, кое–кто сжал кулаки. Отлично.
– Не менее известный в классике Великий фильтр должен скрыть обладающий потенциалом разум, оставив Вселенную такой, какой она должна быть в отсутствие всякой жизни. Таким образом, перед нами встает новый парадокс. Решения Ферми нет, и тем не менее у нас имеется древний корабль, созданный представителями чужой расы, но, надо полагать, связанной с нами. Вероятность подобного совпадения ничтожно мала. Я вижу только три возможности.
– Это проделки Барни[86]86
Барни – герой детского телевизионного сериала, плюшевый фиолетовый тираннозавр.
[Закрыть], – негромко, но отчетливо крикнул кто–то из зала.
Послышался смех. Я почувствовал, как у меня напряглись челюсти, а к щекам прилила кровь.
– Предыдущая цивилизация зародилась в среде динозавров мелового периода или даже еще более ранней эпохи, – бесстрастно продолжал Намгунг. – Этого мнения придерживается и наш гость, сенсей Парк.
Прошелестели вежливые аплодисменты, в которых прозвучали и отдельные сдавленные стоны.
– Согласно свидетельствам, представленным удаленным наблюдателем, полковникам Миглом, этот зверь… простите, это существо… которое управляло кораблем, как раз принадлежит к роду динозавров. Теорию параллельной эволюции мы обсуждать не будем вследствие ее абсолютной невероятности. В связи с этим парадокс Ферми дополняется следующим вопросом: а где их потомки? Почему они до сих пор не завоевали Галактику? Франк Типлер и другие ученые десятки лет назад доказали, что для этого потребовался бы миллион лет и корабли, обладающие субсветовой скоростью. Почему же мы до сих пор их не увидели?
От его размеренной речи и грандиозных предположений у меня закружилась голова. Флотилии космических кораблей летят во все стороны на десятой скорости света, нагруженные семенем драконов или нашим собственным. Либо мельчайшие, наноразмерные капсулы запускаются магнитными катапультами к сотням миллионов звезд, а может, парят на тончайших крыльях лазеров. Последние два варианта были навеяны достижениями современного века. Мы перемещались с Земли на Ганимед и Титан посредством светового луча, и уже не приходилось ждать, пока туда доберется корабль. Мгновенный световой переход стал реальностью для моей расы. Но тогда вставал очевидный вопрос: а почему не для них? Какого черта делает здесь этот корабль? К чему такие трудности? Он казался настолько устаревшим, насколько был бы найденный под слоем льда паровоз.
Намгунг излагал еще какие–то варианты решений парадокса Ферми, но я уже не слушал. Меня увлекла тайна спящего под покрывалом из живых цветов существа. Непреодолимое стремление было подобно моему постоянному желанию что–то пожевать. Мне хотелось прорваться сквозь проклятую оболочку и заглянуть в глаза этой твари. Даже если она решит меня сожрать. Ведь именно так поступают драконы, верно?
Ну, пора отправляться в постель. В темноте я чувствовал себя слабым и испуганным. От страха покрылся испариной и замерз. Пролежав так минут пятнадцать, я захотел помочиться. Выбравшись из постели, пошлепал в санузел. Вернулся после того, как тщательно протер лицо влажной салфеткой, стараясь удалить остатки пота, и обнаружил, что дверь моей комнаты приоткрыта. Из–за нее слышался никогда не смолкающий гул людских голосов и лязг механизмов, обеспечивающих работу станции. Щелчком пальцев я включил в комнате тусклый свет. На моей кровати, в соблазнительной пижаме с меткой станции на воротничке, привольно раскинулась пухленькая интриганка доктор Джендай Шамба. От неожиданности я ойкнул и подскочил.
– Что за… Что–то случилось?
– Тихо, дорогуша, иди сюда.
Она усмехнулась.
– Ты шутишь?
В доказательство своих намерений она сбросила пижаму и приподняла брови.
– Абсурд. Я раздавлю тебя, как гусеницу.
– Мыэонг–хью, здесь ты весишь не больше, чем мой младшенький.
– У тебя есть… – Я сглотнул и шагнул ближе. – У меня когда–то тоже был сын.
– Давай жить настоящим, сенсей, – совершенно серьезно предложила она.
– Я знаю, что выгляжу отвратительно, – откровенно заявил я. – И не нуждаюсь в жалости…
Она прикоснулась пальцами к моим губам, а потом, после нескольких попыток, уложила в кровать.
– Есть много способов привлечь чье–то… внимание, – сказала она.
Я протестующе хмыкнул.
– «Чувствительные губы – великое дело в долгом путешествии, не так ли, старина?»[87]87
А. Сьюэлл. Черный Красавчик. Пер. А. Иванов, А. Устинова.
[Закрыть] – произнесла она, похлопывая меня по шее.
– Не понял…
Джендай залилась смехом – слегка хрипловатым и удивительно волнующим.
– Это цитата из старой британской классики. Мне кажется, девятнадцатый век. Возможно, и ты читал ее в детстве. «Черный Красавчик».
– Это ты Черная Красавица, – сказал я, уловив откровенный намек. – Дверь, закройся, – повысив голос, приказал я, и дверь подчинилась.
– Ты ведь нашел способ пробраться в корабль, – сказала она после того, как время потеряло значение.
Я лежал без движения и боролся с головокружением.
– Да. Возможно.
– Значит, ты настоящий полтергейст. – Она погладила мой отвратительный живот, словно это был домашний любимец, залезший в постель. – Тони тогда чуть не выбил себе глаз.
И снова раздался ее смех – горловой, возбуждающий звук.
– Не стоит меня в этом винить, – ответил я, нащупал на столике стакан с водой и осушил его. – Это все равно что уметь шевелить ушами.
В наступающей темноте я увидел, как ее уши энергично задергались. А потом зашевелились не только уши.
Но перед уходом Джендай снова заговорила:
– Принеси мне оттуда пробу. Чешуйку кожи, все что угодно, содержащее его ДНК. Только для меня, милый, ладно?
А, так вот зачем ты пришла? Я догадывался, что должна быть какая–то причина. Но ведь такова жизнь, верно?
Похожий на отъевшегося и выгнанного из норы медведя, я стоял в своем скафандре на краю раскопок при температуре в черт знает сколько градусов ниже нуля и смотрел вниз. Корабль ничуть не изменился, каждый цветок остался в том же положении, в котором был несколько дней назад, возможно, и за десять миллионов лет до этого. Если только корабль не подбросили сюда совсем недавно, как приманку для доверчивых людей. В таком случае, он мог быть моложе меня. Но вряд ли.
– Мы готовы начать по вашему знаку, сенсей, – произнес офицер по политической работе, подчиняясь команде доктора Кима и не обращая внимания на интересы ученых.
Я поднял вверх большой палец и позволил сознанию плыть по течению. Причина и следствие разъединились и начали свой долгий циклический танец этиологического искажения, поднимая бесчисленные вихри. Я стал центром закружившегося мира. Определенность потрескивала и поскрипывала. В голове зазвучало мое любимое стихотворение Джи–Хуун Чо, «Лепестки цветов на рукавах».
Скитальца длинная одежда
Влажна от лепестков цветочных.
В деревню у реки, где вызрело вино,
Спустились сумерки.
Возможно, это древнее существо попало в ловушку безвременья, известную как вино? В капкан поддельной легкости и коротких мгновений радости, вызванных соком древних ягод, еще не превратившихся в виноград? Я ощутил душераздирающую скорбь.
С уходом этой ночи
В деревне ТОЙ УВЯНУТ все цветы.
– Эй!
И вдруг цветы зашевелились. Метановый ветер уносил их с кормы корабля, поднимал вверх и разбрасывал в стороны. Мгновенно замороженное покрывало цветов кружилось над кораблем и падало на чужой снег.
– Стационарный экран отключен, – послышался чей–то невыразительный голос.
Я шагнул вперед, готовясь войти в древнюю тюрьму. Встретить своего динозавра, давно умершего или до сих пор живого, освобожденного от бесконечного заключения. Чьи–то пальцы схватили меня за руку.
– Не сейчас, Сэм. Для этого у нас есть специально подготовленная команда. Вы сегодня прекрасно поработали, спасибо.
Я развернулся, с трудом различая предметы сквозь набежавшие на глаза слезы. Вселенная оказалась не настолько жестокой, чтобы подослать ко мне Тони Каэтани. Этого парня я раньше не видел, хотя он и знал мое уменьшительное имя, которым я представился в столовой, и воспользовался им с небрежной фамильярностью. Какой–то мускулистый функционер из неизвестного мне подразделения вооруженных сил, с хитрой усмешкой фермера. Я согласился и стал наблюдать, как к кораблю спускается группа десантников. Думал о своем дорогом мальчике, как он бесстрашно шагнул во тьму, а затем и в огонь. И неважно, что я считал его заблуждающимся. Мне вспомнилось одно место из той книги, что я нашел в разрушенной библиотеке. В тот день, когда я сидел у закрытого гроба Сонг–Дэма, эта поэма англичанина по фамилии Киплинг поразила меня в самое сердце. Стихи предупреждали, что не будет иного утешения, кроме этого:
Не испытывая и тени стыда, я всхлипнул и отвернулся к станции «Гюйгенс». Возможно, говорил я себе, десять или шестьдесят миллионов лет тому назад другой отец оставил своего сына в этих снегах и попрощался навеки. Я прошептал тому ископаемому отцу единственное во всей Вселенной и для всех времен слабое утешение для нас обоих:
Голову выше держи средь пучин,
Над этой волной,
Над любою волной.
Ведь сам ты отправил его, и твой сын,
Останется с ветром тем и с той волной[89]89
Там же.
[Закрыть].
Я смотрел вверх, на дисплей своего шлема, глотал слезы и следил за стремительным ярким вихрем цветов, видел в оранжевой мгле неба бога времени Сатурна и стрелу, пронзившую его сердце. Я почтительно поклонился ему и по-дружески поднял закрытый перчаткой большой палец.
