Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов"

Автор книги: Брюс Стерлинг

Соавторы: Гарднер Дозуа,Мэри Розенблюм,Элизабет Бир,Питер Уоттс,Йен Макдональд,Роберт Рид,Джей Лейк,Доминик Грин,Сара Монетт,Адам Робертс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 68 страниц)

– Бедняги сектанты, – сказал Моралес. – Вот мы тут сидим и трескаем паек в уютном сухом храме, а они – где–то там, в мокрых диких лесах. Должно быть, и едят они холодное, потому что, если бы они попытались что–то сварить, сканеры «Жукова» засекли бы тепло и указали нам направление – а завтра мы бы пошли и взяли их на мушку.

– Иногда, – сказал я, – чтобы спасти цивилизацию, приходится ее разрушить.

Обменявшись весьма банальными саркастическими репликами, мы выставили часовых и назначили Чу ответственным дежурным на ночь. Моралес пожелал всем buenas noches[50]50
  Спокойной ночи (исп.).


[Закрыть] и отправился к своим людям. Кто–то запел – но не что–то разухабистое и неприличное, как можно было ожидать, а сентиментальную песню «Прощай, солдатик». Отличная акустика храма позволяла отчетливо разобрать слова, несмотря на бушующую на улице бурю, и я заснул, слушая странно чистый девичий голос, певучий, словно флейта: «Что делать, если мой милый дальше, чем в небесах?»

Я так и не услышал, что в итоге решила героиня песни. Я страшно устал и вырубился через пару минут. И так я спал, пока шлем не начал орать на меня.

Я смутно помню, как перевернулся и невнятно выругался. Нашел шлем, подтянул его ближе и пробормотал волшебное слово: «Говорите».

– Робер, – сказал голос Мари, хотя мы договорились обращаться друг к другу по всей форме там, где нас могут подслушать. Это и ее тон дали мне понять, что случилось что–то очень серьезное, и сон покинул мою голову сверхъестественно быстро.

– Да, мэм.

– У вас шестнадцать минут на то, чтобы забрать своих людей из города и убраться как можно дальше.

– На нас напали?

– На вас сейчас грохнется кусок летучего мусора размером как два Везувия. Должно быть, он вошел в атмосферу Парадизо по другую сторону планеты и вот-вот рухнет у самого берега. Янеско пытался достать его снарядом, когда он вошел в зону досягаемости, но промахнулся. Зато попал лучевой пушкой, но энергии не хватило для разрушения. Короче, убирайтесь по–быстрому!

Я заорал, и отзвуки разнеслись по храму. Конечно, я действовал немного в духе Шлехта, но иногда командиру приходится орать, и ничего тут не поделаешь.

Нам пришлось побросать снаряжение, но через двенадцать минут мы все втиснулись в два шаттла и пристегнулись – и они взлетели. Когда мы оторвались от земли, я поблагодарил всех богов, какие только могут быть, за хладнокровие машин, которые невозможно напугать. В какой–то миг мне показалось, что мы врежемся носом в купол, но этого не произошло, и белый храм и темный город стремительно ушли вниз.

Впервые я проверил часы. 04:04. Буря почти улеглась, и облака разогнало как раз вовремя, чтобы можно было увидеть сияние луны. Только это была не луна, а мать всех астероидов, и она неслась на восток, освещая дома в городке. Внизу я разглядел аккуратный узор полей и темных лесов и гряду холмов, поросших угольно–черными деревьями. Удар ожидался страшный, и я приказал обоим взводам спрятаться за грядой.

Мы спустились и зависли над самой землей, включив посадочные огни, холодный свет которых очертил странные деревья – без нормальной листвы, но с листообразными выростами, обвивающими стволы. При вспышках сверкали глаза – маленькие существа и большие, глаза желтые, зеленые и красные – целая экосистема, о которой мы уже ничего не узнаем, потому что в этот самый миг небо запылало. Пошла ударная волна, сначала как стена сдавленного воздуха, потом холмы задрожали. Земля вспучилась – я прежде не видел ничего подобного, хотя слышал, что при землетрясениях земля может вести себя подобно воде.

Завыл ветер, мощный, как семь циклонов, и город взлетел на воздух – куски домов, деревья и все прочее. Даже за грядой холмов волны турбулентности прошли по долине и заставили шаттлы подпрыгивать, как палочки в ручье. В то время я еще не умел водить летательные аппараты и пришлось положиться на автопилот, который, к счастью, не нуждался в человеческом руководстве, чтобы подобрать крылья и запустить мотор на максимальную мощность. Похоже, худшее позади, и я был почти готов снова дышать, когда по долине пронесся чудовищный порыв ветра и смел шаттлы.

Я слышал про людей, попавших в торнадо и уцелевших, и, разумеется, мы могли спрятаться в основательном трансорбитальном корабле, но мы не успели ничего сделать и закружились среди обрывков туч в бесконечном потоке мусора. Мы то и дело переворачивались, и я мельком видел, что творится внизу – как блестит обнажившееся морское дно, как с величавой целеустремленностью идет к берегу огромная стена воды, как пустеют склоны холмов и ветер гонит пламя по полям. Единственное, чего я не видел, – это другой шаттл, он исчез в буре.

А потом я полностью сосредоточился на том, чтобы выжить, покуда механический мозг автопилота боролся за управление шаттлом, за то, чтобы прекратить болтанку, оседлать ветер, подняться выше, туда, где спокойнее. Мы были практически беспомощны, отданы на милость машин и каждую секунду ждали, что вот–вот врежемся в горы, которые неумолимо приближались на западе, высвеченные вспышками молний. Скорость ветра? Судя по нашим приборам, триста три с половиной километра. Вот это ураган!

Наконец мы поднялись над турбулентностью, воздух разредился, гудение и тряска прекратились, разве что теперь уже гудели и тряслись люди, включая меня, которых вытряхнуло, как солонки, и вот теперь мы выблевывали полупереваренный паек на себя и друг на друга.

Полет стабилизировался. Мы приближались к границе атмосферы. Мы вышли из тени планеты и, похоже, направлялись прямо к огромному красному глазу солнца. Потом я заметил, что появилось что–то еще, что мы начинаем разворачиваться, а маленькая, но яркая звездочка вдали – это вовсе не звездочка, а «Жуков». Мы страшно воняли, были напуганы и дезориентированы, но живы и под контролем основного корабля, и ради этого я был готов потерпеть рвоту и дурной запах.

Встречающие чувствовали то же самое. Весь штат ждал нас и разразился криками и аплодисментами, когда мы по одному начали выползать из шаттла, похожие на канализационных крыс. Мари обняла меня, вопреки запаху и протоколу, потом пожимала руки всем бойцам взвода «Алеф», проходившим мимо нее, от О’Рурка до последнего новобранца, и для каждого у нее находились теплые слова. «Слава богу, вы живы… Добро пожаловать домой… Вы настоящий герой» и так далее.

Затем все ринулись отмываться, а кого–то должен был еще и подлатать док Ганнетт. Ни у кого не обнаружилось повреждений, более серьезных, чем порезы, контузии или шишка на голове величиной с яйцо – то ли нам просто несказанно повезло, то ли напрямую вмешался бог дураков и космолетчиков.

Направляясь в командирскую каюту, чтобы привести себя в порядок в чуть более роскошных условиях, я тихо спросил Мари, нет ли вестей о Моралесе и его людях. Она покачала головой.

– Мы не можем их найти, – призналась она. – Пожары бушуют повсюду, и ничего не видно. Вблизи поверхности ионизация такая, что сканеры не работают, разве что Моралес смог подняться над турбулентностью, как и ты. Ты такой смелый и умный, – добавила она, и я мужественно принял похвалу, по праву принадлежавшую всего лишь толковому автопилоту и везению.

У самого мостика Кос перехватил нас и сказал:

– Прости, Кон. Я знал, что случится что–то плохое, но не знал, что именно.

– Объект был темный.

– Верно.

Касательно второго взвода он честно пытался меня приободрить.

– Думаю, твой друг еще жив. Если умирает кто–то, кого я знаю, это ощущается, как укол иголкой. Такого пока что не было.

– Значит, колонисты боялись не нас?

Он выглядел озадаченным.

– Нас? Нет, они никогда нас не боялись. С чего ты вдруг решил? Они каким-то образом узнали, что эта штука падает. Может, их пророк и впрямь ясновидящий и знает свое дело лучше, чем я. Они не надеялись, что удастся бежать, но все же, кажется, это у них получилось.

Потом был душ и не самые приятные процедуры у Ганнетта – например, мне пришили обратно наполовину оторванное левое ухо. Я даже не заметил этой травмы, хотя был весь в крови – в таком дурдоме кто угодно не заметил бы, – пока туда не попало мыло и я едва не врезался головой в стену. Ганнетт сделал мне укол обезболивающего и наложил шесть швов, и мы с моим перевязанным ухом отправились в постель – завернуться в чистые простыни и принять утешения Мари.

Ты, наверное, решил, что мы занялись любовью. На самом деле я вырубился секунд через двадцать, а вся романтика была отложена до завтра.

Следующие несколько дней были бы просто чудесны, если бы не наши тревоги касательно Моралеса и людей из взвода «Бет».

Планета представляла собой мрачное зрелище. Она была вся окутана кружащимися тучами, потоки энергии сталкивались друг с другом и образовывали циклоны и антициклоны, в зависимости от широты. Ад лесных и степных пожаров сменился постепенным падением температуры – красный солнечный свет был практически заблокирован.

– Условия, – сказал механический голос, подытоживая ситуацию для нескольких человек, собравшихся на мостике, – стали крайне неблагоприятными для жизни.

– Большое спасибо, – пробормотал я.

Но Мари сказала:

– Милый, это только машина, конечно, она будет говорить банальности – она для того и сделана.

Кос продолжал твердить, что наши люди, вероятно, живы, по крайней мере, он не получал никаких убедительных свидетельств их гибели. На второй или третий день, уже не помню, он наконец смог определить самым общим образом, где они могут находиться – примерно триста километров от того места, где я по–терял с ними связь. Он добавил, что их шаттл уничтожен, они голодны и не могут перемещаться из–за бури. Он решил, что они, наверное, пытались покинуть планету, но на них опять что–то посыпалось и случилось кораблекрушение.

Я хотел взять оставшийся шаттл и отправиться на поиски, но Мари без колебаний наложила вето на эту идею.

– Тридцать шесть человек под угрозой гибели – этого вполне достаточно, – сказала она. – Не говоря о колонистах, где бы они ни находились.

Вот незадача! Наши сканеры и Кос дошли до пределов своей чувствительности и никак не могли их засечь – вообще никак. Однако тысячи людей – даже если они каким–то образом умудрились выжить вдали от места столкновения, без электронных средств связи и даже без огня – по крайней мере, с неизбежностью думали и чувствовали, и это Кос должен был засечь. А если их всех убило, Кос сказал, что должен был уловить психическое «цунами безысходности», которое мозг выбрасывает в момент смерти. Но кроме слабых сигналов от наших же людей он не слышал ничего.

Дни шли, и Мари была ближе к отчаянию, чем когда–либо. Наконец она выбрала время обеда, когда уцелевшие офицеры собрались вместе – по сути, это было совещание, хотя формально так не называлось, – чтобы объявить свое решение.

– Мы сажаем «Жуков», – сказала она. – На поверхность.

Все замерли, обдумывая, что это может значить. Она говорила тихо, ровным уверенным тоном человека, принявшего трудное решение и не собирающегося его менять.

Конечно, сказала она, ее план может показаться чушью – сначала запретить рисковать уцелевшим шаттлом, а потом подвергнуть опасности всех людей, оставшихся на борту. Но «Жуков» – это не просто большой трансорбитальный корабль. Он сделан из сверхпрочной стали и обладает почти безграничными запасами энергии.

Она признала, что, согласно инструкциям, нельзя вводить судно в атмосферу планеты по ряду веских причин – возможность коррозии корпуса, токсические испарения и так далее. Но инструкции позволяли командирам нарушать стандартные процедуры в экстренных случаях – при условии, что потом они смогут чертовски хорошо обосновать свои действия. Она думала, что сможет.

– В любом случае, мы это сделаем, – закончила она. – Если кто–нибудь хочет выразить протест, пожалуйста.

Все промолчали.

– Тогда приступим. Во время спуска весь экипаж будет на боевых постах. Все запасные выходы будут наглухо закрыты. Весь персонал будет в защитных костюмах. Не думаю, что что–то там внизу сможет пробить перегородки, но если вдруг такое случится и группа окажется в изоляции, им придется выживать самим неопределенно долгое время, пока мы не сможем до них добраться. Мистер Кос поведет нас, пока более стандартные методы сканирования не позволят уловить сигналы с земли. Bonne chance[51]51
  Удачи (фр.).


[Закрыть].

Подали вино, и мы торжественно подняли бокалы и пожелали удачи ей и друг другу.

Следующие двенадцать часов я провел со своим взводом, прорабатывая действия, которые мы должны будем предпринять, если придется покинуть «Жуков» и помочь забрать Моралеса и его людей. В таком случае мы должны были не отступить вглубь корабля, как остальные, но занять отсек, ближайший к люку для шаттла. Все экипировались, и мы с О’Рурком принялись снова и снова проверять солдат, чтобы убедиться, что изоляция полная, а системы обеспечения дыхания и подогрева работают. Я решил, что воздух придется взять с собой, потому что атмосфера планеты превратилась в сплошную песчаную бурю с пеплом, пылью и токсичными отходами горения. Нам были нужны фонари на шлемах. Нам были нужны нейлоновые веревки, связывающие нас, как альпинистов, чтобы никто не потерялся и никого не сдуло. Нам были нужны старомодные носилки для транспортировки раненых. Да хрен знает, что нам еще было нужно – все, не иначе.

Когда мы уже заканчивали приготовления, я услышал жалобный крик с мостика. Мое присутствие требовалось – и немедленно. Я оставил О'Рурка разбираться, как умеет – а умел он хорошо, – и поспешил мимо запасных выходов по коридору, который скоро, надо полагать, будет рассечен на сегменты, как змея, попавшая под автоплуг на поле для пшеницы. Я бежал, а двери, которые тем временем проверяли, закрывались со вздохом и шелестом, звякали – и снова открывались.

Я выскочил на мостик и застал Мари в ярости. Кос что–то доказывал, а навигатор – кажется, его фамилия была Сайнович, точно не помню – смотрел на планету в большой монитор, и тихо нескладно насвистывал. Мари показала на Коса таким… французским жестом, будто выбрасывала что–то съедобное, но протухшее.

– Послушайте! – рявкнула она. – Вы только послушайте!

Кос, все еще не успокоившийся, спросил:

– Ну и что вы хотите, чтобы я сказал? Я говорю вам то, что слышу или не слышу, а если это портит ваши чудесные планы, ничем не могу помочь.

Я дотронулся до его плеча.

– Просто скажи мне.

– Я потерял Моралеса и ребят. Похоже, они больше не там.

– В смысле – они погибли?

– Не думаю. Они просто исчезли, вот и все.

Еще одно треклятое таинственное исчезновение. Когда я передал О’Рурку новость о том, что все наши приготовления напрасны, он разозлился, как никогда. Потом пожал плечами и сказал: «дерьмо» десять или даже двенадцать раз и велел ребятам снимать защитные костюмы и расходиться по каютам.

«Жуков» остался на орбите, бомбардируя превратившуюся в ад поверхность Парадизо всеми доступными видами волн, разыскивая ну хоть кого–то. Шли часы, и мы все еще занимались этим, когда сенсоры натурально взвыли. Не потому что они нашли людей, а потому что кусок металла, который они сразу определили как транспортное средство нечеловеческого происхождения, или ТСНП, вышло из–за планеты и пересекало границу между темной и светлой стороной в тускло–красном солнечном свете.

Завыли сирены, и механический голос объявил:

– Внимание боевым постам!

Все похватали личное оружие и помчались со всех ног к указанным зонам вокруг центральной оси корабля. Тридцать секунд спустя запасные входы начали закрываться, и если вы оказались во внешнем отсеке, дело худо – придется так и сидеть, пока не поступит сигнал, что все чисто, и двери не откроют. Или пока вражеский снаряд не шарахнет по носу, и тогда вы погибнете от взрыва, если броня не выдержит, или от контузии – если выдержит.

Каким–то образом О’Рурк собрал наших людей в требуемом внутреннем отсеке. Те, кто мылся, были в чем мать родила, но на войне подобные мелочи как-то перестают волновать.

Я остался на мостике – не потому, что был там нужен, просто никто меня не отослал, а я хотел понять, что происходит. Я уселся в кресло, которое обычно занимал наш навигатор, – сейчас он удалился в безопасный отсек по другую сторону оси, где была дублирующая система ориентирования. Так кто–то сможет управлять кораблем, если мостик будет разрушен.

Сидя в командирском кресле, Мари надела наушники виртуальной реальности. Я надел наушники навигатора и прислушивался, как она отдает приказания с апломбом шеф–повара, инструктирующего своего помощника насчет приготовления шоколадного суфле. Тонкие пальцы, которые извлекали из моего тела такие мелодии, теперь покоились на клавиатуре, дававшей ей власть надо всеми системами. Чей–то голос сказал: «Вот сучка, а?» – причем тоном, исполненным чистейшего восхищения.

Я смотрел, как разворачивается на мониторе моя первая битва в космосе – да что там, вообще моя первая битва. Лазерные лучи исчертили темный квадрат, а когда свет на мостике приглушили, мы все погрузились в виртуальное пространство. Не думаю, что мне было страшно, это было слишком захватывающе, и если бы вдруг посреди «Жукова» материализовался корабль пришельцев, волноваться все равно было бы не о чем – нас разнесло бы в кварки за какую–то наносекунду. Поэтому я получал почти эстетическое наслаждение от вида окутанной облаками планеты, поднимающегося за нею красного шара и фона, испещренного твердыми кристаллами звезд.

Единственное, чего я не видел, – инопланетного корабля, из–за которого и началась вся заваруха. Потом на мониторе появился голубой круг, выделяющий его. Столбцы цифр, которые наверняка что–то значили для сотрудников Космической Службы, выстроились по краям изображения. Чей–то голос удивленно сказал: «Скорость нулевая?» – и я понял, что, наверное, неопознанный объект перестал двигаться.

Голос Янеско доложил, что пусковые шахты открыты. Похоже, он ждал от Мари современного эквивалента «Можете стрелять, когда будете готовы, Гридли», но она лишь сказала: «Запускайте ГПЧ», то есть генератор пучков частиц.

– Есть.

– Автоматическое управление всеми системами.

– Есть.

Это означало, что корабль будет отвечать на любое враждебное действие, не дожидаясь команды. В то же время я услышал, как заработали главный двигатель и даже генератор темной энергии. Пытаясь перенести на космос знания о военных действиях на твердой земле, я понял, что Мари собирается спрятаться за Парадизо, и если чужой корабль последует за нами, то мы нанесем удар, едва он окажется в поле зрения. Ну, типа как при боевых действиях в горах обороняют противоположный склон, а едва показывается противник – шмякают по нему. Вот что я думал, когда большое голографически четкое изображение Хесуса Моралеса появилось между лазерными лучами, загораживая планету и солнце – да все, собственно, кроме звезд у него над головой.

– Полковник, – сказал он, несколько приглушенно, но вполне отчетливо, – мы на борту инопланетного корабля. Эти ребята из Зоопарка пришли и спасли нас. Всех нас, включая колонистов. Вы записываете?

Вопреки тому, что любит говорить моя жена Анна, я не вульгарен – ну, почти. Но я совершенно уверен, что на мостике «Жукова» в тот самый момент много кто обмочился.

Наступила потрясенная тишина, и тут я услышал свой собственный голос – и да, я был лейтенант и потому низшая форма жизни из числа присутствующих, но какого черта, Моралес – мой друг, а не их – короче, я громко сказал в микрофон навигатора:

– Хесус, мы записываем.

– Позвольте, – ледяным голосом сказала Мари, и я тут же отловил беглый язык, сжав его зубами. – Что они предлагают сделать с вами? – требовательно спросила она.

– Послать нас на «Жуков» шаттлом. Думаю, это рассматривается как дипломатический жест, теперь, когда война окончена и мы уходим из этого сектора космоса. Они думают о мирной торговле и всем таком – в будущем.

– Вы там все?

– Семнадцать человек из взвода «Бет». Остальные погибли. Шестеро ранены.

– Мы вас примем. А что колонисты?

– Колонисты проголосовали за то, чтобы присоединиться к Зоопарку – стать родственным видом – и не возвращаться на Терру. Похоже, они верят в симбиоз и видят в нем одну из сторон любви. И еще они не доверяют другим людям.

– Странно, с чего бы вдруг, – сказал я.

То есть я, конечно, ничего не сказал, потому что прикусил язык.

В любом случае, сарказм был бы некстати, тем более с моей стороны. Я был слишком взволнован тем, что Моралес жив, и мне на самом–то деле было глубоко плевать, какой там выбор сделали сектанты.

Но Мари была недовольна.

– Нам приказано вернуть этих людей в регион, находящийся под контролем человечества.

– Инопланетяне не подчиняются нашим приказам, – заметил Моралес.

– Ну да. Мне разрешат говорить с их пророком?

– Он был глубокий старик. Он умер во время вылета из пострадавшего района. Впервые у них нет никого с сильными экстрасенсорными способностями, чтобы он мог их вести – и они, возможно, принимают плохие или как минимум непродуманные решения.

– Вот в чем дело. Передайте мое согласие Зо… их командованию. Мы не будем стрелять по шаттлу, и Ганнетт примет раненых.

Потом она отдала еще три приказа. Во–первых, нам с Ганнеттом – принять шаттл и забрать наших людей. Во–вторых, Янеско – поддерживать режим автоматического управления, но отдать главному компьютеру команду не стрелять по шаттлу. В-третьих, она велела всем остальным оставаться на боевых постах.

Янеско сердился на нее. С Полярного Круга доносился его хриплый голос:

– Командир, это обман. Даже идиот Шлехт понял бы, что это обман.

– Конечно, это обман, – отрезала она. – Но что за обман? Шаттл взорвется, едва состыковавшись с «Жуковым»? Наши люди заражены смертельной болезнью или паразитами? Или это в первую очередь дипломатический ход, как считает лейтенант Моралес?

Когда я покидал мостик, там проходило импровизированное совещание комсостава. Я оказался под командованием Ганнетта, и он заставил меня надеть эластопластовый костюм, такой же, как у него, едва мы дошли до шлюза. На случай, если на борт занесут какую–нибудь смертельную заразу, мы встретили наших ребят в этой оснастке, дыша через электростатические фильтры, а в ушах у нас гудели небольшие вентиляторы. Еще он привел шесть медботов, похожих на огромных крабов, они бегали на ножках с сочленениями и махали длиннющими руками. Пока мы ждали, они принесли и поставили носилки, которые я собирался взять в нашу, впоследствии отмененную, вылазку на Парадизо.

Инопланетный шаттл приближался. Процедура стыковки проходила интересно. Я не мог понять, как они зафиксируются, поскольку шлюз «Жукова» в силу своей конфигурации не мог их принять. Но проблема оказалась для наших бывших врагов никакой не проблемой. Мы смотрели в окошко внутренней двери шлюза, как они выпустили гибкую трубу – док назвал ее пуповиной, – которая расширялась, как тромбон. Мы открыли внешние двери шлюза, труба вошла туда и плотно состыковалась с переборками.

Потом мы открыли внутренние двери, они открыли свои на дальнем конце трубы, воздух ворвался в пуповину – с нашей стороны давление было выше, – и несколько минут спустя показался Хесус Моралес собственной персоной, шатаясь на ветру худой, изможденный, но вполне живой. Медботы проверили его, прежде чем подпустили меня, но после мы крепко обнялись, и он помог вывести раненых и уложить серьезно пострадавших бойцов на носилки. Минуты спустя все были завернуты, словно подарки к празднику, и облиты какой–то антисептической дрянью.

Ганнетт велел мне закрыть внутренние двери шлюза. Едва я собрался это сделать, как краем глаза заметил обитателей Зоопарка. Что–то с головой примерно как у морского конька – довольно жесткое, голубоватое, с кроткими выпученными глазами и дыхательным аппаратом на конце длинной морды – смотрело на меня, а что–то еще, многорукое, копошилось позади него.

Я потянулся, чтобы нажать кнопку, закрывающую дверь, когда что–то проскочило у меня под рукой и сигануло в пуповину. Кос выглянул уже оттуда, посмотрел на меня большими темными глазами, поднял маленькую ручку, помахал и крикнул:

– Это мой народ, Кон! Я должен их спасти!

– Заберите его обратно! – закричал Ганнетт.

Но я нажал кнопку, и двери задвинулись. Я мельком увидел, как складывается гибкая труба – и она в самом деле соответствовала названию, которое дал ей доктор.

– Простите, сэр, – сказал я хирургу, – но вы не отменили свой первый приказ.

Возомнил себя умником. Не осознал, что только что убил Коса, бедного маленького засранца, или же он убил себя – это уж как посмотреть. Второе невольное убийство на моем счету за время этого путешествия.

Я смотрел, как шаттл закрывается и улетает, описывает дугу и направляется обратно. Он не взорвался. И, должен сказать, Ганнетт провел все необходимые обследования и не обнаружил, чтобы наши люди были чем–то заражены. Если и был какой–то подвох, то мы его не заметили, и лично я думаю, что Хесус, возможно, был прав с самого начала. Наши прежние враги сделали примирительный жест – вот и все.

Пока Ганнетт и его боты раскладывали всех в переполненном больничном отсеке, я снял пластиковый костюм и поднялся на мостик доложить о благополучном возвращении наших. Но то, что я сказал, было никому не интересно.

Все, как загипнотизированные, смотрели на монитор, на два голубых круга – один отмечал инопланетный шаттл, другой – собственно корабль. Мари сидела в кресле командующего, словно алебастровая статуя. Два круга слились, и тонкие пальцы ее левой руки с ногтями, покрытыми прозрачным лаком, чуть заметно шевельнулись, нажимая клавиши, передающие в ее распоряжение всю нашу огневую мощь.

Надо полагать, мои губы изобразили что–то вроде «не надо», но я так ничего и не сказал – или, во всяком случае, сам своих слов не услышал. Внезапно «Жуков» тронулся с места, да так быстро, что меня больно приложило об палубу. Мы начали уходить за планету, которую теперь впору называть Инферно, но прежде инопланетный корабль взорвался огромным огненным шаром, и его обломки разлетелись, странно медленно, как бывает с предметами в космосе.

На мостике началось оживление, все сотрудники Космической Службы радостно кричали – они же только что выиграли битву в Войне с Пришельцами. И это оказалось совсем нетрудно, учитывая, что противники, бедняги, и не знали, что война все еще продолжается.

Когда Мари вернулась в каюту командующего, я уже ждал ее там, побитый – на затылке у меня образовалась шишка размером с яйцо. Но я был в полном сознании и в состоянии ледяной ярости.

– Мне пришлось это сделать, – быстро сказала она. – Полученные мной приказы содержат секретный протокол, обязывающий меня уничтожать все инопланетные корабли, с какими мы столкнемся.

Я промолчал. И тогда она начала спорить с тем, чего я не говорил:

– Положим, я приняла бы их условия, нарушила бы приказ, вернулась без колонистов – что сказали бы мои враги в штабе? Что я провалила задание, нарушила инструкции, вступила в сговор с противником и позволила ему похитить наших людей. Меня бы отдали под трибунал.

Наконец я смог заговорить:

– И чтобы предотвратить это, ты убила несколько тысяч разумных существ, по большей части людей. Включая Коса.

– Прости, что не оплакиваю его. Он почувствовал наш план этой своей проклятой интуицией и был готов, как это по–английски?.. Jaser[52]52
  Пробалтываться, выдавать тайну (фр.).


[Закрыть], проболтаться врагам. Ты еще такое дитя, Робер. Ты еще не научился принимать трудности, которые подразумевает твой выбор карьеры военнослужащего. Ты не представляешь, что значит быть командиром. Со временем ты станешь тверже.

– Но не настолько.

– Ой, да что толку спорить? Тебе нужно повзрослеть, вот и все. Ты же так и не понял подлинного смысла этого полета, верно? Совсем не понял. Для моей службы было крайне неприятно, что Государственный Совет настоял на том, что верховное командование примет офицер Службы Безопасности. Как эти скучные полицейские могут понять, что нам необходимо нанести поражение врагу и восстановить нашу честь? Но, разумеется, дело было как раз в этом – предполагалось, что он будет держать всех остальных под контролем. К счастью, генштаб Безопасности хотел избавиться от Шлехта, чьи сексуальные предпочтения уже стали притчей во языцех, и эту работу предоставили ему. Нашим разведчикам было вовсе не трудно найти молодую женщину, хотевшую убить его по очень веской причине. Они вооружили ее и провели на борт, а я заботилась о том, чтобы она здесь выжила. Этот паршивец Кос едва все не испортил – я так и не простила его за то, что он сказал генералу о наличии безбилетного пассажира. Когда я назначила тебя офицером безопасности, я предполагала, что ты арестуешь Коса и уберешь его с дороги. Ну, ты не сделал, как я хотела, но в некотором смысле ты сделал даже лучше. Когда безбилетница отомстила, я не знала, как с ней быть, а ты вот так невинно решил эту проблему. Потом Кос, пытаясь спасти своих товарищей по культу, погиб. Видишь, все сложилось замечательно.

Минута, последовавшая за этой речью, была самой долгой и холодной в моей жизни. Потом я сказал:

– Если не возражаете, мэм, я бы вернулся в свою каюту Когда Моралес поправится, он может присоединиться ко мне.

– Поступай как знаешь, надеюсь, вы будете очень счастливы вместе.

Я отсалютовал, сделал суровое лицо и удалился. Вот так закончился мой служебный роман.

Теперь, Хесус, сын Хесуса, ты знаешь, как Зоопарк, сохранив жизнь твоему отцу и вернув его нам, сделал возможным, чтобы он несколько лет спустя встретил твою маму, женился на ней, а ты был зачат и родился. Вспоминай безымянных существ с того безымянного корабля с благодарностью – их атомы давно рассеялись, и они не оставили о себе никакой памяти, кроме тебя.

Когда мы вернулись на Терру я прочел рапорт Мари. Это была великолепная выдумка. Там сообщалось, что пришельцы уже перебили колонистов, когда мы прибыли, и в отместку мы уничтожили их корабль. Народу это понравилось, и даже очень. Новости о нашей отложенной победе над врагом, уделавшим нас в ходе войны, потрясли все человечество до самых дальних пределов. Офицеры Космической Службы с «Жукова» честно поддержали версию своего командира и были должным образом вознаграждены несколько лет спустя, когда Государственный Совет сделал ее первой женщиной–главнокомандующим этого рода войск. Она умерла недавно, и прах ее покоится в Париже в Доме Инвалидов, рядом с прахом Наполеона.

Мы с Моралесом подали рапорты в Главный Штаб, сообщая факты, которые, разумеется, были проигнорированы, поскольку мы были всего лишь лейтенантами. Хотя таковыми мы оставались недолго. Нас обоих произвели в капитаны за нашу службу во время «эпического полета „Жукова“» (как выразился Совет) – «миссия во спасение человечества стала миссией отмщения за человечество». Звучит красиво, да? Слова куда удобнее реальности. Тем временем всё, что твой | папа и я сделали и пережили на самом деле, перешло в категорию не–бывшего.