355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Брюс Стерлинг » Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов » Текст книги (страница 38)
Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов
  • Текст добавлен: 28 мая 2018, 00:00

Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов"


Автор книги: Брюс Стерлинг


Соавторы: Гарднер Дозуа,Мэри Розенблюм,Элизабет Бир,Питер Уоттс,Йен Макдональд,Роберт Рид,Джей Лейк,Доминик Грин,Сара Монетт,Адам Робертс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 68 страниц)

У этой истории был второй, роковой эпилог. Никто точно не знает, по какой причине разразилась Вторая Война с Пришельцами, но лично я всегда был уверен, что обитатели Зоопарка хотели отомстить за предательское уничтожение их корабля. К тому времени Транс–Аранская кротовая нора была открыта и нанесена на карты, и у входа в нее произошло ужасное сражение, в котором мы потеряли так много кораблей и столько тысяч наших лучших людей, включая твоего отца, который командовал десантным отрядом на борту старого «Сунь-Цзы», когда его разнес ССС.

Вот так я узнал, что, несмотря на интеллект и ранг, мы все – рабы истории. Но еще я решил, что не продам свою душу, как это сделала Мари. Я решил уступать, когда придется, но сдержать обещание открыть правду, когда это станет возможно. Сейчас как раз такой момент, и я рассказываю ее тебе, надеясь, что в будущем, когда в твоих руках окажется власть, ты будешь знать, как ею нельзя пользоваться.

В моем нынешнем плачевном состоянии я начал искать бывших сослуживцев – товарищей по рабству, скажешь ты. Я стал каждый год видеться с О’Рурком и Чу и со всеми, кто хотел и мог прийти. Как и все ветераны, мы собирались выпить и повспоминать, и я многое узнал из разговоров с ними. Однажды, подвыпив, О’Рурк по–дружески поведал мне, что всегда считал меня «гребаным дураком, но гребаным дураком с перспективой». Я решил, что это настоящий комплимент, учитывая, от какого безнадежного циника он исходил.

Чу признался, что иногда жалел, что вопреки фамильной традиции стал солдатом, а не пиратом. «Опасность та же, – сказал он, – но выгода куда больше. Как и ты, я, наверное, никак не могу без толики морали». Он говорил это, смущаясь, и, кажется, тоже был пьян.

Я смог проследить, как сложились жизни некоторых наших ребят после того, как старого «Жукова» отправили в Европу на утилизацию. Одна из самых удалых казарменных девок оставила службу и стала вполне респектабельной. Она замужем за государственным советником – фамилию я тебе не скажу, и не проси. Еще одна ушла и разбогатела на содержании борделя в Нью–Ангкоре.

Наш странный гений Соза сказал мне, что события на Парадизо так его напугали, что он наконец осознал, что прятаться от ответственности на военной службе еще опаснее, чем жить в реальном мире вне ее. Поэтому, когда полет завершился, он вышел в отставку, окончил колледж, выиграл стипендию в крупном медицинском вузе, и когда я о нем слышал в последний раз, он был хирургом, замечательно умеющим восстанавливать поврежденный спинной мозг. Всегда же кто–то добивается успеха, правда?

Однако по большей части ребята остались простыми солдатами. Я считал разговоры с ними чем–то вроде тяжкой обязанности, потому что они совершенно не умели обобщать – не делали выводы, просто вспоминали с отупляющей точностью то или иное место, кто и что сказал и когда это было. «Помните, сэр, – сказал один, – когда мы вошли в О-1, как мы обогнули тот угол белого домика, на котором была голубая вывеска про двадцать ножек? Разве это было те смешно?»

Они часто говорили о Мари. «Помните, сэр, когда мы вернулись на корабль, командир сказала нам, какие мы крутые? – произнес другой парень. – Я был в крови и блевотине, но она все равно пожала мне руку и сказала, что я герой. Боже, здорово–то как. А сейчас она большая шишка, видел ее на прошлой неделе по четырехмерке. Подумать только. Боже, я никогда ее не забуду».

И я тоже.

НИКОЛА ГРИФФИТ
ТРЕБУЮТСЯ ДВОЕ

Никола Гриффит – лауреат премий «Небьюла», премии Джеймса Типтри–младшего и пятикратно – премии «Лямбда». В числе написанных ею научно–фантастических: романов «Аммонит» («Ammonite») и «Медленная река» («Slow River»), завоевавшая премию «Небъюла». Перу Гриффит также принадлежит популярная серия детективных романов про Ауд Торвиген, в которую входят «Стой» («Stay»), «Всегда» («Always») и «Синее место» («The Blue Place»). Совместно со Стивеном Пейджелом она выпускает антологии «Искривление пейзажа» («Bending the Landscape»): «Искривление пейзажа. Хоррор» («Bending the Landscape: Honor»), «Искривление пейзажа. Фэнтези» («Bending the Landscape: Fantasy») и «Искривление пейзажа. Научная фантастика» («Bending the Landscape: Science Fiction»). Родившись в Лидсе, Великобритания, теперь Гриффит живет в Сиэтле.

Представленный ниже рассказ переносит нас в стрип–клуб, на вечер приват–танца, где многое происходит не на глазах, а скорее, под покровом, и не только под покровом одежд.

Началось все, как это часто бывает в таких случаях, в баре – у длинного мрачного сооружения из красного дерева вдоль стены сиэтлского «Квин Сити Грилл», отполированного временем и немалым количеством подбородков. Музыка затихала. Ричард и Коди – ее настоящее имя было Кэндис, но его не знал никто из познакомившихся с ней после окончания средней школы – жили на разных побережьях, но сегодня вечером они уже в третий раз за год пили вместе. Уставившись на тени, сгущавшиеся по углам бара, Коди старалась не думать о своей безликой комнате в отеле. Вместо этого она думала о том, что в последние шесть месяцев видит Ричарда чаще, чем своих друзей в Сан–Франциско, и что она, вероятно, увидит его снова через несколько недель, когда их компании будут участвовать в тендере в Атланте.

– Тебе никогда не приходило в голову, – сказала она, – каково это – иметь, знаешь, нормальную работу, когда встаешь в понедельник утром и едешь в офис, и то же самое во вторник, и в среду, и в четверг, каждую неделю, кроме отпуска?

– Ты забыла пятницу.

– Что?

Они начали с мохито, усугубили дело коктейлем Джеймса Бонда, а теперь заходили на посадку по глиссаде из текилы с прицепом из разливного пива.

– Я сказал, ты забыла пятницу. Понедельник, вторник…

– Верно, – признала Коди. – Верно. Чересчур много гребаных подробностей. Но ты думал когда–нибудь? Насчет нормальной жизни?

Реальная жизнь, в одном городе, с реальными друзьями.

Ричард молчал так долго, что Коди развернулась на барном стуле взглянуть на него. Он поигрывал пустым стаканом.

– У меня уже есть работа, – сказал он. – Не разъездная.

– Ах, черт.

Она помнила, как они встретились, как раз после первого краха доткомов, на конференции выпускников по синергизму биомеханики и экспертной программной архитектуры принятия решений или какой–то фигни в этом роде, что было нелепо, потому что он собирался заниматься когнитивной психологией, а она – прикладной математикой. Но компьютеры оказались чуждой интегрирующей технологией, заставлявшей самые разнообразные странные ответвления знаний объединяться и работать так, как не было предусмотрено природой. Подобно монстру Франкенштейна, сказал Ричард, когда она упомянула об этом, и Коди тогда купила ему выпивку, потому что он понял это. Два месяца спустя они столкнулись на похожей конференции, потом снова на каком–то корпоративе, вскоре после того как оба создали стартапы социальных СМИ. Так все и шло, пока – оба тогда уже завлекали питчами венчурных инвесторов на торговых выставках – они не сумели преодолеть обязательную сдержанность, дистанцирующую иронию и не начали списываться друг с другом по электронке, договариваясь об обедах, коктейлях, билетах на игры. Они были молоды, красивы и очень, очень умны. Более того, у них не было решительно никакого романтического интереса друг к другу.

Теперь они встречались, мотаясь повсюду в качестве представителей своих изголодавшихся по кредитам компаний и толкая все более безнадежные питчи перед лидирующими в отрасли голиафами на тему того, почему им нужна шустрость и сноровка голодных Давидов.

Коди не сказала Ричарду что в последнее время ее питчи были все больше о том, почему голиафы могут посчитать прибыльным поглотить теряющего последнюю надежду Давида, на которого она работала, вместе со всеми его прогрессивными, мотивированными, саморегулируемыми сотрудниками, чьи фондовые опционы и планы 401(к)[53]53
  План 401 (k) – наиболее популярный пенсионный план (накопительный пенсионный счет) частной пенсионной системы в США.


[Закрыть]
теперь ничего не стоили. Но вернуться обратно в академические кущи означало на самом деле признать поражение.

Она вздохнула.

– Где?

– Чапел–Хилл[54]54
  Чапел–Хилл – город в Северной Каролине, Северокаролинский университет, в пригороде крупный исследовательский центр и технопарк.


[Закрыть]
. И это не… Ладно, о'кей, это как бы академическая работа, но на самом деле нет.

– Угу.

– Нет, правда. С одной новой компанией, совместным предприятием WishtleNet и университетом Северной…

– Понятно.

– Дай же мне закончить. – Напиваясь, Ричард обожал поучать. – Представь себе Google Labs или Xerox PARC, только более странные. Полно денег, полно толковых аспирантов, делающих то, что я им велел, полно синектических исследований, не вызывающие раздражения вице–президенты, которые говорят, что у меня есть шесть месяцев для продвижения софта на рынке, даже если он полное барахло.

– Ясно.

Вот только Винс, операционный директор Коди, сказал, что, если ей удастся заключить контракт в Атланте, ее саму сделают вице–президентом.

– Коди, это круто. Все, о чем мы говорили последние шесть–семь лет, все эти когнитивные патернализмы и модификации поведения, модулируемо–резонансная компьютерная графика, алгоритмы интуитивного обучения…

– Ну да, ну да.

– …они хотят, чтобы я занимался этим. Хотят, чтобы я определил новые поля интереса. Очень круто.

Коди лишь покачала головой. Круто. Крутизна опять не вспомнила покормить рыбку в аквариуме, когда тебя снова не было в городе.

– Стартуем в следующем месяце, – сказал он.

Коди ощутила ужасную усталость.

– Тебя не будет в Атланте.

– Нет.

– Атланта в августе. Придется мне самой. Вот черт.

– Самой? А как же все эти красотки в откровенных летних нарядах?

Брови Коди полезли на лоб. Она потерла их.

– Ну, на Буна я никак не рассчитываю. На Буна и его низкопробные забавы со стрип–клубом.

– Он клиент.

– Твое сочувствие меня просто убивает.

Он пожал плечами.

– Я думал, девица с приватным танцем – твоя главная эротическая мечта.

Голова у нее раскалывалась. Теперь он вознамерился поговорить про Даллас.

– То, о чем ты нам рассказывала, – где, черт побери, это было?

– В Далласе.

Мог бы уже забыть об этом.

– Ты и вправду этим увлекалась. Ты что, краснеешь?

– Нет.

Три года назад ей исполнилось двадцать восемь, у нее были четыре миллиона долларов в фондовом опционе и вера в то, что коллеги по партизанскому программированию – ее друзья. Ха. И теперь, вероятно, половина гиков[55]55
  Гик – человек, одержимый компьютерными технологиями.


[Закрыть]
Юга слыхала про самую ее интимную фантазию. Включая Буна. Она проглотила остатки текилы. Мерзкое пойло, когда тепловатое. Коди потянулась за своей курткой.

– Я пошла. Если только у тебя нет никаких идей, как заключить этот контракт без грязных игр с Буном. Вот уж не думала.

Она отпихнула стакан и встала.

– Эта встреча в Атланте когда? Восемь, девять недель?

– Примерно так.

Она бросила два доллара двадцать центов на стойку бара.

– Возможно, я смогу помочь?

– С Буном? Ладно.

Но обычно ангельское лицо Ричарда было мрачным. Он выудил из кармана телефон и положил его на стойку бара.

– Просто доверься мне на минуточку, – сказал он и ткнул пальцем в иконку памяти. Та подмигнула красным. – Что бы ни случилось, обещаю, что никто никогда не услышит этой записи, кроме тебя.

Коди бросила куртку обратно.

– Звучит прямо–таки зловеще.

– Тут, скорее, вопрос, хм, вопрос этики.

– О боже, Ричард. Ты просто истеричка.

Она заметила взгляд бармена, обращенный на их стаканы, и села.

– Я тоже занимался Атлантой, – сказал он. – Как и ты, я прекрасно понимаю, что будет после того, как вы проведете свои презентации для Буна.

– «Золотой Ключ», – кивнула она.

Так говорили все. Солнце встает, правительство требует налоги, Бун выслушивает предлагаемые цены и ведет всех в «Золотой Ключ».

– …но мне нужно знать от тебя, можешь ты или нет пойти на то, чтобы выплатить наличными крупную сумму, тысяч, скажем, до пяти, чтобы заполучить этот контракт.

Она фыркнула.

– Пять против возможных восьми? А ты как думаешь?

Он указал на телефон.

– Ладно. Да. Я могу позволить себе такие расходы.

Он улыбнулся, двигая челюстью совсем не по–ричардовски, словно питон, разевающий пасть, чтобы поглотить свинью. Коди едва не вскочила, но этот миг прошел.

– Ты должна разрешить мне доступ к твоим медицинским картам, – сказал он.

И вот они здесь, в Мариетте[56]56
  Мариетта – город на северо–западе штата Джорджия, в 24 км от Атланты.


[Закрыть]
, где живут обитатели штата Джорджия, не трогающие чужаков среди лесов только потому, что не знают, что это за люди: семеро мужчин и одна женщина, шагнувшие из цитадели Буна – башни из белого бетона и зеленого стекла – под августовское солнце, раскаленное настолько, что плавился асфальт. Солнечные очки Буна сверкнули, когда он повернулся навстречу группе.

– Одна работа без забавы делает Джека скучным, право. И Джил тоже, – кивок в сторону Коди.

Она кивнула в ответ и постаралась не щуриться. Щурясь, она выглядела по–дурацки: ничего хорошего, когда все вокруг разодеты в пижонские летние деловые костюмы, принятые на Восточном побережье, и щеголяют южным загаром. По крайней мере, парень из Портленда тоже забыл свои солнечные очки.

Словно маленькое стадо, они двинулись через размякшую, вязкую парковку: типу из Бостона придется проститься со своими светло–желтыми мокасинами.

– Дейв, – обратился Бун к парню из Остина, – возьми этих троих. Я знаю, ты в курсе, куда мы направляемся.

– Конечно, – отозвался Дейв, и семеро мужчин рассмеялись, демонстрируя всеобщее «все–мы–тут–люди–бывалые–нас-ничем–не–удивишь».

Коди недоставало Ричарда. И она все еще злилась на него за то, что он вывалил на нее все эти новости лишь в последнюю неделю. Почему он не сказал раньше, что не приедет в Атланту? Почему не сказал еще в Сиэтле? И эта работа в университете: что там у него стряслось? Лузер. Но ей хотелось бы, чтобы он был тут.

Машина Буна оказалась вульгарным гибридным серебристым «Мерседесом». Он открыл пассажирскую дверь с улыбкой, как бы говорящей «Да–я–знаю–мужчины–и–женщины–равны–но–я-рожден–на–Юге–ну–что–тут–поделаешь?», на что Коди отреагировала должным образом, иронически приподняв брови. Ха, в очках бы это не получилось. Парень из Нью–Йорка и Бостонские Мокасины забрались назад. Остальные залезали в темно–зеленый прокатный внедорожник Дейва. Полноразмерный внедорожник. Совсем не круто. На этом он теряет очки. Она удовлетворенно защелкнула ремень безопасности.

По дороге в клуб Коди предоставила двоим с заднего сиденья наперебой общаться с Буном. Она уставилась в окно. Встреча прошла отлично. Было ясно, что лишь она, Дейв и парень из Денвера представляют компании, способные поспорить за этот контракт, и Коди была вполне уверена в своем превосходстве над денверцами в том, что касалось массового выпуска. Значит, она и Дейв. Если бы только они не ехали в «Золотой Ключ». Боже. При мысли о людях, которые будут наблюдать, как она смотрит на этих женщин, и полагать, будто знают, о чем она при этом думает, кожу у нее на голове начало пощипывать от пота. Под струей кондиционированного воздуха лицо ее застыло.

За два дня до отъезда в Атланту она связалась с Винсом по электронке, чтобы объяснить, что в стрип–клубе неловкость будет испытывать не она, но мужчины и что он мог бы, во всяком случае, задуматься об этом, позвонить Буну и организовать ей презентацию днем раньше или позже всех остальных. Через полчаса она получила ответ, короткий и по существу: ты едешь, детка, и все тут. Она глубоко вздохнула и отправилась к нему в офис.

Он разговаривал по телефону, расхаживая взад и вперед, но Коди не успела даже постучаться, как взмахом руки он пригласил ее зайти. Закрыв рукой трубку, он бросил:

– Мне нужно закончить разговор, это ненадолго.

И снова зашагал, крича:

– Черт побери, Рик, я хочу, чтобы это было сделано. Когда мы встречались на той неделе, ты заверил меня… Да. Никаких проблем, сказал ты. Никаких, блин, проблем! Так что сделай это, найди способ.

Он с грохотом швырнул трубку, покачал головой и переключился на нее.

– Коди, что ты хотела? Если насчет Атланты, я не желаю об этом слышать.

– Винс…

– Бун не дурак. Он тащит людей в этот стрип–клуб, потому что любит наблюдать, как они себя ведут под давлением. Ты лучшее из того, что у нас есть, ты же знаешь. Просто будь собой, и все будет в порядке. Устрой ему хорошую презентацию и не строй из себя герл–скаута, когда начнут показывать сиськи. Сможешь ты это пережить?

– Мне только не нравится…

– Господи Иисусе, Коди. Непохоже, чтобы ты до сих пор никогда не видела голых женщин. Ты хочешь стать вице–президентом? Скажи мне только: да или нет?

Коди вздохнула.

– Да.

– Рад слышать. А теперь марш отсюда.

«Золотой Ключ» был словно иной мир: прохладный, благоухающий фруктовыми нотками пива, шумный, с низкими басовыми звуками, от которых у нее завибрировало в животе; с темными углами и ярко освещенной сценой в центре, с тремя хромовыми шестами и лазерными стробами. Танцевала лишь одна женщина. Было еще только начало седьмого, но зал уже наполовину заполнился. Кто–то где–то курил дорогие сигары. Интересно, кому клуб заплатил за такую возможность.

Бун распорядился сдвинуть вместе два столика у самой сцены, неподалеку от центрального пилона. Парень из Нью–Йорка сел слева от Буна, Дейв – справа. Коди заняла место с краю, вне поля зрения Буна. Ей следует быть невозмутимой и ироничной во всех своих словах и поступках. Непробиваемой.

Новая танцовщица: рыжие волосы до плеч, закрывшие лицо, когда она закрутилась вокруг правого пилона. На ней была юбка величиной с ремень и шестидюймовые каблуки из полупрозрачного пластика, украшенные неприлично розовыми цветочками. Без шеста она, наверное, не смогла бы даже стоять. Однако выделывает кое–что интересное задницей, подумала Коди и украдкой провела пальцем по верхней губе. Слава богу, сухо. Очко в их пользу за кондиционирование воздуха.

Нью–Йорк тронул ее за руку. Он ткнул большим пальцем в сторону Буна, который подался вперед, и прокричал:

– Что вы желаете выпить?

– Какая разница?

Он осклабился.

– Здесь не подают забродивший виноградный сок под видом шампанского. Заведение подходит к выбору напитков серьезно.

Превосходно.

– «Маргариту». С солью.

Если коктейль достаточно кислый, ей не захочется глотать его.

Танцовщица повисла на шесте вниз головой и расстегнула лифчик. Ее груди выглядели произведением современного искусства, почти что архитектурным.

– Боже мой, – отметила Коди, – да это же Святая София.

– Что? – выкрикнул ньюйоркец. – Ее зовут София?

– Нет, – закричала Коди в ответ, – ее груди… Неважно.

– Искусственные, – кивнул ньюйоркец.

Появились напитки, поданные блондинкой, на которой не было ничего, кроме пурпурных бархатных стрингов и улыбки. Она обращалась к Буну «миленький» – он был завсегдатаем, а к Коди – «дорогуша».

Коди сумела оторвать взгляд от невероятных сосков достаточно надолго, чтобы отыскать долларовую бумажку и бросить ее на поднос с напитками. Двое мужчин засовывали свои презенты под джи–стринг: пятерку и десятку. Блондинка, уходя, подмигнула Коди. Ньюйоркец заметил это и ухмыльнулся. Коди попробовала свою «Маргариту»: кислятина. Она все равно сделала глоток.

Музыка изменилась, теперь это был ритмичный ремикс мэм–музыки: Slowhand группы Pointer Sisters. Басовая тема шла непрерывно, сдавливая живот Коди, будто теплая рука. Она облизнула губы и сосредоточилась на своем напитке. Левый пилон заняла другая танцовщица, с мягкими черными кудрями, а рыжеволосая переместилась на четвереньках в центр сцены и оказалась прямо перед их столом, медленно вращая попой, поглядывая на них через плечо, щурясь, словно кошка. У Буна, Дейва, у всех парней в руках были купюры: «О-о, крошка, у меня есть то, что тебе нужно». Рыжеволосая медленно пятилась к ним, выгибая спину в мнимом экстазе – но заходящем не настолько далеко, чтобы не заметить самую крупную купюру: двадцатку Буна. Она позволила подразнить себя ею, пощекотать купюрой внутреннюю поверхность бедра и провести по груди вокруг соска, прежде чем оттянуть пояс псевдоюбки и спрятать туда двадцатку. Остальные, вероятно, и не заметили, что она собрала у них деньги по очереди – двадцатку Буна, десятку Дейва, две пятерки. Потом танцовщица переместилась вправо, к толпе хипстеров, просидевших здесь дольше, чем нужно: двое из них размахивали пятидесятидолларовыми бумажками. Танцовщица изобразила совокупительные движения перед купюрой, находившейся на уровне ее таза. Она потрясающе владела своими мышцами. Нью–Йорк рядом с Коди с трудом сглотнул и полез за бумажником. Но было поздно. Хипстер широко ухмылялся, а танцовщица коснулась его щеки, склонила голову набок, что–то сказала. Он встал, и под одобрительное гиканье приятелей они с рыжеволосой скрылись за тяжелой матовой стеклянной дверью в дальней части зала.

«О, крошка…» Лицо Дейва было теперь скорее красным, чем загорелым. Он вытянул из бумажника пятидесятку, похрустел ею, сложил вдоль и поманил оставшуюся танцовщицу.

– Эй, кудрявая, иди и получи ее!

– Да! – тенором подхватил Нью–Йорк.

Портленд и Бостон, казалось, были поглощены своими напитками.

Бун поймал взгляд Коди и слегка улыбнулся. Она пожала плечами и развела руками, словно говоря: ну это же их деньги, – и он улыбнулся снова, на этот раз с оттенком скептицизма. Ах, черт.

– Дорогуша? – официантка в бархатном джи–стринге подошла вплотную и склонилась над Коди, сосками взъерошив ей волосы и мазнув по щеке.

Коди взглянула в ее выцветшие голубые глаза и отыскала десятидолларовую банкноту. Она с улыбкой засунула ее под стринг на бедре женщины и поманила пальцем, чтобы та снова склонилась к ней поближе.

– Я сочла бы за личное одолжение, если бы вы принесли мне еще один такой же чудесный коктейль, – сказала она женщине на ухо, – но без текилы.

– Все, что угодно. Но мне все равно придется посчитать по полной стоимости.

– Разумеется. Главное, чтобы он выглядел как надо.

Коди мотнула головой в сторону остальных.

– Предоставьте это мне, дорогуша. Я состряпаю для вас самую натурально выглядящую «Маргариту» во всем Дикси. Они будут сражены, сражены начисто вашей стойкостью. Это будет наш маленький секрет.

Она нежно погладила руку и плечо Коди, провела тыльной стороной ладони по ее груди.

– Меня зовут Мими. Если вам понадобится еще что–нибудь, потом.

Она одарила Коди знойным взглядом и направилась к бару. Кожа на ее играющих ягодицах выглядела неестественно гладкой, будто фарфор. Косметика, решила Коди.

Кудрявая заметила пятидесятку Дейва и теперь возлежала перед их столом на спине. Коди она представлялась роботом с заглючившей программой, подчиняющимся безумным командам: сжать, разжать, выгнуться дугой, дернуться в эту сторону и в ту. Тот, кто создавал ее, хорошо поработал над мускулами: каждый на виду, округлый, налитый силой, мягкий на ощупь. Какая досада, что создателям не хватило воображения на выражение лица и способностей, чтобы заронить хоть какую–нибудь искорку в ее глаза.

Груди, закачавшиеся у нее перед носом, возвестили о прибытии безалкогольного коктейля. Она выудила из портмоне десятку и потянулась к набедренной повязке Мими.

Официантка отступила на полшага, отложила поднос и обеими руками свела свои груди вместе.

– Может, предпочтешь положить ее сюда, дорогуша?

Коди моргнула.

– Можно засовывать ее медленно. Тогда, возможно, мы сможем познакомиться получше.

Но глаза ее, как и у робота, оставались пустыми.

– Ты чересчур горяча для меня, Мими.

Коди сунула купюру в джи–стринг и постаралась не чувствовать полыхнувшую в Мими ненависть. Она пригубила напиток и украдкой благоразумно заглянула в свой бумажник. Все это обходилось компании в целое состояние.

Бун с бесстрастным выражением лица наблюдал за Дейвом и ньюйоркцем. Потом он с любопытством взглянул в ее сторону. Приглашение к разговору?

Она поднялась. И повернулась взглянуть на сцену как раз в тот миг, когда длинноволосая женщина в ковбойских ботинках вышла к центральному шесту.

До сих пор для Куки все шло как обычно, и голеностоп вел себя лучше, чем она ожидала. Ботинки помогли. Она не могла вспомнить, когда сделала для себя эту пометку, «Ковбои и индейцы!», но это было внушено ей свыше. Она на автопилоте извивалась, и сгибалась, и надувала губы, и выпячивала грудь. Может, сделать рентген лодыжки? Нет. Это просто растяжение. Две таблетки ибупрофена и немного льда, и все будет в порядке.

Приличная толпа для вечера вторника. Есть и щедрые транжиры, но Джинджер уже раскрутила их на четыре приватных танца. Ну что же, всегда найдутся еще мужчины, у которых денег больше, чем здравого смысла. Она бросила взгляд за кулисы. Дэнни держал ее шляпу. Он кивнул. Она двигалась автоматически, отсчитывая про себя, и едва из колонок донеслись первые свистки саундтрека Морриконе к фильму «Хороший, плохой, злой», она вскинула руку, поймала шляпу и нахлобучила ее на голову. О-о, малышка, отлично сегодня, отлично. Она улыбнулась и медленно двинулась на авансцену. Женщина за первым столиком стояла. Куки заметила вспышку очень дорогих часов, и без какой–либо видимой причины ее захлестнула уверенность, что сегодняшний вечер и впрямь будет очень удачным. Куки, крошка, сказала она себе, сегодня ты станешь богатой.

И, увидев эту шляпу, эту важную походку, Коди позабыла про Буна с его контрактом, про свою непробиваемость, позабыла обо всем. Танцовщица была хороша, гибкая и нежная, сильная, как лань. Стразами на ее шляпе было выложено имя, Куки, и еще на девушке были крошечный топик из оленьей кожи с бахромой, и нечто вроде набедренной повязки – лоскутки замши, свисающие с талии спереди и сзади, но не с боков, – и устрашающие шпоры на ботинках. Она взглянула прямо на Коди и улыбнулась, и ее глаза не были пустыми.

Частью разума Коди понимала, что Бун видел, как она встала, и теперь он наблюдает, как она смотрит на эту танцовщицу, и что ей нужно остановиться, или сесть, или перейти к Буну на другой конец стола, но другая ее часть – та, что любила выпить в барах для байкеров, тусоваться ночь напролет под вопли Acid Girls из динамиков до последнего цента в кармане, та часть ее, которая загрузила свой пикап и, покинув Флориду, проделала за рулем весь путь до Западного побережья, когда ей было всего девятнадцать, которая висела однажды, зацепившись лишь коленями, на балконе девятого этажа, для того лишь, чтобы доказать, что она это может, – этой ее части не было дела ни до чего, кроме женщины с длинными каштановыми волосами.

Волосы были прямыми, как у индианки, и заканчивались на дюйм выше края набедренной повязки, и по движениям девушки было понятно, что шляпа и шпоры – это трофеи, снятые с мертвого мужчины. Когда танцовщица провела руками по телу, Коди знала, что в них зажаты ножи. Когда мужские голоса завели свой ритмичный речитатив, она увидела, как эта женщина скачет по равнине, спрыгивает с коня и на ходу срывает с себя одежду.

Музыка сменилась, но вновь забили барабаны, и теперь Куки склонилась, словно девушка над прудом, приспуская бретельки топика с плеч, достаточно, чтобы наполовину обнажить грудь, но не до конца, и она задумчиво коснулась своих грудей и принялась наносить на них боевую раскраску. Разрисовав все, что было видно, она спускала оленью кожу все ниже, так что каждая грудь покоилась, будто плод сатсума[57]57
  Сатсума ~ разновидность мандарина.


[Закрыть]
, на мягком основании, потом она повернулась спиной к публике, перекинула волосы через плечо и изучила отражение своих ягодиц в воде. Она легонько повернулась, так и этак, приподнимая задний замшевый лоскут – один краешек, потом другой, отпустила его, раздумывая, проверила каждую ягодицу на ощупь, словно решая, как раскрасить ее. Потом она разгладила оленью кожу обеими ладонями, так что та туго натянулась, и оценила результат. Нахмурилась. Провела указательным пальцем вдоль джи–стринга. Улыбнулась. Она выставила зад, пару раз вильнула им, засунула большие пальцы за поясную ленту джи–стринга и сдернула его прочь. Набедренная повязка осталась на месте. Топик по–прежнему был зажат у нее под грудями.

И маленькой лесби это нравилось, Куки знала. С нежной, как крем, улыбкой, приближаясь в танце, она видела, как пятна румянца расползаются по щекам женщины, как приоткрываются ее губы и расслабляются сжатые в кулаки пальцы. Профессиональный маникюр, красивый покрой одежды, туфли ручной работы. Мужчины в зале превратились в досадную помеху. Вот ее приз.

Один из мужчин за столом потянулся и просунул двадцатидолларовую бумажку между сыромятным ремешком набедренной повязки и ее бедром, но Куки едва перевела на него взгляд, обращенный к женщине. Двадцать здесь, пятьдесят там – невелика разница по сравнению с этим. Для тебя, одними губами произнесла она и, чуть повернувшись, напрягла все мышцы, потом сняла шляпу, завела руку за спину и откинула кверху полотнище набедренной повязки.

Она слышала, как кто–то кричит – высокий краснолицый парень с пятидесятидолларовой купюрой в руке, – но продолжала, не отрываясь, смотреть на женщину.

А потом музыка изменилась, и Джинджер возвратилась с приватного танца, и Куки увидела, как Кристи рука об руку со своей лощеной добычей намереваются удалиться в заднюю комнату, и значит, ей пора было надеть обратно кое–что из одежды и работать дальше.

Пять минут, беззвучно сказала она женщине.

Куки, думала Коди, пока танцовщица вновь опустила на место замшевый лоскут, грациозно выпрямилась и снова надела шляпу. Куки. Она смотрела, как Куки уходит со сцены, унося с собой все тепло и свет. Коди следует пойти за ней, разве нет? Пять минут, сказала она.

– Сука! – снова взревел Дейв. – Мои деньги для тебя недостаточно хороши? Чертова… Да пошел ты!

Он сбросил руку Буна со своей руки, потом понял, что натворил.

– Блин. Это… Это просто… Ну, вы же знаете, как это бывает. Но пятьдесят баксов…

– Черт, Дейв, может, она поняла, что это фальшивка, – весело воскликнул Бун.

Дейв выдавил смешок и засунул купюру в карман.

– Ну да, а может, просто не знает цифр.

Бун рассмеялся, но все за столом расслышали пренебрежительные нотки в его голосе.

– Пожалуй, друзья, на сегодня хватит.

Но Коди не слушала, потому что перед ней стояла Куки: без шляпы, замша и джи–стринг снова на своих местах.

– Ладно, парни, похоже, Коди мы потеряли, – рассмеялся Бун, совсем другим смехом, чем во время разговора с Дейвом. – Эй, девочка, позаботься о такси до дома, слышишь? Назови швейцару мое имя. Пошли, парни, мы уходим.

– Коди. Это твое имя? – спросила Куки, беря ее за руку.

Коди молча кивнула.

– А я Куки. Как хорошо встретить здесь женщину.

Еще один кивок. «Как дела?» – хотелось сказать Коди, но это было бессмысленно.

– Хочешь потанцевать со мной? Только ты и я, приватно?

– Да.

– Нам нужно заплатить за комнату.

– Да.

– Я люблю танцевать с женщинами. Это заводит меня, просто приводит в восторг. Я понимаю, чего хотят женщины, Коди. Хочешь, я покажу тебе?

– Да, – ответила Коди, слегка удивившись, что ноги еще достаточно слушаются ее, чтобы последовать за Куки в дверь из матового стекла.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю