Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов"

Автор книги: Брюс Стерлинг

Соавторы: Гарднер Дозуа,Мэри Розенблюм,Элизабет Бир,Питер Уоттс,Йен Макдональд,Роберт Рид,Джей Лейк,Доминик Грин,Сара Монетт,Адам Робертс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 68 страниц)

Но теперь я стала лучше.

Все уже позади: еще одна стройка, очередная веха, очередной невосполнимый кусочек жизни, которые не приближают нашу задачу к завершению. Не имеет значения, насколько мы успешны. «Миссия завершена» – бессмысленная на «Эриофоре» фраза, в лучшем случае ироничный оксюморон. Когда–нибудь у нас может случиться неудача, но финишной линии не существует. Мы будем лететь дальше вечно, ползя через Вселенную, подобно муравьям, прокладывая за собой вашу проклятую супермагистраль.

Мне все еще так много нужно узнать.

Но здесь хотя бы есть мой сын. Он меня научит.

ЛЕВИ ТИДХАР
ЦЕЛОСТНОСТЬ ЦЕПИ

Леви Тидхар родился в израильском кибуце, жил в Израиле и Южной Африке, много путешествовал по Африке и Азии, несколько лет провел в Лондоне, а затем переехал в Юго–Восточную Азию. В 2003 году он стал лауреатом Международного конкурса имени Рэя Брэдбери и Артура Кларка, учрежденного Европейским космическим агентством. Тидхар выступил в качестве составителя аннотированной библиографии Майкла Маршалла Смита («Michael Marshall Smith: Annotated Bibliography») и антологий «Букварь Дика и Джейн для взрослых» («А Dick & Jane Primer for Adults») и «Лучшая книга мировой научной фантастики» («The Apex Book of World SF»). В числе других его работ сборник рассказов «Иудейский панк» («Hebrew Punk»), повести «Занятие ангелов» («An Occupation of Angels») и «Пермутации облаков» («Cloud Permutations»), а также роман «Досье Тель–Авива» («The Tel Aviv Dossier»), написанный совместно с Ниром Янивом. Многочисленные рассказы Тидхара печатались в «Interzone», «Clarkesworld», «Apex Magazine», «Sei Fiction», «Strange Horizons», «Chizine», «Postscripts», «Fantasy», «Nemonymous», «Infinity Plus», «Aeon», «The Book of Dark Wisdom», «Fortean Bureau» и других. Его произведения переведены на семь языков.

В представленном ниже рассказе автор ярко описывает мир будущего, в котором немало изменилось – но все же многое осталось прежним.

Девушку все звали Генералом, и она вновь появилась на экране: в новенькой армейской форме цвета джунглей в сумерках, на груди сияли медали и ордена. От нее, казалось, исходил запах листвы и страха. Она говорила решительно и твердо, как будто отмеряя чашки риса – точно и без лишних слов. Главные новости с партийной конференции. Подробности последней пятилетки. Картинка: рисовые плантации на севере, рабочие в поле, их темно–синие комбинезоны. Кто–то рядом с телевизором, лохматый мужик, в котором Ной признал Сип Пана Джо, сказал:

– Я слышал, вчера в китайской лунной колонии родился первый ребенок.

Этот мужчина получил такое прозвище, так как вечно требовал десять тысяч кип за поездку по городу. «Сип пан! Сип пан!» – говорил он и, совершенно не умея торговаться, терял деньги. А Джо его звали из–за сходства с каким–то персонажем из тайской мыльной оперы. Он был не совсем в здравом уме, но новости всегда узнавал первым.

Ной заметил:

– Я хочу на Луну.

Сип Пан Джо в ответ захихикал:

– Там нет тук–туков! И воздуха!

Ной получил свое прозвище, потому что был маленьким. Сейчас он промолчал, только уставился на экран. Генерал заговорила снова, в этот раз о последней американской войне. В начале века дедушка Ноя умер, собирая металлолом. В высокогорьях Лаоса тогда валялась куча всякого железного хлама, оставшегося после американцев и их Секретной войны. Он высоко ценился, но, к сожалению, довольно часто взрывался. Спец из команды саперов потом сказал, что сработала СBU-26, противопехотная осколочная бомба, такие американцы особенно любили. К тому времени, впрочем, бабушка Ноя уже была беременна его отцом.

– Однажды я уеду в Америку, – сказал другой водитель, Хмонг. Семья, жившая во Флориде, отправляла ему деньги каждый месяц. – Открою отель или стану водить такси. Настоящее, с пушками по бортам и бронированным ветровым стеклом.

– Да такие только в кино бывают, – не сдержался Ной. Хмонг сразу повернулся к нему:

– Да? И откуда же ты знаешь об этом, мальчик?

– Отстань от него, – вмешался Сип Пан Джо. – Я хочу новости посмотреть.

– Он хочет новости посмотреть, – передразнил Хмонг. – А на Луну полететь не хочешь? Или детей завести?

Все захохотали, и он, осмелев, продолжил:

– Тогда бери Ноя с собой и скатертью дорога! Десять тысяч за билет до Луны! Сип Пан! Сип Пан!

Генерал исчезла, вместо нее армейский хор затянул революционный гимн, под музыку катились танки и взлетали самолеты. Телевизор мерцал в темноте водительской хижины. Хмонгу никто не ответил. Все знали, что во время той давней войны его соплеменники сражались на стороне американцев и до сих пор были источником проблем, им так и не дали полноценное гражданство, в отличие от долинных лаосцев.

Ной уставился на экран. Он втайне откладывал деньги. Две тысячи здесь, пять тысяч там. Как–то подвозил фаранга, а тот сказал, что был в космосе. Купил у Ноя дури и тогда сказал. Взмахом руки создавал изображения в воздухе, показывал их Ною: голубую, белую, зеленую Землю – так ее видят со станции; людей, парящих внутри огромного зала, правда, одних фарангов. Ной, конечно, знал, что космос принадлежит не только им. В конце концов, туда отправились китайцы, малайцы, индусы. Он надеялся, что когда–нибудь там, наверху, найдется место и для молодого лаосца.

Ной глотнул чая и решил, что хватит прохлаждаться. Сидя здесь, много не заработаешь. Он вышел из утлого барака и окунулся в прохладу ночи, на небе сияла половинка луны, обернутая в желтые бинты. Ной долго на нее смотрел. Она казалась такой ужасно далекой и одновременно близкой. Он попытался отыскать движущиеся огоньки там, в кромешной тьме, но ничего не увидел, вздохнул и понурил голову.

Тук–тук Ноя комфортно присел рядом с товарищами и походил на корову, что болтает с товарками на лугу о сортах травы. Стадо тук–туков лежало в большом загоне рядом с новым Талат Сао, Утренним рынком, который уже давно не был новым и никогда – утренним, работая круглые сутки, несмотря на название. Ной похлопал машину по борту, залез на водительское сиденье, накрыл двигатель. Он любил чувствовать, как ветер обдувает его во время движения, любил ощущение дороги под шинами, знал каждую выбоину и шероховатость на дороге, даже фары мог не включать. Знал, где притормозить, где набрать скорость, где повременить, где ждет полиция, надеясь стрясти с беспечного водителя лишний штраф, знал маршруты передвижных торговцев, где можно перекусить блинчиком со сгущенным молоком, знал все самые лучшие закутки вдоль берега Меконга, где хорошо остановиться и перекурить. Раньше, во времена деда и даже отца, тук–туки бегали на бензине. Теперь же древние, собранные из гвоздей, досок и труб искровые машины дремали под гигантской солнечной решеткой Талат Сао, питая свои бесшумные двигатели электричеством. Они больше не издавали того характерного звука, тук–тук–тук, из–за которого получили свое прозвище. Ной вжал педаль газа в пол (потому как традицию в конструкции, как и во всем другом, должно поддерживать), и на приборной панели вспыхнула яркая полоса, давая знать, что машина полностью зарядилась. Он вывел автомобиль из ряда его практически одинаковых товарищей, со свистом врубил акселератор и выехал на дорогу.

Два с половиной часа Ной курсировал по темным улицам Вьентьяна. Подобрал семью лавочников, те припозднились, пришлось везти их в Дон Памай, в пассажирской кабине еще долго пахло бананами. По пути назад повезло, попался фаранг, пожелавший вернуться в город. Мужчина с золотым протезом вместо большого пальца говорил мало, и что–то было не так с его голосом, хотя на лаосском белый изъяснялся идеально. Ной раньше слышал об этих золотых штуках, и ему стало не по себе. Их называли Другими, они были чем–то вроде духов, что делили тело с человеком, могли говорить через него, заставляли делать ужасные вещи (хотя какие точно – Ной затруднялся сказать). Он отвез пассажира (пассажиров?) к Нампу, фонтану, вокруг которого располагались европейские рестораны: итальянские, французские, а также старая Скандинавская пекарня, не имевшая к Скандинавии никакого отношения. Ной завис на углу с другими водителями. Скоро парочка фарангов, не слишком прочно державшихся на ногах, решила отправиться в Национальный цирк. Он их отвез, перехватил мясной шашлычок у торговца на ночном рынке, поколесил по округе, но удача оставила его, поздняя ночь решила сыграть против Ноя, и никому такси оказалось не нужно. Он посмотрел вверх, воззрился на луну (та казалась какой–то мягкой, бледной, похожей на слегка прожаренное яйцо), словно умоляя ее вмешаться.

Ной откладывал деньги с одной целью. Он знал старика, тот учился в Китае и России, был на хорошем счету в Партии, но в последнее время стал совсем дряхлым и чудаковатым, а потому его отправили на скромную пенсию в столицу. Старик жил один в большом доме в пригороде и на обширном заднем дворе строил…

Кто–то свистнул; во мраке мелькнула рука, Ной ударил по тормозам. Лица человека он не разглядел; тот был одет чуть ли не по–монашески, только ряса не темно–оранжевая, а черная, цвета безлунной ночи в горах. Голову пассажира скрывал капюшон.

В фигуре чудилось что–то странно знакомое, как будто Ной что–то о ней слышал, но забыл… А, точно. Буквально неделю назад Сип Пан Джо рассказывал о странном монашеском ордене из Удом Кхай, фарангах, женщинах и мужчинах, которые делили один разум на всех…

Ной тогда подумал, что Сип Пан опять сочиняет. Теперь же черная фигура разглядывала его из тени то ли с удивлением, то ли с нетерпением. Ной спросил по–английски:

– Куда вам?

Он заметил, как из–под капюшона незнакомца по одежде струились тонкие, серебристые провода – почти прозрачные, но, когда человек повернулся, от них отразился лунный свет. Ной присмотрелся внимательнее и увидел, как время от времени по рясе проскакивают какие–то изображения, похожие на случайные вспышки, настолько мимолетные, что деталей было не различить. Они метались по ткани, сбегали вниз по груди, рукам, уходили за спину.

– Куда вам? – уже не так уверенно спросил Ной.

– Ват Сокпалуанг.

– Сто тысяч кип.

К его удивлению, попутчик лишь кивнул. Забрался назад, в открытое пассажирское отделение, и стал ждать. Ной пожал плечами и надавил на газ.

Поездка оказалась странной. Человек не двигался, но как будто все равно дотягивался до водителя, словно провода змеились в воздухе, добираясь до цели; над головой ярко светила луна, озаряя лицо Ноя с одной стороны. Темные и пустынные дороги, закрытые магазины вдоль Кхоу Бьен, уже остывшие угли в ямах для барбекю. Почему–то сейчас Ной видел гораздо яснее, чем прежде, как будто безмолвная фигура в капюшоне стала чем–то вроде увеличительного стекла для разума: он видел, как от земли отрываются самолеты, как вспыхивают двигатели ускорителей, как мир становится все меньше, а потом он повис между воздухом и вакуумом, в тонкой мембране, что окружала планету внизу, а впереди маячили гигантские сооружения, похожие на безумные петли, бублики, квадраты, и странные суда швартовались рядом с ними, их прямоугольные носы были направлены на огромную луну…

Затем они повернули с Кхоу Вьен на Сокпалуанг, впереди возник храм, и Ной остановил тук–тук, а человек в рясе слез.

Расплатился. Ной уставился на него и вдруг спросил:

– Что ты?

Монах отпрянул, словно удивившись. А потом мягкий голос с совершенными модуляциями произнес:

– Ничто.

– Ты – монах?

Фигура пожала плечами, как будто вопрос не имел смысла.

– Я – ничто, – повторила она, и у Ноя возникло странное чувство, словно сейчас с ним говорило не одно существо, словно «я» пассажира состояло из множества кусочков разных сознаний. – Я – пустота среди звезд. Луна – лишь камень, Ной. Счастье можно найти и там, и здесь, во Вьентьяне. Твоя цепь ослабла.

Потом оно повернулось и прошло в арку, ведущую в храм.

– Как ты узнал мое имя? – пробормотал Ной, но ответа не получил. – И что значит «моя цепь»?

Он завел двигатель и уехал. Для пассажиров уже было поздновато, а водилы у Нампу, ждущие, когда закроются ночные клубы, не обрадуются еще одному претенденту на и так скудный улов. Ной решил нанести визит старику. Ночь явно выдалась подходящая.

У торговца, сонно моргающего за полупустым прилавком, Ной купил маленькую бутылочку рисового виски. Не с пустыми же руками ехать. Он курсировал по безмолвным дорогам, держась Меконга сначала по левую руку, потом по правую, мимо огромной рекламы «Пепси», которая на смеси лаосского и английского предлагала одним глотком устроить в вашей жизни революцию, мимо мешков с мусором, брошенных прямо на обочине, мимо рисовых плантаций, озаренных жутковатым сиянием луны, мимо квакающего хора лягушек (тот чем-то напоминал армейский хор, выступавший недавно по телевидению, хотя Ной никогда не осмелился бы сказать такое вслух), и в конце концов съехал на узкую грязную дорогу, ведущую к дому доктора Сомбунга.

В окнах еще горел свет. Доктор всегда спал неохотно. Практически у самых ворот из–под днища тук–тука донеслось неприятное дребезжание, словно там что–то порвалось и со стуком упало на землю. Ной ударил по тормозам, и машина принялась властно и тревожно кричать на совершенно непонятном японском языке, пока Ной ее не отключил.

– А я не знал, что твой тук–тук умеет разговаривать, – произнес чей–то голос. На ступеньках стоял доктор Сомбунг, еле заметно улыбаясь в лунном свете.

– Я тоже…

– Что с машиной?

Ной выудил фонарь, посветил им на землю:

– Твою же…

Цепь, которая связывала передний двигатель с находившейся под пассажирской кабиной центральной осью, крутившей колеса, волочилась по земле. Сломалось одно звено.

– Придется все починить прямо сейчас, – извиняясь, произнес Ной.

– Заводи его во двор, – скомандовал доктор. Он аккуратно, не торопясь, спустился по лестнице, добрался до ворот. Повозившись с задвижкой, распахнул створки. Ной затолкал легкий тук–тук внутрь. Доктор Сомбунг дважды хлопнул в ладоши, вспыхнул свет, и старик радостно улыбнулся:

– Ставь его рядом с космическим кораблем.

Тот, как обычно, был частично разобран и походил на тук–тук с крыльями: все внутренности наружу, вокруг валяются части двигателя, цепи, гвозди, мотки проволоки и электронные схемы. Ракета лежала на заросшем газоне и больше походила на тяжелые куски металлолома, грубо сбитые в цилиндр. Она казалась Ною небесной колесницей; наверное, нечто подобное видел Будда во время последнего просветления, а еще она походила на спецэффект из «Путешествия на Запад» – китайского сериала про космическое кун–фу и Будду. Когда выпадала возможность, Ной с удовольствием смотрел его по тайскому каналу, а космический корабль считал несказанно красивым.

Доктор Сомбунг сказал:

– Думаю, сделать пробный запуск весной. Надо быть уверенным, ну, ты сам знаешь.

Доктор говорил одно и то же последние три года, а Ной был с ним согласен. Уверенность – это главное. С такими делами торопиться нельзя: корабль уже стал совершенным, в нем слились воедино надежды и мечты, он превратился в машину воображения и веры, чья цепь не могла разорваться, пока не придет в движение. Он не мог разрушиться просто так.

– Он прекрасен! – как обычно воскликнул Ной.

– Я тут подумал, может, назвать его «Леди Чампа», – задумчиво произнес доктор Сомбунг. Он и это постоянно говорил. И в его голосе всегда слышалась какая–то тоска. Возможно, старик решил дать кораблю имя в честь местного цветка, хотя иногда Ной представлял, что вся работа доктора – это дань памяти некой таинственной женщине, давно ушедшей любви.

Около ламп жужжали жирные мухи, мотылек бился об оконное стекло, и этот звук успокаивал своим постоянством.

– Я виски принес, – сказал Ной.

Доктор кивнул, словно парень только что лишний раз подтвердил разгадку великой тайны, о которой старик долго размышлял, а потом ответил:

– Принесу бокалы. Тогда и твою цепь посмотрим.

Он исчез в доме. Ной приподнял пустое пассажирское отделение и поставил его под углом. Придется соединить сломанные концы, затем вновь продеть цепь через трубки и деревянные плашки тук–тука. Он вытянул ее, положил на землю и принялся ударами молотка соединять разошедшиеся звенья.

Снаружи украдкой ворвался ветер, принес с собой освежающую прохладу, запах растущего риса, воды, обрывки мелодии, доносящейся из какого–то радиоприемника далеко отсюда. Ной встал, вытирая руки, черные от масла. На горизонте, подобно космическому кораблю, медленно садилась луна, и ее свет мерцающей аркой растянулся по темному небу.

МЭРИ РОЗЕНБЛЮМ
ПОХОДКА ЛЬВА

Мэри Розенблюм, один из самых популярных и плодовитых молодых писателей 1990-х, опубликовала свое первое произведение в 1990 году в «Azimov’s Science Fiction», и с тех пор в этом журнале было напечатано более тридцати ее работ. Она сотрудничала также с «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Science Fiction Age», «Pulphouse», «New Legends» и прочими изданиями.

Серия «Пустоши» («Drylands») стала одной из самых популярных среди читателей «Asimov’s», также нельзя не отметить такие запоминающиеся рассказы, как «Каменный сад» («The Stone Garden»), «Синтез» («Synthesis»), «Полет» («Flight»), «Калифорнийский мечтатель («California Dreamer»), «Бросок к Пегасу» («Castingat Pegasus»), «Entrada», «Крыса» («Rat»), «Сад кентавра» («The Centaur Garden») «Внешность обманчива» («Skin Deep»), «Песни, что поют сирены» («Songs the Sirens Sing») и многие другие. В 1996 году повесть «Газовая рыба» («Gas Fish») завоевала премию журнала «Azimov’s» и вошла в число финалистов премии «Небъюла». Первый роман писательницы «Пустоши», изданный в 1993 году, был весьма благосклонно встречен критиками и получил престижную премию Комптона Крука как лучший дебютный роман. Вскоре за ним последовали второй роман – «Химера» («Chimera»), и третий – «Каменный сад». Первый сборник рассказов писательницы «Синтез и другие виртуальные реальности» («Synthesis and Other Virtual Realities») был признан одним из лучших сборников 1996 года. Розенблюм также написала трилогию детективных романов под псевдонимом Мэри Фримэн. Среди последних работ роман «Горизонты» («Horizons»), а также расширенное переиздание «Пустошей». Выпускница писательской мастерской «Клэрион Уэст», Мэри Розенблюм живет в Портленде, штат Орегон.

Рассказ, представленный ниже, можно отнести не только к жанру научной фантастики, но и к детективу. Автор отправляет нас в природный заповедник, где ученые путем селекции воссоздают животных эпохи плейстоцена.

Тахира Ганн изучала останки нарушителя, направив дуло парализатора в летнюю желтую траву. Большой калифорнийский кондор, которому пришлось прервать трапезу, раскинул огромные крылья и укоризненно заклекотал, распугав стаю грифов–индеек. Горячий ветер гнал запах падали в сторону Тахиры, но та его не замечала. Прайд и так мало что оставил от жертвы, а кой–псы, практически неотличимые от диких плейстоценовых собак, подчистили за львами остатки, падальщикам почти ничего не осталось. Гани присела рядом с трупом, чуя кровь, внутренности, запах льва и мускусный аромат жестокой смерти на горячем ветру. В воздухе колыхался порванный, заскорузлый от крови кусок черной ткани, зацепившийся за ветку боярышника. Над оставшимися позвонками и ребрами красно–коричневыми клочками роем кружились мухи. На глаза попалась прядь рыжеватых волос, запутавшаяся в траве. Длинная. Женщина? Как и та, другая. Только на этот раз белая. На истертом пятачке, где львы убили свою жертву, Тахира читала дневник прошлой ночи: человеческие следы, еле заметные на сухой земле, перемешанные со звериными. Гани присела, не выпуская парализатора из рук, серая солнцезащитная ткань обжигала, когда касалась бедер. Тахира слегка дотронулась до сдвоенного отпечатка: женщина и львица. Потом поднесла руку ко рту, лизнула кончики пальцев, чувствуя вкус пыли, мертвых листьев и зверя.

Жертва бежала. Босая. Тахира встала, вытерла руку об одежду и обошла кругом сухой клочок земли, прикрыла глаза, уставившись на единственный след – еле заметные овалы пальцев, пятки и стопы. Крови не было, значит, обувь она потеряла незадолго до происшествия. Нахмурившись, Тахира обвела взглядом прерию, рассеченную руслом реки, берега которой заросли ивняком. Может, нарушительница решила, что вода ее спасет? Босая? В отдалении, за лугами, заросшими желтой травой и белыми шариками чертополоха, на фоне безоблачного неба вздымались вершины Скалистых гор. Когда–то на них даже летом лежал снег. Но не сейчас. Тахира еще больше нахмурилась, изучая следы там, где львы легли поесть. Отпечатки кой–псов усеивали пыль и примятую траву вместе со стрелочками от лап грифов. Тех разогнал кондор, и теперь птицы терпеливо кружили в небе, ожидая, когда женщина уйдет. Уже завтра не останется никаких свидетельств того, что здесь погиб человек и его съели львы.

Окончательно Тахира разозлилась, когда включила линк, чтобы заснять место убийства. Вытащила из рюкзака пластиковый пакет, согнала мясных мух с костей и аккуратно упаковала останки. Там было достаточно мягких тканей для идентификации по ДНК. Если нарушительница хотела, чтобы ее съели, то лучше со своей задачей справиться не могла. Попала прямо на львиную тропу.

Прямо как и та, другая.

Тахира собрала ткань, волосы, упаковала, устало добралась до глиссера, запихнула парализатор в кобуру позади сиденья и вскарабкалась на машину. Грифы уже спускались, уворачиваясь от довольно вялых атак кондора, дрались, ища оставшиеся кусочки, их большие черные крылья вздымали пыль с вытоптанной земли. Тахира вытащила линк и набрала отчет о смерти нарушительницы для босса. Потом опять нахмурилась и отключила прибор. Начальник снова начнет вопить о дурном пиаре. Не сейчас.

Ткань, хоть и рваная, грязная и окровавленная, на ощупь казалась шелковой, такая вполне могла остаться от сексуальной блузки, какую обычно покупают, чтобы надеть на свидание. Тахира ногой завела глиссер и медленно взлетела с берега реки.

Пока машина по расширяющейся спирали поднималась над местом убийства. Тани задумчиво натянула ДР-очки и осмотрела территорию внизу, читая события прошлой ночи в примятых стеблях травы, клочках желтовато–коричневой шерсти, застрявших в сплетении прибрежных ив.

Она знала, где залег прайд, даже не стала искать их сигнатуры. В каждое крупное млекопитающее Плейстоценового заповедника, от кой–псов до новой парочки гигантских ленивцев, из–за которых генинженеры недавно устроили настоящий праздник, вживляли чипы, но после стольких лет работы Тахира редко ими пользовалась, чтобы найти кого нужно.

Она прибавила скорость, пока от бьющего в лицо ветра ей не пришлось оскалиться. Прошлой ночью ни один датчик тревоги на Периметре так и не сработал. И позапрошлой тоже.

Тахира заметила коричневато–желтую шкуру в тени под ивой за долю секунды до того, как очки пометили зверя красным и выдали его идентификационный номер. Гани резко ударила по тормозам и по спирали спустилась. Внизу оказался молодой самец с порванным ухом, один из последних выживших детенышей старой львицы. Перед глазами засверкали номера остального прайда. Прямо там. где Тахира и ожидала. Старая львица поднялась на ноги, наблюдая за глиссером.

покрытая шрамами морда и выцветшая, неопрятная шерсть красноречиво говорили о ее возрасте. Самка была умной и быстро училась. Такой подарок, как беззащитная девушка, и в первый раз оказался слишком соблазнительным, чтобы пройти мимо. Вторую жертву львы поймали еще быстрее.

Тахира вздохнула и развернула глиссер в сторону широкой равнины, поросшей желтой травой, усеянной пятнами пыльно–зеленых ив и темных зарослей можжевельника. Небольшое стадо антилоп, нервно подрагивая хвостами, разом подняло головы, когда она пролетала над ними. Крупное находилось дальше к северу, их надо было проверить, когда придет время отправиться домой. На уровне глаз парил ястреб, с огромной высоты пристально высматривая на земле перепуганных топотом грызунов. Тахира проверила местонахождение лошадиного стада, нашла его на юге, оно пришло на водопой к узкой реке с чистой, но темной водой. Практически машинально Гани отметила мелеющий поток, от которого скоро останется лишь крохотный ручеек. Ледников для поддержания рек больше не было. Черные хвосты лошадей хлестали по мышастым бокам, животные переступали ногами в темных полосах, отгоняя кусачих мух. Генинженеры побеждали и тут. Они переделали оригинальную лошадь Пржевальского в коренастое подобие созданий, пасшихся на этих равнинах в плейстоцене, и сейчас активно работали над слонами. Часть новых детенышей будет отличаться размерами и шерстистостью. Тахира быстро пересчитала стадо, с помощью линка просканировав чипы GPS, хотя никакой особой надобности в этом не было. Все цифры с ежедневного спутникового сканирования уже ждали ее в администрации. Лично проверять данные никто не заставлял, но Тахира любила все видеть сама.

И последнее тело в отчеты по безопасности не попало. Тахира подозревала, что то, которое она нашла, тоже не попадет.

Главная лошадь в стаде подняла голову, когда глиссер принялся кружить над ее головой. Хромая кобылка пропала – наверное, ее задрал тот же прайд, который расправился с нарушительницей. Львы уже давно поймали бы жеребенка, если бы его мать не защищала отважно свое потомство. Похоже, хищникам благоволила удача. На старой львице уже сказывался возраст, и с трудной добычей она предпочитала не возиться.

А потому взяла блюдо, которое пришло само и попросило, чтобы его съели.

Как, во имя всего несвятого, нарушительница перебралась через Периметр?

Тахира вновь набрала скорость, ушла на юг, где в низине паслись бизоны, их большие торчащие рога служили очередным доказательством колдовства, творимого генетиками. Там же оказалось восточное стадо слонов, оно паслось неподалеку от монорельса, предоставляя туристам прекрасный обзор. Разумеется, вскоре рядом остановился поезд, и Тахира даже с глиссера, летящего с серьезной скоростью, видела, как пассажиры свешиваются из окон, тыкая в сторону зверей линками. Экскурсионные очки посетителей при виде мохнатых детенышей, похожих на мастодонтов, приятным голосом начинали объяснять гостям, как инженеры изменили геном слонов. Старая самка подняла хобот, трубя вслед глиссеру, а потом снова принялась набирать пыль с земли, обдавая спину охряным душем. Верблюдов Тахира не видела, но те, скорее всего, вернулись под сень деревьев, спрятавшись от солнца. Они тоже менялись. Старая львица осталась единственным животным, у которого остались полностью африканские гены, ее поймали в дикой природе еще котенком.

Поэтому она нравилась Тахире.

Со вздохом Гани посадила машину и по–быстрому отправила отчет боссу о своей находке. Потом отключила линк, прежде чем начальник успел ответить, и отправила глиссер на север, решив найти большое стадо антилоп.

Когда она вернулась в администрацию, уже вечерело. О высоких технологиях здесь напоминала только солнечная ферма: ряды батарей расположились за низкими, желтоватыми зданиями. Хижины из земляного кирпича вполне могли построить какие–нибудь примитивные племена, так легко они сливались с летней прерией. Техника была практически не видна – только в засушливых долинах бесконечные зеркала и ветряные башни окончательно вытеснили можжевельник и полынь. Деревня, где когда–то выросла Тахира, вполне вписалась бы в этот пейзаж. Медленно разлагающиеся мазанки в увядающей пустыне, что когда–то кормила львов, антилоп и людей. Тахира приземлилась на небольшую посадочную площадку позади здания и зашла внутрь. От воды, бежавшей по стенному фонтану, в помещении стоял запах свежести и зелени, из–за которого так и тянуло скинуть одежду, вымыться, окунуться в бассейн. После целого дня на глиссере все тело болело. А когда–то ничего такого не случалось. Тахира подумала, что пришла пора записаться на очередной прием в геронтоклинику. Или не стоит? Любой цикл подходит к своему естественному концу. Хотя нет, это уже не было правдой. При взгляде на красную иконку экстренного сообщения, мигавшую на голопанели, Тахира вздохнула.

Она не стала отвечать и села на подушку, приняв позу лотоса для концентрации. Вызвала систему безопасности. Одна из камер должна была засечь женщину прошлой ночью. Гани запустила поиск на движения хищника–жертвы, сузив профиль до человеческой массы. Смысл наблюдать за грызунами и кой–псами? Попадались львы, антилопы, детеныши бизонов. Изображения замелькали перед глазами Тахиры, и у нее сразу заболела голова.

А потом… вот она. Расплывчатый стройный силуэт. Руки, шея, лицо, ноги ярко светятся белым в режиме ночного видения. Черная блузка порвана и окровавлена, обнажая глубокое декольте и довольно маленькую грудь, явно естественную, а не сделанную. Тахира прищурилась. Шортики, сексуальная одежда – ничего похожего на снаряжение, в таком наряде вряд ли кто–то намеренно направился бы в колючий, заросший кустарником заповедник. Сандалии. Значит, она их потеряла, убегая. Сколько лет? Шестнадцать? Нет, решила Тахира. Меньше. Четырнадцать, наверное. Столько было дочери, когда Гани видела ее в последний раз. Тахира почувствовала во рту вкус крови и только тогда поняла, что прикусила губу, наблюдая за тем, как девчонка на экране морщится, поднимает стройную ногу, что–то высматривает – то ли порез, то ли укус. Она кажется потерянной. Расстроенной. Как будто свидание не задалось.

А потом выражение лица девушки меняется с раздосадованного и злого на ошеломленное. Она боится. Оглядывается вокруг и секунду смотрит прямо Тахире в глаза. Словно обвиняет.

Как антилопа, она поворачивается и срывается с места, бежит через траву и колючки. Одна сандалия слетает с ноги в еле заметном промельке движения.

– Не беги, – вслух говорит Тахира.

Но на голограмме девушка не останавливается и через секунду исчезает за пределами кадра.

Гани неожиданно для себя вскакивает. Тихо бормочет проклятия. Переключается на следующую камеру, которая должна была заснять паническое бегство нарушительницы и даже само убийство, так как оно произошло именно в том секторе.

На голограмме только трава, кустарники, мельтешение грызунов, бесшумный полет совы. От тихого писка попавшейся в когти мыши Тахира вздрогнула, а потом прогнала запись снова.

Ничего. Она замедлила отрывок, наблюдая за тем, как медленно перемещается по сцене сова. Нахмурилась. Над травой склонялись семенные шапки. Но именно у этого вида они несколько недель назад созрели, рассыпав вокруг зрелые семена.

Тахира скопировала запись и отправила в ИИ для поисковой идентификации. Потом запустила сканирование системы безопасности, ища копию сцены, что зафиксировала вторая камера. Уже через минуту в голополе выскочило совпадение на девяносто девять процентов. Две совы пролетели бок о бок, два одинаковых писка разорвали тишину. Тахира проверила данные. Ну точно. Запись появилась пять недель назад, безмолвной ночью… она проверила… никаких сигналов от системы безопасности, даже антилопа не натыкалась на Периметр.