Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов"

Автор книги: Брюс Стерлинг

Соавторы: Гарднер Дозуа,Мэри Розенблюм,Элизабет Бир,Питер Уоттс,Йен Макдональд,Роберт Рид,Джей Лейк,Доминик Грин,Сара Монетт,Адам Робертс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 68 страниц)

– Ага. Барри, ты почему такой сердитый?

– Потому что не хотел вас сюда везти. Но иначе бы на вас уже напала толпа.

Мои слова явно испугали Бриджит, а вот Белинда замотала головой:

– Не-а, дома мы точно были бы в безопасности. Туда никому не проникнуть… Хочу домой!

– А уж как я хочу вас туда отвезти! – И это была правда, разве что с малой предательской толикой заботы о напуганной Бриджит… Окситорин, чтоб его.

Белинда страха не испытывала, но впала в детскую истерику:

– Так вези же! Вези нас домой!

– Белинда, нельзя, – попыталась ее успокоить Джейн. – Это опасно…

– Не опасно! У папы в усадьбе не опасно! Хочу домой!

– Белинда… – обратилась к ней сестра столь безнадежным тоном, что у меня екнуло сердце.

Получив сильный удар ногой, Бриджит с криком упала. Затем и Джейн достался пинок. Она попыталась схватить девчонку, но та оказалась юркой. Отскочила прочь, размазывая слезы ярости по перепачканному личику.

– Не трогай меня! Никогда не смей прикасаться! Ненавижу! Жалеешь всех подряд! И Барри жалеешь, ах, сюси–пуси, он же маленький и увечный, и нас с Брид, ведь мы не такие, как все нормальные дети, и Каталину, и пилота, и всех-всех, кто хоть капельку на тебя не похож! Да только ты сама уже не красавица, ты старуха и знаешь об этом, и ты боишься, что никто не полюбит, если не станешь опять красивой или если не снимешь про нас свое гадкое кино! А знаешь что? Правильно делаешь, что боишься! Никто тебя не полюбит так, как я ненавижу! Дряхлая ты уродина, быть тебе одинокой до самой смерти!

Джейн стояла неподвижно, с таким видом, будто ей дали звонкую пощечину. Или будто с нее сорвали всю одежду. Но Бриджит уже пришла в себя и двинула сестре сначала в голову, а затем от всей души в живот.

– Пинаться! Ах ты мерзавка!

Белинда завизжала от боли, и вот уже близняшки катаются по сорной траве, царапаясь, таская друг дружку за волосы и осыпая тумаками.

Джейн, очнувшись, бросилась к ним, попыталась растащить. А затем, как и я, замерла, услышав шум мотора.

С визгом тормозов перед домом остановилась машина Лейлы. В салоне я увидел ее и Этана.

Эмпатия – это когда ты понимаешь чужие чувства. Только понимаешь, а вовсе не симпатизируешь им, не уважаешь их. Йозеф Геббельс, гениальный министр пропаганды, очень хорошо понимал, какие чувства испытывал германский народ в двадцатых–тридцатых годах: неуверенность, страх, гнев и обиду. И Геббельс талантливо воспользовался своими знаниями, организовав пиар-кампанию, которая подняла Гитлера на вершину власти и помогла ему там утвердиться.

Должно быть, слишком поздно Группа сообразила, что синдром Арлена вовсе не гарантирует изменение мира в лучшую сторону. Вот тогда–то и возникла потребность в вирусе, усиливающем реакцию человеческого организма на окситорин. Одну генетическую модификацию решили скорректировать с помощью другой генетической модификации.

Знал бы я раньше, наверное, постарался бы им объяснить, что толку от этого не будет.

Первым из машины выбрался Этан. Бриджит с Белиндой прекратили драку, встали и вытаращились на забинтованную руку, здоровенный синяк под глазом и злобный оскал, адресованный сестрам Баррингтон, нам с Джейн и всему белому свету.

Какой же он красавец, мой сынок!

На лоб спадает золотистая челка, в глазах – небесная синева, а фигура – Микеланджело бы не отказался от такого натурщика для своего Давида. И плюс ко всему – того же сорта, что и у Джейн, сексуальность, абсолютно естественная, даже им самим не осознанная, но при этом дерзкая, будто говорящая: подойди и возьми, если получится.

На фотографиях, правда, это свойство никак себя не проявляло.

Бриджит и Белинде было по одиннадцать, но малый возраст женскому чутью не помеха. От меня не укрылось, как покраснела и смутилась Бриджит. Белинда нахмурилась в ответ, но в серых зрачках возник интерес. Джейн стояла ко мне спиной.

Лейла покинула водительское сиденье и беспомощно воззвала:

– Этан!

Он не остановился и даже не оглянулся на мать. А шел он прямо ко мне. Я встал со скамьи, сердце колотилось как бешеное. Вот сын остановился. И оказалось, что он почти вдвое выше меня.

– Ты – мой отец? – с крайним презрением спросил он. – Ты?!

Лейла спохватилась и побежала к нам, но Джейн, стоявшая ближе, ее опередила. Она вклинилась между мной и Этаном, и кулак, метивший мне в лицо, попал ей в грудь.

– Говорит, дышать не больно, – устало сообщила Лейла. – Это хорошо: ребра, скорее всего, целы.

Мы с Лейлой сидели в ее машине, трехлетием «Форде», держали в ладонях дымящиеся чашки с кофе. Моя дрожала в онемевших пальцах. Джейн задремала в спальне, спасибо за это обезболивающему пластырю. Присмиревшим девчонкам было строго наказано возвращаться к готовке и носу не казать из кухни.

Этан ушел в лес, и в глубине моего сознания крутилась тошнотворная мысль: вот бы там и остался. Сынок, родная кровиночка, внушал мне нешуточный страх.

– Лейла, я в толк не возьму… Понимаю, о чем ты говоришь, но… Поведение, конечно, сложная штука, тут и генетика, и влияние окружающей среды, и когда во все это влезаешь с…

– Прекрати. Не грузи меня теориями и научными фактами, оставь эту дурацкую привычку. Будь проще.

– Ладно…

Она повернула голову, посмотрела мне прямо в лицо.

– Гм… Сколько раз об этом просила, неужто услышал наконец?

А ведь она права, подумалось мне. Все это наукообразие годится только для того, чтобы под ним прятать истину.

– Этан ведет себя…

– Непредсказуемо. По словам психолога, у него низкий контроль импульсов. Эмоциональный всплеск из–за любого пустяка заканчивается серьезным нервным срывом. Ты же видел снимки его головного мозга – там и миндалевидное тело не в порядке, и гиппокамп. Отсюда припадки бешенства. Он даже не всегда потом может вспомнить, что натворил.

– И ты одна все это тащишь…

– С тех пор как он научился ходить. Барри, ты все прекрасно знаешь. Я же рассказывала.

Верно, рассказывала, да только я не слушал. Не желал слышать. Предпочитал валить на нее вину, и она отвечала тем же.

– Вот увидишь, – продолжала Лейла, – из лесу он выйдет совсем другим человеком и будет вполне нормальным до следующего припадка. Но он теперь достаточно большой, чтобы убегать из дому и беспризорничать. А с такой внешностью…

Не было необходимости заканчивать фразу. Я знал, что бывает в Лос-Анджелесе с четырнадцатилетними красавцами.

– Как вы с ним здесь оказались, случайно? – спросил я.

– Нет. Джейн позвонила.

От неожиданности я так дернулся, что даже кофе пролил.

– Джейн?

– Ага. Сделала то, что должен был сделать ты. – Лейла снова злилась. Значит, сейчас на мою голову посыплются упреки и оскорбления. – Поди, даже не удосужился вспомнить о родном сыне? Я радио по дороге слушала, пока была в зоне приема. Насчет всей этой охоты на ведьм. Неужели не пришло в голову, что родной сын в опасности, что линчеватели, не добравшись до тебя, захотят отыграться на нем?

– Успокойся, никто бы не додумался связать вас со мной.

– А вот Джейн додумалась!

И даже наняла частного детектива, чтобы их разыскать, предположил я. Интересно, давно ли? И зачем ей это понадобилось?

– Лейла, прости, но я в самом деле не видел никакой опасности для вас. Думал, СМИ…

Я умолк. Она поняла, что я имел в виду.

Как ни жестоко по отношению к карликам общество на бытовом уровне, медийный мейнстрим обязан придерживаться официальной линии: большие сердца в маленьких телах и тому подобные сопли. Они же милые, они же славные, давайте не будем их обижать и унижать. Таким образом, бытовая нетерпимость загнана в подполье и во Вселенной установлено зыбкое равновесие.

Но теперь СМИ отказались от привычных формулировок, и это позволяет судить о том, какую мощную дозу страха Группа вкатила населению Лос–Анджелеса.

– Я и близнецов не хотел сюда везти, честное слово…

– А где их родители? Мало тебе проблем, еще и обвинение в киднеппинге понадобилось?

– Родители в Европе, но уже летят домой. Не волнуйся, они в курсе, что дети здесь.

– Если бы просто дети, но тебя же угораздило связаться с близнецами Баррингтон. Ты даже не представляешь, во что влип!

Я очень даже хорошо представлял и в напоминаниях не нуждался, но решил не давать волю злости. Возможно, другого шанса не будет, так что я должен все сказать правильно.

– Лейла, выслушай. Согласен, отец из меня никудышный, и понимаю, что Этан… Да, во всем я виноват, признаю… Но хочу сейчас высказаться и прошу как следует обдумать мои слова. Не требую, упаси боже, но буду очень благодарен, если ты это сделаешь. Во–первых, все, что я говорил в самом начале, правда, хотя нынче и не самое подходящее время для таких бесед. Поведенческий феномен очень сложен, в нем много от генетики, а болезнь… проблема Этана… аномалии в мозгу могли образоваться и сами по себе, без операции, на которой я настоял перед его рождением. Так это или нет, мы точно знать не можем.

Лейла сделала протестующий жест, но я продолжал, боясь остановиться:

– Это первое. Второе: подумай о том – нет, не спорь, а подумай, – что я ведь заботился о сыне, но ты меня прогнала. Помнишь, как тогда распсиховалась? Я не говорю, что безосновательно. Но это ты подала на развод, ты сама от меня ушла и не позволила видеться с сыном, так что упрекать теперь в этом несправедливо!

– Я не… – пылко начала она, но я положил ладонь ей на руку.

– Пожалуйста, дослушай до конца. Еще не поздно. Я хочу помочь, хочу сделать все, что от меня зависит, все, что вы с Этаном мне позволите. Для него будет лучше, если мы перешагнем взаимные обиды и начнем действовать сообща.

Она стряхнула мою руку, но из машины не вышла. Несколько минут мы сидели молча, я боялся даже дышать.

Наконец Лейла заговорила, теперь уже совсем другим голосом:

– Не знаю, смогу ли. Так долго тебя ненавидела… Кажется… кажется, мне было необходимо ненавидеть. Для того чтобы жить дальше.

Я достаточно хорошо ее знал и потому счел за лучшее промолчать.

– О господи, я не хотела, чтобы так вышло, – заплакала Лейла. – Барри…

– Знаю, – кивнул я. – Я тоже не хотел, чтобы так вышло.

И тут я получил вопрос, которого не ждал:

– Ты ее сильно любишь?

В такой ситуации ответ мог быть только честным:

– Да.

– У меня тоже есть друг, – призналась Лейла. – Потому–то и бесится Этан. Прежде ни с кем меня делить не приходилось.

– Рад за тебя, Лейла, – улыбнулся я и не удержался от вопроса: – Карлик?

– Да. В прошлом году познакомились на Фестивале маленьких людей. Живет в Орегоне, работает в страховой компании.

Она невольно улыбнулась, и я от души пожелал счастья своей бывшей. Лейла заслуживает небольшой подстраховки. Как и любой из нас, разве не так?

– Надо же, не могла тебе раньше сказать: я привезла телевизор со спутниковой антенной. В багажнике.

Беспорядки начались в Южном Централе[76]76
  Южный Централ – один из неблагополучных районов Лос–Анджелеса.


[Закрыть], и причиной послужил слух о «мутационной чуме», такое прозвище дала пресса распространяемому Группой вирусу. Вскоре они вылились в самый настоящий бунт, с грабежами, поджогами автомобилей и бросанием камней – всем тем, без чего ни один настоящий бунт не обходится. Полиция Лос–Анджелеса применила микроволны и вяжущую пену, но разогнанные смутьяны перегруппировались в нескольких местах и опять взялись за свое. СМИ, истинные виновники заварухи, как водится, перешли от нагнетания страстей к попыткам их унять. Телевидение. ЛинкНет, голографические издания и стенные экраны надолго отдались «говорящим головам». Журналисты объясняли, что вирус способен выжить только в телесных жидкостях, не передается воздушным путем, не вызывает рака, не гноит нервы и не превращает человека в зомби. Никто, понятное дело, в это не верил.

Прошел слух, будто штаб Группы находится в складском здании на берегу и там прячутся главари террористов. Вскоре толпа подожгла склад, пожар перекинулся на другие дома и двинулся на запад. Губернатор вывел на улицы части национальной гвардии.

«Смерть создателям мутантов!» – требовали самодельные плакаты.

Толпа вздернула на виселицу картонную фигуру с лицом Джейн.

Едва Фрида и Джон приземлились в Лаксе[77]77
  Лакс – международный аэропорт в Лос–Анджелесе.


[Закрыть], их взяли в плотное кольцо робокамеры. В последние дни фото Джейн с близняшками где только не мелькало. Баррингтоны–старшие попытались улететь, но власти закрыли воздушное пространство над городом, и пришлось снова посадить флаер в аэропорту.

С приходом сумерек бунт поутих, чему изрядно способствовал слух о мутантах, которые тайком выбрались на улицы, чтобы перезаразить всех до единого. Народ растекся по домам. Несколько часов кряду я просидел в Линке, да только ни от кого из дикторов или репортеров не услышал правды насчет вируса, усиливающего желание нянчиться. Горожане догадывались, что их поимели, но не знали, как именно. Реакция общества на происходящее была мне понятна.

– Барри, иди поешь, – позвала Джейн.

Они с Лейлой в кухне что–то состряпали из консервов. Лейла растопила камин, а Этан, вернувшийся из леса угрюмым и с той минуты нисколько не подобревший, устроился за столом вместе с близнецами. Почти весь день он провел снаружи, курил черт знает что, а девочки циркулировали вокруг него, как дезинтегрирующиеся звезды вокруг черной дыры. Бриджит при нем рта не раскрывала – похоже, побаивалась, зато с Белиндой он вел долгие тихие беседы, не переставая при этом скалиться. Лейла и Джейн постоянно курсировали между кухней и столом во дворе, меж собой они общались до того деликатно, что это бросалось в глаза. Мне совсем не улыбалось, чтобы Бриджит или Белинда объяснили, кто здесь какие чувства к кому испытывает. Любого на моем месте угнетало бы общество этих пяти человек, но никто из нас не мог никуда свалить.

– Барри, – снова окликнула меня Джейн.

– Ему не нравится, когда ты с ним обращаешься как мать, – заявила Белинда.

– Ребенок, умолкни, а то пожалеешь.

Бриджит в притворном страхе распахнула глаза:

– Белинда, он не шутит!

Та зыркнула на меня с ненавистью, но промолчала. Лейла посмотрела в мою сторону недоуменно, Этан поднял голову, и я бы все на свете отдал за то, чтобы заполучить синдром Арлена на этот один–единственный миг и понять, о чем думает мой сын.

– Мне тут не нравится! – заявила нам с Этаном Бриджит, и ее глаза наполнились слезами. – Вы плохие!

Джейн поспешила ее обнять.

– Девочки, вы просто устали. Вот поужинаете и ложитесь в кроватку. А утром все будет хорошо.

Окситорин…

Кто действительно устал, так это я. Почти ничего не соображал. Но все–таки вспомнил слова Надутой: «Восприимчивость к генной модификации у каждого своя, наподобие того, как восприимчивость к холере зависит от группы крови».

Что–то не заметно никакого повышения заботливости у Белинды, наблюдающей, как Джейн нянчится с Бриджит. Таким взглядом можно кактус засушить.

Из кладовки, которой не существовало в пору моего владения дачей, Лейла вынула три спальных мешка. Детей уложили на полу в спальне. Этан удостоил лишь презрительным взглядом мешок, расстеленный для него в углу гостиной. Джейн и Лейле на двоих досталась кровать.

Мы с Этаном укладывались последними. Я залез на бугорчатый диван, выключив все источники света, кроме телевизора – перед ним сидел Этан и смотрел какую–то ерунду. С его прекрасного лица – и как только нам с Лейлой удалось сотворить этакое чудо? – сошла угрюмая мина, мышцы расслабились, и появилась улыбка нормального пятнадцатилетнего мальчишки.

Нормальный… Карлики не любят это слово и редко им пользуются. На то есть серьезные причины.

Но вот он, мой сын, и как тут удержишься от попытки достучаться до его сердца?

– Что смотрим?

– Ничего. – Мигом вернулась мрачность.

Меня это рассердило.

– «Ничего» ты бы смотреть не стал. Так что же?

– Не лезь ко мне с дурацкой логикой, – буркнул Этан. – Я тебя знать не знаю…

Неужто он чуть–чуть поколебался, прежде чем сказал следующую фразу? Как хотелось бы верить.

– …лилипутишка убогий.

Мы перекинулись через темную комнату уничтожающими взглядами, затем я повернулся на бок, закутался в одеяло и попытался уснуть.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем Джейн потрясла меня за плечо:

– Барри! Барри, проснись! Белинда сбежала.

Я рывком сел, уставился на спальный мешок у камина. Мешок был пуст. А мой рассудок – холоден и ясен.

– Посмотри, обе ли машины на месте.

Ну конечно, одна исчезла. Мой «Лексус».

– У него даже водительских прав нет, – посетовала Лейла.

За рулем сидела она – у меня слишком разболелись ноги. Джейн пришлось оставить с Бриджит, которая так и не проснулась.

В темноте Лейла вела очень медленно и дрожала на опасных участках серпантина, но руки сжимали баранку надежно. Да, это уже не та юная карлица, что самозабвенно танцевала на Фестивале малого народа Америки. Не та новобрачная, что с обожанием ловила каждое слово самодовольного муженька.

– Я-то думал, он понимает, как опасно сейчас возвращаться, – проговорила Лейла.

– Он понимает. Потому–то и сбежал.

Она покосилась на меня и вновь сосредоточилась на управлении машиной, не забывая посматривать на обочину. Что это, уж не брешь ли в кустах? Не мог ли туда улететь автомобиль? И не следы ли покрышек выхвачены светом фар?

– Не потому, – возразила она. – Из–за девчонки. Белинда хотела домой, я видела, как они весь день шушукались. Могла бы сообразить… Но он же не такой, как все дети! А ей еще только одиннадцать… Поди додумайся, что он способен попасть под ее влияние.

Все верно. Лейла не виновата, это я должен был обо всем догадаться и предвидеть побег, ведь Белинду я знаю гораздо лучше, чем моя бывшая. Близняшке ничто не мешало в точности распознать чувства Этана и сыграть на его слабостях. Наверное, она при этом даже не думала, просто дала волю инстинктам.

– Барри, у него вообще–то не злая душа. Иногда бывает таким милым… Просто ты этого ни разу не видел.

– Верю, – грустно улыбнулся я, подумав: «А кто бы мне позволил увидеть?» – Но иногда он просто не может с собой справиться. Так ведь? Это в генах…

– Еще чего! – сразу вскипела она, но при этом ни на миг не отвлеклась от вождения и поиска. – И чего вы всё приписываете генам! Из–за них ты родился карликом и считаешь, что из–за них искалечена судьба. Нет, Барри, не гены делают человека угрюмым и несчастным. Я же тебя совсем другим помню. Хотя и в тот день, когда мы познакомились, ты был карликом. Но потом взял манеру жалеть себя, а я не захотела, чтобы эта жалость распространялась на Этана. И сейчас не хочу. Может быть, врачи правы насчет его влечения к опасности, насчет его предрасположенности к агрессивным, импульсивным поступкам. Но он же не ищет себе оправданий. Такое поведение – его личный выбор. Точно также, как твой личный выбор – нытье и самобичевание.

– Слишком упрощенный анализ, и ошибок в нем столько… Даже не знаю, с которой начать.

– Так и не начинай. С моими ошибками я как–нибудь сама разберусь, а ты лучше своими займись… Что это?!

Я увидел на секунду позже, чем она. «Лексус» врезался передним бампером в дерево; только это удержало его от падения с кручи.

Лейла помоложе, да и позвоночник у нее искривлен меньше, чем у меня. Поэтому из «Форда» она выбралась первой. И бросилась к месту аварии, выкрикивая что–то бессвязное. Я устремился следом, да только больные ноги предательски подкашивались. Но снова и снова я вставал и пытался бежать.

То были самые долгие секунды в моей жизни. Да какие там секунды – минуты, часы, тысячелетия.

Но!

Вот!

Я!

Наконец!

Добрался!

Слава богу, оба живы. Белинда как будто невредима, хоть и пищит, прижатая к сиденью ремнем безопасности. Этан, принявший весь удар на себя – в последний момент довернул, чтобы спасти девчонку? – потерял сознание и навалился на баранку. Его волосы в крови.

– Не трогай его! – поспешила предостеречь Лейла. – Вдруг что–нибудь сломано… Я вызову помощь.

Она бегом вернулась к «Форду». Я отстегнул ремень, кое–как вытащил Белинду и усадил на темную придорожную траву. При этом чувствовал ее страх – наверное, как и она чувствовала мою ярость. Девочка съежилась, прижалась спиной к стойке ограждения. Я залез в машину, на пассажирское сиденье.

Рядом пошевелился сын.

– Мама…

– Этан, она сейчас вернется. Все будет хорошо, скоро нам помогут.

Он сказат что–то еще, прежде чем снова потерять сознание. Наверное, «да пошел ты».

Возможно, никакие другие дети, кроме Арленовых, не способны по–настоящему понять родительские чувства. Возможно, я и права такого не заслужил – чтобы меня кто–то считал своим отцом. Возможно, Лейла не ошибается: мои горечь и гнев действуют на Этана плохо, и лучше бы вообще меня рядом не было. Не знаю. Как не знаю и того, что здесь от генетики, а что – нет. Потому ли Джейн так нянчится с близнецами, что у нее природный избыток окситориновых рецепторов или давняя склонность заботиться о «раненых птицах» усилилась из-за вируса Группы?

Восприимчивость к генной модификации у каждого своя.

Я долго сидел в потемках возле сына. Наконец смочил в своей слюне палец и очень осторожно просунул его между губами Этана. Почувствовал мягкость безвольного языка, твердость молодых зубов. Крепкие зубы, крепкие длинные кости. Он не карлик. Я снова плюнул на ладонь и повторил процедуру.

Над головой в ночном небе загудели медицинские и полицейские флаеры. Когда они приземлились, я одолжил у кого–то комлинк и связался с Элайн Браун из Агентства по защите человека.

Неделю спустя я сидел в Сан–Диего, на территории временного карантинного лагеря, и смотрел телевизор. По ту сторону вакуумного барьера работали специалисты из военного НИИ инфекционных болезней в одежде четвертого уровня защиты; к нам они пробирались через воздушный шлюз. Кроме нас с Джейн, здесь содержались и близнецы Баррингтон. Этан находился в лос-анджелесской больнице, за ним ухаживали Лейла и ее друг из Орегона, немедленно прилетевший на зов.

С нами обращались хорошо. Правда, все время надо было что–нибудь сдавать на анализы, но я привык. Врачи, кого ни возьми, держались вежливо и позволяли себе разве что любопытство. Возможно, они нас боялись, но я ничего такого не замечал, а сестрицы, если и замечали, со мной не делились. Вскоре Бриджит сделалась любимицей медперсонала, а Белинда все время просилась домой, хоть ей и нравилось, как о ней заботится Джейн. Несколько раз на дню близнецов «посещали» посредством ЛинкНета их родители. Фрида выглядела вполне довольной: детки в стеклянной клетке, и в любой момент можно прекратить разговор с Белиндой.

Линк в эти дни баловал нас вниманием, правда, большая его часть доставалась Джейн. Тут и угрозы физической расправы, и мольбы о помощи, и письма поклонников, и призывы Американского союза защиты гражданских прав судить Группу, если кого–нибудь из ее членов наконец удастся задержать. Популярность Джейн выросла как на дрожжах. Возобновилась работа над фильмом, правда, с другим сценарием и даже в другой киностудии. Драма под названием «Синдром Арлена» перешла на второй акт, и Джейн в ней будет не только действующим лицом, но и исполнителем. Все это сулило отличные кассовые сборы.

Я бы не сказал, что Джейн такой поворот событий не радовал. Вот только радость и счастье – не одно и то же.

От Линка не укрылся и визит Этана ко мне. Авария ему стоила трех сломанных ребер и травмированной селезенки, но хирургическое вмешательство вроде не требуется. У подростков селезенка иногда восстанавливается самостоятельно.

Мы смотрим друг на друга: то он хмурится, то я раздражаюсь, иногда сын замечает, как хроническая боль в спине заставляет меня ерзать на койке. А может, он улавливает печаль в моих глазах. В такие минуты смягчаются черты его лица. И голос. Он даже спрашивает, нормально ли я себя чувствую. А ведь нормально – сразу после того, как прозвучит вопрос.

Генетически модифицировать человеческое существо – это хорошо или плохо? Когда–то я решил, что плохо – после того как попытался изменить в материнской утробе ген FGFR3. Потом я познакомился с Арленовыми детьми, увидел повзрослевшего Этана, и появилась мысль: а может, все к лучшему. Не знаю…

Снаружи до сих пор не улеглась паника, напротив, растет зараженная вирусом зона. Быть может, со временем Группа достигнет своей цели. Если на планете наберется критическая масса восприимчивых к вирусу людей, общество станет другим. А может, и не станет – ведь надо не только сочувствовать, но и делом помогать объекту своего сочувствия.

Ох уж эти «если»… Если продержится погода и не поднимется вода в ручье; если в крэпсе сразу выпадет семь или одиннадцать…

Это всего лишь акт первый, сцена первая, а что будет дальше?

Согласно теории хаоса, в системе с круговой обратной связью самое незначительное изменение начальных условий способно вызвать огромные непредсказуемые нарушения на всей протяженности пути. Человеческое поведение – это система с круговой обратной связью. Потому ли Этан стал лучше относиться ко мне, что у него выросли новые рецепторы окситорина, или это я сам теперь открыт для его сочувствия и для сочувствия всех прочих? Каким образом одна и та же генная модификация могла дать столь непохожих эмпатов, как Бриджит и Белинда?

Вопросы, вопросы… А ответы получить не хочется, по правде говоря. Надо бы интересоваться – к этому склоняют этика и прагматизм, – но нет.

В палату входит Джейн и сообщает:

– Представляешь, они договорились с Майклом Розеном. Сам Розен! Это же высший класс!

Я рад. Майкл Розен и правда суперпрофи, фильмы, снятые по его многослойным душещипательным сценариям, – это и полные кинозалы, и восторженная критика. Ко всему прочему он еще и симпатичный бабник, неспроста Джейн вдруг так похорошела. Я знаю, что будет дальше.

– Отлично, мои поздравления. Фильм получится просто ядерный.

– Спасибо! – Она дарит мне улыбку и выходит.

Все осталось по–прежнему. И все изменилось. Я поворачиваюсь к компьютеру и снова берусь за работу.