Текст книги "Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов"

Автор книги: Брюс Стерлинг

Соавторы: Гарднер Дозуа,Мэри Розенблюм,Элизабет Бир,Питер Уоттс,Йен Макдональд,Роберт Рид,Джей Лейк,Доминик Грин,Сара Монетт,Адам Робертс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 68 страниц)

Деревянная лестница терялась в полумраке. Стойкий запах застарелой мочи, прогорклого масла, сигарет и несвежих дурианов не давал вздохнуть полной грудью. Откуда–то сверху пробивался слабый свет, выхватывая из темноты ступеньки лестницы, заваленные всевозможным мусором, на протяжении долгих лет оставляемым временными поселенцами. Мира дважды споткнулась. И если в первый раз Амрит успела подхватить ее, то во второй – девушка приземлилась на одно колено, чудом не наткнувшись на валявшийся на лестнице использованный шприц. Позже этот подъем по заброшенной лестнице она вспоминала как один из самых страшных моментов своей юности. Наконец их путешествие завершилось, и они вышли на небольшую площадку, над которой простиралось затянутое облаками ночное небо Мумбая.

Мать с дочерью остановились, переводя дыхание. Мира очень удивилась, осознав, насколько высоко они поднялись. Внизу раскинулся Мумбай, сквозь дымовую завесу были видны улицы, по которым они только что шли, железнодорожная станция, жилые дома, многочисленные офисные здания, сверкающие огнями магистрали. Мира скользнула взглядом по путям Западной железной дороги, уходившим вдаль, где они пересекались с трассой Махим–Сион–Линк, понаблюдала, как перекатываются грязные темные воды реки Мумбай.

– Посмотри сюда! – раздался голос матери, такой далекий, словно с небес.

Мира развернулась: далеко внизу раскинулись бескрайние джунгли безмолвных, таящих в себе неведомую опасность трущоб.

– Ты знаешь, что это? – спросила Амрит, обводя их рукой.

– Конечно, мам. Дхарави. – В голосе девушки звучало презрение.

– А что такое Дхарави? Что ты можешь сказать об этом месте?

– Здесь живут бедные люди. – Поднялся ветер, принесший с собой запах сточных вод из Дхарави.

– Какие именно люди? Уточни.

– Ну, гончары, – медленно произнесла Мира, – мебельщики. Приезжие, не имеющие возможности поселиться в другом месте. Портные, ну и подобные им люди. – Внезапно Мира ощутила контраст между непрекращающимся гулом улиц Мумбая, раскинувшихся далеко позади, и звенящей тишиной трущоб, разверзшихся у их ног. Ей стало неуютно. Здесь, на возвышенности, они были совершенно одни. – Отсюда сверху кажется, что это город мертвых, – поведя плечами, пробормотала девушка.

– Они не мертвы, девочка моя. Они просто отдыхают. Те, кто проводит ночи напролет в труде, а зарабатывает меньше, чем последний нищий может получить за три часа около кондитерской рядом с нашим домом. Полтора миллиона человек живут на осушенной территории, где раньше были мангровые болота. Здесь нет канализации и очистных сооружений. Постоянные перебои с электричеством. Вода такая грязная, что счастлив тот, кто заработает только дизентерию. – Амрит задумчиво глядела на лабиринт узких улочек и проездов. – Но посмотри: там храм, и мечеть, и школа, видишь? Мусульмане, индуисты, христиане, джайны. Все они вынуждены многократно использовать и латать одни и те же вещи, потому что возможности купить новые просто нет. Твой отец родился здесь, – произнесла Амрит, гордо вскинув голову. – Его дом стоял недалеко от Кумбхарвады.

– Мой отец? Он родился в Дхарави? – Мира не могла поверить в услышанное. Девушка совсем не помнила своего отца. Она знала его только по фотографиям, сохранившимся в старом альбоме. Невысокий мужчина, такого же роста, как и ее мать, с крепкими мускулистыми руками, мощными кулаками и запоминающимися чертами лица. – Ты говорила, что он из Раджастхана! – обвиняющим тоном воскликнула Мира.

– Я никогда не говорила этого. Я сказала, что его предки из Раджастхана. Они были ткачами и художниками по текстилю. Его родители приехали в Мумбай после Великого голода и поселились в районе Гончаров. Когда я познакомилась с твоим отцом, он жил в гараже вместе с десятью другими молодыми ребятами, они ремонтировали старые автомобили и перепродавали их.

Она буквально врезалась в него, когда ворвалась в гараж, спасаясь от разгневанного продавца фруктов, у которого украла три небольших зеленых манго и плитку шоколада. Ей было одиннадцать – маленькая девочка, ему пятнадцать – почти взрослый юноша. Из жалости ребята спрятали ее, а потом он проводил Амрит до дома.

Прошло три года, когда они вновь столкнулись на празднике в Кумбхарваде. Из маленькой девочки она превратилась в очаровательную девушку. Он сразу узнал ее. «Да это же та маленькая воришка!» – воскликнул юноша, заметив девушку в толпе. В ответ она звонко рассмеялась. Амрит только что получила письменное уведомление и была на седьмом небе от счастья: она, младшая дочь портового грузчика и работницы фабрики, стала первой студенткой, которую приняли на стажировку в успешную компанию «Бандра–Курла Комплекс» в качестве специалиста по компьютерной технике. Он купил ей сахарные вафли, и они долго гуляли под бдительным присмотром ее трех старших сестер. Тем летом, в разгар самой страшной вспышки дизентерии, с которой в Дхарави боролись несколько лет, они впервые поцеловались под проливным дождем.

Остановившись на границе между светом и тенью, Амрит повернулась к Мире и серьезно сказала:

– Послушай меня, дочка. Кшатрия, та девушка, что назвала тебя воровкой. Она сказала правду.

– Нет, мама!

– Сотовый телефон не твой, ты взяла его без спросу. Но и не мой, поэтому я тоже не могла бы тебе его дать. Будь иначе, я, конечно, разрешила, если бы ты попросила. Этот телефон принадлежит компании, в которой я работаю. Сегодня мне пришлось купить новый вместо того, что был сломан во время твоей ссоры с кшатрией. Его стоимость вычтут из моей зарплаты.

– Мне так жаль!

– Слишком поздно для сожалений. – Будь жестче, напомнила она сама себе. – Сегодня ко мне на работу приходил заместитель директора академии. Думаю, ты знаешь об этом? – Мира кивнула. Такой несчастной Амрит давно ее не видела. – Догадываешься, о чем шла речь? – Мира отрицательно покачала головой. – Он сказал, что в этом семестре ты уже четыре раза участвовала в ссорах, заканчивающихся драками. И если я не соглашусь на имплантацию няня-чипа, который будет сдерживать вспышки агрессии, тебя исключат из академии.

Запустив эту информационную бомбу, Амрит наблюдала, как она врезалась в сознание дочери и яростное пламя вспыхнуло где–то в глубине глаз девушки. Все время, что они были вместе, мать ни на минуту не выпускала руку дочери из своей руки. И хорошо. Как только Мира до конца осознала смысл услышанного, она резко развернулась и рванулась к ближайшему ограждению. Амрит едва успела удержать ее и притянула к себе.

– Что ты задумала?! – крикнула она. – Что ты делаешь?

– Отпусти меня! Няня–чип? Я лучше умру! – Мира кричала, словно раненый зверь. Девушка взвизгнула и вдруг резко повернулась к матери, Амрит пошатнулась и отступила назад. – Я ненавижу тебя! Няня–чип?! Я ненавижу тебя, ненавижу!!!

– Прекрати! Я же не сказала, что согласилась! – И Амрит, не раздумывая, дала ей пощечину. Мира вскрикнула еще раз, замерла и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Худенькие плечи, укрытые тонкой тканью куртки, нервно подрагивали.

– Что здесь происходит?

Амрит повернулась, прижимая к себе Миру, словно желая защитить ее. Девушка постепенно успокаивалась. Перед ними стоял незнакомец, как и они, поднявшийся наверх по узкой лестнице. Яркий свет фонаря, который он держал высоко над головой, ослепил их. – Вход сюда запрещен! Разве вы не видели надпись на двери? Что здесь происходит?

– Мы просто… – пробормотала Амрит. У нее перехватило дыхание, так что она не могла произнести ни звука. Слова вырывались из пересохшего горла, подобно колечкам сигаретного дыма, которые любил пускать дядя Саавит. – Мы просто… хотели полюбоваться красивым видом! – И в тот же миг она оттолкнула мужчину и бросилась вперед, поддерживая и увлекая за собой Миру. Они сбежали вниз по грязным ступенькам так быстро, как только могли. С крыши доносился разгневанный голос:

– Вы не имеете права! Это запрещено!

Когда они вернулись домой, то обнаружили, что Дакота уже не играет на компьютере и его отправили спать, Глория вернулась с работы и о чем–то громко разговаривала с Саавитом и миссис Чодхури. Когда Амрит и Мира появились в прихожей, все трое одновременно повернулись к ним – и тут же со всех сторон посыпались вопросы. Но Амрит не проронила ни слова в ответ. Они безмолвно прошли мимо и скрылись в небольшой комнатке Миры. Через несколько минут Амрит покинула комнату дочери, плотно закрыв за собой дверь. Она направилась на маленькую кухоньку, мечтая о чашке чая.

Глория проследовала за ней, встала, скрестив руки на груди, и в полном молчании наблюдала за тем, как Амрит наполнила чайник, поставила его на старую плиту и зажгла газ. Глория была почти в два раза младше дяди Саавита. По мнению Амрит, она выглядела бы просто очаровательно, если бы не ее безрассудное следование модным молодежным трендам из Китая. Во лбу и подбородке у девушки мерцали светодиоды, а вся шея была расписана татуировками. Глория родилась и выросла в Мумбае. Она работала официанткой в одном из голографических баров, где и познакомилась с Саавитом. Амрит прекрасно осознавала, какой ошеломляющий эффект производит присутствие в доме ультрасовременной Глории на впечатлительную юную Миру. Юную? Амрит размышляла, ожидая, пока закипит вода. Раньше пятнадцатилетняя Мира уже год как была бы замужем и ждала своего первенца. Она сама вышла за отца Миры в семнадцать лет, и сейчас в свои тридцать два она уже вдова, без малейших перспектив в работе и личной жизни. «Перестань жаловаться, – упрекнула она себя. – Говоришь о прошлом? Да в былые времена ты была бы сожжена на погребальном костре вместе с мужем. По крайней мере, у тебя есть работа».

Чайник засвистел. Амрит подготовила листья, положила их в глиняный заварник, залила кипятком и закрыла крышечкой. Только тогда она обернулась и с улыбкой спросила Глорию:

– Хочешь чаю, тетя?

Эта была их старая шутка. Когда дядя Саавит привел свою невесту в дом, Амрит невзлюбила ее, считая авантюристкой, решившей окрутить мужчину намного старше себя. Она много всего наговорила тогда дяде. Но месяцы сменяли недели, и уже после свадьбы, когда беременная Глория переехала к ним, Амрит по достоинству оценила ее честность, практичность и ум. Девушка не боялась никакой работы, и, когда дядя Саавит не смог удержать на плаву свой автосервис, Глория начала работать в кафе сверхурочно. Ее заработок стал составлять значительную часть доходов семьи. С тех пор Глория и Амрит называли друг друга «племянница» и «тетя», что обычно помогало им снять напряжение, иногда возникающее между ними. Но на этот раз Глория не улыбнулась ей в ответ.

– Саавит и Парвати только что рассказали мне, что произошло. – По необъяснимым для Амрит причинам Глория была единственной в доме, кто называл старшую миссис Чодхури по имени.

– И откуда Саавит и миссис Чодхури обо всем узнали?

– Помощник замдиректора школы им все рассказал, когда сегодня днем привез Миру домой.

– Да, конечно. Может, чаю? – (Глория покачала головой. В полумраке кухни ее светодиоды мерцали, словно светлячки.) – Тогда все вы знаете, что за ссоры с учениками Мире грозит исключение из академии.

– Это так несправедливо! – Она произносила слова медленно, словно взвешивая каждое из них. – Вина полностью лежит на другой девушке. Саавит сказал, что замдиректора подтвердил это.

– Тем не менее. Мира прекрасно знает правила. Это ее четвертый конфликт. Она должна нести ответственность за свои поступки. – Амрит отвернулась, взяла с полки чашку с блюдцем, ситечко, достала чайную ложку из кухонного ящика. Дрожащими руками Амрит поставила посуду на стол и стала ждать, когда чай заварится покрепче. Не оборачиваясь, она спросила: – Завуч сообщил вам, на каких условиях Мира может остаться в школе?

– Я сама прошла через это.

Пораженная услышанным, Амрит резко обернулась. Выражение лица девушки было спокойным и сосредоточенным, только слезы катились вниз по красивым смуглым щекам.

– Садись, – строго произнесла Амрит. Девушка села за стол, Амрит поставила свой стул рядом. – Что ты имеешь в виду? Что с тобой случилось?

– Няня–чип. Саавит знает не обо всем. Есть то, что он просто не в силах понять. – Глория кивнула в сторону гостиной. – Обещай, что не расскажешь ему о моем секрете.

– Обещаю. – Амрит достала носовой платок и протянула девушке. Глория взяла его, вытерла глаза и начала говорить. Она рассказывала спокойно, без эмоций, настолько отрешенно, будто читала текст суфлера:

– Это произошло, когда я находилась в исправительном учреждении для девочек. Тогда только начали проводить эксперименты с микрочипами. Мне было тринадцать с половиной лет. Меня отправили в исправительный дом за продажу в школе пиратских дисков «Муфти».

– «Муфти»? – переспросила Амрит. – Музыкальная группа? – Она что–то помнила о них, но смутно: неорадж–рок–бэнд, который пользовался короткой шокирующей славой в шестидесятых. Девушка кивнула.

– Меня привел туда мой старший брат. Это была христианская школа с очень строгими правилами. Он сказал, что это пойдет мне на пользу. Я совсем отбилась от рук, с тех пор как умерли наши родители, и он не мог со мной справиться. Сестры были настоящими демонами. Права голоса не имел никто. Я сопротивлялась, поэтому меня тут же отправили на дополнительной курс коррекции дисциплины и поведения. – Глория взглянула на Амрит, в темных глазах блестели слезы. – Именно тогда начали внедрять чипы. Они уже прошли испытания в тюрьмах, но для новых исследований требовались менее жестокие преступники. Этот проект спонсировало правительство. Мой брат подписал все необходимые бумаги, сестра Камала показывала их мне. Потом нас насильно прооперировали.

– О, Глория… – Амрит взяла девушку за руку. – Как это было?.. Как они?..

Амрит почувствовала, как под ее руками ладонь девушки сжатась в маленький твердый кулачок.

– Нас было шестеро. Чип вживили сюда. – Она дотронулась свободной рукой до головы. – Во время операции мы были в сознании, так было нужно, чтобы пройти тестирование. Нам сказати, что мозг человека – индивидуален, каждый чип должен быть правильно настроен. Доктора касались нас то здесь, то там и спрашивали: «Вы что–нибудь чувствуете, мисс? А так, мисс?» и «Что вы видите? Какие запахи ощущаете?» – поскольку после имплантации чипов иногда возникают галлюцинации.

– Да, – едва слышно произнесла Амрит, – я читала об этом. Слуховые или обонятельные, а даже иногда визуальные, если чип плохо отрегулирован.

Глория сидела, не разжимая руку.

– Не пойми меня неправильно, – произнесла она. – Операция прошла безболезненно. Доктора были добры, к нам относились очень хорошо. И конечно, мы были не единственные.

– Я читала, что чипы второго поколения были применены в более чем шестидесяти исправительных школах по всей Индии. В основном в государственных, но и в некоторых религиозных. Никакого официального подтверждения не было – слухи в Интернете, вот и все. Пока не разразился грандиозный скандал в период смены правительства. – Она поцеловала сжатую руку девушки. – Ох, милая!.. Я ничего не знала. Мне так жаль.

– Подожди, – прервала ее Глория. – Я еще не сказала тебе самого главного. – Теперь она не казалась Амрит такой юной, как прежде. В ее низком приятном голосе внезапно появились стальные резкие ноты, сковывающие душу, словно лед. А взгляд стал таким пронзительным, что Амрит смотрела на нее, как завороженная. – Первое время, точнее, первую неделю после операции мы не замечали никаких изменений. Я чувствовала себя очень хорошо: спокойно и защищенно, словно была укутана в мягкий кокон из ваты. С остальными происходило то же самое. Встречаясь на переменах, мы обсуждали свое состояние. Теперь, когда кто–нибудь из «нечипированных» девушек пытался задеть меня или оскорбить, я не бросалась на обидчика с кулаками, как прежде, а просто смеялась и уходила от них. Было ощущение, что теперь никто, даже сестра Камала, не сможет причинить мне вред.

Ее губы изогнулись в подобие улыбки.

– Это было удивительно, на самом деле: неведомое ранее ощущение гармонии. Что бы ни придумало это воплощение дьявола в обличье сестры Камалы, я оставалась совершенно спокойной. Это сводило ее и других сестер с ума. Ты думаешь, они были рады, что их маленькие подопечные теперь были покладисты и послушны? Нет, казалось, это ужасно их раздражало. Наверное, сестры думали, что мы притворяемся. Поэтому каждые день придумывали все более изощренные способы унижения, тем самым заставить сорваться, чтобы иметь законное право вновь наказать нас. Но этот способ больше не работал. Мы просто не реагировали и были предельно вежливы: «да, сестра»; «нет, сестра», «сейчас сделаю, сестра». Обсуждая это с другими девочками, мы говорили друг другу, что на самом деле все не так и плохо. Как будто микрочипы стали нашими друзьями: это было лучше наркотиков, ведь мы не губили свое здоровье и оставались по–прежнему активными, не утратили концентрацию внимания и ясность ума. Мы продолжали учиться в школе, наш мозг работал лучше, чем прежде. Покой и равновесие, голова совершенно ясная – это было то состояние, которого йоги добиваются путем длительных медитаций.

В конце первой недели нас снова привезли в центр на первый осмотр. Доктора и медсестры были очень довольны нашими результатами. Врач, который осматривал меня, пошутил, что, если благодаря микрочипам человек будет чувствовать себя так же превосходно, как мы, может, стоит всем их имплантировать. – Она вновь рассмеялась, но нотки горечи в ее голосе не ускользнули от внимания Амрит. – Потом все изменилось.

Амрит немного помолчала и произнесла:

– Я читала, что поведение некоторых людей, которым были имплантированы чипы второго поколения, через некоторое время по многим признакам начинало напоминать аутистическое.

– Можно сказать и так. – Глория резко встала, ее кулачок выскользнул из ладоней Амрит. Девушка скрестила руки на груди и продолжила, стоя вполоборота. Скользнувшая вперед густая прядь волос скрыла от Амрит часть ее лица. – К концу третьей недели две из нас свели счеты с жизнью, одна попала в больницу с сотрясением мозга от ударов, которые нанесла себе сама, еще две просто сошли с ума и пребывали в бреду: НЛО, воспоминания из прошлых жизней, кровавый Кришна и пастушки и тому подобное. Или это был Вишну и пастушки? Никогда не могла запомнить.

– Это пять человек, – сказал Амрит. – Ты говорила, что чипы имплантировали шестерым. Что…

– Было ли у меня сотрясение или я сошла с ума? Ни то ни другое, племянница. Мне повезло.

– Повезло?

– Верно. Повезло. – Она была недвижима и прекрасна, словно каменное изваяние. – Произошедшее было так ужасно: Пиннаи спрыгнула с крыши часовни, думая, что умеет летать; Фатима подожгла себя, чтобы живым пламенем очистить свою карму; Варали пыталась выбить из своей головы какие–то голоса, – а я ничего не почувствовала.

Она взглянула на Амрит, светодиоды отбросили тени ей на лоб.

– Ты понимаешь, Амрит? Я ничего не чувствовала. Вообще ничего. Я видела все это своими глазами – я была там, когда Пиннаи прыгнула с крыши, но у меня было ощущение, что я смотрю триллер по телевизору. Произошедшее не тронуло меня. Я даже помогала сестре Камале наводить порядок во дворе часовни. К тому времени я даже не могла ненавидеть ее. И теперь мы подходим к тому, о чем не должен знать мой муж.

– Я не понимаю, – сказала Амрит. – Я думала, об исправительной школе…

– Нет, об этом Саавит знает. Ему известно и про чип. Я рассказала в ночь перед свадьбой, хотела быть честной с ним, ведь Саавит так добр и внимателен ко мне. Но я побоялась открыть ему всю правду до конца.

– Нет, Глория, подожди. – Амрит поднялась на ноги. Ей вдруг стало очень страшно. – Может… лучше мне ничего не знать?

Но девушка была полна решимости закончить рассказ.

– Я должна. Если ты не узнаешь всю правду, то можешь принять ошибочное решение. Мне небезразлична судьба Миры, она напоминает меня в этом возрасте. Какой бы я стала, если бы со мной не произошел весь этот ужас. Я хочу сказать тебе, Амрит, важно, чтобы ты понимала все возможные последствия этой операции. Знаешь, эта отрешенность, которую дал мне чип, никуда не исчезла. Она осталась навсегда.

Некоторое время спустя Амрит непонимающе спросила:

– Врачи ведь удалили чип, не так ли? Я же видела тебя и сердитой, и грустной, и радостной. И ты становишься такой счастливой рядом с Саавитом… Они вытащили чип?

– Да, чип они удалили, – кивнула Глория. – После операции я вновь могла испытывать весь спектр человеческих эмоций. Но мне все стало безразлично. Мое тело чувствует отвращение, вожделение, страх, комфорт, но не я. А я наблюдаю за тем, как оболочка переживает все эти эмоции. Моя сущность не откликается, внутри меня словно зияет пустота… Все в порядке, – добавила она, улыбаясь Амрит. – Я уже привыкла. Я забочусь о Саавите, насколько могу, он очень добр ко мне. О Дакоте и всех вас. Я так благодарна за возможность быть частью семьи!

Амрит от всего сердца захотелось, чтобы девушка начала кричать, плакать или ругаться. Что угодно, но только не то, что она видела в это момент: Глория просто стояла рядом с ней и рассуждала о самых близких ей людях так, словно о дальних родственниках или героях одной из прочитанных книг.

– Вот почему я так много времени провожу в кафе, наверное. Да, благодаря моей работе материальное состояние нашей семьи более стабильно. Но там. в кафе, мне не надо притворяться, что моя сущность не потеряна. Я могу забыться в Сети, в графических программах, где бы то ни было. Я становлюсь средоточием информации, если так можно сказать. – Она наклонила голову. – Может, я выразилась недостаточно ясно.

– Ты хочешь сказать, – в отчаянии пролепетала Амрит, – что у тебя произошел некий разрыв с чувственной частью самой себя? Как бывает при посттравматическом расстройстве? – Но, проговаривая все эти слова, она уже знала, что Глория имела в виду совершенно иное. Ужас, охвативший ее, неумолимо нарастал. Амрит внимательно посмотрела на молодую жену своего дяди, и ей показалось, что она видит девушку впервые.

– Нет, вот что я хочу сказать, – произнесла Глория и взяла со стола заварник. Она шагнула к раковине, вытянула вперед свою тонкую руку с длинными ухо–женными ногтями и спокойно начала выливать на нее обжигающе горячий чай, при этом не проявляя ни малейших признаков боли или беспокойства.

Амрит смотрела, как нежная кожа девушки краснела, пальцы дергались, и думала: «Она не человек. Она больше не человек». И едва не рассмеялась: разве не было это божественным признанием небытия, того, к чему так стремятся буддисты? Наивысшее состояние освобождения – нирвана? Разве не это имеют в виду христиане, когда говорят: «Не я, но Христос во мне»? Опомнившись, Амрит схватила девушку за запястье, выбила у нее чайник, мгновенно включила холодную воду и подставила обожженную руку Глории под ледяную спасительную струю. Девушка не сопротивлялась, она спокойно наблюдала за происходящим, как будто это не ее рука, а чужая, хотя боль, конечно же, должна была быть нестерпимой.

– Что случилось? Мы слышали шум! – В дверях кухни появилась миссис Чодхури, следом за ней шел дядя Саавит. Она тут же заметила осколки разбитого чайника, разлетевшиеся по полу, растекающуюся лужицу горячего чая, листья заварки и покрасневшее запястье Глории. – Боже мой! Ты в порядке? Дай мне руку, девочка моя. Саавит, возьми швабру! – Она встала между Амрит и Глорией и взяла руку девушки в свою. – Амрит, алоэ! – Ни слова не говоря, Амрит развернулась и выбежала из кухни, оставив позади разгневанного Саавита. На подоконнике рядом с пожарной лестницей росло алоэ. Амрит сорвала три крупных листка и поспешила с ними обратно.

Из своей комнаты вышла Мира и остановилась посередине гостиной. Она была очень бледной с покрасневшими от слез глазами.

– Что случилось? – спросила она. – Мама, что произошло?

– Ничего, родная, – бросила Амрит через плечо. – Небольшой несчастный случай, вот и все. Возвращайся в свою комнату, я сейчас приду. Мне нужно поговорить с тобой.

Амрит вернулась на кухню. Саавит вытирал пролитый чай, аккуратно собирая осколки разбившегося заварника, но в остальном картина была прежней: ее свекровь осторожно поливала холодной водой обваренное запястье Глории, а та равнодушно наблюдала за происходящим.

– Алоэ, – произнесла Амрит.

Миссис Чодхури даже не обернулась:

– Спасибо, дорогая. Будь добра, разрежь листья вдоль и соскреби мякоть в чашку.

– Конечно, мама, – ответила Амрит.

Она достала из кухонного ящика острый нож, села за стол и аккуратно разрезала листья алоэ, обнажив их блестящую сочную мякоть. Отложив нож в сторону, Амрит взяла ложечку со своего блюдца и тщательно выскоблила прозрачный гель в чашку, после чего передала ее свекрови. Амрит постояла немного, не зная, что делать дальше, потом вышла из кухни. Миры в гостиной уже не было. Стоя в коридоре перед закрытой дверью комнаты дочери, Амрит на мгновение заколебалась, затем постучала.

– Мира?

– Заходи, мама, я здесь.

Как устало звучит ее голос, подумала Амрит и приоткрыла дверь. Мира сидела на ковре, скрестив ноги. На коленях у нее лежал открытый учебник. Она подняла глаза, увидела мать, стоящую в дверном проеме, и разрыдалась. Амрит подошла к ней и села рядом.

– Прости меня, мама, – пробормотала Мира. – Мне очень–очень жаль. Не соглашайся на операцию. Пожалуйста, мамочка, не соглашайся. Я стану хорошей, я сделаю все, что угодно, только не разрешай им чипировать меня. Пожалуйста, умоляю тебя.

– Тише, тише, моя девочка. – Амрит обняла дочь и прижала ее голову к своей груди. – Тише, все хорошо. Никто никого не собирается чипировать.

– Но помощник заместителя директора школы сказал, что…

– Помощник заместителя директора школы может оставить свое мнение при себе, – ответила Амрит, – впрочем, так же как и сам Мехта. Я никому не позволю имплантировать чип моей дочери, и точка.

– Но он сказал, что они исключат меня из академии… А ты так много работаешь для этого…

– Да–да, твоя мама много работает и охвачена глупой гордостью и стремлением дать своей дочери те возможности, которые ей самой не хватило смелости получить. Есть и другие школы – возможно, не столь известные и престижные. Ну и что?

– Но, мама…

– Все будет хорошо, Мира. Никаких няня–чипов, и хватит об этом. – Она поцеловала дочь в макушку и прижалась к ней щекой. Потом нежно коснулась губами ее красивого ушка. – Только не переставай чувствовать, Мира, – прошептала она, охваченная нахлынувшими эмоциями. – Ведь это так прекрасно! Какие бы неудобства порой ни доставляли эти переживания. Ведь если ты утратишь способность чувствовать, ты станешь подобна каменному божеству. Ты исчезнешь, останется одна внешняя оболочка. Не забывай об этом, Мира Обещай мне.

– Я не забуду, мамочка, обещаю, – ответил ей дочь, возможно, и не понимая до конца всего, что сказала Амрит. Обнявшись, они сидели на полу. Амрит крепко прижимала к себе Миру и думала, какие страшные силы ворвались в ее жизнь чтобы заглушить ее собственные страсти. Но вдруг другая мысль промелькнула у нее в голове, заставив Амрит немного отклониться и заглянуть в лицо дочери. – Кстати, – голос матери звучал непреклонно, – если ты собираешься не давать спуску всем хулиганам, которые посмеют тебя задеть, тебе стоит больше времени уделять спортивным тренировкам. Пока мы подыскиваем тебе другую школу, думаю, тебе надо возобновить ваши уроки по боксу с дядей Саавитом. Ты меня поняла?

– Да, мамочка! – закричала ее маленькая бунтарка. – Конечно! – И они вновь крепко обнялись и сидели так, пока старшая миссис Чодхури не заглянула в комнату. Увидев представшую ее взору идиллическую картину, она спросила мягким голосом: никто ведь в этом сумасшедшем доме не будет возражать, если она снова заварит чай, теперь, когда буря прошла стороной?