Текст книги "Шипы в сердце. Том второй (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 35 страниц)

– Ты самый стабильный и крепкий актив, Крис. – «Уникальный, мой, бесценный».

– Ты… не злишься? – Она смотрит с таким удивлением, как будто во всех возможных вариантах развития событий, такого точно не было.

– Очень злюсь, – говорю абсолютную правду, но с маленьким «но». – На себя. Что меня не было рядом и тебе пришлось разгребать все это одной.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать – кажется, что-то порывистое, что-то важное, потому что в такие моменты у нее всегда очень характерно дрожит нижняя губа. Но в наши планы вмешивается врач.

Говорит, что Кристину нужно срочно в больницу, на рентген и жестом командует санитарам грузить носилки в машину.

– Я с вами, – твердо заявляет Стася. Тем самым тоном, против которого обычно даже я не рискую возражать.

– Хочешь посмотреть, как в меня будут пихать самую огромную иглу в мире? – беззлобно ворчит Барби.

– Надо же, и как ты догадалась? – так же беззлобно язвит в ответ Стаська.

– Эволюционирую, когда дышу с тобой одним воздухом.

– Может, сядешь в кабину? – предлагает старый усатый доктор, видимо решив, что везти эту парочку в узком замкнутом пространстве, может быть слишком взрывоопасно.

Стася смотрит на меня, потом – на Крис, и снова на меня.

Взглядом даю понять, что на меня ее точно можно оставить. Даже не буду пытаться анализировать, когда именно моя дочь взяла на себя обязанности опекать не только брата, но и Барби, но если что – я абсолютно не против.

Я забираюсь в салон, сажусь напротив Крис.

Когда машина дергается в места и я, с непривычки, впечатываюсь башкой в потолок, Барби сначала странно всхлипывает, а потом прикусывает нижнюю губу, чтобы не засмеяться – я слишком выразительно морщусь и беззвучно цежу сквозь зубы парочку ласковых.

Медбрат ставит ей какую-то капельницу – Крис даже не кривится, терпит.

Она сильная. С характером, в жерновах которого перемолотило даже мои жесткие заёбы.

Но… приятно перемолотило, я даже толком и сам не понял, как.

– Я виделась с Бережным, – выпаливает Крис, как только медбарт заканчивает настраивать капельницу и. отсаживается в дальний угол салона. – Случайно, клянусь. Честное слово, Авдеев, я просто гуляла с Марком и…

– Я знаю, – перебиваю ее лавинообразно нарастающее волнение.

– Знаешь…. – Барби обреченно всхлипывает – медленно, стараясь не выдать панику. – Я… прости, что не сказала сразу – хотела… когда ты будешь рядом.

Она снова себя накрутила.

Несколько дней в ее голове варилась эта каша, но сейчас, даже после пиздеца, от которого сорвало бы крышу у многих матерых мужиков, моя Барби держится. Не роняет лицо, с достоинством ожидая вердикт. Наверное, думает, что я потребую назад кольцо и вывезти вещи?

– Я… мне нужно пару дней, чтобы… – Она набирает в грудь побольше воздуха. – Чтобы собрать вещи и…

– Ты не читаешь мои сообщения, – перебиваю ее снова.

Она кивает.

Наверное, думает, что там приказ выметаться из моего дома в течении двадцати четырех чесов или аналогичная хуйня.

Молча достаю свой телефон из внутреннего кармана пиджака, протягиваю ей, диктую пароль. Увесистый стальной корпус «пляшет» в ее дрожащих пальцах, пока снимает блокировку, находит переписку.

Не без удовольствия наблюдаю, как на секунду складка на ее лбу становится глубже, а потом глаза начинают неумолимо медленно расширяться.

– «Я тоже соскучился», – читает первое из двух, которые я написал в тот вечер, сразу после ебанутого фокуса Сафиной. – «Выходи за меня замуж, коза?»

Она громко шмыгает носом.

Трет пальцами экран телефона, как будто все еще сомневается, что слова настоящие.

– Авдеев, блин, – поворачивает голову, глядя на меня влажными глазами, и трет нос, – мало того, что я кольцо сама себе надела, так ты еще и предложение по телефону сделал.

– Не повезло тебе с мужиком, – делано трагично вздыхаю. – Закрывай глаза, малыш, все закончилось.

Завтра я закопаю в бетон хозяина добермана.

Завтра сотру в порошок водителя «Лексуса».

Завтра вытащу нашего вечно храпящего пса даже у лап смерти если понадобится.

Но это будет завтра.

А сегодня я просто буду рядом.

Потому что это – единственное место на земле, где я должен быть.

Эпилог: Барби

Год спустя

Океан шумит совсем иначе, чем наше море.

Здесь он дышит глубже и размереннее.

Я спускаюсь по ступенькам, придерживая руками здоровенную, похожую на сомбреро шляпу, потому что сегодня в нашей маленькой частной бухте в Палос-Вердес ветрено. Переступаю по мягкому, нагретому солнцем песку, наслаждаясь тем, как в нем утопают ступни, как песчинки просачиваются сквозь пальцы. Ощущения, от которых я точно никогда не устану и буду кайфовать до конца жизни. Вдыхаю пахнущий нагретым камнем и эвкалиптом воздух, на несколько секунд задираю лицо к солнцу, жмурюсь от ярких бликов за ресницами – веснушки с моего лица теперь практически не сходят.

А еще у меня теперь есть целый боевой шрам – тонкий, почти побелевший, он тянется от колена вверх, скрываясь под короткими джинсовыми шортами. На покрытой загаром коже он кажется особенно заметным. Его можно если не убрать полностью, то точно «заретушировать» – в моем распоряжении все доступные косметологические процедуры этого мира, но… я не хочу, потому что ношу его с гордостью, как медаль. Мы с Лори теперь любим пошутить на тему того, что наши мужчины любят наши боевые шрамы. А она частенько вспоминает, как когда-то я не могла понять, почему она не прячет растяжки после беременности близняшками.

«Почему» я поняла в тот день, когда Вадим впервые поцеловал этот безобразный (как мне тогда казалось) шрам на бедре – с жутким собственничеством. И продолжает это делать кажды раз, когда мы занимаемся любовью.

– Мама! Смотли!

Я моментально широко улыбаюсь в ответ на звонкий крик.

По кромке прибоя, поднимая тучи брызг и смешно перебирая пухлыми ножками, ко мне несется Марк. Ему полтора года, и он – маленькая копия Вадима, с такими же синими глазами и абсолютно хулиганской, обезоруживающей улыбкой. В руках он тащит огромную надувную косатку, которая больше него раза в два. Резина скрипит, Марк пыхтит от усердия, но тащит свою добычу с упорством маленького трактора – в этом он тоже весь в отца. Мне кажется, что в нем все авдеевское, куда ни ткни.

За ним, тяжело переваливаясь и довольно хрюкая, бежит Зевс – наш общий, заласканный и залюбленный в четыре пары рук пирожок. Булли немного прихрамывает на заднюю лапу – последствие того отважного броска на значительно превосходящего противника, – но это не мешает ему быть самым счастливым псом на побережье Калифорнии. Он периодически пытается укусить надувной хвост косатки, но Марк каждый раз строго на него поглядывает.

– Ого! – Я иду навстречу и подхватываю сына на руки, как только он врезается в мои ноги. Целую его в пахнущую солнцем и солью макушку. – Ты поймал кита?

– Папа поймай! – радостно сдает отца, тыча пальцем в сторону шезлонгов. – А я тасиль!

– Ты тащил, мой герой, – смеюсь я, вытирая песок с его щеки и звонко чмокая, от чего он всегда вертится ужом и громко смеется.

А вот и папа.

Вадим валяется на шезлонге под большим белым зонтом, наблюдая за нами поверх очков-авиаторов. На нем – только плавательные шорты, и я ловлю себя на том, что даже спустя год, даже зная каждый сантиметр его тела вдоль и поперек, я все равно залипаю. На широкие плечи, на рельефный пресс, на ту самую дорожку волос, сбегающую вниз.

Сейчас мой Авдеев выглядит загорелым и ленивым, охраняющим свою территорию с расслабленностью сытого зверя. Здесь, вдали от офисов, костюмов и бесконечных совещаний, он выглядит моложе, морщинка между бровей разгладилась, плечи опустились. Но взгляд – цепкий и хозяйский – всегда с ним.

По мере того, как я приближаюсь, уголок его рта очевидно тянется вверх.

Я подхожу, держа Марка на бедре – Вадим садится, протягивает руки и забирает у меня сына, усаживая его к себе на колени.

– Ну что, добытчик, донес улов? – спрашивает он, щекоча Марка. Тот издает еще одну порцию заразительного хохота, пытаясь увернуться.

– Он же Авдеев – конечно, донес, – подтверждаю я, падая на соседний шезлонг. – Только Зевс покушался на хвост.

– Этот обжора покушается на все, что похоже на еду, – фыркает Вадим, нахлобучивая, хоть это и не просто, панамку на голову сына. – Дай собаке краба, Марик.

Наш Авдеев-младший тут же сползает с колен отца и деловито топает к ведерку с игрушками, где, видимо, спрятан «краб» – резиновая пищалка.

Чуть поодаль, в тени развесистых пальм, расположился наши «бабушки» – Галина Петровна и Елена Павловна сидят в плетеных креслах, попивая лимонад и о чем-то оживленно беседуя. На Галине Петровне – широкополая шляпа и яркое парео, Елена Павловна, как всегда, более сдержанна, но даже она чуть расслабленно вытянула ноги, подставляя их этому невероятному ласковому солнцу.

В последние несколько месяцев мы буквально живем здесь – Авдеев дожимает важную сделку, доводит янки до бешенства своим напором и хваткой, а мы – здесь, его тыл. Сначала казалось, что жить вот так на два дома будет сложно, но потом все как-то само собой сложилось в стройные кубики на полочках – Стасина учеба легко интегрировалась в онлайн формат, здесь у нее уже появился круг друзей по клубу для эрудитов, а я даже умудрилась (до сих пор не могу в это поверить) открыть филиал нашего с Олей магазина. Сначала без особой веры в успех, надеясь со временем отбить хотя бы вложенные средства, но все неожиданно развернулось в такой формат, что после выходных я всерьез займусь расширением. Так что Оля рулит нашей франшизой (пафосно, но факт) дома, а я здесь, в Калифорнии. Оказалось, что в мире пластика и глянца, существутет дикий спрос на «ручную, неидеальную душу»

В общем, уже две поездки наши драгоценные бабушки летают к калифорнийскому солнцу вместе с нами – я настояла, хоть это и было не просто. А Вадим теперь называет наши выезды «цыганским табором» и любит поржать по этому поводу.

Пришлось сказать им, что без них просто как без рук, хотя на самом деле я просто очень люблю их обеих и они – такая же часть нашей семьи, как и мы все. А Галина Петровна вообще млеет от возможности чаще видеться с сыном и невесткой – они живут в соседнем штате. Кроме того, видеть, как она учит местных поваров лепить вареники с вишней, используя вместо вишни какую-то экзотическую ягоду – это отдельный вид удовольствия.

– Кажется, там обсуждение гаспачо, – комментирует Вадим, проследив за моим взглядом. – Галина Петровна утверждает, что туда нужно добавлять сметану.

– О боже, – я хихикаю и закрываю лицо ладонью. – Испанцы бы объявили ей войну.

– Испанцы бы сдались без боя после первой тарелки, – усмехается он.

От кофе, который варит наша добрая фея, Вадим до сих пор все так же зависим, хотя мне все равно кажется, что он нарочно немного преувеличивает, чтобы сделать ей приятно.

– Марк! – кричит Стася, выныривая из воды, отфыркиваясь и поправляя очки для плавания. – Иди сюда! Я нашла ракушку! Огромную!

В семь лет она уже заметно вытянулась, загорела до черноты и плавает, как дельфин, практически не вылезая из воды все время, пока мы на вилле.

Все такая же колючка как и раньше.

Мамой меня, разумеется, не называет – еще чего! Но теперь я стала просто «Крис» – человеком, с которым она периодически устраивает словесные батлы. И иногда – делиться секретами за чашкой горячего шоколада с разноцветным маршмеллоу. Мы заключили пакт о ненападении. Она все еще ревнует отца, но теперь это добрая ревность, потому что она точно знает, что ее место в его сердце неприкосновенно.

– Морковка, ну, скорее! – подбадривает брата Стася, поднимая над водой что-то реально внушительных размеров.

Марк, услышав призыв, бросает пищалку (Зевс тут же ее подбирает и спешит следом) и несется к воде.

Я рефлекторно, но не очень быстро привстаю, потому что знаю – рядом с сестрой он в надежных руках.

– Я держу! – Стася уже там, на мелководье – подхватывает брата под подмышки, не давая ему упасть, и показывает свой «улов».

Марк визжит от восторга, шлепая ладошками по воде и обрызгивая сестру с ног до головы. Стася смеется, жмурится, но не отпускает.

Брата она просто обожает.

Я засматриваюсь и упускаю момент, когда Вадим протягивает руку, хватает меня за лодыжку и резко дергает на себя. Вскрикиваю, теряя равновесие, и скатываюсь со своего шезлонга прямо на него. Оказываюсь верхом – мои бедра прижаты к его бедрам, руки упираются в его грудь.

– Попалась, – шепчет он, и его руки тут же ложатся мне на ягодицы, по-хозяйски их сжимая.

– Авдеев! Дети в пяти метрах! – шиплю я, пытаясь изобразить возмущение, хотя тело как всегда предательски плавится от его близости.

– Дети заняты ловлей крабов. – Он смотрит мне в лицо и синий взгляд темнеет, наполняется чертями, скандирующими марш всем его пошлым мыслям. – Пойдем наверх…?

– Ты невыносим. У меня ужу между ногами мозоль, – смеюсь, краснею и снова смеюсь.

– Мне тебя мало, Барби. – Авдеев проводит рукой по моей спине, забираясь под короткий топ купальника. Его пальцы горячие и требовательные.

– Мы на пляже, Тай. – Но мое тело жмется к нему, потому что мне его тоже мало – всегда, абсолютно. Но это же святое – повозмущаться для вида, чтобы он врубил свои охотничьи инстинкты. – И тут наши бабушки, если ты забыл.

– Наши бабушки – мудрые женщины. Они знают, когда нужно смотреть в другую сторону.

Я оглядываюсь. И правда, наши «бабушки» увлеченно обсуждают что-то, повернувшись к нам спинами, следят за детьми. Стася и Марк строят замок из песка у самой воды.

Мы в коконе.

Вадим притягивает мою голову к себе и целует – жадно, глубоко, поцелуем в котором солнце и океан. В этом поцелуе нет остроты. В нем – уверенность и страсть, которая за год не утихла, а стала только еще гуще.

Мы изучили тела друг друга до последнего миллиметра.

Мы знаем все наши кнопки и триггеры.

Иногда я устраиваю ему «истерику на своих законных семь».

Обычно после этого он тащит меня в кровать и вытрахивает очевидную провокацию.

Иногда мы заказываем пиццу и смотрим старые боевики с Брюсом Уиллисом.

Иногда я катаю его на своей красной маленькой машинке.

Иногда он выбирается из постели на кухню прямо посреди ночи, чтобы сделать нам целую гору бутербродов.

Он все еще редко говорит «люблю» словами, но я чувствую его «люблю» в миллионах маленьких и больших поступков, которые делают меня самой счастливой женщиной на свете.

Самой неприлично разбалованной.

И, кстати…

– Станислава хочет взять собаку из приюта, – говорю наш маленький секрет, который мы с ней обдумываем уже несколько дней.

– Еще одну? – Бровь Вадима дергается вверх.

– Ну… да, – я кошусь на Стасю, взглядом давая понять, что процесс пошел. Она деловито отворачивается, подхватывает брата под руки и помогает топать по воде.

– Барби, у нас уже есть собака, которая практически вытеснила меня из собственной постели. – Вадим стонет, запрокидывая голову. – А еще у нас двое детей. И две бабушки в комплекте. Ты хочешь открыть зоопарк?

– Зевсу нужен напарник для активных игр, – аргументирую. Список мы со Стасей приготовили заранее.

– Зевсу нужен собачий диетолог, – фыркает Авдеев.

– Ну Тай… – Я включаю режим «котика из Шрека». – Это будет… совсем маленькая собака.

– Я так понимаю, вы уже выбрали, придумали кличку и наши место, а меня просто ставите перед фактом, – он делает вид, что ворчит, но на самом деле ворчащим на семью я его ни разу не видела.

А еще он никогда мне не отказывает.

Кажется, даже если я попрошу луну, он сначала сделает вид, что я чокнулась, а утром положит ее мне под подушку с видом «Я не в курсе, как это здесь оказалось».

– Нууу… Можно и так сказать.

– Кого? Надеюсь, не то, что размером с крысу.

– Это французский бульдог – его забрали из какой-то неблагополучной семьи, но он очень милый и ему всего три года.

– Он храпит?

Я поджимаю губы, пожимаю плечами.

– И не только храпит, но и… – Морщу нос.

– Господи, – Вадим закатывает глаза.

– Мы очень хотим именно эту собаку, Авдеев. – Это наш со Стасей главный козырь – нам обеим мое Грёбаное Величество точно не сможет отказать.

– Надеюсь, это хотя бы кобель? Хватит с меня женщин в доме – я и так в меньшинстве.

– Марк на твоей стороне, – смеюсь я. – И Зевс!

– Зевс продается за кусок сыра.

Я смеюсь, тычась носом ему в шею, целую ямку под ключицей, чувствуя, как в его груди зарождается знакомая приятная вибрация.

– Коза, если ты сейчас не слезешь – я точно нарушу общественный порядок, – Вадим шлепает меня по заднице и я, хихикая, скатываюсь на песок, утаскивая его за собой.

Мы лежим рядом, дотрагиваясь друг до друга локтями и коленями.

Бриллианты на моем пальце сверкают все так же ярко, только теперь к «Льду и Пламени» добавилось еще одно – тонкий ободок из платины, усыпанный мелкой бриллиантовой крошкой.

Мы поженились через месяц после той аварии.

Через месяц после того, как Вадим засадил за решетку водителя «Лексуса».

Через месяц после того, как хозяин добермана продал дом и сбежал на другой конец света – подальше от нашего поселка.

Поженились здесь, на вилле – без гостей и пафоса. Были только Шутовы всем составом, Стася и Зевс. Я была босиком, в простом белом сарафане и орхидеей в волосах, Вадим – в льняных брюках и рубашке. Мы просто подписали бумаги и поклялись, что будем терпеть сложный характер друг друга, пока смерть не разлучит нас.

Хотя, если честно, это была самая легкая клятва в моей жизни.

– Мама! Папа! – кричит Марк, топая к нам с полным ведерком воды. – Купа… купася!

– О нет, – с деланной наигранностью стонет Вадим, но уже поднимается. – Спасайся кто может. Водная атака.

Он подхватывает Марка на руки, подбрасывает в воздух. Сын визжит от восторга, Стася подбегает следом, брызгаясь водой, Зевс лает, прыгая вокруг.

Я смотрю на мою шумную, самую идеальную неидеальную, сумасшедшую семью в мире.

Моего мужа в мире бизнеса называют тираном и акулой, но от моей улыбки он тает (хотя все еще делает вид, что нет).

Моя падчерица – язва и гений, которая защищает брата как львица.

Мой сын – маленькое чудо с характером танка.

И я – Кристина Авдеева, женщина, которая научилась не бояться и нашла свой дом.

Я встаю, отряхиваю песок и бегу к ним, в самую гущу брызг и смеха.

Потому что это – единственное место на земле, где я должна быть.