Текст книги "Шипы в сердце. Том второй (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 35 страниц)
Да пошел ты к черту!
На встречу с Аркадием я собиралась надеть что-то простое удобное – брюки, свитер, в таком стиле. Точно ничего, что могло бы быть истолковано как приглашение к действию. Но сейчас это кажется абсолютной глупостью.
Какого, блин…?!
Я молодая, красивая и чертовски свободная женщина!
Но, конечно, главная причина моего демарша «Даешь секс вагине!» сидит внизу.
Хочу чтобы он, увидев меня, подавился своим хваленым спокойствием.
Мой взгляд падает на тонкое струящееся платье в пол из шелка цвета ночного неба – с открытой спиной и глубоким, почти неприличным вырезом вдоль по ноге. Я купила его в тот свой первый день свободы и ни разу не надела. Оно ждало своего часа.
И этот час настал.
Я срываю с себя домашнюю одежду, подумав секунду, тянусь за комплектом красивого белья. Но беру только трусики – к черту бюстгальтер, он только испортит вид под такой тонкой тканью. Ныряю в платье и шелк холодной, ласковой змеей скользит по коже. Добавляю необходимые для завершения образа штрихи – высокие каблуки, собранные наверх волосы, чтобы открывали шею и ключицы. Немного макияжа – я и так офигенно выгляжу.
Из зеркала на меня смотрит уже не испуганная брошенка, собирающаяся отлично поохотится хищница.
Пальто намеренно бросаю на руку, чтобы оно не скрывало платье.
И спускаюсь вниз.
Вадим сидит на полу, спиной ко мне. Марк лежит рядом с ним на мягком коврике – слышу, как Авдеев что-то тихо ему говорит, а сын в ответ как будто даже осознанно агукает.
Кажется, я могу спокойно выйти – а он меня даже не заметит.
На долю секунды проскальзывает такая трусливая мысль, но потом я вспоминаю, что твердо решила перестать быть жертвой обстоятельств, и обозначаю свое присутствие парой шагов, чуть сильнее необходимого постукивая каблуками.
Он оборачивается. Не сразу. Медленно.
Синий взгляд скользит по мне снизу вверх – оценивающе. Задерживается на моем бедре в вырезе платья, на груди по тканью. Желваки на покрытых темной щетиной скулах, напрягаются.
– Прекрасно выглядишь, Кристина. – Его голос по-прежнему убийственно спокойный.
Хочется просто уже послать его на хуй – вот так, без купюр.
Я ждала чего угодно – злости, ревности, вопроса: «Куда ты так вырядилась?».
А вместо этого получила вежливый комплимент. Таким же тоном он мог бы похвалить тумбочку за то, что она красиво стоит и не шевелится.
Чтобы не выдать раздражение, опускаю демонстративный взгляд на часы.
– Спасибо. Елена Павловна будет до десяти, так что если хочешь – можешь остаться с Марком.
Как будто, блин, ему нужно мое разрешение, чтобы проводить с сыном столько времени, сколько он захочет, когда и где ему приспичит.
– С кем ты встречаешься? – Он встает, перекладывает Марика в качельку и, еще раз окинув меня пристальным взглядом, скрещивает руки на груди.
Ждешь, что я отчитаюсь?
– У меня деловая встреча, – произношу ровно тем тоном, который нельзя прочитать кроме как: «Не твое сраное дело».
В какой момент в моей голове рождается план об этой самоубийсвтенной выходке – сама не понимаю. Просто подхожу к нему еще ближе, почти впритык, так что чувствую жар тела даже через одежду.
Глядя прямо ему в глаза – хоть это чертовски сложно! – запускаю руку под платье, цепляю пальцами резинку кружева и стаскиваю по ногам.
Медленно и демонстративно.
Чтобы видел. И понял. И больше не задавал свои долбаные вопросы с таким видом, как будто свидание – это что-то невозможное для таких, как я.
– Очень… очень… – вкладываю скомканное черное кружево ему в ладонь, – деловая встреча. И важные переговоры.
Вадим смотрит сначала на мой «подарочек», потом – снова на меня.
В синих глазах за секунду раскрывается портал в ад.
Кажется, он меня сейчас просто придушит и все – так это ощущается, хотя он даже пальцем в мою сторону не дергает.
Но трусики сует в карман брюк, возможно – или мне просто хочется так думать? – чуть более резко, чем обычно.
– Переговоры… о чем? – В авдеевском голосе наконец-то появляется металл.
– О важном, – мурлычу я, чувствуя, как по венам разливается ядовитый азарт. – Собираюсь договориться о парочке оргазмов. А то знаешь, есть тут один… как собака на сене. И сам не ебёт, и другим не дает.
– С кем. Ты. Встречаешься? – чеканит Вадим.
Вот теперь я почти уверена, что он едва сдерживается, чтобы не схватить меня и не вытрясти признание, если я и дальше буду уходить от прямого ответа.
– Не переживай, – улыбаюсь как сука, получив в конце концов, хоть каплю эмоций от этого камня, – я помню наш договор. Твоя драгоценная репутация не пострадает. Кандидат очень достойный. Холостой, молодой и очень симпатичный архитектор без вредных привычек и финансовых проблем.
Расправляю платье, чтобы не было ни одной складки. Чтобы он заодно увидел, что на мне нет не только трусов. Что на мне кроме этой тонкой тряпки и шиммера на коже, больше вообще ни черта нет.
– Но ты, конечно, обязательно перепроверь, а то вдруг… ну, знаешь… я просто придумываю – я же совсем не похожа на женщину, которую можно пригласить на свидание, а потом трахнуть как королеву. Вы же именно так и думаете, да, Вадим Александрович?
Он щурится еще всего лишь раз – на секунду или чуть больше.
– Хорошо провести время, Кристина. – Улыбается – спокойно, почти по-деловому.
Не знаю, что в этот момент отражается на моем лице, но поскорее отворачиваюсь, чтобы Авдеев не увидел даже намека на разочарование.
Да пошел ты, ясно?!
Просто… иди на хуй!
Быстро иду до двери, радуясь хотя бы тому факту, что мои танцы у шеста оставили после себя не только парочку проблем с головой, но и навык безупречной ходьбы на каблуках в любое время и в любом настроении.
Только в лифте позволяю себе выдохнуть.
Вся моя бравада осыпается как пепел. И ноги становятся ватными, так, что приходится опереться плечом на стенку кабинки, чтобы удержаться в вертикальном положении. На секунду даже возникает крамольная мысль все отменить – написать Арику что-то вежливое, но достаточно прямолинейное, чтобы он больше не писал дуре, которая просто морочит ему голову. Даже расстегиваю клатч, чтобы достать телефон, но… передумываю.
Мне нужно это свидание.
Просто чтобы вспомнить, что я, блять, Кристина Таранова, и я могу иметь буквально любого мужика, какого только захочу!
Глава двадцать восьмая: Барби
В начале марта к нам неожиданно приходят морозы и снегопады – как будто зима решила на прощанье отыграться за по осеннему теплый декабрь.
Такие сильные, что прогулки с Мариком в коляске становятся довольно сложными – только по расчищенным дорожкам, которые моментально засыпает свежим снегом.
Мой маленький морковный принц теперь больше бодрствует и каждый раз, когда я возвращаюсь домой после магазина – встречает уже абсолютно осознанным взглядом и беззубой, но самой красивой на свете улыбкой.
И он буквально с каждым днем все больше похож на Авдеева.
К четырем месяцам уже абсолютно очевидно, что его глаза станут такими же синими, как у отца – уже сейчас многие удивляются их насыщенному цвету, пока еще немного светлее, чем у Вадима, но это только вопрос времени. А еще у него такой же подбородок и, кажется, даже профиль, и улыбка, только в отличие от отцовской – она всегда теплая, открытая. Иногда когда мы с ним валяемся на кровати и я читаю ему книжку, активно разыгрывая сюжет в ролях, он смеется так заливисто, как будто хочет компенсировать заодно и холодность Авдеева.
С ним у нас все… прекрасно.
Если считать за прекрасно полное отсутствие выяснения отношений, разговоров на отвлеченные темы и поводов шипеть друг на друга. Он ведет себя как идеальный бывший муж, с которым нам приходится контактировать исключительно по поводу ребенка – всегда вежливый, а когда у него изменения в графике и он не сможет взять Марика на выходные, то мы всегда вместе решаем, когда он заберет сына на неделе. Пару раз я сама привозила Марика к нему домой, чтобы Авдееву после затяжного перелета не пришлось еще раз кататься туда-сюда. Это была исключительно моя инициатива, но Вадим за нее была искренне благодарен.
Если бы десять месяцев назад кто-то сказал мне, что меня от этого «благодарно и вежливо» будет тошнить, я бы рассмеялась в лицо этому умнику. Но я не чувствую ни облегчения, ни покоя, только… пустоту внутри, огромную как кратер Везувия. Кажется, что мы разлетелись друг от друга уже настолько далеко, что обратно нас не притянут даже законы физики.
Поэтому я просто… отпускаю.
Держу в уме, что после всего случившегося, вот такое формальное общение без ядовитых выпадов в адрес друг друга – это лучшее, что могло случиться после… всего. Что впервые в жизни я веду себя как взрослая женщина и что, наконец-то, могу жить именно ту жизнь, которую хочу. Нельзя сказать, что эта мантра спасает в минуты особенно острой тоски, но она помогает держать лицо в те моменты, когда Авдеев оказывается слишком близко.
– Кристиночка, я собрала Марика, – Елена Николаевна спускается вниз, отрывая меня от ноутбука и огромной кучи письменных принадлежностей, в которые я закопалась.
Поднимаюсь, разминаю затекшие после долгого сидения ноги и протягиваю руки к сыну. Он тут же «оживает» – тянется навстречу, радостно раскачиваясь в крепких руках няни и тут же начинает вибрировать в моих, как Капитошка.
В крохотном, но стильном джинсовом комбинезоне и кофточке с капюшоном похож на настоящего модника. В последнее время вся галерея в моем телефоне забита его фотографиями – как улыбается, как спит, как смеется, как деловито хмурится. Лори говорит, что дети растут слишком быстро, и что я должна делать столько фото и видео, сколько смогу. И я делаю – и даже пересматривая те, которые сделала в первые сутки после родов, уже кажутся такими… далекими. Не знаю, смогу ли я стать правильной матерью, но я стараюсь изо всех сил. Отдаю ему всю свою любовь.
Телефон в кармане моего худи вибрирует, прикладываю его к уху, зажимая плечом, пока хожу с Мариком по гостиной, наблюдая за тем, как он уже уверенно вертит головой, жадно поглощая окружающий мир.
– Все в силе, неуловимая деловая женщина? – посмеивается в трубку Арик.
– Кто-то обещал не подкалывать меня на эту тему, – делаю вид, что ворчу.
– Прости, не удержался. Просто хотел перестраховаться. Это великое событие все-таки состоится?
«Великое событие» – это его знакомство с моим сыном.
Я уже дважды его откладывала – цеплялась за любой повод, хотя для этого не никакой причины. Ну кроме разве что моего личного «торможения» наших с Ариком отношений.
Хотя я упорно предпочитаю называть это каким угодно другим словом, как будто так изменится суть. Убеждаю себя, что мы просто «хорошие друзья», что между нами «эмпатия», что мы идем не в близость, а просто идем – без цели.
Марик поворачивает голову в ответ на мой голос, моргает и показывает язык. Как будто чувствует, что прямо сейчас я готова снова все отменить.
– Да, все в силе, – нахожу в себе смелость больше не прятать голову в песок. Знакомство с ребенком – это шаг именно в ту самую сторону. Я могу сколько угодно придумывать дурацкие синонимы, но, кажется, пришло время начать жить с мыслью, что «мы» с Авдеевым не случимся никогда, и что я имею полное право заводить отношения с мужчинами, и даже заниматься с ними сексом.
– Повтори, – продолжает беззлобно подтрунивать Арик.
– Все в силе, вредный ты человек, – немного отпускаю клапан, беззвучно спускаю внутреннее напряжение и позволяю себе улыбнуться. – Только имей ввиду, он у меня очень, просто очень большой собственник.
– Ты сейчас абсолютно не помогаешь, – немного нервно посмеивается в ответ Арик. Мне нравится, что он веселый и общительный, то с ним у меня просто не бывает повода для молчания – он всегда знает о чем рассказать и как сделать это так, чтобы я неминуемо втянулась в разговор. – Я и так трижды менял рубашку.
Идея о знакомстве с моим сыном принадлежит ему.
После нашего первого свидания, на котором я пробыла ровно час и сбежала, буквально как Золушка, потому что чувствовала себя максимально неуютно без белья под тонким платьем, Арик не свернул удочки, а просто предложил сходить с ним в кино. Видимо решил, что ресторан для нашего взаимодействия – слишком высокая планка. Я согласилась – и это был чудесный вечер, когда мы просто хрустели попкорном, пили клюквенный морс вместо колы, а после сеанса пошли гулять с двумя стаканчиками горячего кофе. Тогда же я узнала, что он – архитектор, а он узнал, что я – мать наследника миллионера. Я даже не заметила, как вывалила на бедную длинноволосую голову Аркадия Бережного всю предысторию наших с Авдеевым отношений (не вдаваясь в имена и фамилии). Была уверена, что после таких откровений от исчезнет из моей жизни так же стремительно, как и появился, но ничего такого не произошло – он просто проводил меня до машины, а потом как ни в чем не бывало написал перед сном – на этот раз с предложением сходить на ярмарку.
А потом – снова в ресторан.
И просто на кофе.
Или погулять по городу, который он буквально открыл для меня заново, показав места, о существовании которых я даже не подозревала.
Примерно через месяц, когда наши встречи уже сложно было упаковывать в формат «просто друзья» – хотя я упорно продолжаю до сих пор это делать – Арик прямо спросил, когда я собираюсь познакомить его с сыном. И отделаться шуткой о том, что Марк пока не то, чтобы очень хороший собеседник, не получилось. Я согласилась, что да, пора – в конце концов, что в этом такого? Но потом дважды цеплялась за любой повод, чтобы перенести знакомство.
Сегодня поводы кончились.
А вместе с ними – и моя надежда на то, что когда-то, может быть, мы с Авдеевым…
Я мысленно зачеркиваю это «мы» жирным красным маркером и поднимаюсь к себе, чтобы собраться на встречу. На этот раз снова без изысков, тем более, что мы договорились на маленькое уютное семейное место. Брюки-палаццо из струящейся ткани цвета горького шоколада и тонкий джемпер с вырезом-лодочкой, открывающим ключицы. Ничего особенного, никаких шелковых платьев, красной помады и шпилек. Собственное отражение смотрит на меня с легким, ироничным прищуром. «И куда это мы собрались, Таранова?» – спрашивает без слов.
Выгляжу… спокойно. И от этого спокойствия даже немного не по себе.
Я еду на свидание с другим мужчиной. Я еду на свидание с другим мужчиной вместе со своим сыном.
Эта мысль больше не кажется ни дикой, ни преждевременной. Она кажется… правильной. Логичной. Сколько можно прятать голову в песок, убеждая себя, что мы с Ариком – «просто друзья». И сколько можно продолжать строить жизнь вокруг мужчины, который живет в другой галактике и появляется на моем горизонте только по графику и в строго деловом тоне?
Пора жить. Не выживать, не ждать, не надеяться – а просто жить.
Виктор паркует машину у ресторана «Дача». Арик предложил пару мест на выбор, и я остановилась на этом – уютном, почти домашнем, с белыми скатертями и старыми фотографиями на стенах. Здесь нет пафоса «Рифа», но главное – здесь нет призрака Авдеева.
Арик ждет у входа – стоит, засунув руки в карманы стильного шерстяного пальто, и от его расслабленной, уверенной позы исходит волна тепла, которая ощущается даже сквозь морозный мартовский воздух. Увидев мою машину, улыбается: не ждет, пока Виктор откроет дверь – подходит сам и протягивает руку, помогая выйти.
– Шикарно выглядишь. – У него приятный теплый тембр голоса, обволакивающий, как плед. – Я уж было испугался, что твой сын снова наложил вето на нашу встречу.
– Он долго совещался со своим отделом безопасности, но в итоге дал добро, – смеюсь я, принимая помощь.
Его ладонь теплая, сильная, и от этого простого, действительно почти дружеского прикосновения по моей руке пробегает толпа мурашек. Виктор достает и раскладывает из багажника коляску, я перекладываю в нее сопящего сладким сном Марика и Арик, не дожидаясь какого-то особого сигнала, везет ее по пандусу ко входу. Все это он делает так естественно, как будто занимался этим всю свою жизнь. Ест ли у него свои дети – я не знаю. Ему тридцать семь и логично, что в таком возрасте у мужчины должен быть хоть какой-то якорь, но ни о чем таком Бережной ни разу не говорил, а он совершенно не похож на мужчину, намеренно скрывающего такой «несущественный факт», как семья. Я не его личную территорию так и не рискнула зайти – рассудила, что мои слишком личные вопросы он может истолковать как желание развить наше общение во что-то большее, и решила не рисковать.
Но раз я решила двигаться дальше, то… как раз будет повод узнать его получше.
Хотя, положа руку на сердце, моя уверенность в том, что я готова к чему-то новому, тает с каждым часов.
Внутри, в теплом, пахнущем выпечкой и глинтвейном зале, Арик помогает мне снять пальто. Марк спит в коляске, абсолютно не реагируя на легкий гомон вокруг – он уже привык бывать со мной в таких местах, и сейчас довольно спит. Внутри комфортная температура и я расстегиваю его комбинезон и стаскиваю утепленный капюшон. Мой маленький Авдеев даже не шевелится.
– Итак, – шепчет Арик, заглядывая в коляску. – Это и есть тот суровый мужчина, который держит тебя в ежовых рукавицах? Выглядит не очень грозно.
– Не обманывайся его ангельским видом, – улыбаюсь я. – Это тактическая маскировка. Он – серый кардинал, который управляет всей моей жизнью. Я даже в туалет хожу с его разрешения.
– Тогда я тем более польщен, что он все-таки дал добро, – подмигивает Бережной. – Надеюсь пройти и фейс-контроль.
Мы садимся за столик у окна. Между нами – приятная, легкая тишина. Я украдкой его разглядываю – длинные, выгоревшие на солнце волосы, собранные в небрежную наполовину растрепанную прическу, на легкую щетину, на то, как мягко ложится свет на красивое умное загорелое лицо. Напряжение, которое я носила в себе весь день, медленно отступает. С ним легко. Удивительно, почти нереально легко.
Мы разговариваем – обо всем и ни о чем. О моем магазине, который после новогодних праздников снова набирает обороты. О его новом проекте – реставрации старого маяка, который он хочет превратить в арт-пространство. Арик рассказывает об этом так увлеченно, что я невольно заслушиваюсь, утопая в приятном голосе и расслабляющем вайбе.
Он никогда не хвастается своей работой. Он – делится тем, что он в нее вкладывает, и эта разница – колоссальна.
– Знаешь, я тут подумал… – Его тон все-таки чуточку меняется, становясь слегка напряженным. О том, что речь пойдет о чем-то серьезном, я понимаю по тому, что он не начинает разговор, пока официант расставляет перед нами десерт. И возвращается к разговору только когда мы снова остаемся одни. – Есть какая-то причина, по которой ты не спрашивает меня о… личном?
Я вздрагиваю. Мы действительно никогда не касались этой темы. Он как-то вскользь упомянул, что был женат, но они с женой разошлись – спокойно и без драм.
– Я не спрашивала, потому что это не мое дело, – честно отвечаю я. Хотя это все равно только половина правды.
– А я хочу, чтобы это стало твоим делом. Ты имеешь полное право спрашивать о таких вещах, Крис.
Я разглядываю стоящий перед собой супер-аппетитный десерт, пытаясь понять, готова ли сделать следующий шаг.
– Ну и почему ты развелся? – задаю вопрос, который он ждет. Это оказывается легче, чем я думала.
– Потому что мы с бывшей женой хотели разного. Она хотела жить мотаться по миру, строить карьеру, быть свободной. А я хотел быть здесь. Мне никакое в мире море не пахнет так вкусно, как наше. У меня от того, как ним пропитан воздух, ломка начинается, когда уезжаю надолго.
Он обводит рукой зал, где за соседними столиками сидят семьи, смеются дети, царит уютный, домашний хаос. Я понимаю, что он имеет ввиду – как бы хорошо и спокойно не было в Осло, дома для меня все особенное: воздух, запах моря и крики чаек. И даже наш климат, когда в декабре мы еще ходим в осенней обуви, а в марте достаем лопаты для чистки снега.
Меня сюда всегда тянуло, отовсюду на свете.
Наверное, если быть честной с собой совсем до конца, то рано или поздно я бы все равно вернулась домой – может быть, не насовсем, но точно чтобы еще раз побродить любимыми тихими улочками и услышать знакомый приморский говор.
– Еще что-то спросишь? – Голос Арика вырывает меня из меланхоличной ностальгии.
– Поэтому у тебя нет детей?
Хотя тридцати семилетний мужчина без бэкграуда в наше время – не такая уж редкость, особенно когда он увлечен личными проектами. А Бережной своим делом горит просто как вулкан – это видел бы даже слепой. То, что в своем плотном графике он все-таки находит время для меня, лучше любой гадалки намекает на его заинтересованность. И мне было бы проще, если бы он относился к нашем встречам не так… ответственно.
Мой вопрос его ни капли не удивляет – он просто кивает, как будто как раз чего-то такого и ждал.
– Потому что ребенка нельзя отменить, как запись о регистрации брака. – Он сводит ладони домиком, слегка подпирая ими подбородок. И к моему удивлению смотрит не на меня, а на спящего в коляске Марка. – Это не проект, который можно закончить и не бизнес из которого можно выйти. Это – человек, за которого нужно нести ответственность до конца своих дней. И еще… ребенок намертво связывает тебя с женщиной. Навсегда. Даже если вы разойдетесь, она все равно останется матерью твоего ребенка, частью твоей жизни. Я не идиот и прекрасно понимаю, что в жизни нет ничего постоянного, в том числе – любви до гроба. Что можно устать даже от человека, которого пять лет назад обожал до потери дыхания. Но мне бы все равно хотелось быть связанным как минимум с правильной женщиной. Пока что мне не очень везло в этом плане.
Он снова переводит взгляд на меня и я на секунду чувствую себя освещенной всеми на свете прожекторами. Становится неуютно, но я заставляю себя держать лицо – он мне только что открыл душу, кривиться и просить не быть таким многозначительным, будет слишком… грубо.
Но его слова, как брошенный в тихий омут моей души камень – вызывают круги на воде, которые расходятся все шире и шире. Ответственность. Связь навсегда. Та самая женщина.
А как Вадим думает о Марке? Я знаю, что сына он обожает, что я тоже ношу особенный титул «Матери наследника» и ни в чем не нуждаюсь. И что все связывающие нас договором обязательства оказались просто брошенными на бумагу словами, как я теперь понимаю – не стоящими даже половины моих нервов. Но что Авдеев думает на самом деле? Что творится в его чертовой голове? Если бы он мог заменить меня любой другой женщиной – он бы это сделал, чтобы не марать своего драгоценного сына грязной тарановской кровью?
Я – тоже что-то значу или просто переменная в сложном уравнении его жизни, потерю которой он быстро восстановит любой другой подходящей кандидатурой?
Хорошо, что кряхтение из коляски возвращает обратно завернувшие не туда мысли. Думать про Авдеева на свидании с другим мужиком – это слишком даже для моей внутренней стервы.
Подхватываю Марика на руки, и он, увидев мое лицо, расплывается в счастливой, беззубой улыбке. Он теплый и еще сонный, но ж с любопытством рассматривает все вокруг. Я прижимаю его покрепче, чувствуя, как весь огромный мир сужается до этого маленького, родного комочка. Когда рядом появляется Арик, Марк несколько долгих секунд рассматривает его сосредоточенным синим взглядом.
– Привет, мужик, – улыбается Арик. Видно, что нервничает – сует руки в карманы брюк, сначала как будто подается вперед, чтобы быть ближе, но тут же отступает. – А ты ничего такой. Весь в маму.
Марик смотрит на меня, потом снова на него, вздыхает, как будто чувствует упавшую с плеч ношу и это ощущается так мило, что я невольно смеюсь и зарываюсь носом в его теплую шею. Когда снова смотрю – он уж улыбается Бережному всем своим беззубым ртом.
В этом плане он очень контактный ребенок – ни разу не видела, чтобы как-то слишком бурно (в плохом смысле) реагировал на незнакомых, он даже медсестре в больнице умудрился строить глазки после прививки.
– Кажется, я прошел фейс-контроль, – подхватывает наше веселье Арик. Снова смотрит на меня – уже мягче, чуть-чуть склонив голову к плечо, как будто разглядывает картину в музее. – Тебе идет быть мамой, Крис.
– Ты шутишь? – Я театрально закатываю глаза. – Обычно я чувствую себя мамой-осьминогом из детского мультика.
– Нет, серьезно. Ты взяла его на руки – и сразу изменилась. Стала… другой. Очень нежной львицей-тигрицей.
– Ты же в курсе, что обычно это словосочетание используют с ироничным подтекстом?
– Я использую потому что сейчас ты производишь впечатление женщины, которая вся светится от нежности – и в то же время готова броситься на любого, кто может представлять опасность для ее ребенка. – Он делает паузу и чуть тише добавляет: – Когда я говорил про «ту самую женщину», то имел ввиду как раз вот это.
Бережному все же удается пробить мои защиты – чувствую, как краска заливает щеки, как затылок становится горячим. И я ловлю себя на мысли, что именно этого я с Авдеевым и не чувствую – он всегда смотрит на меня не как на чистое зеркало, а как на зеркало, об которое однажды уже расшиб лоб.
Мы заканчиваем ужинать – Марик лежит в коляске, увлеченный изучением прицепленных поперек мягких игрушек, и совершенно не мешает. Но когда официант приносит счет и я думаю, что вечер закончится на этой спокойной ноте, Бережной вдруг предлагает:
– Ты не хотела бы составить мне компанию, Крис?
– Хочешь, чтобы я точила тебе простые карандаши, пока ты будешь чертить очередной проект?
– Через две недели в Оперном будет благотворительный вечер в поддержку фонда «Будущее нации». Будет аукцион и исключительно сливки общества. На такие мероприятия обычно принято являться со спутницей, хотя это и не аксиома. Но я подумал, может быть, сходим вместе?
Благотворительный вечер. Аукцион. Сливки общества.
У меня холодок по коже от этих слов. Я знаю, кто еще бывает на таких мероприятиях.
– Бережной, признавайся – ты ведь не просто архитектор, да?
– Почему ты так решила? – Он усмехается, но не отнекивается. Достаточно, чтобы это прозвучало как завуалированное «да».
– Потому что «просто архитекторов» не приглашают на такие вечера.
Вспоминаю чертов авдеевскй золотой «Ролекс» и как он рассказывал, что терпеть его не может, но иногда надевает как раз на такие мероприятия, потому что «обстановка обязывает».
– У меня свое архитектурное агентство – «ЭкоХаус». – В словах Арика нет ни капли пафоса, только констатация факта. – Я занимаюсь реставрацией, у меня есть частные и государственные заказы. Ну и так, по мелочи, парочка международных проектов. Но в душе я все равно просто архитектор, который любит ковыряться в старых чертежах и пачкать руки в пыли.
– Прекрати это немедленно, – машу рукой. – Скромность мужчину не красит, знаешь?
Я молчу, переваривая информацию.
Название не кажется мне знакомым, но это логично – я далека от мира архитектуры. Но логика подсказывает, что речь идет явно не о маленьком офисе с тремя столами и двумя стульями. А то, как подчеркнуто небрежно Бережной об это рассказывает, только усиливает мои догадки.
Хотя, конечно, что более-менее висит на поверхности – у него дорогая машина, насколько мне известно – квартира в старинном доме в центре, где просто космическая цена на квадратный метр недвижимости. А еще у него есть собственное плавательное средство, и я что-то мне подсказывает, что это точно не двухместный прогулочный катер. Он одевается подчеркнуто скромно – ни разу не видела на нем что-то с кричащим логотипом бренда. Это тоже одна из отличительных черт действительно богатых людей, а не мамкиных понторезов.
Скорее всего, масштаб его дела и близко не сопоставим с империей Вадима, но он определенно значительный.
– Так что насчет вечера? – Арик миролюбиво поднимает руки ладонями вверх, давая понять, что корчить скромника больше не будет.
Я почти уверена – понятия не имею, почему – что на этом благотворительном вечере увижу Вадима. К этой святой вере нет ни единой предпосылки – то, что он бывает на таких мероприятиях не означает, что он не пропускает не одного. И он вообще сейчас как будто больше в воздухе, чем дома.
Мысль о том, что он увидит меня там под руку с другим мужчиной, одновременно и пугает, и будоражит. Если бы меня сейчас зажали в угол и дали секунду на ответ, я бы отказалась. Возможно, именно поэтому…
– Я согласна. – «Хватит жить прошлым, Кристина. Начинай думать о будущем». – Есть какой-то особенный дресс-код?
Губы Бережного растягиваются в счастливую улыбку, как будто он до последнего не верил, что я соглашусь.
– Если честно, я не знаю, – посмеивается, и обещает уточнить все нюансы, хотя по его личному мнению, мне хоть сейчас можно идти хоть на прием к английской королева.
Арик провожает меня до машины. Виктор, увидев нас, тут же открывает багажник, чтобы убрать коляску. Бережной помогает мне усадить и пристегнуть Марка в автокресле – как для бездетного мужчины, он неплохо справляется.
Наши руки снова на мгновение соприкасаются, но для этого вечера это – максимум, который мы можем себе позволить. Целоваться с другим мужчиной на глазах водителя Авдеева я точно не собираюсь.
Но все-таки, когда помогает мне сесть в машину, на секунду берет в руки мою ладонь, чуть сжимая пальцы.
– Спасибо за вечер, Кристина. И за знакомство с сыном.
Я в ответ так же несильно сжимаю его пальцы, и откидываюсь на спинку сиденья, вжимаясь в нее всей собой.
И как обычно, через пять минут наступает отходняк: укрывает бесконечным количеством пикирующих мозг «боже, ну зачем я согласилась?!». Я держусь из последних сил, пытаюсь нейтрализовать их разумными аргументами: я свободная женщина, мне двадцать шесть лет, я, черт подери, имею право на личную жизнь. А если бы Авдеев хотел меня остановить – у него, блять, был шанс это сделать. Но ему же насрать, боже. С кем я и как живу – мое Грёбаное Величество вряд ли заморачивается вопросами по этому поводу.
Я пишу Лори, что у меня будет первый совместный выход с Ариком – о том, что у меня появился поклонник, она в курсе, я делюсь с ней такими вещами, потому что доверяю.
Лори: Молодец. И не вздумай в последний момент передумать!
Я: Честно говоря, у меня уже появились такие мысли. Побудь моим сучьим голосом разума, умоляю!
Лори: Легко! Ты – охуенна, малышка, сходи и оторвись. Надень самое красивое платье и проведи вечер с красивым мужиком. Ты имеешь на это полное право.
Лори: Учти, если не пойдешь – я все брошу, приеду и устрою тебе «разбор полетов»!
Чувствую, как ее слова заставляют меня улыбаться в экран. Пишу ей, что он лучшая подруга на свете, хочу убрать телефон обратно в сумку – спрятать его вместе с трусливыми мыслями – но в последний момент задерживаю.
