Текст книги "Шипы в сердце. Том второй (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

Вокруг нас становится настолько тихо, что я могу в уме посчитать частые удары сердца нашего сына, но вместо этого зачем-то фокусируюсь на рваном дыхании Кристины. На влажных звуках, с которыми она проводит языком по губам.

А когда снова поднимает на меня взгляд, в ее глазах нет ни стыда, ни растерянности. Хотя я и раньше ничего такого за ней не замечал. Стыд и Таранова не встретятся, даже если будут идти по узкому мосту навстречу друг другу.

Она улыбается. Медленно – нарочно ведь так медленно – растягивая уголки рта.

Во взгляде – дьявольский, знакомый мне до зубной боли азарт.

Зрачки расширяются, крылья носа – тоже.

Улыбка становится оторванной. Я слишком хорошо помню, что сразу после таких улыбок она говорит какую-то выносящую мне мозг хрень. Но все равно – не пытаюсь угадать, не хочу морально готовиться.

Давай, малыш, жги.

– Таааай… – понижает голос до полушепота. А от прозвища, которого я не слышал целую вечность, дергается кадык. – Мне кажется или ты сегодня очень рад меня видеть?

Тонкие пальцы сминают в кулаке мой свитер – на этот раз так крепко, что белеют костяшки.

Вот что, блять, я должен на это ответить?

У меня на тебя стоит, малыш, просто как у дурного, и логика покинула голову?

– Как там Лиза, кстати? – не дождавшись ответа на прошлый вопрос – задает следующий – абсолютно ядовитым голоском, сладким и убийственным для остатков моего самообладания. – Не очень похоже, что у вас все хорошо.

Ревнуешь, малыш?

Собираюсь зарядить ей «Это не твое дело» – потому что так и есть – но Кристина опережает: ее взгляд и наглая, кошачья ухмылка как минимум на пару секунд заставляют сконцентрировать все силы на том, чтобы держать свою внутреннюю скотину на цепи.

Она наклоняет голову набок, глаза темнеют, затягивают без вариантов на спасение.

– Скажешь еще раз про не мое дело и свою неприкосновенную личную жизнь – пойдешь на хуй.

– Или… что? – Пальцами поддеваю ее подбородок, вздергиваю голову до упора вверх, заставляю тянуться следом, встать на носочки. Ноль анализа – только голые инстинкты, которым всегда до черта нравилась ее полная отбитость. Только ей всегда удавалось дергать меня за усы и только ей одной это всегда сходило с рук. – Будешь капризно топать ножками, Крис?

– То есть ответа я не дождусь? – Она подается вперед, намеренно – конечно же, абсолютно намеренно – прижимается ко мне своей охуенной полной грудью.

– Мы не трахаемся, малыш. Тебя же это интересует, да?

– И как давно вы не… трахаетесь? – мурлычет Кристина, точно полностью удовлетворенная моим ответом.

– С тех пор, как ты вернулась. – Большим пальцем поглаживаю середину ее подбородка. Кожа здесь нежная, мягкая. Загрыз бы.

– Только с ней или…

– Или, – обрываю очевидное.

На ее лице проскальзывает тень торжества. Чувствует себя победительницей в необъявленной войне и становится смелее.

Подается навстречу, прилипает, я чувствую ее тело даже через плотную ткань.

Мысленно сгребаю в ладонь ее задницу, хотя эта рука сейчас спокойно и без намеков торчит в переднем кармане джинсов.

– И как вам живется в жестком мире недотраха, Вадим Александрович? – Она цокает языком, и на этот раз пялится на мой стояк уже абсолютно откровенно.

– Хуево, Кристина Сергеевна.

– Гонять на ручной дрезине не помогает, ммм?

Этот разговор вышибает вдруг ставшие очень хрупкими основы моего контроля. Логика подсказывает, что нужно сворачивать лавочку, потому что между нами пропасть, наполненная всякой токсичной херней и кучей «но». Но член категорически против, и сейчас я склонен отдать ему контроль над мозгами. Потому что мне нравится, как она мной вертит. Нравится думать, что даже когда я гну ее, чтобы поставить раком и выебать, большой вопрос, кто из нас в итоге прогнулся.

– В некоторой степени, – вспоминаю, что так и не ответил на ее вопрос. Хотя вот так сходу и не вспомню, когда в последний раз дрочил. – С какой целью интересуешься, малыш?

– Может, чтобы предложить посильную помощь? – Вжимается животом в мой член. И начинает ёрзать – вверх вниз. Так, что у меня челюсти сводит от желания почувствовать это без преград.

Приехали, блять.

Я хватаю ее за волосы. Резко. Жестко. Наматываю на кулак шелковистые пряди, заставляя до хруста запрокинуть голову. Она громко жарко выдыхает, но в глазах – ни капли страха. Только дикий, первобытный восторг. Кристина знает, что вот эту нездоровую хуйню во мне она вывезет. А потом еще и добавки попросит. И кого из нас от этой грязной правды больше вштыривает – еще один вопрос на миллион.

Между нашими губами – только воздух.

Ее дыхание пахнет солью, хрен знает почему – заплаканной она не выглядит.

– И чем ты помогать собираешься, Крис? – Еще одно иррациональное – вместе с острой потребность ее трахнуть, в голову возвращается «Крис». Отделять Кристину от Крис с каждым днем становится все сложнее.

Ее ресницы дрожат, а голос соблазнительницы все-таки предательски ломается в хриплый голодный шепот:

– Подрочить могу, хочешь?

– По старой дружбе? – хмыкаю, хотя от ее откровенности моя внутренняя скотина торжествующе воет. Еще чуть-чуть – и хрен я его сдержу.

– Пошел ты со своей дружбой знаешь куда, Авдеев? – Скалится, но все-таки опускает пальцы на мой ремень. Ее губы почти касаются моих. Осознаю, что в том, что мой язык до сих пор не у нее во рту – ни хрена не заслуга моего адового самоконтроля. Просто, несмотря на градус нашего разговора, Таранова до сих пор не дала мне каких-то однозначных сигналов к тому, что можно.

Ну, логично – после родов прошло… сколько? Шесть недель?

Еще рано думать о том, чтобы трахаться?

Почему я вообще думаю о Кристине и сексе с ней?

Тонкие пальцы немного нервно дергают за пряжку ремня.

Я в ответ прижимаю ее к себе изо всей силы, не давая пошевелиться.

Перемещаю большой палец с ее подбородка на нижнюю губу. Глажу – а потом надавливаю, медленно, полностью контролируя скорость, с которой она вынуждена открывать рот.

– Я бы предпочел ртом. – Чувствую, как внутри вибрирует, когда в ответ на мое признание она рефлекторно жадно облизывает губы.

– Сдурел? Я тебе не сосала даже когда мы встречались.

– А ты отсоси без обязательств, – проталкиваю палец дальше ей в рот. Кристина тут же сжимает вокруг него губы. От ощущения шершавого языка сносит крышу.

– Придется очень хорошо попросить, Авдеев. – Говорит – и снова лижет. Палец, а как будто бы – член.

Она этого никогда не узнает, что в эту минуту в моей голове вспыхивают варианты от «Соси, малыш, и не выёбывайся» до «Пожалуйста, Барби, открой свой чертов рот».

Другие варианты перебивает тонкий требовательный плач

Марк.

Мы с Кристиной вздрагиваем, как будто нас застали на месте преступления. Она резко отшатывается, делает шаг назад, смотрит на меня лихорадочно блестящими глазами.

Покраснела.

А потом бросается к сыну, берет его на руки – и эта маленькая сирена безопасности, которая уберегла нас обоих от какой-то херни, тут же замолкает.

Спасибо, пацан, а то бы твой папаша сейчас нахуевертил.

Я иду до двери, но в последний момент вспоминаю, что забыл сказать главное.

Мысленно считаю до трех, ищу причину, почему поговорить об этом можно завтра – мы же все равно увидимся на собеседовании нянь. Но понимаю, что просто ищу повод еще раз увидеть румянец на ее щеках. И чертовы влажные губы.

– Кристина, если у тебя еще нет планов на Рождество, то… – Поворачиваюсь. Она держит Марика на руках, но во взгляде снова читается торжество, которое она даже не пытается скрыть. Наверное, потому что я снова сделал что-то такое, что ей чесалось. – Мы же все равно Марка не поделим пополам.

– Приглашаешь меня на Рождество, Авдеев? – Прикусывает губу, довольно улыбаясь.

– Ага. – «Будь умницей – не задавай сейчас никаких вопросов».

– А твоя дочь… не будет против?

– Это была ее идея.

Кристина становится серьезнее.

– Отвечать сейчас совсем не обязательно. Но лучше не сильно затягивать, что бы я мог…

– Я согласна, – не дает мне закончит. – Ты абсолютно прав – мы его никак не поделим.

Вот так просто? Без капризов? «Согласна» – и все?

– Завтра все в силе? – спрашивает она, снова в спину, когда я уже кладу ладонь на ручку двери. – Я насчет собеседования с нянями. Я подготовила каверзные вопросы.

Мысленно скалюсь.

Что, малыш, тоже не хочешь, чтобы я уходил? Не знаешь, как задержать?

– Да, Кристина, все как договаривалась, – бросаю через плечо, потому что еще один взгляд на нее в этих долбаных шортах может реально обернуться катастрофическими последствиями.

Уже в машине за каким-то хером открываю браузер и, стараясь не анализировать, вбиваю в поисковую строку: «Когда можно заниматься сексом после родов».

Глава двадцать третья: Барби

Воздух в нашем маленьком магазинчике густой и теплый, он пахнет свежесваренным кофе, имбирными пряниками, которые Оля испекла сегодня утром, и едва уловимым, землистым ароматом обожженной глины. За окном – хмурое декабрьское небо, а у нас, внутри «Двух из ларца» – довольно многолюдно и жИво, как для такого небольшого пространства.

Полки, еще утром ломившиеся от посуды, стремительно пустеют, превращаясь в элегантные, но сиротливые подставки. Люди толпятся у небольшой фотозоны с крафтовым декором, которую мы с Олей, без преувеличения, «допиливали» буквально весь вчерашний день. Она довольно простая, но, поставленная в стратегически важном месте, дает красивый свет для фото. Наши посетители смеются, делают селфи и тут же отмечают нас в сторис, и от каждой новой отметки мой телефон вибрирует в кармане, как сумасшедший.

– Крис, у нас почти все раскупили, – шепчет мне на ухо Оля, пробираясь сквозь толпу с подносом пустых чашек. Ее щеки горят, а в глазах плещется смесь паники и чистого, незамутненного восторга. – Большие тарелки помнишь?

– Дай подумать… – Делаю вид, что и правда вспоминаю, хотя на самом деле прекрасно понимаю, о чем речь. – Это ты о тех тарелках, которые «Крис, они кривые, их никто не купит»?

Оля закатывает глаза и улыбается с видом: «Ну прости, прости!»

– Я только что продала последнюю. Девушка сказала, что видела ее у какого-то фуд-блогера и караулила наше открытие каждый день, потому что ей срочно понадобилась такая же!

– Это, наверное, была Катя, – улыбаюсь, забирая у нее поднос, чтобы переставить его на стойку. – Я отправила ей сет на прошлой неделе. Она обещала приготовить в нем свой фирменный тыквенный суп.

– Ты ведьма, Таранова, – стонет Оля, прислоняясь лбом к моему плечу. – Настоящая ведьма. Я думала, мы будем сидеть здесь до Рождества и продадим в лучшем случае пару чашек. А мы… мы, кажется, сделали это.

– Мы сделали это, – подмигиваю, в глубине души, наверное, чувствуя еще большее облечение, чем она, потому что в последние дни перед открытием мне вдруг начало казаться, что ничего не получится.

Мы стоим так несколько секунд посреди этого хаоса, две уставшие, но абсолютно счастливые хозяйки маленького магазина, который вроде бы не найти без компаса, но в котором в первый же день – аншлаг. По моим венам растекается тепло. И радость, но не от успеха, а от осознания, что я именно там, где должна быть.

Последние две недели пролетели, как смазанный кадр в ускоренной съемке.

Вот мы прилипаем друг к другу на моей кухне, обмениваемся пошлостями, совсем как в прошлой жизни – а потом марш-бросок: собеседование, короткий деловой разговор – и нас разносит в разные стороны, как после взрыва Сверхновой.

Тишина, изредка нарушаемая короткими сообщениями и еще более короткими звонками по делу – на выходные Вадим снова забирает Марика, но из-за народа в доме (няня, Наталья, Галина Петровна) мы даже толком не можем поговорить. Ограничиваемся короткими формальными «привет-привет, пока-пока».

Но закипевшая между нами взрывоопасная смесь, все равно плотно торчит у меня под кожей. А его слова преследуют шлейфом не случившейся близости, недосказанности и непрекращающихся фантомных: «А вдруг только я одна все время об этом думаю?» Я просыпаюсь посреди ночи с отчетливым ощущением тяжести его руки в моих волосах, его горячего дыхание на моих губах. Понимаю, что с этими мыслями нужно что-то делать, иначе они сожрут меня изнутри, но… все равно даю им волю. Потому что, блять, я от них кайфую.

Хотя все же запрещаю себе думать о том, что гинеколог еще в прошлую пятницу благословила меня на «половую жизнь, но потихоньку».

Держаться помогает только работа. И Елена Павловна – няня Морковки. Она оказалась не просто сокровищем – она стала тихим ангелом-хранителем нашего с Марком мира. Спокойная, мудрая, с теплыми руками и просто невероятных размеров терпением. С ее появлением в моей жизни снова появился воздух. Теперь я могу оставить на нее Марка на несколько часов и не изводить себя тревогой. Я знаю, что мой сын в надежных, заботливых руках.

Именно благодаря ей мы с Олей смогли совершить это чудо – за две недели превратить пыльную стройку в уютное, живое пространство. Именно благодаря ей я теперь бегаю в бассейн и на йогу. Я снова чувствую гибкость и силу своего тела, и уже присматриваюсь к маленьким гантелям. Для начала. Но зато Марк стал моим постоянным спутником в разных кафе, где я теперь время от времени работаю – просто, потому что мне нравится, когда вокруг мелькают люди и меняется картинка за окном. Кого-то это, может быть, раздражает и мешает сосредоточиться, а меня вдохновляет и напитывает особенной энергией. Так что, пока Марик спит рядом в коляске, его сумасшедшая мамочка строчит очередной план продаж, рекламы и в перерывах успевает еще сделать пару эскизов собственноручно слепленых глиняных шедевров.

– Земля вызывает Кристину, – Оля легонько щелкает пальцами у меня перед носом. – Ты где витаешь? Устала?

– Немного, – признаюсь я. Прошлую ночь почти не спала.

Колокольчики над дверью мелодично звякают, мы с Олей тут же хором поворачиваем головы и «надеваем» радушные улыбки. Но это не новый покупатель.

Вместе с порывом холодного воздуха в магазинчик заходит курьер – высокий парень в форменной куртке. Хотя, правильнее было бы сказать, что сначала входит букет, который он крепко держит двумя руками.

И это… точно какая-то фантастика, потому что ничего такого я в жизни не видела.

Даже в пинтересте.

Это не букет – это целое розовое облако из очень крупных полураскрытых бутонов, больше похожих на чаши из тонкого, полупрозрачного фарфора. Их штук двадцать, наверное, но они настолько крупные, что букет кажется просто гигантским. И при этом загадочным образом остается супер-нежным.

– Кристина Таранова? – спрашивает курьер, почему-то глядя сразу на меня.

Слегка заторможенно киваю. Он протягивает букет, и я с трудом удерживаю его в руках. Он тяжелый, а стебли, толстые и упругие, холодят кожу. От бутонов тянется ненавязчивый, но выразительный аромат чистоты и свежести – и ничего больше.

Шум в магазине на мгновение стихает, потому что этот букет определенно заслуживает такого пристального внимания. Он как инопланетянин – контрастирует с нашей снежной реальностью.

Оля заглядывает мне через плечо, ее глаза размером с блюдца.

– А-хре-неть… – озвучивает свои и, заодно, мои мысли тоже. – Лотосы, Крис? В декабре, блин?!

В переплетении стеблей нахожу маленький элегантный конверт, а внутри – карточку из тисненого картона: «Поздравляю с открытием».

Подписи нет. Она и не нужна.

Мое сердце сначала останавливается, а потом начинает биться так сильно, что даже тяжелые головки бутонов начинают раскачиваться.

Вадим.

Но, блин, он же в Штатах. Хотя, когда его это останавливало?

У него какая-то очередная сделка на миллион, войнушка с конкурентами и бесконечные перелеты. Он должен вернуться только в воскресенье. Мы вообще уже три дня в режиме тотальной тишины – он работает, я работаю, Марк в порядке и, вроде как, нет повода даже для вежливой переписки.

Тепло от этого короткого, почти делового поздравления, разливается по моим венам, смешиваясь с пузырьками шампанского, которое мы с Олей тайком пьем на нашем импровизированном «складе» с самого утра. Я чувствую себя немного пьяной – не от алкоголя, а от этого дня.

И от внимания.

Ты думаешь обо мне, Тай? Там, в своей далекой, непонятной Вселенной – вспоминаешь?

– Вот это, – Оля выразительно тычет пальцем в букет, становясь так, чтобы прикрыть его своей спиной от желающих сфоткать эту красоту посетительниц нашего магазина, – мужик с большой буквы «М». Окольцовывай его, подруга, ты ж вроде умная.

– Все… сложно, – отвечаю то же самое, что говорю вообще всегда, когда между нами возникают темы о личном. Слава богу, Оле все это претит и подобные обсуждения – редкий гость наших разговоров.

– Что там сложного? – Она пожимает плечами. – За член и в стойло. Мужики простые как спинки минтая. Давай я их в воду поставлю?

Я еще раз любуюсь на красоту и нехотя отдаю букет.

Она отходит, а я, секунду помедлив и снова всухую проиграв битву между чувствами и разумом, достаю телефон. Прикидываю нашу с Авдеевым разницу во времени, но все равно пишу: «Спасибо за поздравления. Букет великолепный».

Отправляю.

Перечитываю – так сухо, как будто даже из электронных чернил выдавили все эмоции.

Палец тянется удалить, но я держу себя в руках. Все хорошо. Доктор Йохансен говорит, что мне нужно брать ответственность и учиться не бояться что-то испортить, потому что жизнь не идеальна.

Через полчаса огромное розовое облако лотосов становится негласным центром притяжения. Девушки, сделав селфи в фотозоне, теперь выстраиваются в очередь, чтобы сфотографироваться с букетом. Он настолько нереальный и выбивается из нашей уютной, рукотворной эстетики, что кажется порталом в другую Вселенную. Я уже просто сдалась и перестала каждый раз отвечать согласным кивком на очередную молчаливую просьбу: «А можно и я…?»

Хотя все равно немного ревную к тому, что подаренные им цветы трогают чужие женские руки. С другой стороны – это все равно мой букет. Он принадлежит мне, даже если в него влюбляются с первого взгляда буквально все женщины, в чье поле зрения он попадает.

Я прикусываю улыбку, наблюдая за тем, как милая пухлощекая девушка просит подружку сделать, кажется, сотое по счету селфи. Достаю телефон, проверяю – Вадим на прошлое сообщение так и не ответил, и даже не прочитал, но он же там по работе, да? Делаю мысленный выдох – и пишу новое. Когда-то же он их все-таки прочтет?

Хотя в глубине души понимаю, что просто нашла отличный повод нарушить трехдневную тишину.

Пальцы летают над клавиатурой, стирая и набирая слова заново. Я хочу, чтобы это было легко. Непринужденно. Боюсь, что он даже через электронные слова почувствует, как на самом деле колотится мое сердце.

Я: Твои цветы произвели фурор. Кажется, они популярнее, чем наша посуда. Думаю выставить им отдельный счет за работу фотомоделью.

Отправляю – и тут же убираю телефон в задний карман джинсов, не давая себе шанса передумать, удалить и опять испугаться собственной смелости.

Поворачиваюсь, чтобы отыскать Олю в толпе – это не так уж сложно с ее свежевыкрашенными в цвет фуксии волосами. Если все хорошо и я ей больше не нужна – хочу сбежать домой. Впервые оставляю Марка больше чем на три часа подряд, и мои руки чувствуют адский голод по его теплому мягкому тельцу.

Но рефлекторно поворачиваю голову на звяканье дверного колокольчика, который «приветствует» очередного посетителя. Вместе с ним в наш теплый, гудящий мирок врывается неприятный колючий сквозняк.

Это – женщина, и я узнаю ее мгновенно.

Безобразная Лиза.

Мои губы рефлекторно слипаются, потому что мозг отдает телу четкий приказ – спокойно, никаких глупостей. Хотя взгляд уже отчаянно ищет к чему бы прицепиться. Она высокая, тонкая, и правда похожа на статуэтку в бабушкином серванте. Белоснежное кашемировое пальто распахнуто, открывая строгий брючный костюм цвета слоновой кости. Идеально уложенные волосы, безупречный, холодный макияж.

На ее фоне я, в простых джинсах и дорогом, но не броском темно-синем свитере, кажусь себе проигравшей буржуазией. Давлю еще одно нерациональное желание подойти и пошутить на тему дресс-кода: «Простите, но у нас вход только в «Конверсах» и без пафоса».

Она стоит на пороге, оглядывая наш маленький, полный несовершенств магазинчик так, будто изучает экспонат в музее современного искусства. Снисходительно улыбается.

Она похожа на хищницу, случайно зашедшую в заповедник с ручными кроликами.

Хотя, почему же случайно? Возможно, весь этот выход а ля «Британская королева нервно курит в сторонке» – для одного конкретного зрителя. Для… меня?

Мой внутренний барометр падает до отметки «штормовое предупреждение».

Первое инстинктивное желание – выгнать ее. Схватить за ее идеальное кашемировое пальто и вышвырнуть вон, на мороз, подальше из моего мира и от моего хрупкого, едва обретенного счастья.

Что ты здесь забыла, вся такая… прилизанная как с иголочки? Пришла задавить конкурентку своим белым пальто?

Или это все-таки случайность, и Лиза пришла точно так же, как и остальные – привлеченная масштабной рекламной кампанией, которую я развернула на всех фронтах? Кто-то из посетителей даже пошутил, что это было похоже на абьюз – «Придите к нам или умрите».

– Оля, я сама, – бросаю подруге, когда замечаю ее разворот корпуса в сторону Лизы.

И, сделав глубокий вдох, иду навстречу. Натягиваю на лицо самую приветливую и профессиональную улыбку, на которую только способна. Тонкая стальная корочка самообладания нарастает поверх бушующего внутри океана из ревности, страха и злой, бессильной ярости.

Да какого, блин, черты ты здесь забыла?!

– Добрый день. – Я – сама вежливость. – Могу я вам чем-то помочь?

Она с задержкой переводит на меня холодный, оценивающий взгляд. Скользит по моим джинсам, по джемперу, по разбросанным по плечам волосам. На мгновение чувствую себя голой под этим взглядом. Несовершенной. Кривой. Как одна из моих собственных тарелок.

Но потом вспоминаю признание Вадима о том, что уже между ними уже давным-давно ничего нет… и становится легче.

Не все так гладко в королевстве Датском, да, Лизок?

– Здравствуйте, – ее голос такой же, как и она сама – ровный и прохладный. – У вас очень… мило. Атмосферно.

Слово «мило» она произносит таким тоном, как будто речь идет о прилепленном на дверцу холодильника листке с детскими каракулями.

– Спасибо, мы старались, – продолжаю поддерживать необходимый градус вежливости, хотя неопределенность – знает она обо мне или нет – сильно расшатывает внутреннюю лодку. Возможно потому, что незнание лишает меня права на другой тон.

– Я увидела у одну вещь из вашей мастерской, – продолжает она, доставая из сумочки телефон. – Хотела бы приобрести такую же.

На экране ее телефона – одна из ваз Оли. Мысленно ликую, потому что сегодня их все раскупили, и этому Айсбергу придется убраться с пустыми руками.

– К сожалению, ее уже купили, – широко улыбаюсь, как будто сообщаю о том, что у нее неизлечимая болезнь. – И все остальные тоже. У нас сегодня полный сэйл.

– Жаль. – На ее лице проскальзывает тень разочарования. – А можно сделать такую же на заказ? Я понимаю, что точной копии не будет, это ведь ручная работа. Но что-то похожее. В том же стиле.

Не уверена, что мой дергающийся уголок рта существует строго в моем воображении, но очень на это надеюсь.

А ты не сдаешься, да? Если что-то хочешь – прешь до конца?

Я смотрю на нее, и во мне борются два желания. Первое – «врубить» профи, расползтись в улыбке и сделать все, чтобы «клиент» ушел довольным. Первая заповедь хорошего бизнеса – клиент-ориентированность.

Но второе – злее и ядовитее. Честнее. Неудивительно, что оно стремительно перевешивает.

Хочу просто послать ее к черту. Сказать, что мы не работаем на заказ, что все наши вещи уникальны, и что она может пойти и купить себе идеальную, штампованную вазу в любом дизайнерском бутике.

В итоге выбираю что-то среднее – собираюсь просто отделаться от нее формальным «оставьте свой номер, и мы свяжемся с вами, чтобы уточнить детали», а потом выпроводить. Ничего страшного с нашей репутацией и кошельками не случиться, если Безобразная Лиза уйдет с пустыми руками и больше никогда не вернется. Я даже готова посыпать порог магазина солью, чтобы она точно споткнулась и расшибла себе лоб, если все-таки снова припрется.

Но в этот момент рядом, как добрая фея, материализуется Оля.

– Конечно, без проблем – мы можем сделать на заказ любой предмет из нашего каталога. – Она обращаясь к Лизе с самой обаятельной из своих улыбок. – Но только если вы готовы подождать. Каждая работа – это исключительно ручная лепка и требует определенного времени. И, конечно, она не будет в точности такой, как вот эта.

– Я понимаю, – Лиза переключает внимание на нее.

– У нас запись на конец января, вас это устроит?

– Абсолютно. Я закажу два предмета – хочу один подарить подруге, у нее День рождения в феврале, это возможно?

– Да, конечно! – чуть не прыгает от восторга Оля. – Если хотите, мы можем прямо сейчас обсудить детали. Какой оттенок глазури вы бы предпочли? Может быть, немного изменить форму? Или можете оставить номер телефона, и мы свяжемся с вами в любое другое удобное вам время.

Лиза говорит, что готова обсудить все прямо сейчас и Оля уводит ее вглубь магазинчика. Она переключает все внимание на себя, тараторит без умолку про особенности разных видов глины, про то, как цвет глазури меняется в зависимости от температуры обжига. Вряд ли Оля это понимает, но в эту минуту она спасает меня от медленной болючей смерти из-за зашкаливающего уровня желчи в крови.

Провожаю их взглядом, чувствуя, как напряжение медленно затухает, но все равно не проходит до конца. Наверное, меня отпустит только когда Безобразная Лиза уберется на хрен из моего магазина.

Проверяю телефон, мысленно скрещивая пальцы.

Но сообщения так и висят в пустоте, приколоченные сухими серыми галочками, как висельники на главной площади.

Зато в уголке экране всплывает сообщение из инсты. Обычно я их игнорирую, но сегодня специально делала много-много разных лайф-стайл фото и видео, отчаянно тэгая наш магазин и геолокацию, и папа десятков человек уже написали с вопросами, до скольких мы сегодня и другие уточняющие вопросы. На послезавтра уже назначено собеседование с парой кандидаток на роль онлайн-менеджера, но до этого нам с Олей придется делать эту рутинную работу самостоятельно.

Я разворачиваю всплывающее сообщение, пальцы машинально набивают вежливое «Добрый день, мы работаем до…» но потом взгляд смещается на аватарку. Она маленькая, но почему-то мужское лицо на ней кажется смутно знакомым. Наверное, все дело в прическе – не каждый день встречаешь мужчину с длинными ухоженными волосами, которые, к тому же, очень ему идут.

Это тот незнакомец из «Рифа» – его книга заняла пустое место на одной из полок в моей спальне. С тех пор я так ни разу ее и не открыла. Если бы там был номер телефона или любые другие координаты, по которым его можно было бы найти – я бы уже давно ее вернула.

Перевожу взгляд на текст сообщения в голубом «пузыре»: «Так вот, оказывается, над чем вы так усердно работали…))»

Я провожу взглядом по залу – наши посетители заняты фотосессией, Оля ублажает, прости господи, «Белое пальто». У меня есть минута, чтобы ответить.

«Здравствуйте. Спасибо, что оплатили тогда мой счет. Как я могу вернуть вам книгу?»

Отправляю не перечитывая, и спешу к кассе.

Вернуться к телефону удается только через полчаса, когда в магазин заглядывает бойкая подруга Оли – Люба. Она помогала нам с флайерами и другими важными мелочами, не требующими, впрочем, никаких особенных навыков. Это сигнал, что на сегодня «Добби свободен» и я, помахав им обеим на прощанье, сгребаю букет и быстро выскальзываю на улицу.

Прыгаю на заднее сиденье «Роллс-Ройса» и снова проверяю телефон.

Сообщение от няни с вложенным коротким видео – Марик, заметно отрастивший щечки, старательно задирает ноги, чтобы дотянуться до мобиля с мягкими игрушками у него над головой. Я мысленно чмокаю его в чудесный, абсолютно авдеевский нос, и прикидываю, как когда-то, через много-много лет, буду рассказывать ему о том, каким маленьким он был, прикладывая лед к его шишке на лбу, когда он стукнется об верх дверной коробки.

Мои сообщения Вадиму все еще в пустоте.

Я медленно втягиваю воздух сквозь стиснутые губы, подавляю злючее желание написать ему о визите его Безобразной Лизы, причем сделать это в самых едких выражениях. Но сдерживаюсь. Напоминаю себе, что мы больше не конфликтуем и первой раскапывать топор войны я больше не буду. Тем более, что через неделю Рождество и нам предстоит как-то провести всем вместе сорок восемь часов под крышей одного дома. Это и так будет архисложная задача – делать ее невыполнимой не самая лучшая затея.

Зато написал «волосатик»: «Вы всегда такая серьезная? Книга теперь ваша, надеюсь, она доставила вам приятные часы чтения и умиротворения».

У него красивый ник – urban_sigh.

Прежде чем ответить, заглядываю к нему в профиль – просто из любопытства.

И проваливаюсь в неописуемые кадры городской архитектуры, моря, парусников, и кадров, сделанных явно где-то с моря – на многих можно рассмотреть очень необычную яхту (если это вообще яхта).

Фото самого мужчины в кадре нет нигде, не считая того, что на аватарке, где он позирует чуть прищурившись, с растрепанными ветром волосами и с зонтиком от коктейля в зубах. Он вполне мог бы сойти за типового красавчика, на которого легко клюют дамы «немножко за сорок», но его профиль и близко не выглядит как ловушка для этого контингента. На некоторые фото я машинально поставила лайки, хотя это можно было сделать буквально на каждом – настолько они офигенные.

Еще раз перечитываю его сообщение, и быстро отвечаю: «Я произвожу впечатление человека, которому нужно умиротворение?»

Он читает сразу, потому что онлайн.

Замечаю три подпрыгивающих точки пишущегося сообщения.

urban_sigh: Вы производите впечатление красивой женщины)

urban_sigh: Простите за прямоту.

Спрашивать о том, как он меня нашел, нет смысла – в моих сторис много видео и селфи, а рекламу мы запускали на пользователей с учетом геолокации.

urban_sigh: Вы еще долго будете на месте?

Я: Я уже не на месте.

urban_sigh: Может, тогда разрешите пригласить вас на ужин?

Я: Вы всегда приглашаете девушек на ужин, даже не назвав свое имя и не узнав, как зовут ее?

На пару минут в нашей переписке наступает пауза. Потом он пишет: «Я совершенно разучился флиртовать с женщинами, простите ради бога. Я – Аркадий, но лучше просто Арик».

Я: Имя как для профессора университета.

urban_sigh: Вы даже не представляете, насколько близки к истине – я не просто Аркадий, а еще и Аркадий Иннокентиевич.

Чувствую, как мои губы дергаются от улыбки – я бы поняла, если бы его звали как-нибудь… ну, допустим, Габриэль, Симон или даже Ричард, но точно не Аркадий Иннокентиевич.