Текст книги "Шипы в сердце. Том второй (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)
Глава тридцать первая: Хентай
Воздух после пробежки разрывает легкие – прохладный, влажный, пахнущий, наконец, весной. В первых неделях мая она, наконец, нагрянула, и так резко, что днем уже хочется снять свитер, но под деревьями в тени еще лежит снег.
Я замедляю шаг у ворот, переходя на быструю ходьбу. Последние два километра всегда самые тяжелые, но именно этот контролируемый износ возвращает мозг в рабочее состояние.
Порядок. Дисциплина. Контроль. То, на чем держится мой мир.
Вернее, держался до последнего времени.
Я открываю дверь дома, и меня сбивает с ног… жизнь. Раньше по утрам в субботу здесь царила гулкая тишина. Теперь из кухни доносится запах свежесваренного кофе и, кажется, блинчиков. Галина Петровна уже на ногах – у меня был прекрасный повар до нее, к которому не было никаких нареканий, но я не мог отказать Крис. Эта женщина быстро нашла общий язык со Стасей, и превратила мою идеальную, как операционная, кухню, в пахнущее домом пространство. Я стараюсь не задумываться, откуда в моей голове эта сентиментальная чушь.
Я иду на кухню за водой, Галина Петровна встречает улыбкой и говорит, что я ранняя пташка, хотя сама появляется на кухне, кажется, примерно в шесть утра. Пока я жадно глотаю минералку и мы болтаем, еще раз окидываю взглядом пространство, внутри которого раньше существовала только дизайнерская пустота.
Теперь тут… хаос.
На черных глянцевых полках, где раньше стояли только идеально подобранные по цвету геометрические вазы, теперь – целая армия рукотворных шедевров Крис. Гротескно расписанные чашки, какие-то асимметричные блюдца, уродливые фигурки, которые она, должно быть, покупает на блошиных рынках. Все это «творчество» нарушает геометрию и ломает строгие линии. Оно – как она сама: странное, несовершенное, живое. И, против всякой логики, не бесит и точно не вызывает желание собрать в мусорный пакет и вынести с пометкой: «Не возвращать – убью».
Я просто отмечаю это как факт, и констатирую – моя крепость пала.
Привыкаю к этому уже несколько недель.
Привыкаю к тому, что в моем доме постоянно кто-то есть. Две пожилые женщины, которые смотрят на меня с вежливым уважением, и третья, которая смотрит так, будто хочет либо трахнуть, либо убить. Чаще – и то, и другое одновременно.
Я поднимаюсь наверх, заглядываю к Стаське.
Она спит без задних ног. Наверное, вот так она взрослеет – раньше уже в шесть утра была на ногах, а сейчас может дрыхнуть до полудня. Уже воображаю как мы будем сражаться за каждую минуту сна, когда в сентябре пойдет в первый класс.
Поправляю ей одеяло и чуть-чуть плотнее закрываю жалюзи, чтобы ее не будил яркий солнечный свет.
Иду в спальню и на секунду замираю на пороге, впитывая запах и вид.
Усмехаюсь, качаю головой и ловлю себя на том, что стараюсь передвигаться максимально бесшумно.
На моей гигантской кровати, где раньше не было ничего, кроме серого шелкового покрывала, сейчас – полный бардак. Кристина спит, раскинув руки и ноги, каким-то образом умудряясь занимать раза в два больше пространства, чем обычно занимаю я. Впрочем, она и раньше всегда так спала, отвоевывая себе девяносто процентов кровати. А на той половине, что формально считается моей, развалившись на спине, похрапывая, дрыхнет Зевс.
Эта слюнявая, криволапая скотина в моей постели. На моих простынях.
Я никогда не пускал собаку в спальню – это мое нерушимое правило. Не из-за того, что я его не люблю, а потому что не считаю это правильным. Но Кристина решила иначе и просто начала его сюда пускать. И теперь этот мохнатый пирожок кочует – то к Стасе, то к нам. Я должен бы раздражаться и сопротивляться активнее, но… нет. Воевать с ней из-за собаки – бесполезно. Это все равно, что пытаться остановить цунами.
Я смотрю на нее. Спящую. Беззащитную. Волосы разметались по подушке, тонкая бретелька майки сползла, обнажая гладкое плечо. Она дышит ровно, спокойно. И я не понимаю, как эта женщина, которая выглядит сейчас, как спящий ангел, умудрилась за пару недель устроить в моем доме полный переворот.
Крис не просто переехала – она устроила аннексию.
Заявив, что ее вещам не хватает места, она, пока я был в четырехдневной командировке, просто… снесла стену, объединила гардеробную с соседней гостевой комнатой, создав себе какое-то гигантское, отдельное пространство, куда я теперь даже не захожу. Моя ванная, когда-то – образец самцового минимализма, теперь заставлена армией ее баночек, скляночек, тюбиков.
Везде ее запахи. Везде ее присутствие. Везде – она.
Кристина шевелится во сне, переворачивается на живот, покрывало сползает до бедер.
Я ей поддаюсь. Ничего не запрещаю, только, может, иногда ворчу просто для дела.
Было интересно, как она справится. Теперь понятно, что она справляется буквально на отлично.
В тот день, когда она просила ей помочь, у нее был такой взгляд…
Женщины очень по разному на меня смотрят – в основном с видом ручной собачонки, готовой заглядывать в рот, потому что… ну, это же типа я, богатый охуенный мужик и поэтому меня нужно ублажать просто по умолчанию. Никогда этого не понимал – наверное, поэтому никогда всерьез и не раздумывала о женитьбе. Мне же не половой коврик нужен, в конце концов.
Этим коза отличается от них всех – она никогда на меня с благоговением не смотрела. Со страстью, с нежностью, с вызовом и бунтом, но никогда – как ручной зверек.
А в тот день вообще смотрела так… бля, да я бы ей луну достал, если бы попросила.
Но Барби попросила меня.
Я инстинктивно сую руки в карманы, чтобы удержаться от желания разбудить ее каким-нибудь «взрослым» способом».
Ну и мне нравится, что она не пытается во что бы то ни стало влюбить в себя Стаську. Она вообще никак ее не трогает – взаимодействует только по острой необходимости. Между ними не то чтобы война, но «холодная» – точно. Они не могут провести ужин, чтобы не поскандалить. Не по-настоящему, а в своей, особой манере. Словесные перепалки, язвительные уколы, сарказм. Стася ревнует меня к ней с какой-то первобытной яростью. А Кристина… она и не пытается быть «хорошенькой», не лебезит и не подлизывается. Она отвечает: остро, на грани фола, но всегда – честно. И, как бы дико это ни звучало, меня это устраивает. Мне не нужен фальшивый мир, где мачеха изображает любовь к моей дочери. Мне достаточно, что они не пытаются друг друга убить. Пока.
Кристина ворочается снова, вертит бедрами – покрывало окончательно соскальзывает с аппетитной сочной жопы. Если бы не был уверен, что она спит – поставил бы ей «плюсик» за провокацию, потому что меня как ветром сдувает в душ – нужно смыть с себя пот и напряжение.
И остыть.
Потому что жить с ней под одной крышей, спать в одной кровати и не трахать ее – это, блять, отдельный вид пытки, придуманный лично для меня.
Мы живем вместе уже несколько недель и… ничего.
Абсолютно ничего.
Спим в одной постели. Делим одно пространство. Но не сближаемся, хотя я вообще не понимаю, как это работает, что в моей постели лежит женщина, на которую у меня стоит, кажется, даже во сне, но я ее и пальцем не трогаю, потому что Крис не подает ни физических, ни не вербальных сигналов к тому, что ждет чего-то такого. Может, самое время сказать ей, что мое «еблей ничего не решается» не стоило воспринимать так буквально?
С другой стороны, если ей нужно сначала больше разговоров и «строительства отношений» – ок. Проблема в том, что меня уже физически потряхивает от одного ее вида. И все чаще кажется, что эта коза просто решила взять меня измором.
Я захожу в ванную, раздеваюсь, становлюсь под прохладный тропический душ и смываю с себя липкость после пробежки. С этим отлично справляется гель для душа, а вот с заметно окрепшим членом, среагировавшим на задницу Барби, этот фокус не работает, даже когда делаю воду почти максимально холодной.
Вытираю волосы полотенцем, влезаю в чистые боксеры – и в этот момент дверь открывается, и на пороге появляется Крис: сонная, растрепанная, зевающая несколько раз подряд. Привычным жестом ставит на полку видеоняню и подходит к раковине. Майка и крошечные черные трусики открывают больше, чем скрывают. Понятия не имею, как ей это удается, но ощущение такое, будто даже голой она не выглядела бы более раздетой, чем в этих лоскутках.
– Доброе утро, Тай, – бросает на меня взгляд в зеркало, пока тянется за зубной щеткой.
Смотрит чуть дольше, чем планировала, потому что слишком очевидно пялится, и взгляд из сонного становится голодным, почти осязаемым, когда скользит им по моей мокрой груди и животу.
Сглатывает.
Я усмехаюсь. Играем, малыш? Хорошо, играем.
Становлюсь рядом, беру зубную щетку и пасту, сую ее в рот.
Перестреливаемся взглядами в отражении, ее ощущается как прикосновение, а мой… Не уверен, но, кажется, примерно как «уже ебу тебя во всех позах».
Крис хмыкает – знакомый звук, который как сирена предупреждает, что она повышает ставки сразу максимально, вопреки правилам. Зажимает щетку во рту, руками подхватывает волосы, скручивая их высоко на голове. Бретельки майки сползают разом с обоих плеч. Выражение «эта майка держится на честном слове» еще никогда не было настолько буквальным.
Мое тело реагирует мгновенно. Жестко. Хочется подойти к ней сзади, нагнуть, шлепнуть по охуенной сочной жопе и взять ее прямо здесь, наплевав на все ее «правила». Хочется почувствовать ее вкус и запах, услышать, как стонет, когда вхожу.
Спокойно, мужик.
– Я против, чтобы Зевс спал в нашей кровати, – говорю, глядя на ее отражение в зеркале.
Крис пожимает плечами, прополаскивает рот и поворачивается ко мне с самым ангельским выражением лица.
– Я тут ни при чем. Он сам запрыгивает. Наверное, скучает по тебе, когда ты в командировках. – В зеленых глазах пляшут черти с транспарантами: «Да, я тебя провоцирую – ну и что ты мне сделаешь?»
Правильно – ни-че-го.
Потому что ей можно дергать меня за нервы.
– Он бульдог, Крис, – цежу сквозь зубную пасту. – У него лапы, как у тумбочки. Он физически не может запрыгнуть на эту кровать без посторонней помощи.
– Значит, у него есть скрытые таланты, – невинно улыбается и хлопает ресницами.
А потом, прямо у меня перед носом, стягивает с себя майку и бросает ее на пол. Пока я как баран пялюсь на роскошные сиськи, вертит бедрами, избавляясь от последнего клочка ткани.
Сглатываю, чувствуя, как кровь жестко приливает к паху.
У нее абсолютно идеальное тело. Сочное, женственное, с высокой, упругой грудью, тонкой талией, офигенными мускулистыми ногами и выразительной жопой – это вообще мой личный фетиш, кажется.
Крис поворачивается спиной, делает два шага и заходит под душ.
Открывает кран, и на ее тело обрушиваются потоки воды.
Я продолжаю стоять как прибитый, и смотрю. На то, как вода стекает по ее гладкой спине, по изгибу позвоночника, по упругим ягодицам.
Дразнишь, коза? Продолжай, и я тебя на хрен порву.
Барби как будто слышит мои мысли, поворачивается, пробегает мыльными пальцами по груди, сквозь струи воды. От желания вцепиться зубами в твердые, напряженные соски, прикусываю губу. И от штанги в одном из них, меня как обычно жестко ведет.
Я реально в шаге от того, чтобы сорваться.
В одном вдохе от того, чтобы пойти к ней, прижать к мокрой, холодной плитке и…
– Ва-а-а-а!
Крик Марка из динамика видео-няни обрушивается на мою раскаленную похоть как лавина. Закрываю глаза, медленно сцеживаю воздух сквозь судорожно сжатые зубы.
Если поставлена задача варить меня как лягушку на медленном огне, то у них просто идеальный тайминг.
На лице Крис – неприкрытый триумф.
Разворачиваюсь на пятках к раковине, выплевываю зубную пасту, хватаю с полки полотенце, чтобы вытереть лицо. Но все равно слишком остро слышу каждый ее шорох, и мое тело, которое я годами приучал к дисциплине, сейчас трансформируется в один сплошной, напряженный, голодный нерв.
Еблей ничего не решается, Авдеев.
Она нарочно ходит передо мной полуголая, спит в моей кровати, пахнет так, что у меня сносит крышу, и при этом держит на расстоянии вытянутой руки.
Она меня дрессирует. И, что самое хреновое, – у нее получается, а мне – нравится.
Я выхожу из ванной, дыша так, словно пробежал еще один марафон, подхожу к кроватке – Марк уже не плачет, а сосредоточенно кряхтит, пытаясь запихнуть в рот собственный кулак.
– Доброе утро, мужик, – подхватываю его на руки. – Тоже решил, что сон в семь утра – для слабаков?
Сын видит меня, и его лицо расплывается в широкой, беззубой улыбке. Начинает радостно сучить ногами, требуя внимания. Я не могу не улыбнуться в ответ – он единственный человек в этом доме, который не пытается вскрыть мне черепную коробку и устроить там революцию.
Я ловко расстегиваю кнопки на комбинезоне: подгузник, потом – присыпка и чистая одежда. Могу делать это даже с закрытыми глазами, на автомате. Мои руки, которые привыкли ворочать миллионами, теперь с какой-то первобытной нежностью обращаются с этим крошечным телом. Марик издает смешные звуки, кажется, изображающие радость, и хватает меня за пальцы сильными, цепкими ручонками.
В комнату заходит Кристина – я ее появление, как собака, чувствую спиной.
Но все равно оглядываюсь – она в моей футболке и лосинах.
Пахнет чем-то сладким и острым одновременно. Убийственный коктейль.
– Привет, Морковка, – подходит к пеленальному столу и Марик тут же реагирует на ее появление радостным визгом – всегда именно так ее и встречает. А еще – показывает язык, как будто пересказывает, как сладко спал, но тольк на своем, пока еще не очень понятном нам языке. – Помочь?
– Справлюсь. – Застегиваю последнюю кнопку. – Мы завтракать. Спускайся – Галина Петровна сделала сырники.
Она на мгновение замирает, явно удивленная моей осведомленностью о кухонных делах. Потом кивает, целует Марка в макушку и снова уходит в ванну, откуда через минуту раздается шум работающего фена.
Мы живем вместе всего ничего (особенно если учесть, что на этой неделе меня минимум четыре дня не было дома), но я уже смутно представляю свой дом без этих звуков и запахов. Даже если они рвут в клочья мое терпение.
Я задерживаюсь в спальне еще на минуту – чтобы накинуть на себя одежду.
Беру Марика на руки и спускаюсь вниз. Он уже изо всех сил ворочается, явно готовый съесть для начала даже целого слона.
На кухне – целая новая жизнь, та самая, к которой я все еще привыкаю. Галина Петровна колдует у плиты. Оглушительно пахнет кофе – она принципиально не использует кофемашину и варит его в турке, и это официально лучший кофе в моей жизни. Не отказываюсь никогда. Зевс лениво растянулся неподалеку от пустой миски – меня встречает сытым взглядом и довольной мордой.
Сажаю Марика на стульчик, вручаю погремушку, которой он тут же начинает энергично колотить об столешницу.
Галина Петровна приговаривает ему что-то ласковое, а потом незаметным движением ставит передо мной чашку.
– Марку Вадимовичу – кашу? – И, уже зная мой ответ, тянется на верхнюю полку.
Я киваю, делаю глоток, наклоняюсь к сыну, чтобы надеть на него слюнявчик – и Марик тут же начинает заливисто хохотать, вцепляясь мне в волосы. В свои шесть месяцев он превратился из маленького, вечно спящего комочка в настоящего, требовательного, улыбчивого пацана. Он уже уверенно сидит, переворачивается, как юла, и пытается ползти, правда, пока только задом. И его хватательный рефлекс стал заметно ощутимее.
Для моих волос так точно.
– Ты смотри, какой сильный, – посмеивается Галина Петровна, пока я аккуратно разжимаю маленький кулак. – Весь в папу.
Усмехаюсь – в этом она, пожалуй, права.
Через пять минут каша готова.
– Пора завтракать, чемпион.
Этот ритуал – кормление сына по утрам – стал моим личным, неприкосновенным удовольствием. Кристина на него даже не претендует.
Марик смешно морщит нос, но послушно открывает рот – с аппетитом у него никогда нет проблем. Хотя, если так задуматься, с ним вообще нет проблем. Мне даже рассказать нечего, когда некоторые мои деловые партнеры сочувственно кивают головами на тему «младенца в доме и бессонных ночей».
Когда каша уже на половину съедена, в кухню влетает Крис.
И я нифига не ошибся в формулировке – она похожа на сквозняк, который моментально проносится от стены к стене и наполняет собой все свободное пространство.
От звука ее свежего бодрого голоса у меня дергается кадык, а Марк, восторженно взвизгивая, поворачивает к ней голову и начинает колотить руками по столику, разбрызгивая кашу.
– Аккуратнее, хулиган, – смеюсь и вытираю ему рот.
Кристина подлетает к нему, звонко чмокает в щеку. На секунду замирает – и, пока я раздумываю какую персональную гадость она сейчас выкинет в мой адрес – целует в щеку и меня тоже. Чуть медленнее, так, чтобы мне захотелось рефлекторно потянуться следом.
Но я же, блять, броня! Скала!
Даже не дергаюсь, продолжаю кормить сына.
Краем глаза замечаю, как недовольно подрагивает уголок ее рта.
Не нравится, коза, что я из твоих рук не ем?
Справедливости ради, если так пойдет и дальше, я почти уверен, что это просто вопрос времени.
– Он с тобой всегда так послушно ест. – Она здоровается с Галиной Петровной, садится на барный стул и, подперев щеку кулаком, с любопытством за нами наблюдает. – А в меня плюется.
– Знает, из кого можно вить веревки.
– Из тебя, да? – Черти в ее глазах снова начинают отплясывать.
Мы секунду ведем дуэль взглядами, а потом Гадина Петровна ставит перед ней тарелку с посыпанными ягодами сырниками. Для меня все по стандарту – омлет, индюшиная ветчина, овощи.
Мы завтракаем. Почти как настоящая семья. Если не считать того, что воздух между нами все еще звенит от напряжения после утреннего душа. Я чувствую ее взгляд на себе, но не поднимаю головы, сосредоточенно кормя сына.
– Мне нужна машина, – вдруг заявляет Барби. Излишне торжественно.
Я медленно поднимаю голову. Ну, наконец-то. Был уверен, что попросит об этом еще неделю назад – примерно тогда же спалил, как листала в телефоне картинки с машинами.
– То есть, – еле сдерживаю усмешку, – «Роллс-Ройс» тебя больше не устраивает?
– Авдеев, это не машина, а яхта на колесах. – Она фыркает, отпивая кофе. – Я езжу в нем, как английская королева. На меня все пялятся. Ты бы видел, с какими трудом Виктор разворачивается возле магазина – там узкая дорога, и разъехаться с кем-то вообще почти не вариант. Я выгляжу как собственность олигарха.
– Технически, – выразительно, нарочно чтобы ее позлить, дергаю бровью, – где-то так оно и есть.
– Я серьезно! – Немного по-детски хмурится. – Мне нужна своя машинка. Маленькая. Красивая. Чтобы я могла ездить, куда мне нужно, и не чувствовала себя экспонатом.
Я делаю вид, что раздумываю. Хотя на самом деле совсем не против. Знаю, что в последнее время начала ездить в свой магазин на такси и мне это, мягко говоря, не нравится.
Ее личная машина, оборудованная так, как я посчитаю нужным – идеальное решение.
– Хорошо, – говорю после небольшой паузы, – ты получишь свою «красивую машинку». Но при двух условиях.
– Каких еще условиях? – Крис тут же подозрительно щурится.
– Во-первых, – слежу за ее реакцией, – это будет не просто «маленькая и красивая» машинка. Это будет самая безопасная машина, которую можно купить за деньги.
Она кивает. Даже несколько раз.
– Во-вторых, в ближайшие полгода с Марком ты ездишь только с водителем на «Роллс-Ройсе». Пока я не буду на сто процентов уверен, что ты освоилась за рулем.
Честно говоря – это чистой воды провокация.
Она же сама сказала, что у нас полгода – демо-версия? И что раз мы не трахаемся – господи, серьезно?! – то все усилия направим на то, чтобы притереться друг к друга. Можно сказать, я почти прилежно следую букве нашего устного договора.
Но Крис не взрывается. Не начинает обзывать меня мудаком – хотя в ее исполнении меня это разве что смешит – а просто сосредоточенно раздумывает над моими словами. Минуту или даже две. Поглядывает на Марка, который с аппетитом уплетает кашу и… кивает.
– Я согласна. Это справедливо.
Да ладно?
Я удивлен, что она даже не спорит, но еще больше удивлен, что это явно не выглядит как попытка просто поддаться, сделать по-моему, но наступив себе на горло. Она определенно взвесила мои аргумент и действительно с ними согласилась.
– Тогда, – бросаю взгляд на часы, – тебе лучше поторопиться.
– В смысле?
– В прямом, Крис. В двенадцать мне нужно отвезти Стасю к психологу. У нас есть три часа, чтобы выбрать тебе… гммм… машинку.
– Сегодня? Прямо сейчас? – Она замирает с чашкой в руке, округляет глаза.
– А когда еще? Я не собираюсь тратить на это еще один день. – Усмехаюсь, хотя, конечно, готов потратить хоть этот, хоть следующий.
Барби моргает – часто-часто, как будто это помогает ей осознать, почему между ее «хочу» и моим «согласен» прошло так удивительно мало времени. А потом в зеленых глазах вспыхивает тот самый, мой любимый, дикий, обезбашенный огонек.
Она вскакивает из-за стола так стремительно, что стул с грохотом падает на пол.
Быстро поднимает его, звонко чмокает Марка в перепачканную кашей щеку.
Я уже знаю, что перепадет и мне, и слегка – не сразу осознавая – тянусь навстречу мимолетному поцелую куда-то в висок. Нет, вопрос с тем, что ебля у нас все-таки должна быть, нужно решать, пока мои бедные яйца не зацементировались.
– Галина Петровна, спасибо, было очень вкусно! – Кристина кричит это уже на ходу, вприпрыжку несясь в сторону лестницы как ураган. – Тай, дай мне пять минут!
Зевс с кряхтением бросается за ней, насколько успевает.
– Кристиночка так счастлива, – тихо говорит Галина Петровна, убирая со стола. – А раньше все время грустила. Она вас так любит, Вадим Александрович…
Я откидываюсь на спинку стула, подперев щеку кулаком, и допиваю свой кофе. Смотрю на пустой стул напротив, на котором еще секунду назад сидела Барби, и невольно усмехаюсь.
Похоже, действительно счастлива.
Мой личный нестабильный и непредсказуемый фейерверк – никогда не знаешь, когда рванет, и в какую сторону полетят искры.
Мне это нравится. Меня это пиздец заводит.
И как-то уже почти по хуй, что гнет мои личные принципы. Правильно ведь гнет, приятно.
Не знаю, укладывается ли она в озвученные пять минут, но на кухню влетает раньше, чем я успеваю кормить Марику последнюю ложку. Узкие джинсы, свободный мягкий свитер, кеды. Мой член дергается от того, как плотная ткань обхватывает ноги как вторая кожа. Взгляд непроизвольно ползет по шву между ее ног, рот наполняется слюной.
Не не, Барби, все, вопрос секса сегодня тоже будет на повестке дня, а то я, блять, точно загнусь.
Кристина дышит так, будто только что пробежала марафон.
Весь ее вид – концентрированная, звенящая энергия нетерпения.
– Я готова! – выдыхает как отличница.
– А я – нет, – лениво поднимаюсь со стула. Я вообще-то в домашних штанах и футболке. Был уверен, что она, как все женщины потратит минимум час на сборы, и за это время успею собрать Марка и собраться сам. – Мне нужно переодеться.
– Зачем? – Она искренне недоумевает, оглядывая меня с ног до головы. Быстрый оценивающий взгляд, скользящий по моей груди и плечам, ощущается почти болезненно. – Ты и так шикарно выглядишь. Очень… по-миллионерски, «марк-цукерберг-стайл».
Несется к вешалке у входа, хватает мою толстовку, в которой я обычно вообще-то езжу на конюшни, и несет мне с видом послушной собачки.
– Поехали так!
Мысленно качаю головой. Я собираюсь отвезти ее в VIP-автосалон, где передо мной раскланивается лично владелец (я брал там «Бентли»), воображаю, как завалюсь туда в таком виде. Для меня это моветон. Но сейчас, глядя в горящие нетерпением глаза, на то, как она пританцовывает на месте, почему-то становится абсолютно плевать на «марк-цукерберг-стайл».
– Ладно, – усмехаюсь, натягивая толстовку. – Но если меня не пустят на порог, виновата будешь ты.
– Договорились! – сияет она.
– А с Марком так же быстро справишься?
Она закусывает губу, смотрит на Марка, который уже счастливо и с усердием грызет своего жирафа.
– Еще пять… ммм… десять минут, – озвучивает тайм-лайн, берет сына на руки и снова несется наверх. Но на этот раз – и я тоже это фиксирую – осторожнее, держа его обеими руками – крепко, как хрустальную вазу.
И снова укладывает в срок – мы выходим из дома через десять минут, я – с Мариком, она – с рюкзаком, в котором точно все необходимое и ничего лишнего. Она больше не тревожится, что что-то забудет или нужная вещь не окажется под рукой.
Спускаемся в гараж.
Нажимаю кнопку на ключах, и «Бентли» приветственно моргает фарами.
Секунду думаю, незаметно для нее хмыкаю.
– Барби?
Она оборачивается, поправляя рюкзак на плече.
Бросаю ей ключи.
Крис ловит их на чистом рефлексе. В глазах – полное, абсолютное недоумение.
– Что это значит, Авдеев?
– Садись, – киваю на водительское место. – Хочу убедиться, что ты в курсе, с какой стороны у машины руль.
Она смотрит на меня, потом на тяжелые, инкрустированные логотипом «B» ключи, потом снова на меня. Шок на ее лице сменяется нервно подергивающимся уголком рта.
– А ты не боишься? – спрашивает она, подходя к водительской двери и с каким-то благоговением касаясь холодной ручки.
– Чего?
– Нууу… что я, например, ее поцарапаю.
Вот об этом я как раз вообще не думаю. Машина – это просто кусок железа, чье главное предназначение – доставлять человека из точки А в точку Б. Важно, чтобы это было безопасно, а все остальное – вопросы, решаемые деньгами. Не более.
– Боюсь, – стараюсь, чтобы это прозвучало максимально небрежно. – До усрачки.
Усаживаю Марика в автокресло и тщательно пристегиваю. Сын тут же начинает восторженно агукать – возможно, я слегка надумываю, но, кажется, ему нравится эта тачка. Сажусь рядом, отмечаю новый и непривычный для себя ракурс – никогда не ездил в этой машине ни рядом с водителем ни, тем более, сзади.
Кристина усаживается за руль, сосредоточенно пристегивается. Отмечаю глубокий, слегка нервный вдох, когда пальцы цепляются в руль, как в спасательный круг. Но она не отступает, не капитулирует. Просто собирается с силами и, наконец, заводит мотор.
Умница. Всегда идет до конца.
Первые пару километров мы едем в полной тишине. Хотя ездой это назвать сложно, скорее – попытками незаметно прокрасться на трассе на скорости сорок километров в час в левом ряду. Я вижу в зеркало заднего вида то ее сосредоточенное лицо, то как прикусывает, волнуясь, нижнюю губу.
– Можешь нажать на газ, Барби, – говорю спокойно, нарушая напряженную тишину. – Она не кусается. Честно.
– Я просто концентрируюсь, – шипит она, не отрывая взгляд от дороги. – Хочу тебя впечатлить своим безупречным исполнением ПДД.
– Я впечатлен.
Крис бросает злой взгляд через зеркало, но все же немного ускоряется.
Этот легкий, почти семейный, ничего не значащий треп ощущается максимально правильно.
– А куда мы все-таки едем? – вдруг интересуется Кристина, когда выворачиваем из поселка.
Я ржу – наконец-то спросила. Думал, что сначала сделаем круг почета по городу.
Диктую адрес салона – голосовой помощник тут же вносит его в навигатор. Они работают по высшему разряду, и для меня найдут все, что нужно. И сделают это на вчера.
– Так какую машину ты хочешь? – делаю вид, что забыл. Пока что ноль идей, как переключить ее на мысль о том, что ее «маленькая красивенькая машинка» и мое «тотальная безопасность и устойчивость на дороге», мягко говоря, никак не бьются.
– Маленькую, – не отступает от своего Крис. – Может, красненькую. Не дорогую.
Я хмыкаю. Ее описание звучит для меня ровно как «консервная банка».
Чтобы в нее, не дай бог, влетел какой-нибудь идиот на джипе? Чтобы «маленькое красненькое» недоразумение на колесах сложилось, как картонная коробка?
Неа, моя женщина не будет ездить ни на дешевой тачке, ни на, тем более, не соответствующей моим личным стандартам безопасности.
Я вбиваю названия, прикидываю – то слишком скучно, слишком стерильно, то как-то по-пенсионерски, даже если тачка новая. Некоторые наоборот, слишком пацанские и агрессивные.
Я знаю, конечно, уже давно мысленно знаю, что именно ей подойдет, но пока ищу у бренда подходящий вариант. Знаменитая на весь мир модель с тремя циферками – двухдверное купе, непрактичное, хотя Крис, я уверен, будет визжать от восторга.
Но, блин, это же не машина, а брелок какой-то, ей-богу.
Возможно, в качество второй, раз уж ей так хочется.
Взгляд цепляется за визуально красивую солидную тачку.
Еще и электрокар.
Достаточно места для коляски и всех ее сумок. Безумное, ураганное ускорение, от которого она сойдет с ума. И при этом – самый высокий рейтинг безопасности, тяжеленная батарея в полу дает невероятную устойчивость на дороге.
Идеальный компромисс. Мой контроль и безопасность, завернутый в фантик ее свободы.
Но… давить я не буду. Хоть удержаться будет довольно тяжело.
Вот уж не думал, что покупка тачки станет еще одним испытанием нашей уживчивости и способности идти на компромисс.
В салоне нас встречает менеджер, Антон, который, увидев меня, выходящего с заднего сиденья в домашнем прикиде и с младенцем на руках, на секунду теряет дар речи, застывая с профессиональной улыбкой на губах.
– Вадим Александрович, доброе… утро. Не ждали вас без предупреждения.
– Сам не ждал, – говорю я, на ходу расстегивая комбинезон Марика. И включаюсь в процесс уже другим, жестким деловым тоном. – Нам нужна машина. Для моей…
Запинаюсь.
Кристина – рядом, на меня не смотрит, но и на тачки – тоже.
Слегка – едва заметно, втягивает голову в плечи.
Коза, серьезно что ли думаешь, что я ляпну какую-то херню? Ты же мое кольцо носишь, забыла?
– Для моей невесты, – озвучиваю твердо, без намека на то, что выцедил это через силу.
Она так резко вскидывает голову, что почти наверняка слышу, как у нее хрустнули шейные позвонки. Взгляд распахнутый. Счастливее в хулиард раз от того, когда я объявил, что тачку мы будем выбирать сегодня.
Не могу удержаться и подмигиваю, рукой разворачиваю ее за плечо в сторону новых блестящих авто – времени действительно не очень много.
Кристина ведет себя как лиса в курятнике – вертит головой, разглядывая идеальные, хищные машины в зале. Марк тоже оценивает новую остановку – блики и яркий направленный свет ему определенно по душе, потому что он время от времени восторженно пищит, пытаясь дотянуться куда-то рукой.
Ожидаемо, взгляд Барби тут же прикипает к ярко-красному 911, стоящему почти в самом центре зала. Желанная для многих людей на планете тачка, но я, наверное в силу роста, к кабриолетам всегда дышал ровно. Максимум – взять на прокат, чисто сбить оскомину.
– О, боже, – как в трансе шепчет Крис, подходя к кабриолету и проводит рукой по идеальному изгибу крыла. – Какая же она…
– Великолепный выбор, – тут же приступает к своим обязанностям Антон. – Пятьсот восемьдесят лошадиных сил, до сотни за две и восемь…
