Текст книги "Шипы в сердце. Том второй (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

Я, кашлянув, напоминаю о нашем договоре насчет безопасности.

Кристина разочарованно дует губы, смотрит на эту красную торпеду с такой тоской, будто у нее отняли последнюю конфету.

Но помня наш договор, все-таки разворачивается по залу, ведет взглядом.

И… задерживается на тачке, которую для нее мыслено выбрал я.

«Тайкан», в том самом сложном серо-бежевом цвете. Он не кричит о себе, как этот красный жеребец. Он – как пантера: грациозный, но мощный, правильным образом «увесистый».

На мой взгляд – идеальная тачка для моей козы: безопасно, красиво, и погонять можно, если что.

Она осторожно подбирается ближе, смотрит на него, потом на ценник, и быстро отводит взгляд.

Неужели даже не рискнешь, Барби?

Даю ей еще секунду, и беру ситуацию в свои руки.

– А что насчет той? – как бы небрежно киваю на «пантеру на колесах».

– Красивая… – Говорит очень осторожно и растерянно хмурится. – Но, кажется, очень… дорогая.

– Пойдем, посмотрим, – беру ее за руку, переплетаю наши пальцы. Она вздрагивает, но тут же крепче сжимает свои пальцы вокруг моих.

Менеджер летит за нами, на ходу перестраиваясь, как натренированный солдат.

– Вадим Александрович, у вас безупречный вкус! Это не просто машина, это…

– Расскажите Кристине, – обрываю его. – Меня интересует максимальная комплектация.

Пока менеджер, открыв рот, пытается осознать заказ, Кристина садится в салон.

Прикасается к рулю, к огромному изогнутому дисплею, к алькантаре на потолке.

Пищит, и тут же стыдливо закрывает рот ладонью, в восторге, как ребенок, которому дали самую крутую игрушку в мире. Жадно вдыхает запах новой кожи.

Пожалуй, можно констатировать, что красный «брелок» благополучно забыт.

– …и, конечно, система InnoDrive, проекция на лобовое стекло, матричные фары… – придя в себя, тараторит менеджер. – Система распознания пешеходов и велосипедистов и….

– И панорамная крыша с контролем солнца, – добавляю я.

– С чем? – не понимает Кристина.

– Смотрите, – Антон нажимает кнопку на потолке, и гигантская стеклянная крыша над головой мгновенно становится матовой, отсекая свет, а потом – полностью прозрачной. – Вы можете регулировать прозрачность. Полностью или сегментами.

Кристина издает такой восторженный визг, что Марк у меня на руках вздрагивает, а потом, решив, что это какая-то новая веселая игра, начинает так же визжат в ответ.

– Тай, я хочу эту! – кричит Крис, вылетая из машины. – Вот эту!

Начинает носиться вокруг нее и прыгать.

Ни капли не притворяется – посто безумно фонтанирует эмоциями.

Она забыла, где находится, вообще про все забыла – просто радуется, и мое сердце на секунду… как будто замирает. Так, что после паузы пару раз ударяет в ребра чуть выразительнее.

– Машина будет под заказ, – говорит Антон, уже доставая планшет. – В такой комплектации, с таким цветом… Думаю, около трех месяцев.

– Я заберу ее через два, – говорю ровно, не отрывая взгляд от сияющего лица Кристины. – Это не обсуждается, Антон.

Менеджер бледнеет, но кивает и клянется сделать все возможное.

Крис в этот момент просто вибрирует от счастья. Издает такие звуки, которые я вообще впервые в жизни слышу. Подбегает, тянется на цыпочках изо всех сил, обвивает руками мою шею и прижимается губами к моим губам.

Жмурюсь, ощущая соль в нашем поцелуе.

Отрываюсь, фиксирую слезы на ее щеках.

– Эй, коза, не реви – 911 тоже возьмем.

Она громко икает. Ее глаза распахиваются на максимальную ширину.

Не верит, но я серьезен.

– Только с условием, что дальше поселка ты на ней выезжать не будешь. Ну хотя бы первое время.

Кристина снова энергично кивает, шепотом (почему, блин, шепотом?) добавляет, что может вообще просто для фоточек ее использовать. До меня доходит, что она все равно не очень верит, что я серьезно, но доказывать в данном случае я тоже ничего не собираюсь. Лучшим доказательством будет эта красная мелюзга в гараже.

Хотя вот насчет того, куда она будет на ней ездить, я как раз серьезен как никогда.

Решив все организационно-денежные вопросы, мы выходим.

Марику явно понравилось внутри, потому что как только переступаем порог – впервые за день начинает капризничать и выразительно тянуться назад. Кристина быстро его успокаивает, по одному поцеловав кулачки – для этого ей снова приходится встать слишком близко и запах от ее волос заставляет меня нервно сглотнуть. Пора признать, что абсолютно никакая обстановка – автосалон, улица и даже младенец на руках – не мешают мне ее хотеть.

Это чувство торчит во мне примерно… где-то так с той самой «летучки» в офисе, где она выступила вместо Лазаревой и нарочно сунула мне под нос свои офигенные ноги. Если бы я в тот момент своей жизни я не носи в себе призрак другой женщины, то, возможно, все было бы иначе.

Или если бы она не влезла мне в постель, одержимая желанием отомстить за то, чего я не делал.

Все эти «если» в нашей с Крис истории торчат со всех сторон как ржавые гвозди: куда ни стань, за что не возьмись – везде этот пиздец.

– Спасибо, Авдеев, – ее шепот буквально за шиворот тянет меня из резко испортившегося настроения. – Это лучший подарок на День Рождения.

Я замираю, вот так внезапно переставая думать о том, как она пахнет и как близко стоит, концентрируясь только на последних словах.

День, мать его, Рождения?!

– Что? – Внимательно изучаю ее лицо все еще веря, что это просто шутка или типа того. У нее же вроде бы… в октябре?

– Мне сегодня двадцать семь, – улыбается Крис, ни капли не ёрничая. Даже как будто слегка смущается, озвучивая возраст, как будто плюс год что-то кардинально меняет.

– Твой День Рождения в октябре, Крис. Двадцать третьего. А сегодня четырнадцатое мая.

– Что? Нет. Мой день рождения… – Ее улыбка медленно гаснет. Она смотрит на меня с недоумением. А потом резко проводит языком по губам, еще раз сжимает кулачок Марка и отступает. – Это у Кристины Барр двадцать третьего октября, а у обманщицы Кристины Тарановой – сегодня.

Вот, сука, еще один гвоздь.

Они, блять, реально везде. И что с этим делать – я не знаю.

Если бы знал, то, наверное, она бы уже или носила мою фамилию, или испарилась из моей головы.

Эти несколько недель – они вообще про что? Про то, что мы оба делаем вид, что все ок и нет никакого хуёвого прошлого? Или действительно пытаемся хотя бы заколотить назад эти ебучие гвозди?

– Слушай, давай… я… – Кристина нервно – вижу, как дрожат ее пальцы – закладывает прядь волос за ухо. Делает так снова и снова, потому что та упрямо лезет обратно. – Я не хочу эти машины. «Роллс-Ройс» супер, а если надо – я вполне доберусь на такси. Нет никакой необходимости в…

– Это твои машины, Крис, – отбриваю сразу же. Даже дослушивать эту ерунду не собираюсь.

– В них нет никакой необходимости, я просто… ну, знаешь, ударилась в ностальгию и вспомнила, что любила пугать тебя разорением.

– Ты все еще плохо стараешься, коза. Тачки – твои, не обсуждается.

Она смиренно кивает, но от прежней радости в ее взгляде не остается и следа.

Пиздец.

Глава тридцать вторая: Барби

Обратная дорога из автосалона проходит как в тумане.

На этот раз Вадим сам садится за руль, а я перебираюсь на заднее сиденье, к Марику, который от всех этих впечатлений моментально засыпает.

Я в полном раздрае. Никогда не чувствовала себя настолько выбитой из колеи.

С одной стороны – я все еще чувствую на кончиках пальцев классный гладкий руль шикарной тачки, и эта эйфория до сих пор в моей крови, но ее уровень стремительно падает, потому что на другой чае весов – очередное напоминание о нашем с ним прошлом.

О том, что я такое.

И меня качает из одного в другое со скоростью света, из-за чего приходится уткнуться в автокресло Марика, чтобы Вадим не увидел, как мой рот сначала кривится от желания рассмеяться, а потом – от острой боли.

Две недели я старалась изо всех сил.

Я еще никогда в жизни так сильно не старалась делать что-то… правильно.

Господи, да кто меня за язык вообще дергал?! Дура! Полная неизлечимая дура!

Когда машина сворачивает в поселок, а я кое-как справляюсь с внутренним штормом, украдкой поглядываю на Вадима. Но только на плечи и затылок – не рискую посмотреть даже в зеркало заднего вида. Он напряжен – это в принципе ощущается в фоняшей от него ауре. Хочется пошутить на тему противорадиационного костюма, но вовремя прикусываю язык.

В природе не существует шутки для нашего с ним тяжелого случая.

В салоне я чувствовала себя ребенком, которому подарили Диснейленд, целиком, а сейчас внутри ковыряет что-то такое… что в принципе невозможно описать словами. Поднимает из самой глубины и неприятно першит в горле.

Когда переступаем порог дома и навстречу вылетает Станислава, как обычно буквально разбирая меня взглядом на атомы, я почти готова расцеловать ее за это. Потому что теперь у меня есть официальная причина держаться от Вадима на расстоянии.

Стася прилипает к Авдееву намертво, Берет за руку и смотрит на меня так, будто любая попытка пристроиться к ним третьей будет стоить мне жизни. Я даже не пытаюсь.

– Стась, мы опоздаем, – Вадим поглядывает на часы. – Ты уже собралась?

Ах да, он же везет ее к психологу.

Стася тараторит, что ей нужно только забрать рюкзак, и они вместе поднимаются наверх.

Они уезжают через пятнадцать минут – я сижу с Марком в гостиной и натягиваю на лицо вежливую улыбку, когда Вадим проходит мимо – уже переодетый и достаточно отстраненный, чтобы мое собственное желание никак не отсвечивать, не выглядело странным.

Остатки эйфории от покупки машины медленно остывают как забытая чашка чая.

Я никогда не любила свой День Рождения, и при возможности, никогда никому о нем не говорила – чтобы избежать необходимости выслушивать поздравления или, не дай бог, принимать подарки. Сколько себя помню, никогда его не отмечала, просто в день Х делала мысленную зарубку, что теперь мне плюс один год – и спокойно жила дальше.

О том, что он сегодня, вспомнила вообще только в салоне, когда Вадим что-то там подписывал, и мой взгляд упал на даты в нижней строчке.

Ну вот кто меня за язык дергал, боже?!

Я переодеваю Марка, готовлю ему смесь и пытаюсь переключить мысли на что-то хорошее, но они все равно вертятся вокруг косяков, без которых я вообще не могу обойтись, даже там, где все идеально. Когда я «обещала» Авдееву, что со мной будет сложно и я обязательно буду косячить, я имела ввиду какие-то мелочи, а не так, как сегодня. Теперь вдобавок в ужасной неприязни собственного Дня Рождения, а эту дату я буду вспоминать еще и сегодняшний чудовищный проёб.

Галина Петровна, как всегда безошибочно угадывая мое настроение, ставит передо мной ромашковый чай. Я дую на пар, и из прозрачно-желтой глубины выныривают образы моего шестого Дня Рождения: огромный, украшенный розовыми шарами зал, десятки детей в разноцветных колпаках и я, в платье принцессы. Сижу и жду папу, который, как всегда, опаздывает. А потом – провал, и следующее воспоминание всегда начинается с крика девушки-аниматора и стоящего рядом с ней отца, на которого она в шутку попыталась надеть обруч с рогом единорога, такой же, как у всех взрослых гостей.

Это единственное и последне воспоминание об этой дате.

Возможно, именно из-за него я так ее ненавижу, хотя о том, что там произошло, могу только догадываться.

Я трясу головой, отгоняя липкие тени прошлого, убеждая себя, что у меня все в порядке и теперь эта грязь больше не имеет ко мне никакого отношения.

Сегодня суббота, так что, когда звоню Оле, чтобы обсудить планы на летний ивент в нашем дворике, она сначала переспрашивает, точно ли у нас все хорошо, почему-то решив, что в это время и в этот день я могу звонить только чтобы сказать «все пропало». Но потом включайте в обсуждение и ее бодрый звонкий голос немного меня заземляет.

В районе трех часов дня, когда я как раз собираюсь уложить Марика спать, приезжает Елена Павловна.

Я удивленно хлопаю ресницами, не очень понимая – вернее, абсолютно не понимая – что происходит. У нее же выходные в субботу и воскресенье, а я точно не просила ее приехать, потому что собиралась провести их с сыном. Ну и с Вадимом, конечно, но после случившегося это под большим вопросом. Понятия не имею, как ему в глаза смотреть. И почти не сомневаюсь, что его мысли плюс-минус о том же.

– Добрый день, Кристина Сергеевна. – Она упорно продолжает называть меня по имени отчеству, но Тепер делает это почти ласково. Они обе, с Галиной Петровной. – Вадим Александрович позвонил. Попросил приехать, побыть с Марком. Сказал, у вас планы на вечер.

Планы? У меня? Какие еще планы?

Внутри холодеет. Он… решил, что мне больше не место в его доме? Что двух недель под одной крышей было достаточно, чтобы поставить крест и на испытательном сроке, и, тем более, на нашем с ним совместном будущем? Попросит вернуть кольцо? Хотя нет, это же Авдеев, он такой херней точно не страдает.

Я натягиваю на лицо улыбку и мысленно повторяю мантру: «Не накручивать, не додумывать, просто подождать». Эта нехитрая, выдуманная на коленке аффирмация, обычно помогает, вопрос только в количестве повторений.

В этот раз я мысленно твержу ее до самого вечера, до возвращения Вадима и Стаси. Его дочь выглядит такой довольной, таща за собой огромную коробку, что меня даже минует ставший традиционным хмурый взгляд. Это какой-то сложный конструктор, потому что она тут же начинает раскладывать его на полу, и от количества сложных деталей у меня рябит в глазах.

– Ты сгонял в НАСА и купил ей ракету? – рискую спросить, когда Вадим становится рядом и Марик охотно переползает к нему на руки.

– Ты почти угадала.

Жду пару минут и когда понимаю, что он ничего говорить не собирается, а я уже просто не могу молчать, все-таки рискую спросить.

– Зачем ты вызвал Елену Павловну? – Стараюсь, чтобы голос не дрожал.

– Решил пригласить тебя поужинать и забронировал стол. – Лицо у него спокойное, ни намека на раздражение. – У тебя же День Рождения.

– Ты серьезно?

– Да, почему тебя это удивляет?

Честно, я бы удивилась, если бы он решил вот так надо мной подшутить, но это первая мысль, пришедшая в ошарашенную его планами голову.

– Это… совсем не обязательно. – Верчу на языке подходящую отговорку, но потом решаю сказать как есть. – Никогда не любила этот день. Это же… просто дата.

– Правда хочешь остаться дома Барби? – Он слегка наклоняет голову, разглядывая меня, кажется, под кожей.

Достает телефон, кажется, всерьез собираясь отменить бронь.

Я успеваю повиснуть у него на руке еще до того, что аналогичная мысль посещает мою голову.

Какая разница какой повод, если мы вместе поедем ужинать?

– Прости, растерялась. С удовольствием с тобой поужинаю.

– Отлично, – на его губах появляется усмешка триумфатора. – Тогда у тебя час на сборы.

– Час? Но… Сейчас только пять.

– Оденься… свободно, – Вадим игнорирует мой вопрос. – В чем тебе будет комфортно.

Недоумение начинает плескаться, кажется, даже в моих венах, но сейчас я не спрашиваю – если мужчина решил сделать сюрприз, то самое лучше решение – не мешать ему в этом. Я галопом скачу в нашу спальню, залетаю в гардеробную, изучаю что висит и лежит на моих полках и вешалках. Отмечаю, что вещей у меня в последнее время стало реально много – в жизни столько не было. Потому что привыкла просто заходить и покупать все, что хочется, без оглядки – Авдеев меня к этому приучил, а к хорошему привыкаешь быстро.

Меня дергает совесть, но именно сейчас ей я тоже закрываю рот. Как он там любит говорить? Мой комфорт и безопасность – его зона ответственности, а моя – всем этим наслаждаться и по возможности ничего не портить.

Ряды платьев отметаю сразу, останавливаю взгляд на блузках, одну из которых купила буквально на прошлой неделе: белый шелк, отделка крупными волнами по треугольному вырезу на груди, красивые такие же струящиеся манжеты. Очень в стиле танцовщицы танго, но только воздушнее, без агрессии. То, что нужно, если бы не одно маленькое «но» – запускаю пальцы под ткань, слегка натягиваю и констатирую, что не ошиблась – она действительно довольно провокационно светится. Белье под такую красоту нужно выбирать тщательнее, чем полигон для ядерных испытаний.

Открываю один из массивных ящиков, пробега пальцами по крохотным кусочкам белья.

Задерживаю взгляд на белом, из тонкого кружева – выглядит максимально нежно и, в то же время, провокационно. Но его будет заметно. Останавливаюсь на бежевом, из полупрозрачной ткани и аккуратными шелковыми бретелями. Надеваю, застегиваю, подбираю трусики в пару и кручусь перед зеркалом.

Выгляжу я просто офигенно. Всегда считала, что боженька наградил меня генетически правильными формами, поэтому пахала над ними как проклятая, доводя до совершенства. Но роды пошли мне на пользу, определенно.

Пробегаю пальцами по коже, вниз, по животу, на секунду замирая возле резинки.

Вздрагиваю, когда слышу стук двери и инстинктивно прячусь вглубь.

Еще утром провоцировала Авдеева как ненормальная, а сейчас почему-то жутко стесняюсь. Украдкой выглядываю из своего убежища, но отсюда его не видно – слышу только, что пошел в душ.

Воображаю, какой он там… голый, горячий и твердый.

Кусаю губу, напоминая себе – теперь уже по сто раз на дню – что сначала мы учимся взаимодействовать друг с другом без секса. Боже, где были мои мозги в ту минуту, когда я решила сделать из этого девиз наших новых отношений? Я живу с ним под одной крышей, сплю в одной кровати, и меня, честно говоря, уже просто трясет от желания. А он – близко, можно просто сейчас зайти к нему, поцеловать – и я знаю, что у нас случится охуенный секс.

Голова откликается на эти фантазии сразу лавиной «но» – у нас нет времени, нарушать свои же правила просто смешно и… «еблей мы ничего не решаем».

Быстро переодеваюсь, дополняю блузку юбкой-макси из приятной тяжелой ткани, кручусь пару раз, чтобы складки сами уложились в максимально естественные мягкие волны.

Волосы не трогаю и почти не использую косметику – на все это нет времени, потому что Вадим как раз выходит и тоже собирается. В отличие от меня, ему на это хватает пяти минут. Я разглядываю его наряд и… прикусываю щеку изнутри, потому что ему максимально идут свободные льняные брюки серого цвета и наполовину выправленная белоснежная рубашка.

– Выглядишь как будто собрался на пляж, – не могу удержаться от комментария, потом что он на самом деле выглядит расслабленно, дорого и так соблазнительно, что у меня перехватывает дыхание.

В ответ он молча окидывает взглядом меня, но от комментариев воздерживается. Роняет в карман телефон, жестом бровью как бы спрашивая, готова ли я. Вместо ответа беру подходящую под мой стиль сумку-бохо с бахромой и мы спускаемся вниз.

У ворот ждет «Рейндж Ровер». Не «Бентли». И за рулем – водитель.

Это странно, на мой памяти Вадим буквально пару раз ездил с водителем.

Авдеев открывает для меня заднюю дверь, помогает сесть, сам садится рядом.

Мы едем в тишине. Между нами достаточно расстояния, мы никак не прикасаемся друг к другу. Но я чувствую его тепло и запах слишком остро в этом замкнутом пространстве. Сижу, как на иголках, боясь пошевелиться или вдохнуть слишком глубоко, пока Авдеев что-то усердно строчит в телефоне.

Спустя какое-то время, изучив пейзаж за окном, понимаю, что из поселка мы едем не в сторону города, а дальше. Сначала держусь, напоминаю себе, что обещала не портить его сюрприз, но все равно не выдерживаю и спрашиваю, куда мы едем.

– Ужинать, – невозмутимо отвечает он, не отрываясь от экрана.

– В аэропорт? – хлопаю ресницами, увидев указатель. – Решил свозить меня в «Риф» на самолете? Не слишком ли роскошно для простого ужина?

Вадим, наконец, поднимает на меня взгляд. Замечаю в глазах знакомые дьявольские искорки – и камень с души. После того, как я ляпнула про День Рождения, между нами снова что-то до предела натянулось, в плохом смысле этого слова.

– Решил свозить тебя в дьюти-фри, – усмехается. – Выберешь себе нормальный подарок. Духи какие-нибудь.

– Очень смешно, Тай.

– Да какие шутки, ты что. Купи себе что-то без запаха, а то… отвлекает.

– Так не интересно, – стараюсь не выдать маленький триумф.

– Поверь – ходить и даже спать с эрекцией еще менее интересно.

– Расскажешь пикантные подробности? – Стреляю в него сучьим взглядом из-под дрожащих ресниц. Медленно изучаю грудь под наполовину расстегнутой рубашкой, живот, ниже…

Пальцы Авдеев находят мой подбородок, резко вздергиваю вверх за секунду до того, как я успеваю лично убедится, действительно ли он на взводе всегда и сейчас. Мы смотрим друг на друга – долго, изучающе. Я провожу языком по губам, он – стирает влагу подушечкой большого пальца.

– Коза, блин… – По глазам его гадским вижу, что на языке крутится какая-то мега-пошлость… но он сдерживается, а я чуть не в слезы от разочарования. – Мы почти приехали.

Машина сворачивает с шоссе к неприметному терминалу.

Никаких толп. Никаких очередей. Частная авиация.

Это место мне знакомо – отсюда мы вылетали на наши американские каникулы.

Так, ясно, мы все-таки куда-то летим.

У меня шок, но я продолжаю молчать, стараясь по-максимуму выжать каждую мелочь – как мое Грёбаное Величество держит меня за руку, пока идем за девушкой в форме по пустому залу. Как в ответ на мой вдох, когда просит наши паспорта, Авдеев спокойно достает наши – оба. Как посмеивается, признаваясь, что просто видел, куда я кладу документы.

Он всегда все замечает. Делает это неочевидно, не киношно, но когда что-то нужно – всегда готов. Всегда перехватывает инициативу там где я готова расплакаться, растеряться или закатить беспомощную истерику.

Наверное, именно вот так и должно ощущаться то самое «как за каменной стеной»?

Через пять минут мы идем по летному полю к его красивенькому блестящему джету.

В салоне я сажусь в мягкое кресло, а Вадим, спустя минуту, пристегивает мои ремни. Просит посидеть так, пока взлетаем, хотя к своим даже не притрагивается. Чуть позже стюардесса приносит мне шампанское и клубнику.

Вадим смеется, когда я очень старательно выкладываю на грудь салфетку, чтобы не испачкать блузку соком – отказываться от удовольствия налопаться клубники «в прикуску» с бодрящими пузырьками, нет ни сил, ни желания.

– Попытка номер два, – говорю после пары жадных глотков, которые почему-то моментально ударяют в голову. А, может, это просто счастье? – Куда ты летишь меня ужинать, Тай?

– В Венецию, – наконец, признается он.

– О-ху-еть… – вырывается у меня.

– Ужинать и завтракать, – добавляет Вадим, полностью удовлетворенный моей реакцией.

– Собираетесь соблазнить свою невесту, Вадим Александрович? – Вкладываю клубнику между губами, нарочно придерживая ее ртом, прикусываю и жадно глотаю сок.

Он внимательно наблюдает.

Дергает кадыком.

Я довольно жмурюсь.

– Собираюсь поужинать и позавтракать, – говорит тем самым тембром, от которого глоток шампанского с трудом проскальзывает в мое судорожно перехватившее горло. И добавляет: – Возможно, тобой.

Шампанское бьет в голову – или, может, это высота, или тот факт, что я сижу в частном джете напротив мужчины, от которого у меня в прямом смысле слова сносит крышу. А он только что сказал, что, возможно, поужинает мной.

Моя попытка беззаботно рассмеяться застревает где-то в горле, смешавшись с паникой и восторгом.

– Привезешь меня в другую страну, трахнешь а утром вернешь домой, как ни в чем не бывало? Такой план, Тай? – Кроме последнего пункта, все остальное меня устраивает, если честно.

– У меня нет плана, коза, – он откидывается на спинку кресла, и этот жест – само воплощение расслабленной, хищной уверенности. – Просто… импровизирую.

Человек, у которого даже куры – если бы они были – неслись бы строго по плану и по часам – импровизирует? Вадим не врет – я это тоже прекрасно знаю, но чутье подсказывает, что во всей этой «импровизации» случайной может оказаться только погода.

Но даже если так – мне все равно.

Пусть рулит – ему это всегда отлично удается.

А мне – всегда нравится, даже если осознаю это с заметным опозданием.

Черт, я так давно не пила, что даже один бокал шампанского ударил в голову, а я уже попросила у стюардессы второй. А вот Вадим пьет только воду.

– Я никогда не была в Венеции, – признаюсь я, разглядывая в иллюминатор подсвеченные закатным солнцем облака.

– Я тоже, – роняет Авдеев.

– Правда? – не могу поверить. – Я думала. Ты уже весь мир избороздил вдоль и поперек.

– Правда. – Он тоже бросает мимолетный взгляд в окно – и снова переключается на телефон. – Ты же видела, как я обычно путешествую. Смотреть достопримечательности и делать круг, чтобы поставить галочку «покатался на гондоле» времени как правило нет.

Я помню. В Нью-Йорке он много работал и из трех дней, которые мы провели вдвоем, у нас был только один вечер вместе. Правда, совершенно фантастический.

Я уже миллион раз отругал себя за то, что выбросила уродливого зайца, которого Авдеев купил мне у уличного торговца. Теперь кроме воспоминаний, у меня о той поездке не осталось ничего.

Остаток полета проходит как в тумане. Мы болтаем. Вернее, болтаю в основном я, подпитываемая шампанским, нервным возбуждением и предвкушением. Рассказываю какие-то дурацкие истории про наш магазин, про то, как Оля в прошлое воскресенье чуть не спалила нам проводку, пытаясь подключить новую печь для обжига. Вадим слушает. Внимательно, без намека на попытку обесценить мои проблемы, которые, на фоне его сложных переговоров и многомиллионных контрактов, наверняка выглядят просто смехотворными.

Когда самолет начинает снижаться, мое сердце ухает вниз.

Мы приземляемся в аэропорту Марко Поло, и нас встречает не гулкая тишина зала для обычных посетителей, а отдельный, тихий терминал. Как будто мы члены королевской семьи.

Я ожидаю, что у выхода будет ждать какой-нибудь представительский автомобиль, но Вадим ведет меня по длинному, крытому переходу, в конце которого – не парковка, а причал.

То, что покачивается на темной воде, похоже на катер, но выглядит как произведение искусства. Длинный, узкий, из полированного, сияющего красного дерева, с кремовым кожаным салоном. Кажется, что-то похожее я видела только в старых фильмах с Софи Лорен.

– Это… это что, наша машина? – Голос бесконтрольно срывается на восторженный писк.

– В Венеции нет машин, Барби, – усмехается он. – Это – наш такси.

Вадим усмехается, заходит на катер первым и помогает сесть мне. Накрывает колени мягким кашемировым пледом, который лежал на сиденье.

Катер бесшумно отходит от причала и скользит по воде лагуны. Я оглядываюсь на здание аэропорта, которое стремительно удаляется, превращаясь в маленькую черную точку, а вокруг остается только вода и небо нереальных оттенков розового и фиолетового.

Я как-то читала, что на самом деле воздух в Венеции пахнет так себе из-за сточных вод, но сейчас не чувствую ничего, кроме запаха соли и йода. И он абсолютно фантастический, несмотря на одинаковые ноты – совершенно не такой, как дома.

То, что прислоняюсь к его груди, осознаю только спустя минуту, когда рука Вадима мягко ложится мне на плечо, притягивая ближе. Даже если кроме этой поездки на катере больше ничего не будет – я уже счастлива.

– Ты как, не замерзла? – Авдеев подтягивает плед выше, укрывая меня и сжимая руки плотнее, из-за чего меня сразу бросает в жар.

– Боже, да ты горячий как печка, – нарочно веду плечами, устраиваясь на его груди максмально удобно. – У меня как будто личный обогреватель.

Город вырастает из воды медленно-медленно, как мираж.

Силуэты дворцов, купола соборов, тонкие шпили колоколен на фоне догорающего заката.

Катер замедляет ход, и мы входим в Гранд-канал.

Я задерживаю дыхание. Вид настолько невозможный, что впервые в жизни не хочется хвататься за телефон и снимать все вокруг. Хочется впитывать вид кожей, запечатлеть где-то очень глубоко в памяти.

Вокруг нас как будто ожившая сказка и здания, которые, кажется, парят над водой.

Мы проплываем под мостами, и люди, стоящие на них, машут нам руками. Я охотно машу в ответ, в какой-то момент увлекаюсь настолько, что хватаю руку Вадима и начинаю трясти и ей тоже. Он утыкается лицом мне в макушку, слышу, как вздыхает – такие бурные проявления эмоций не в его стиле, но зато моей экспрессии и сумасбродства хватит на двоих. А мне достаточно, что он не сопротивляется.

– Хочешь, сфоткаю тебя? – слышу совершенно неожиданное от него предложение.

– Серьезно? – Нехотя выскальзываю из его рук, разворачиваюсь, чтобы сидеть лицом. Не похоже, что сейчас заржет, да и телефон из кармана уже достал.

– Абсолютно серьезно. – Откидывается на локоть и пока я театрально позирую, то изгибаясь и посылая ему воздушные поцелуи, то выставляя вперед ногу, делает один за другим кадры.

Не сопротивляется, когда забираю телефон, чтобы посмотреть, что получилось.

Почти все получилось идеально.

На секунду появляется желание пролистать галерею выше.

Но… зачем? Это скорее рефлекс, потому что… если Авдеев сказал, что у него никого нет – значит, никого нет. На вранье я его ни разу не ловила. Тем более – бросаю взгляд на свое офигенно кольцо – я теперь его невеста, и пусть даже не очень хорошо справляюсь, для него это определенно очень много значит.

Я снова откидываюсь ему на грудь – урчу, когда тут же рефлекторно обнимает за плечи – задираю телефон так, чтобы мы попали в кадр и делаю парочку совместных селфи.

– Выложу, пожалуй, вот эту, – нарочно выбираю кадр, где я получилась идеально, а он смешно морщится.

– Не забудь подписать, что у меня такая рожа с будуна, – не сопротивляется Авдеев.

– Правда… не против? – Я, конечно, ношу его кольцо, но вместе мы до сих пор нигде не светились. Очень может быть, что до конца испытательного срока, кольцо – это вообще единственное, что у меня останется от нас. Но меня этот вариант развития событий настолько пугает, что я стараюсь вообще о нем не думать.

– Правда не против, коза, – соглашается.

Захожу к себе на страницу, прикрепляю фото к сообщению и пишу: «Я и Стремянка».

Кнопку отправки не нажимаю – жду, что в последний момент меня остановит, но Вадим даже не дергается. А я все сбрасываю, потому что на самом деле именно это фото никому показывать не хочу.

Катер замедляет ход и причаливает к небольшому, уединенному причалу, освещенному старинными фонарями. Нас встречает человек в ливрее, Вадим выходит первым и снова подает мне руку.

– Добро пожаловать в «Gritti Palace», сеньор Авдеев, сеньората Таранова.

Мы не идем через главный холл, а по тихим, гулким коридорам, устланным коврами, мимо картин в тяжелых золоченых рамах.

Наш номер больше похож на апартаменты дожа – огромная комната с потолком, расписанным фресками, антикварная мебель, обитая тяжелым, бордовым бархатом. Гигантская королевская кровать под балдахином,