Текст книги "Шипы в сердце. Том второй (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 35 страниц)
Мне она еще ни разу не отсасывала – для меня не принципиально, потому что я в курсе своих «габаритов» и не жду от женщин неудержимого желания так надрываться. Хотя было бы лукавством сказать, что я никогда не фантазировал о том, как натяну ее рот.
Крис поднимает на меня взгляд, потом опускает на член – он вообще без моего участия снова дергается в сторону ее губ – и опять смотрит на меня.
– Не надо, если сомневаешься, коза.
– Ты прикалываешься? – Обхватывает мой член ладонью, поглаживает, облизывает губы. – Еще скажи, что не хочешь.
– Хочу. – Прикрываю глаза, балансируя на тонкой грани между тем, чтобы без спроса трахнуть ее рот так, как мне хочется, и тем, чтобы начать ее упрашивать. – Пиздец, как сильно хочу, если честно.
«Довольна?» – спрашивает мой взгляд сверху вниз.
Она довольна – и она открывает рот.
Губы – горячие, мягкие, и как будто неумелые.
Она касается головки. Робко. Пробует кончиком языком.
Блять. Я шиплю сквозь зубы.
Это пытка – идеальная и персонализированная.
– Я не очень… – Она краснеет еще больше, и пробует снова.
Просто… целует. Лижет. Пытается взять глубже, но давится и кашляет.
– Аккуратнее, Барби, – хриплю я, но рука сама тянется к ее затылку.
Запускаю пальцы в шелковые пряди. Не грубо. Не тащу. Просто держу. Направляю.
– Вот так… да…
Показываю ей правильный ритм и угол. Чуть глубже.
Она стонет, шумно дышит носом, но слушается.
Ее горло сжимается вокруг моего члена.
Это, блять, невыносимо.
Она работает языком, неумело, но так старательно, что меня ведет.
– Отлично смотришься, Барби… – Говорю на выдохе, когда поднимает на меня взгляд – влажный от усердия, но полный азарта. – С моим хуем во рту.
Правда в том, что вот так говорить во время секса я – люблю.
Но говорю так только с ней, потому что от моих слов Барби не морщит нос, а начинает еще усерднее сосать.
Сжимаю челюсти почти до скрипа, а мышцы на животе болезненно сводит, когда берет глубже. Ей сложно, но она не отступает, расслабляет горло – и пускает еще глубже.
– Блять, Крис…
Я почти на грани. Еще минута такого «десерта» – и кончу ей в рот.
Наматываю ее волосы на кулак. На этот раз жестче. Подталкиваю ее голову на себя, наслаждаюсь секунду новой глубиной и самыми охуенными ощущениями в жизни – и тут же, не давая опомниться, вытаскиваю член из ее рта.
Барби издает разочарованный стон, смотрит на меня снизу вверх, ничего не понимая. Ее губы блестят от моей смазки.
– Вставай, – приказываю.
Она подчиняется. Медленно поднимается с колен, покачиваясь. Проводит тыльной стороной ладони по губам – так дерзко и немного смущенно, что меня окончательно разматывает.
– Эй, Авдеев, мы же договорились – пока я не…
– Прости, малыш, но конкретно сейчас мне уже по хуй, что ты сказала, – мрачно усмехаюсь… и вижу, что именно этот ответ она надеялась услышать.
Я подхватываю ее на руки. Она обвивает меня ногами, прижимается, целует.
В отместку за нарушенные планы – кусает за губы.
Я в ответ отвешиваю пощечину ее ягодице, и Крис звонко пищит, дергаясь и ёрзая, как маленькая фурия.
Бросаю ее на кровать – на это огромное королевское нечто под балдахином, все в бархате и роскоши. Барби падает, как кошка, тут же переворачиваясь на спину. Волосы разметались по подушкам, кожа на животе подрагивает.
Когда сдергиваю рубашку с запястий – вместе с жалобным стуком отлетевших пуговиц – выгибается, расставляя ноги шире. Смотрит на меня диким поплывшим взглядом, уже такая мокрая, что на ткани под ней остаются темные мазки.
Остатки одежды бросаю тут же, ложусь на нее.
Впиваюсь в губы, в шею, в плечи. Барби громко выразительно стонет, когда рот захватывает ее грудь. Язык находит холодный, твердый металл штанги. Я сосу ее грудь, прикусываю пирсинг, кручу его языком, слыша, как Крис подо мной стонет, выгибаясь дугой.
– Насколько сильно ты пьяная, Барби? – бросаю на нее голодный взгляд. Об этом нужно было спросить раньше, но я упустил момент. И все же если она потеряла контроль – придется остановиться (хуй его знает как, конечно). Хочу чтобы она понимала, что делает.
Барби запускает пальцы мне в волосы, сжимает на затылке именно так, как я люблю.
Смотрит на меня, выразительно и плавно как волна толкаясь собой навстречу моему члену, потираясь и дразня.
– От тебя больше, чем от вина, – стонет. Совершенно осознанно, слава богу.
Моя рука скользит вниз. По плоскому животу, ниже, к ложбинке.
Она вся мокрая. Пальцами размазываю эту влагу вокруг, дразня, пока Крис сама не начинает насаживаться. Сначала – один палец. Она реагирует на проникновение громко, сжимаясь вокруг.
Добавляю второй – стонет громче, сама толкая бедра вперед-назад, реагируя так остро, что ее запах щекочет мои ноздри и плавит остатки терпения.
– Трахни меня…. – выстанывает с откровенной похотью. – Вставь в меня свой чертов член, Авдеев.
– Барби… блять, в следующий раз точно выебу твой маленький грязный рот, – усмехаюсь и развожу ее бедра, забрасывая ноги себе на предплечья.
Она открывает глаза – смотрит, кусает губу.
Громко охает, когда вхожу сразу одним мощным глубоким толчком. Запрокидывает голову, раскрывает рот в беззвучном крике.
Я замираю, чтобы удержать контроль. Чтобы не сорваться – потому что сорваться хочется как никогда в жизни. Внутри нее – узко, горячо, просто пиздец как охуенно.
Чувствую как сжимается вокруг меня, пульсирует, делая задачу «не слететь с катушек» почти невозможной.
– Тай… – Барби изо всех сил цепляется ногтями мне в предплечья, и эта боль немного отрезвляет. – Еби меня… нежненько.
Вот же мелкая коза.
Начинаю двигаться.
Плавно, как она просила.
Медленно, почти лениво, растягивая каждую секунду. Вхожу и почти полностью выхожу, дразня, заставляя ее цепляться в мои руки, царапаться и просить.
Грудь мягко покачивается в такт моим толчкам.
Барби тут же угадывает мои мысли, подхватывает ее ладонями, перебирает соски пальцами, показывая, подставляя. Разматывая мое терпение в хлам.
Но кончает первой, буквально за несколько покачиваний – длинных, до самого основания и влажных липких звуков наших тел. Кричит, сжимаясь вокруг моего члена так сильно, что отрывает мои последние предохранители.
Становлюсь на колени, развожу ее ноги за лодыжки, мрачно с наслаждением разглядывая, как ее влажные припухшие от нашего секса губы сочно и без сопротивления «глотают» мой член.
Отрываюсь, вгоняя в нее уже без тормозов.
Быстро, мощно, на пределе.
Ее тело сводит судорогой, она снова выкрикивает какой я чертов мудак и как классно ее ебу и еще кучу грязных словечек. Извивается подо мной, дуреет, кайфует.
И меня сносит вслед за ней. Кончаю, сцепив зубы, глубоко, вгоняя каждую струю жестким шлепком своих бедер – об ее.
Я падаю на нее сверху, удерживая часть веса на руке, чтобы отдышаться.
Потом – переворачиваюсь, тяну ее себе на грудь. Прижимаю, зарываюсь носом во влажные волосы.
– Ты в меня кончил, Авдеев, – бормочет Барби, забрасывая на мену руку и ногу.
– Ага, – пропускаю ее пряди между пальцами, чуть-чуть сжимая, заставляя посмотреть мне в глаза.
Ее зрачки размером с блюдца. Но хмурая складка между бровями – очень плохая попытка изобразить недовольство.
– Ты мне отличных детей рожаешь, Барби, – издеваюсь. Тема детей никогда не была для меня болезненной, но иногда триггерила. С ней ничего этого нет. Залетит – супер, не получится – ничего страшного, одного улыбчивого пацана она мне уже родила.
– Учти, товарищ богатый мужик, что с двумя детьми я у тебе половину состояния отожму. – Крис пытается казаться серьезной, но вместо этого широко, сладко как мышь, зевает прямо мне в лицо.
– Спасибо, что озвучила намерения, мелкая голдиггерша – завтра же распихаю все по оффшорам.
– Вот мудак. – Снова зевает, забираясь на меня сверху, растягиваясь, как медуза.
Занимать две трети кровати ей уже мало – теперь Барби дрыхнет на мне.
И я специально держу ее крепче, чтобы не сползла.
Глава тридцать четвертая: Барби
Я просыпаюсь не от будильника и не от солнечного света, хотя он уже настойчиво пробивается сквозь тяжелые бархатные шторы, золотя пылинки в воздухе.
Меня будит сладкая тягучая боль между ног.
Мышцы на бедрах и спине гудят, как струны, на которых страстно, жестко и усердно играли всю ночь, не жалея пальцев.
Медленно открываю глаза. Над головой – потолок, расписанный фресками с ангелами и нимфами, которые, кажется, смотрят на меня с легким, заговорщицким прищуром.
В комнате пахнет сексом, солью и Венецией.
Пахнет так, что сдуреть можно от количества одновременно взорванных в моем сердце карамельных хлопушек.
Мягко ерзаю, пытаясь найти удобное положение, а потом поворачиваю голову на подушке – и натыкаюсь на спящего Вадима.
Господи.
Он лежит на животе, почти полностью сбросив с себя тяжелое покрывало. Обнаженная спина – широкая, бронзовая, испещренная моими вчерашними царапинами, тонкими розовыми полосами моего отчаяния и восторга. Помню, как впивалась в него ногтями, как не могла сдержать крик, когда он…
Прикусываю губу, чувствуя, как между ног, где все еще саднит, начинается новый потоп.
Его лицо повернуто ко мне, он крепко спит, уткнувшись носом в подушку. Ресницы – густые, черные, невероятно длинные – отбрасывают тени на высокие скулы. Губы приоткрыты и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не дотронуться до них кончиками пальцев. Одна рука лежит под подушкой, другая – согнута в локте, всего в паре сантиметров от моей.
Смотрю на него, и меня топит нежность – такая острая и всепоглощающая, что становится трудно дышать. Это не похоть, которая бушевала во мне сутками, каждый день, что мы живем под одной крышей.
Это… счастье. Тихое, такое пугающе хрупкое и безмятежное, что хочется расплакаться.
Я – его женщина. Сплю в его постели, ношу его кольцо. Это я оставила следы на его спине.
Мне еще немного страшно, что он снова превратится в лед, но если быть до конца честной, то это – отголоски моей детской боли, а не то, чего я на самом деле боюсь.
Осторожно, стараясь его не разбудить, протягиваю руку.
Кончиком пальца едва касаюсь плеча, глажу кожу, ощущая ее тепло.
– Ты – мой, – говорю тихо-тихо, возможно, даже не вслух, а просто в своей голове.
В ответ на мое прикосновение Вадим, не просыпаясь, ворочается. Делает тягучее ленивое движение – и тяжелая, горячая рука падает мне на талию. Притягивает меня к себе, не открывая глаз, и снова зарывается носом в подушку, укладывая подбородок мне на плечо.
Я замираю, боясь дышать в этой самой сладкой и желанной ловушке в мире.
Тону в этом всем – в дыхании, которое щекочет шею, в тяжести по-хозяйски лежащей на мне руки. Сердце заходится в сумасшедшем счастливом ритме.
– Ммм… – Мужской голос, хриплый и глубокий ото сна, вибрирует прямо у меня в ухе, посылая по коже армию мурашек. – Кажется, коза, ты все-таки не блевала.
Я закатываю глаза, пытаясь сдержать рвущуюся наружу улыбку.
– Доброе утро, Авдеев. Как невероятно романтично с твоей стороны.
Он хмыкает, рука на моей талии сжимается чуть крепче, прижимая меня к горячему как печка, обнаженному торсу.
– Ты вчера столько выпила, Барби. Был уверен, что утро начнется с твоих страданий и стакана воды.
– Разочарован? – Задираю голову и наши лица оказываются так близко, что я могу сосчитать каждую его ресницу. И делаю то, о чем всегда мечтала – мягко выуживаю пальцами запутавшиеся между ними пряди.
Мое Грёбаное Величество, наконец, открывает глаза. Синие. Бездонные. Сонные, чуть расфокусированные.
– Скорее, удивлен, – он медленно проводит большим пальцем по моей талии, поглаживая и чуть-чуть надавливая, из-за чего я непроизвольно всхлипываю. – Реально что ли даже голова не болит, коза?
– Ни капельки, – произношу с триумфом. Провожу кончиками пальцев по следу от ожога на его щеке. Давным-давно перестала его замечать, но кажется, что с ним Авдеев еще красивее.
Он не отстраняется – просто смотрит. И этот его взгляд – изучающий, трогающий, адски интимный – заставляет краснеть.
– Тай…
– М?
– Расскажешь про свои мины?
По взгляду вижу, что он рассчитывал услышать что-то другое. Немного хмурится и снова закрывает глаза.
– Крис, сейчас восемь утра. Дай поспать.
Пытается притянуть меня ближе, уткнуться лицом в шею и снова провалиться в сон.
– Нет. Стоп, Авдеев, не спать! – Упираюсь ладонями ему в грудь, отталкивая, насколько это вообще возможно. Чувствую себя невероятно смелой для любых вопросов, хотя валяюсь совершенно голая – с совершенно голым им. – Помнишь, «правда или действие»? Ты обещал!
– Я обещал на террасе. А здесь, – он демонстративно зевает, – я собираюсь спать.
– Авдеев!
Он игнорирует, раззадоривая меня еще сильнее.
– Тай! – Тычу пальцем в твердый, как камень, бицепс.
Ноль реакции.
Тяну его за ухо. Он только урчит, как большой, недовольный медведь, и сильнее сжимает руку на моей талии.
– Да что ты за человек такой! – Пыхчу от возмущения и, поддавшись внутренней вредности, сую палец… прямо ему в нос.
О, вот это, конечно срабатывает.
Его реакция мгновенная.
Он не просто просыпается – он взрывается. С рычанием, которое больше похоже на звериное, переворачивается, и в следующую секунду я оказываюсь под ним, придавленная к кровати его тяжелым раскаленным телом, с запястьями, которые Вадим за долю секунды сгребает в ладонь и заводит мне за голову.
Более беспомощную позу невозможно и представить.
Но я все равно фыркаю и возмущенно брыкаюсь. Правда в итоге добиваюсь только того, что он ложится на меня полностью, как чертова бетонная плита.
Кайфушки…
– Совсем страх потеряла, коза? – щурится мне в лицо. В синих глазах пляшет сумасшедший голодный огонь.
Издаю выразительный победоносный «Ха!»
– Так вот – теперь, когда ты проснулся…! – Триумфально ёрзаю под воображаемый ритм ча-ча-ча.
– Ты меня прикончишь, Барби, – стонет Авдеев, роняя лоб мне в плечо и с шумом вдыхая запах.
Заметно отросшая за ночь щетина покалывает кожу, и я выгибаюсь навстречу, сладко охая, когда ей на смену приходят влажные поцелуи и покусывания.
– Тай, нууу? – Обвиваю его ногами, чувствуя, как член, уже твердый, упирается мне в живот.
– Ты не отстанешь, да? – Поднимает голову. В глазах – капитуляция.
– Неа.
Мое Грёбаное Величество тяжело вздыхает, перекатывается на бок, утягивая меня за собой. Теперь мы лежим лицом к лицу, наши тела прижаты друг к другу. Я собственнически забрасываю ногу ему на бедро, он тут же обхватывает ее ладонью, пробегая пальцами по слишком чувствительной к его прикосновениям коже.
– Хорошо, – ворчит и на секунду замолкает, подбирая слова. – Не люблю, когда мне не доверяют. Когда додумывают то, чего нет, хотя можно спросить – и я всегда честно отвечу.
Конечно, я понимаю о чем он.
– Истерики – тоже не люблю.
– То есть, если я буду ревновать тебя к каждой блондинке в радиусе километра, ты снова будешь очень, оооочень сексуально рычать? – Не могу не подколоть. Его слова звучат как правда, которую я сама же выпросила. Не как обвинение. Наверное, поэтому я так спокойно на них реагирую.
– Мне показалось или ты сейчас намекаешь, что собираешься это делать, коза? – Пальцы берут мою щиколотку в кольцо, забрасывают выше, так, чтобы я рвано сглотнула от ощущения упирающейся мне между ног головки.
– Тебе показалось что намекаю, – начинаю скользить над ней, испытываю его нервы на прочность. – Потому что на самом деле говорю это прямым текстом: Авдеев, я буду мотать тебе нервы.
– Знаю, – усмехается.
– Таааак… – Подаюсь вперед, касаясь его губ своими. – Насколько сильно ты готов это терпеть?
– По десятибалльной шкале, Барби? – Свободная ладонь запутывается в моих волосах, сжимает пряди, подавая мое лицо навстречу, чтобы контролировать каждое движение. Чтобы самому дразнить близостью губ и предвкушением поцелуя.
– Ага.
Делает вид, что серьезно задумался.
– Балла на три, – наконец, выносит вердикт.
– Что?! – Я возмущенно пинаю его свободной ногой по голени. – Три балла? Ты серьезно? Я рассчитывала минимум на семь!
– Четыре, – невозмутимо парирует он и губы, которые я уже до усрачки хочу поцеловать, кривятся в ухмылке.
– Семь, Авдеев, и не меньше! Я – твой самый рискованный, но очень высокодоходный актив, помнишь? Такие, как я, требуют особого терпения и поблажек.
– Четыре. – Притягивает ближе, и долгожданный поцелуй обжигает кожу над ключицей. – Это, мой потолок, Барби. Можешь даже не пытаться.
– Как самонадеянно… – Подвигаюсь ближе, толкая бедра так, чтобы от очередного скольжения по его члену, Авдеев предупреждающе скрипнул зубами. – А как же… переговоры?
Его бровь медленно ползет вверх. «Серьезно, коза?»
– Абсолютно, – отвечаю на этот безмолвный вопрос, подставляя под поцелуи подбородок, и шею. – Собираюсь выторговать себе право быть сумасшедшей истеричкой минимум на семь балов.
Вадим простреливает меня заинтересованным взглядом – и переворачивается на спину, утягивая за собой. Закидывает руки за голову, смотрит на меня из-под полуприкрытых ресниц, давая полный карт-бланш.
– Ну допустим, – заявляет с наглой ухмылкой. – Попробуй переубедить меня вложить… больше.
– Может лучше сразу сдашься? – Приподнимаюсь на локтях, и кончики моих волос щекочу его нос и щеки, заставляя смешно морщится и фыркать. – Это не спортивно – ты еще даже не проснулся.
– Даю тебе фору, – лениво тянется.
Я целую его в подбородок, в шею, в ключицу, медленно, миллиметр за миллиметром, соскальзывая вниз по этому роскошному рельефному телу.
Ладони скользят по его покатым плечам, по охуенным бицепсам, по рельефной груди.
Глажу его соски, и они тут же напрягаются под моей ладонью. Вадим шипит чуть громче, но не двигается. Наклоняюсь, провожу языком по одному. Он соленый и горячий. Вадим с шумом втягивает воздух, напрягается подо мной.
Триумфально опускаюсь ниже. Губами – по его прессу, по выразительным кубикам. Целую шрам у него на боку, чувствуя, как под моей щекой напрягаются мышцы.
Член, твердый, как сталь, упирается мне в бедро, соблазнительно подталкивая закончить игры и просто взять свое.
Вадим не двигается и не трогает. Только смотрит с очевидным вызовом.
Ладно, ты у меня все равно сдашься…
Спускаюсь ниже, пока мои бедра не оказываются на уровне его.
– Я хочу семь баллов, Авдеев, – мурлычу, проводя кончиком ногтя по дорожке волос на его животе.
– Я же сказал что четыре – мой потолок, коза, – хрипло смеется.
– Шесть с половиной. – Моя рука скользит вниз, под одеяло, которое он все еще держит на бедрах, находит его член, пока мы пикируемся взглядами.
Господи, он такой тяжелый и большой, для меня до сих пор загадка, как помещается внутри, но от воспоминаний живот тут же сладко ноет. Сжимаю его в ладони, глажу большим пальцем влажную головку.
Авдеев негромко цедит воздух сквозь зубы, его бедра дергаются мне навстречу.
– Четыре, Барби, – выдыхает он.
– Шесть, Тай, – произношу нараспев, наклоняюсь и веду языком по его животу, спускаясь все ниже. Мягко дрочу, подхватывая ритм, который заставляет его рефлекторно толкаться в мои пальцы. – Или… спи себе дальше.
Разжимаю ладонь, дергая бровью с видом: «Твоя очередь торговаться».
– Блять, Крис… Пять, ладно. – Авдеев хрипло смеется и возвращает мою ладонь на свой член. Сжимает пальцы поверх моих, задает новый ритм.
А потом приподнимает за талию, выразительно подсказывая, что собирается натянуть меня как игрушечку.
Как я люблю, как он сам обожает.
– Минимум – шесть. – Смотрю ему в глаза, придерживая член у основания, насаживаясь на него… плавно. – Бля-я-ять…
Это не его стон – это чистая эмоция срывается с моих губ.
Он входит в меня так медленно, так глубоко, так… правильно. Заполняет, растягивает.
На минутку вонзаю ногти ему в грудь, призывая не двигаться, дать мне привыкнуть – в который раз – к этой абсолютной наполненности.
А, привыкнув, начинаю томно раскачиваться, как на дикой зверюге, которую нужно изо всех сил контролировать бедрами, чтобы не порвал.
Вперед-назад. Вверх-вниз. Ловлю кайфовый для нас обоих ритм.
Дразню, чувствуя в себе каждый миллиметр члена – и сжимаю его внутренними мышцами, хотя это едва ли ощущается, потому что я распята на нем, как грешница на дыбе.
Вадим выуживает руки из-за головы, пальцы сжимают простыню.
– Нравится, Тай? – Наклоняюсь, целую его с жадностью, орудуя языком в его рту.
– Да, – толкается навстречу, – нравится, Барби… Попрыгай быстрее.
– Шесть, помнишь? – шепчу, и в качестве «бесплатного» бонуса опускаюсь на него чуть глубже.
Он шумно выдыхает через нос.
Ладони находят мои бедра – впиваются так, что кожа болезненно натягивается.
– Давай по-взрослому, малыш, – дает мне глотнуть воздуха, приподнимает… и резко опускает вниз.
Я вскрикиваю, оставляю на его груди глубокие красные полосы.
Он хищно лыбится.
– Мы же… – задыхаюсь от восторга, – … не договорились, Тааай…!
– К черту, – бросает крайне небрежно.
Я знаю – жопушкой чувствую – что сейчас он будет ебать именно так, как пообещал – по-взрослому.
И меня плавит, рвет…
Авдеев упирается пятками в матрас.
И его «не проснувшееся» тело взрывается подо мной резкими жесткими толчками.
Мощно и глубоко. Снизу вверх. Каждое движение как будто прошивает насквозь, перепрограммирует, лишает контроля, превращая в маленькую зависимую «авдеевскую куколку».
Мои стоны становятся громче, я больше не могу и не пытаюсь их сдерживать.
Он приподнимается на локте, подается вперед, сжимает ладонью мою грудь – до сладкой щекочущей боли. Находит языком пирсинг, втягивая, кусая, оттягивая, пока толкается снизу своим совершенно волшебным членом.
Мне так хорошо – как никогда-никогда-никогда!
Вбивается снова и снова, ритм становится рваным, безумным, на пределе всего, что я могу выдержать.
– Долбаная ты…! – Визжу, когда очередной удар бедрами подбрасывает меня как игрушечную – Ах! Американская… горка!
Он снова падает на подушки, хватает за талию обеими руками, прижимает к себе так, что я теряю дыхание.
Тупо натягивает – до упора, до ноющих сладких спазмов внизу живота.
Я кончаю очень громко, и очень предательски мокро.
Рвусь на тысячи кусочков сокрушительного удовольствия, каждый из которых и правда похож на маленькую смерть.
Но все равно, даже расплавляясь на его члене, чувствую, как мое Грёбаное Величество кончает в меня раскаленными струями.
Падаю на него, обессиленная и восхитительно довольная.
Его руки гладят мою спину, зарываются в волосы, губы сминают мои – глотая каждый стон, которые все никак не заканчиваются. Мы лежим, пытаясь отдышаться.
– Хорошо коза, – шепчет мне в волосы чуть хрипло. Усмехается. – Пусть будет семь.
