Текст книги "Забудь обо мне (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц)
Глава двадцать пятая: Сумасшедшая
Я открываю глаза от острой неприятной боли во лбу.
Чувствую себя так, словно на мне всю ночь жарили яичницу, она подгорала, и потом все это соскребали железной лопаткой.
Меня вчера тошнило? Что я вообще вчера несла?
Еле ворочаю языком во рту, приподнимаюсь на локтях и выдыхаю, когда на прикроватной тумбочке замечаю стакан с минералкой и новенький нетронутый тюбик энтеросгеля.
Кровать подо мной просто огромная, постельное белье черное с серым и приятно хрустит чистотой. Только вот на соседней подушке все равно знакомый мне запах острых, как бритва, ирисов.
Набираюсь смелости и, пожелав себе удачи, приподнимаю покрывало. На мне трусики и лифчик, все красивое, с кружевами, я же собиралась покорять мужчину своей мечты. А оказалась во всей этой новенькой красоте в кровати Бармаглота. Пьяная. В хлам.
Когда-нибудь я буду рассказывать внукам, что была той еще шалуньей в молодости.
Я выдавливаю порцию геля в ложку, проглатываю, стараясь не думать о том, что на вкус это как силикатный клей, быстро запиваю водой и снова лезу под одеяло. С головой. Потому что стыдно.
Когда открываю глаза в следующий раз, в комнате до сих пор никого нет, и я даже не знаю, который час, потому что жалюзи плотно закрыты и в доме вообще ни звука. Но, по крайней мере, в этот раз на моей бедной головушке ничего не жарили, разве что подогревали тот несчастный подгоревший омлет.
Хотя, какие-то звуки я все-таки слышу.
Голос Бармаглота. Где-то за закрытой дверью. Что говорит – не разобрать, но явно старается сдерживаться, то и дело рыкая на кого-то на том конце связи.
На тумбе – новая порция воды и поджаренный ломтик белого хлеба.
Съедаю все и даже еще порцию геля.
Марк прекращает отчитывать кого-то по телефону, выдыхает – и заходит в комнату.
Вернее, открывает дверь, но так и остается стоять в пороге, опираясь плечом на дверной косяк.
В спортивной расстёгнутой кофте с логотипом «Найк» и темных штанах того же бренда.
Губы плотно сжаты.
Взгляд злой с прищуром.
Здоровенные ручищи скрещены на груди.
– У нас был секс? – сразу спрашиваю я.
Он щурится еще сильнее.
Моя глупая голова, увы, в этот ответственный момент вдруг осознает, что именно так должна была выглядеть та знаменитая сцена из «Оттенков». И Грей должен быть вот такой – чтобы одним взглядом отхлестал как ремнем.
За темными ресницами его серебряные глаза кажутся каким-то демоническими.
Я на всякий случай подтягиваю одеяло до самого носа, понимая, что сейчас мне влетит.
Вполне, возможно, заслуженно.
– То есть после того, как ты половину ночи блевала, материлась и рвалась к какому-то «Марту», а потом сказала, что умираешь и вырубилась, единственное, что тебя волнует – трахнул ли я тебя?
Да, Алиса, не с того ты начала.
Но это же Бармаглот. Если почувствует мою слабость – сожрет и кости перемолотит. С ним нельзя по-другому, потому что до тех пор, пока ему сопротивляются – это все интересно и забавно, и азартно. А когда сдалась – стала Милой, которая видит в каждой женщине соперницу и молится на каждую его ночь в супружеской постели.
Я дурочка, но не дура, чтобы не понимать элементарных вещей.
– Не хочу думать, что секс был таким посредственным, что и не вспомнить, – отвечаю я и, закручиваясь в одеяло, пытаясь спустить ноги с кровати.
– Собралась куда-то? – елейно интересуется Марк.
– Ага, продолжать вести разгульную жизнь, а то рискую превратиться в самую скучную в мире бабку без рассказов о бурной молодости с летчиком, моряком и красивым капитаном дальнего плаванья.
– Зай, ну-ка быстро вернулась на место!
Я быстро – даже не особо понимая, что и зачем – забираюсь обратно в кровать.
Вот же упырь!
Бармаглот хищно улыбается, явно довольный, что по его команде я мгновенно забралась в кровать. И даже не скрывает, гад, что ему нравится, что именно кровать стала тем самым местом, где я так послушно сижу.
Ладно, спишу это все на похмельный синдром и то, что как бы там ни было – этот мужик был идеален вчера ночью. Хотя я не сомневалась, что он приедет меня забирать. Потому что это – Бармаглот. Он не упустит шанс поиграть мускулами и показать, кто в доме – мужик. А мне не хотелось быть одной.
И, если честно, не хочется до сих пор.
Потому что так я вроде как не одна, но и никоих обязательств ни перед кем у меня нет. И можно даже закрыть один глаз на то, что я забила на принципы и провела ночь в постели женатого мужика, которому обещала, что он до меня дотронется только через документ о разводе.
Кого я обманываю?
– Ничего не было, – хмыкает Бармаглот и прет в мою сторону, на ходу стаскивая кофту. Стряхивает ее с запястий прямо на пол, разминает плечи и плюхается рядом, опираясь на локоть и рассматривая меня своими гадскими серебряными глазами. – Ты была совершенно невменяемая, Заяц. И я, знаешь, не очень горю желанием жарить бесчувственное тело, которое пускает сопли по какому-то ебучему весеннему месяцу. Из твоей жизни снова слился очередной классный мужик? Где ты их только таких находишь.
– На мудачьей фабрике, – зло огрызаюсь я, потому что на это мне нечего возразить.
Получается, что Миллер снова оказался прав. Сказал же, что «малахольный» со мной не справится, хоть по факту, получается, это я не дотянула, чтобы «перебить» вкус Дины.
Я снова еложу во рту, пытаясь избавиться от неприятного привкуса.
Нет, это не после рвоты.
Это вкус внезапно падающей самооценки. А такого со мной не было с восьмого класса, когда мальчик за соседней партой так и не въехал, кто подкинул валентинку ему в дневник.
Стоп, Алиса.
Было бы из-за кого!
Он ведь просто…
– Марк Игоревич, – отодвигаюсь и подтягиваю с собой одеяло, потому что от этого мужика горит, как от печки. – Хватит на меня смотреть, как кот на мышь. Я очень благодарна, что вы не воспользовались ситуацией и не надругались над моим бесчувственным телом, но это не значит, что я пересмотрела…
– Зай, пафос вырубила, – снова рыкает он.
Вот как с ним разговаривать?
Глава двадцать шестая: Бармаглот
– Это все равно ничего не меняет, – сделав «училку на минимум», уже спокойнее говорит Заяц.
Киваю, продолжая откровенно насмехаться над ее попытками сделать вид, что ничего такого не происходит.
– Не верь словам пьяной женщины? – предполагаю вслух – и Заяц энергично кивает.
Еще немного ползет к краю кровати.
Даже не знаю, говорить ей или нет, что дальше уже некуда? Хочу посмотреть, как папина принцесска свалится с трона. Может хоть тогда перестанет делать вид, что я – самый херовый мужик в ее жизни. А по факту – единственный, кому она может позвонить бухая в дым.
Мысли о том, что Зайцу хватило бы ума продолжать меня игнорить, и тогда рядом запросто нарисовалась бы компания долбоебов-любителей. Такие всегда трутся рядом, ищут, где им обломится поиметь то самое «бесчувственное тело».
– Еще раз ты напьешься, Зай, я тебе ремнем жопу исполосую – сидеть месяц не сможешь, – уже вообще без улыбки.
Потому что всю дорогу пока ехал до бара, мысленно уговаривал себя не переломать ноги каждой особе мужского пола, которая протянет к Зайцу свои грабли. И самое смешное, что вроде все понимаю, и возраст уже как бы требует соответствовать образу серьезного дядьки, а хрен там плавал.
– Это называется – физическое насилие и абьюз, Марк Игоревич.
Не могу удержаться, чтобы не податься еще немного вперед.
Если подвинется – грохнется с кровати.
Если нет – трахну ее, и пошло оно все.
Заяц пятится спиной, в последний момент понимает, что дальше уже пустота, но даже тогда ей хватает мгновения, чтобы посмотреть на меня так, словно я – говно.
Правда, когда поднимается, даже не пытается прикрыть одеялом.
Фигура – то, что я люблю. Сиськи, жопка, талия, живот с впадиной, но без уродливого рельефа.
– Зай, вернись в постель, – стучу ладонью по кровати рядом с собой.
Она широко улыбается и показывает средний палец.
– Видели бы тебя твои ученики.
– Видела бы вас ваша жена, – огрызается Алиса. – Кстати, она сюда не нагрянет?
– Это моя квартира, Зай. Сюда никто без моего разрешения не войдет. Тем более – жена.
– Ну да, как я могла забыть, что у любого неверного мужа обязательно должна быть холостяцкая берлога, – продолжает накручивать Алиса.
– Не у любого, а только у того, кто может себе это позволить. Никогда не понимал мужиков, которые заводят любовниц и приводят их в ту же койку, где до и после этого трахают жену. Никакого, блядь, уважения к семейным ценностям.
Я ее стебу.
Чтобы не забывала, с кем разговаривает.
Чтобы помнила, что я терплю ее злое мяуканье только потому, что сам так хочу. И границы этого терпения устанавливаю тоже я сам, а не она.
– Тогда я останусь на все выходные, ок? – Заяц смотрит в упор.
Видимо, с ее мужиком все совсем печально, раз пытается спрятаться.
Послать бы ее сейчас на хер, чтобы не думала, что на ней свет клином сошелся, и что взрослый мужик будет терпеть ее заебы. Но ведь не хочется.
– Оставайся, Зай, но не думай, что я буду спать на коврике.
– Да спите вы, где хотите, Марк Игоревич, только руки не распускайте.
– Ты дура? – приподнимаю бровь.
– А вы уже развелись?
Вот на хрена все портить, а?
– Зай, не надо путать жену и нас. Это вообще разные вещи.
– Нет, Марк Игоревич, это все называется одинаково – блядство. В данном случае – ваше. Кухня там? – показывает пальцем себе за спину. – Я от злости всегда такая голодная.
Через час, когда я уже не выдерживаю игнорировать вкусный запах, все-таки заглядываю на кухню. Алиса – спасибо, хоть напялила мою футболку и прикрыла жопу – пританцовывая и отбивая пятками ритм скандинавской группы рокеров, достает из духовки что-то красивое и ароматное, покрытое румяной корочкой сыра.
Судя по всему – в мультиварке тоже что-то готовится.
На тарелке горкой – гренки, отдельно красиво соорудила целую композицию из сухофруктов. Видно, что порыскала в каждом ящике и всюду сунула свой нос. Не зря Вовка так гордится тем, что дочь у него – пацанка без комплексов. Хотя стоит поднять взгляд выше – и понимаешь, что от пацанки тут только характер.
– Я надеюсь, это все съедобное?
Алиса удивленно морщит лоб.
– Все, понял.
Пока она перекладывает мясную запеканку на поднос, накрываю на стол.
Как бы невзначай пару раз задеваю Зайца локтем.
Она шипит, что с такими габаритами я совершаю преступление, если не ношу табличку: «Осторожно – убьет!»
Но в ответ тоже «как бы случайно» задевает меня то грудью, то жопой.
А ведь у меня подходящий по высоте стол, кстати говоря.
– У вас для меня неподходящий по размеру член, – фыркает Заяц, и я понимаю, что случайно подумал вслух.
– Ты меня голым не видела, не пизди, – ржу.
Эта мелкая дрянь ставит запеканку на стол, медленно и бесстыже проводит взглядом по моей груди, животу и ниже.
Бля.
Сую руки в карманы домашних штанов, выразительно пару раз «перекатываюсь» с пятки на носки.
– Я думаю, что вот вообще не ошиблась, Бармаглот, – поднимает взгляд.
– Ты мой дерзкий Заяц, – ухмыляюсь в ответ. – У тебя щеки покраснели.
– А у вас – встал, – скалится она. – И я думаю, что мои красные щечки доставляют мне гораздо меньше неудобств, чем ваша нереализованная эрекция.
Вообще берегов не видит, но иногда это даже интересно.
То, что Заяц умеет готовить, я знаю (попытка ее задеть – не в счет). Она всегда крутилась около матери, когда мы приезжали к Вовке загород: помогала, что-то резала, что-то таскала в духовку. Последние два года вообще практически сама все и делала. До сих пор вспоминаю ее зареванные щеки, когда пыталась приготовить какую-то закуску из интернета, и у нее ничего не вышло. Реально отпаивал коньяком, чтобы успокоилась и вытерла сопли. Но уже на следующий день Заяц снова собралась с силами, засучила рукава – и выдала какую-то нереально вкусную хрень из лука, кучи сортов сыра, орехов, сливочного масла и еще хрен знает чего.
Вот тогда я понял, что этот паровоз никогда на половине пути не притормозит.
Только если сама раздумает.
А раздумывала она на моей памяти всего пару раз, да и то когда не то, чтобы очень хотелось.
Так что, несмотря на все наши ужимки и попытки кусать друг друга, какая-то часть меня четко осознает, что уложить это сокровище на лопатки будет очень непросто. И что тот секс в клубе для нее на самом деле мало что значит.
Просто был импульс, у нас обоих.
Просто мы ему поддались.
Просто она кончила, а я, как придурок, еще минут пять торчал в бабском туалете, пока пройдет стояк, иначе мои приятели, с которыми мы просто отдыхали (вообще без баб), меня бы не очень поняли.
Но я рад, что Заяц осталась на выходные.
Хер его знает, что мы будем делать, но скучно нам точно не будет.
– Между прочим, могли бы и похвалить, – ворчит Заяц, когда я тянусь за очередной гренкой с тарелки и внезапно осознаю, что сожрал их все почти в одно лицо. – Не думаю, что у вас тут часто такие кулинарные изыски.
– Ну, еду из ресторана никто не отменял, уж прости.
– Гад вы, Марк Игоревич. Завтра даже не зайду на кухню, так и знайте.
Откладываю вилку, достаю телефон.
– Хорошо, Зай, тогда утром готовлю я, в обед что-то закажем, а ужинать поедем в ресторан. Куда хочешь? Выбирай любой.
Мне всегда казалось, что такие вещи должны радовать женщин, тем более капризных папиных дочек, но Алиса внезапно грустнеет. Пожимает плечами, отодвигает тарелку, к еде в которой почти не прикоснулась, и говорит, что ей все равно, и вообще – можно посидеть дома и посмотреть телек.
Что опять не так сказал?
Я отодвигаю ее плечом от посудомоечной машины.
– Сам уберу, Бетти[1], иди на звонки ответь.
– Не хочу. Родителям написала, а все остальные пусть лесом идут.
Я заметил, что она как будто боится брать телефон в руки, хоть обычно не выпускает его из рук.
– Бармаглот, хочешь, я тебе вслух почитаю?
Я даже не удивляюсь уже.
Это же мой Заяц.
[1] Ироничное «имя» для образа американской домохозяйки 50-ых годов.
Глава двадцать седьмая: Бармаглот
Суббота, одиннадцать ночи.
Алиса изучает мои книжные полки с видом человека, который ищет сокровища в гробнице египетских фараонов. Я стою у нее за спиной и радуюсь, что в моих домашних штанах есть карманы, и я держу там руки, потому что ее немного выступающая жопа, на которой футболка собралась «гармошкой», кажется самых подходящим на свете местом для того, что взять эту красоту в ладони, сжать и…
– Ага, нашла! – довольно заявляет Заяц, снимая с полки «Путь разрушения»[1].
– Любишь злодеев? – Вопрос риторический. Девчонка, которая слушает крикливых скандинавских рокеров, вряд ли бы стала читать классическое фэнтези.
Хотя, вроде, его она перечитала еще в младшей школе.
– Люблю, люблю, – продолжает ворчать Алиса, обходит меня, нарочно в который раз задевая плечом, и усаживается на диван, поджимая под себя ноги.
Открывает первую страницу и театрально – само собой! – прочищает горло кашлем.
Потом выразительно поднимает бровь.
На диване достаточно места. И есть еще пара кресел, и вообще я могу лечь или сесть хоть на пол – вообще никаких проблем.
Но раз уж мы тут типа_вдвоем, то грех не воспользоваться ситуацией.
– Марк Игоревич, наглеете, – кричит Заяц, впервые в жизни глядя на меня сверху вниз.
Потому что укладываю голову в уютный сгиб между ее коленями и животом.
Обеими руками обнимаю ее за талию, нарочно пару раз сжимаю, как будто подушку.
Вытягиваюсь во всю длину.
– Бухти мне давай, – подначиваю ее.
Алиса обреченно вздыхает.
И начинает читать.
Еще бы я слушал, что там происходит, хоть она очень старается.
Просто даже не замечает, что через пару минут как бы невзначай сначала просто кладет ладонь мне на лоб, постукивая подушечками пальцев, а потом, когда утыкаюсь носом ей в живот, начинает медленно почесывать затылок.
Понятно, что потрахаться с ней перед всем этим было бы вообще идеально, но прямо сейчас все настолько «как нужно», что я даже не могу представить, как бы еще хотел провести субботний вечер.
Мила всегда считала, что самое важное – секс.
Если мы поссорились – мне надо дать.
Если она что-то хочет – мне тоже надо дать, даже если я вообще никогда даже не пытался выстроить наши отношения на «рыночной» основе.
Если ей кажется, что у меня есть другая баба – мне надо давать особенно рьяно и часто.
А вот так просто, тихо и не пиздеть на ухо, как все херово – это было слишком сложно.
– Хммм… – сквозь легкую дрему слышу этот довольный Алискин звук.
– Что опять не так, Заяц? – На всякий случай покрепче сжимаю вокруг нее руки.
– Вы это сейчас мурлыкали, Бармаглотище?
– Тебе показалось.
– Да ну? – Мягко скребет по затылку, и я тихо рыкаю в ответ.
Заяц пищит от восторга, как будто случилось восьмое чудо света.
Пусть радуется.
Мне нифига не сложно.
Ей приятно.
Хули еще нужно?
Позже, когда снова засыпаю под ее выразительное чтение, сквозь сон слышу ту же самую мелодию телефона, на которую Заяц дергалась, как на тревожный колокол. Мысленно даю себе обещание, что если этот «мутный» не перестанет ей названивать, к хренам выброшу телефон куда подальше. Все равно у нее там экран в хлам, надо бы купить новый, а то что это за Заяц – и с трещинами на любимой звонилке в розовом чехле?
Но Алиса осторожно, чтобы меня не разбудить – я продолжаю делать вид, что сплю – встает, откладывает книгу и все-таки берет телефон. Выключает связь. Долго вертит телефон в руках, пока он снова не начинает звонить. На этот раз она все-таки выходит из комнаты, закрывает дверь, и я слышу ее очень сдержанное и сухое:
– Прекрати мне звонить, пожалуйста. Я не блокирую твой номер только потому, что взрослая и такой ерундой не страдаю.
Точно взрослая, Зай?
Меня заедает, что меня она блочила на два месяца просто в путь, вообще без разговоров. И за что? Просто за Милкин треп, который она льет в уши каждой бабе, в чью сторону я смотрел чуть больше положенных пары секунд?
– Я не знаю, о чем нам разговаривать… Не вижу для этого причины…
Я знаю ее уже шесть лет.
С возраста, когда она была еще соплей, в чью сторону взрослым мужика засматриваться вроде как вообще не солидно. И даже вот так, когда она старается не шуметь, прекрасно могу различить плохо скрытое дребезжание в голосе.
– Ты мне не нужен, Март! – Повышает голос. Слышу тяжелый вздох. – Я тебе звонила и… Ах, ты знаешь… Я не иронизирую. Просто не понимаю, зачем ты сейчас мне звонишь, если сделал свой выбор… Нет, Март… Пожалуйста…
Я сажусь.
Провожу ладонью по лицу, стараясь уговорить себя не встревать.
Хотя, конечно, я злюсь. С каждой секундой все сильнее и сильнее.
Потому что даже из этих обрывков фраз картина почти полностью проясняется. У нее что-то случилось с этим ее малахольным, и мой Заяц, как все женщины ее возраста, решила утопиться в вине. А потом вспомнила о том, что есть я – и я, что бы ни случилось, всегда вытащу ее задницу из проблем. Не первый раз уже, хоть именно из-за мужика раньше вроде никогда.
– Андрей, я… не готова тебя сейчас слушать… Нет, не знаю… Я… позвоню, если…
Она не заканчивает – громко всхлипывает и снова роняет телефон.
Что мне, блядь, делать со всем этим дерьмом? Идти ее успокаивать? Оставить в покое? Дать поплакать? Выебать, чтобы перестала страдать херней из-за мужика, который не понимает, какая женщина рядом с ним, и что ей нужно?
Заяц тихо скулит за дверью.
А у меня хоть и железные нервы и прочие мужские причиндалы, но в душе – рвань.
Выхожу, сначала даже не замечаю, где моя Заяц, потому что в коридоре темно и, кажется, что она плачет сразу везде. Только через пару секунд вижу, что она сидит в углу, возле тумбы, обхватив колени. Сразу вытирает слезы, пытается встать, но неуклюже опирается на запястье.
Иногда я реально забываю, что ей всего двадцать четыре. Что в ее возрасте я, хоть и пахал как проклятый, но творил такую дичь, что стыдно вспомнить. А она, хоть и огрызается, и ведет себя, порой, как шило в заднице, но все же абсолютно нормальная молодая женщина, со своими заебами.
– Зай, – протягиваю руки, чтобы помочь ей встать, но Алиса отодвигается и встает сама, придерживаясь за край тумбы.
Обходит меня.
Что-то ищет на полу.
Наверное, телефон, который лежит как раз у меня под ногой. Поднимаю и протягиваю ей.
Она уже не плачет. И даже не всхлипывает. Только немного зло и нервно тычет что-то в телефоне.
– Спасибо, что приютили, Марк Игоревич.
– Куда-то собралась? – слежу за тем, как она идет в комнату и, собрав в охапку вещи, собирается переодеваться в спальне.
– Домой.
– Зай, ты видела время? Два часа ночи.
– Все равно уже не усну.
Жду, пока она переоденется.
Реально, хочется жопу отодрать ремнем, чтобы перестала творить херню. Все же было хорошо, к чему эти внезапные уходы в ночь?
Выходит уже как ни в чем не бывало: ни слезинки, ни расстроенной мордочки.
«Переодела» не только одежду. Это у нее прекрасно получается.
– Собиралась же остаться на все выходные. Что за спешка?
Скрещиваю руки, чтобы не попытаться схватить ее за локоть и затащить в спальню.
Алиса застегивает сапоги, распрямляется и в ответ на мое молчаливое бешенство вдруг спрашивает:
– Бармаглот, а почему мужчины изменяют?
Не то, чтобы я в ступоре, но мне нужно время, чтобы оформить ответ.
Почему? Да по миллиону причин.
– Почему вы все время мечитесь между одной женщиной и другой? Почему не можете просто не быть мудаками и хотя бы не врать нам?
– Тебе я никогда не врал, Заяц.
Хотя мне очень хотелось. Наплести ей с три короба, что если она будет со мной – я разведусь, включу рыцаря и сам поговорю с Вовкой, что трахаю его дочуру, которая на шестнадцать лет младше меня.
Но я ей не врал.
– Ты все обо мне знаешь, Алиса.
– Знаю, – кивает она, набрасывая куртку и наспех завязывая шарф. – Тогда не спрашивайте, почему я ухожу в два часа ночи.
– Давай отвезу, – уже даже не пытаюсь ее задержать.
– Не надо, Бармаглот. На такси деньги у меня точно есть. Спасибо за гостеприимство. И… что были джентльменом.
[1] «Путь разрушения» – первая книга цикла «Дарт Бэйн». Автор – Дрю Карпишин. Книга и события в ней относится к вселенной Звездных войн.
