Текст книги "Забудь обо мне (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 39 страниц)

Глава сто тринадцатая: Бармаглот

– Гооооол! – орет мой Заяц, когда команда в синем вкатывает в ворота противника штрафной.

Она так искренне радуется, что я начинаю подозревать в ней скрытого футбольного фаната, который все это время очень удачно маскировался под маленькую Лолиту.

Лично меня вся эта катавасия на поле не вставляет от слова совсем, так что Заяц отрывается за обоих, и я буду очень удивлен, если после финального свистка выйдет со стадиона с нормально работающим горлом.

Я снова запрещаю своим мыслям уползать на запрещенную территорию.

У нас же вроде как почти_приличное свидание, без намеков, если не считать ту ее фотку, которая до сих пор стоит у меня перед глазами, и на которую я, вполне возможно, буду дрочить сегодня ночью, хоть мне уже и сорок с крючком и это ну как-то вообще не серьезно.

Да и не по хуй ли?

Когда команды снова разбредаются по полю и судья вбрасывает мяч, Алиса занимает место на скамейке рядом со мной и жадно тянется за стаканчиком с «Пепси». Обхватывает губы трубочкой, делая пару глотков.

Замечает мой пристальный взгляд.

Пробегает языком по губам.

– Зай, серьезно, не надо так – выебу же в машине, – смеюсь и упрашиваю одновременно. – Не трави душу.

– Мы это уже проходили, Бармаглот Игоревич, – сверкает зелеными глазищами.

– В «Гелике» не трахались, не пизди.

– Для сквернословов в аду приготовлен особый котел, в котором сидят лингвисты в несгораемых костюмах и читают Толстого и Достоевского, – продолжает накалять градус она.

– Да вообще по хуй, – даю ей повод упражняться в остроумии дальше.

– Вы уже испытали его на прочность? Заднее сиденье? Переднее? – Заяц продолжает улыбаться, но взгляд становится напряженным.

Мы можем сколько угодно от этого бегать.

Можем нести друг другу всякую херню, но факт остается фактом – я реально не чувствовал себя живым все эти месяцы. Особенно после тех ее слов про мою кобелиную натуру.

Потому что, когда из жизни вдруг исчез Заяц, вместе с ней в груди появилась огромная дыра, которую просто не хотелось ничем заполнять. Потому что не было ничего равноценного взамен.

На этот раз я намеренно медленно протягиваю руку, даю Зайцу возможность самой решить – хочет она этого прикосновения или лучше послать меня на хер, и ничего не менять на нашем разводном мосту.

Она даже не думает отодвигаться.

Притрагиваюсь к ее подбородку, сжимаю его двумя пальцами, подушечкой большого поглаживая едва-едва заметную ямочку на подбородке.

– Зай, последний раз я трахался еще до твоего январского монолога.

Ее глаза становятся больше.

Меня туда втягивает, как в проклятую черную дыру.

Нырнуть бы с головой – и пошло оно все…

– Ни в «гелике», ни в койке. Нигде. Веду, блядь, монашеский образ жизни, удрачиваюсь, как пацан, но, насколько я помню, тебе это даже нравилось.

– Я даже видео не смогла удалить, – отвечает она, хоть я читаю ее практически по губам, потому что там опять кто-то кому-то забил, и зрители затянули радостную кричалку.

– Смотришь? – провожу пальцем по ее нижней губе.

– Не скажу. – Осторожно, едва касаясь, зажимает мою костяшку губами.

– Значит, до дыр затерла, – разрешаю себе самодовольство. Я же знаю этот взгляд. И что скрывается за этим прищуром, и улыбкой в уголке рта – тоже. – Мелкая извращенка.

– Большой шланг, – тут же пасует она.

– Хочешь досмотреть футбол? Уверена?

На мгновение мне кажется, что она прямо сейчас сама схватит меня за руку и утащит со стадиона.

Но.

Мой Заяц снова берет стаканчик, снова жадно из него затягивается и, поднимаясь, чтобы лучше видеть, заявляет:

– Уверена, что сегодня я хочу только футбол и спатки. Одна. В своей постели. Так что, если вдруг вам скучно, Бармаглот Игоревич, поднимайте свою задницу и помогайте синим выиграть.

– С какого это хуя синим, а не красным? – корчу обреченного на смерть, но все-таки встаю.

– Чтобы довести меня до морального оргазма, – прикидываясь томной девой, говорит она. – Начнем, пожалуй, пока с этого.

Зараза мелкая.

Но, бля, я реально первый раз за кучу месяцев просто тупо отрываюсь и с удовольствием.

После матча Заяц выглядит довольной и раскрасневшейся.

Пока я расталкиваю народ локтями, не давая ее пинать, держится так близко, что свободная рука сама собой тянется приобнять ее за плечи. Алиса не отстраняется, но и не пытается как-то сократить дистанцию. Она просто идет рядом, и ее плечо касается моей груди, совсем как в те дни, когда мы были просто Папиной дочкой и Папиным другом, и я иногда подвозил ее домой с парочки концертов.

Какие-то странные и почти забытые ощущения, но от них хочется сильнее стиснуть в пальцах ее воробьиное плечо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Выходим на улицу, и Заяц довольно расставляет руки накрапывающему теплому дождю.

– Заболеть не боишься? – ворчу я, почему-то именно в эту минуту остро, как никогда, чувствуя нашу разницу в возрасте. У нее веселье в голове, а у меня – ее сопливый нос.

– Неа, – улыбается она, даже не замечая, что проходящая мимо парни буквально прилипают к ней взглядами. – Июнь, Бармаглотище, кто боится летнего дождя – тот вы.

Я и правда стою под навесом, но не потому, что мне не посрать, сколько потоков воды в итоге прольётся мне на голову. Просто чтобы посмотреть, как изображает из себя Капитошку.

Ни хрена не верится, что все это происходит прямо сейчас, а не в моей перегруженной от работы и дурных мыслей башке.

Я ведь почти смирился с тем, что все, конец.

Что она уже ушла слишком далеко – хрен догонишь.

Достаю сигарету и закуриваю, вышагивая к ней, чтобы все-таки встать рядом.

Пахнет – сдуреть.

Или это у меня самец врубился и гон в полную силу?

– Бросайте курить, Бармаглотище, а то я начну – и вам будет стыдно, что научили ребенка плохому.

Она твердой рукой решительно отбирает у меня сигарету, затягивается сама – и мне приходиться отобрать у нее эту дрянь. Никакого влияния вообще – творит, что хочет, а ты, Миллер, смотри, крути пальцем у виска, охреневай, как тебя вообще сюда занесло. И радуйся.

– Между прочим, Бармаглот, вы первый раз по-человечески сводили меня на свидание, – заявляет, глядя мне в глаза. – Вы не женат, я – свободна. Чувствуете этот приятный флер нормальности?

Я нарочно прислоняюсь носом к ее макушке, затягиваюсь запахом волос.

Она их чем-то таким моет – как будто, вообще для детей, если память мне не изменяет на ту бутылку с утками, но от нее не пахнет пухлыми младенцами. От нее одуренный аромат желанной женщины.

– Вкусно пахнешь, нормальность, – ухмыляюсь. – Может, кофе выпьем?

Уже почти девять вечера, но время совсем не сонное, кроме того, впереди выходные, и если уж Алиса решила «спатки» одна, то хоть кофе выпить-то точно можем?

Я не вижу ни одной причины для ее отказа, поэтому немного охреневаю, когда отрицательно качает головой.

– Я договорилась с Юлианой и девочками поехать в СПА-отель, завтра в пять утра подъем, если не высплюсь – все веселье коту под хвост. Может, заберешь меня после работы в… понедельник?

– В понедельник к немцам вылетаю, – говорю очень нехотя, потому что собирался оттянуть эту новость на позже.

– Надолго? – как будто расстраивается Заяц.

– Конференция и выставка, на неделю – в лучшем случае.

Она кивает, и мы молча усаживаемся в машину.

Подвожу ее до дома. Кстати, первый раз, потому что не знал, где живет.

Оказывается, у нее квартира в новостройке на защищенной охраняемой территории.

– Да ты стала олигархом, Зая, – посмеиваюсь я, чтобы как-то разрядить неприятный момент прощания.

Она откидывает голову на спинку кресла, поворачивается ко мне и говорит совсем не о том:

– Бармаглотище, попробуйте только мне не писать и не звонить.

– Будешь злым Зайцем?

– Ага, морковку вам отгрызу под самый корень, – клацает зубами и быстро, пока ничего не успел ответить, выходит.

Захлопывает дверцу.

Но все же, прежде чем уйти, заглядывает в открытое окно.

– Придется вам обновить галерею моих любимых порно-видео с вами в главной роли.

– Ты все же мелкая извращенка, – подмигиваю ей, выразительно поправляя ширинку на джинсах.

Она показывает мне язык – и убегает.



Глава сто четырнадцатая: Бармаглот

Работа всегда приносила мне удовольствие.

Сколько себя помню – любил не просто работать, а именно впахивать, хоть сутками, хоть на энергетиках, хоть в ущерб всему, лишь бы достигнуть результата. Возможно, поэтому в какой-то момент не заметил, как ради этого «быстрее, выше, сильнее» пустил под нож семью.

Начались скандалы с Милой: она требовала внимания, я взамен давал деньги.

В какой момент все это превратилось в бартер: «На тебе все, только не имей мне мозги».

В любом случае, эту ошибку повторять я не собираюсь, поэтому с самого приземления в Берлине сразу пишу Зайцу сообщение «Прилетел, все ок, даже почти не трясло» и стараюсь сделать ей пару селфи, хоть рожа у меня слегка помятая.

Меня уже ждет корпоративный автомобиль, вылет задержали, так что на все про все – заехать в гостиницу, принять душ, привести себя в порядок и переодеться – час с небольшим. Хорошо, что водитель расторопный и как-то ухитряется выруливать даже там, где бы мы стопроцентно застряли в пробке.

Пока сушу волосы, приходит входящее от зайца: куча гневных смайликов и требование прислать фото доказательство того, что я жив-здоров, и на мне нет ничего и близко пахнущего, как гипс.

Хмм…

Она со своего курорта прислала мне ровно две фотографии: на одной завернутая в неприлично пушистое банное полотенце, на другой – вся измазанная в серой грязи. Я даже не сразу понял, что под слоем этого чего-то явно лечебного и полезного есть купальник, и поинтересовался, не тот ли чувак приложил к этому руку, что и связал ее веревками. Заранее пообещал открутить ему голову.

В общем, поддаюсь импульсу, сбрасываю полотенце, делаю фото в зеркале – задницей к ней, в пол оборота. Член не видно. Ну, почти, если только засранка не захочет рассмотреть детали.

Ловлю себя на мысли, что только ей и слал голые фото. Мне как-то раньше тупо в голову не приходило.

Отправляю.

Прокручиваю в воображении ее возможную реакцию.

В это время она уже в кондитерской, явно занята своими делами, уже даже в передник нарядилась, так что можно и не рассчитывать на «сладкое».

Но, черт…

Заяц прислала селфи.

В зеркале, явно в магазинчике.

Уже в форменном платье, но с расстегнутыми на груди пуговицами. То есть – гораздо ниже груди. В общем – расстегнутыми до пояса.

На ней абсолютно прозрачный бюстгальтер под цвет кожи, с легким намеком на кружево по верхнему краю.

Грудь стоит и даже на фото хорошо видна россыпь мурашек.

Соски тоже стоят, и ткань на них натянута просто как чертов флаг на мачте в сильный ветер.

Непроизвольно сжимаю зубы.

«Зай, у меня теперь вообще не рабочее настроение» – пишу ей, лихорадочно соображая, что делать со стояком.

«Такой и была задумка, Бармаглот Игоревич», – тут же отвечает она.

«Признавайся – писала это с охуенно довольной улыбкой?» – строчу в ответ.

«Пушкина на вас нет!» – отвечает Заяц, и я тут же надиктовываю ей короткое четверостишие, вышедшее из-под пера Александра Сергеевича. Само собой – с великими и могучими русскими матами.

Она в ответ присылает голосовое сообщение, где с выражением декламирует «Лукоморье».

«Бармаглот Игоревич, кстати говоря…»

Я весь напрягаюсь, заранее зная, что чтобы она сейчас не написала – ржать я буду долго. Возможно даже в конференц-зале, среди приторных немцев с их деловыми лицами.

«Булочки зачетные – я бы вдула!»

Я икаю.

И первый раз за туеву хучу лет слегонца так краснею.

Приходится вспомнить молодость, пойти еще раз в холодный душ.

Заодно вспомнить, что от жесткого стояка это никогда ни хрена не помогало.

Но кое-как все же решаю свою «маленькую проблему», одеваюсь и лечу на конференцию.

И вот там начинается жара.

А том смысле этого слова, от которого я никогда бы не отказался, даже если бы сидел посреди Сахары, умирал от жажды и у меня не было бы даже капли воды.

Потому что черти Зайца явно вышли на охоту за моей шкурой.

Для разогрева она сперва интересуется, где я.

Пишу, что как раз сижу на скучной конференции, слушаю немцев в пол уха, потому что протираю дыры в ее утреннем фото.

Заяц ненадолго пропадает со связи, а потом присылает мне целое видео, пусть и короткое, на котором сидит за рулем «Ровера», слушает какой-то дикий тяжелый рок и медленно стаскивает через голову футболку.

Я громко откашливаюсь, чтобы проглотить тот странный звук в глотке, который рождается из дикого желания валить отсюда на хуй прямо в аэропорт.

Улучаю минуту и быстро набиваю: «Ты охуенная, Зая. Лифчик снимешь?»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Да, я тупой. Ничего остроумнее придумать не могу, потому что кровь уже давно отлила от верхней части тела, и голова точно не участвует в мыслительном процессе.

«Только если в ответ пришлешь палевную фотку», – отвечает Заяц и вдогонку присылает кучу озорных смайликов.

Не до такой степени я все же отупел, чтобы не понять, какое фото она имеет ввиду.

Пишу, что согласен.

Она переспрашивает, соглашаюсь еще раз, пишу: «Мамой клянусь!»

Через пару минут мне прилетает еще одно видео.

Никаких наигранных недостриптизов: Заяц просто заводит руки за спину, расстегивает бюстгальтер, снимает бретели с плеч и медленно наклоняется грудью к камере. Ведет плечами – ее офигенные сиськи колышутся, взрывая мне мозг.

Я снова откашливаюсь, перекладываю ногу на ногу, благодарю боженьку, что надел пиджак и, извиняясь, выхожу.

Туалет тут был справа или слева?

Справа – угадал.

Захожу, закрываюсь, достаю телефон и на камеру снимаю, как расстёгиваю брюки, спускаю трусы и поглаживаю вставший к херам как болт член.

Пишу: «Это достаточно палевно»? – и отправляю.

Она отвечает мгновенно: «Это достаточно классно, чтобы я засунула руку себе в трусики прямо сейчас…»

Мне рвет крышу, потому что в ответ на это ее признание начинаю энергично подрачивать член, изредка сжимая тяжеленые тугие яйца. Снимаю ей короткое видео, отправляю, уговариваю себя, что даже отбитому мне все же должно быть стыдно кончать в раковину общественного туалета.

Заяц присылает видео… и идея кончить хоть как-то уже не кажется такой дикой.

Потому что на этом видео ее трусики отодвинуты в сторону, ноги раздвинуты, и она медленно поглаживает себя двумя пальцам между розовыми влажными складками.

– Зай, я тебя вылизать хочу, как дурной, – отправляю ей голосовое. Голос к херам сухой, трещит по швам вместе с моим терпением. – А потом отодрать в задницу.

Она присылает еще одно видео, и я с досады чуть не раздавливаю кулаком мраморную раковину. Потому что на этом видео мой Заяц степенно поправляет белье, натягивает джинсы и сводит ноги, как святая невинность. Переводит камеру к лицу, поправляет волосы и подмигивает мне как какая-то ведьма перед тем, как вколоть бедолаге-принцу двадцать кубиков любовного зелья.

– У вас там работа кажется, Бармаглот Игоревич? Не смею вас отвлекать. Но вечером вы должны погулять со мной по Берлину, с камерой, и все мне показать. Особенно музей «Порше».

Я поправляю одежду, жду, пока хоть чуть-чуть ослабнет эрекция и, выдыхая, пишу ей: «Хоть черта лысого, Зай».

Ухмыляюсь, заранее зная, что вот так у нас вся эта неделя и пройдет: будем играть в кошки-мышки.

Даже предвкушаю, как в итоге будут болеть яйца.

Но мне нравится наше «обнуление».

Настолько сильно, что в голове все равно зудит мысль о том, что рано или поздно нам придется поговорить о том, куда мы движемся на этот раз.



Глава сто пятнадцатая: Сумасшедшая

«Скажи пилоту, если он будет плохо и неаккуратно лететь, то после прилета я лично встречу его в аэропорту и натяну ему известно что – известно куда!» – пишу Бармаглоту, когда он присылает фото из аэропорта и сообщение, что пошел на регистрацию.

На самом деле, меня порядочно трясет.

Я боюсь летать одна, но еще больше боюсь, когда летит дорогой мне человек. Потому что самолет – он высоко и в небе, и я никак не могу повлиять на его безопасность.

Но это всего каких-то три часа.

Хоть я заранее выпила успокоительных, чтобы пережить их и не стать седой.

Вылет у Бармаглота в восемь тридцать вечера, так что я завариваю себе кофе покрепче и заранее одеваюсь, чтобы ехать в аэропорт. Ночью с этим не должно быть проблем, но все равно буду выруливать уже через час.

На всякий случай завариваю Марику чай с бергамотом – дорогой, привозной, как он любит. Купила по случаю большой пакет на пятьсот грамм.

И еще – пару рубашек. Оббегала весь город, пока нашла те, которые подошли по размеру к той его единственной, которая так и осталась среди моих вещей. Носила ее дома и случайно посадила пятно от кофе, которое так и не отстиралось. Сказала, что так и было задумано, чтобы был повод отжать.

И еще три галстука в цвет к обновкам.

Запонки из серебра с агатами.

Новый чехол на его «трехглазого» взамен того, который уже порядком поцарапался от ключей.

Все, кроме чая, аккуратно сложено в большом бумажном пакете.

Прикусываю ноготь, размышляя над тем, как лучше сделать – взять с собой и передать в аэропорту или, может, все-таки…

Думать о будущем даже страшнее, чем о падающих самолетах.

Ведь на этот раз мы оба понимаем, что третьего шанса для нас уже не будет.

Я все-таки выношу пакет в прихожую, рядом с термокружкой, куда уже залила чай. Как раз к прилету будет приятно-горячий.

Когда через пару минут звонит телефон – и на экране появляется незнакомый номер, я чувствую противную колючую дрожь по всему телу и, отвечая и прикладывая телефон к уху, на автомате бегу в гостиную. Включаю телевизор, начинаю лихорадочно листать каналы новостей.

Я дура, дура!

Все же хорошо, это просто…

– Алло? – не могу дождаться ответа. – Говорите, я слушаю.

Всхлип.

Ноги подкашиваются, тяжело, как куль, сажусь на диван.

– Алло! – прижимаю телефон так сильно, что чувствую хруст ушной раковины.

– Алиса? – спрашивает плачущий женский голос.

Что-то до моего подсознания явно доходит быстрее, потому что, хоть меня до сих пор трясет, я перестаю листать каналы.

Голова медленно, но остывает.

– Танян? – озвучиваю что-то из прошлого.

– Привет, Алиса, – отзывается она, громко шмыгая носом.

У меня немного сдавливает горло.

Это правда Танян?

Пытаюсь отыскать в памяти какие-то важные события, которые могли выпасть на сегодняшнее число, чтобы объяснить этот внезапный звонок из прошлого, но ничего не получается.

Она плачет как будто?

– Он у тебя, да? – Она всхлипывает, пытается придать голосу бодрости, но это звучит так жалко, что я чуть не скриплю зубами от неприятной оскомины.

– Кто? – не понимаю.

– Алиса, не притворяйся.

Если попытаться вспомнить наш с ней последний разговор – даже немного странно, что он практически стерся из памяти, кроме тех слов, где моя лучшая подруга объяснялась в любви человеку, которого, как я думала, я люблю. Все остальные детали стали размытыми и нечеткими, как след на песке после прилива.

Но вряд ли бы Танян стала бы спрашивать меня о Семочке Виноградовом. Во всяком случае, кажется, я была единственным человеком в ее окружении, кто не скрывал, что откровенно им брезгует.

Значит…

Март.

Почему-то это дурацкое прозвище всплывает так внезапно, что приходится опуститься на край дивана.

Сколько времени прошло.

Я вряд ли вообще о нем вспоминала как-то нарочно или осознанно.

После той нашей с Бармаглотом «черной свадьбы» я просто заблокировала его номер, удалила все фотографии и переписки, избавилась абсолютно от всего. Без сожаления, без попыток сохранить хоть что-то, потому что этот мужчина больше не имел для меня никого значения.

– Андрей – он у тебя? – немного нетерпеливо и резко повторяет вопрос Танян.

– Его уже давно нет в моей жизни, – отвечаю спокойствием на ее явно зарождающуюся истерику.

– Вы вместе сейчас? – как будто не слышит она. Снова всхлипывает, я слышу стук поставленного на тумбу стакана.

– В последний раз я разговаривала с ним лицом к лицу в тот же день, что и с тобой, – продолжаю говорить спокойно и взвешенно. – Я – последняя женщина на земле, у которой тебе стоило бы его искать, поэтому…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Танян перебивает нервным смехом, очередной порцией натужного плача и продолжает:

– Дай ему, пожалуйста, трубку. Обрадую его приятной новостью.

И в этот момент я слышу тонкий плач младенца где-то на заднем фоне нашего разговора.