Текст книги "Забудь обо мне (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)
Глава сто десятая: Бармаглот
Спустя пару недель, в субботу, мы с Зайцем все-таки сталкиваемся.
В магазине, где я битый час перемеряю рубашки и костюмы, пытаясь влезть в то, что шьется либо на подростков, либо на бестелесные манекены, а у меня не влезают в этот пиздец ни руки, ни ноги.
– Может, вот эта? – Консультант Алена – так написано на бейджике у нее на груди – приносит еще одну белую рубашку и прикладывает ее к моей груди.
По-моему, только слепой не понял бы, что мне это точно мало.
Она тут же отступает, бросается к стойке и пытается найти еще что-то.
И примерно где-то между тем, как в ее руках оказывается розовая рубашка со странным воротником, и я даю понять, что точно даже не хочу это мерить, магазин наполняется знакомым ароматом духов.
Пахнет медовой дыней, летом и солнцем.
– Может, эту? – Перепуганная Алена тянется к синей рубашке, но на этот раз ее останавливаю даже не я.
Мой Заяц.
– Он это точно не наденет, – говорит с задорным весельем в голосе. – И лучше даже не пытаться.
Консультант удивленно приподнимает брови, я немного поворачиваю голову, следя за моим Зайцем пристальным взглядом, и пытаюсь не думать о том, что она делает в субботу днем в фирменном мужском бутике «Армани».
Точно не зашла сюда за сумочкой.
Алиса обходить меня по широкой дуге, становится за стойкой с пиджаками, которая отгораживает нас друг от друга, словно тот меч, который по легендам рыцарь клал между собой и благородной дамой, чтобы не возникало недоразумений.
На моем Зайце – мужская рубашка под джинсы и какой-то невообразимый пояс.
Ноль косметики на лице.
Но сияет просто, как только что из сказки.
– Тебе же здесь ничего не понравилось еще в прошлый раз, – говорит она, без особого интереса перебирая пиджаки. – Сказал, больше не придешь.
– Я так сказал? – Честное слово, не помню. Для меня вообще проблема найти что-то, что будет в размер и не станет трещать по швам, если мне захочется почесать плечо. – Не помню.
– Тебе здесь по размеру разве что галстуки, Бармаглот.
– Предлагаешь носить только их?
– Ну, не самая плохая форма одежды. – Заяц прикрывает рот ладонью, пряча улыбку. Потом отворачивается, берет, как мне кажется, наугад галстук со стойки и передает его продавцу, чтобы пробили чек. – Ты один?
Развожу руками, предлагая ей самой оценить пустое пространство вокруг.
Она купила галстук. Тому хрену на «Порше»?
Пока я натягиваю пиджак, Алиса расплачивается за покупку и так получается, что мы вместе двигаем к двери. Она все-таки успевает рвануть вперед, сама открывает дверь и идет впереди как-то слишком быстро, как будто ей не нравится слишком малое расстояние между нами.
На улице успеваю заметить, что идет к припаркованному «Роверу».
Отлично, даже без «пока»?
Хочется, как раньше, сказать ей вслед какую-то злую хуйню, чтобы повернулась, огрызнулась, чтобы я тоже огрызнулся в ответ. Протянуть эту ниточку между нами и потянуть ее на себя.
Но там же уже есть какой-то хуй на «Порше».
Или?..
Мой Заяц вдруг резко поворачивается.
Прищуривается, как делает всегда, если в голове появилась какая-то сумасшедшая мысль.
– Голодный? – спрашивает с таким видом, словно я могу быть единственным человеком на свете, которому именно в эту минуту есть совсем не хочется.
– Хочешь пригласить меня в ресторан? – не могу не поддернуть.
– Хочу, – не тушуется Заяц. – На большой кусок мяса с кровью и красное вино.
– Ты прямо по живому режешь, Зай.
Она немного поджимает губы, но все-таки идет обратно.
Открываю переднюю дверь, помогаю ей сесть.
Когда сам занимаю место за рулем, вижу, что Заяц с самым умным и сосредоточенным видом уже пристегивается. Научилась быть осторожной? Или просто не хочет, чтобы у меня был повод потянуть грабли в ее сторону?
– Только, Бармаглот Игоревич, – у нее и правда очень серьезный вид сейчас, – плачу я.
– Хочешь лишить меня остатков мужественности? – завожу мотор, выруливаю «Гелик».
– Нет, – она откидывает голову на спинку – и на ее лице появляется совершенно незнакомая мне умиротворенность. – Хочу просто с тобой пообедать. На своих условиях. Ты не против?
– Никаких проблем, Зай. Пусть будет на твоих.
– И даже не будешь рычать? – прищуривается она.
– Да ну какой рычать, Зай. Старый я уже. Но если очень хочешь – могу изобразить.
– Я подумаю, – соглашается она и сама называет ресторан.
Глава сто одиннадцатая: Бармаглот
– Между прочим, было очень страшно, когда эта ненормальная вломилась в магазин и начала тянуть руки к моей кассирше с криками: «Я тебе матку по кускам вырежу!»
Алиса рассказывает так эмоционально, что в маленьком зале всего на шесть столов, кажется, эту историю слышат все посетители. Мы сидим тут уже часа два, а у моего Зайца просто не закрывается рот. При этом она успевает слопать стейк, попросить еще тартар и выпивает бокал вина. Давно не видел, чтобы женщина ела с таким аппетитом и вообще не комплексовала по поводу того, что мужик о ней подумает.
– И чем дело кончилось? – интересуюсь продолжением истории, делая глоток вина.
Алиса проглатывает последнюю порцию тартара, откашливается и голосом диктора с телевиденья говорит:
– В этой истории ни одна матка не пострадала!
Бля, губы сами собой растягиваются в улыбку. Наверное, как у идиота, потому что смотреть на нее вот такую и не заразиться этим ходячим позитивом просто нереально. Особенно когда сидит тут вся такая, невинная мелкая Лолита в мужской рубашке и рассказывает о жизни, в которой меня нет уже целый год.
– А если серьезно, пришлось вызывать полицию, – продолжает Заяц, – а всем клиентам в качестве компенсации выдать по прянику.
– Охрану наняла? – мой следующий вопрос.
Неприятное чувство беспокойства бултыхается где-то в животе, словно проглоченный целиком камень. Смех смехом, а в жизни столько дерьма случается, что даже ревнивая баба может устроить несчастный случай с летальным исходом, и даже если мой Заяц будет не при делах, но случайно попадется под руку…
Алиса кивает, показывает два пальца и зовет официанта, чтобы перейти к десерту.
Она снова вернулась в свой человеческий вес.
Синяков под глазами нет.
Улыбка просто хоть закрывайся как от солнышка.
Пиздец для моих нервов, в общем, потому что тот парень справа сидит и таращиться на ее ноги с видом бессмертного гуманоида без мозгов, даже не пытаясь как-то замаскироваться. Я так сильно старше Зайца, что не произвожу впечатление мужика, который может ее трахать? Или мы в принципе не похожи на парочку?
– Прости, мне нужно ответить, – извиняется Алиса, когда у нее звонит телефон – и после взгляда на экран на ее лице мелькает теплая улыбка.
Именно теплая, а не просто дружеская.
Подкатил товарищ на «Порше»?
Ее долго нет – успевают принести десерт и кофе к нему, но, когда Алиса возвращается и делает глоток, заметно морщит нос – уже почти остыл.
– Извини, пожалуйста, – извиняется совершенно искренне.
Даже не предпринимает попытку сказать, что это был за разговор и с кем.
По работе? Она бы сказала, наверное. Или если бы это были родители.
Внезапным звонкам подруг она раньше так тепло не улыбалась.
– Ты переехала, я слышал? – поднимаю безопасную для разговора тему, в большей степени для того, чтобы не дать себе снова вломиться на ее территорию.
– Ага, – еще одна довольная заячья улыбка. – До сих пор живу жизнью человека в вечном ремонте. Все время хочется что-то поменять, стены перекрасить, цветы переставить.
– Кота уже завела? – вспоминаю ее давнишнюю мечту о двух мейнкунах, черного и белого цвета, чтобы были как парочка инь и янь.
Она немного тушуется и почему-то уходит от ответа, сворачивая тему в сторону орхидей, которых ей пока хватает с головой, потому что каждой нужен уход, забота и колыбельная.
– Ты о себе почти ничего не рассказываешь, – переходит на меня. – Видела твое имя на пару строчек выше. Где твой орден за налоговые заслуги перед Родиной?
Я пиздец, как отвык от всего этого.
Ее интересных фраз о самых банальных вещах.
Ее способности сделать из простого и скучного – забавное и смешное.
Я так отвык, что теперь жопой чувствую – меня укроет с первой дозы. И что я буду делать со всей этой хуйней теперь – вообще не понятно.
– Не поверишь, Зай, каждый день бью себя по рукам, чтобы не надеть эту почетную хуйню. Жду, когда стукнет пятьдесят и тогда уже будет можно выкатывать грудь колесом.
Она посмеивается и краем глаза смотрит на мой десерт – что-то с орехами, клюквой и горьким черным шоколадом. Типа, для спортсменов.
– Хочешь? – выразительно подталкиваю вперед тарелку.
Раньше она без проблем просто совала свою ложку или вилку в мои тарелки и брала без спроса все, что хотела. Никогда этому не раздражался, даже кайфовал, что у моего Зайца нет этих бабских ужимок и игры в «невинную целку».
Но сейчас она отрицательно качает головой, ссылаясь на то, что у нее уже и так вес выше нормы и такими темпами придется менять «Ровер» на КамАЗ.
Когда приходит время расплачиваться, и я на автомате тянусь к карману, грозит мне кулаком.
Мне не хватает мозгов придумать повод не заканчивать эту встречу. Пытаюсь, но все, что раньше с ней работало, теперь можно смело выбрасывать на мусорку.
Мой Заяц больше не дергает тигра за усы,
Я подвожу ее обратно до магазина, где остался припаркованный «Ровер».
Алиса не ждет, пока помогу ей выйти – выпрыгивает сама.
Я открываю дверцу, выставляю вперед ногу и тут же торможу порыв ломануться за ней, сгрести в охапку и трясти до тех пор, пока не скажет, что там у нее за хер на «Порше».
– Зай! – окрикиваю на одних рефлексах. Хуй знает, что сказать.
Она останавливается – и мне не по себе, что за огромными солнцезащитными очками ни хрена не разбирать выражение ее лица.
– Давай на футбол сходим?
Улыбается.
Футбол – это не кино, там безопасно, ни один Бармаглот не протянет лапы, когда погасят свет.
– Когда? – спрашивает Заяц.
– А хуй его знает, я еще не купил билеты, – пожимаю плечами.
– Марк Игоревич, ваши маты – это то, чего мне очень не хватало в моей скучной жизни.
– Ой, да не пизди, – не могу не сказать в ответ.
Она хохочет.
Просто смеется, а у меня встает, как у школьника, которому обломилась свиданка.
– Позвоните мне, Бармаглотище, я с удовольствием.
Я еще слежу за ней: как садится за руль, как начинает рычать ее «Ровер». Убиваю в себе желание проверить, пристегнулась ли, хоть и знаю, что это машина – одна из самых безопасных и защищенных. Иначе я бы ее не выбрал.
Мне не хочется ее отпускать.
Была бы моя воля – закинул на плечо, утащил бы в свою берлогу и не выпускал, пока мы не разберемся со всеми нашими нерешенными вопросами.
А потом как-то отпускает, потому что нерешенных вопросов у нас не осталось.
Сначала я натворил хуйни, потом мой Заяц высказалась о наболевшем.
И при всем этом мы расстались почти цивилизованно.
Когда ярко-желтый «Ровер» Зайца исчезает за поворотом, набираю номер своей помощницы и даю задание найти билеты на футбол. Она переспрашивает, потому что меня трудно назвать человеком, которому может быть интересно смотреть, как двадцать два взрослых мужика пинают мяч. Прошу устроить это на следующую пятницу, потому что, даже если мне хочется увидеть Зайца пораньше, во вторник, среду и четверг у меня полный завал на работе. Да и она, конечно же, сошлется на свои дела.
А так, если я позвоню ей во вторник или среду, повода отказать у нее не будет.
Хочется посмеяться от души над всем этим дерьмом, но смех застревает где-то в горле.
Мы с Зайцем натворили дел.
Знать бы, куда теперь выгребать.
Уже когда подъезжаю к дому, начинает трезвонить телефон – и на экране всплывает имя «Марина».
Расстались мы с ней… на повышенных нотах, если говорить обо всем этом языком цивилизованных людей. А если по-простому – расстались хуево, со скандалом, истерикой и длинной отповедью на тему того, что я – говно, мудак и просто использовал ее для секса. А все потому, что женский мозг очень склонен додумывать какую-то розовую хуйню в простых для мужика вещах: я просто подарил ей ювелирную безделушку, которую даже выбрала моя помощница, а Марина придумала всему этому целое молчаливое предложение о серьезных отношениях и обещание жениться.
Обычно мне как-то везло на женщин: даже те, что уходили со скандалом, или от которых уходил я, не названивали сутками и обычно прекращали попытки вывести меня на серьезный разговор уже через пару дней. Так что, как ни смешно это звучит, единственная женщина, чей номер я наглухо заблокировал – это Заяц. И то сделал это в большей степени для того, чтобы не сорваться и не нагородить огород, после которого бы не отмылись мы оба. Все другие мои бабы просто исчезали с горизонта, и я преспокойно удалял номера их телефонов, потому что не имею привычки отвечать на незнакомые цифры, если звонят на мой личный.
Номер Марины не удалил просто потому, что тупо на все это забил сразу после нашего расставания. Она пару раз приезжала ко мне в офис – приходило сообщение от моего начальника СБ – но в итоге потом как-то все затихло.
Я пару секунд смотрю на экран, прикидывая, стоит ли отвечать.
Но было бы как-то не по-мужски тупо прятаться.
Кроме того, у меня в квартире осталось немного ее вещей. Я пару раз давал понять, что не люблю, когда на моей территории есть женские вещи, но у Марины на этот счет были свои планы. Притащила какие-то статуэтки, косметику, зачем-то купила посуду.
– Я хочу забрать свои вещи, – говорит Марина без вступления. – И вернуть тебе кольцо.
Мысленно громко матерюсь.
Эта история с «Я верну тебе все, мудак!» – стара как как мир.
Не знаю, что должно быть у мужика в голове, чтобы он забрал назад подарки. Ну пиздец головного мозга – как минимум.
– С кольцом делай что хочешь, я уже говорил. Вещи можешь забрать завтра утром.
– Мне от тебя ничего не нужно, – высокомерно огрызается Марина.
– Ну так не храни – выброси, передари, продай. Скорми собаке. Мне вообще по хуй.
И, когда начинает что-то орать в ответ, просто заканчиваю разговор.
Глава сто двенадцатая: Бармаглот
За вещами, ожидаемо, Марина так и не приехала. У меня уже были женщины, которые любили использовать какой-то предлог, чтобы выйти на контакт, причем делали это регулярно. Потому что если в доме мужика, с которым ты рассталась, остался хотя бы носовой платок – этой темой можно спекулировать вечно. Поэтому я отвез коробку с ее вещами в ячейку хранения, прислал ей сообщением код и на этом мысленно поставил точку на всех возможных контактах.
В пятницу, как я и рассчитывал, мы с Зайцем идем на футбол.
Я позвонил ей во вторник вечера, когда билеты уже были у меня. Алиса сказала «Тогда, забери меня из кафе», сослалась, что сейчас у нее много дел и убежала, пожелав мне за эту неделю взобраться еще на одну строчку выше.
В пятницу в пять я подъезжаю к «Прянику» и сразу замечаю припаркованный рядом «Порше». Даю себе минуту, чтобы не пороть горячку, прикидывая, что бы это могло значить.
Если она встречается с кем-то – на хуя было назначать время мне?
Или это незапланированный визит с охапкой цветов? Или поцелуем? Или принц-очкарик уже бухнулся на колени и пытается окольцевать моего Зайца?
Или Алиса все продумала? Хочет показать мне, что занята?
Пока вся эта хрень бродит в моей башке, и я выхожу, чтобы покурить, очкарик выруливает из «Пряника», довольно что-то насвистывая себе под нос. На этот раз в какой-то позерской драной футболке, еще более драных джинсах и небрежно зашнурованных кедах. Если бы меня спросили, как выглядит классический пидар, я бы ткнул пальцем вот в этого «вьюношу».
Бля, что она в нем нашла?
Может… сходство с тем, другим?
Дожидаюсь, пока хрен отчалит, выбрасываю сигарету в урну и иду в сторону кондитерской.
Алиса успевает выйти раньше. Замечает меня, приветливо машет рукой и ставит кафе на сигнализацию.
На ней простая белая футболка, свободные джинсы, кроссовки.
Никакой косметики на лице, волосы собраны заколкой на затылке.
Меня снова скручивает внутри от воспоминаний, когда она вот такая же, домашняя, ходила по моей квартире и изображала маленькую хозяйку.
На мгновение внутри закипает злость: взять бы Зайца, встряхнуть и узнать, наконец, что чего ей не хватало тогда, что лила слезы по своему задроту.
Отпускает быстро – стоит Алисе подойти ближе и, заложив руки за спину, поздороваться:
– Привет, Бармаглот Игоревич, вы пунктуальны, как всегда.
Меня прямо прет от этого ее «выканья».
Сунул бы в машину и отодрал как сидорову козу.
И пусть эти двадцать два мужика попинают мяч без нас.
Но, как она там сказала? Это опять будет тот же сценарий, так что изображаю телеграфный стол и извиняюсь, что без цветов. Заяц на мгновение становится серьезной, немного нервно проводит рукой по волосам, а потом сама берет меня за руку и тащит к машине, приговаривая, как маленькая старушка, что мы опоздаем, а это некрасиво и вообще – она не просто так разучивала футбольные кричалки.
Я немного сильнее сжимаю ее пальцы.
Ладонь такая узкая, что даже страшно.
У меня никогда не было таких мелких женщин, как эта – до плеча еле-еле, худая, даже несмотря на то, что вернулась в форму. Сейчас вообще дико, что я мог запросто трахать ее жестко и сильно, и она как-то выживала.
Спокойно, мужик.
Спокойно, твою мать!
Заяц усаживается рядом, снова включает свой плеер – на этот раз без разрешения – и выбирает тяжелый рок от скандинавов. Я подмахиваю головой, изображаю гроулинг[1], а Заяц хохочет и подпевает во все горло.
Я нарочно еду по длинному пути, но Алиса все замечает и, когда между композициями наступает пауза, говорит:
– Между прочим, этой дорогой будет дольше.
Мы смотрим друг на друга всего секунду, потому что в потоке машин даже я, со своим стажем вождения в двадцать лет, не рискую отвлекаться от дороги.
У нее такие огромные глаза сейчас, что хоть умри.
И губы, с которых медленно уходит улыбка.
Приоткрытые, немного припухшие, с парой крохотных ранок. Всегда их кусает, когда нервничает, и безрезультатно пытается бороться с этим.
Я держу руль одной рукой.
Второй успеваю сделать рывок, сгрести ее за футболку на груди, потянуть на себя, хоть Заяц и не сопротивляется.
И все это – на скорости, в потоке машин, перед поворотом.
Кровь ебашит в голову частыми тяжелыми ударами.
– Зай, блядь, что это за пидор на «Порше»? – не выдерживаю.
Пусть только скажет, что ее мужик – на хер в башню заточу эту принцесску, и пусть сидит, пока не одумается. Ну или пока не сдохнет все другое яйценосное население человечества.
Все-таки, если мы хотим добраться на футбол и желательно с тем же количеством конечностей, что и сейчас, приходится отпустить Зайца и тут же мысленно натолкать себе хуев за то, что не сдержался.
Обещал же не лезть к ней.
Давал зарок не вламываться в ее жизнь, раз все получилось так, как получилось.
– Бармаглот Игоревич, мне кажется, это вообще не ваше дело, кто там у меня на «Порше», – говорит мой Заяц тоном деловой мартышки.
Кошусь на нее – смотрит вперед и даже не моргает.
– Но раз уж вы подняли вопрос, – она поворачивает голову в мою сторону, простреливает взглядом навылет, – то этот «пидор» – модный фотограф! Я готовила фотоссесию для рекламной кампании и… – немного смущенно краснеет, – заказала пару фотоссесий для себя. Лично.
Стала бы она корчить из себя скромницу, если бы эти «фото для себя» были в духе «девочка-припевочка в платьице розовом»? Хрен там плавал.
– Ну и на хрена тебе голые фотки? – Не могу не спросить. Это уже даже не привычка и не потребность. Это просто все равно что забить на боль в правой руке только потому, что она правая, а не левая.
– Буду покорять «Плейбой», – язвит Заяц.
– Через мой, блядь, труп, – абсолютно не язвлю я.
Она если и слышит, то не подает виду.
Достает телефон с видом человека, задумавшего каверзу, что-то там ищет.
Мой телефон вибрирует входящим.
Как раз притормаживаю на светофоре.
На экране – входящее от Зайца.
Фотка.
Я сглатываю, потому что на ее белом тоненьком теле нет ничего, кроме… красных шелковых веревок.
Читал, что это такое искусство эротического завязывания веревки[2]. Что мастера учатся ему по нескольку лет, чтобы довести каждый узел до идеальной формы, чтобы не причинить вред модели, и чтобы все это в конечном итоге выглядело так, как выглядит – сексуально и возбуждающе.
Алиса сидит спиной, чуть склонив голову назад, ее руки связаны за спиной, тело опутано веревкой так изящно, что прямо сейчас моему пальцу тупо нравится поглаживать тот узел, который находится чуть ниже копчика.
«Просыпаюсь» только когда начинают сигналить в зад.
Мой Заяц выразительно стреляет взглядом в мою сторону.
На руки, которыми я бы с радостью порвал все эти сраные веревки еще там, в студии.
– Рада, что вам понравилось, Бармаглотище, – говорит она и дает понять, что это бессмысленно скрывать хотя бы потому, что сегодня я в джинсах, и вся эта хуйня буквально на виду.
Но когда это я стеснялся стояка, тем более – на нее?
– Рад, что ты рада, что рад я, – чтобы разбавить напряжение, потому что ехать нам еще минут двадцать, а если я не верну на место мозги, все может кончиться чем угодно, но вряд ли на стадионе.
Хотя, если бы меня спросили, хочу я на футбол или зайца в берлоге, я бы просто громко поржал от слишком очевидного выбора.
[1] Гро́улинг, или гро́ул (от англ. growling «рычание») – приём экстремального вокала, суть которого заключается в звукоизвлечении за счёт резонирующей гортани
[2] Имеется ввиду искусство «шибари» – японское искусство ограничения подвижности тела человека (бондажа) при помощи верёвок, которое определено техническими и эстетическими принципами. Практика требует соблюдения техники безопасности, мастерства и доверия, умения расслабляться от модели. Помимо технического аспекта шибари обладает чувственной, эстетической и эротической составляющими
