Текст книги "Забудь обо мне (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)
Глава тридцать вторая: Сумасшедшая
Тридцать первого в обед мы с Андреем едем в загородный дом моих родителей.
Там уже вторые сутки вовсю кипят приготовления к Новому году, и собралась куча его друзей. У нас всегда так – отец очень любит встречать семейные праздники с людьми, которых ценит и уважает. К счастью, их не так уж много, чтобы все без проблем поместились на большой территории.
Вообще, до того, как вчера меня нагнал импульс поехать к Андрею, я обещала маме, что буду встречать праздники с ними. Потому что Танян уже договорилась тусить вместе с Семочкой и его приятелями, Карамболь снова простыла и обзавелась «веселой» компанией спреев для носа и противовирусных, а у Юльки – большой корпоратив «для холостяков».
Так что, когда позвонила сказать, что у меня поменялись планы, мама, конечно, тут же потребовала «предъявить ей эти планы лицом», чтобы она была уверена, что со мной ничего не случится и я не попала в плохую компанию. Она до сих пор думает, что это нормально – задавать мне вопросы в духе: «А ты помнишь, как предохраняться?» Причем не меняя формулировку с самого дня моего четырнадцатилетия.
Когда говорю Андрею, он только пожимает плечами и говорит, что ему скрывать нечего.
Сначала мы заезжаем ко мне, чтобы взять подарки, которые я все предыдущую неделю как ненормальная заворачивала и украшала, потом – в винный, чтобы купить шампанское в качестве «приветствия». Я пытаюсь отговорить Андрея, но он непреклонен.
Пока едем, крем глаза наблюдаю за тем, как он ведет машину.
Как внимательно смотрит на дорогу.
Как изредка постукивает по рулю пальцами.
Почему я взяла еще одну паузу?
Все же хорошо, нет причин думать, что Март может меня обидеть.
Боюсь снова обжечься? Узнать, что где-то там все равно есть Дина, и стоит мне оступиться – она снова выйдет на сцену?
Больная женская голова, напичканная всякими глупостями.
Когда приезжаем, Андрей ерошит руками волосы, поправляет очки и спрашивает, хорошо ли он выглядит для знакомства с мамой.
– И с папой тоже, – трусь носом о его колючую щеку, и мы выходит из машины.
Успеваю сделать всего пару шагов, прежде чем мой ощущаю неприятное жжение в правом виске. Как будто взглядом сверлят, словно дрелью.
Что опять не слава богу?
Поворачиваюсь, натыкаюсь взглядом сначала на каменное лицо Милы, а потом – на стоящего у нее за спиной Бармаглота.
Почему-то думаю не о том, что у его жены взгляд мегеры, и ей самое время патентовать его для мема в духе «Убью, сучка!».
Не думаю, что очень не вовремя замедляю шаг.
На улице – минус десять, а этот тяжеловоз в толстовке нараспашку и даже без футболки под ней. И капюшон немного сполз на затылок, держится только на резинке «хвостика» волос.
Чуть больше, чем обычно, не бритый.
И чтобы зайти в дом, нам с Андреем придется пройти мимо них.
– Это – твои родители? – шепотом спрашивает Андрей. – Лица у них очень грозные. Тебе точно уже больше шестнадцати?
Я в шутку легонько пихаю его локтем в бок.
По ступеням поднимаюсь на крыльцо. Первой.
– Хо-хо! – пытаясь изображать смех Санта-Клауса, машу им обоих рукой, хоть мы стоим почти впритык.
– Привет, Алиса. – Мила как бы невзначай опирается спиной на грудь мужа. – Твой… друг?
– Знакомьтесь, – беру Марта под руку. – Мила, Марк – это Андрей, мой молодой человек. Андрей – это семейная пара Миллеров. Друзья моего отца.
Андрей кивает Миле.
Она, наконец, перестает резать меня взглядом и даже не скрывает улыбку победительницы.
Март первым протягивает ладонь для рукопожатия.
И когда Бармаглот сжимает ее в своей здоровенной лапище, я мысленно что есть силы сжимаю кулаки, чтобы он не сломал ему… ну хотя бы половину пальцев.
– Мы, кажется, где-то виделись, – говорит Март, не без видимого облегчения освобождая руку из хватки Бармаглота.
Тот приподнимает бровь.
Я еще сильнее сжимаю кулаки.
«Видеться» они могли только в клубе, в тот самый вечер. Но Марк был наверху, в ВИП-зоне, и сомнительно, чтобы Андрей увидел именно его и среди прочих запомнил именно его лицо. Хотя, конечно, внешность у Бармаглота очень характерная, особенно с этой его тяжелой челюстью, выбритыми узорами висками и серебряными, как у демона, глазами.
– Точно где-то видел… – не отступается Андрей. Он умеет быть настойчивым.
– Вряд ли сферы наши интересов хоть как-то пересекаются, – не без налета иронии отвечает Бармаглот.
Внимательно следит за тем, как я держусь за локоть Андрея.
Очень внимательно.
Вряд ли вообще ему есть дело до того, что даже слепой бы понял, что именно «не так» с этим взглядом.
Мила мрачнеет и перестает изображать любимую хозяйскую кошку.
Я прячусь Марту за спину.
Скорее бы увидеть родителей, вручить подарки и уехать, пока все это не превратилось в очень красивую, но очень страшную сцену из фильма ужасов.
– Вспомнил! – Март щелкает пальцами. Он единственный, кто, кажется, не понимает, что происходит. – «НИС»?
Кажется, так называется компания Марка.
– Ну? – все так же без намека на дружелюбие басит Бармаглот.
– Я делал проект главного офиса. До сих пор очень собой горжусь.
Андрей на мгновение поворачивает ко мне голову, как будто ищет подтверждение тому, что и я тоже очень горжусь им, хоть не могу иметь к его успехам никакого отношения. Но от мысли, что лет через десять я буду женой очень известного архитектора, в очередь к которому выстраиваются даже крутые олигархи, приятно щекочет где-то внизу живота.
Красивый. Умный. Очень перспективный.
И, хоть он из вредности лег спать в футболке и домашних штанах, то и дело «кусая» меня моим желанием «держаться без рук», я кое-что подсмотрела. Например, что пресс под футболкой у него очень даже есть, и что утром, когда обычно у мужчины случаются определенные физиологические процессы, как минимум с размером у моего Марта все в порядке.
Идеальный.
Почему я так торможу с ним?
Очевидно, что если еще и с сексом у нас все будет отлично, я рискую вляпаться в этого мужчину. Примерно, как Танян в Виноградова, но по-настоящему и намного серьезнее.
– Точно, офис, – без интереса продолжает Миллер. – Хороший получился офис.
Сказать, что работа ему понравилась или что он доволен – да Бармаглот лучше язык себе откусит. У него с обычным выражением благодарности всегда была большая беда.
– Ну, мы пойдем, – как будто спохватываюсь я и, не дожидаясь ответа, тащу Марта в дом.
Пока он не начал дымиться под злым взглядом Бармаглота.
Отдадим подарки.
Выдержим десять минут приветственного общения и домой.
Под нашу с Мартом елку.
Пить шампанское, есть мясо, сыр и орехи.
И трахаться.
Глава тридцать третья: Бармаглот
– Ты мог хотя бы из уважения ко мне не так откровенно пускать слюни на эту девочку, – говорит Мила, когда «сладкая парочка» скрывается за дверью. – Что, Марк, она до сих пор тебе не досталась – и ты злишься, что на этой планете появилась женщина, которая предпочла тебе другого мужика?
– Ты сейчас несешь хуйню, Мила, – спокойно отвечаю ей.
Хотя меня пиздец, как рвет.
Это тот же малахольный из клуба.
И если мои подсчеты верны, то она встречается с ним с августа.
То есть, как для моего Зайца с ветром в голове – это просто пиздец, какой приличный срок.
Значит, все-таки от него она тогда пряталась в моей берлоге.
А я, как дурак…
– Марк, я думаю, нам нужно попытаться завести ребенка.
Я так погружен в попытки проанализировать скрытое за кадром, что не сразу понимаю, о чем вообще речь.
Делаю вид, что не расслышал, чтобы дать Миле шанс сказать что-то совсем другое, и мы оба притворимся, что ничего не было.
Но это же Мила – ей нужно продавить свое любой ценой.
Тем более, она считает, что раз мы типа празднуем вместе Новый год, и я стал время от времени ночевать дома, значит, у нас все хорошо, показательная семья и самое время херачить спиногрызов.
– Если у нас будет семья, ты перестанешь сходить с ума.
Говорит это просто с каменным лицом.
– Как боженька смолвил, блядь! – Зло и прямо ей в лицо. – Ну, пиздец вообще! Я, сука, бесплодная тупая злая скотина, но ребенок от спермы чужого мужика меня сразу превратит в лапушку! Я сейчас охуеть вообще, как прозрел.
– Марк, – она строго на меня смотрит. – Ты не слышишь себя со стороны. И не видишь.
– А ты себя слышишь, Мила?! Какой, в жопу, ребенок?! Мне сорок лет, я сраный бесплодный кобель, какие дети, Мила?!
Привезти ее сюда было большой ошибкой.
Вообще приехать туда, где может быть Заяц, было ошибкой.
Но после очередного двухмесячного молчания мне просто хотелось ее увидеть.
Кто же знал, что она заявится под руку с этим малахольным.
– Мы можем воспользоваться услугами суррогатной матери, сейчас многие так делают. – Жена продолжает гнуть свое. – У меня есть подходящие яйцеклетки. Донора выберем вдвоем, чтобы он был похож на тебя. Я какое-то время похожу с накладным животом, потом уеду в Европу на пару месяцев, а вернусь уже с ребенком. Никто ничего не узнает. Сейчас все так трясутся за свою репутацию, что за конфиденциальность можно не волноваться.
– Смотри – подготовилась, как к деловым переговорам: аргументы подобрала, процесс описала. А мне можно будет потрахать мать моих детей? Ну, знаешь, чтобы типа я посублимировал, что заделал ребенка своими силами. А то вдруг в будущем это превратится для всех нас в психотравмирующую ситуацию?
Мила удивленно моргает.
Десять лет живем, а она до сих пор думает, что я тупой качок с татухами. Что любые умные слова в моем лексиконе – это просто случайно, непонятно откуда, и я вообще не понимаю, что они означают.
– Ты не понимаешь… – Мила перестает контролировать ситуацию, теряется. Хоть она только думала, что все на мази, а по факту вообще не надо было открывать рот.
– В свое время у тебя был шанс найти себе быка-осеменителя, – напоминаю я. – Ты сказала, что тебе нужен я. Но, блядь, последние пару лет я каждый месяц слышу, что наш хуевый брак спасет только ребенок. Мила, блядь! – Я хватаю ее за плечи и, оторвав от земли, встряхиваю, чтобы грубо вернуть на место. – Детей нужно делать от, сука, большой любви, понимаешь?! А не потому, что все хуево!
– Отпусти меня! – орет она, хоть мои руки уже давно к ней не прикасаются. – Ты… просто на взводе. Выдохни. Эта девочка все равно тебе не достанется.
– На хуй пошла с глаз!
Хотя бы теперь ей хватает ума не огрызаться.
Я иду за дом, туда, где у Вовки поленница и привезенные свежие пеньки. Обещал наколоть дров – и хорошо, что не успел с этим до приезда Зайца.
Хоть остыну.
Через пять минут уже жарко даже в толстовке, хоть я закатал рукава и не застегивал молнию.
Голова раскалывается.
Мышцы наливаются кровью, и я уже рублю проклятые чушки, словно механический дровосек с заклинившей программой. Поставить, бахнуть, взять другу. Куда летят поленья – хуй его знает.
– Ты косплеишь Челентано? – слышу голос за спиной как раз в тот момент, когда ставлю новое бревно.
Заяц.
Я слышу ее запах даже на расстоянии.
Почти не прицеливаясь, раскалываю деревяшку надвое. Спихиваю лишнее ногой.
Поворачиваюсь всем телом.
Она, бля, издевается?!
Стоит тут в этой дурной куртке, джинсах и – пиздец полный! – розовых кроссовках на тонкой подошве, с косичками.
– Заяц, вали отсюда, – очень честно предупреждаю я.
– Я хотела отдать это сама, – смело смотрит мне в глаза, протягивая маленькую коробку в зеленой обертке и с кривым бантом.
– Зай, правда, если я к тебе подойду… В общем, не доводи до греха.
– Не понимаю, о чем вы, Марк Игоревич.
На мгновение ее лицо теряется за облачком пара, которое вырывается из раскрытых губ.
Я просто разжимаю пальцы, даю топору упасть куда-то в вытоптанный снег.
Иду к ней – три шага.
Ровно три.
Пятерней за грудки.
Как глупого бесстрашного зверька.
– Ма… – Она пугается. Но… – Марик… ты чего?
Меня так никто не называл.
Никогда.
Поэтому в жопу все: Милу, малахольного, эту поганую реальность, в которой Заяц мне не обломится никогда, хоть усрись.
Я так жадно ее целую, что зубами об зубы, до боли.
Губы на мгновение немеют.
Заяц пытается сжать губы, но я раскрываю их своими.
– Марик… – теперь уже мне в рот.
Так тихо.
Тише, чем шепотом.
И сама обхватывает мой язык губами, сосет его так, что у меня нервы лопаются с кровавыми брызгами.
Я сейчас сдурею.
Еще немного – и выебу ее раком прямо здесь, и пусть мне Вовка потом хоть башку прострелит.
Алиса начинает легонько ворочаться в моих руках, и я нехотя разжимаю пальцы, хоть желание в башке торчит только одно – бросить ее на плечо и отвезти в свою берлогу. Подальше от этого малахольного.
Только это же Заяц – она такой крик поднимет, что только держись.
У нее в башке до сих пор такой ветер, что порой мне хочется реально хорошенько ей всыпать, чтобы через жопу дошло до головы, что нужно отвечать за последствия своих поступков.
Заяц делает шаг назад, втягивает в рот нижнюю губу и выразительно скребет по ней зубами, как будто хочет что-то распробовать. Пару раз «промахивается», настраивая правильное выражение лица. Палится ну точно как малолетка. Думает, что красные щеки и скачущая грудь ее вообще ни хера не выдают. Что можно провести сорокалетнего мужика с багажом баб за плечами этими детскими фокусами в духе: «Я не поняла, что это было».
– Мне, кстати, понравилось, – немного прищуриваюсь.
– Ничего особенного, – пожимает плечами Алиса. – Но попробовать стоило.
– Я про Марика, – обламываю ее. – А так да – ничего особенного.
Она поджимает губы. Сильно и зло.
Сжимает свои заячьи кулаки и вряд ли замечает, что громко сопит, раздувая ноздри, словно огнедышащий дракон.
Я не знаю, что за «большая и светлая» у нее с этим мужиком, но прямо сейчас хочется пойти, вытащить его за шиворот, как котенка, и втолковать, что когда на улице крепкий минус, твоя баба должна ходить в сапогах на, блядь, нормальной подошве, а не в тряпичных кедах с распродажи за триста рэ. Даже если вы приехали на машине. У Зайца реально жопа в голове, и мужик, который будет рядом с ней, должен понимать, что это чудо надо дрессировать и воспитывать, пряником и ремнем, и жестким сексом, потому что – уверен в этом – именно так она и любит.
– Вообще ничего особенного, – фыркает Заяц, и это первый раз на моей памяти, когда у нее нет шпильки в ответ.
Ну, надо же.
Целоваться любишь, Зай?
– Будем считать, что…
– Будешь, – поправляю я, краем глаза замечая непонятную тень в окне второго этажа, через которое нас с Зайцем хорошо видно. – Я как-нибудь без длинных заячьих ушей разберусь, что мне считать.
Мила убежала куда-то на веранду, Вовка вроде в гараже. Кто тогда за нами подсматривает? Вовкина жена? Малахольный?
Если честно, вообще не парит, даже если нас спалила мама моего Зайца.
Разрулю.
Но Алиса замечает мой взгляд, поворачивается и суетливо поправляет сильно сползший на бок шарф.
– С Новым годом вас, Бармаглотище, – скалится в нервной и вообще не искренней улыбке. – Порадуйте жену хорошим подарком, а то она очень нервная.
– Вали отсюда, Зай, а то на хер загрызу.
Она убегает и правда почти вприпрыжку.
Глава тридцать четвертая: Сумасшедшая
– Алиса? – Мама появляется на ступенях как раз в ту минуту, когда я пулей залетаю в дом.
Когда мы десять минут назад вручили моим родителям внушительный пакет с подарками (там всякая недорогая, но полезная ерунда), отец утащил Андрея показывать хобби всей своей жизни – какую-то старую машину даже не знаю какой марки. Сам в ней ковыряется, когда нужно снять стресс после очередной нервной сделки. И думает, что всем на свете мужчинам интересно ржавое железо времен второй мировой.
– Мам, мы уже поедем, хорошо? Пока доберемся, еще поспать хотя бы пару часов, чтобы не клевать носом оливье.
– Алиса, подожди минуту.
У нее необычно строгий голос.
Когда привезла Андрея, она чуть не соловьем пела – такая была довольная, хоть все равно шепнула, что ей было бы спокойнее, встречайся я с ровесником. Но Андрей в его очках, стильном свитере и брюках… Он покорил бы любое, даже каменное женское сердце.
– Что-то случилось? – на всякий случай осторожно интересуюсь я.
Обычно эта характерная «воспитательная» нота в ее голосе появлялась, когда я умудрялась очень крепко провиниться. Не так, чтобы часто и в основном в младшей школе. И точно не после того, как я на четвертом курсе переехала жить в простую, но зато снятую на собственные кровные «кирпичную коробку».
Мама подзывает меня пальцем и, когда становится понятно, что ничего другого я от нее не добьюсь, приходится подняться на второй этаж.
Нарочно громко топаю ногами.
Хочу уехать как можно скорее.
Меня уже вообще не должно здесь быть.
Подальше от… Марика. Это я сказала?! Где были мои мозги, господи?
Мама становится у окна и, когда выглядываю наружу, все становится на свои места.
Там Бармаглот. Колет дрова.
– Мам, я все объясню. – Черт. Блин.
– Алиса, ты хоть иногда думаешь, что делаешь? – Нет, она не ругает и не кричит. Она просто держит руки скрещенными на груди и смотрит на меня с таким разочарованием, что хочется сквозь землю провалиться. – Алиса, ты привезла симпатичного молодого человека, чтобы познакомить его со мной и с папой. Ты будешь встречать с ним Новый год. И я, поверь, знаю, что после шампанского и курантов вы не сядете играть в домино. И… Марк?! Алиса, он женат. Он друг твоего отца. Он на шестнадцать лет старше тебя.
– Я помню! – огрызаюсь в ответ. Вспыхиваю – и тут же гасну. – Это не то, что ты думаешь.
– Алиса, это именно то, что я думаю. Ты… ведешь себя очень недостойно.
– Ага, – искренне соглашаюсь я.
– Он твой любовник?
– Что?! – трясу головой и нервно смеюсь. – Нет, мам, я бы никогда… Я бы…
Я уже давно это самое «когда».
Я дала себя поиметь в клубе.
Я провела ночь в его квартире, ходила полуголая по его дому.
Я целовалась с ним пять минут назад.
– Мам, у меня просто… все сложно. – Так себе оправдание, но другого нет.
– Я очень уважаю Милу. – Мать берет мое лицо в ладони и заставляет посмотреть ей в глаза. Кажется, немного смягчилась, но мне от этого вообще не легче. – Она – хорошая женщина. Я бы никогда не желала узнать, что моя дочь спит с женатым мужчиной и, не дай бог, планирует увести его у законной жены. Это был бы слишком сильный удар. Даже думать не хочу, что было бы с отцом, если бы…
Она делает многозначительную паузу.
– Мам, правда, не о чем беспокоится. Просто у Марка не очень ладится в личной жизни, мы с Андреем… прошли долгий путь. И как-то все смешалось. Знаешь, как это бывает, когда собираешься печь французский бисквит, а получается лаваш.
– Давай без твоих этих непонятных метафор. – Она все-таки оттаивает и обнимает. – Горе ты мое, бестолковое.
На прощанье она крепко меня обнимает и еще раз выразительно заглядывает в глаза.
Быстро чмокаю ее в щеку и убегаю так, словно под моими ногами плавится земля.
Стыдно – хоть провались.
Я всегда хотела быть гордостью своей семьи.
Всегда хотела добиваться всего сама, чтобы когда-нибудь мой отец сказал: «Эта Звезда – моя дочура, завалите рот все, кто думал, что мозгов у нее хватит только чтобы транжирить мои деньги!» Страшно представить, что было бы, если бы нас с Бармаглотом заметил отец.
Щеки горят так сильно, что прикладываю к ним ладони, но это все равно не помогает.
Никогда еще мама не смотрела на меня так, словно я стала ее самым большим разочарованием в жизни, а заодно провалом в воспитании.
Правда, что же я такое все время творю?
– Эй, ты решила сдать армейские нормативы по бегу? – слышу знакомый смех и с облегчением падаю в руки Андрея. Только сейчас осознаю, что меня трясет. Андрею даже приходится посильнее прижать меня к себе. – Что случилось? Ни на минуту нельзя оставить одну.
Его голос звучит искренне обеспокоенным.
Я задираю голову, лишь через мгновение спохватываясь, что у нас не такая большая разница в росте, и можно не бояться, что шея, не выдержав напряжения, треснет.
Слишком громко и с облечением выдыхаю, потому что за стеклышками очков – темные глаза. Очень темные, с почти потерянным в черноте зрачком.
– Что случилось? – Андрей прикладывает тыльную сторону ладони к моей щеке, хмурится, трогает мой лоб. – У тебя как будто температура.
– Все нормально, – еле-еле выдавливаю улыбку. – Немного разволновалась со всеми этими очень домашними, но очень нервными праздничными хлопотами.
– Точно?
– Ага. – Чтобы не выдать себя, прижимаюсь к нему, прячу лицо на плече и, уткнувшись в мягкий свитер, бормочу: – Я рада, что вы с папой нашли общий язык. Ты ему понравился, Март.
– Откуда такая уверенность? – хмыкает он.
– Потому что Волков-старший не гоняется за тобой с ружьем.
– А были прецеденты? – Андрей икает как будто нарочно, но все же нервно. – О таких вещах можно предупреждать и заранее, Выдумщица.
Я, немного успокоившись и взяв себя в руки, отодвигаюсь и снова заглядываю ему в глаза. На этот раз совершенно точно зная, какого они цвета и на сколько нужно задрать голову.
Теперь все в порядке. Никаких ненужных неправильных мыслей.
– А что мне нужно было сказать? «Если мой папа решит, что ты «со странностями», он может сделать тебя богаче на пару дырок?»
– Нет, – улыбается Андрей, хулиганисто оглядывается по сторонам и притягивает к себе для мимолетного «чмока» в губы. – Намека о том, что у твоего отца есть огнестрельное оружие и он знает, как с ним обращаться, было бы достаточно.
Я довольно жмурюсь. Он даже пахнет понятно – всегда одинаково.
Алиса, включи мозги.
Это – тот самый мужчина. А шатает тебя просто от страха, что на этот раз все серьезно.
Это паника.
Вспомни, общая психология, первый курс.
– Точно хорошо себя чувствуешь? – Андрей еще раз трогает мой лоб.
– Ммм… – Я прикусываю нижнюю губу и немного склоняю голову на бок. – Буду чувствовать себя еще лучше, если ты прямо сейчас забросишь «сопротивляющуюся добычу» на плечо, отнесешь в машину, привезешь свой честно выстраданный трофей домой и надругаешься над ним всеми возможными развратными способами.
Мне приятно видеть, как улыбка медленно сползает с его лица, губы приоткрываются, а взгляд становится темнее полного абсолюта.
– Прямо сейчас? – уточняет он. Берет за руку и уверенно ведет к выходу. – А как же попрощаться с мамой?
Меня передергивает.
– Я уже попрощалась за нас обоих.
– Тогда, жертва, домой. – Оглядывается и довольно усмехается. – Заодно проверю, сколько моя черепаха выжимает на максималках.
Я скрещиваю пальцы на удачу, чтобы не встретить Бармаглота во дворе.
С облегчением забираюсь в салон машины Андрея.
И выдыхаю, когда отъезжаем от дома без приключений и ненужных встреч.
