Текст книги "Забудь обо мне (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)
Глава шестьдесят седьмая: Сумасшедшая
Примерно через неделю после нашего с Бармаглотом официального расставания, я понимаю, что моя жизнь скатывается в какое-то, как любит говорить Танян, полное УГ. Для этой аббревиатуры есть очень понятная расшифровка в первой же ссылке любого поисковика.
Я хожу на работу и хорошо справляюсь со своими обязанностями.
Но иногда мне хочется убивать нерадивых родителей моих второклашек.
Я хожу на курс «Французская кондитерская выпечка» и делаю там огромные успехи.
Но иногда мне хочется убивать нерадивых сокурсников, которые пришли на сложный дорогой курс, не имея даже малейшего представления о том, какой плотности должны быть правильно взбитые белки.
У меня случился удачный день шопинга, я вернулась домой с целой кучей хороших недорогих вещей и оделась с ног до головы до конца весны и на всю предстоящую осень.
Но мне хочется «убить» кроссовки, которые все равно не того самого оттенка, а заодно свитер крупной вязки, на который по неосторожности тут же сажаю стрелку.
– У тебя острый недоёб, – говорит Танян, сидя у меня на кухне, пока я упражняюсь в готовке французских сырных палочек. – Когда хочется убивать – это край, подруга.
– Почему ты все всегда сводишь к сексу?! – возмущаюсь я и начинаю жалеть, что пригласила ее в гости.
Как бы не огреть чем-нибудь тяжелым в сердцах.
– Все, решено! Я знаю, что с тобой делать, бедная моя дряхлая целка!
Меня всегда настораживает, когда она начинает вести себя словно Ленин на броневике, а в особенности если еще и вот так решительно хватается за телефон.
– Вот, дело сделано, – говорит уже через пару минут, причем сияет, как майская роза.
– Что-то подозрительно быстро, – кошусь на нее с недоверием и подозрением. – Ты продала мою девственность? Если что – ее давно уже как бы… в общем, не существует.
– Дура ты, – показывает язык Танян и даже для дела пару секунд дуется, что я не ценю ее заботу. Но быстро переключается, потому что ей не терпится похвастать, какая она молодец. – Я записала тебя на быстрые свидания, на сегодня, на шесть вечера. Так что у тебя есть примерно три часа, чтобы закончить свои булки, надеть боевой раскрас и найти себе, наконец, нормального мужика. Только имей ввиду, – снова врубает мамкину строгость, – пока я его не одобрю – хрен он к тебе хоть пальцем дотронется.
– Ну отлично, прямо так и скажу ему в первые пять минут разговора.
– Лучше еще раньше, – на умняке говорит Танян. Потом с самым наглым видом вырывает страницу из моего любимого ежедневника, чуть не доводя меня этим до инфаркта, и что-то пишет на ней маркером.
Показывает.
«Осторожно, у этой телочки злая подруга!!!» – написано там.
– Вот это сразу держи в руках.
– Ага, как святое писание от неадекватов, – все еще не понимаю, как ей удается каждый раз втягивать меня в какие-то авантюры.
Но… почему бы и нет?
Во всяком случае у меня все равно нет других планов на вечер.
И я все равно ни с кем не буду ничего планировать: как бы там ни было, но лучший способ передохнуть от мужиков – это просто передохнуть от мужиков. Вообще. Абсолютно ото всех.
На быстрые свидания я одеваюсь, как рекомендуют в памятке для новичков, в удобную и комфортную одежду, максимально соответствующую моему повседневному виду и отражающую мой внутренний мир. Судя по моему худи с глубоким капюшоном и надписью «Да *бись оно все конем!», джинсам и пацанским ботинкам, у меня очень… гммм… глубокий внутренний мир.
– А у тебя с Виноградовым в этот раз все серьезно? – спрашиваю Танян, когда оказывается, что записала она и себя тоже.
– Ой, да ну его в жопу! Мамочкин сынок! Пиздабол!
Милая женщина преклонных лет, которая все это организовывает и только что проверила наши данные, смотрит на нас как на двух говорящих крокодилов, но все-таки предлагает занять места за столами.
Когда начинается мое первое «экспресс-свидание», я чувствую себя человеком, которого пригласили на вечеринку и забыли сказать, что это будет вечер воспоминаний. Моему кавалеру лет под пятьдесят. Серьезно. И выглядит он не как мой папа, который молодится и бегает в качалку, как мальчик, а как среднестатистический маменькин пончик: с животом, в странном свитере и с прической какого-то советского кроя.
И рассказывает он только анекдоты.
Какие-то настолько древние, что я не понимаю их смысл. А когда имею неосторожность спросить, кто такой Леня Голубков, он прямо светится от счастья, потому что собирается меня впечатлить интересной беседой.
Моему второму кавалеру лет столько же, сколько и мне – ровно двадцать четыре.
И он рассказывает о своей крутой тачке, которую ему подарил отец. И о его бабках, которые ему дает отец. И о работе, которая у него вроде как тоже есть, и ее – угадайте, что? – тоже подогнал отец.
Кажется, ему вообще плевать, что за положенные пятнадцать минут я успеваю сказать всего шесть слов. Он явно пришел сюда чтобы рассказать всем, какой он любимая папина бубочка.
Третьему около тридцати, и он как-то подозрительно сразу говорит, что любит садо-мазо, и ищет для себя госпожу. И ничего больше.
Я говорю, что не госпожа и предпочитаю мужское доминирование.
Он говорит: «Понятно. Печально. Жаль».
И остывшие четырнадцать минут мы оба смотрим на часы.
А четвертым…
После мистера Откровенность даже не хочу смотреть на своего нового собеседника, так что, когда он вдруг как-то очень подозрительно откашливается в кулак, я вскидываюсь примерно в то же время, что и сжимается моя задница. От очень плохого предчувствия.
– Привет, Лисица, – улыбается Март. – Это судьба, согласись.
– Это лютая хрень! – громко шиплю я.
И Андрей смеется.
Чтобы не впасть в панику сразу, осматриваюсь в поисках Танян. Подруга сидит через три стола от меня и так увлечена разговором со своим собеседником, что даже не видит, как жизнь лучшей подруги второй раз по ее вине начинает катиться под откос.
– Так, мне это уже надоело, – говорю в сердцах и хлопаю ладонями по столу, намереваясь встать.
Март успевает схватить меня за руку.
Дергаю ее так резко, что боль ударяет в плечо и заставляет поерзать на стуле.
– Алиса, у нас есть законных пятнадцать минут чтобы просто поговорить.
– Уже четырнадцать, – поправляю я.
– Тем более я бы не хотел тратить это время впустую.
У Андрея на удивление спокойный и даже миролюбивый голос. Не орет, не покрывает матом, не говорит, в какое место мне засунуть наши отношения. В общем, не делает ничего из того, что обычно. Наоборот – как будто новый человек: то же красивое лицо и стильный вид, но вместо дорого парфюма от него пахнет смирением.
«Откуда что берется!» – говорю себе мысленно и даю обещание, что наш вынужденный диалог прекратится сразу же, как выйдет время.
Ни секундой больше.
– Я тебя не задержу, Лисица, – покорно улыбается Март. – Обещаю.
– Знаешь, что можешь сделать со своими обещаниями? – слишком резко отвечаю я.
– Догадываюсь. Прости, что дал повод думать, какой я неадекватный.
Мммм… Я прячу руки под стол и украдкой щипаю себя за запястье, где кожа очень тонкая и боль дает понять, что все происходит в реальности. Что вот этот милый искренне раскаивающийся мужчина – не плод моего триумфально-торжествующего сна.
– Очень многое можно понять, когда вдруг видишь женщину своей мечты рядом с другим мужиком, – говорит Март, рассеянно поглаживая дужку очков. – Особенно когда она улыбается, выглядит счастливой и удовлетворенной… гмм… во всех смыслах этого слова.
– «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравится мы ей»? – говорю в ответ.
– Поверь, Лисица, я и без Пушкина в курсе, что ответка прилетает очень болезненно. И уж если цитировать, то лучше Онегина.
Господи, ну кто так разговаривает с бывшей?
Мне же даже зацепиться не за что, чтобы сказать, какой он осел и баран, потому что он уже сам это признал, согласился и даже у Магдалины был менее кающийся вид, чем у Марта сейчас.
– Это что – какая-то новая стратегия по возращению дуры бывшей? – не могу удержаться от едкого предположения. – Новая тактика? Раз она теперь свободна – можно лить в уши всякую ванильную ерунду и все прокатит?
– Ты… свободна? – Андрей выглядит искренне удивленным.
Не быть мне разведчиком, и где-то там, в мире литературных книг, полковник Исаев разочарованно прикладывает ладонь к лицу, выражая этим все, что он обо мне думает.
Глава шестьдесят восьмая: Март
У Лисицы немного отрасли волосы и даже в ужасном худи и с матерными словами она выглядит милой и женственной. Настолько хорошенькой, что хочется забросить на плечо и просто унести из этого дурацкого места.
В жизни бы не пришел на такое мероприятие, если бы пару часов назад мне не написала ее подруга: «Хочешь Алиску – могу дать шанс ее вернуть, только если снова обидишь – найду самые тупые ржавые ножницы и недрогнувшей рукой отрежу тебе бубенчики».
После этого сообщения я понял две вещи: в моем возрасте таких друзей, как эта бойкая девица уже не найти, но я бы отдал душу за товарища, который бы иногда творил аналогичную хрень для меня, и мне правда нужен этот шанс с Лисицей. Потому что с Диной у нас давно все расклеилось.
Точнее говоря, мы просто снова разбежались каждый в свой угол – и я свел общение к паре звонков в неделю. Просто чтобы у меня был запасной аэродром.
Но если мы с Алисой снова помиримся – я готов послать Дину раз и навсегда.
Насовсем.
И Машу вместе
Но Алиса…
Она как какое-то наказание мне за все прошлые ошибки.
Как будто все мои бывшие скинулись на кармическое колдовство, и в результате девчонка, которая на первом свидании зацепила меня только шикарными сиськами, вдруг превратилась в навязчивую идею.
– Как поживает Дина?
И этот вопрос я тоже ждал.
– Мне все равно, как она поживает, но если тебя так волнует ее судьба, то могу сказать, что месяц назад она собиралась делать крутую сьемку для модного журнала где-то в теплых странах под пальцами и с лазурной линией берега. И это все, что я знаю, потому что с тех пор мы не общались.
Я перестану общаться с Диной полностью, как только мы с Алисой помиримся. Но совершать ту же ошибку, что и в прошлый раз, когда моя попытка быть честным вышла боком, больше не буду. Да и какой в этом смысл, если мы с Диной действительно снизили градус общения до минимального?
– И тебя так просто отпустили? Не верю.
– Имеешь полное право. Но я говорю правду.
В моей нынешней системе ценностей я не кривлю душой, считая себя свободным мужчиной, потому что в моей жизни нет никакой постоянной партнерши с серьезными обязательствами, у меня никто не живет, я ни за кого не несу ответственность. И единственная женщина, у которой есть ключи от моей квартиры, сидит напротив.
– Алиса, мне очень стыдно за все те слова, которые я говорил. В особенности за резкие слова. И я…
Она поднимает палец, как бы намекая, что мне лучше закрыть рот, и показывает выразительный мыслительный процесс.
Я мысленно готовлюсь услышать, какой хуевый.
– За те резкие слова, где ты об измене со старым козлом, и о том, на какой детородный орган мне пойти?
– Мне правда жаль, что я вел себя как подросток.
Когда женщина права – нужно признать, что она права. Иначе примирение вообще не имеет смысла. Даже если я вряд ли когда-то смогу переварить ее измену. Но вся суть отношений, как оказалось, свелась для меня к тому, что с Алисой и ее заебами мне лучше, чем без нее и в полном покое.
Ведущая всего этого дурацкого свидания дает команду поменять партнёров, но Алиса, вместо того, чтобы пересесть, встает и бежит в фойе. Я кивком извиняюсь за нас обоих и выхожу следом. Она уже забирает куртку у гардеробщицы и выскакивает на улице. На мне только пиджак, поэтому я выхожу за ней без заминок.
Ловлю за руку, тяну на себя, и Алиса, стараясь не поворачиваться ко мне лицом, пытается вырваться. Свободной рукой разжимает мои пальцы, но я успеваю перехватить ее за плечи и притянуть к себе.
Град ударов кулаками мне везде, куда попадет, тоже принимаю спокойно и заслужено.
– Ты! Просто! Мудак! – Лисица бьет наотмашь, уже даже не скрывая, что плачет. – Проклятый предатель! Убирайся! Видеть тебя не…
Не знаю, как мне это удается, но за долю секунды успеваю разжать руки и тут же обхватить ими ее лицо.
Притянуть к себе.
Жадно вдохнуть ее какой-то особенный запах, пополам с ароматом терпкого и еще прохладного весеннего вечера.
И глаза у нее вот так – просто невероятно огромные.
Хоть несмотря на остроту момента, внутри меня закипает дикая злость, стоит вспомнить, что вот это все – мое – лапали руки другого мужика.
Но я проглатываю унижение.
– Только попробуй меня поцеловать, – шипит как дикая кошка.
– Врежешь по бубенчикам?
– Говоришь, как Танян, – фыркает она.
А ведь правда, в моем лексиконе таких слов никогда не было.
Так что самое время закрыть Лисице рот, пока она не врубила мозги и не составила вполне логическую цепочку выводов.
– Мартынов, даже не смей, – продолжает сопротивляться Алиса, хотя мне кажется, что предел ее «положенного периода сопротивления» вот-вот закончится. – Я тебе язык откушу, понял?
– Зачем мне язык, если не будет тебя? – пошлю, нарочно медленно проводя им по губам, чтобы она вспомнила все те пошлые сообщения, которые слал ей когда-то.
– Чтобы ублажать всех своих бесконечных баб? – язвит уже откровенно слабо.
– Нет никаких баб, Волкова. Только ты. Вот так во мне застряла. Самому удивительно.
Это чистая правда.
В ней нет вообще ничего такого, на что я обычно «клюю» – роскошная грудь не в счет – и что обычно ищу в женщине, с которой собираюсь провести определенный отрезок своей жизни. Она наоборот – полная противоположность того, что мне нужно. И теперь совершенно точно знаю, если бы в то наше первое свидание знал, что все так обернется – просто свалил бы на хер, даже если бы это выглядело трусостью. По крайней мере, мои мозги были бы в порядке. И план на жизнь – тоже.
Но теперь уже не важно.
Я все равно маниакально повернут на этой ненормальной девушке.
– Ты идиот, если думаешь, что я снова…
Ок, я идиот, Лисица, но разговор сейчас не об этом.
Рискую, когда опускаю руки ей на талию и притягиваю к себе так крепко, что нам обоим приходится сделать глубокий вдох.
Наконец-то Алиса приспускает маску молодой стервы, и на ее лице читается знакомая мне паника пополам с надеждой.
– Мне тоже очень страшно, Волкова, – говорю со всей серьезностью и даже почти искренне. Потому что практика показывает, что постоянные шторма могут потопить даже самый крепкий корабль. Но, может, лучше тихонько лежать вдвоем на дне, чем плавать не с теми?
Глава шестьдесят девятая: Сумасшедшая
Мне так хочется ему верить, что предает собственное тело.
Как будто внутри меня все подчинено не законам биологии, а настроению маленьких чертей, фей и демонов, у которых именно сегодня громкая пьяная вечеринка, и за мной не присматривает даже команда экстренного контроля.
Господи, о чем я только думаю?
Какие демоны? Какие черти и пьяные феи?
– Мне не страшно, – бормочу в ответ на признание Марта.
Нужно держаться ради себя и своих принципов.
Я смогла вышвырнуть из своей жизни одного мужика, смогу выбросить и другого.
Потому что оба эти пути – в никуда.
А чтобы освободить свою жизнь для чего-то нового, нужно избавиться от всего старого.
В особенности от мужиков.
Чтобы начать все…
Я не успеваю закончить мысль.
Голова начинает кружиться очень сильно, потому Андрей ловит момент моего безволия и крепко прижимается губами к моим губам.
Я хочу закричать, оттолкнуть его, но вместо этого лишь открываю губы для его языка и горячего страстного поцелуя, от которого подкашиваются ноги.
Глаза закрываются, хоть я изо всех сил стараюсь не поддаваться последней слабости.
В ушах приятно шумит.
Сердце сначала пускается в галоп, а потом вдруг резко останавливается и начинает биться очень мягко, с оттяжкой, словно лежит в липовом меде и едва шевелится.
Его губы настойчивые и твердые, снова порядком отросшая бородка приятно прикасается к моему подбородку. Никаких жестких щетин, после которых остаются царапины. Никакого Барма…
Мозг медленно, но все равно заводится.
Я понимаю это, когда упираюсь ладонями в грудь Марта и с силой его отталкиваю.
Он рассеянно делает пару шагов назад, и еще пару секунд стоит с поднятыми руками, не понимая, что происходит.
– Думаешь, все так просто?! – Сама не ожидаю, что простой упрек превратится в крик.
Видимо, мне все еще больно.
Сверху покрылась коркой, но под ней лава еще убийственно горячая.
– Лисица, да что, блин с тобой такое?! – Андрей вскидывает – и беспомощно опускает руки. – Я люблю тебя. Я жду тебя уже хер знает сколько. Мне хуево без тебя. Хуже, чем думать, что ты… мне…
Ему так и не хватает смелости закончить, так что делаю это за него.
Потому что я не святая, неправильная и не со всех сторон идеальная женщина для модного архитектора. Я – Сумасшедшая Алиса, и он никогда не примет меня такой.
– Я тебе изменила с другим мужиком, да! – ору ему в лицо, наседая, словно это я выше и сильнее. – Я – блядь! Ну, называй вещи своими именами, правильный хороший мужик! Куда уж мне до твоей святости!
– Что ты несешь? – Март тяжело вздыхает. – Волкова, я же правда стараюсь. И хочу все забыть.
– А ты не старайся. – Боль внутри такая сильная, что хочется плакать. Но я же больная, где женщины отпускают тоску слезами, я начинаю нервно ржать ей в лицо. – Мне твое прощение не нужно! Понял? Нет? Не-нуж-но!
По слогам, просто для того, чтобы смотреть ему в глаза и увидеть – он, наконец, услышал.
– Исчезни из моей жизни, Март. Просто, наконец, исчезни. И перестань появляться. Переходи на другую сторону улицы, если когда-то меня увидишь. Удали все мои контакты. Сделай лоботомию и вырежи все воспоминания обо мне. Потому что я недостойна светлого идеального Андрея Мартынова.
– Алиса…
– Точка, Март. – Улыбаюсь уже почти спокойно и с грустью. – Уже апрель.
Я поворачиваюсь и, стараясь держать спину ровно, иду куда глаза глядят.
Только внутренний компас не дает врезаться в фонарный столб.
Домой идти не хочется, потому что там меня тоска заест без соли.
И бродить под дождем – может, не такая уж плохая идея, но явно не когда в понедельник на работу и болеть нельзя от слова совсем, потому что со своим растяжением я уже и так побила все рекорды «нетрудодней».
Достаю телефон и даже не обращаю внимания, что экран заливают тяжелые дождевые капли.
Я уже порядочно мокрая, так что лучше бы человеку на том конце связи ответить.
Даже если орал, чтобы больше не звонила и не писала.
И что никогда не разведется.
Дернул же меня черт за язык, господи? Что с моей головой случилось?
Бред, который я тогда несла, не могу оправдать даже месячными.
Бармаглот долго не отвечает. Так долго, что во мне начинает просыпаться странная и неприятная паника.
Что на этот раз все.
Совсем-совсем, черта, точка, о которой я только что кричала Андрею.
Я набираюсь смелости и через пару минут набираю его снова.
И снова тишина.
Ну и пошел ты в жопу, гордый какой!
Тошно.
Плохо.
Мерзко от самой себя, что меня шатает, словно известно что в проруби, но и иначе не могу. Не хочу выбирать между женатым и статусом любовницы, и свободным, который слишком хорош для малолетней… неопределившейся Лисицы.
Ловлю такси.
Забираюсь в салон и, не обращая внимания на гневный взгляд водителя в зеркале заднего вида, отжимаю с волос дождь прямо на пол. Встряхиваю их, пытаюсь привести себя хоть в какой-то божеский вид.
Называю адрес.
Прошу сделать звук погромче, потому что по радио как-раз поет о разбитом сердце какая-то хриплая американская певица. Кажется, у нее бритая голова и пирсинг в носу. Может, и мне побриться? Резко сменить жизненный вектор и не размениваться на классику: каре, цвет волос и пьяные звонки Танян с признаниями, какие мужики козлы.
Может, пора стать лесбиянкой?
– Приехали, – говорит таксист, потому что до меня не сразу доходит, что машина остановилась еще минуту назад.
Сую ему деньги, шатаясь, как будто правда пьяная, иди до двери.
Захожу в подъезд, потом – в лифт.
Пока кабинка поднимается, снимаю пальто и свитер и перед дверью стою в одном лифчике и джинсах.
Проворачиваю ключ в замке.
В прихожей полумрак, но из гостиной льется теплый приглушенный свет.
Захлопываю дверь в отместку громко, как он тогда.
Прислоняюсь плечом к стене и жду.
Бармаглот выходит навстречу, и я невольно слишком громко выдыхаю.
Сейчас даже кажется странным, почему меня раньше к нему не тянуло. Когда мужик такой огромный качок, что по нему можно ползать, словно по бескрайним прериям Африки – это же просто кайф.
– Зай, какого хуя мокрая в такой собачий холод? – вместо «привет, я соскучился». – И, блядь, голая?
Я пожимаю плечами.
– Потому что дура. Прогонишь?
– Как раз раздумываю, – не щадит меня он.
– Учтите, тогда я сразу пойду топиться в Москву-реку.
– Ты совсем что ли ебанулась?
– Неа, – качаю головой. Бросаю вещи на пол, потому что держать их нет сил. Стаскиваю джинсы вместе с трусиками. Бретелями лифчика по плечам и вниз, чтобы просто сполз мне на талию. Стою перед ним вся голая, но одежда – это ничто. Я собираюсь вскрыть душу, и будь что будет. – Если вы разведетесь с супер-женой Милой, я выйду за вас замуж, Марк Игоревич. Алиса Миллер, кажется, отлично звучит?
Он минуту смотрит на меня и даже не пытается сделать шаг навстречу.
Приходится идти самой, оставляя за собой дорожку мокрых следов.
Становлюсь так близко, что кажется, будто пустоглазые черепа на его руке смотрят на меня с осуждением и возмущением. Я щелкаю один по дырке на месте носа.
Смеюсь.
Всхлипываю.
Неужели я – вот такая? – совсем никому не нужна?
– Ну скажите уже что-нибудь, Бармаглотище, – снова шмыгаю носом. – Или я ошиблась адресом?
– Хорошо, Зай, – он в отместку тоже щелкает меня по носу. – Будет тебе развод. И будет тебе свадьба.
Я хочу выдохнуть с облегчением, но вместо этого он взваливает меня на плечо и, ругаясь по пути, какая я бестолковая, несет в ванну.
Усаживает, включает на всю катушку воду в раковину, пробует, чтобы не была слишком холодная или горячая – всегда так делает.
Сворачивает кран в ванну, щедро сыплет под струю простую морскую соль зеленоватого цвета – это я ее притащила, чтобы был маленький ритуал красоты. Единственная, кажется, банка из всех, которые женщина никогда бы не привезла к мужику в квартиру в первую очередь.
Пока набирается вода, усаживаюсь, как в детстве, поджимая колени к груди. Обхватываю их руками. Бармаглот возится у меня за спиной, а я разглядываю полочки в ванной, на которых почти ничего нет, кроме спартанского мужского набора красоты: шампунь, гель для душа, модная электробритва, пара банок с пенками для бритья и лосьон после него.
Мы встречались чуть больше месяца, я бывала здесь через день, но, если посмотреть, в холостяцкой берлоге Миллера нет и намека на присутствие женщины. Только банка с солью. Такой же соленой, как моя расшатанная жизнь.
– Подвинься, Зай.
Даже не спрашиваю, что он там задумал – послушно двигаюсь вперед.
Ванна у него большая, просторная, так что, когда забирается сзади – прямо в домашних штанах – и вытягивает ноги по бокам от меня, я не чувствую себя скованной.
– Душ дай.
Снова слушаюсь, протягиваю ему шланг и переключаю воду.
– Когда же ты начнешь включать голову, Зай, – вздыхает, направляя тугие теплые струи мне на затылок.
– Когда выросту? – предполагаю в ответ.
– Нуууу… судя по размеру твоей груди, Зай, выросла ты уже давно.
Не хочу улыбаться.
Но губы растягиваются сами собой и я, зачерпнув немного воды, брызгаю назад.
Фыркает, немного тянет за волосы.
И укладывает на себя.
